Хищник. Тёмный континент

      Дождь остановился… Ненадолго. В воздухе ещё висела тяжесть, как если бы природа делала паузу перед тем, как снова броситься в атаку. Тучи, затмившие небо, теперь свисали настолько низко, что, казалось, они вот-вот сомкнутся с землёй. Ветер, до этого дувший с южных подмокших равнин, почти исчез, оставив после себя лишь влажную тишину, которая не сулила ничего хорошего. Всё было переполнено ожиданием… Сквозь низкие облака пробивалась тусклая светлая полоса, как свет фонаря, но её не хватало, чтобы развеять мрак. Каждое дерево, каждая ветка, словно стояли в ожидании, готовые к новой буре. Дождь вернется — это было неизбежно.        По бездорожью двигались три броневика и грузовики, словно животные, пробивающие себе путь сквозь густую, вязкую грязь. Колёса машин скользили по почве, рассекая лужи, которые с треском разбрызгивались, покрывая стальные корпуса грязью и водой. Грузовики с хрустом прокачивали тяжёлые колёса, те буксовали, вырывая грязь и камни, заставляя боковые окна покрываться мутной пеленой. Задние колёса продолжали плестись, борясь с вязкой почвой, пытаясь не застрять в очередной грязевой яме. Рёв моторов казался почти агрессивным, отчаянным, как если бы машины пытались сбежать от собственной тяжести.        Вытянув ноги на пассажирском сиденье, Жак Кювье де Монслави тяжело вздохнул, чувствуя, как каждая кочка дороги передаётся через сиденье прямо в его позвоночник. Монотонная тряска уже действовала на нервы, казалось, будто он сидит в этой машине уже целую вечность.        За окном тянулась одна и та же унылая картина: грязь, бесконечная и липкая, обрамлённая кустарниками, что выглядели, как живые существа, вытягивающиеся к небесам. Рваные следы шин быстро заполнялись дождевой водой, а ветви редких деревьев, согнутые под собственным весом, словно тянулись к проходящему конвою в надежде вырвать их из этого забытого богом места.        Жак устало провёл рукой по коротко стриженным волосам, поднимая взгляд к стёклам, на которых грязь и капли дождя сливались в одно мутное полотно. Монотонность момента прервала яркая вспышка. Она на мгновение озарила горизонт, разрезая темноту далеким серебристо-белым зигзагом молнии. Мужчина отвёл взгляд от мутного стекла, чуть подался вперёд и замер, наблюдая за тем, как яркий свет поглотила тёмная завеса небес. Гром ещё не достиг их, но по поведению облаков было ясно: гроза вот-вот вернётся, не оставив времени на передышку.       — Все нормально, командир? — подал голос сидевший за рулём Оливье Фламан с личным позывном «Леон».       — Да, — откинувшись обратно на спинку кресла, ответил Жак.        На несколько секунд в машине повисла тишина, пока громыхание мотора заполняло всё пространство. Наконец Жак добавил со вздохом, перейдя на французский:       — Ещё немного этой тряски, и я, наверное, сойду с ума. Неужели кретины из командования не могли выбрать маршрут получше?!        Леон, не отрывая взгляда от размытой колеи, фыркнул:       — Вы же знаете, командир, тут таких нет. Это ещё лучшее, что можно найти.       — Лучше б сразу в болото заехали, разницы бы не почувствовали, — проворчал Жак, бросив угрюмый взгляд через зеркало заднего вида на пассажиров сзади. — Какая-никакая шоу-программа для наших туристов.        Снова молчание и шум дороги.       — Туристы, — процедил Жак с ядом в голосе, скрестив руки на груди. — Чёртовы журналюги, гоняются за сенсациями, а нас отправляют с ними нянчиться. Пока американцы получают боевые задачи, мы пасем вот этих вот. Стыд, да и только.        Машину резко подбросило на очередной кочке, и Жака встряхнуло так, что он едва не стукнулся головой о потолок. Сзади тут же послышались приглушённые ругательства на разных языках. Один из «туристов» особенно громко выругался на немецком, чем вызвал у Жака едва заметную усмешку. Хорошо, что переводчик сидел в другой машине.       — Я их, конечно, не люблю, но веди плавнее, Леон, — произнёс Жак, снова устроившись поудобнее.       — Стараюсь, командир, — ответил Леон, переключая передачу. — Но, честно говоря, вы так не ворчали, когда мы не так давно тряслись, сопровождая тех ученых… Тех, что льва потеряли.       — Нууу, — протянул Жак, сквозь зевок. — где ты ещё сможешь получить бесплатную и невероятно подробную лекцию о львиных прайдах, особенно когда эти самые львы находятся меньше, чем в сотни метров от тебя?        По правде говоря, сначала командир «Авангарда», коим и был Жак, ворчал и на это задание, считая, что учёные, которых его людям поручили сопровождать, окажутся изнеженными заморышами в лабораторных халатах, неспособными выдержать и половины пути по бездорожью. Однако реальность удивила его. Эти люди оказались суровыми выживальщиками, способными часами, а то и сутками сидеть неподвижно, наблюдая за своей целью (для них это были львы), по усидчивости и выдержке не уступая спецназовцам в засадах.        В голове Жака всплыли фрагменты их общения. Один из них, высокий худощавый мужчина по фамилии Цвейг, сразу показал себя серьёзным профессионалом. Именно он подошёл к Жаку в первый день операции и, протянув руку, заговорил без малейших колебаний:       — Майор де Монслави, мы попросили о вашем сопровождении не ради личной безопасности. Но в одном из прайдов, за которыми мы наблюдаем, пропал вожак. Мохату…        Имя прозвучало как нечто значимое, и Жак, пусть и сдержанно, кивнул, подмечая напряжение в голосе собеседника.       —… этот лев был крупным самцом, возрастным, но ещё сильным. Он не мог просто исчезнуть. Мы подозреваем, что это могли быть браконьеры.        Жак помнил, как сразу же почувствовал предвкушение, услышав эти слова. Браконьеры — это уже не просто игра в защитников дикой природы. Это потенциальный противник, который может оказаться не менее опасным, чем любой боевик. И хотя официальная цель операции звучала как «наблюдение», Жак уже тогда знал: это может стать хорошей охотой. Он позволил себе легкую улыбку. Мохату. Даже имя у этого льва звучало так, будто оно принадлежало настоящему королю.        Из мыслей Жака вывел смешок Леона, тот сбавил скорость на очередном особо ухабистом участке.       — Точно, командир. Я на всю жизнь запомню, когда та львица решила понаблюдать за нами поближе.        Жак лениво поднял бровь. Да, тот момент и правда был незабываемым. Львица, грациозная и опасная, стояла в нескольких шагах от машины, и тишина казалась почти звенящей. Даже его, закалённого в боях, эта встреча заставила затаить дыхание. А потом, вечером, он рассказывал об этом своей дочке Изабель по видеосвязи. Её глаза, такие мамины, сияли восторгом, когда он делился подробностями о львах, словно это был сказочный мир. Девочка затребовала привести ему льва домой по его возвращению. И Жак надеялся, что речь шла об игрушке, но где же тут даже такую найти…        Браконьеров они так и не обнаружили, и тайна исчезновения старого льва осталась неразгаданной. Но по заключениям доктора Цвейга во время наблюдений за прайдом, тот не остался без лидера — его возглавил младший брат предыдущего вожака. Была даже вероятность, что детеныши Мохату смогут достичь зрелого возраста.       — Прав ты, Леон, — произнёс Жак, задумчиво глядя вдаль. — Наблюдать за ними — это было нечто. Такая сила, такая свобода… Не то что тащиться по размытой дороге ради пары кадров для журналюг, от которых пользы не больше, чем от… Я даже не знаю, с кем их сравнить!        Леон усмехнулся, но не стал подливать масла в огонь, зная характер своего командира и его отношение к некоторому лицемерию среди средств СМИ… А это они ещё и политиков не затрагивали.        Жак же снова откинулся на спинку кресла, чувствуя, как тряска дороги возвращает его в скучную реальность.       — А разве если у человека будет автомат вместо камеры, то от него больше пользы? — раздался женский голос с задних сидений, при этом полный саркастических ноток.        Жак недоуменно вскинул брови и переглянулся с таким же обалдевшим Леоном, а затем обернулся, внимательнее рассматривая лица тех, кого утром он удостоил лишь полувзгляда. С учетом того, что среди четвёрки журналистов, ехавших с ними, было трое мужчин, определить говорящую не составило труда. Да и сразу же их взгляды пересеклись.       — Насколько мне известно, подслушивать чужие разговоры, притворяясь не знающей язык, не входит в правила этикета, — заметил де Монслави, прищурившись.       — Как и обсуждать кого-то, пользуясь тем, что те не понимают языка, тоже сложно назвать соблюдением этикета, — с лукавой улыбкой ответила журналистка.        Жак хмыкнул.       — Один-один, игра продолжается.        Он отвернулся, делая вид, что рассматривает дорогу за окном, но краем глаза получше рассмотрел женщину в зеркале. Средний рост, со светлой кожей, усыпанной лёгкими веснушками, которые особенно выделялись на скулах. Её пепельно-русые волосы были собраны в низкий хвост, а несколько прядей выбились вперёд, обрамляя её узкое лицо. Большие серо-голубые глаза, за которыми точно скрывался острый ум и нотка дерзости, а тонкие губы чаще всего сжимались в задумчивую линию. Она была одета просто, но со вкусом: светлая блузка с закатанными рукавами, поверх неё серо-коричневая кофта. На кофту был надет синий бронежилет с крупной белой надписью «ПРЕССА», подчёркивающий её принадлежность к журналистской группе. Выцветшие джинсы, не первой свежести из-за грязи дороги, облегали её стройные ноги, а на поясе был повязан яркий традиционный платок с тонкой вышивкой, которая добавляла образу нотку местного колорита. Жак не раз видел такие платки у местных жительниц и обычно они несли определённый тайный смысл для посвящённых.       — Так вы не ответили, разве если у человека автомат вместо камеры, то от него будет больше пользы? — повторила женщина, чуть наклонив голову и изучая его взглядом.        Жак фыркнул, коря себя за нездержанность.       — Как вас зовут? — спросил он.       — Тильда ван дер Меер, — ответила журналистка. — из «Телеграаф».       «Голландка, значит,» — смекнул Жак.        — Ну, а французский откуда знаете? — Был дополнительным предметом в университете, — легко ответила Тильда, покачивая ногой. — И должна сказать, что он оказался очень полезным, особенно когда знаешь, что встретишь известную личность. Не так ли, майор де Монслави?        Жак мгновенно напрягся. Лёгкая усмешка исчезла с его лица, а взгляд, который до этого был скорее ленивым, вдруг стал холодным и настороженным. Он нахмурился, отчётливо заметив, как последние слова Тильда произнесла с особым акцентом — не просто как вежливый разговор, а будто с намерением поддеть или проверить его реакцию.        Её серо-голубые глаза, которые до этого казались лишь любопытными, теперь напоминали взгляд хищника, высматривающего слабину в добыче. Жаку это не понравилось. Он откинулся обратно на спинку кресла, скрестив руки на груди, но его взгляд не отрывался от журналистки, словно пытался разгадать, что именно она знает и чего добивается.       — Занимательный выбор слов, мудмазель ван дер Меер, — произнёс он, нарочито спокойно. — Что вы хотите этим сказать?        Тильда чуть приподняла подбородок, её тон стал ещё увереннее:       — Можно пойти на некоторые уступки, чтобы миротворческая администрация назначила охранять тебя человека, который три года назад спас незаконорожденную дочь князя Монако от похищения очень известной группой террористов.        Жак не смог сдержать самой кривой усмешки из возможных, но за его внешней расслабленностью скрывалась острая бдительность. Он не отрывал от журналистки взгляда, будто пытаясь понять, насколько далеко она готова зайти.       — У вас хорошие источники, — произнёс он спокойно, но в его голосе читалась лёгкая насмешка.        Тильда внимательно наблюдала за реакцией Жака, будто выискивая слабое место, и заговорила с едва уловимой игрой в голосе:       — А вы не хотите дать эксклюзивное интервью, майор? Прошло уже три года, а это дело до сих пор окутано туманом. Весь мир гадает, что тогда произошло в том аэропорту.        Жак слегка прищурился, изучая её лицо. Ему было ясно, что за внешней лёгкостью вопроса скрывалось желание копнуть глубже.       — Вы мне льстите, мадемуазель ван дер Меер, — произнёс он спокойно, но с усмешкой. — И не подумайте, что я вас разочарую, но, увы, ничего нового, о чем ранее написали ваши коллеги три года назад я вам не расскажу.       — Жаль, — нарочито трагически вздохнула Тильда, театрально качая головой. — Но вернёмся к вопросу о пользе людей с оружием или камерой. Ваш комментарий?       «Упертая», — заметил про себя Жак и выдержал паузу, будто собираясь с мыслями, прежде чем сухо парировать:       — Воздержусь от комментариев, которые могут оказаться на первой полосе и стать катализатором крупного скандала. Уверен, вы понимаете.       — Конечно, понимаю, — с улыбкой ответила Тильда и через секунду подняла руку, демонстрируя диктофон с выключенным индикатором. — Но я всегда могу поинтересоваться не под запись.        Жак посмотрел на неё с подозрением. Её серьёзный взгляд говорил, что она действительно готова оставить разговор вне официальных рамок и даже забыть о нем уже к вечеру. Однако он всё равно колебался. Журналисты никогда не вызывали у него доверия.        Жак не спешил отвечать. Он сосредоточенно уставился куда-то вдаль, рассматривая грозовой пейзаж. В машине повисла тишина, нарушаемая только шумом двигателя и шлёпаньем грязи под колёсами. Тильда терпеливо ждала, хотя внутренне уже начала сомневаться, что он вообще что-то скажет. Но внезапно Жак заговорил.       — Европейские страны, — начал де Монслави медленно, будто взвешивая каждое слово, — их жители, их политики любят рассуждать о морали, о правах человека и демократии. А теперь взгляните на то, что мы оставили после себя в этих странах, которыми владели как колониями. Франция, Бельгия, Великобритания, Голландия… все мы.        Он замолчал на мгновение, проводя рукой по подбородку.       — Когда мы уходили, мы не оставили здесь ничего, что могло бы помочь этим людям строить будущее. Мы не учили их самоуправлению, не вкладывались в их развитие. Мы брали, пока могли, выжимали ресурсы и оставляли опустешенные земли. А потом, спустя десятилетия, удивляемся, почему здесь война за войной.        Жак наклонился вперёд, упёршись локтями в колени, и повернулся к Тильде. Его голос стал твёрже.       — Я не отрицаю, что Франция несёт ответственность. Мы обязаны помочь Конго встать на ноги, обязаны вложиться в его будущее. Но это должно быть чем-то большим, чем просто гуманитарная помощь или временные миротворческие миссии. Люди здесь живут в постоянной нестабильности, страхе. Им нужно что-то, что они могут назвать своим.        Он указал на окно, где мелькали бедные деревни, полузатопленные водой, с убогими хижинами из грязи и глины.       — Как вы думаете, кто первым придёт в эти деревни, когда миротворцы уйдут? Террористы, вооружённые банды, контрабандисты. Они предложат этим людям хлеб, воду и защиту, но за это потребуют их лояльности. Вы думаете, что камеры помогут? Что пара громких статей изменит положение вещей? Мы приехали сюда, чтобы помочь, — продолжил Жак, качая головой. — Но правда в том, что помощь должна начинаться с их собственного народа. Мы можем быть только проводниками. Если Конго не получит шанса на самостоятельное процветание, всё это — лишь пустая трата ресурсов и времени. Так вот, мадемуазель ван дер Меер. Вы можете написать про это, если хотите. Но вы понимаете, что одних слов недостаточно. Мир не изменится от красивых фраз и фотографий.        Тильда кивнула, явно впечатлённая его словами, но всё же не подавая виду. Она просто слегка улыбнулась.       — Вы правы, майор, — тихо ответила она. — Но порой именно слова зажигают искру. А удачный кадр как ветер, запускает мельницу перемен.       — Как хотите. — Жак пожал плечами. — Но что-то я сомневаюсь, что ближайшие лет десять появиться новый Юджин Смит или Ориана Фаллачи.       — А что вы имели ввиду, когда жаловались на то; что боевые миссии достаются американцам? Что в этом плохого?        Жак посмотрел на Тильду, как на школьницу, задавшую глупый вопрос на уроке истории. Он вздохнул и начал говорить, его голос был ровным, но твёрдым.       — Знаете, чем отличается солдат, который прошёл боевые действия, от того, кто сидел в казарме, заполняя бумажки? Опыт. Настоящий, выстраданный опыт. Это касается не только солдат, но и командиров. Тех, кто принимает решения. Да, война — это ад. Но гораздо хуже не быть к этому аду готовым.        Он провёл пальцем по линии тонкого шрама на скуле, задумавшись на секунду, прежде чем продолжить:       — Мы в Европе привыкли жить в мире. Привыкли к мысли, что войны нас не касаются. Но посмотрите на историю. Когда в последний раз европейская армия участвовала в крупном конфликте без использования авиации, без возможности бомбить с безопасной высоты? Когда солдаты вели долгую, тяжёлую наземную кампанию, где каждый шаг мог стать последним?.. Политики любят говорить, что любую проблему можно решить компромиссом. Что достаточно договориться, чтобы избежать конфликта. Но эти шаткие договорённости только делают нас уязвимыми. Без настоящего опыта, без готовности к худшему мы становимся слабее.        Тильда, не отводя взгляда, спросила:       — Вы считаете, что это делает Европу беззащитной?        Жак кивнул.       — Именно. Беззащитной перед агрессорами, которые не верят в компромиссы. Но вы, наверное, думаете, такие агрессоры невозможны?        Журналистка приподняла бровь.       — А разве такие есть или могут появиться снова? Кажется, мы хорошо постарались, чтобы избежать появление нового Гитлера или Муссолини.       Жак усмехнулся тому, что журналистка ловко подстроилась под ту игру, которую он задал.       — О, несомненно. История циклична. Рано или поздно кто-то обязательно решит, что может взять своё силой. Вопрос лишь в том, будем ли мы к этому готовы, или снова будем спорить, кто виноват, пока враг не окажется у наших границ или глубоко на нашей территории, как в свое время это сделала дивизия «Призрак».        Дождь всё так же угрожающе собирался пролиться, и тяжёлые грозовые облака, словно гигантские камни, давили на линию горизонта. Мокрая дорога блестела в сером свете, словно шрам, протянувшийся через залитую водой саванну. За окнами броневика мелькали разбухшие деревья и вытоптанные травяные поляны. Казалось, природа здесь дышала влажной тяжестью, где каждая ветвь, каждый кустик был пропитан этой затяжной, бесконечной сыростью.       Жак, чуть повернувшись в кресле, снова отвёл взгляд в сторону окна. И вдруг, среди всего этого дикого пейзажа, его взгляд зацепился за слишком правильные как для природы линии зданий лагеря… Лагеря беженцев.       — Майор, — Тильда хотела задать вопрос, но Жак резко поднял руку, жестом показывая, чтобы она замолчала.        Сжав губы, он потянулся к рации и включил её, голос его стал сухим и чётким:       — Говорит Граф, въезжаем на объект через две минуты. Полная готовность.        Голос из рации сразу подтвердил приказ, и Жак, переведя взгляд на дорогу, вгляделся в колею, которая приближала их к лагерю.       — Готовность? Но это же всего лишь лагерь беженцев. — удивленно спросила ван дер Меер.       — Ага, — сухо подтвердил Жак. — Один из многих, куда любят просачиваться боевики, чтобы устроить приятную засаду на миротворцев… А уж тем более, чтобы захватить видных и известных журналистов. Последнюю такую ячейку американцы накрыли в начале месяца, и то случайно.        Тильда ван дер Меер не оставила своего комментария.        Конвой медленно въехал в маленький городок, где среди простых грязных улиц стояли дома, по виду собранные наспех, отчасти так и было. Они были сделаны из быстросборных блоков, которые поставлялись сюда из США, и это неудивительно, ведь такие дома были обычным делом после того, как американцы научились строить их для своих ураганных районов.        Жак, немного подождав, пока джипы остановились, вытянул шею и, как всегда, начал осматривать окрестности. Он не спешил выходить, хотя знал, что им предстоит много работы и что они находяться на относительно безопасной территории. Его взгляд скользил по измождённым лицам беженцев, которым, несмотря на грязь и бедность, всё же удавалось сохранять хоть какую-то надежду и достоинство. Дети, которые попросту не умели сидеть на месте, бегали по улицам, гоняя старый мяч.        Тот факт, что даже в таких условиях детский смех не переставал звучать, заставлял Жака на мгновение задуматься о простых вещах, которые так легко терялись на войне. Но, несмотря на это, он сразу же вернулся к реальности. Ему нужно было осмотреть территорию.        Вдалеке виднелось длинное здание — больница, обвешанная флагами и логотипами «Врачи без границ». Время от времени из дверей выходили измотанные врачи в белых халатах, чтобы отдохнуть на ступеньках, среди них можно было увидеть и местных, и иностранных медиков. Их лица выражали усталость, но Жак знал, что они продолжают работать, несмотря на то, что силы уже почти на исходе.        Жак вздохнул и, наконец, открыл дверь машины, подав знак Леону.        Выйдя наружу, де Монслави ненадолго замер, прикрывая себя бронированной дверью, наподобие щита. Он быстро огляделся по сторонам, быстро установив зрительный контакт с подчинёнными, занимавшими свои позиции вокруг машин. Каждый из них ответил едва заметным кивком, подтверждая готовность. Затем внимание Жака переключилось на местных охранников, если тех можно было так назвать. В основном это были добровольцы, которые, увидев или пережив то, что несёт за собой война, совершенно не желали, чтобы этот кошмар добрался до их семей. Все они были вооружены старым оружием, которое почти вышло из обращения в Европе, но всё ещё встречалось в Африке — оружием, активно продаваемым сюда когда-то странами Восточного блока. Это был своеобразный арсенал из прошлого: советские АК, РПК, чешские пистолеты и образцы еще более экзотичные, даже для этих мест. И один бог знал, откуда они добывали патроны.        Жак махнул рукой командиру добровольцев по имени Милад, крепкому мужчине за пятьдесят, бывшему автомеханику, которому люди (если такими их можно было назвать) одной из местных группировок выжгли глаз. Не стоило сомневаться, что показывая Жаку условный знак «все в порядке», Милад не заманивал их в засаду.        Жак отметил это про себя и достал рацию. Прижав её к губам, он чётко произнёс:       — Журналисты могут выходить.        Его голос прозвучал спокойно, но твёрдо. Жак бросил ещё один взгляд на охрану и снова на своих людей. Всё было под контролем.        Он наблюдал, как из броневика один за другим начали выбираться журналисты. Большинство из них, особенно те, кто впервые оказался в таких условиях, делали это с заметной неуклюжестью, стараясь не упасть в грязь и не испачкать дорогую технику. Только Тильда ван дер Меер вышла уверенно, небрежно отряхнув джинсы и оглядевшись вокруг так, будто была здесь уже сотню раз. Жак заметил это и, усмехнувшись, пробормотал:       — Для вас это не первый подобный вояж, я полагаю?        Тильда, выпрямляясь, быстро встретила его взгляд.       — Бывала в местечках таких же жарких, — ответила она с лёгкой усмешкой. — И это я даже не про температуру.        Жак едва заметно кивнул, но разговор прервал яркий всполох света. Повернув голову, он увидел, как один из журналистов, торопливо вытирая объектив, сделал несколько снимков прямо в сторону местных.       — Леон! — резко рявкнул Жак, повернувшись к своему подчинённому. — Скажи этому болвану, чтобы снял чертову вспышку, пока тут не начались проблемы!        Леон тут же направился к фотографу, быстро объясняя тому, что снимать жителей без согласия — плохая идея.       Жак вернулся взглядом к Тильде, но замер, когда заметил, что журналистка, приподняв камеру, щёлкнула объективом прямо в его сторону.       — А вот это был отличный кадр, — заявила она, не опуская камеры и слегка склонив голову набок. — Последний рыцарь… Насколько мне известно, вы относитесь к очень старому дворянскому роду.       — Надеюсь, он не окажется на обложке вашего «Телеграафа», — сухо заметил Жак, обходя броневик.       — Обещаю, — отозвалась Тильда, хитро прищурившись. — Если только вы не станете героем дня, спасая кого-то из беды… Так как на счёт интервью? Конечно, я не могу согласиться со всем, что вы говорите, но подобный материал… Я гарантирую, все, что вы скажите, будет представлено как из анонимного источника.       Жак, не глядя на неё, рывком открыл багажник, обнажив хаос из ящиков с медикаментами, пачек консервов и мешков с одеждой. Хмыкнув, он выудил оттуда два футбольных мяча. Перехватив их одной рукой, он свистнул, привлекая внимание местной детворы.       — Эй, ребятня! — негромко, но с нажимом бросил он, дождавшись, пока несколько пар блестящих от любопытства глаз обратятся к нему.        Он подбросил мяч вверх, а потом с точностью профессионального футболиста отправил его в сторону ребятишек сильным, но аккуратным ударом. Один из мальчишек успел поймать мяч на лету, и радостный гам тут же разнёсся по лагерю. Второй мяч последовал туда же, заставив детей буквально завизжать от счастья.       — Удивлены? — спросил Жак, оборачиваясь к ней. — Единственная причина, почему вы здесь, только то, что командование миссии посчитало это рациональным. Расходы на бензин все-таки. А так, двух зайцев.       — Оу, — протянула Тильда, не выпуская камеру из рук. — Черт, тут вы меня и правда подловили.       — Согласен, — подтвердил он. — А что касается вашего интервью… Я подумаю. Но с одним условием.       — С каким? — переспросила журналистка, насторожившись и не собираясь упускать такую возможность.       — Достаньте мне большого плюшевого льва. Но качественного, чтоб выглядел как настоящий, а не как подушка.       — Что? — изумлённо выдохнула Тильда, моргнув несколько раз.        Жак лишь хмыкнул и, не утруждая себя объяснениями, развернулся и направился к больнице.       Он стал медленно прохаживатся по территории городка, чуть ослабив бронежилет и молча наблюдая, как дети, восторженно визжа, гоняли подаренный мяч, не обращая внимания на грязь. В стороне, под прикрытием ветхих навесов, местные рабочие и его солдаты спешно разгружали ящики с гуманитарной помощью, стараясь закончить до того, как небо снова обрушит на землю очередной ливень. Этот момент будто застыл во времени: звонкий смех, шум моторов, глухие удары ящиков о землю.        «Всё могло быть иначе», — пронеслось в голове у Жака. — «Мирным. Устроенным… И кто-то ведь продолжает бороться, чтобы сохранить остатки надежды на это», — он посмотрел на фотографирующую Тильду ван дер Меер и уголки его губ дернулись вверх в слабой улыбке. — «Каждый по-своему.»        Но его мысль оборвал звонкий голос:       — Месье де Монслави!       Жак обернулся на свою фамилию и увидел молодую чернокожую девушку с широкой искренней улыбкой, приближавшуюся к нему быстрыми шагами. На ней была голубая юбка и белая рубашка, подчёркнутая голубым платком, аккуратно повязанным вокруг головы. На шее поблёскивал небольшой католический крестик.       Но больше всего в её облике выделялись огромные жёлтые резиновые сапоги, которые с каждым шагом весело чавкали в грязи. Жак невольно хмыкнул.       — Сестра Мари, — поздоровался он, склонив голову. — А библия позволяет такую яркую обувь?        Она рассмеялась, подняв подол юбки, чтобы не запачкать её ещё больше.       — Ах, месье де Монслави, это же Африка. Здесь нужно быть готовым ко всему, даже к дождю посреди солнца, но вы это знаете.       — Или к жёлтым сапогам, — заметил он, не скрывая лёгкой иронии в голосе.        Сестра Мари улыбнулась ещё шире и неловко обняла мужчину, а затем спешно отступила.       — Рада вашему возвращению, месье де Монслави. Я молилась, чтобы Бог берег вас.       — Спасибо, Мари. Я тоже рад снова с тобой встретиться, ты так выросла. — Жак поправил ремень своей штурмовой винтовки. — Как обстоят дела в лагере? Может, чего-то не хватает в поставках?        Сестра Мари быстро кивнула, убирая выбившуюся из-под платка прядь волос.       — Спасибо вам, месье де Монслави. Еды и медикаментов нам хватит на ближайшие недели, а ещё — благодарим за мячи. Вы не представляете, как сложно порой удержать детей на глазах. — Она указала взглядом на ребят, гоняющих мяч возле укрытия.       — О, прекрасно знаю! — рассмеялся Жак, вспоминая свои непоседливых детей, которые часто становились центром весёлого спора с его женой, когда они пытались понять, в кого те такие пошли.— Но если что-то понадобится, лучше сразу сказать. Мне проще всё организовать, пока мы здесь.       Мари замялась, её взгляд на миг опустился к грязным сапогам, будто она подыскивала правильные слова.       — Честно говоря, кое-что всё же нужно. У нас закончиваются бинты и средства дезинфекции. Раны у людей часто гниют из-за грязи и влаги. Попросить увеличить поставки медикаментов было бы не лишним.        Жак кивнул, доставая из кармана блокнот.       — Я передам это администрации, пусть выдают из своих резервов.       — Спасибо вам.        Даже общаясь с сестрой Мари, Жак не переставал скользить взглядом по всему вокруг, и… его внимание вдруг привлекла маленькая фигурка на крыльце одного из домов.        Девочка, не старше шести лет, сидела там, сжавшись в маленький комочек. Её худенькие руки обхватывали колени, а лицо было почти полностью скрыто за растрёпанными чёрными волосами. Жак на мгновение остановился, разглядывая её неподвижность, которая резко контрастировала с оживлённой атмосферой вокруг.       Он нахмурился и повернулся к сестре Мари, всё ещё стоявшей рядом.       — А эта девочка?.. Почему она одна?        Сестра Мари посмотрела в сторону, куда указал Жак, и её лицо на мгновение стало грустным.       — Её зовут Аглае, — тихо сказала она, сложив руки перед собой. — Она из деревни, что находится в тридцати километрах отсюда… — она замялась, пытаясь сдержать эмоции. — Боевики перебили всех её жителей, и семью Аглае тоже… Девочку нашли на пепелище. Мы пытаемся ей помочь, но… Она практически не говорит. Иногда шепчет что-то, но на контакт идёт редко. Мы стараемся, но, похоже, ей нужно больше времени.        Жак немного помолчал, глядя на девочку. Потом решительно кивнул.       — А могу ли я попробовать?        Сестра Мари удивлённо посмотрела на Жака, на её лице мелькнуло сомнение, но вскоре она одобрительно кивнула:       — Конечно… Может быть, у вас получится.        Жак медленно направился к девочке, стараясь двигаться спокойно и без резких движений. Подходя ближе, он снял с плеча штурмовую винтовку и аккуратно прислонил ту к деревянной балке, которая поддерживала крышу дома. Ему не хотелось, чтобы оружие внушало девочке ещё больше страха.       Сев рядом на корточки, Жак оставил между ними небольшое расстояние, давая Аглае пространство и время привыкнуть к его присутствию. Он не смотрел прямо на девочку, лишь мимолётно скользнул взглядом, чтобы не напугать.       — Привет, — начал он мягко, используя ту интонацию, с которой обращался к собственным детям. — Меня зовут Жак. А тебя зовут Аглае, верно?        Он говорил спокойно, с лёгкой улыбкой, внимательно наблюдая за её реакцией. Но Аглае лишь ещё крепче обхватила коленки руками, молча уткнувшись взглядом в землю. Её маленькое лицо оставалось неподвижным, словно замерзшая маска.       — Ты знаешь, — продолжил Жак, стараясь сделать голос ещё мягче, — а у меня есть дочь твоего возраста и… — мужчина улыбнулся. — примерно твоего роста. Вы бы подружились.        Девочка слегка шевельнулась, но всё равно молчала. Жак понял, что к ней нужно искать другой подход. Он достал из кармана нож, не опасный, складной, и медленно раскрыл его, показывая ей.       — Видишь? Когда я был маленьким, мой дедушка научил меня кое-чему интересному. — Он взял небольшую деревянную щепку, лежавшую неподалёку, и начал вырезать из неё что-то, намеренно не торопясь, чтобы привлечь внимание девочки.        Через несколько минут в его руках оказалась грубая фигурка пикирующей хищной птицы. Жак протянул её девочке, но не навязывал.       — Это сокол, может, ты видела таких птиц в этих краях, он летают очень высоко, а потом пикирует вниз на добычу. — Жак симитировал полет сокол, взмахнув фигуркой. — Он долгие годы был гербом моей семьи, ещё с тех времен, когда они были рыцарями. Ты слышала о них?        Девочка подняла голову и мельком взглянула на фигурку. Её глаза, ещё недавно совершенно пустые, едва заметно блеснули интересом. Но ответа не последовало — только лёгкий, почти неуловимый наклон головы.        Жак продолжил спокойным голосом, словно рассказывая сказку:       — Рыцари… они были защитниками, носили тяжёлые доспехи, украшали свои шлемы плюмажем из перьев, это такое украшение и всегда храбро сражались, — чуть приукрасив реальность, Жак снова поднял фигурку сокола, держа её так, чтобы Аглае могла разглядеть. — Знаешь, я думаю, ты похожа на сокола. Ты тоже сильная. Только ещё не знаешь этого.        Аглае слегка шевельнулась, её пальцы на мгновение разжались, будто она хотела взять фигурку, но тут же снова сомкнулись. Жак заметил этот жест, но не стал подталкивать её. Вместо этого он осторожно положил сокола рядом с ней.       — Ты можешь оставить его себе. Он будет твоим другом, если захочешь.        Он поднялся, отступая, чтобы дать девочке пространство. В это мгновение её маленькая рука медленно потянулась к фигурке.       — Кипанга, — расслышал Жак за спиной, сделав пару шагов. Он остановился, обернулся и встретился с девочкой взглядом.       Аглае смотрела на него, сжимая фигурку сокола своими пальчиками. Её голос был тихим, почти шёпотом, но для Жака это прозвучало как целый залп.       — Так называется эта птица на нашем языке, — добавила она, не отрывая взгляда от деревянной фигурки.       Жак кивнул, позволяя лёгкой улыбке тронуть его лицо.       — Кипанга… Красивое имя, — сказал он, снова осторожно приближаясь на пару шагов, чтобы не спугнуть момент. — Знаешь, это отличное имя для сильной птицы, как и для сильной девочки.        Аглае не ответила, но её пальцы крепче сжали фигурку, а в глазах мелькнула тень благодарности. Это было всё, что нужно Жаку, чтобы понять: к девочке начал возвращаться свет, который у неё пытались отнять.       — Когда я вырасту, я стану сильной, как Кипанга. Никто не сможет меня обидеть. Меня будут бояться… как охотников, которые приходят со звёзд.        Жак удивлённо искривил бровь, её слова прозвучали неожиданно.       — Охотники со звёзд? — переспросил он, наклоняясь ближе. — Кто это такие?       Девочка кивнула, крепче сжимая фигурку в ладонях.       — Колдун Афари рассказывал о них… Ты не знаешь? — Она посмотрела на него, словно проверяя, не обманывает ли он.       — Нет, не знаю, — признался Жак и мысленно добавил: " А колдуна этого уж тем более», слегка улыбнувшись он произнёс вслух. — Может, расскажешь?       — Колдун Афари рассказывал, что охотник со звёзд приходил не раз, — продолжила девочка, прижимая деревянную фигурку к груди. — Давным-давно, когда люди ещё не знали железа, жил великий воин. Он был сильным и смелым, и никто не мог его победить.        Жак наклонился ближе, заинтересованный её словами.       — А дальше?        Аглае вдохнула, будто вспоминая каждое слово.       — Когда наступило самое жаркое лето, воин отправился в путь, чтобы найти новое приключение. Он пришёл в земли речных племён и увидел девушку — дочь вождя. Её глаза были золотыми, как солнце, и он захотел взять её в жёны. Но она засмеялась и сказала, что отдастся ему, только если он принесёт трофей, которого никто никогда не видел.       Жак хмыкнул, в этой части легенды он узнал знакомый мотив.       — Воин отправился в путешествие, — продолжила девочка, увлечённо рассказывая. — Он сражался с крокодилами, побеждал чудовищ в лесах, но ничего не подходило. А в это время за ним следил Охотник. Он пришёл со звёзд, чтобы испытать воина.       — Испытать? — уточнил Жак, заинтересовавшись ещё больше.        Аглае кивнула, её голос стал чуть тише, словно она делилась тайной.       — Они сражались день и ночь. Воин был сильным, но и Охотник тоже. Они были равны, пока воину не удалось ранить его. Тогда Охотник принял поражение и отдал ему свое копьё. Оно было крепче всего на свете и таким острым, что можно было резать камень.       — И что потом?       — Воин вернулся к девушке, и она признала его силу. Но люди не забыли о копье. Так они узнали, что такое железо, — закончила Аглае, её глаза блестели от волнения.       Жак задумчиво кивнул, осмысливая услышанное.       — Значит, этот охотник приходил за сильнейшими? — спросил он, всё ещё размышляя о словах девочки.       — Да, — тихо ответила Аглае. — Афари говорил, что они возвращаются, когда самое жаркое лето, чтобы забрать сильнейших. Но он никогда не трогает слабых.       Жак перевёл взгляд на её фигурку, а потом снова посмотрел на девочку.       — И ты хочешь быть такой сильной, чтобы охотник со звёзд тоже признал тебя?        Аглае задумалась, её пальцы осторожно поглаживали деревянного сокола.       — Нет. Я не хочу, чтобы меня признавали. Но я хочу, чтобы меня боялись, чтобы больше никто меня не обижал… и не обижал тех, кого я люблю.       Жак слегка прищурился, эти слова задели его за живое. Он опустился на корточки рядом с девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне, и посмотрел ей прямо в глаза.       — Сила — это не только умение драться, Аглае, — тихо произнёс он, его голос звучал мягко, но серьёзно. — Настоящая сила — это умение защищать, а не разрушать. Это значит уметь использовать её во благо, даже если это сложно.       Девочка нахмурилась, задумавшись, но продолжала молчать, не отводя взгляда от Жака.       — Помни, что сила — это ответственность, — добавил он, слегка коснувшись её маленького плеча. — Когда ты подрастёшь и если ты всё ещё будешь этого хотеть, я тебя всему научу.        В её глазах мелькнула искра интереса, и она чуть заметно кивнула, словно впервые задумалась над тем, что сила может быть чем-то большим, чем просто страх, который она хотела внушать. Аглае посмотрела на него, потом на фигурку птицы в своей ладошке, словно ища в ней ответ.       — Ты тоже сильный? — наконец тихо спросила девочка.        Жак усмехнулся, задумчиво проводя рукой по подбородку.       — Когда-то я думал, что сила — это быть самым быстрым, метким и бесстрашным, — сказал он. — Но с годами понял: настоящий сильный — это тот, кто может заботиться о других, даже когда страшно.       Девочка немного нахмурилась, словно не до конца понимая, но потом всё же кивнула.       — Значит, ты сильный, — наконец произнесла она с детской уверенностью, крепче прижимая к себе вырезанную фигурку.        Жак улыбнулся уголками губ, чувствуя странное тепло от её слов. Он поднялся на ноги, привычным движением закинул винтовку за спину и взглянул на сестру Мари, что стояла неподалёку, наблюдая за их разговором.       — Присматривай за ней, Мари, — сказал он, слегка кивнув в сторону Аглае. — У неё впереди большое будущее.       Сестра только молча улыбнулась, а Жак, не оборачиваясь, направился обратно к броневикам, зная, что их разговор девочка запомнит надолго.       — Командир! — высунувшись из броневика крикнул Леон со спутниковыми телефоном в руке. — Вас срочно требуют.       — Кто это? — коротко спросил Жак подойдя ближе и подозрительно взглянув на телефон.       — Не знаю, — ответил парамедик— какая-то американка, говорит, что это срочно.        Жак нахмурился, чувствуя, как неясная тревога растёт внутри. Но не став тянуть, он взял телефон из рук подчинённого и прижал его к уху.       — Де Монслави. — произнёс он, голос резким и осторожным. — Слушаю.        Жак нахмурился от резкого потока требований который полился на него из телефона. Он медленно покачал головой, слушая каждое слово, не скрывая своей неудовлетворённой гримасы.       — Погодите-погодите! Это не ваша юрисдикция, — пробурчал он, закатывая глаза. — Я не подчиняюсь приказам, которые исходят от представителя спецслужбы не моей страны… Нет, это вы меня послушайте!        Мир вокруг как будто замер. Всё стало тихим, и воздух казался плотным, словно время сделало паузу. Но затем — резкий, мощный толчок, который прошёл через землю, заставив броневики содрогнуться. Всё вокруг потрясло так, что с домов посыпалась окрошка. Звуки, наполнившие воздух, походили на глухой удар молота по металлу, и земля на мгновение затряслась, будто что-то невидимое прошло под её поверхностью.       Жак инстинктивно выпрямился, сдерживая дыхание. Он быстро оглядел лагерь. Взгляд его сразу зацепил сестру Мари, она стояла, вытирая грязь с лица, её глаза полны тревоги, рядом — Аглае, которая вцепилась в плечо монашки. В округе паника начала набирать обороты, люди испуганно переговаривались, некоторые падали на колени, другие в страхе прятались за укрытия.       Жак, не теряя хладнокровия, продолжил смотреть на сцены паники и страха, скользя взглядом по другим обитателям лагеря. Он заметил, как женщины обнимали своих детей. Но несмотря на напряжение, Жак всё ещё. оставался сосредоточенным.        Он вновь поднёс телефон к уху, продолжая слушать, что ему говорят. И, когда дозвонившийся завершил свою фразу, Жак коротко и уверенно произнёс:       — Хорошо, дайте нам полчаса.