Шёпот грядущего

Зима две тысячи тридцать четвёртого года выдалась в Спрингфилде на редкость снежная. С начала декабря снег валил целыми днями, усердно создавая праздничное настроение — и затрудняя работу никогда не готовых к катаклизмам коммунальщиков. Центральную площадь засыпало так, что снегоуборочные машины начинали реветь затемно — правда, тщетно. Крупные мягкие хлопья бесшумно, как пух из старой подушки, сыпались с низкого, загромождённого тучами серого неба, покрывая разноцветные крыши слоями белой глазури. Бронзовый отец-основатель нарядился в пушистую белую шапку и мантию, газоны, ещё недавно зелёные, устелило тяжёлым белоснежным одеялом. Тишина стояла необычайная, зимняя. Школьники трудились за партами, с тоской поглядывая в окно на танец снежинок, домохозяйки с тревогой прикидывали, сколько сил придётся тратить на организацию стремительно приближающегося Рождества, а работники всех мастей только и думали, что об отпуске и вечерней медитации перед телевизором. Витрина украшенного к Рождеству маленького магазина комиксов на центральной площади с вывеской в виде робота, который приглашал зайти в «Подземелье андроидов» и купить бейсбольных карточек, лучилась тёплым жёлтым светом. Тот, кто в этот томительный дообеденный час оказался на улице, мог увидеть стоявших у прилавка владельцев — пожилую супружескую пару. Низенькая, кругленькая брюнетка в розовом спортивном костюме строго что-то выговаривала тепло одетому высокому и тучному мужу, который вытирал запястьем потеющий лоб и косился на улицу в надежде поскорее выйти и охладиться. — Вот, я приготовила папе онигири, лапшу, овощи, курицу и моти, — Кумико протянула Джеффу большой бирюзовый бенто. — Накорми его, развлеки. И проверь, чтобы он всё съел! — Да уж знаю, — Джефф кивнул, забирая бенто. — Приказ шестьдесят шесть. Кумико закатила глаза, услышав отсылку на «Звёздные войны», и напомнила: — И спроси у врача, как его здоровье! Получив в ответ ещё один утвердительный кивок, она встала на цыпочки, чтобы наградить мужа сухим поцелуем в щёку. И, с любовью оглядев Джеффа, такого смешного в меховых наушниках, машинально поправила ему воротник куртки. Воротник был в порядке, но привычка прикасаться к мужу по поводу и без, возникшая в начале знакомства, оказалась неискоренимой. Джефф не возражал — для вздорного ворчуна, каким его знали в городе, он был на удивление послушным. И старался, чтобы взаимные случайные касания почаще переходили во что-то большее. Вот и сейчас он перехватил руку Кумико и поцеловал в серединку маленькой пухлой ладони — не то из нежности, не то в знак благодарности за все эти замечательные вкусные вещи. Полные щёки женщины заалели смущённо, как у молодой. Ладонью, на которой остался щекотный след влажного поцелуя, она погладила мужа по щеке и, опустив ресницы, задержала руку на его широком плече. И попросила с обычным спокойствием: — Позвони, как поедешь домой. — Обязательно. Кумико тронула тихая, привычная нежность, с какой Джефф поддерживал этот ритуальный разговор — она подняла юркие чёрные глаза и улыбнулась на прощание. Джефф успел потрепать её за бочок, свисавший над поясом домашних штанов, и отстранился неохотно. Они до сих пор не любили расставаться, хотя за столько лет должны были надоесть друг другу. Конечно, о страсти первых дней давно не шло речи, но глубокую сердечную привязанность супруги ценили больше плотского желания. — Перчатки взял? — спохватилась Кумико, всплеснув руками, и между чёрных бровей её залегла сердитая морщинка. — А то про Супермена ты всё помнишь, а перчатки забываешь! — Не забыл, — буркнул Джефф и, неуклюже потянувшись в карман, показал Кумико перчатки с узором пальцев скелета, больше подходящим мальчишке, чем господину пятидесяти пяти лет. Женщина удовлетворённо кивнула, но всё равно пригрозила в шутку: — Я тебе их пришью в следующий раз на резиночки. Будешь как маленький ходить. — Всё, давай, — Джефф попятился, пряча перчатки в карман, и направился к выходу. Колокольчик на двери тоскливо звякнул, когда мужчина вышел на улицу, и Кумико тяжело вздохнула, оглядывая опустевший магазин. Она ничего не имела против одиночества, но вдруг кожей ощутила дискомфорт — и невольно запахнула толстовку, хотя полочки не сходились на пышной груди и большом круглом животе. Тихая и ленивая, Кумико выглядела апатичным интровертом, но с детства привыкла обретаться в компании, будь то отец с матерью или муж. В компании её всегда могли развлечь, успокоить — или оставить наедине с собой, не мешая уединению. Компания означала уют и безопасность. А Кумико, привыкнув к чему-то, болезненно переносила перемены. В двадцать лет долго оплакивала мать — не столько от скорби, сколько от того, что по вечерам в квартире больше не раздаётся её недовольное ворчание или заливистый смех над ужасными телешоу. Выйдя замуж, Кумико скучала по отцу — видеозвонки не заменяли живого общения, а визитов господина Накамура на её день рождения и Новый год казалось слишком мало. В отличие от многих женщин, Кумико не горела желанием покинуть родное гнездо как можно скорее — если бы не судьба, жила бы с отцом до старости. Джефф не понимал её тоски — родительское внимание, тем более такое нежное, было ему незнакомо. Но Кумико долго твердила, ей нужна полная, настоящая семья. Детей она не имела в виду, и Джефф согласился. Господина Накамура скоро удалось уговорить переехать в Спрингфилд, и почти двадцать лет Кумико провела в атмосфере абсолютного счастья, с утра до вечера окружённая вниманием любимых мужчин. Но неделю назад её несколько эгоистически обустроенный рай обрушился. Ничего не предвещало беды — ожидая, пока Джефф развесит в магазине рождественские украшения, Кумико помогала отцу лепить онигири на ужин. Как вдруг господин Накамура замер посреди кухни, побелел и схватился за сердце. До этого он на здоровье не жаловался, и женщина, страшно перепугавшись, едва сообразила вызвать скорую. К счастью, Джефф тут же подоспел на её крик — и успокаивал обоих, пока ждали врача. «Сердечный приступ, — сказал пожилой чернокожий доктор, пока господина Накамура приводили в чувство и укладывали на носилки, — нужно обследоваться. И вам, милочка, не помешает, — бесцеремонно прибавил он, указав на бурно вздымающийся живот Кумико, которая от страха за отца сама была готова умереть, — тяжело вашему сердечку столько носить. К Рождеству пора бы и в форму себя привести!». Кумико побагровела от злости — она так и не привыкла, что в этой маленькой провинции всем есть дело друг до друга. А постороннего вмешательства в свою жизнь, ещё и столь грубого, она не переносила. Фигуру Джеффа доктор почему-то не прокомментировал — Кумико запыхтела, как чайник, но сказать ничего не сумела, лишь зубы оскалила. Муж встревожился — такая она стала красная. Пришлось всей семьёй ехать в больницу. И пока медсёстры успокаивали Кумико, меряли ей давление и отпаивали валерианой, Джефф ходил за врачами, проверял, чтобы господину Накамура выделили удобную тихую палату. Едва очнувшись, господин Накамура принялся возмущаться и проситься домой — опасность для жизни беспокоила его меньше, чем незнакомая обстановка. Подобно всем старикам, он привык к отлаженному годами ритму жизни, и пришёл в ужас от перспективы расстаться с дочерью и зятем. Супруги и сами жалели, что нельзя лечить его дома — и утешали, как могли. Спустя неделю быт более-менее наладился. Причин для страха не было — у господина Накамура обнаружили не жуткий сердечный приступ, а безобидную невралгию, прописали массаж и лечебную гимнастику. Джефф и Кумико навещали его по очереди, привозили домашние обеды — от больничной еды господин Накамура стоически отказывался — развлекали историями про докучливых клиентов и просили поскорее выздоравливать. Врачи убеждали, он старик крепкий и будет жить до ста лет, однако Кумико места себе не находила. Джефф тоже — за столько лет привязался к тестю крепче, чем к родному отцу. Однако старался сохранять спокойствие — обычно пылкий и несдержанный, на себя не походил. Без господина Накамура в доме стало одиноко, словно не хватало чего-то. Кумико привыкла, что отец тихо шуршит по хозяйству, возится на кухне, попросив умную колонку включить японскую попсу, или сидит у себя в комнате за книгами. Джефф тоже грустил — Кумико замечала, с какой печалью, когда садились ужинать, он оглядывал пустующий стул. Возможность в кои-то веки побыть наедине супругов не прельщала — разве тут может быть настроение на ласки? Настроения не имелось никакого — Кумико ходила насупленная и жалась к мужу, прося утешающих объятий. Они просыпались и засыпали с мыслью, что с господином Накамура всё будет в порядке — и считали дни до его выписки. *** Проще всего Кумико успокаивалась за привычным делом, а лучше всего — за чашкой чая. Чтобы каждый раз не подниматься на второй этаж на кухню, в первый год супружества поставила в углу прилавка электрический чайник, принесла коробочки с дорогим листовым чаем и пару кружек. К чаю она питала слабость с детства, пила его кружками и чайниками — как бы врачи не беспокоились за её почки. Клиенты посмеивались, что с возрастом Кумико стала похожа на Джеффа — только вместо стакана с газировкой держала под рукой чай. В холодные дни чай спасал — от большой, во всю стену, витрины веяло стужей, тихо тарахтевший под прилавком обогреватель с трудом справлялся. Кумико зябко повела пышными плечами — давно не было такой суровой зимы! Пройдя за прилавок, женщина проверила, что в чайнике достаточно воды, и поставила его кипятиться. На полу стояла десятилитровая бутыль с насосом, ещё полная — Джефф озаботился. Привязанность он чаще выражал молчаливыми делами, и Кумико ценила комфорт, которым любимый окутывал её, словно одеялом. Стоило женщине один раз пожаловаться на боль в спине после рабочего дня, Джефф размял ей поясницу и купил большое мягкое кресло, даже с подстаканником. Кумико пошутила про мангу Дзюндзи Ито о подозрительно уютном кресле, но щедрый подарок оказался очень кстати. Жёсткий стул за прилавком Кумико и раньше не любила, но с годами он стал ещё более неудобным — в браке женщина располнела вдвое и просто перестала помещаться на сиденье. К тому же, с её маленьким ростом носить лишние килограммы получалось нелегко. А в кресле Кумико позволяла себе расслабиться и подремать. Вот и сейчас, ожидая, когда вскипит вода, грузно опустилась в кресло и с тоскующим видом подпёрла рукой щёку. Улицы пустовали, клиентов могло и не предвидиться — время рабочее. Теперь в «Подземелье андроидов» заходили редко — в основном поглазеть, полистать комиксы, пустить слюну на фигурки, повздыхать на цены и уйти, бросив смущённое «до свиданья». «У меня не библиотека», сначала ворчал Джефф, поддерживая образ противного продавца комиксов из нулевых. Потом махнул рукой и с несвойственной ему вежливостью принялся благодарить за покупку каждого, кто мог расщедриться на покупку супергеройского комикса или артбука по любимому сериалу. А за ужином жаловался Кумико, что фанаты стали какие-то ненастоящие, недостаточно страстные — пресные, словно соевые сосиски. Кумико кивала в знак сочувствия и подмечала — сама перестала получать от работы прежнее удовольствие. В моду вошли наклейки, значки и брелоки — мелочь, которую любой может прицепить на рюкзак и придать себе вид отаку. Маленькие клиенты не краснели смущённо, выкладывая на прилавок покупки, нерды бросили носить уродливые клетчатые рубашки, а популярные на вид девочки беззастенчиво визжали, увидев на полке мерч с вайфу или хасубандо. Джефф старался оставаться на одной волне с молодёжью, завёл блокнотик, куда записывал подростковый новояз. Выглядело это глупо — седина в редеющих волосах и маленькие очки, которые он надевал для чтения, вызывали у ребят желание почтительно поклониться, подходя к прилавку, а не отвесить обидную колкость про толстого лузера, как раньше. Кумико даже не пыталась понять стремительно меняющийся мир, обслуживала всех с одинаковой ласковой любезностью. Посетители, особенно маленькие, её любили — а Джеффа побаивались. Это, пожалуй, единственное сохранялось постоянным — к счастью супругов. Тем, кто в Спрингфилде оказывался проездом, «Подземелье андроидов» советовали как достопримечательность, обломок старого времени. Времени, когда комиксы продавались бумажные, фигурки и конструкторы не заказывали по интернету, а продавцам разрешалось быть вредными занудами. И Джефф, и Кумико по тому времени скучали — тогда клиенты не переводились, и можно было жить, не заботясь о дополнительном доходе. Супруги, конечно, заботились — рисовали на заказ арты и комиксы, за небольшую плату устраивали лекции и мастер-классы. На двоих хватало более чем, на троих… Ну, Джеффу пришлось отказать себе в коллекционировании. Редкие комиксы и фигурки, от которых все шкафы и полки в доме чуть ли не ломились, стоили немалых денег, а с возвращением господина Накамура в лоно семьи прибавились серьёзные траты на лекарства. Да и Джефф с Кумико моложе не становились, то и дело в их организмах что-нибудь ломалось, подточенное сидячим образом жизни и привычкой жить в своё удовольствие — а счета в спрингфилдской больнице ощутимо били по кошельку. Необходимость постоянно думать о деньгах угнетала Кумико — хотя Джефф по-рыцарски взял на себя большую часть домашних обязанностей. Кумико могла вообще ничего не делать — тем более, отец и муж, словно желая перещеголять друг друга, нещадно её баловали, избавляли от любых хлопот в магазине и по дому. Только просили на обед что-нибудь вкусненькое по японскому рецепту. Но в воздухе Спрингфилда, похоже, витало нечто, способное каждую женщину, даже самую неземную, превратить в домохозяйку. Вот и Кумико растолстела, сменила романтичный бантик в волосах на строгий пучок, полюбила ворчать и завела тетрадь приходов и расходов. Джефф и господин Накамура с тревогой отнеслись к этим изменениям, но каждый день словом и делом напоминали Кумико, что любят её. *** Когда Кумико залила кипятком чайные листья, в магазин, застенчиво хмурясь, зашли две несимпатичные бледные девочки лет десяти, одетые во всё фиолетовое — дочери одной из близняшек Макльберри от хулигана Нельсона. Обе сестры родили от него по двойне — Кумико каждый раз удивлялась, увидев девочек с матерями — Нельсон, сам не красавец, в зачатии как будто не участвовал. Различить, где чьи дочери, получалось только по серёжкам. Но сейчас девочки были в шапках, надвинутых на самые глаза, с тяжёлыми рюкзаками на плечах — завернули в магазин по дороге из школы. Джефф, знавший посетителей по именам, так и не научился различать всех Макльберри, и больших, и маленьких — а одинаково звал близняшками из «Сияния». Кумико, ознакомившись с европейской культурой, прозвала их Тофсла и Вифсла — как персонажей «Муми-троллей». Да, невежливо, но девочки были так стеснительны, что наотрез отказывались представляться. Сёстры поздоровались в унисон и, тщательно отряхнув ботинки, целеустремлённо разошлись по разным углам магазина. Кумико улыбнулась им и села обратно, грея руки об кружку. Она отлично помнила их маму и тётю — жутких неприветливых близняшек, столь же неотличимых друг от друга и одинаково вредных. Когда Кумико приехала в Спрингфилд, Шерри и Терри было по двенадцать лет. Девочки любили открытки с цветами, японские шипучие конфеты, манги Дзюндзи Ито и Барта Симпсона. Барт сёстрами ни капельки не интересовался — на выпускной вечер, как рассказывала Мардж, пришёл с девушкой, похожей на его приятеля Милхауса как две капли воды. Пошептавшись над крутящимся стендом с кроссвордами, анекдотами и невыдуманными историями, о которых невозможно молчать, девочки молча положили на прилавок два долларовых журнала со светскими сплетнями. Журналы эти, с плакатами, опросами и новостями разных фэндомов спрингфилдские девочки резали на бумажки для модного нынче скрапбукинга. Кумико вздохнула — с такими продажами далеко не уехать. — Может, ещё чего желаете? — спросила она ласково, словно разговаривала с собственными детьми, и плавно повела полной округлой рукой, указывая на занимавшие прилавок ящички с фэндомной чепухой. — Наклеечки, брелочки, значочки… Походите, посмотрите, — прибавила она медовым голосом, заметив, что сёстры не желают тратить ничего больше, — вдруг на вас что-нибудь посмотрит! Девочки угрюмо поглядели на неё из-под фиолетовых чёлок, потом одна, явно скрепя сердце, прибавила к журналу пакетик с наклейками по мотивам «Hello, Kitty». — А мне тогда с Куроми, — вздохнула вторая. Что поразительно для сестёр, вкусы у них не различались. — На здоровье, — Кумико добродушно прищурилась, пробивая покупки, и чёрные щёлочки её глаз на мгновение утонули в розовых щеках. — И конфеток возьмите, не стесняйтесь, — указала она на круглую прозрачную вазочку, полную леденцов. Джефф о сервисе не заботился, даже не пускал посетителей в туалет, пока те не купят хотя бы один журнал. А Кумико, японскими традициями приученная создавать уют, делала всё для удобства покупателей. Раздумывая, покупать ли книжку, клиенты могли выпить чаю, угоститься леденцами, посидеть в креслах за стеллажами. «Ты ещё кофейню тут открой», — беззлобно проворчал Джефф, наблюдая, как повзрослевший Милхаус, обложившись всеми комиксами Марвел, второй час штудирует каждый от корки до корки. Кофейни сейчас тоже были в моде. Напротив бара Мо Сизлака открылось заведение с вывеской, подозрительно напоминающей известную всему миру зелёную русалочку — «Старбакс» Кумико видела, когда ездила с мужем на комик-коны в другие города. Жирный Тони с подельниками по-прежнему следил за всеми ресторанами быстрого питания в городе, не допуская появления сетевых франшиз. Должно быть, потому, что в его родной Италии не имелось «Макдональдса». Кумико, как человек «чайный», нового обычая ходить везде со стаканчиком кофе, возникшего среди учениц Спрингфилдской старшей школы, искренне не понимала. Когда хотела сладкий молочный напиток, посылала Джеффа в «Пончики Лэда» за коктейлем. А каждый день тратить по два доллара на латте — слишком жирно! — С каждой из вас по пять долларов, — мягко объявила Кумико, сложив покупки девочек в два одинаковых пакетика. — Итого десять. Уже освоившие сложение и вычитание, сёстры переглянулись и нехотя выложили несколько монет на блюдечко для денег. Кумико подмигнула, снова показывая на конфеты, и девочки угрюмо кивнули. Не поддаваясь её обаянию, скромно взяли по одному леденцу, синхронно развернули и спрятали за щёки. Вывести близняшек на дружеский разговор о фэндомах и любимых персонажах у Кумико никогда не получалось, поэтому она лишь ещё раз улыбнулась им на прощание. *** Разморенная в мягком кресле и убаюканная тарахтением обогревателя, Кумико зевнула и потянулась. Короткая белая маечка её задралась, обнажила живот, выкатившийся на колени шаром размером с пляжный мяч. Нисколько не смутившись, Кумико поправила одежду, но между майкой и спортивными штанами всё равно светлела пухлая полоска обнажённой кожи. Кумико любовно ущипнула себя за свисающий над поясом валик плоти и вернулась к чаю. С этой нервотрёпкой женщина немного поправилась, хотя вес её несколько лет держался на одной цифре, пусть и внушительной. Цифры Кумико не волновали — самочувствие гораздо важнее. Самочувствие было отличное, что бы ни говорил доктор Хибберт и все знакомые с их сердобольными призывами похудеть. Больше всех переживала Мардж, старая подруга. Всё не понимала — разве можно толстеть и чувствовать себя красивой? Кумико несколько раз пыталась объяснить, но сдалась — с возрастом Мардж отказалась соглашаться с существованием другого мнения, кроме своего. А по её мнению, звания красивой заслуживала только женщина с модельными параметрами. И ни в коем случае не модель плюс-сайз! Мардж было хорошо говорить — к пятидесяти восьми годам она сохранила тонкую талию, прямую спину и великолепные синие волосы. Миниатюрная Кумико, у которой всё лишнее ушло в живот и зад, рядом с высокой подругой казалась колобочком. Зато её пухлые щёки остались гладкими и розовыми, а Мардж высохла и сморщилась, как лимон. Правда, она и была на восемь лет старше — и жила не в пример труднее, вся в домашней возне и хлопотах. Между бровями и на щеках у неё залегли скорбные складки, взгляд стал беспокойным и озабоченным. У Кумико в уголках глаз проступили добродушные морщинки, и на круглом лице её словно всегда порхала мягкая приветливая улыбка. Она даже не спрашивала себя, почему окрестные дети к ней тянутся — редкая спрингфилдская матрона выглядела столь доброжелательной. А пышные формы, как заверяли Кумико отец и муж, придавали ей ещё больше очарования. К полноте Кумико была склонна с детства — в противоположность стереотипам о японках — и ни разу не задумывалась похудеть. Хорошо поесть она обожала и удовольствие от еды ценила больше, чем отражение в зеркале. Родители, любившие Кумико преданно и жадно, во всём потакали дочери и даже не заикались, что для успешного положения в обществе ей нужно себя изменять и мучить. Мать в шутку звала Кумико булочкой и подкладывала ей в школьный рюкзачок деньги на конфеты. Папа совершенно серьёзно величал Кумико принцессой и баловал её разными лакомствами, не дожидаясь просьб. Часто, открывая на обеде бенто, Кумико обнаруживала любимые разноцветные моти и бобовые булочки. Родители нечасто могли уделить ей целый день или хотя бы вечер, поэтому безыскусно выражали привязанность щедрыми угощениями и ласковыми словами. Твёрдо уверенная в своей красоте, Кумико всё же болезненно переносила школьную травлю — в Японии полнота порицалась, несмотря на противоположные свидетельства столь почитаемой культуры. Невысокая и полненькая, Кумико не походила на длинноногих героинь аниме Макото Синкая, а значит, не могла рассчитывать на внимание парней. Впрочем, в парнях она не нуждалась — как истинная отаку, предпочитала нарисованных. К университету Кумико вытянулась и похудела, даже не прилагая особых усилий — и с приятным удивлением обнаружила, что из пухлого неуклюжего подростка превратилась в красавицу. Ну, если под красавицей понимать ту, которую воспитанные оглядят с удовольствием, и которой наглые посвистят вслед. Кумико внимания всегда боялась и не нашла в красоте счастья — зато теперь могла купить любой приглянувшийся наряд, не сокрушаясь, что нет её размера. Кумико догадывалась, что стройность с ней ненадолго — лет до тридцати. Благословением судьбы надо пользоваться, но девушка продолжала ждать мужчину своей мечты, сложа руки. И, отправляясь в исследовательскую поездку по американским магазинам комиксов, совсем не ожидала встретить суженого. Будь она пышечкой, Джефф вряд ли бы захотел с ней знакомиться — Кумико это понимала, хотя верила рыцарским чувствам любимого. Стереотипный ботаник, толстый и неопрятный, он, несомненно, хотел в подруги фею. Кумико, по натуре нежной и мягкой, не составило труда изобразить эфирное создание — и в то же время есть наравне с мужем. Джеффа очаровывало, какой прожорливой она могла быть — но Кумико в глубине души переживала, будет ли муж любить её, если она поправится. На жирной американской еде казалось невозможно не округлиться. Не привыкнув себе отказывать, Кумико не умела сдерживаться, когда дело доходило до еды. Общественное мнение, пожалуй, единственное останавливало её от того, чтобы начать безудержно полнеть. Сталкиваясь иногда со спрингфилдскими кумушками или наблюдая за Мардж за чашкой чая, Кумико удивлялась лицемерной специфике американской жизни. С одной стороны, все женщины, особенно стройные, были одержимы похудением, настойчиво отыскивали у себя и других складки на боках. С другой стороны, в магазинах и на улицах Кумико видела немало толстушек, нарядных и довольных жизнью. Про мужчин и говорить не стоило — даже похожие на обезьяну, они в любой стране абсолютно уверены в своей красоте. А в Спрингфилде толстый муж считался негласным показателем семейного благополучия. Присмотревшись, Кумико решила, что тут ей море по колено. Тем более, рядом с мужем она всегда будет казаться меньше — Джефф, высокий и плечистый, с огромным животом, в толпе напоминал гору. Кумико обожала объёмы любимого, но порой с осторожностью пристраивалась ему под бок в кровати — вдруг раздавит спросонья? Джефф тоже опасался сжимать её в объятиях слишком сильно, пусть и разница в размерах возбуждала обоих. Будь она полнее, муж позволял бы себе больше смелости в постели, думала Кумико — чувствовать себя хрустальной утомляло. А то, как часто Джефф гладил её по животу и бёдрам, словно надеялся найти там побольше мягкости, давало понять — десяток лишних килограммов (или больше) не повредит отношениям. Желая проверить свои догадки, Кумико не раз предупреждала Джеффа — в японских легендах о несокрушимом метаболизме правды нет. Но он всё равно пришёл в приятный шок, нащупав у неё во время вечернего киномарафона второй подбородок и животик. И принялся осыпать застывшую в растерянности Кумико жадными поцелуями. Фильм был забыт, диван отчаянно кряхтел под их тесно переплетёнными телами, а Кумико, задыхаясь под приятной тяжестью мужа, пыталась понять — неужели его так возбудило то, что она стеснялась показывать? «Лучший секс в жизни», — признался Джефф, когда они, голые и потные, переводили дух после уже постельного марафона, и чмокнул Кумико в живот. В этот момент у неё словно гора с плеч свалилась — муж не перестал считать её красивой и сексуальной с парой килограммов в неположенных местах. Значит, можно позволить себе расслабиться. Наконец-то побыть собой и просто жить, ни о чём не беспокоясь. Особенно о чужом мнении. Господин Накамура, вскоре переехавший к ним, тем более оказался не против новых форм дочери. Худая или пухленькая, Кумико в его глазах всегда была красавицей, принцессой, которую следует окружать обожанием и почтением. Раньше господин Накамура боялся, будто Джефф обижает её, будто его прикосновения недостаточно нежны, а ухаживания недостаточно заботливы. Но цветущий вид Кумико переубедил его. Женщина каждый день купалась в удовольствии — от еды, от секса, от мягкости своего полнеющего тела. Господин Накамура заметил, что щёки дочери стали розовыми, а глаза — блестящими. И беззастенчивость, с какой она толстела, посчитал знаком счастья. Знакомым объяснить лишние килограммы оказалось куда труднее — а объяснение требовали на каждом шагу. Местные жители отличались поразительной бестактностью, и от них не скрылось, как быстро и внезапно Кумико раздалась в бёдрах, как затрещали её толстовки, не в силах вместить округлившийся живот. Такие формы обычно приписывают богиням плодородия — вот и каждый, от клиента-школьника до соседа по скамейке на проповеди, считал своим долгом спросить, не ожидается ли пополнение в семье главных городских гиков. И порадоваться. Сначала Кумико обижалась и переживала, искала утешения в объятиях отца и мужа, которые наперебой предлагали ей лучшие кусочки, целовали и тискали. Потом, привыкнув к растущим объёмам, начала подшучивать — оказавшись на людях, любовно поглаживала живот, капризничала и просила остренького. Джефф, не чуравшийся злых шуток, взялся подыгрывать. Когда ходили в гости к Мардж, нескромно трепал хихикающую Кумико по животу и предупреждал, что непременно назовёт ребёнка в честь персонажа «Звёздных войн». Положенные месяцы проходили, Кумико становилась только толще, а в «Подземелье андроидов» всё не раздавалось детских криков. Непорядок, решали знакомые, и наведывались с проверкой. И, с невежливым любопытством притрагиваясь к слишком мягкому для беременной животу Кумико, в шоке убеждались — детей и не планировалось. И упрекали — в её возрасте пора задумываться о наследниках, а не о том, как бы повкуснее набить живот. Кумико насмешливо улыбалась, не желая ничего объяснять и доказывать — за неё вступался Джефф. Защищал он даже не с преданностью рыцаря, а с яростью берсерка. Если грубости себе позволял посетитель, Джефф выпроваживал его, наговорив на прощание колкостей. Если наглость демонстрировал знакомый (особенно Мардж), Джефф делал кислое лицо и напоминал — каждый должен сам разбираться со своей жизнью. В такие моменты Кумико не стыдилась за мужа. К всеобщему удивлению, с возрастом ядовитый и колючий Джефф стал спокойнее и вежливее, саркастичные фразочки утратили часть привычной едкости. А ведь Кумико и господин Накамура переживали — вдруг его природная раздражительность с годами станет невыносимой? Единственное, что по-прежнему выводило Джеффа из себя — это разговоры о детях. Пусть и времена наступили другие, и нигде в мире от женщин не требовали спешить с продолжением рода, в Спрингфилде всё осталось по-старому. Получая в подарок уродливых пупсов и игрушечные кухни, девочки с детства думали о замужестве, а как позволял возраст, начинали с серьёзными намерениями кружить над мальчиками, словно стервятники. Те немногие, кто имели свою голову на плечах, уезжали куда-нибудь подальше в колледж — чтобы вернуться на Рождество с орущим свёртком и неуклюжим мужем, которого некуда приткнуть. Кумико в это общество плохо вписывалась, на что ей не раз намекала подруга Мардж. С детьми Кумико была мила и вежлива, они её не раздражали, как Джеффа — но желания нянчить своих она никогда не испытывала. Иногда задумывалась, правильно ли поступила, отказавшись становиться матерью, из интереса мечтала о малыше, похожем на неё и на мужа — забавном ботанике с японскими голубыми глазами и пухлыми щёчками. И, в очередной раз взвесив все «за» и «против» («против» всегда получалось больше), убеждалась в мудрости своего решения. Ребёнок бы вечно мешался под ногами, нарушил бы идеально отлаженный распорядок будней, навсегда уничтожил бы её покой. Джефф полностью соглашался. Он тоже порой приходил к мысли, что бесчисленные бесполезные знания о комиксах и супергероях нужно кому-то передать, пока не настигла старческая забывчивость. Но он терпеть не мог детей с их шумными играми, назойливыми вопросами и бесконечными проблемами — и, воспитанный в атмосфере полного безразличия, в роли отца себя никак не представлял. А малоизвестные сведения о культуре какого-нибудь фэндома всегда можно записать и отправить в интернет. В интернете они точно не потеряются, и тот, кто однажды захочет их найти, непременно найдёт. Ради этого не стоило жертвовать ни семейным спокойствием, ни здоровьем Кумико. Господин Накамура считал так же, но выражал это мнение своеобразно. «Кумико, ты у нас нежная, — мягко и ласково говорил он каждый раз, когда заставал Джеффа и Кумико, погрустневших и озабоченных, за разговорами о детях, — зачем тебе это? Мы и так о тебе заботимся, как о ребёночке. А что до внуков, то я их никогда не просил и просить не стану. Вы мне как дети, куда ещё-то?» Сказав это, он с улыбкой обнимал их, притихших и смущённых, и просил не забивать головы ерундой. В жизни есть множество приятных вещей, на которые стоит потратить время, считал господин Накамура — угощения, фильмы, рисование… «Мои комиксы», — тихо прибавлял Джефф, по-детски глядя исподлобья, и привлекал Кумико в объятия. «И секс», — подхватывала Кумико, обняв его за плечи. «С которым я вам с удовольствием помогу», — весело щурился господин Накамура и провожал супругов в спальню. Кумико гордилась тем, что отец «держит свечу», выражаясь грубым народным языком. Пока она была стройной, господин Накамура ассистировал им из нежности, которая не помещалась в повседневных действиях. С тех пор, как вес женщины перевалил за центнер, занятие любовью превратилось в неуклюжую возню тюленей на лежбище, и помощь стала весьма желательной. Влюблённым, с их большими животами и бёдрами, была доступна не всякая поза, а отказываться от разнообразия в постели Кумико не желала. К счастью, отец не видел ничего зазорного в том, чтобы придержать ноги ей или живот Джеффу — и между делом по-отечески чмокнуть кого-нибудь в щёку. К этому времени Джефф настолько сроднился с её отцом, что присутствие господина Накамура на супружеском ложе его нисколько не смущало — наоборот, ободряло и успокаивало. Вместе они придумывали, как сделать жизнь Кумико удобнее, как обустроить в доме рай, достойный их королевы. Кумико не знала, как отблагодарить их за эту нежную заботу — свой комфорт она и вправду ценила выше всего. Невзирая на давящие со всех сторон стандарты красоты, предпочитала каблукам кроссовки, а эротическому белью — костюм для косплея. Дети в её представление об уюте не вписывались, поэтому женщина тщательно следила за здоровьем и регулярно делала тесты на беременность — чтобы с огромным облегчением увидеть одну полоску. Тем более, Джефф за время брака выучил множество способов довести её до восторженных криков без проникновения. Их маленькая странная семья была в безопасности. Теперь никто не требовал у Кумико оправданий за эгоистический образ жизни — ей исполнилось пятьдесят лет, и заикаться о детях стало бессмысленно. Кумушки её жалели, но женщина скептически усмехалась. Она была здорова, спокойна и счастлива, с любимым мужем и обожающим отцом — а чего-то больше для себя никогда не желала. Но от желания передать знания следующим поколениям избавиться было сложно. На второй год семейной жизни Кумико открыла в «Подземелье андроидов» кружок рисования. Джефф отгородил ей половину магазина, поставил стулья и парты. В основном приходили девочки из младшей и средней школы — Кумико могла бы учить и взрослых, но с детьми позволяла себе больше веселья и откровенности. Она не могла назвать себя хорошей преподавательницей, но если все эти годы к ней ходили, приводили подружек и просили подписаться на художественные бложики, её рассказы об искусстве и подсказки были кому-то нужны. Плата была символической (чтобы родители не возмущались, будто дети тратят время на глупости), но Кумико по-прежнему хорошо зарабатывала, рисуя на заказ для подписчиков. Кружок рисования она считала делом для души, местом, где могла подурачиться и пообщаться, не боясь упрёков и перешёптываний. И старалась, чтобы для маленьких посетительниц кружок тоже был местом уютным и безопасным. Кумико знала всех одноклассниц, питомцев и любимых персонажей своих учениц. Утешала тех, кому не разрешали ходить на занятия, пока не исправят двойки по математике, по праздникам устраивала чаепития. В городе шептались, будто это она так пытается реализовать материнский инстинкт, но Кумико уговаривала себя пропускать сплетни мимо ушей. Собственное и семейное процветание было ей гораздо важнее общественного мнения. *** Колокольчик на двери звякнул, заставив задремавшую после горячего чая Кумико встряхнуться. — Барт! — радостно воскликнула она, увидев на пороге высокого мужчину в блестящей красной куртке. Невзирая на крепкий морозец, старший ребёнок Мардж был без шапки — Кумико, ставшая с годами близорукой, узнала его по неизменному жёлтому ёжику и серебряному колечку в ухе. — Миссис Альбертсон! — Барт белозубо улыбнулся, проходя к прилавку, но тут же ойкнул и отшатнулся — задел головой свисавший с потолка на ниточке картонный космический корабль. С низкими полками и дверными проёмами Барт давно сделался непримиримым врагом. Повезло ему получиться копией Мардж — худым и длинноногим, с приятным располагающим лицом и хитрыми голубыми глазами. Кумико могла понять, почему по Барту сохли одноклассницы, невзирая на его шкодливый характер и бесконечные заключения в школьной комнате наказаний. — Ой, как у вас тепло, — Барт поскрёб затылок, куда ударился «Межпланетный экспресс» и, потирая покрасневшие замороженные уши, оглянулся на развешанные под потолком кораблики. Картонные модели Джефф склеил и развесил, когда был двадцатилетним парнем, полным надежд на процветающую торговлю и лучшую в мире коллекцию комиксов. По прошествии десятилетий вся эта флотилия держалась на честном слове, но исправно подклеивалась и обновлялась. — Замёрз? — Кумико с исполненным сочувствия взглядом склонила голову набок, когда Барт подошёл к прилавку. — У тебя в Нью-Йорке тоже должно было завалить, это же близко! — Там дома большие, — возразил Барт, почувствовав, что уши начинают принимать здоровый цвет, — теплее. Да и пешком я не хожу, всё на машине. — Да, тут всё продувается, — согласилась Кумико и запахнула толстовку. Поддерживать разговоры о погоде женщине не составляло труда — наверное, среди её предков имелись гейши. — Зато полный Jingle Bells, — Барт со смешком развёл руками, показывая на протянутые по стенам гирлянды из лампочек, пока выключенных, пушистые плети мишуры и ростовую фигуру принцессы Леи в шапочке Санты и красной накидке. — Небось сразу после Хэллоуина украсили? — Да ну тебя, — с улыбкой отмахнулась Кумико. — Так делать — только время торопить. Правда, Джефф закупил рождественские наборы ещё в октябре, — с уважением прибавила она, — у него на это хорошее чутьё. — Да я уж помню! Когда он на набор «Щекотки и Царапки» цену взвинтил, потому что в остальных магазинах всё раскупили, мы с папашкой весь штат объездили! Так остальные ещё дороже продавали. Чего, — Барт навис над прилавком, поглядев на Кумико сверху вниз, — в этом году тоже будете детей обдирать? В голосе мужчины не было агрессии, но его напористый тон заставил Кумико скрестить руки на груди и невольно закрыться. Барт всегда говорил не то с издёвкой, не то с подколами — словно толкал локтём в бок и ехидно спрашивал: «Ну как, понравилась тебе шутка, а?» Кумико, очень чувствительной, поначалу было неприятно — ей казалось, будто Барт над ней насмехается. Потом привыкла — не всем же дано быть вежливыми! — Можешь мне поверить, — мягко произнесла она, — Джефф исправился. — Кстати, а где он? — Барт перевёл настороженный взгляд на пустой стул возле кресла Кумико. — В больнице, поехал папу моего навестить, — вздохнула она. Вытащив из контейнера на прилавке лист с наклейками по «Времени приключений», Барт нахмурил золотистые брови — пусть и более прогрессивный и открытый миру, чем сестра Лиза, не понимал, как в пятьдесят лет можно жить с родителями. От своих он постарался отделиться как можно раньше. Но постарался изобразить сочувствие: — Оу. Надеюсь, у вашего папы всё хорошо… — Да, скоро должны выписать, — следующий вздох получился раздражённым. Кумико слишком переживала за отца, чтобы делиться этим с окружающими. Даже с Бартом, который из всего Спрингфилда был единственный здравомыслящий человек. — Жаль, — Барт положил наклейки обратно и спрятал руки в карманы. Кумико чувствовала, он зашёл поболтать, как раньше — узнать городские новости, полистать книги. Но если в детстве Барт жаждал общения со взрослыми, которые так же сильно любят комиксы и видеоигры, то последние лет десять заглядывал в «Подземелье андроидов» по старой памяти, из ностальгии. И непременно что-нибудь покупал — себе и сыновьям. — А я хотел увидеть мистера Альбертсона! — с досадой воскликнул Барт. — Стыдно сказать, соскучился! — и фыркнул, усмехаясь углом рта. Детская черта не исчезла, и в заросшем щетиной мужчине на мгновение проступил маленький озорник. — В Нью-Йорке магазины комиксов такие же, но продавцы вежливые, аж до тошноты. «Чего пожелаете, что вам подсказать?» — передразнил он лебезящую интонацию. — Скучаешь по времени, когда твоя фотка была на доске позора? — хихикнула Кумико и сложила руки под грудью. Живот был для этого очень удобной подушкой. — Могу устроить. Доска позора с фотографиями личностей, навсегда изгнанных из «Подземелья андроидов», никуда не делась со своего места на стене возле двери в подсобку. Бывший хулиган, а ныне отец и добропорядочный гражданин Нельсон Манц и интеллигентный клоун Сайдшоу Боб до сих пор на ней красовались, пусть и потрёпанные временем. В своё время на доску попадал каждый спрингфилдский ребёнок и некоторые взрослые, но чаще всего — Барт и Милхаус. Остальные дети Джеффа побаивались, а эти два брата-акробата не стеснялись ни дразнить его, ни критиковать ассортимент. Джефф, гордый и мелочный, не переносил косых взглядов и с нарушителями спокойствия разбирался мгновенно. Старенький «Кодак», чья плёнка запечатлела почти всех жителей Спрингфилда, до сих пор лежал у него в ящике письменного стола. Барт рассмеялся, но всё же сделал шаг назад. — Не-не, что вы! У вас здесь… своя атмосфера. Вы вот не знаете, — он опёрся локтями на прилавок, доверчиво наклоняясь к Кумико, — а в Нью-Йорке всё меняется каждый день. Каждый день разная цена на сникерсы, прикиньте! Кумико хотела возразить, что всю молодость провела в шумной, полной офисов и железных дорог многолюдной Осаке и отлично знает правила беспощадных к маленькому человеку мегаполисов, но догадывалась — Барт вряд ли поверит. За годы, проведённые в американской глубинке практически безвылазно, женщина настолько сроднилась со здешними странными порядками, что новые знакомые принимали её за местную. Традиционная японская вежливость и внешность никого не смущали — в Спрингфилде имелся и китайский квартал, и буддийский храм, а все азиаты казались для белых на одно лицо. Тем более, слабый акцент за десятилетия практики исчез из речи Кумико, да и толстой настоящей японке быть не положено — так думали мыслящие стереотипами сограждане. Обидно, конечно — но Кумико знала, к чему готовиться, когда переезжала в глухую провинцию. — А тут всё как будто застыло в восьмидесятых, — продолжил Барт, заметив недовольно поджатые губы Кумико. — У вас так вообще — уголок стабильности. Можно в детство вернуться. — Приятно слышать, — смягчилась Кумико. — Но даже не думай, что уйдёшь отсюда просто так, — в шутку пригрозила она с перенятым у мужа упрямством. — Я отлично помню, ты обязательно что-нибудь берёшь! — Да я вот пока наклеечки посмотрю, — как и прежде, попытался Барт увильнуть от покупки. — Ну-ну, — протянула Кумико и с коротким оханьем поднялась, чтобы заварить ещё чаю. — Так ты к нам на выходные? — глядя, как бурлят освещённые синей подсветкой пузыри в чайнике, спросила Кумико вместо привычного «что пожелаете?» Барт был ей больше, чем клиент — почти ребёнок. — На отпуск. Мэгги увижу, и может Лизон застану, — ответил он рассеянно, перебирая наклейки на любой вкус, цвет и фэндом, — если соизволит явиться на Рождество. И снова улыбнулся, задержав на Кумико пристальный и неожиданно нежный взор. Глаза у Барта были такие яркие, способные, кажется, заглянуть в самую душу, что женщина слегка покраснела. И, застенчиво прижав руку к горячей щеке, по-новому посмотрела на мужчину, которого всегда считала кем-то вроде племянника. К тридцати двум Барт вырос в красавца, чем-то похожего на ехидно улыбающегося Энакина из «Атаки клонов». Тонкая шея и покатые узкие плечи его не портили. Небрежная щетина ровно золотилась по щекам и подбородку, подчёркивая высокие скулы и волевой подбородок — Барт всегда был пухленьким, но в Нью-Йорке от мужчин, похоже, требовали следовать недостижимому идеалу из рекламы одеколона. Кумико идеалов не одобряла, но от вида красивого мужчины, стоявшего так близко, её притихшие с возрастом женские желания внезапно оживились. — Могу тебя заверить, у Мэгги всё в порядке, — ласково сощурилась Кумико. И, поспешно отвернувшись к чайнику, упрекнула себя — стыдно смотреть на чужого парня, когда есть муж, дорогой и любимый! И очень даже симпатичный! И неважно, что у него залысина уже на полголовы. Подумав о Джеффе, который по-прежнему завязывал волосы в хвост, неохотно мылся и в бытность женихом имел ужасную привычку портить воздух в спальне по утрам, Кумико почему-то вспомнила рассказы Мардж о том, что с ровесницами у Барта не ладится. В школе он был влюблён в сорокалетнюю учительницу, и жену нашёл на четыре года старше — ту самую кузину Милхауса, с которой явился на выпускной. Да что там — будучи стройной, Кумико не раз замечала, как маленький сорванец пытается заглянуть ей под мини-юбку! Не удержавшись от шумного возбуждённого вздоха, Кумико заварила чай и попыталась воскресить в памяти залысину мужа. Вместе с этим пришли воспоминания о том, как Джефф в начале знакомства долго не мог отказаться от обычая заканчивать обед оглушительной отрыжкой и вытирать рот подолом футболки. Болезненный жар наконец отхлынул от лица Кумико, и она повернулась к Барту с привычной безмятежной улыбкой. — Дайте угадаю, всё ищет себя, — сделав вид, будто не заметил её красных щёк, грустно усмехнулся Барт. Женщина кивнула и откинулась с чашкой в кресле, глядя на пёстрый плакат «Звёздного пути» над чайником. В то время как предприимчивый Барт и амбициозная Лиза разъехались по разным концам страны в поисках лучшей жизни, тихая молчаливая Мэгги предпочла жить с родителями. Гомеру и Мардж, кажется, было приятно, что с ними остался один ребёнок — вот они и не заставляли любимую малышку поступать в колледж и искать работу. Мэгги и не собиралась — говорила, если найти своё место в жизни, можно счастливо жить без всякого образования. Родители, строгие со старшими детьми, не возражали, решив до последнего считать Мэгги малюткой. Малютка недавно отпраздновала двадцатилетие, но не продвинулась дальше выступлений на городских гуляниях со своими и чужими рок-балладами. Ослепительно красивая, золотоволосая и синеглазая, с ангельским голосом, она купалась в восхищении горожан, поклонники ломились в окно её спальни и преследовали на улицах. Однако нравом Мэгги отличалась неприветливым и нелюдимым, и болтать не любила — в противоположность всем стереотипам о блондинках. Едва отучившись от соски, пристрастилась жевать резинку — и, когда требовался саркастичный ответ, с равнодушным видом надувала огромный розовый пузырь. За двадцать лет Мэгги стала Кумико как родная — да и старшие дети Симпсонов. Женщина с удовольствием их нянчила, давая Мардж спокойно посидеть с чашечкой кофе или сходить с Гомером в ресторан. Выжившим из ума бабушке и дедушке детей не доверяли, зато чужестранке Кумико — с удовольствием. Родительского терпения у неё хватало едва ли на час, но больше и не требовалось. Это была ещё одна причина, по которой Кумико не горела желанием продолжать род. Потом дети научились занимать себя сами и не доставляли матери проблем — кроме Барта. Барта, проказника и наглеца, Кумико со временем полюбила и нашла очаровательным. А вот к умнице Лизе охладела — слишком она росла правильной, терзаемой желанием не разочаровать себя, родителей и весь мир. Лиза только училась, училась и совсем забывала жить. Жила она далеко — в Лос-Анджелесе, трудилась на какой-то сложной государственной должности с непроизносимым названием, раз не осуществила детскую мечту стать президенткой. И если весёлый активный Барт поселился поблизости, в Нью-Йорке, и приезжал в Спрингфилд на все праздники и отпуски, нередко с женой и детьми, чтобы навестить одноклассников и закупить горы гостинцев — «прикиньте, в Нью-Йорке не продают сквиши!», то Лиза появлялась только на Рождество, бледная, дёрганая и замученная. В тридцать лет между бесконечной учёбой и работой успела неизвестно от кого родить такую же белокурую девочку — не иначе, по научению Мардж панически боялась отличаться от других. Когда Лизе было десять-двенадцать лет, Кумико любила показывать ей аниме, слушать не по возрасту разумные речи. Расспрашивая девочку о морали тайтлов Миядзаки и Синкая, Кумико могла узнать маленькую подругу поближе, деликатно повлиять на её взгляды на жизнь. Лиза с достойным восхищения упорством верила во всё хорошее против всего плохого, но не желала мира для самой себя. Разубедить её и за руку подвести к другой, счастливой дороге у Кумико не получилось. Правда, это задача родителей, а не беззаботной бездетной тётушки, которая приходит в гости по выходным. Однако Кумико не перестала жалеть девочку — разрушительное стремление во всём быть лучшей, идеальной, даже если ради этого придётся жертвовать здоровьем и простыми радостями жизни, украло у Лизы здоровый румянец, блеск глаз и улыбку. Мардж закрывала глаза на тревожные звоночки и вместо того, чтобы снизить ожидания и помочь дочери, восхищалась ей. «Лиза же умница!» — в недоумении хлопала она синими ресницами в ответ на беспокойство Кумико. С Бартом было проще. И веселее. Барт выпрямился, и, потоптавшись на месте, задумчиво оглядел сильно изменившийся магазин. — А у вас есть что-нибудь со «Временем приключений»?... — поинтересовался он с непонятной нерешительностью. — Мои пацаны обожают, — зачем-то объяснился Барт и возмущённо взмахнул руками. — Я уже не знаю, что им купить! У них всё, вообще всё с этим мультиком. У мелкого даже трусы с Джейком, собакой этой. Кумико понимающе кивнула. С Бартом часто приезжала жена — голландка Анника, кузина его друга детства. Густыми синими бровями и большим носом она была точь-в-точь Милхаус. Тихая и высокомерная, Анника постоянно курила вонючие электронные сигареты и с удивительным спокойствием смотрела на всё вокруг. Сыновья-погодки, крепенькие и светловолосые, на мать ни капли не походили — просто две маленькие копии отца. Приезжая в Спрингфилд, Барт обязательно приводил непривычных к провинциальной жизни и бумажным книгам потомков в «Подземелье андроидов», показать любимое место своего детства. Потомки приходили в восторг, а вот Джефф от вида трёх Бартов трусливо бледнел и просил Кумико его подменить. — Каждый ребёнок проходит через гиперфиксацию, — строго напомнила Кумико, подкатывая кресло поближе к прилавку. — В этом нет ничего странного. Вспомни, как ты любил Красти. Барт стыдливо потупился. Детские увлечения всегда неловко вспоминать, но мужчину беспокоило что-то другое. — Это же хорошо, — продолжала Кумико, придвинув к себе контейнер с наклейками, — когда можно направить энергию на поклонение чему-то, а не на хулиганство или не знаю… Розыгрыши, — улыбнулась она, заметив, как Барт хмурится от смущения. — Так и становятся гиками — жить гораздо легче, когда все твои мысли занимает какой-нибудь «Галактический футбол». И в том, чтобы стать фанатом, нет ничего плохого. Это не означает, что твой ребёнок тут же перестанет мыться или отрастит ужасную бороду. — Ага, типа мистера Альбертсона, — хмыкнул Барт и закашлялся.— Я уж помню, как он любил «Звёздные войны»! Я думал, это потому, что у него девушки нет! — Худший стереотип из всех, — сквозь зубы повторила Кумико фразочку мужа. — Думаешь, он стал обычным сразу же, как мы познакомились? Нет, теперь мы смотрим «Звёздные войны» всей семьёй. Я, правда, на боевых сценах всегда сплю. Джефф даже дерётся с моим папой на световых мечах, — хихикнула она, по старой привычке закрыв рот рукавом. — Да я никак не могу увлечь их «Радиоактивным человеком», — сокрушённо вздохнул Барт. — Уже и комиксы показывал, и говорил, как мы с Милхаусом в фильме снимались, и как с мистером Альбертсоном за каждый выпуск торговались… А им конфетную страну подавай, у меня от заставки уже глаз дёргается. — Радуйся, что у них один фэндом, — сдвинула Кумико чёрные брови. — А то поспорили бы, кто круче — Фродо или Люк — и всё. — И всё, — подтвердил Барт, отведя взгляд. — Поэтому мы с Лизой и не общались, пока ей пятнадцать не стукнуло. — Ну это то же самое, как я не люблю «Властелина колец», — желая успокоить его, заговорила Кумико. — Джефф на первом свидании все уши прожужжал, два часа сюжет рассказывал, а так и не заинтересовал. За двадцать-то лет! Просто фэнтези — это не моё, вот и всё. И Джефф больше не пристаёт, если мне что-то не нравится. Так и ты успокойся. Сколько твоим мальчикам, десять? Найдут скоро другой фэндом и будут вести себя адекватно. А может, они не понимают, чего хорошего в супергероях. Для них супермены и бэтмены — это мезозой. Кумико объясняла это не в первый раз — и ей, и Джеффу, не единожды приходилось успокаивать родителей, встревоженных тем, что малыш по миллиону раз пересматривает «Холодное сердце» и не желает переключаться ни на что другое — хотя бы на учёбу. В ответ на маленький сеанс психотерапии вечно занятые, уставшие и злые взрослые недоверчиво спрашивали: «А откуда вам знать? У вас же нет своих!» «Можете поверить, мы работаем с детьми», — отвечали Джефф и Кумико, с трудом сохраняя терпение. Работать со взрослыми было ещё труднее. — Тем более, сейчас Марвел такую шнягу снимают! — согласился Барт, в ужасе округлив глаза. — Чёрных эльфов я пережил, но чёрный Железный человек — это жесть! — Ой, мы на супергеройские фильмы давно не ходим, — Кумико сморщила нос. — Джефф на афишу посмотрит и говорит, что это будет худшее кино в мире, — скептически растянув рот и прикрыв глаза, передразнила она мужа. — Ещё ни разу не ошибался! Вот, держи наклейки, — протянула она Барту стикерпак, — они сразу на тебя посмотрели. По «Времени приключений» у нас ещё есть наборы значков, носочки, фигурки, на стеллаже «путешествия по мультивселенным» точно было шесть комиксов, и вот там у окна новый стеллаж, игрушки плюшевые. — Разорюсь, — нервно рассмеялся Барт, забирая наклейки. — Ладно, схожу поглядеть. — Больше всего мерча покупают подростки! — крикнула Кумико вдогонку. *** — Да ты щедрый папа, — с уважением отметила Кумико, когда Барт вывалил на прилавок гору игрушек, книг и милых мелочей. — Кстати, где твои потомки? — спросила она, пробивая покупки. — В соплях, — Барт с тоской следил, как зелёная сумма на чёрном экране кассового аппарата становится всё больше и больше. — Длинный был семестр, они учились, старались, а в первый день каникул проснулись зелёные и с кашлем, — пояснил он с искренней жалостью, необычной для отцов. — Хотели со мной поехать, но я их боялся по аэропорту таскать, заразу собирать. Анника писала, им сейчас получше, обещала приехать с ними на Рождество. — Очень надеюсь. Тогда это твоим мальчикам от меня, — сложив покупки в самый большой пакет, Кумико прибавила две упаковки японских шипучих конфет, которые продавались у кассы. — За мой счёт. Ты рассказывал, им в прошлый раз понравилось. — О-о, спасибо! — расплылся Барт в улыбке, забирая пакет. — Вы нисколько не изменились, миссис Альбертсон. Такая же милая. Польщённая, Кумико густо порозовела, пересчитывая деньги. Барт сделал «Подземелью андроидов» всю выручку — как обычно. — Кстати, завтра моя очередь навещать папу, — вспомнила она, заперев кассу. — Я поеду в больницу, а Джефф будет здесь, заходи. — Зайду конечно, — поставив увесистый пакет на подвешенную к прилавку полку, Барт повёл плечами, словно говоря: «что ж мне ещё делать». — Оставите меня без денег, мне на сквиши не хватит. — Ну слушай, — надулась Кумико, — нам тоже на что-то нужно покупать подарки, и нас точно так же обирают другие продавцы. Кстати, у сквиши появился новый вкус, — предупредила она, — сладкая вата с кокосом. Мы с Джеффом пробовали, очень вкусно. Заряд сахара прямо в мозг! — Так, я понял, куда мне дальше идти! Спасибо! — Барт развернулся, собравшись уходить, но, дойдя до витрины, застыл в задумчивости. Снова повалил снег, мягкий и такой густой, что дом напротив терялся в белой мгле. Для прогулок погода не подходила, а к предкам Барт явно не стремился. Ещё в первый год знакомства Кумико заметила, что в «Подземелье андроидов» он готов провести целый день, лишь бы не идти домой, где серая действительность обрушивалась на него сшибающей с ног волной. Даже приезжая с женой и детьми, Барт весь день показывал им город, водил на нехитрые местные развлечения — а в отчий дом возвращался только на ужин. По той же причине и Лиза не наведывалась в Спрингфилд лишний раз. Неуклюже покинув скрипнувшее кресло, Кумико бесшумно подошла к Барту и оглядела с сочувствием. Пришлось задрать голову — мужчине она едва доставала до локтя. — А вы так и живёте с папой? — тихо спросил Барт, не отводя взгляда от гипнотически кружащихся снежинок. — Не такой уж он и старый, — нахмурилась Кумико, предугадав все возможные вопросы и заранее обидевшись, — всего семьдесят два года. И в ясном уме, хвала Небесам! Барт хмыкнул. Его дедушка, Эйб Симпсон, всю старость провёл в доме престарелых, где его пичкали неизвестно чем, и дома появлялся только на праздники — сын привозил из чувства долга, чтобы за торжественным поеданием индейки семья ёжилась от неловкости и стыда за взбалмошного старика. Кумико становилось страшно от одних рассказов Мардж, которая нелепые и порой пугающие поступки родных принимала с поразительной лёгкостью. По сравнению со спокойным, бесконечно добрым и разумным господином Накамура, Эйб был агрессивным сумасбродом. Может быть, влияло старческое безумие, может быть, необходимость весь год проводить с такими же стариками. Мардж говорила, это большое облегчение — держать дедушку подальше, под бездушным надзором медсестры — и Кумико советовала поступить так же, как придёт время. Но Кумико всё делала шиворот-навыворот, по мнению местных. Вместо того, чтобы выскочить замуж как можно раньше, до тридцати лет пряталась у отца под крылом, не заботясь о поиске отношений. Вместо того, чтобы отделиться и зажить своей семьёй, выйдя замуж, тут же принялась уговаривать отца переехать в Америку. В Японии одинокому и склонному к алкоголизму бухгалтеру предпенсионного возраста делать было нечего. Господин Накамура упирался — неприязнь к Джеффу удерживала его от переезда — но тоска по любимой дочери оказалась сильнее. Да и поладить с зятем оказалось не так уж сложно. Хватило вдвоём сводить Кумико в ванную и посмотреть всей семьёй после ужина «Месть ситхов». — Да я не про это. Просто завидно, — признался Барт, разглядывая деревянный узор ламината. — Вы же знаете, как мы с папашкой жили. Не жили, а лаялись. Так же как и Джефф, Барт никогда не называл отца папой. Отче, папаша, фатер — что угодно, презрительное и насмешливое. Кумико было больно и странно это слышать — к папе она относилась с величайшим почтением и жила с ним душа в душу. — Зато, ты стал хорошим папой, — в попытке утешения возразила она. — Вон, тебе для мальчиков ничего не жалко, — и указала на пакет, полный подарков. — Просто не хочу, чтобы у них было, как у меня с папаней. Не знаю, как бы я жил, если бы вы мне не показали. Вместо ответа Кумико нежно похлопала Барта по набитому синтепоном рукаву. На её рассказы о счастливой семейной жизни окружающие реагировали со скепсисом или откровенной злостью — мол, так не бывает. Верил ей только Барт — бунтарская натура, он с интересом присматривался к соседям и знакомым, желая научиться чему-то новому и необычному. Вот и семью продавца комиксов посчитал лучшим образцом для подражания, чем свою. Ведь Кумико не суетилась по хозяйству до изнеможения, а сама восседала за прилавком, радуя посетителей красотой, приветливостью и потрясающим знанием комиксов. А Джефф готовил горячие обеды на всю семью, чтобы у жены имелось больше времени на хобби и не пропадало желание заниматься любовью. Поэтому они и сохранились так хорошо, в отличие от прочих горожан — к восхищению Барта. Кумико было приятно подать подрастающим поколениям хороший пример — и всё же она отлично помнила, как десять лет назад не могла примириться с мыслью, что у Барта теперь жена и дети. У Барта, безобразника, у которого в голове одни шалости и комиксы? Остальные держались того же мнения. Возможно ли, чтобы главный городской шалун, всеобщая головная боль, стал заботливым мужем и внимательным отцом? Невозможно — считали спрингфилдские кумушки, привыкшие, что муж лежит на диване, потягивая пиво, и на робкие предложения измениться в лучшую сторону ворчит: «Не пили меня!» Что уж говорить про какое-то участие в воспитании детей! — Надо бы и для Анники чего купить, — вспомнил Барт, насмотревшись на снег. — Порадовать. Она сюда ездить не любит. Мать её всё спрашивает, чего она мне пирогов не печёт и тапочки в зубах не носит. — Мардж мне хоть и не мать, но я тоже наслушалась, — подхватила Кумико. — Но я думала: раз Джефф дожил до нашей встречи и выглядел румяным и упитанным, — на этих словах Барт невежливо фыркнул, — то мне его обслуживать не нужно. Пусть лучше обо мне заботится! — Согласен, — произнёс Барт устало, словно уже готовился к традиционному праздничному скандалу. — Не хочет Анника шуршать по хозяйству — не надо. Есть доставка и клининг, а на это я заработаю. Да и покупное мы с пацанами больше любим. — Вот и молодец. Матери не забудь об этом сказать, если она опять начнёт. — Начнёт, — Барт понуро опустил голову. — Десять лет прошло, а Анника ей так и не нравится. Кумико снова окинула его сочувствующим взглядом. Аннику она видела, и не раз. Томная, медлительная синеволосая голландка не отличалась ни красотой, ни обаянием, но Барт до сих пор не мог отвести от неё глаз. Ленивая и холодная по сравнению с энергичным и говорливым Бартом, Анника казалась созданной для того, чтобы целыми днями лежать на подушках и курить дорогие сигареты через красивый мундштук. Однако с детьми они возились с одинаковым усердием — по рассказам Барта. Анника предпочитала помалкивать. Домоседка, она смотрела с пацанами мультики, читала им книжки и кормила обедом, который принёс курьер. Барт возил мальчиков в школу, на прогулки, играл с ними в футбол на стадионе во дворе. Это Мардж не устраивало — по её провинциальному мнению, вся забота о детях должна лежать на матери. Задача мужчины — защищать пещеру и носить домой мамонтов. Даже если мамонта любая слабая женщина может купить в магазине. Барт её не слушался, и Кумико по-матерински гордилась им. И тем, что смогла хоть кому-то передать опыт семейного счастья. *** Повеселевший, Барт отправился в «Kwik-E-Mart» за сквиши, и Кумико снова осталась наедине со столь нелюбимым одиночеством. Тоска, которую не получалось залить чаем, навалилась с новой силой. Джефф возвращался из больницы не раньше четырёх — пока доехать, пока накормить вечно упирающегося господина Накамура обедом, пока развлечь его и поговорить с врачами… Кумико управлялась не быстрее — хотела побыть с папой подольше, подбодрить и настроить на выздоровление. Отец быстро шёл на поправку, но Кумико всё равно нервничала. И, приезжая в больницу, строго расспрашивала врача, как продвигается лечение. Господин Накамура уже истосковался по дивану в гостиной, семейным ужинам и вечерним киномарафонам. Болтовня с соседями по палате его утомляла, а телевизор в общем зале, с утра до вечера голосящий новости, не приносил ничего, кроме раздражения. Визитов дочери и зятя старик ждал с нетерпением — вид родных лиц и вкус домашней еды отвлекали от томительных, унылых снежных дней. Время и вправду тянулось ужасно медленно — особенно, если весь день сидеть одной. Кумико знала, глупо ждать мужа, сложа руки — ни одна домохозяйка так не поступает. И всё же необходимость беспокоиться, не случилось ли чего с Джеффом в злом белом буране, отнимала и желание, и энергию что-то делать. Не зная, чем себя занять, пока не прошла беспричинная тревога, Кумико разложила покрасивее игрушки на новом стенде, поправила ценники, протёрла стеклянный прилавок. Помещение и без того сияло чистотой — Джефф вытирал пыль и подметал каждое утро. Кумико терпеть не могла убираться, хотя от неё никто не требовал — но ей нравилось заботиться о магазине, украшать его, выискивать необычные авторские комиксы на продажу, устраивать встречи с художниками, проводить выставки детских рисунков. Этому она научилась у заклятого конкурента Джеффа, Майло — весёлый и улыбчивый, он с женой Строберри и взрослой уже дочерью Рэйнбоу успешно торговал комиксами в соседнем Шелбивилле. За двадцать лет взаимная неприязнь поутихла — встречаясь на комик-коне, семьи не шипели друг на друга, а дружелюбно раскланивались и обменивались мнениями о новинках исчерпавшей себя студии Марвел с таким же светским спокойствием, как если бы говорили о погоде. Работать по-настоящему, в офисе, Кумико никогда не планировала, а на мангаку в университете выучилась исключительно для своего удовольствия. Но теперь понимала, что заправлять «Подземельем андроидов» смогла бы и сама. Сначала Джефф ревниво оберегал свои задротские чертоги, не пускал жену помочь ни словом, ни делом. Потом заметил её потрясающую память и поразительную аккуратность, и потихоньку начал доверять всё больше и больше — от продажи комиксов до заказа их у типографии. Кумико предложила делить выручку пополам и вместе планировать расходы. Джефф не возражал — у него деньги утекали сквозь пальцы, а Кумико, воспитанная бедными клерками, была внимательной и бережливой. Господин Накамура не мог на них налюбоваться — с покойной женой, пусть и любимой, не сумел жить в мире и согласии. Закончив наводить порядок, Кумико опустилась в низкое кресло у стеллажа с супергеройскими комиксами, бёдра её тяжело расплылись по зелёной бархатной обивке. Не так мягко и удобно, как за прилавком — для посетителей покупали. А посетителям рассиживаться не положено. Пока Кумико хозяйничала, ветер усилился, и ленивый снегопад за несколько минут превратился в настоящую вьюгу. Если будет валить всю ночь, со страхом прикинула женщина, утром придётся просить мужа выкапывать машину из-под снега. Как в любом городке одноэтажной Америки, в Спрингфилде не имели понятия об общественном транспорте. Стоять в пробке по дороге на работу считалось стилем жизни. Кумико этого не понимала, и когда Джефф отправлялся на собрание клуба умников в городской совет, уговаривала его выступить с идеей пустить в городе автобусы. На протяжении двадцати лет Джефф послушно предлагал эту идею, сам уверился в её необходимости, но никаких автобусов, кроме уже имеющихся школьных, не появилось. Сначала Джефф везде возил Кумико, но женщине не нравилось во всём от него зависеть. Поэтому она научилась водить машину, хотя после тридцати это оказалось крайне страшно и трудно. За руль садилась редко — последнее время только для поездок в больницу. Какой бы трусливой и осторожной водительницей ни была Кумико, дни, когда наступала её очередь навещать отца, казались развлечением. Всё лучше, чем коротать дни в пустом магазине. Зимой торговля шла худо — за исключением нескольких безумных дней перед Рождеством, когда взрослые и дети, в последний момент желая купить подарков, осаждали «Подземелье андроидов», точно варвары — средневековую крепость, толкались у прилавка, размахивали деньгами и приставали к Джеффу и Кумико с вопросами, что лучше выбрать для дочери, друга или коллеги. С наступлением холодов школьники проходили мимо, кидая на витрину тоскующие и вожделеющие взгляды. Торопились к каминам и тёплым кроватям, даже если в душе были не против задержаться в любимом магазине — повздыхать над книжками, поделиться с хозяевами мнением об очередном диснеевском ремейке и купить пакет наклеек. Тем более, темнело рано, ни одному родителю не хотелось, чтобы ребёнок околачивался неизвестно где — хотя семью Альбертсонов знали все и не замечали за ними ничего предосудительного. Спасибо маленькому городку за непрошенную славу — как бы Джефф и Кумико ни старались сохранить свою жизнь в уединении, здороваться приходилось чуть ли не с каждым прохожим. Недавно Кумико заходила в «Kwik-E-Mart» за стаканом сквиши для мужа, и разговорчивый владелец-индус тоже жаловался на убытки — стоило температуре упасть ниже нуля, окрестные дети перестали после школы закупаться чипсами, конфетами и лимонадом для пиров на детской площадке. Кумико это удивляло — в Японии снег выпадал исправно, но никто не кутался в шубы и не трубил о наступлении апокалипсиса. И тем более не отказывался от повседневных радостей! Приходилось надеяться, что город оживёт на время рождественских ярмарок. В Спрингфилде рождение христианского бога отмечали с шиком, спускали городские деньги на гирлянды, ёлочные шарики и имбирные пряники — даже мрачный Мо Сизлак, который каждый год клялся умереть, украшал не менее мрачный бар красными лампочками. Верующая синтоистка, Кумико ко всем обрядам чужой религии относилась спокойно. Правда, любила звон колоколов и величественное звучание органа на воскресной проповеди, никогда не обходившейся без смешных изречений преподобного Лавджоя. Вместо Рождества предпочитала праздновать Новый год по японской традиции — с торжественным омовением, поеданием лапши и унизанной рисовыми лепёшками икебаной. Единственное, что Кумико нравилось в Рождестве — это безобразное обжорство, почему-то одобренное христианством. Убедившись, что улица по-прежнему пустует, и клиенты внезапно не объявятся у порога, Кумико вытряхнула размокшие чаинки в мусорное ведро под прилавком и улизнула на кухню — перекусить и помыть чашку. Волнение, подкреплённое одиночеством, прогоняло аппетит, и желания хватило лишь на скромный сэндвич с кусочком холодной вчерашней индейки. Индейка, заботливо приготовленная Джеффом, уходила плохо. Кумико за двадцать лет не поняла, чего находят американцы в этой птице, похожей по вкусу на курицу, обколотую стероидами не хуже бодибилдера. Господин Накамура последнее время предпочитал питаться одним рисом — чем заставлял детей не на шутку переживать. Вид полупустого холодильника, перед которым Кумико замерла в задумчивости, через силу жуя жёсткий сэндвич, тоже навевал печаль. Обычно холодильник был забит доверху, и всевозможными закусками, и японскими блюдами, и американскими — Джефф и Кумико стряпали по очереди, меняясь каждую неделю, чтобы домашние обязанности не казались обременительными, а еда выходила разнообразной. Иногда помогали друг другу — пока один стоял за плитой, другой мыл посуду или помогал нарезать продукты. Готовить вдвоём было весело, и время в ожидании еды проходило быстрее. Господин Накамура, всю жизнь варивший обеды для вечно голодных жены и дочери, пришёл в восторг от этого идеально налаженного цикла — и пожелал стать его шестерёнкой. Хотя Джефф и Кумико хором уговаривали старика сойти с пути домохозяина и побольше отдыхать. Но господину Накамура не нравилось лежать на диване и по вечерам пить с мужем Мардж пиво, как полагается истинному патриарху. Желание окружать заботой маленький клан оказалось неискоренимым — под настроение отец просил Кумико заказать побольше рисовой муки и красной фасоли и закрывался на кухне — колдовать. Супруги ему не мешали — господин Накамура был мастер на вкуснейшие супы и маленькие изысканные десерты. По старинным японским рецептам, разумеется — американские кушанья он плохо переваривал. И, наблюдая, с каким удовольствием Джефф и Кумико уплетают свежие угощения, добродушно ворчал — на такие животы еды не напасёшься. И откладывал дочери кусочки посочнее, невзирая на её смущённую улыбку — большую часть вклада в обхваты Кумико сделали именно отцовские блюда, приготовленные с бесконечной любовью. Когда привыкли жить втроём, господин Накамура взял на себя обязанность готовить трудоёмкий о-сэти рёри — новогодний набор не самых вкусных, но символичных закусок. У Кумико они никогда не получались — не хватало у неё терпения на выверенные веками изыски. Чего только стоила сушёная сардина, вываренная в соевом соусе! Джефф вместо о-сэти рёри покупал Кумико адвент-календарь с конфетами. Однако с подачи её отца полюбил традицию в первый день нового года встать пораньше и скромно позавтракать причудливыми японскими лакомствами. Каждое обозначало приятное пожелание — чёрные бобы для успешной работы, жёлтое бататовое пюре для богатства, оранжевые корни таро для неугасающей супружеской любви. Господину Накамура порадовать детей было не жалко — он уже в начале декабря спрашивал, какие закуски они хотят увидеть в лакированных коробочках на праздничном столе, и просил заранее купить продукты. Теперь же Кумико, глядя на креветок в морозильнике, сомневалась, хватит ли у отца после больничного потрясения вернуться к обычной жизни. Хотелось надеяться, что да. На круглом обеденном столике с утра стояло блюдо с парой сладких пирожков в виде рыбок — тайяки были одним из немногих японских блюд, которые Джефф научился сносно готовить. Кумико нерешительно взяла рыбку, подтекающую густой начинкой, и уже собралась спуститься в магазин, как вдруг телефон в кармане штанов пискнул, оповещая о сообщении. «Еду домой, — поспешно разблокировав экран, Кумико с отрадой увидела весточку от мужа. — Купить тебе вкусненького?» «Давай», — мгновенно напечатала она и, облизнув увязнувший в бобовой пасте палец, положила тайяки обратно. «А чего желаешь? Я в машину иду, руки мёрзнут печатать». Кумико прикусила губу, оглядывая кухню. Она не отказалась бы от сладкого, но холодные тайяки не вызывали аппетита, а пополнить запас мороженого Джефф забыл. «Чего-нибудь молочного и жирненького», — сообразила она. «Понял». «Только быстрее шевели складками!» — прибавила Кумико, пока муж не вышел из сети. Джефф прислал стикер с Джаббой Хаттом — на толстые шутки в её исполнении он не только не обижался, но и находил их возбуждающими. Женщина посмотрела на стикер и улыбнулась — от сердца мигом отлегло. Когда господин Накамура лёг в больницу, Джефф, желая поддержать Кумико, завёл новый обычай — в день своего дежурства возвращался с угощением. Шоколадка, парочка бургеров, стакан молочного чая с тапиокой из новомодной азиатской кофейни — на третий день женщине стало интересно угадывать, что привезёт муж. Прошла неделя, а Кумико ни разу не разочаровалась — и в предвкушении облизнула губы. Прежде чем выйти из кухни, Кумико посмотрела на часы. Три с половиной. Дорога до больницы занимала минут тридцать в обычную погоду, а сколько по снегу, который всё сыпал и сыпал без устали — и представить страшно. Из окна кухни открывался вид на сонную безлюдную улицу и мутное смеркающееся небо. Снег большими хлопьями летел сквозь лиловато-коричневый полумрак, а включать фонари город не торопился. Пережидать одиночество в темноте было страшновато, и Кумико, спустившись в магазин, включила свет и гирлянды. Лампочки замигали нерешительно в разных углах магазина, постепенно соединились в сверкающие цепи. Одни излучали мягкое золотистое сияние, другие мерно вспыхивали разноцветными огоньками — в их неярких лучах петли мишуры и струящиеся нити дождика из фольги мерцали и поблёскивали. Жаль, рано для рождественского настроения — зато как уютно! Кумико даже посетило внезапное желание сварить какао — на чай она уже смотреть не могла. Одной было скучно. Обычно они с Джеффом сидели за прилавком вместе, болтали и развлекали друг друга, рисовали. Если приходил посетитель — переключались с разговорами на него. В другое, спокойное время, Кумико с удовольствием порисовала бы, пока никого нет, посмотрела бы аниме. А так оставалось нервно скроллить тикток да проверять, не появилось ли новых лайков в художественном блоге. Но ни там, ни там не находилось ничего интересного, и ожидание вновь стало мучительным. В четыре часа стемнело, и Кумико не могла удержаться от того, чтобы не зевать каждые пять минут. Вид редких оранжевых фонарей, едва разгонявших чернильно-синий, густой мрак, и жёлтых окон в соседнем доме навевал на неё сонливость. Хотелось закрыть магазин и уйти в спальню. Задёрнуть шторы, закутаться в одеяло и спать до ужина. Но Кумико обещала себе дождаться мужа — и угощения, которое должно было развеять непонятную печаль. Уложив голову на скрещённые руки, женщина в очередной раз разблокировала мессенджер с семейным чатом — как вдруг услышала за окном знакомый рёв мотора и встрепенулась. Маленькая зелёная машина проехала по улице и, с визгом забуксовав в снегу, свернула в подворотню. «Тысячелетний сокол» вернулся домой. Кумико мигом оживилась и подбежала к двери — настолько быстро, насколько это было возможно с потирающимися друг о друга пышными бёдрами. И, не испугавшись мороза, выглянула на улицу. Вечерний ветер, ещё более пронзительный и холодный, чем утром, обжёг её шею и уши. Кумико сердито покосилась на низкое, почти ночное небо и юркнула обратно, в тепло. Она могла и не нервничать — скоро за стеклянной дверью показалась большая тёмная фигура с меховыми наушниками на голове. — Я замёрз, — ввалившись в магазин, вместо приветствия объявил Джефф, и Кумико показалось, будто все гирлянды от его появления засияли радостнее и ярче. — И это я только прошёл от машины до дома! Потерев рукой в перчатке покрасневший нос, он по-собачьи отряхнулся, и на чисто выметенные доски пола посыпался снег. От заснеженной чёрной куртки во все стороны веяло стужей, как из раскрытого холодильника, и Кумико снова поёжилась. — А я говорила, твою лысину надо греть, — вместо того, чтобы заключить продрогшего мужа в объятия, проворчала Кумико и помогла смахнуть застрявший в капюшоне снег — ух, какой мокрый и противный. Хорошо, она не выходила на улицу! Джефф нахмурился, осторожно переминаясь с ноги на ногу в натёкшей с ботинок луже. Волос у него имелось ещё много, достаточно, чтобы завязать в хвост, но Кумико, готовясь к неизбежному, предпочитала называть его причёску лысиной. — Так, это тебе, — закончив отряхиваться, Джефф протянул ей коричневый бумажный пакет и два больших запотевших стакана в картонных подстаканниках. — Молочное и жирненькое — это явно про «Пончики Лэда». — Спасибо! — Кумико мазнула губами по его холодной щеке и заглянула в чуть тёплый пакет. Коктейль с густыми сливками и берлинские кремовые пончики — чего-то такого ей и хотелось. — Я правильно угадал? — не желая разносить грязь по магазину, Джефф у порога снял наушники и куртку. Под курткой он носил спортивный костюм, как и Кумико — только серый. Толстовка тоже не застёгивалась на обширном животе, хотя за эти годы Джефф порядком уменьшился в объёмах. — Конечно, — Кумико улыбнулась, поглядев на его футболку с гербом Супермена. — Пойдём, погреемся и перекусим. — Сейчас. Только принеси мне тряпку, пожалуйста, — Джефф с отвращением посмотрел на коричневую лужу льдистой грязи и, стянув ботинки, отступил на чистое. — Я не знаю, чем они посыпают улицы, чтобы снег таял быстрее, но этой дрянью можно растворять железо. Кумико принесла из подсобного помещения тряпку — старую голубую футболку мужа — и замерла, с удовольствием глядя, как он вытирает пол. В отличие от других мужчин, его никогда не приходилось уговаривать убрать за собой — наоборот, Джефф ко всем тянулся со влажными салфетками и парадоксальным образом забывал пользоваться дезодорантом. Впрочем, за двадцать лет семейной жизни можно и не к такому привыкнуть. *** На кухне было теплее, чем в магазине — Кумико сняла толстовку и с облегчением отметила, что болезненно-красные щёки и нос мужа постепенно возвращаются к здоровому румянцу. Однако Джеффу от вида её глубокого декольте и обнажённых рук теплее не сделалось — раз он запахнул толстовку и зябко потёр плечи, проходя к своему стулу. Стул больше не скрипел страдальчески, стоило мужчине на него опуститься, и Кумико немного скучала по этому звуку. — В самом деле так холодно? — повесив одежду на спинку стула, спросила Кумико и разложила на столе угощения. — Я-то на улицу не выходила сегодня, но буран был — ужас! Я уж волновалась, как ты доехал! — прибавила она с упрёком и в противоположность своему тону погладила Джеффа по плечу. — Для сравнения, — Джефф шмыгнул носом, вынимая коктейли из подстаканников, — зимой перед годом нашего знакомства Спрингфилд был единственным городом в Америке, где выпал снег. Техногенный, правда. Я тогда ходил в толстовке и шортах. Но холод можно потерпеть, у меня от природы хорошее утепление, — он с гордостью похлопал себя по животу, — а вот гололёд! На парковке у больницы вообще не убирают! Я из машины вышел и чуть не грохнулся! Сбросив раздражение шумным вздохом, Джефф снял со стаканов прозрачные крышки в виде куполов — осторожно, чтобы не задеть пышные шапки взбитых сливок и вишенки, воткнул трубочки. Кумико взяла бледно-жёлтый коктейль — должно быть, банановый — и села напротив. — Итадакимас! — молитвенно сложив руки, супруги поклонились друг другу и приступили к еде. Каждый приём пищи начинался с этого маленького пожелания — за компанию с отцом Кумико быстро обустроила быт Джеффа на японский манер. — Ну вот, теперь будут ждать, когда снег превратится в глыбы льда, и только потом убирать, — вздохнула женщина и сделала маленький глоток. Более сдержанная, на возмущённые рассказы мужа Кумико реагировала с тихим сочувствием. Коктейль, густой и в меру сладкий, унял жажду и сливочной мягкостью настроил на благодушный лад. В животе стало холодно, но на сердце — тепло. — Это Ледяной человек называет нас за грехи, — заключил Джефф и открыл упаковку пончиков. Берлинеры продавали парами — шоколадный и ванильный. Кумико сглотнула, глядя на их пышные маслянистые бока, и запоздало сообразила, что муж взял всего две штучки — ей одной. Джефф давно приучился отказывать себе в лакомствах — хотя раньше с бульвара фаст-фуда его было не вытащить. — Люди Икс должны помогать смертным, разве нет? — приподняла она брови в недоумении и надкусила мармеладную вишенку. — Судя по тому, что с ними в последнее время делают Марвел, они скоро станут всадниками апокалипсиса, — вполголоса прибавил Джефф и пригубил из своего стакана. — М-м-м, какой вкусный. Хочешь попробовать? Черничный. — Давай, — ласково прищурилась Кумико. Перегнулась через стол, обхватила губами трубочку его стакана и втянула осевшего на дно черничного пюре. Джефф отпил у неё, и, вернув стакан, поглядел снизу вверх нежно и внимательно. Не желая лишать отношения последних крупиц романтики, супруги до сих пор пробовали еду и напитки друг друга, даже если знали, каково будет на вкус — с годами этот жест по интимности сравнялся для них с поцелуем. Кумико приятно смутилась, вспомнив точно такой же сегодняшний взгляд Барта, и прижала руку к порозовевшей щеке. Было отрадно знать, что мороз не остудил её чувств — опустившись обратно, женщина придвинулась поближе к Джеффу и без всякой брезгливости вернулась к коктейлю. Заметив, что сливки в стакане Кумико опускаются на дно, Джефф молча подал ей чайную ложечку. Пусть они реже целовались и обнимались, им не приходилось подтверждать привязанность словами. — Ну расскажи, как папа! — чуть помолчав, нетерпеливо спросила Кумико и обернулась к мужу. — Я весь день ждала! Джефф посмотрел на неё исподлобья, словно что-то скрывая, и не удержался от улыбки: — Завтра выписывают. — Интриган! Почему сразу не сказал? — Кумико с шутливым возмущением надула губы и толкнула его в плечо. — Не дерись, — Джефф перехватил её пухлое запястье и отвёл взгляд, хотя просто светился — новость приободрила и его. — Я с доктором разговаривал, — на этих словах мужчина посмотрел взволнованной Кумико в глаза, — папе ничего не угрожает. Он даже крепче меня оказался, — с нервным смешком показал Джефф себе на грудь. — У меня же стенд с тридцати стоит. А папина невралгия, как мне объяснил доктор, лечится прогулками. И гимнастикой. Жить с этим можно, только нужно проверяться. Так что завтра утром, — собравшись с духом, он шумно вздохнул и обеими руками накрыл вспотевшую ладонь Кумико, — поедем забирать папу. Джефф хотел сказать что-то ещё, но Кумико радостно пискнула и, навалившись всей тяжестью, заключила его в объятия. Мужчина успел лишь охнуть от неожиданности — с годами Кумико стала скупой на бурные чувства — и бережно положил ладони на её широкие бока, едва прикрытые маечкой. Женщина вздрогнула — Джефф не отогрелся, руки его остались холодны, как лёд. Но Кумико не отпрянула — почему-то подумала про Ледяного человека и прижалась потеснее, желая передать мужу немного тепла. Некоторое время они молча обнимались, поглаживая и сжимая друг друга — точно в молодости. Кумико даже чмокнула Джеффа в щёку и отстранилась неохотно. — Я как раз думала положить папе на завтра тайяки, — показала она на остывшие пирожки. Джефф пригорюнился — подумал, будто его готовка опять никому не понравилась. И предупредил печальным тоном: — Папе теперь выпечку нельзя. Доктор объяснил, в качестве профилактики — а то сердце обрастёт жиром, как у меня. А тайяки всё-таки на масле. Ай, не знаю, — в голосе его закипело раздражение, — нервы же, по логике, никакого отношения к сердцу не имеют! Почему нельзя есть, что хочешь? Я даже после сердечного приступа пил сквиши каждый день, а ведь это чистый сахар! Сейчас, конечно, понимаю, доктора надо было слушать… — Джефф понизил голос, на фразе про сквиши заметив скепсис в глазах Кумико, и принялся потягивать коктейль. — Я же всё диетическое папе готовлю, — растерянно пробормотала Кумико, зачерпнув тающих в молоке сливок. — Он давно жирное не ест, только курицу или рыбку. Даже специй кладу чуть-чуть! А тайяки-то чем плохие? Тем более, мы их с мёдом делаем, а не с сахаром, — не в силах скрывать возмущение, посмотрела она на пирожки. — Полезное блюдо получается! — Медики, наверное, знают лучше, — пожал Джефф плечами, явно сомневаясь, и с громким хлюпаньем сделал большой глоток. — Врач кстати опять жаловался, — прибавил он и снова взял Кумико за руку, — папа не хочет есть больничную еду. И спрашивал — может, мы его объедаем? — Объедаем, как же, — проворчала женщина, ясно представив чернокожего доктора, который лечил её отца и имел привычку глупо хихикать по поводу и без, и помешала трубочкой банановое пюре на дне, — папа две ложки съест и говорит, что наелся. Его ветром скоро будет носить. — Да папа скорее всего из-за чужой обстановки аппетит потерял, — возразил Джефф и в знак поддержки погладил потеплевшими пальцами запястье жены. — Я его еле уговорил съесть курицу и онигири. Так он бенто забрал и пообещал доесть за ужином. — И даже не съел моти? — Кумико обиженно сдвинула брови, губы её задрожали. — Но это его любимые, клубничные! Я так старалась… — Тише-тише, — Джефф обнял женщину за плечи, прижался щекой к её щеке. — Папа вернётся, — внезапно перешёл он на японский, — и всё наладится. Он же и за нас беспокоится, хотя доктор ему запрещает нервничать. Кумико с надеждой подняла на него увлажнившиеся глаза. — Не хочу думать, будто зря готовлю, — тихо сказала она на родном языке. — Поверь, мои макароны с фрикадельками папа ест ещё хуже, — с очень тяжёлым вздохом Джефф вернулся к английскому и сел обратно. За двадцать лет Джефф хорошо выучил японский — для человека, который перевёл «Властелина колец» на язык воинственных клингонов из «Звёздного пути», это было несложно. Правда, иероглифы писал уродливо, пусть и художник — сколько бы Кумико и господин Накамура не занимались с ним каллиграфией. Произношение давалось ему лучше. Поэтому, когда Джефф освоил японский на уровне очень дотошного фаната аниме, отец Кумико потерял смысл говорить дома по-английски. Общались они странно — Джефф мог спросить что-то на английском, Кумико и её отец отвечали по-японски, и все понимали друг друга. Это оказалось кстати — у господина Накамура к семидесяти годам два языка в голове спутались. По-английски он говорил свободно, но блистать знаниями было негде. Из дома старик почти не выходил — либо с дочерью и зятем на концерт или за покупками в молл, либо с мужем Мардж до ближайшего бара. А за пивом, как известно, языковой барьер стирается. Впрочем, Джефф и Кумико за столько лет совместной жизни вдоволь наговорились — коктейли допивали молча. Вместе слушать тишину и смотреть на снег в тёмно-синем окне было приятно, и присутствие человека рядом не раздражало. Наоборот, Кумико успокаивалась, глядя на мужа, такого привычного и близкого. В отличие от неё, Джефф мало изменился. Разве что мешки под глазами потяжелели, а в каштановых волосах заблестела седина. Да и похудел он изрядно — всего-навсего перестал пить газировку три раза в день. Кумико шутила, будто взяла его сброшенные килограммы. Потягивая коктейль, Джефф поглядывал на неё в ответ — и женщина чувствовала, что в его глазах так же прекрасна, как двадцать лет назад. Кумико очень нравилось это постоянство, которым было пронизано всё в Спрингфилде. Любопытные не раз спрашивали, не жалеет ли она, что из большого прогрессивного города переехала в маленький паршивый городок, но Кумико всегда улыбалась и отрицательно качала головой. Осака вытягивала из неё все соки, мучила бесконечной сутолокой и постоянной нехваткой времени. В Спрингфилде атмосфера стояла мирная и сонная. Но ни в коем случае не скучная — ни один сезон не обходился без фестивалей с собачьими бегами и конкурсами школьных оркестров, а ярмарку научной фантастики проводили каждый месяц. Даже в бар к Мо можно было прийти на викторину. Да, на улицах появились модные кофейни, малышня сменила скейты на самокаты, а девушки вместо топиков и юбочек стали носить мешки из-под картошки и называть их словом «оверсайз», но суть города осталась прежняя. О творящихся в остальном мире потрясениях жители узнавали только из телевизора. Спрятанный за высокими горами, за тёмными лесами и бурными реками, подобно сказочной стране Оз, Спрингфилд обычаями и нравами застыл где-то в восьмидесятых, точно муха в янтаре. Именно о таком спокойствии и стабильности Кумико мечтала всю жизнь. Тихая провинциальная жизнь, в которой не находилось места переживаниям и горестям, полностью удовлетворяла её. Кумико устраивало всё: и толстый лысеющий муж с его разговорами про комиксы и «Звёздные войны», и работа в маленьком магазине, и посиделки за чашечкой кофе с подругами Мардж, такими же пухлыми домохозяйками. Иногда она думала, что могла бы остаться в Японии, построить карьеру мангаки и работать на аниме-студию — и умереть от переутомления, как в «Агенте паранойи». Мысль эта приводила Кумико в ужас. Ни за какие деньги и обещания она не отказалась бы от нынешнего образа жизни, медленного и ленивого. Отец был с ней полностью согласен. Хикикомори по натуре, он первое время не мог нарадоваться, что больше не нужно ходить в офис и унижаться перед начальником, отпрашиваясь после работы с добровольно-принудительных посиделок в баре с коллегами. Пока Джефф и Кумико работали, господин Накамура готовил им еду или лежал на диване, наслаждаясь всеми аниме, на которые раньше не находил времени. Задавшись целью посмотреть все семьсот серий «Наруто», он как-то раз две недели не выходил из дома и, прилипнув к телевизору, лишь после напоминаний прерывался на еду и сон. С годами ритм жизни наладился, как часы. Альбертсоны ходили на все городские гуляния, ездили в соседний Огденвилль в гости к друзьям Джеффа по колледжу — семейной паре торговцев комиксами. По вечерам смотрели кино или мультфильмы, но Кумико чаще дремала, прижавшись к мужу и забросив ноги отцу на колени. Иногда выбирались на комик-коны в окрестные города, но уже в качестве зрителей — Кумико не влезала в старые наряды. Однако из ностальгии долго отказывалась продавать пышные и вычурные платья Падме Амидалы, которые ей купил Джефф в начале совместной жизни для семейных вылазок в стиле «Звёздных войн». — Ты обедала? — Джефф окликнул её, задумчиво застывшую над коктейлем, и поднялся, чтобы поставить пончики в микроволновку. — Да, сэндвич с индейкой, — вполголоса отозвалась Кумико, вычёрпывая из стакана остатки сливок. — И чай бесконечный. Когда я одна, совсем нет аппетита… На последних словах она закусила губу и томно посмотрела на мужа снизу вверх — пусть и знала, что за годы супружеской жизни не научилась выглядеть соблазнительно. Однако Джеффа очаровывало, какими глупыми выходили её попытки кокетничать. Это успокаивало. — Ты у меня отощаешь, — поняв намёк, Джефф хитро улыбнулся. И, ухватив Кумико за бока, потряс её полуголый живот. — Ай! — воскликнула Кумико, чувствуя, как от жадных похлопываний всё выпитое за день трясётся и булькает в желудке, и беззлобно шлёпнула мужа по рукам. Джефф мигом отпрянул — хотя по блеску в глазах делалось ясно, он бы не отказался потрепать и погладить все её мягкие местечки. Несмотря на возраст, мужчина остался охоч до ласки, но у Кумико, не столь горячей, с этим было строго. Если она находила настроение, в секс могло перейти любое невинное поглаживание. Если нет — Джефф получал по рукам и послушно отстранялся, даже не думая приставать с требованиями получить свои две минуты постельной гимнастики, в отличие от других мужей. Сегодня Кумико была в хорошем расположении духа — достаточно, чтобы позволить мужу себя потискать. И может быть, показать ему кое-что. Но попозже. — Я-то перекусил в больничном кафетерии, — с неохотой оглянувшись на пискнувшую микроволновку, Джефф достал горячие пончики и сел обратно. — Не понимаю, почему папа отказывается там есть. Порции, конечно, маленькие, но сытные! А их творожная запеканка просто десять из десяти! — Ты же знаешь, папа ест только домашнее, — напомнила Кумико и, поджав губы, одёрнула маечку. Джефф понурился — двадцать лет назад, когда наступала его очередь готовить, господин Накамура высокомерно задирал нос и лепил себе онигири. Потом привык и полюбил макароны с фрикадельками. Кумико со вздохом посмотрела на пончики — румяные, пахнущие сахаром и маслом — и невольно накрыла руками живот в самой широкой части. Пончики в неё уже не влезли бы — три кружки чая и пол-литровый стакан коктейля плескались внутри от каждого движения. И уже просились наружу. Джефф заметил беспокойство Кумико — и то, как раздулся её живот, заставляя маечку задраться. — Милый, — перехватив его взгляд, попросила женщина вполголоса, — я хочу в туалет. В спальне. — Пойдём, — мягко согласился Джефф и помог ей подняться. *** Проводя Кумико в соседнюю с кухней спальню, Джефф не удержался — уложил ладонь ей на ягодицу и слегка сжал. Сбрасывать его руку женщина не стала — сейчас ей хотелось внимания. К себе и своему телу. А зад её того стоил. Изобильные формы остались пышными и подтянутыми, только кожа выглядела не такой гладкой. Но женщина до сих пор любила разглядывать себя в зеркале ванной. И совершенно не беспокоилась насчёт того, в какой ужас приходят кумушки, когда видят её на пляже в бикини. Закрыв за собой дверь, Джефф щёлкнул выключателем, и в комнате, похожей в темноте на пещеру, зажёгся приятный золотистый свет. Спальня тоже изменилась. Джефф, скрепя сердце, продал несколько коллекционных фигурок, чтобы купить кровать королевского размера. Старое ложе стало для супругов тесным — спать в обнимку им надоело. Натешившись, наговорившись и наобнимавшись, они закутывались каждый в своё одеяло и укладывались по разным краям. Джефф во сне любил раскинуться в позе звезды, Кумико потеснее сворачивалась в клубочек, окружив себя коллекцией плюшевых покемонов. Отдыхать друг от друга полезно — особенно во сне. По молодости Кумико, когда болела или хотела побыть одна, отправляла мужа на диван в гостиной. Диван вскоре отвоевал господин Накамура и очень неохотно уступал его для вечерних киносеансов. Новая кровать занимала пол-комнаты, проход между ней и книжными шкафами превратился в траншею. Зато Кумико больше не раздражало, что муж лезет по ночам обниматься, стягивает с неё одеяло и сопит в ухо. Для любовных утех кровать тоже оказалась очень удобной — супруги могли выбрать любую позу, позвать на помощь господина Накамура и сложить крепость из подушек. Но ещё лучше огромное ложе подходило для маленького секрета, который Альбертсоны берегли от всего города. Отбросив со своей подушки зелёного толстячка Снорлакса, Кумико легла на спину и предоставила Джеффу сделать всё остальное. Не дожидаясь просьб, он снял с неё кроссовки и носки, аккуратно стянул штаны и трусики. Из одежды на Кумико осталась лишь маечка — женщина видела особое удовольствие в том, чтобы во время туалетных процедур не обнажаться полностью. Высоко вздымающиеся груди и живот закрывали Кумико обзор — но от неё не укрылось, с какой отрадой Джефф, устроившись рядом, оглядел её полуголое, доверчиво расслабленное тело, прежде чем доставать пелёнки. Позволяя мужу расстелить пелёнку понадёжнее, Кумико согнула в коленях раздвинутые ноги и чуть приподняла тяжёлый зад. Тучный лобок, округлявшийся между широкими ляжками, словно полная луна среди облаков, дрогнул и качнулся от этого маленького движения. Редкие волоски на нём встали дыбом, и Кумико взволнованно прикусила губу. В интимности этого момента даже спустя годы находилось что-то возбуждающее. Вот Кумико и не возразила, когда Джефф накрыл ладонью её лобок вместе с пухлой женской складкой и покачал, словно баюкая. От тепла его руки телесное желание, одолевавшее Кумико, сделалось ещё острее — она умоляюще сдвинула брови и коротко простонала, не раскрывая рта. — Секундочку, — Джефф проворно подоткнул ей между ног свёрнутую пеленку и умелым бережным жестом разнял тучные, смыкающиеся по всей длине от собственной полноты большие губы. Кумико шумно выдохнула, и в следующее мгновение из подставленного прохладному воздуху лона забила горячая струйка. Джефф не сводил с женской складки Кумико сосредоточенного и любящего взгляда, придерживая раздвинутыми её нежные края. От привычной, рутинной ласки у женщины становилось теплее на сердце. Кумико ещё в первый год супружества приучила мужа поклоняться её телу, всем его маленьким, для кого-то постыдным потребностям. Но если она с возрастом стала переживать туалетные и водные процедуры гораздо спокойнее, то Джефф до сих пор соблюдал все детали со старанием начинающего прислужника, которого допустили к священнодействию. Вот и сейчас он, с обожанием глядя на журчание золотистой струйки, свободной рукой поглаживал Кумико по животу. Просто чтобы ей было уютнее, а не из желания настроить на игривый лад. Умиление мужа передалась Кумико — женщина поймала себя на том, что глупо и влюблённо улыбается, наблюдая за ним, и накрыла его руку ладонью. Даже если Джефф облысел, у него осталось симпатичное лицо и большие голубые глаза, за которые Кумико его полюбила. Но главное — Джеффу было в радость заботиться о ней. Пусть и забота в понимании женщины походила на странные сексуальные игры. Когда муж вытирал её после туалета или намыливал в душе, Кумико вспоминала, почему за все эти годы тёплое чувство к нему не сменилось смешанной с раздражением привычкой. Быть необычной парой, но в рамках принятого, значило для них много. Но ещё больше супруги ценили пикантную тайну, которая не давала их чувствам остыть и ни на один день не остаться без наслаждения. Кумико скучала по времени, когда отец и муж, часто вдвоём, купали её, любовались, как она струит и облегчается, и расточали несдержанные, трогательные в неуклюжей страсти похвалы её красоте. А потом Кумико исполнилось сорок пять, и события жизни тела утратили свою волнительность. Пуская прудик на пелёнку в кровати по утрам и отправляясь с мужем в ванную, она больше ценила удобство и возможность поменьше терпеть. Джефф и господин Накамура скоро это поняли — и ненадолго расстроились. Сейчас, раскрываясь перед ними в самой интимной стороне своей жизни, Кумико редко красовалась. Но, избалованная вниманием, отказываться от этого обычая не хотела. Родные её и не подталкивали — им важно было то, что было важно ей. С годами в их глазах то, что раньше являлось прежде всего эротической игрой, стало милой и удобной для Кумико привычкой — точно так же, как теперь это ощущала сама Кумико. Ей никто не мешал мочиться и купаться самостоятельно, как полагается взрослому человеку, но Кумико всё равно нуждалась, чтобы в трогательные моменты уязвимости кто-то находился рядом, держал ей раздвинутыми ягодицы и тёр спину мочалкой. Кумико так было комфортнее — и, чувствуя поддержку себя и всей жизни своего тела, она не забывала, что остаётся женщиной, горячей и красивой. Печальный вздох сорвался с уст Кумико — струйка иссякла, последние капли бесшумно оросили пелёнку. Волшебство ритуала рассеялось, и Джефф с будничным видом выбросил пелёнку в мусорное ведро подле кровати. — Ты знаешь, что твоя мито самая красивая в мире? — тихо напомнил Джефф, вытерев Кумико концом чистой пелёнки. — Знаю, — женщина слышала это далеко не первый раз, но всё равно порозовела от гордости. Интимные части друг друга супруги называли только по-японски. Японцы везде могли отыскать поэзию, а в английском все эти нескромные нежные слова либо звучали избито и плоско, словно из медицинского справочника, либо за столетия превратились в бранные. Джефф чмокнул Кумико в живот и задержал руку чуть ниже пупка, любуясь. Ладони у него были большие, мягкая складка внизу живота женщины целиком помещалась в его руке. Другой рукой он огладил её бедро изнутри, и Кумико невольно поёжилась, однако, не зажимаясь. Целлюлит был единственным, из-за чего она немного комплексовала — ей не нравилось, что кожа сделалась какой-то рыхлой. А вот Джефф любил гладить и сжимать её бёдра, нащупывать кончиками пальцев целлюлитные ямочки. Кумико его не прерывала — глядя в потолок, лежала с раздвинутыми ногами, блаженствовала под деликатными ненавязчивыми ласками и прохладой воздуха на своей киске. Раньше прикосновения мужа могли раззадорить её, возбудить до такой степени, что трусики делались мокрыми. Теперь Кумико было приятно и спокойно, словно в тёплой ванне после трудного дня — но не больше. И от этого тоже порой делалось грустно. Закончив вытирать Кумико и вдоволь погладив её ляжки, Джефф взял крем с тумбочки и принялся смазывать ей всё между губ. Чувствуя, как его толстые грубоватые пальцы скользят по нежным лепесткам, Кумико покачивала бёдрами — давала знать, ей всё нравится. Внезапный укол наслаждения пронзил её тело, заставив вздрогнуть — то Джефф притронулся к клитору. Намеренно или случайно — у Кумико не было желания об этом раздумывать. Несдержанный страстный вздох сам сорвался с её губ. — Всё в порядке? — чуть встревожившись, спросил Джефф, но руки не убрал. Кумико бурно задышала, ощущая, как от крошечной чувствительной жемчужины кругами расходится сладостная нега. — Когда ты прикоснулся к моему инкаку… — даже не прошептала, а пролепетала Кумико, закатив глаза, — это было так волнующе… — Странно, — Джефф в растерянности почесал облысевшую макушку, — я каждый день тебе всё вытираю и смазываю в твоих ошири и мито, но ты не реагировала так. Тебе было не до этого? — уточнил он деликатно. — Да, из-за папы, — вздохнула Кумико и сложила руки на животе. — Значит, хорошие новости тебя так обрадовали? — Да! — выпалила Кумико с неожиданной горячностью и рывком приподнялась на локтях. — Можем мы вечерком заняться любовью? — С удовольствием, — Джефф с улыбкой уложил её обратно, и глаза его заблестели. — У нас ведь не было секса… — посмотрел он на растопыренные пальцы, что-то прикидывая, — целую неделю! Вместо ответа Кумико тряхнула бёдрами, давая знак закончить начатое. Джеффа не приходилось просить дважды. У супругов были схожие потребности — оба часто возбуждались и быстро достигали вершины. Раньше они затаскивали друг друга в кровать трижды в неделю, а порой и трижды в день, но теперь не нуждались в трении телами так часто. Кумико шутила, что это старость, и иногда скучала по тому, как Джефф доводил её до оргазма всякий раз, когда купал или вытирал после туалета. Джеффа возрастные изменения затронули меньше — на интимные места Кумико он не мог наглядеться. Но к её личным границам относился серьёзно — никогда не шантажировал уплатой супружеского долга, не выпрашивал секс и не приставал зря. Кумико поступала так же — а ведь ещё недавно отличалась страстностью тигрицы. Однако руководствоваться чужим настроением было надёжнее, чем подстерегать друг друга у ванной и с похотливым рычанием сдёргивать полотенце. Тем временем Джефф послушно ласкал Кумико, едва ли не зарывшись лицом в её жаждущую удовольствия кунну. Но сколько бы он ни старался, щёлочка Кумико не увлажнилась, а жар волнения не разошёлся по телу. Ей было хорошо, приятно — но ни о каком неземном блаженстве речи не шло. А после проведённого в одиночестве дня разрядка бы не помешала. Кумико не хотелось думать, будто муж зря усердствует. Но ведь у него всегда хорошо получалось! Не желая винить себя и зря тратить время, женщина разочарованно надулась и свела колени. Ладонь Джеффа застряла в плену её сомкнутых ляжек. Лицо у него в этот момент было забавное. — Я что-то сделал не так? — Джефф виновато посмотрел исподлобья, отстраняясь. — Наверное, это я не в настроении. — Кумико отрицательно поёрзала головой на подушке и отодвинулась. Джефф поджал губы, чтобы не выдать, как они дрожат от обиды. Кумико знала, она расстроился не из-за того, что не получил удовольствие — а из-за того, что не доставил удовольствия ей. С такой женой нужно уметь держать свои желания на втором месте. Однако Джефф был не из тех, кто быстро признаёт поражение. — Не хочешь, чтобы я довёл тебя? — он умоляюще сдвинул брови и погладил выглядывающий между ляжками лобок Кумико. — Может быть, языком получится лучше? — Нет. Переодень меня, — попросила женщина строго. — Я хочу поспать. Джефф пожал плечами, соглашаясь, и выключил верхний свет. Один ночник в виде зайчика на тумбочке излучал слабое золотистое сияние, и от сгрудившейся по углам темноты Кумико начало клонить в сон. Она лениво села, позволяя мужу достать из-под её подушки пижаму — шорты и футболку с чёрно-белыми котами на розовом фоне. Пока Джефф надевал на неё шорты, Кумико распустила надоевший пучок, и блестящие чёрные волосы веером рассыпались по плечам. Джефф улыбнулся и потянул носом — густые пряди сохранили слабый персиковый аромат шампуня. Но запах свежего пота, прокатившийся пряной волной, когда Кумико поправляла волосы, казался ему ничуть не хуже. Подняв руки, чтобы Джеффу было легче снять с неё тесную маечку, женщина показала ему волосатые подмышки — и шумно вздохнула, когда воздух коснулся её сосков. В юности Кумико и помыслить не могла о внушительном бюсте, точно у героинь аниме про горничных-драконов. Но лишние килограммы отложились гармонично — теперь у женщины имелись большие, тяжёлые груди, бесстыдно распирающие любую одежду и притягивающие желанные и не очень взгляды. Подростки засматривались на глубокую ложбинку, когда Кумико надевала маечки с большим вырезом — и кажется, заходили в «Подземелье андроидов» лишь ради этого зрелища. Троица хулиганов, которая кошмарила всех малышей Спрингфилдской начальной школы, наградила женщину прозвищем «сиськи из магазина комиксов». Если верить Барту — он держал Кумико в курсе всех школьных сплетен, пока не уехал в колледж. К счастью, внимание было Кумико приятно — и подчёркивать формы она не стеснялась. Бюстгальтеров женщина не признавала и давала своим девочкам спокойно свисать — с возрастом они неизбежно увянут, станут дряблыми и вялыми. Пока что они удобно опирались на её живот, и, не сдерживаемые одеждой, раскатились по обе его стороны. Джефф не устоял, погладил широкие розовые ареолы, притронулся к крупным, затвердевшим на воздухе соскам. Кумико усмехнулась — ох уж эти мужчины! Не могут смотреть на женскую грудь равнодушно, даже если видят её двадцать лет подряд. Вот и Джефф не сразу надел Кумико футболку — любовался. Одевшись, женщина благодарно кивнула и залезла под одеяло. От домашнего тепла и близости мужа её сморило, и желание поспать не казалось капризом. Джефф не собирался уходить — наоборот, с ногами забрался на кровать и уложил Снорлакса на подушку Кумико. Женщина прижала игрушку к себе и, подтянув колени к груди, свернулась в большую сонную спираль. — Я полежу с тобой пятнадцать минут? — спросил Джефф, поглаживая её по бедру. — И спущусь в магазин. Медленно хлопнув ресницами, Кумико уткнулась носом в плюшевую голову Снорлакса и представила тёмную, заснеженную и пустующую площадь перед «Подземельем андроидов». Вряд ли кто-то соблазнился мыслью зайти в магазин за подарком. Скорее, увидел пустой прилавок и прошёл мимо. — Конечно, — мурлыкнула Кумико в подушку. Джефф, счастливый, тут же улёгся рядом поверх одеяла — женщина привычно ощутила, как вторая половина кровати проминается под ним, а большой упругий живот упирается в её сдобную спину. — У тебя такие тёплые ножки, — вполголоса протянул Джефф, нагло вторгаясь одной ногой в кокон одеяла. Кумико поморщилась и втянула голову в плечи — ступни у мужа были холодные даже через носки. Однако она ничего не сказала, лишь покрепче обняла Снорлакса. Согревшись, Джефф расслабился — перекинул руку через бок Кумико и засопел. Почувствовав, как большая мягкая ладонь замерла на животе, женщина окончательно успокоилась. И, закутанная в нежное тепло со всех сторон, задышала глубже и ровнее. Смотреть в темноте было не на что, и тяжёлые веки Кумико невольно сомкнулись. Однако долго лежать и молчать она не сумела. — Бартмен заходил, — не раскрывая глаз, вспомнила Кумико и зевнула, — хотел тебя повидать. — Не забыл в своём Нью-Йорке про традиции, надо же, — Джефф тоже зевнул, пристраиваясь поближе. — Я ему завтра напишу, когда привезём папу. Пусть заходит. — Угу, — протянула Кумико в знак согласия и поёрзала, отыскивая свою прогретую ямку в матрасе. Какое-то время они лежали в темноте, обнявшись, и слушали дыхание друг друга, улетавшее в бесконечную зимнюю тишину. Джефф вдруг громко вздохнул — потом ещё раз и ещё, словно собирался что-то сказать. И наконец осмелился: — Я не должен говорить об этом… Но уже положил подарок в твой носочек. Кумико громко потянула носом и мигом проснулась, выпуталась из кокона по пояс. На ум ей тут же пришёл дорогущий сборник акварелей Дзюндзи Ито — роскошное подарочное издание женщина увидела осенью на комик-коне в Огденвилле и с первого взгляда загорелась желанием заполучить его в коллекцию. Манги японского мастера ужасов и всё связанное с ними Кумико собирала с детства — вот и на «Иной мир» жадно облизывалась, не в силах отойти от прилавка, чуть ли не закапала слюной книгу, к ужасу продавца. Увы, тогда ни у неё, ни у Джеффа не нашлось столько денег. Предстояло обновлять ассортимент к зиме, а средств на баловство Кумико не рассчитала. — Если это то, о чём я думаю… — Кумико порывисто обернулась и поцеловала Джеффа прямо в губы. Даже в темноте видно, он заметно смутился. Значит, женщина правильно угадала. Дзюндзи Ито она по-прежнему любила чуточку сильнее, чем мужа. Джефф не ревновал — в конце концов, он сам был тем ещё отаку. И на каждый праздник дарил Кумико что-нибудь, связанное с сэнсэем — фигурку, футболку или брелочек. — Но ты всё равно увидишь его только на Рождество! — воскликнул Джефф протестующим тоном. — Зато у меня появилась причина ждать Рождества, — Кумико улыбнулась и повернулась к нему всем телом. Джефф вздохнул, обнимая её, и Кумико притихла. Раньше она любила спать у мужа на груди, широкой и мягкой, точно подушка. Вот и сейчас, пока Джефф бережно гладил её по волосам, прижалась к нему и закрыла глаза. Засыпая, Кумико подумала, что увидеть завтра отца, здорового и бодрого, было бы лучшим рождественским подарком. 27.09.24 - 19.12.2024