В свете

Славка открыл в телефоне список, последний раз пробежался по нему глазами — на всякий случай, — в который раз зацепился глазами за смутно знакомую фамилию (жаль, что имен-отчеств в его списке не было), глубоко вдохнул, выдохнул и шагнул из закатного вечера на лестницу и вместе с этим — в открытую переднюю дверь большого туристического автобуса. На него тут же уставились люди. Группа должна состоять из двадцати человек, плюс фотограф (он точно был на месте, его Славка знал), а значит, если все в сборе, то на него смотрело сорок два глаза. Это в том случае, если у них в группе нет одноглазых, но если бы были, Славка об этом знал бы, наверное. Убедившись, что все успокоились, доделали все свои дела и расселись по местам, Славка нацепил на лицо плюс-минус уверенное выражение и начал, пользуясь пока стандартными гидовскими формулировками: — Товарищи туристы, добрый вечер. Меня зовут Вячеслав, можно просто Слава и на «ты», я буду вашим гидом в этом небольшом путешествии. Сейчас вы, возможно, вспомните школу, потому что мне нужно проверить, все ли на месте, так что я буду читать список, а вы говорите «здесь» и поднимайте руку, когда я буду называть вашу фамилию, — Славка начал читать фамилии, и на каждую поднялось по руке. Лицо мужчины по фамилии Тимарцев показалось Славке смутно знакомым, как и лицо другого мужчины, сидящего с Тимарцевым рядом. Постепенно Славка дошел почти до конца списка, прочитал фамилию, за которую цеплялся каждый раз, когда читал список. Посмотрел в конец салона, туда, откуда донесся голос, и почти застыл от изумления, увидев знакомое лицо. Яныч. А еще жид и лысая карлица, да. Федоров, какая непримечательная фамилия! Ну да, Федоров Мирон Янович. Славка терялся, но виду не подавал, хотя изнутри его раздирали эмоции, и главная из них — ахуй. Ахуй настолько сильный, что Славка даже не обратил внимания на то, что фамилия человека, сидящего рядом с Тимарцевым, — Чудиновский. Не то чтобы Славке была знакома эта фамилия, но будь он в нормальном состоянии, запомнил бы. А сейчас из его головы вылетело почти все. Осталась только та информация, которую он должен будет рассказать в пути (к счастью, это будет уже завтра), да странный взгляд с задних сидений автобуса. Сейчас Славка быстро собрался и продолжил, удостоверившись, что все, присутствующие в списке, присутствуют и в автобусе: — Все на месте, так что буквально через минуту мы поедем, — и действительно, водитель аккуратно привел автобус в движение, — теперь я хочу представить вам нашего фотографа. Это Ваня, — Славка указал на мужчину, сидящего в самом начале салона автобуса. Ваня поднялся, оглянувшись на туристов, и помахал рукой, — он будет преодолевать с нами все тяготы и лишения этого путешествия. И все хорошее тоже, конечно, тоже! Теперь еще немного организационных моментов: всю ночь мы едем, остановки будут каждые два часа, вы сможете выйти, подышать, в туалет сходить, на некоторых остановках будет возможность купить что-нибудь из еды. Завтра утром мы будем уже в Сростках, там позавтракаем, можно будет попробовать знаменитые сростинские пироги, кстати. Это основное, больше не буду вас грузить, если что, мне можно в любой момент задать животрепещущие вопросы, но лучше сделать это сейчас, потому что потом все будут спать. Вопросов не оказалось, так что Славка пожелал всем спокойной ночи и погасил в салоне свет. Славка почти не спал. Сначала пытался, даже завернулся во взятый из дома плед, но заснуть ему удалось только на некоторое, совершенно недолгое время. Через два часа автобус остановился на бензоколонке. Славка выпутался из пледа, растолкал спящего на другом ряду Ваню-фотографа (они оба, как привилегированные личности, занимали по два кресла) и включил свет, объявляя, что они прибыли на первую остановку, и все желающие могут выйти на улицу. Сам Славка, конечно же, вышел, помог людям сориентироваться и найти магазин-туалет-багажное отделение автобуса (нужное подчеркнуть), а потом отправился в магазин за кипятком, чтобы заварить в термосе чай. Когда группа снова собралась в автобусе и расселась-разложилась по местам, Славка снова погасил свет и сам тоже лег. Спать категорически не получалось, у Славки в голове навязчивые мысли, хороводом сосредоточенные вокруг Яныча, в животе узлом закручивалась тревога и — странно — предвкушение. Славка был уверен, что его ждет разговор, Славка не сомневался в том, что Яныч его помнит. Это стало ясно за те несколько секунд столкновения взглядов. Так вот, у Славки не получалось спать. Было холодно от кондиционера, но приходилось терпеть — как только взойдет солнце, автобус начнет нагреваться, и без кондиционера все умрут. Славка полулежал на откинутом кресле, его ноги затекали, а через окно ему были видны огромные, белые, незнакомые яркие звезды. Славка лежал и смотрел на звезды. Каждые два часа автобус останавливался, и каждый раз это происходило именно тогда, когда Славка начинал засыпать. А часов в восемь они, наконец, приехали в Сростки. И был сумбурный и сонный завтрак, кофе, Славка позавтракал быстро и немного побродил по прилегающей к парковке территории, видел двух белых кроликов в большой клетке, смешные маленькие березы и пока еще закрытые сувенирные магазинчики. Потом случайно столкнулся с Янычем, сказал ему «доброе утро», дурацко-широко улыбнулся (а внутри опять охуел от жизни) и ушел. Становилось жарко, а потому под кондиционером в автобусе было хорошо и все были довольны. Все было спокойно — кто-то из группы спал, кто-то негромко разговаривал, Яныч сидел и втыкал в книгу, посматривая на Славку. Славка этого, кажется, не замечал. Потом приехали на границу Алтайского края, вышли ненадолго. Славка сказал: — Смотрите, это Бирюзовая Катунь. — и указал на реку. — Здесь она пока не совсем бирюзовая, но тем не менее, рекомендую вам умыться в ней или руки помочить. Это такая местная традиция — если вы умоетесь в Катуни, вас примут духи Алтая. Но умыться, конечно, нужно с почтением к этим духам. Конечно, все пошли к реке — умываться и фотографироваться. Вообще, Ваня много фотографировал — и всех сразу, и портреты, и природу. Он был интересный, этот Ваня — говорил мало, но как-то удивительно очаровывал и располагал к себе всех. Светился, в общем. Когда стало видно горы, почти все прилипли к окнам автобуса, а Славка стал рассказывать истории — про алтайцев, их обычаи и верования, про Принцессу Укока и археологов. После рассказа о свадебной игре — выкупе невесты, в котором принимал участие племянник невесты, наряженный в одежду замужней женщины и которого предлагали со словами: «Кому нужна девушка — покупайте!», — кто-то пошутил на грани приличия о том, что, наверное, были случаи, когда вместо невесты действительно выкупали ее племянника. Все посмеялись, и Славка заметил, как Саша Тимарцев шепнул что-то своему соседу. Славка, как человек довольно наблюдательный и редко в своих наблюдениях ошибающийся, уже успел заметить, что эти двое явно находятся в не самых обычных отношениях. Ему, в общем-то, было индифферентно, это наблюдение было сделано им почти машинально, как-то интуитивно. Порой горы подступали очень близко к дороге, и это было удивительно красиво. Ваня со своим объективом примагнитился к окну окончательно. Славка отрешенно подумал о том, что фотограф, видимо, потерян для общества — у него это, по стечению обстоятельств, тоже был первый алтайский выезд. К обеду доехали до Семинского перевала, всех уже несколько измотала дорога, и находиться на жаре было вообще неприятно, так что все очень оперативно пообедали. Неугомонный Федя — странный человек, чем-то во внешности удивительно завораживающий, высокий (примерно как Славка), — умудрился даже погулять, несмотря на ограниченное время. На каждой остановке он сваливал непонятно куда и просто ходил и смотрел, отбившись от остальной группы, а в автобусе с не меньшим энтузиазмом разговаривал с Андреем — соседом по месту и, кажется, новым знакомым. Конечно, он опять пришел к автобусу последним, но все-таки тоже попал под раздачу — Славка, у которого было хорошее настроение, купил у местных яблоки и, пройдясь по автобусу, вручил каждому по одному. Отдавая яблоко Янычу, Славка встретился с ним глазами. Выдержал спокойный, пронзительный и чуть-чуть насмешливый взгляд. Мирон кивнул, выражая, видимо, благодарность. Славке захотелось засмеяться — наверное, это была защитная реакция, и он поспешил отойти на свое место, тем более, автобус уже тронулся. Вот на перевале Чике-Таман было по-настоящему красиво. Вся группа, за исключением мелкого, рыжего и вредного Сережи, который сказал, что вообще никуда не пойдет, и остался в автобусе, побывала на смотровой площадке. Славка увлеченно рассказывал про старый Чуйский тракт: — Вот, видите, там проходит дорога? Узкая, да? А когда-то это была основная дорога здесь. И все по ней перевозили, в грузовиках. По ней, учитывая ширину, могла проехать только одна машина, поэтому, чтобы не столкнуться со встречным грузовиком, шоферы делали так: останавливали свою машину, выходили, шли до того места, куда им нужно было проехать по дороге, там посреди дороги клали шапку, чтобы все видели, что тут сейчас кто-то поедет, возвращались обратно, и только потом ехали. Потом туристы покупали разные сувениры: магнитики, какие-то открытки, косметику («заряженные» мочалки и подобную ерунду), побрякушки, мед и, конечно, медовуху. В теории, организаторами тура употребление алкоголя не поддерживалось и даже осуждалось, на деле же большинство гидов закрывало на это глаза — в конце концов, даже водители умудрялись прибухивать, что уж говорить о туристах. Да и у Славки, наученного более опытными гидами, в недрах туристического рюкзака была спрятана бутылка неплохого вина. Вообще, гиды советовали ему брать коньяк, а Ванечка — джин, но на такое он не решился. Когда возвращались в автобус, Славка заметил у Мирона на шее сувенирную побрякушку, деревянно-эпоксидный медальон с нарисованным колесом коловрата. Ему шло. Часам к четырем (хотя по графику должны были к двум) приехали на первую туристическую базу. Все порядком замотались из-за жары и долгой дороги. Славка как можно быстрее расселил всех по аилам, а потом повел обедать — в столовую возле ворот базы, метров триста, местами в горку. Уже в столовой Славка объявил, что через полчаса после обеда он ждет возле беседки всех, кто хочет прогуляться до смотровой площадки в горы. Таких не совсем адекватных ожидаемо набралось немного, а именно: собственно Славка (уставший, но честно выполняющий свой долг), Саша с Денисом, Федя (куда же без него), Андрей (за компанию с Федей), Ваня и (Славка подумал, что, вероятнее всего, не доживет до вечера и кончится прямо здесь) Мирон Янович. В гору поднимались долго, но уверенно, а Федя с Андреем вообще умудрились свалить вверх по извилистой тропинке быстрее всех. Славка не препятствовал — во-первых, не видел смысла, потому что тропинка все равно одна, в во-вторых, он и так устал, не хватало ему еще ловли туристов. Вид на Катунь и горы со смотровой площадки и получившиеся у Вани фотки, несомненно, стоили потраченных на восхождение сил и набившихся в обувь колючек какого-то неприятного местного растения. После спуска желающие (в основном те, кто на гору не ходил и, соответственно, успел отдохнуть) искупались в реке — не в Катуни, которая была здесь слишком уж буйной, а в какой-то небольшой, в Катунь впадающей. Еще посидели на нагретых за день жарким алтайским солнцем камнях, посмотрели на то, как бьется и пенится на порогах Катунь, кажущаяся здесь не бирюзовой, а серой. Славка, несмотря на то, что успевал приглядывать за всей не разошедшейся по аилам тургруппой, нет-нет, да замечал за собой, что чаще, чем на всех остальных, посматривает на Яныча. И понимающе-сочувствующие взгляды Вани ловить тоже успевал, понимая, что Ваня, будучи, в первую очередь, актером, очень легко замечал то, как люди взаимодействуют. Наверняка Ваня думал, что Славке Яныч понравился. В целом, Славка был с этим согласен, но это, все же, было очень странное «понравился», учитывая их университетский бэкграунд и конфликты на почве расходящегося мнения в отношении искусства и уместности нецензурной лексики в высших учебных заведениях. Славка, при всей к ней любви, обладал совершенно антинаучным и довольно нигилистическим взглядом на литературу. Яныч, по крайней мере, на рабочем месте, придерживался относительно филологически-общепризнанных мнений. А насчет нецензурной лексики — это вообще другая история… Когда начало темнеть, было единогласно решено разводить костер, тащить к нему короткие лавочки из аилов (в каждом было по две) и гитару Саши Тимарцева — в общем, продолжать приятно проводить время. Устроились хорошо: зажгли огонь в каменном костровище, поставили лавочки и складные кресла полукругом, расселись. Саша играл песни — что-то всем известное бардовское, что-то из старенького русского рока, в общем, типичный костровой репертуар — а костер играл отсветами в абсолютно влюбленных глазах глядящего на Сашу Дениса. Потом гитара пошла из рук в руки, и каждый, умеющий играть хоть немного, смог внести свою лепту в общую музыкальную картину. Неподалеку, у костра поменьше, бухали водители, несмотря на то, что завтра днем им снова везти туристов. Они, видимо, считали, что могут работать в любом состоянии и не считали нужным себя искусственно ограничивать. В какой-то момент Славка тихонечко встал и отправился, по всей видимости, искать приключений. Заглянул в свой аил, в котором жил с Ваней, Федей и Андреем. Обнаружил сидящих на одной кровати и оживленно беседующих Федю и Андрея, даже не обративших на его присутствие внимания, забрал свою куртку, потому что похолодало, а он был только в футболке и шортах, и свалил обратно в ночь. По мере приближения к Катуни неутихающий шум ее волн нарастал. Славка подошел к тому месту, где плоская поверхность земли перетекала в довольно пологий склон, спускающийся к реке. По правую руку от Славки, шагах в двадцати (нормальных, человеческих шагах, не Славкиных) стояла беседка, и он боковым зрением уловил в ней какое-то движение, а повернувшись, заметил темный силуэт. Двадцать нормальных, человеческих шагов Славка преодолел, конечно, за меньшее количество своих собственных. Яныч оторвался от созерцания Катуни и начал вопросительно созерцать Славку. А вот и приключения, блять. — Добрый вечер, Машнов, — нарушил взаимосозерцание Яныч. — Если он добрый, то вам того же, Мирон Янович. Славку запоздало догнало тем, что Яныч помнит его фамилию, хотя он представился вчера только по имени. А ведь Яныч у них даже не вел! Повисло молчание. Славка сел на скамейку через стол от скамейки Яныча и уставился на него. — Ну что, Слава, Ваше мнение насчет Достоевского не изменилось? Вы по-прежнему считаете, что главная проблема Раскольникова в том, что он долбоеб? — Нет, знаете, я немного пересмотрел свои взгляды. По крайней мере, на «Преступление и наказание». А Вы, как я могу заметить, изменили свою позицию насчет употребления нецензурной лексики? — Нет, моя позиция на этот счет осталась неизменной, но мы, как Вы, может быть, заметили, мы с Вами не в учебном заведении, а в той обстановке, которая вполне располагает к ее употреблению. — А к употреблению алкоголя? Вы извините, что я вот так с порога, — хотя никакого порога у беседки, конечно, не было, — просто у меня вино есть, вот я и решил Вам предложить. — К употреблению алкоголя, если хотите, тоже. Но вино пока оставьте, у меня есть коньяк, и он, на мой взгляд, неплохой. — Доверюсь Вашему мнению. — Благодарю покорно. Они не торопясь (благодаря темноте и незнакомой местности торопиться не получалось чисто физически) сходили до аила Яныча и вернулись обратно в беседку. Снова образовалась тишина, еще более неловкая, чем до этого. В этой тишине, нарушаемой только шумом реки и доносящимися от костра, Яныч разливает коньяк по рюмкам, заблаговременно спертым (» — Не спер, Машнов, а позаимствовал») им самим из столовой. — Ну что ж, за нашу новую встречу. Надеюсь, она будет лучше, чем все предыдущие. Они выпили. Еще помолчали. Потом Яныч сказал: — Слава, я не могу на тебя по-настоящему злиться, ты же понимаешь. Да, со многим, — он произнес это так, будто хотел сказать «с большей частью», — из того, что ты говоришь по поводу литературы, я не согласен, но я никогда не злился на тебя долго. Славка удивляется: он-то думал, что это правда был конфликт, что Яныча он действительно и по-настоящему раздражал. А тут вот оно как. — Да я Вас тоже не то чтобы ненавижу, если честно. Хотя Вы, конечно, душнила тот еще. — Ты, когда представлялся, сказал, кажется, что ты «Слава и можно на «ты». Так вот, Слава, отплати мне, пожалуйста, тем же: меня зовут Мирон. Можно на «ты». Случайно возведенная стена рушилась. Яныч постепенно становился Мироном. Шумела Катунь и светили звезды.