Купить на всю н̶о̶ч̶ь̶ жизнь

      Когда тебя перестают любить — это больно для души, но терпимо. Когда осознаешь, что тебя никогда и не любили, лишь делали вид — это ранит больнее. Потому что ты чувствуешь себя обманутым по всем статьям: твоим телом пользовались, тобой манипулировали, тебя встраивали в свою жизнь для удобства, тобой затыкали дыры, пытались «улучшить», постоянно указывая на мнимые недостатки…       О, примет нелюбви множество! Но когда тебя уничтожают — за то, что ты после всего этого смеешь жить — это подрывает основы твоего мироздания. Тело, которое запинывают ногами и избивают, отчаянно хочет жить, а вот после… Оно теряет цельность, опору внутри, даже жизненную силу. И как же непросто это все восстанавливать!

***

      Начинать возвращать Алину к прежней жизни решили с малого. Тэхён лишь хотел, чтобы Муза не шарахалась от него, не вздрагивала от всего подряд, не боялась находиться среди людей. Через какое-то время — если все сделать корректно — она смогла бы вернуться и к физической близости с любимым человеком. Тэхён очень этого желал — ради самой Алины. Ведь ее сексуальная энергия раскрылась совсем недавно, и ей это нравилось! Она только-только начала получать истинное удовольствие от секса, а тут…       В итоге Тэхён придумал, как начать путь сближения. Он хотел показать Музе, что принимает ее тело в любом виде. И ради этого решил поработать врачом, как и обещал дочкам Алины. Ничего такого, просто надо было смазать все синяки и ссадины мазью, что прислала ему бабушка из Кореи.       — Мы просто попробуем, — мягко пообещал он Алине, когда они остались в выходные одни.       — Хорошо, — кивнула Алина.       Девочки гостили у бабушки с дедушкой. Дома были лишь Луи и Ëнтан, которые пока стрессовали и обходили друг друга стороной. Все же это разные цивилизации — кошачья и собачья. На их сближение тоже могло потребоваться большое время.       — Ложись, пожалуйста, и постарайся расслабиться, — попросил Тэхён.       Алина послушно скинула халат и осталась в одних трусах-шортиках. Легла на живот поверх покрывала. Тэхён присел сбоку.       — Ты не ляжешь рядом? — спросила Алина, тронув пальчиками его колено.       — Нет. Пока нет… Я лишь поглажу тебя. Мы просто вернем касания, хорошо? — Тэхён и впрямь звучал как доктор, который рассказывал пациентке, что сейчас будет с ней делать.       — Да, хорошо, — согласилась Алина.       — Говори, если для тебя это будет дискомфортно или неприятно. Тогда я остановлюсь, и мы все это свернем, — предупредил Тэхён.       — Ладно.       Она ждала, что, увидев синяки, Тэхён скажет что-то вроде «О господи!» или «Какой кошмар!», но он ничего такого не сказал. Алине показалось, что Тэхён немного замешкался — видимо, все же разглядывал состояние ее тела. Однако он быстро взял себя в руки и начал процесс оживления Музы. Именно оживления, а не восстановления, потому что Алина была одной ногой по ту сторону. Морально она была почти за гранью, хотя тело все еще оставалось здесь. Если с этим ничего не сделать, человек так и останется мертвым внутри. Пострадало тело — его и надо исцелять через телесность, только разговорами о душе не обойтись, хотя и душу лечить придется. Тело должно было получить другой опыт поверх старого, Тэхён это хорошо понимал.       — Спасибо, что доверилась мне, — горячая ладонь Тэхён легла на спину Алины и начала медленно выглаживать кожу во все стороны. Так, словно он хотел разогнать эти гадкие синяки за пределы тела.       — Спасибо тебе, — почти прошептала Алина.       — Все хорошо? — с нотами тревоги в голосе спросил «доктор» Тэхён.       — Да.       — Точно?       — Мне нравится… Касайся меня еще, — тихо попросила она.       — Хорошо. Я возьму немного мази с экстрактом женьшеня… Это средство из Кореи… Пойдет? — Тэхён озвучил предстоящие медицинские манипуляции.       — Что она делает? — Алина приподняла голову с плоской подушки.       — Помогает убрать следы… Все, что не твое, — уйдет, — Тэ говорил совершенно метафорически, но Алина его поняла: синяки — это не ее, это чужое, следы вторжения, однако все это будет стерто.       — Да, пусть будет мазь, — согласилась она и снова улеглась на подушку.       Алина чувствовала, что все эти касания Тэ были не про секс. Даже в самом обоюдожеланном сексе всегда есть хотя бы капелька агрессии — он нарушает телесные границы другого. И Тэ, зная это, перешел в режим врача. Его прикосновения действительно стали исцеляющими, стирающими боль. Закончив со спиной, Тэхён спросил у Алины разрешения притронуться к ногам. На них следов избиения было как будто больше всего. Видимо, Муза хотела убежать, и чудовищу надо было не дать ей это сделать. Втирая мазь в ее ноги, Тэхён тепло спросил:       — А помнишь наш первый раз? Ты захотела, чтобы мы просто спали рядом… А второй? Я тебя гладил, но ты заснула…       — Дааа, конечно помню! — Алина улыбнулась. — Боже, это было так неловко.       — Можешь повторить, я не против. Это будет означать, что ты расслабилась, — усмехнулся Тэ. — Ты спишь — я делаю свое дело…       — Я бы, наоборот, хотела не спать, а все чувствовать сейчас. Не хочу чего-то пропустить, — просящим тоном сказала она.       — Хорошо, — улыбнулся Тэ. — Я тоже постараюсь ничего не пропустить — ни одного миллиметра…       Алина не знала, сколько времени это длилось. По ее ощущениям долго, очень долго. Час? Два? Три? Теплые ласковые руки гладили ее — и у нее появилось ощущение укутывания, хотя она оставалась почти обнаженной. Ей стало значительно легче. Не то чтобы прошла физическая боль, нет. Но ей стало понятно, что Тэхён ее не презирает и не отталкивает после случившегося.       До этого у нее в голове было абсолютно иррациональное представление о том, как мужчины воспринимают женское тело после подобных проявлений жестокости, пусть и без прямого изнасилования. Возможно, они видят что-то, опороченное другим самцом? Или их отвращает вид избитого тела? Или не отвращает, но они видят в синяках «разрешение» из серии «с ней так можно»? Она читала, что жесткость по-своему «заразна».       Регресс.       Вот что случилось с Алиной после того случая. Она словно забыла, с кем имела дело. Казалось бы, это тот же самый Тэхён, любимый и любящий, не раз доказавший ей свои чувства — и через секс тоже. Никогда он не делал ей плохо или больно, никогда не брал ее против воли или желания, но… У Алины появился страх, что он стал видеть ее тело иначе, что ему неприятно.       Вот почему тогда она заговорила с Тэхёном о расставании — вдруг они не смогут преодолеть это? Этим разговором она решила сразу дать согласие на его возможный уход. Она будто не понимала сейчас, что он давно перестал в ней видеть только тело, только фигуру, только сексуальный объект. Тэхён воспринимал Алину целостно.       Неудивительно, что она это забыла. Ее ведь лишили целостности: во время избиения Алина раскололась на тело, душу и дух. И вот сейчас она только-только начала ощущать, что этот раскол понемногу исчезает. Тэхён «собирал» ее из осколков.       Парень перевернул Алину на спину, и теперь она снова почувствовала себя более уязвимой. Ей было неловко, странно, непонятно, пугающе даже… Ведь спереди она тоже была вся в отметинах чудовища. Но Тэхёна, видимо, ничего не смущало. Так же спокойно и деловито он брал из баночки немного мази на ладонь, так же бережно и аккуратно намазывал ее тело. Он был то серьезным и сосредоточенным, то улыбался, но неизменным было одно — Алина чувствовала на себе честный любящий взгляд.       Оооо, люди прекрасно чувствуют по взглядам других, когда их не любят или не хотят! Даже если с губ при этом слетают слова любви. Дети еще сильнее с раннего возраста считывают родительскую нелюбовь, при этом словами может быть не сказано ровным счетом ничего. А все потому, что глаза не научились врать. Эволюция отказала нам в такой роскоши или не успела подстроиться под лживое поведение…       Что ж, глаза Тэхёна выражали то же, что и слова, и все его действия. Такая «синхрония честности» успокаивала и ободряла Алину. Хоть она и смущалась вида своего тела сейчас, но пошла на риск открываться даже в этом состоянии. Во имя их отношений. Во имя их будущего. Они оба ужасно старались, шли друг другу навстречу.       Алина скосила взгляд, стараясь рассмотреть красивую баночку, и Тэ дал ее в руки девушки. Баночка была золотисто-белой, с яркими корейскими надписями черным цветом.       — Ох… Это прямо как крем Азазелло для Маргариты, — пробормотала Алина, чувствуя, что Тэхён начал аккуратно распределять мазь по ее правому бедру, касаясь почти невесомо, потому что здесь была большая гематома.       — Хотела бы превратиться в ведьму? — заговорщики спросил Тэхён.       — Наверное, — почти равнодушно ответила Алина и отвернулась в сторону. — Так бы я смогла отомстить — быстро… просто… необратимо…       — Понимаю, — Тэ взял ее руку в свою и крепко сжал. — Я скажу сейчас ужасную вещь, Алина, но я ее скажу… И ты можешь меня презирать или осуждать, я все равно не изменю своего мнения… Если бы сейчас было средневековье… Я бы взял свой меч… И принес тебе его голову…       — А я бы… — Алина вдруг посмотрела Тэхёну прямо в глаза и четко, размеренно, воодушевленно сказала: — Омыла свои руки… в его крови…       В ее взгляде горел яростный огонь мести, который она не смогла притушить в этот момент.       — И я бы тебя нисколько не осудил, любовь моя, — Тэ принес к своим губам ее руку и поцеловал кончики пальцев.       — Кажется, я все же превратилась в ведьму, — вздохнула Алина и снова отвернулась. — Такие ужасные вещи говорю.       — И я тоже… Но мы ведь… только говорим. Мы бы не сделали этого… Ты пойми, так выходит наша злость! — Тэхён тут же стал их собственным адвокатом и попытался оправдать слова о жестокой расправе. — На деле мы будем ждать решения суда.       — Разумеется. Безо всяких там отсеченных голов, — сумрачно сказала Алина.       — Да. Я все же постараюсь ему отомстить. Вернее, восстановить справедливость. Будет справедливо, если он сядет, и надолго, — голос Тэхёна впервые за сегодня прозвучал жестко.       — Спасибо, что помогаешь мне, — серьезно сказала Алина.       — Спасибо, что принимаешь мою помощь, — тихо ответил Тэхён. — Я должен был! Ты же… ты очень важный для меня человек.       — Ты… такой милый, — Алина потянулась рукой к его лицу, мягко огладила щеку и вдруг заулыбалась: — Пушистик…       — Черт… щетина начала отрастать, — Тэ рассмеялся, но ему, кажется, было неловко. — Я скоро побреюсь, обещаю.       — Не торопись. Все хорошо, — мягко сказала Алина. — Мне нравится так.       — Но я колючий же!       — Колючий для чего? — хитро спросила Алина. — Или для кого?       — Для тебя, — он навис над ней на вытянутых руках, но ничего не предпринимал, только смотрел.       — Поцелуй меня, — вдруг попросила Муза.       — Ты уверена? — Тэхён был готов ждать и дольше, совсем не собирался торопить Алину, склонять к близости, но… она так сладко его попросила, что и устоять было трудно.       — Да, — она обхватила руками его мощную шею и притянула к себе.       Наконец-то они поцеловались как прежде! Уже несколько недель они будто боялись сделать это по-настоящему, ведь оба были угнетены случившимся. И вот они, измученные и уставшие, припали друг к другу как к живительному источнику. Они искали спасения, нежности, утешения, ласки, заботы и… радости существования.       Тэхён страшно соскучился по своей Музе, но он хотел не столько страсти, сколько единения. Поэтому был безумно рад тому, что она сама потянулась, сама чего-то захотела, сама вспомнила, что они все еще есть друг у друга! Он не понимал, что с ним такое творилось, но раньше никогда в жизни, целуя женщину, он не хотел плакать от избытка чувств. А тут у него защипало в глазах…       Она казалась ему нежным цветком на ветру, готовой упорхнуть бабочкой, бледным всполохом падающей звезды, чем-то мимолетным и прекрасным, что легко исчезает. И он наивно пытался удержать это своими поцелуем… А еще он хотел вложить в него много-много глубоких чувств, передать Алине часть своей силы, чтобы ей было легче, чтобы она не тащила в одиночестве груз отчаяния.       Надо было, чтобы она поверила в лучшее и светлое, чтобы не ждала новых катастроф и краха мира. Пусть знает: будет тот день, когда все плохое покажется ей далеким и блеклым, перестанет влиять на ее жизнь, почти сотрется из памяти…       У Алины от этого поцелуя закружилась голова, хотя она лежала, и было странно ощущать подобное в положении лежа. Тэхён теперь наклонился пониже, оперся на локти, чтобы ей не приходилось слишком тянуться вверх. Он боялся ее придавить, нечаянно сделать больно, но все же они немного соприкасались телами, и это разволновало обоих.       — Может, ты приляжешь рядом? — шепотом спросила Алина, когда они оторвались друг от друга и начали дышать.       — Ох… Нет, милая, не сейчас. Я боюсь, что мы не сдержимся… А сдержаться надо, — тихо ответил Тэхён. — Тебя еще надо полечить.       — Я… в порядке, — неубедительно проговорила Алина.       — Пока еще нет… Ты делаешь вид, что в порядке, но нет, — нахмурился парень. — Переживаешь, что мне чего-то не хватает?       — Нуууу… наверное… Да?       Алина в итоге превратила утверждение в вопрос. Ей хотелось знать, как Тэхён справляется со своим высоким либидо. И, что уж греха таить, она подумала, что может дать любимому человеку близость, если она ему категорически нужна. А она просто постарается получить максимум удовольствия… насколько у нее получится. Или потерпит чуть-чуть, если будет больновато.       — Я взрослый парень, справлюсь как-нибудь. Алина, не смей, — пригрозил Тэхён шуточно. — Мы тебя полечим, а потом сделаем все, что нам захочется.       — Правда? Ты не сердишься? — облегченно выдохнула она.       — Сержусь? Я? Ты спятила? Алина, ну ты и балда, — почти сердился Тэхён. — Думаешь, мужчины ну прям совсем без секса не проживут?       — Не знаю, — пожала плечами Муза. — Зависит от мужчины, наверное?       — Вот именно. Но большинство в принципе могут без него обходиться. Они только делают вид, что у них нет вариантов, манипулируют, — усмехнулся парень, а потом добавил серьезно: — Я с удовольствием подожду момента, когда мы сможем это сделать… или… если сможем…       — Хорошо, — улыбнулась Алина. — Думаю, не «если», а точно сможем.       — Давай-ка я закрою глаза и домажу тебя мазью, — предложил Тэ.       — Почему с закрытыми глазами?       — Потому что я буду мазать твою грудь, а она мне слишком нравится, — прямо ответил парень и рассмеялся.       Он действительно закрыл глаза, чтобы спокойно справиться с врачебной задачей и не докучать «пациентке» своим возбуждением. Сам же доказывал, что может обойтись без секса, и сам же сейчас потешался над собой. Может он обойтись! Ага, ну да. Может, конечно. Но возбуждение никуда не девается. Поцелуи все же воспламенили Тэхёна, поэтому он мужественно настроился терпеть, чтобы не противоречить самому себе так палевно. Однако руки помнили все, с закрытыми глазами было совсем не легче. И он сдался.       — Так. Все. Больше не могу, — он открыл глаза, натянул на Алину тонкую простыню, укутав ее, и пообещал: — Скоро ты почувствуешь себя лучше.       — Мне и правда лучше, — Алина почувствовала, что тело окончательно расслабилось, ей было уютно и спокойно.       — А теперь спи, — Тэ положил свою ладонь на ее лоб. — Засыпай и ни о чем не думай.       И Алина действительно провалилась в сон — глубокий, исцеляющий, полный фантазийных снов о том, как она едет по пустыне на верблюде, а потом ночует в шатре и выходит среди ночи посмотреть на звездное небо над пустыней.

***

      — Мы просто попробуем, — снова сказал Алине Тэхён спустя еще несколько недель.       Стоял уже сентябрь, и ребята немного пожалели, что лето прошло так странно — в расставаниях, тревогах, страстях, потрясениях, а порой и в одиночестве. Им было мало любви! Они ощущали сожаление из-за в потраченного впустую времени, которое провели порознь. Надо было тратить его вместе, пусть даже трижды впустую!       Так или иначе, больше они не хотели обходиться друг без друга. Несмотря на то, что Корея до сих пор была в планах Тэхёна. Из-за этого его мозг напряженно просчитывал, как сделать так, чтобы всем в итоге было хорошо — ему, его группе, Алине, ее детям. Плохо должно было стать только бывшему мужу Алины. И тут, кажется, хорошо заработала машина правосудия — ему светил адекватный, не заниженный срок.       Дала показания соседка, которая спустила на него ротвейлера. Дали показания еще двое соседей, которые боялись выйти в момент преступления, но слышали многое. Одна из них, женщина лет пятидесяти, даже записала кое-какие звуки, оглашавшие подъезд. Всего минута! Минута ее криков, ударов и его гадких, омерзительных слов в адрес бывшей жены — это уже был хороший компромат. Почему всего минута? Потому что женщине показалось, что звуки истязаний приближаются, ей стало страшно — и она закрыла дверь в свою квартиру, ушла подальше, предпочла больше ничего не слышать. Ее можно понять. Все равно ребята были ей благодарны, ведь Тэхён уговорил женщину дать показания, и она это сделала. Другой сосед просто помнил жившего здесь когда-то мужчину и выдал ему пренеприятную характеристику — она дополнила картину.       Но настоящим прорывом стала афера в «Изнанке», которая помогла доказать, что бывший супруг Алины мог бы загреметь по многим статьям.       Как и было условлено, до «Изнанки» его сопроводил JK. В его машину Андрей залез добровольно, но не случайно — когда он вывалился из бара, рядом не было никаких других автомобилей, а этот водитель словно только его и ждал. И, надо сказать, парнишка был сама любезность, хоть и выглядел как чертов рэпер — прокатил его по городу, показал классные питейные заведения, а потом даже привез в особенное место, куда можно было попасть исключительно секретно, через холодильник.       Решив, что это место для VIP- персон, Андрей захотел элитных развлечений. И — о чудо! — бармен Дима тоже был душкой: угощал, наливал, подливал, внимательно слушал и давал недурные советы. В итоге Андрей почувствовал такое доверие к понимающему бармену, что решился попросить «насыпать дорогу» из мефедрона       Вот тут-то Дима и понял, что надо не просто разговорить клиента, но и зафиксировать то, что он спьяну поведает. Закосив под дурачка, Дима смог узнать много ценной информации — и у ребят появились данные о том, что нехороший посетитель не только сам употреблял наркотики, но и подмешал «своей бывшей женушке-шлюшке» один наркотический препарат.       Посетитель, видимо, был совсем в невменяемом состоянии, раз рассказывал бармену такое! У Димы волосы вставали дыбом, когда он слушал откровения мудака — тот в принципе практиковал подобное с женщинами, доводя их до беспамятства, а потом насилуя их беспомощные тела. Алина была не единственной. На данный момент она была последней в череде минимум из пяти девушек, с которыми он опробовал свой ублюдский способ подмешивания так называемой «магии» в напиток.       Под конец мудень заговорщики спросил у Димы, нет ли у него каналов, по которым можно раздобыть наркоту. Дима посетовал, что он обычный алкаш и друг алкашей, поэтому «наркотических каналов» у него нет. Приняв Димино признание за печаль от невозможности добыть «модные препараты», посетитель пообещал достать их и себе, и ему. И даже назвал какие-то имена драг-дилеров или посредников, через которых уже не раз получал «хорошие дозы по норм цене».       Сказать, что Дима был в шоке, означало ничего не сказать. Он чувствовал себя хакером из российской деревушки, взломавшим как минимум Пентагон. Ведь поначалу речь шла лишь о небольших крохах информации, ребята не рассчитывали вытащить из шкафа этого человека всех скелетов. Дима, конечно, был высокого мнения о своей «сыворотке правды», но не ожидал, что бывший Алины расскажет настолько много! Это же сказочно компрометирующий улов! И вот у потрясенного Димы на руках бесценный материал от мудака, у которого поехала крыша на почве употребления наркотиков.       Для суда была создана легенда о бармене Диме, который случайно стал свидетелем пьяных излияний клиента. И Дима ну никак не мог просто выслушать болтовню посетителя и ничего не сделать с полученной страшной информацией. Осознав, что перед ним, возможно, настоящий преступник (а так оно и было!), парень решился записать это все на диктофон. Вот откуда у него взялась запись. Дима был в шоке и ужасе, принес эту запись в полицию, и ее приняли.       А уже за приобщение этих данных к «делу Алины» отвечала Надежда Дмитриевна. И надо отдать ей должное: она все сделала, как и подобает защитнице закона. Она была и Фемидой, и Немезидой, и просто женщиной, которую возмутило скотское преступление против других женщин. К слову, Надежда даже испытала сочувствие к Алине, хотя, казалось бы, должна была ее ненавидеть. Но у Надежды хватило сил «не уподобляться зверю», как сказал тогда Тэхён.       Хороший урок истинной нравственности! И пусть ребятам пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы разговорить преступника, Надежда закрыла на это глаза. Ей только не хватало сейчас отказываться от посадки преступника в тюрьму из-за того, что доказательства были собраны не самым честным образом. И это в ее-то годы, на нынешнем этапе карьеры! Нееет, сейчас Надежда решила, что будет делать все возможное для торжества правосудия.

***

      Эти сентябрьские выходные дочки Алины проводили время в саду у бабушки с дедушкой. Они наслаждались последним теплом, сдержанным солнцем, шуршанием золотисто-рыжей листвой и возможностью чуть ли ни в последний раз в году походить на улице в одежде с короткими рукавами.       В этот раз девочки знали, что мама в их отсутствие, скорее всего, будет проводить время со своим парнем, Тэхёном. Но они хорошо понимали — маме это нужно. С этим человеком мама менялась, становилась веселее, бодрее, даже как будто красивее. А главное — счастливее. Поэтому они сами готовы были лишний раз отпроситься к бабуле и дедуле, лишь бы у мамы появилось время на личную жизнь, чтобы она могла пригласить Тэхёна к ним домой.       Нынешний сентябрьский вечер должен был отменить ту ветку вероятностей, которые возникли после памятной росписи на теле Музы и странного разговора с мужем Алины, который в итоге привел к катастрофе.       Тэхён уже чуть не съел себя с потрохами за то, что по злости спалил их отношения бывшему. Он сам поставил Алины под угрозу. Он позабыл в тот момент, что настоящие негодяи — трусливые, но опасные звери. Они вымещают злобу на более слабых. Они мстят не возвышенно и справедливо, как граф Монте-Кристо, а как подонки — предавая и перечеркивая все, что было хорошего. Если бы их толстая кишка была не так тонка, они бы расправлялись с теми, кого назначили виновными, насмерть. Сразу же. Увы, некоторым это удается. Тэхён осознал это значительно позднее того памятного разговора, когда он надерзил. И да, он мог совсем потерять Алину.       Прошло уже достаточно времени, чтобы успокоиться, но внутри Тэхёна кипел гнев. Он ругал бывшего мужа Алины, ругал себя. Его сводили с ума мысли о том, что он мог не допустить, помочь, предупредить это происшествие. Он очень страдал и хотел бы принять всю боль Алины на себя. Но такой опции в этом мире не существовало. И все, что ему оставалось, — остыть, смириться, отдать упыря в руки правосудия, хотя хотелось до смерти запинать его ногами.       И еще у него оставалась связь с Музой. Хотя бы она не была потеряна. Он мог попробовать повлиять с этой стороны — залечить телесные и душевные раны Алины, дать много-много тепла и любви, стать ей опорой. Только так Тэхён мог избавиться от ужасающего чувства вины, которое жестоко терзало его. И вроде бы голос разума говорил: ты мог ничего не говорить, а ЭТО все равно бы случилось. Зверю ведь подойдет любой повод, ему без разницы, за что вонзать клыки в плоть жертвы. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»       Но парень все равно ругал прежде всего себя. При этом он знал, что и Алина корит себя за беспечность и утрату чувства самосохранения. Какая ужасная ирония! Два нормальных адекватных человека думали, что с ними не так, ломали голову, как им надо было поступить, чтобы не спровоцировать зверя. А тому было зашибись. Он не чувствовал раскаяния за содеянное, он лишь бесился от того, что попался. И раз такое дело, он решил немного переложить ответственность на другого человека, якобы доведшего его до состояния аффекта ужасной информацией о жене, которую он так-то «до сих пор любит». Так стало известно, что гонцом, приносящим дурные вести, была Даша. И так Даша автоматически перестала быть подругой Алине.       Тэхёну стоило больших усилий перестроиться, перенаправить свою злость в другое русло — он плотно занимался судебным делом, контролировал postproduction альбома и думал, как уговорить Алину переехать на время в Корею. Да, ему казалось, что для Алины и ее дочек это будет что-то сродни квантовому скачку, приключению, полной перезагрузке. На горизонте вырисовывалось прекрасное безумие, но это был и выход.       Правда, для осуществления этого плана надо было восстановить силы Музы. Поэтому Тэхён и Алина и решили...⠀       п о п р о б о в а т ь⠀з а н о в о       «Мы просто попробуем» — эта фраза сейчас давала Алине пространство для отказа, так было легче начинать новый этап. Не понравится — можно остановиться. Не получится — не беда. Захочется откатить ситуацию — пожалуйста. Но Алина мечтала, чтобы все получилось, как раньше. Как тогда, когда она была беззаботной, легкой, весенней. Лето ее сожгло во всех смыслах, осень обещала депрессию. Но Алина не хотела остаться пеплом…

***

      Пробовать снова делать старое, изведанное, привычное было бы ностальгически оправданно, но и глупо. Смысл? Они изменились. Поэтому пробовать надо было новое! Тэхён и Алина нуждались в высшей степени близости.       Тантра.       Мягкая практика, помогающая проникнуть друг в друга. Что-то сродни любовной диффузии. Им надо было слиться, испытать единение и наслаждение друг другом. И такая практика совсем не похожа на обычный секс, в котором главная задача — разрядка. В этот раз они должны были зарядиться и ощутить, как энергия перетекает внутри их тел, как в сообщающихся сосудах.       Гостиная стала похожа на тот шатер, который Алина видела во сне. Художник и его Муза сдвинули кресла и стол в самый угол, укрыли их тканями, чтобы они стали не похожими сами на себя. Пол застелили одеялами, тонкими матрасами и пледами. Задернули плотные шторы, создав ночь. Стаскали все виды подушек и красиво накидали их, чтобы добавить восточного колорита. Включили подсветку по периметру потолка. Установили проектор и направили изображение звездного неба на потолок. Это было не вычурное стилизованное изображение, а сдержанно-реалистичное. По углам комнаты поставили крошечные светильники, льющие мягкий свет. На столе разместили воду, напитки, фрукты, легкие закуски — путники действительно приготовились ночевать «в пустыне». Если им захочется есть, они смогут подкрепиться и продолжить свое путешествие внутрь чувств — как к центру Земли, к самому ядру, к самому сердцу.       Алина и Тэхён отключили телефоны, компьютеры, гаджеты, дверной звонок. Погасили свет во всей квартире и также задернули шторы на всех окнах. Ни для кого их не было. Да и для них никого сейчас не существовало. Лишь темное, слабо освещенное, полумистическое пространство окружало их.       Поначалу Тэ и Алина даже одежду не снимали. Алина надела то, что раньше бы назвали «ночнушкой», хотя больше это походило на летнее длинное платье-сарафан на тонких бретельках. Белье она не снимала, так как ей пока было комфортнее оставаться в нем. Обычные бесшовные белые слипы и лиф надевались не ради секс-вызыва и разрывания белья на части, в них поросту было удобно. И еще Алина знала, что на ней это белье выглядит свежо и нежно. Тэхен был в бледно-серой футболке и пижамных темно-серых штанах в белую полоску. Если бы кто-нибудь увидел ребят со стороны, сказал бы, что они выглядят как скучная супружеская пара, которой не о чем поговорить перед сном. Но это было бы обманчивое впечатление — одежда сейчас вообще не играла никакой роли. Они вообще не замечали всего внешнего. Тэхён притащил из прихожей гитару и сел по-турецки на мягкие одеяльные волны, позвал присесть и Алину. Она пристроилась напротив, хотела видеть и чувствовать его музыку.       — Я хочу спеть тебе одну песню. Написал на днях… Она еще сырая, конечно, но… Может, ты мне как раз подскажешь, что тут надо будет добавить.       — Я же не умею, — начала отнекиваться Алина. — Как я могу тебе что-то подсказать в твоем деле?       — Ты просто другим творчеством занималась, — усмехнулся Тэ. — Все ты умеешь!       — Хорошо, мой повелитель, — пошутила Муза. — Не буду спорить.       — Скажешь тоже, повелитель, — Тэ начал мягко перебирать струны, играя вступление. — Еще кто тут повелитель, м?       — Точно не я! — воскликнула Алина.       — И не я, — рассмеялся Тэхён. — Какие мы молодцы! У нас эгалитарные отношения.       — Вот именно, мой повелитель, — тоже улыбнулась Алина. — Я вся внимание! Хочу послушать…       — Ах ты! — Тэхён резко оборвал плавную мелодию, потом ударил по струнам аккордом и начал играть куплет. Он пел на английском языке, но Алина неплохо знала его, поэтому почти все поняла.        Это любовь? Или это искусство?       Ты сама-то понимаешь, что мы творим?       Мой сумасшедший ангел...       Еще немного боли нас не убьет...       Текст песни был метафорическим, странным, но Алине показалось, что это очень похоже на их отношения. Эта была песня про них.       Тэхëн пел своим чарующим низким голосом, и Муза подумала тогда, что он должен быть услышанным человечеством. Тэхён умел вкладывать в пение чувства, умел пробуждать их в ответ, умел затрагивать что-то особенное и индивидуальное в душах людей. О да, этот голос должен был выйти за пределы спальни или гаража. Он был нужен этому миру!       Но сейчас Тэхён пел специально для нее, и Алину это ужасно разволновало. Она сидела напротив как завороженная, разглядывая этого удивительного человека и удивляясь тому, что он все же вошел в ее жизнь, а она — в его. От игры на гитаре мускулы его рук напрягались, а освещение красиво подчеркивало рельеф мышц. Алина смотрела на игру света и тени на бронзовой коже Тэхёна, слушала голос, который погрузил ее в почти медитативное состояние и понимала только одно: она хотела бы увидеть Тэ полностью обнаженным, под этим освещением. Она хотела бы наблюдать теплые рыжеватые отблески света на его груди, напряженном прессе, крепких бедрах… О, она сама хотела бы быть этим светом и скользить по нему лучом, лежать на нем…       — Я хочу тебя, — вдруг сказала она тихо, но Тэхён сразу услышал, оборвал пение и только по инерции мягко перебирал пальцами затихающие струны.       — Знаешь… — Тэ улыбнулся и посмотрел на нее наконец тем самым взглядом — без жалости, с желанием и призывом, обещая им обоим наслаждение. — Я тоже тебя хочу.       Он отложил гитару в сторону и ждал, что будет дальше. Как Алина себя поведет? Он отдавал ей инициативу, хотя сам уже готов был наброситься на нее. Он и так натереплся, пока Алина слушала его. Ведь как можно оставаться равнодушным к этим горящим восхищением глазам? К тому, как она нетерпеливо и жадно смотрит на него, выдавая свое желание. Она, наверное, не отдавала себе отчета в том, как соблазнительно выглядела. Но Тэ все заметил, играть он умел, не глядя на струны.       Она ерзала, как котик перед прыжком. Облизывалась, разглядывая его руки. Поправляла длинные волосы, перекидывая их с одного плеча на другое. Подняла почти до бедер подол платья, чтобы ей удобнее было сидеть, открыв его взгляду красивые ноги. На одной ее ножке сверкал тоненький золотой браслет как будто из цельной полоски металла — специальное плетение цепочки создавало такой эффект. Потом Алина обхватила колени руками, и он, конечно же, подумал, что хотел бы развести ее ноги в стороны… Или чтоб она сама раскрылась перед ним, разведя колени? Пока он играл, много мыслей подобного рода приходило в голову. Он просто заправски маскировался под человека искусства, пока в нем потихоньку пробуждалось что-то животное. Хорошо, что и в Алине это тоже проснулось. Да, она захотела близости, забыв о том, что ей мешало.       — Иди ко мне, — он откинулся на спину и пригласил ее лечь на него, похлопав себя по груди.       Последнее, что Тэхён успел подумать перед тем, как она скользнула на него милой кошечкой, — что для тантры надо было взять не гитару, а какие-нибудь «поющие чаши» или барабан ханг… Но поздно, поздно. Гитара и песня волшебным образом превратили потерянную Алину в обольстительную сирену, и Тэхён уже был более чем доволен. Что может быть прекраснее того, что тебя хочет женщина, которую желаешь ты сам?       Она взгромоздилась на тебя, копошится, сворачивается клубочком, ерзает, щекочет длинными прядями волос, а ты чувствуешь, что вся радость мира лежит на твоей груди. И не просто лежит… Она лезет руками под футболку, вкусно пахнет, вольно или невольно прикасается к тебе во всяких чувствительных местах… И это трудно терпеть, ведь ты скучал, ждал, хотел, мечтал об этом! От полноты чувств Тэхён так сильно сжал Алину в объятиях, что она пискнула и замерла в его руках. Потом она чуть приподняла голову с его груди, осмотрелась и тихо сообщила:       — Твои соски так напряглись… Я хочу их…       — Хочешь их… что? — усмехнулся парень.       — Искусать и облизать, — радостно выдала она и шутейно-томно закусила губу.       — Тогда сделай это, — Тэхён выпустил ее из тисков и разрешил ей задрать его футболку.       Улыбаясь, она села на парня верхом, приподняла ткань до уровня чуть выше груди и начала мягко ласкать его шоколадные соски, скручивая их пальчиками и немного оттягивая вверх. Она уже почувствовала, что Тэ возбужден, потому что сидела практически на члене, просто от проникновения внутрь ее спасала (спасала ли?) одежда.       Алина наклонилась и чувственно присосалась к груди Тэхёна, вбирая в рот возбужденный сосок и терзая пальцами второй. Она знала, что эти зоны на теле Тэхёна крайне чувствительны, поэтому старательно вылизывала, прикусывала, вминала языком вершинку, а потом втягивала в рот поглубже, оттягивала и с сочным причмокиванием выпускала набухший сосок наружу.       Тэхён терпел эти адские приставания, сдерживая желание насадить Алину поглубже на свой член и безжалостно отыметь ее. Он почти забыл, что у них тут намечается тантрический вдумчивый секс, готов был плюнуть на эту затею, потому что они оба были голодными и жадными, а значит — могли получить разрядку быстрее, чем успеют зарядиться.       Алина тоже не помнила о высшей миссии, всю память отшибло. Ей безумно хотелось сделать Тэ приятно, и ради этого она могла облизать парня хоть целиком. Наигравшись одним соском, она так же бешено присосалась ко второму, чувствуя, как руки Тэхёна скользят по ее бедрам, сжимая их. Он добрался до ее попки и не удержался тоже, пустил в ход тяжелую артиллерию — начал разводить в стороны ягодицы, стремясь обхватить их так, чтобы сразу слегка оттягивать в стороны и половые губы. Мягкими кошачьими цапами он методично массировал бессовестно вертлявую попу, то сминая ягодицы, то разводя их.       Алина застонала первой — прямо так, с соском во рту и пальцами, которые вот-вот грозились проникнуть в ее нутро. Она хотела добиться, чтобы и Тэхён издал звуки страсти, ей безумно нравились его несдержанные стоны и какие-то звериные рыки, которые он порой себе позволял, трахая ее. Боже, ей во что бы то ни стало хотелось это услышать! Она должна его довести до такого состояния, должна!       При этом Алина была уже абсолютно возбужденной, готовой и мокрой, ей неистово хотелось засунуть в себя Тэхена и ощутить, как он властно и даже чуточку болезненно расширил ее, как жарко заполнил собой. Она беззастенчиво-инстинктивно терлась своей промежностью о его вставший, увеличившийся в размере член, и ей казалось, что она кончит прямо так, несмотря на два слоя ткани… О, она никогда еще не чувствовала себя такой бешено голодной! Она забыла обо всем, не соображала ровным счетом ничего, хотела только одного — одуряющей страсти. Внезапно Алина сползла ниже, села на ноги Тэхёна и начала снимать с него пижамные брюки.       — Алина, посмотри на меня, — позвал ее Тэхён, приостановив бурную деятельность по раздеванию.       — Да что? — нетерпеливо воскликнула она, но посмотрела в глаза Тэхёна — и он увидел в ее взгляде нечто темное, страстное, жгучее, животное… и безумно притягательное. Она бы точно могла высосать его без остатка, в прямом смысле — до пустых звенящих яиц, до последней капли.       — Мне кажется… у нас не получится сегодня… тантрического секса, — проговорил он, восхищенно глядя на то, как она стягивает с него штаны и — о боже! — сразу же ловит пружинящий член ртом.       Тэхён сдавленно застонал от ощущений и от того, что увидел. А Алина, наслаждаясь услышанным, решила не теряться и продолжать. Пусть и не получится сейчас тантрического секса, зато получится какой-то другой — спонтанный, жаркий, голодный, бешеный, сумасшедший… В конце концов, у них вся ночь впереди, они же могут заняться им позже? Алина для устойчивости схватила напряженный орган рукой и начала мягко опускаться ниже, вводя член все глубже в горло. Тэхён смотрел, не отрываясь, на это зрелище, и ему уже тоже стремительно становилось все равно, какой у них будет секс. Когда твоя девушка заглатывает член так глубоко и сладко — ты конченный слабак. Ты ноль. Ты хочешь, чтобы она выпила тебя без остатка. А все, что ты можешь, — это сотрясаться от конвульсий страсти… Ну, еще хвататься за ее голову, чтобы запихнуть в ее хлюпающий ротик побольше, поглубже, подальше…       — Да пофиг, — внезапно вырвалась она, шумно дыша и утирая губы рукой. — Все же и так хорошо… Тебе же... нравится?       — Да…       — Скажи это… полностью, — она сняла с плеч бретельки, стянула лиф вниз и схватилась за свои соски, дразня их.       — Ты классно сосешь, — хрипло проговорил Тэхён, наблюдая за тем, как она ласкает свою грудь. — Обожаю твою рот…       — Даааа, — она запрокинула голову и зажмурилась, всем своим видом выражая наслаждение. — Скажи еще… что-нибудь…       — Хочу поцеловать тебя, — вдруг неожиданно сказал Тэхён, коварно улыбаясь.       — Ого! — удивилась Алина. — Это же совсем не пóшло.       — Тащи сюда свою задницу, я сделаю тебе пóшло, — усмехнулся он.       — Раскомандовался, — хихикнула Алина и упала в объятия Тэхёна.       А потом сама не заметила, как оказалась прижатой к постели его горячим телом. Он жадно целовал ее в губы, раскрывая их, проникая в рот языком и задевая какие-то страшно чувствительные точки, отвечающие, видимо, за неприличное поведение. Потому что Алина уже чувствовала себя осатаневшей от возбуждения. Это была атака поцелуями. Вторжение, захват, грубоватая самцовая страсть, заставляющая сдаваться. Алине страшно хотелось сдаться, но и НЕ уступать этой атаке было весело. О, она видела, как Тэхёну нравится ее строптивость, дразнящая непокорность. Это была сладкая борьба, в которой она снова и снова сдавалась, а он подчинял и брал.       — Сабле… зубая, — напомнил себе Тэхён, оторвавшись от непокорных покрасневших губ Алины и пытаясь отдышаться. — Упрямая моя…       — Сам ты… — не успела договорить она, как ее снова настигли коварные губы, теперь обманчиво мягкие, нежные, осыпающие ее мелкими прицельными поцелуями — в уголок рта, верхнюю губу, нижнюю, в щечку, в носик, по всему лицу…       Дальше его губы прижались к мочке уха и остановились чуть ниже, на шее, щекоча кожу жарким дыханием. Горячая ладонь двинулась вверх по бедру, забралась под платье, пальцы Тэхёна нащупали слипы и начали их стаскивать, и вот тут Алина охотно поддалась, потому что бессмысленно было оставаться в трусах в столь страстный момент. Она просто устала быть одетой! Пока Алина отвлекалась на раздумья о степени влажности своего белья, Тэхён решил узнать все из первоисточника влаги…       Его рука скользнула между бедер Алины, он подхватил ногу с внутренней стороны, отводя ее в сторону, а потом наконец погладил припухшие половые губы и все эти нежные розовые складочки, похожие на лепестки цветка… О, какой же она была восхитительно мокрой! Тэхёна всегда подстегивало осознание, что он способен возбудить Алину до такого состояния, и сейчас он снова с наслаждением размазывал сочащуюся смазку по всей промежности и по своей руке, готовя Алину к проникновению…       Он оглаживал ее нежно-нежно, со знанием дела, чуть погружая пальцы между половыми губами, мягко раздвигая их, нажимая кончиками пальцев на клитор, иногда чуть сжимая его для остроты ощущений… Алина громко застонала, безотчетно отводя бедро все больше в сторону и подаваясь всем телом к ласкающей ее руке. В тот же момент она почувствовала, как Тэхён облизнул и сразу прикусил ее шею. Алина вскрикнула — от ощущения тысячи мелких иголочек, пронзивших ее тело, от эйфории и сумасшедшего желания, от чувств, которые разрывали ее.       — Тебе больно? — сразу испугался Тэхён.       — Нет… Мне хорошо… — выдохнула Алина. — Продолжай…       — Повинуюсь, — сказал он низким бархатным голосом, и Алина поняла, что у них смешались все роли — так-то повиновалась она. Как можно было не таять от этого голоса?       Тэхён аккуратно вытер руку о свое бедро, сполз пониже, высвободил грудь Алины из всех этих очаровательных, но бесячих тряпочек — лиф и платье как будто все время норовили надеться обратно. Он ответил соблазнительнице взаимностью. Немного помассировал грудь обеими руками — сначала мягко, затем все интенсивнее, сжимая их, обхватывая ладонями так, чтобы получилось этакое всепокрытие каждого чувствительного участка.       — Мне так понравилось, как ты сама себя трогала, — сказал Тэхён, улыбаясь и ни на секунду не отрываясь от раздраконивания Алины. — Покажешь мне еще?       — Да хоть сейчас, — она потянулась к своим соскам и попыталась отпихнуть мужские руки.       Он дал ей немного пошалить и поласкать себя, жадно смотря на это. Ему пришлось схватить свой член и сдавить его, чтобы «придушить» страсть. Но так было не лучше — он мог кончить в любой момент, приходилось сдерживаться намеренно, используя известные ему практики.       — Дай мне тоже, жадинка, — Тэ снова обхватил ее грудки, сжал так, чтобы два соска были совсем рядом и мокро, сочно мазнул языком сразу по двум вершинкам.       — О боже, — простонала Алина. — Еще…       — Нравится? — он снова повторил этот трюк, вобрав в рот обе вершинки и слегка покусывая их.       — Дааааа…       — Не пойму, ты их чем-то намазала?       — Что? — Алина очнулась и посмотрела на Тэ с непониманием.       — У тебя сладкие соски, — Тэ снова обхватил губами один, словно проверяя ощущения, а потом взялся за второй.       — Аааа, да, намазала, — до Музы дошло, о чем идет речь, но она не могла связно ответить, ей было слишком не до этого — ее грудь изнывала под горячими губами Тэхёна.       — Чем же? — спросил он, оторвавшись.       — Ооо… ягодным… съедобным… блеском, — простонала Алина.       — Затейница моя, — хихикнул Тэхён, отрываясь наконец от груди и спускаясь отрывистыми короткими поцелуями ниже. — Ты мне и без этих приблуд нравишься.       — Хо… рошо, — выдохнула Алина, чувствуя, как крепкие мужские руки разводят ее бедра в стороны. — Я хотела… чтоб вкусно…       — Это вкусно. Но и без этого все отлично. Главное — тут ничем себя не мажь, пожалуйста, — Тэ коснулся языком влажной возбужденной промежности. — Тут я люблю твой вкус…       — Вылижи меня, — она вдруг набралась смелости произнести это, но тут же от смущения закрыла лицо руками.       — Ну наконец-то! — рассмеялся Тэхён, целуя внутреннюю часть бедра Алины. — Думал, ты никогда не попросишь… Как тебя вылизать?       — Как… получится? — предположила она.       — Да скажи же это! — рыкнул Тэ. — Скажи, как тебе хочется… Скажи пóшло, развратно… Ну?       — Как тогда обещал… как… пес, — под конец ее голос стал совсем тихим.       — Алина, скажи это смелее, — Тэхён приподнялся на локтях между ее ног и выжидающе, даже как-то зловеще смотрел на умирающую от стыда Алину. — Ну? Я жду…       Он снова мягко коснулся языком клитора и тут же прекратил ласку, чтобы Алина поскорее решилась озвучить просьбу. Затем немного жарко подышал на клитор, но уже без прикосновений. Ооо, он знал толк в изысканных пытках!       — Вылижи меня как пес, — резковато сказала Алина и положила руку на макушку Тэхёна, чуть подталкивая его к себе.       — Повинуюсь, — коварно усмехнулся Тэхён и…

… действительно

бесстыдно вылизал ее до оргазма, от которого Алину трясло минут пять. Вылизал мокро, пошло, громко, сочно, с брызгами слюны во все стороны. С полным погружением, от которого все его лицо стало влажным тоже… Со стонами и завываниями, которых Алина больше не стеснялась.       — Так, а теперь… Маршрут перестроен, — пошутил парень, вытирая лицо подолом ее платья. — Давай, садись на меня верхом…       Он помог Алине встать и снять платье, потянув его вверх, через голову. Затем улегся в ожидании наездницы, и его член был красноречиво устремлен в потолок.       — Раскомандовался? — удивленно рассмеялась Алина.       — Конечно. Я тоже сейчас расскажу тебе кое-что на пóшлом, — тон Тэхёна стал более жестким, действительно командирским.       — Очень хочу услышать, — хихикнула Алина.       — Хватит болтать. Живо сюда!       Она подошла к Тэхёну, встала над ним, потом присела, опираясь на колени. Обхватив рукой член, направила его в себя и, чуть-чуть огладив головкой члена половые губы, уселась на него, зажмуриваясь от чувства плотной заполненности… И застонала. Впрочем, они оба позволили себе звучать, стонать, говорить непристойности… И Музе очень нравилось, что этот нахальный парень, который вечно все держит под контролем, тоже умеет расслабляться и восхитительно стонать.       Алина сразу начала действовать словно заправская танцовщица тверка — мягко прогибаясь в пояснице, накатывая волнами, а не тупо прыгая вверх-вниз на члене. Она делала много мелких вибрирующих, но плавных движений тазом по какой-то немыслимой синусоиде… Математикам бы понравилось! Она интуитивно чувствовала, как надо, и только с Тэхёном у нее это начало получаться правильно — так, чтобы мужчина охреневал от удовольствия… Чтоб хватался за ее пружинящую грудь, а потом — за бедра, насаживая наездницу поглубже... Чтобы сам начинал энергично и быстро двигаться вверх, подбрасывая ее повыше… Чтобы мужчина дурел от того, как она катается на нем, как объезжает его, доводя до исступления…       И все же Тэхёну нравилось заканчивать подобные игрища, оказываясь сверху. Он должен был почувствовать, что беспечная наездница повинуется ему. Поэтому Алина снова оказалась под Тэхёном — ее буквально пригвоздили к постели и очень убедительно объяснили, кто и кому тут сейчас задаст жару. Чувствуя, как Тэхён вбивается между ее бедер, она вдруг вспомнила:       — Ты хотел сказать…       — Ах да… скажу… — Тэхён наклонился к самому ее ушку и начал говорить низким голосом непристойности, сопровождая их крепкими толчками: — Обожаю... тебя… ебать… Трахать... как сучку… Во все... щели… Обожаю… как ты сосешь… лижешь меня… Обожаю… кончать тебе в рот… на лицо… на попку… на живот… Хорошая девочка… ты классно... это делаешь...       Когда-то Алина была доведена до бешеного оргазма словами любви, теперь же она кончила от грубых пошлых слов, за которыми так-то было много животной свободы и еще чего-то честного, настоящего… И она была рада, что Тэхён может ей сказать такое без стеснения и боязни ее обидеть...       После второго оргазма ей показалось, что она мокрая с ног до головы. Они оба дико вспотели. Ее живот и грудь покрыли белые струи спермы, даже до подбородка добрались… У нее между ног тоже было невероятно влажно, хоть выжимай. Лежа на сбившихся одеялах и пледах, Тэхён и Алина обнимались, усугубляя ситуацию, потому что обнимашки способствовали повышению градуса жары. Да, это был жаркий вечер. Пожар. Все пошло совсем не так, как они изначально планировали.       — Прости, я не подумал, что у нас не получится тантрической практики, — Тэ поцеловал Алину в висок, а потом в губы.       — Потому что мы изголодались, и нам надо было быстро насытиться, — пробормотала Алина. — Ты тоже прости… Может, я тебя сбила с толку?       — Да ты что! Это я реально затупил. Ну вот чем я думал? — рассмеялся Тэхён. — Соскучился по любимой женщине и планировал медитировать, засунув в нее член? Я идиот…       — Ты тоже мой любимый, — Алина услышала только одно, самое главное слово — и поспешила признаться в ответ.       Тэхён вдруг выпустил Музу из объятий, сел и стал очень серьезным.       — Вот еще что, Алина. Считаю нужным сказать… Я не ждал, чтобы у тебя сошли все синяки… Ну, вдруг ты подумаешь что-нибудь такое? Мне это было неважно. Мы могли бы и раньше это сделать, и каждая ссадина, каждый синяк… Я бы их зацеловал, понимаешь? Но я думал, что тебе будет некомфортно…       — Я знаю, милый, — Алина тоже села, погладила его по щеке. — Я сегодня все окончательно про нас поняла.       — Я рад, что ты снова со мной...