Слева - навылет

      Квартира встретила Гермиону лучшими запахами, которые только можно встретить в районе Бладсити: овощи в духовке, индейка, немного специй — ровно столько, сколько не раздражает нос — красное сухое и свежая кровь.       Четвертая отрицательная, предположительно. Редкий деликатес.       Стряхнув с себя снег и потоптавшись на коврике, Гермиона закинула ключи в ключницу, отправила пальто в гардеробную и, остановившись на пару мгновений у зеркала, задумалась.       По какому случаю в доме такая редкость?       — Здравствуй, дорогая, — талию обвили родные руки, носом Драко зарылся в ее волосы.       Гермиона на секунду прикрыла глаза, наслаждаясь мгновениями нежности. Прижалась теснее.       — Привет, — она чуть сместила голову, мазнула губами по точеной скуле. — Что у нас за праздник?       Хмыкнув, Драко покачал головой, мол, ну как так можно?       — Ты снова забыла про годовщину?       — У нас их столько было, слушай, — фыркнула Гермиона и тут же осеклась. — Блять.       — Вот-вот. Это у нас их было сотни… а для него — первая. К тому же, — в бархатный голос закралось веселье, — ты помнишь, что он нам обещал?       Наткнувшись на непонимание в глазах напротив, Драко пояснил:       — Когда напился. Еще в самом начале.       Гермиона неверяще распахнула глаза, рот раскрылся идеально круглой буквой «О», но долго ее восторженное удивление не продлилось.       — Это будет особенная годовщина. Абсолютно точно, — ухмыльнулась она и как на буксире потащила Драко на кухню.       В животе подрагивало предвкушение отличного вечера, в голове то и дело вспыхивали картинки самого наиразвратнейшего содержания, но все равно у Гермионы не было никаких шансов подготовиться к открывшейся картине.       Сдержать восторженный вздох не удалось.       Кому расскажешь — не поверят.       Впрочем, в ее планы и так не входило трепаться о том, как отбитый наглухо бунтарь (по мнению общественности), очень сильный состоявшийся некромаг (по факту), оборотень Теодор Нотт (по паспорту) и ее любимый муж Тео (один из двоих) в одном черном фартуке на голое тело готовил для них праздничный ужин.       Четвертая отрицательная тонкой струйкой лилась в бокалы из плотного пакета. Тео был расслаблен, спокоен. Приятно знать, что таким он становится только с ними.       Гермионе, конечно, хотелось, чтобы его жизнь вне дома тоже была безопасной, но, увы, таков их мир. Здесь и сейчас приятно подумать о том, что только им он доверяет безоговорочно. Настолько, что позволяет находиться за спиной.       Тео отправил пакет в мусорку и повернулся в полупрофиль. Его взгляд из-под ресниц лукавил и заигрывал, сам он ухмылялся тонко.       Гермиона сглотнула.       — Привет, — протянул Теодор насмешливо.       О! Он знал о ее переживаниях, Гермиона не сомневалась. Вот только…       Маленькое наблюдение — как искра для напалма. Кто-то чужой вряд ли заметит, но только не любимая жена.       …их мальчик-война был смущен сложившейся ситуацией, но старательно этого не показывал. Пушистый пройдоха. Ладно.       Драко наблюдал за ними, привалившись к стене. В серых глазах искрилось любопытство.       Удивительно, что они смогли дождаться ее возвращения. Перед Тео, этим ходячим коктейлем Молотова из противоречий, сложно устоять…       Хорошие мальчики.       — Привет, — сказала Гермиона, чувствуя, как расширяются ее зрачки. Попросила: — Дай мне бокал с кровью.       Несмотря ни на что Теодору тоже нравилось происходящее — Гермиона видела это по бьющейся жилке на шее, чувствовала в воздухе, ощущала кожей жар, которого лишены она и Драко.       Он подошел к ней медленно, вальяжно. Смотрел в глаза с вызовом, усмехался шельма. Но что значит внешняя шелуха, если все прекрасно знают, кто в доме хозяин?       Вернее, хозяйка.       Тихая команда прокатилась по кухне мягко, ударила по их нервам сладко:       — В столовую. Оба. Тео — на стол.       Они подчинились беспрекословно.       — Драко, разденься. Ты — смотришь. Себя трогать нельзя, — прошелестела Гермиона, наблюдая, как Тео забирается на овальную столешницу, и обратилась к нему: — Сними фартук.       Она видела, что у него во рту накопилось, как минимум, с десяток острот касаемо ситуации, но он слишком хорошо знал правила, чтобы позволить им слететь в тишину комнаты. От холодного стекла по его телу пробежали мурашки — такие же, как и в моменты, когда они с Драко касались его, еще не согретые его теплом.       Он был уже возбужден.       Это льстило. И заводило.       Беглый взгляд в сторону показал, что Драко тоже все нравилось, очевидно.       — Хорошие мальчики, — похвалила Гермиона и направилась к столу, где ее ждал Теодор.       Он был слишком хорош, такой покорный, обнаженный… а Гермиона давно хотела устроить нечто похожее на то, что люди делают со взбитыми сливками. Они пробовали с Драко, раньше, но прошли века, и приелось.       С появлением Тео их жизнь заиграла новыми красками.       Он, разумеется, старался не показывать свое нетерпение, но она как никто другой знала о его жажде.       — Прикрой глаза. Не бойся, она стерильна.       Хорошо, что он сдержал обещание.       Кровь медленно полилась на вишневые губы, по алебастровой шее, затекла в ямки ключиц. Оставила тонкие полосы на ребрах, озерце в маленькой впадинке пупка. Обагрила аккуратный розовый член, затекла за яички, пролилась по левому бедру. Достаточно, пожалуй.       Узкая холодная рука легла на напряженный живот полновесно и покровительственно, размазала красное, чуть надавила. Впилась когтями — ощутимо, но не до ран. Теодор отозвался судорожным вздохом.       — Мой Аполлон, — завороженно прошептала Гермиона.       На окраине зрения жадно наблюдающий Драко откинулся в кресле. Налившийся крупный член подрагивал, на головке выступило прозрачное. «Тяжело, должно быть, смотреть и не иметь возможности коснуться» — мысленно посочувствовала ему Гермиона и, пообещав себе, что обязательно наградит его по заслугам, склонилась к вишневым губам.       Она была так близко, что испачкала свои железной солью, когда наложила ограничение:       — Не отвечай мне… никак. Полная неподвижность.       Наверняка он был возмущен подобным приказом, но глаза его были закрыты, а чтобы читать по-другому требовалась концентрация. Гермионе же было не до того: горячая вишня мягко и податливо сминалась под языком. Кожу покалывало от родного тепла.       Тео послушно ничего не делал, но было видно, как тяжело ему это дается. Он сжал кулаки, а постепенно согревающийся язык продолжил прокладывать путь по его телу вниз.       Стоит признать, ей и самой уже не терпелось, поэтому Гермиона не стала мучить его и себя слишком долго, хотя планы у нее изначально были немного другие. Просто она даже не подозревала, насколько хорош будет вкус его кожи, оттененный четвертой отрицательной.       Она на пробу лизнула розовый член. Тео беззвучно всхлипнул, а Гермиона подумала, что теперь знает, какова на вкус божественная благодать.       Удел вампиров — сосать, говорит пословица.       Очень медленно и постепенно плотно сжатые губы разъехались на налитой головке. Языком она несколько раз сильно мазнула по уретре и сразу же насадилась глубже, впустила жар до глотки.       Пословица не врет.       Из положения сбоку очень удобно одновременно жестко насаживаться на член своего мужа ртом, а другой рукой нежно массировать его яички. Гермиона прекрасно знала об этом, а знанием своим пользовалась еще лучше: судя по тому, как дышал (почти стонал) Тео, получалось у нее виртуозно.       Второй рукой она потянулась к его шее…       Хорошо, что вампирам доступны трансформации разного удобного толка.       …и сжала. Крепко, слегка перекрывая воздух — все как он любит.       В этом ее мужья были похожи, ее хорошие мальчики.       Послышался треск обивки — это Драко слишком сильно впился в нее когтями, наблюдая за развернувшимся действом. Разумеется, ему тоже хочется так.       Или немного иначе.       Мысленно усмехнувшись, Гермиона отметила, как напрягся под ней Теодор. Она сжала его шею чуть сильнее, ускорила движения головой… и — бинго! — всхлип, а затем тихий стон стали ей наградой.       Еда вампиров — кровь, написано в человеческих учебниках.       Вопреки ограничению Тео неосознанно толкнулся несколько раз ей в глотку, и это, пожалуй, можно было ему простить. В рот полилось горячее, густое, и она с наслаждением уткнулась носом в его пах, сглатывая. Все и без остатка.       Учебники не врут, в каком-то смысле, но точно не договаривают.       Вот и все. Пока что. С сожалением она мягко выпустила его изо рта, убрала руку с горла и отстранилась. Глянула на его лицо — Теодор судорожно хватал ртом воздух. Он сильно покраснел.       Гермиона ласково убрала кудрявые вихры с его лба:       — Открывай глаза, солнце, — и утонула в обожании, готовом вылиться за край карих радужек.       Слева — навылет. Голос дрогнул.       — Иди в душ… и возвращайся.       Он вопросительно поднял брови.       — Говори, — разрешила Гермиона, и Теодор выдохнул, практически сразу:       — Люблю.       Она потянула его за руку к себе. Поцеловала глубоко и нежно, влажно — после оргазма ему нужна ее близость, это любимая жена знала отлично и, что немаловажно, с радостью готова была дать.       Шепотом ответила в вишневые губы:       — Люблю. Навеки.       — Навеки.       Кто бы мог подумать, что мальчик-война — такая ласковая шельма?       — Иди, солнце. Он ждет.       Тео кивнул, а Гермиона развернулась к Драко. Ухмыльнулась, глядя на тяжело дышащего мужа, на его каменный мокрый член, бордовый от сдерживаемого желания.       Одежда упала вниз.       Сердца вампиров — мертвые, холодные, не бьются, говорят люди.       По столовой прокатился тихий приказ:       — Возьми меня.       Ей не нужно было повторять дважды.       Люди не врут. Однако это не значит, что сердца вампиров не умеют любить.       Двенадцать месяцев назад конкретно эти двое нашли свое теплое солнце. Их сердца больше не холодны, пусть и не бьются.       Мертвы ли они на самом деле, трудно сказать, но Гермиона знает: мальчик-война улыбается, Драко его целует…       И слева — навылет.