Треснутая сталь

Неизвестность вдали пугает огнями,

Прошлое позади маячит тенями.

Как идти вперёд, не видя под ногами пути?

Наобум не получится, так не дойти.

Нужно понять желанное направление

И сделать решительный шаг к своему отражению.

Выбор стоит на пути, ему хочется знать ответы.

Ему нужно точно ведать куда тебя завести.

Чувств различать научиться по совести.

Своих, чужих с улыбчивой гордостью.

За чужие неудачи себя не корить.

И все обиды в пустоту отпустить.

Выбранного сердцем человека любить.

Пора бы уже научиться своей жизнью жить.

      Чонгук просыпается на мягком диване и ничего не понимает. Голова раскалывается, в ушах стоит противный звон, а картинка мира всё никак не хочет фокусироваться. Чонгук беспомощно крутит головой из стороны в сторону и испуганно вздрагивает, когда находит взглядом Тэхёна в мягком кресле с книгой в руках. На чужой переносице непривычно поблёскивают стекла очков в тонкой металлической оправе. Красиво.       Тэхён чувствует на себе взгляд и отрывается от чтения, чтобы вложить закладку между страниц и убрать книгу на стеклянный низкий столик рядом с собой. Парень откидывается на спинку мягкого кресла и складывает руки в замок, серьёзно рассматривая Чонгука.       — Может, расскажешь, что случилось? — предлагает спустя несколько минут молчания.       А Чонгук бы и рад, но что ему сказать? Что отец от него отказался? Что, видимо, никогда и не любил? Или про то, как сам облажался? Чонгук и сам не до конца понимает сложившуюся ситуацию.       — Я не знаю, — всё же хрипит Чонгук и выглядит таким потерянным в этот момент, что Тэхён вздыхает и трёт переносицу.       — Как ты можешь не знать? Просто расскажи мне правду. Да чёрт, я даже твоего имени не знаю, парень! — хмурится и нервно начинает кусать нижнюю губу.       — Чон Чонгук, — тихо хрипит, прокашливаясь. — Меня отец выгнал из дома.       Тэхён вмиг подрывается с места, чтобы подойти к парню ближе. Он склоняется над лицом Чонгука и вглядывается в глаза. Неловко даже как-то.       — Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает, касаясь кожи кончиками тёплых пальцев.       — Я в порядке, — уже так привычно вырывается из Чонгука, только вот Тэхён ему ни черта не верит.       — Человек, которого предали, не может быть в порядке. Перестань мне врать. Я пытаюсь тебе помочь.       Чонгук опускает голову и почти шмыгает заложенным носом, но что-то мешает. Чонгук тянет руку к своему лицу и нащупывает вату в ноздрях. Он отсутствующе смотрит на Кима и тот поджимает губы лишь сильнее.       — Ты потерял сознание слишком резко. Я не успел тебя поймать.       Чонгук выдыхает и прикрывает глаза. По-прежнему не больно. Омертвение душевных клеток всего организма блокируют это ощущение.       — Расскажи мне, тебе станет легче, — Тэхён присаживается рядом с приподнявшимся Чонгуком и смотрит таким искренним взглядом, что парень не выдерживает. Губы непроизвольно начинают дрожать, а горло сковывать спазмом. Все слова застревают в глотке, не могут найти выхода закупоренные. Чонгук вновь в истерике хватается за горло, но на этот раз Тэхён целует его немедля.       Чонгук испуганно смотрит в тёплые серо-дымчатые глаза Кима и пытается унять дрожь по всему телу. Вся концентрация уходит в поцелуй и горло начинает отпускать спазмом. Чонгук хрипит, подтягивая Тэхёна ближе к себе за ворот футболки, и целует, целует, целует. Доверяется в момент уязвимости.       Поцелуи Тэхёна становятся преодоляющим механизмом панически атак. А сам Тэхён для Чонгука — жизненно необходимой поддержкой.       Отстраняться не хочет никто, но Тэхён всё же разрывает поцелуй первым. Смотрит в блестящие тёмно-карие глаза Чонгука и ободряюще улыбается.       — В детстве я мечтал стать художником, но отец запретил, — тихо начинает, прочищая забившееся сомнениями горло. — Он отвёл меня на тренировку по тхэквондо и я правда старался стать лучшим для него, — Чонгук не чувствует, как по щеке спадает одинокая слеза, высыхая солёной полосой слабости. — Но я не смог. В тот день я не пошёл с ним, потому что я так устал от боли. Я просто хотел немного времени без всего этого. Я устал. Рю встал на мою защиту и приютил на ночь. А когда я проснулся, не знал, что делать. К отцу идти было страшно и я просто сидел на тротуаре, пока меня не нашёл ты, — Чонгук говорит тихо, но безэмоционально, словно это рапорт, а не его собственная история вовсе. — От тебя я пошёл домой. Отец это же всё, что у меня есть. Он же не мог меня бросить так просто. Из-за одной ошибки. Я... — приступ паники вновь накрывает Чонгука и тот смотрит остекленевшими глазами на Тэхёна, хаотично хватая воздух ртом. Он не видит ничего перед собой, пока не начинает чувствовать тёплые руки на своих щеках и мягкие губы на собственных. Почему-то приступ вновь стихает. Может, из-за чувств Чонгука к Киму, что заполняют собой глухие пустоты, может, ещё по чёрт знает какой причине, но главное, что помогает. Тэхён отстраняется и кивает молча, прося продолжить. Чонгук кивает, прикрывая глаза на секунду. Он вздыхает и открывает их, чтобы впиться взглядом в туманную радужку и прочувствовать впервые тепло изнутри. Тэхён его поддерживает. Молча и так уверенно. — Я не смог зайти за калитку. Со мной случилось вот это вот всё, — он многозначно обводит что-то в воздухе, но Тэхён его отчего-то понимает. — Я почти потерял сознание, но... — он запинается, опуская взгляд. — Я увидел маму. Она умерла, когда мне почти исполнилось пять. Я не знаю, сколько я просидел на холодной земле, но потом приехал отец. Он даже не посмотрел в мою сторону, а после вынес эти сумки, выгоняя из дома. Я так и не смог перед ним извиниться, я ничего не смог. Я такое ничтожество, — Чонгук всхлипывает бесконтрольно, обхватывая ладонями волосы и до боли оттягивая. Не чувствует. Снова не больно. Чонгук тянется к этой боли, хочет отчаянно почувствовать, чтобы сбить оковы с истерзанной души. Пусть будет больно телу. Пусть, если кто и должен страдать, то оно. Почему должна душа? Чонгук просто напросто не выдерживает эту боль изнутри. Хочется переместить хоть часть наружу. Облегчить. Снять. Утолить. Он тянет сильнее, не изменившись в лице, почти выдирает волосы. Его внезапно останавливает от дальнейших попыток тёплая ладонь Тэхёна, накрывшая его холодную.       — Ты не ничтожество, Чонгук, просто твой отец, извини мне мои выражения, настоящий еблан. Ты не виноват в этом и ничего не мог сделать.       — Я люблю его, он мне самый родной...       — Я знаю, такое дерьмо случается. Но ты не должен любить его больше, чем себя. Ты не должен выигрывать только потому, что так захотел он. Ты вообще никому и ничего не должен. Только если себе и для себя.       — Я не знаю, что мне делать дальше, — сокрушенно признается парень, а Тэхён мягко гладит чужие напряжённые плечи.       — Оставайся. У меня есть мягкий диван и несколько пачек рамёна на ближайший ужин. А ещё незакрытый гештальт, когда в похожей ситуации мне тоже помогли. Разве не повод отдать долг во Вселенную?       Чонгук смотрит на всего такого домашнего и уютного Тэхёна в чёрной мешковатой футболке и серых спортивках, кусая губу до мяса. Уже даже вкус крови не останавливает. Такое ощущение, что Чонгук питается ею. Грёбанный вампир.       Неудобно. Но и выхода другого у Чонгука в принципе нет. Это лучше, чем подохнуть в подворотне, как неприкаянный.       — Я не буду тебе мешать?       — Наоборот скрасишь одинокие будни, — Тэхён слегка отстраняется и смотрит задумчиво в сторону. — Ты теперь бросишь спорт?       — Я не умею без него.       — Тогда научись побеждать для себя.       — Зачем мне эти победы?       — Потому что они по праву твои, Чонгук.       На Тэхёна он смотрит долго и пронзительно. Плечи мельком трясутся под тёплым свитером, который явно и не ему принадлежит.       — Скоро национальные, я не могу бросить этот путь таким образом. Я не знаю, что мне делать дальше, Тэхён.       — Давай со всем разбираться по мере поступления проблем? Смотри, жить будешь пока у меня. Уверен, что Рю тебя примет к себе и без твоего отца. А там вы победите чемпионат и пойдёте дальше. Ты построишь спортивную карьеру, а затем уйдёшь в тренерство, если захочешь. Как тебе план? — Тэхён смотрит в его остекленевшие глаза с кучкой не пойми откуда взявшейся веры и Чонгук просто не может не попытаться улыбнуться в ответ. Треснуто, натянуто, но искренне. Всё, на что он сейчас способен.       — Тогда так пока и решим. Хочешь, познакомлю тебя с другом, он сможет устроить тебя на подработку в магазине неподалёку? Не на полную ставку, тебе же ещё учиться и тренироваться, но на личные расходы может хватать. Что думаешь? Ты же всё равно мои деньги не примешь, я знаю это и так, — Чонгук смотрит на Тэхёна с благодарностью и кивает.       — Спасибо, — шёпотом, но оба понимают за что.       Спасибо, что не дал утонуть в отчаянии и боли. Спасибо, что спас, что остался рядом. Спасибо за помощь.       — Пойдём, чай тебе сделаю, сопливчик, — Тэхён взъерошивает тёмные пряди на голове парня и уходит в сторону кухни. Чонгук встаёт и следует за ним нетвёрдой походкой. В зеркальной поверхности улавливает своё нечёткое отражение. Припухший нос, синяки под глазами и бледная кожа. А глаза безжизненные, уставшие. Чонгук проходит мимо Кима, чтобы присесть на один из двух стульев за небольшой стол.       Тэхён в этот момент уже заливает заварку кипятком.       — Сахар? — он оборачивается через плечо с вопросом и Чонгук задумчиво кивает. Что-что, а сахар ему нужен. Третий день пошёл без еды. Чонгук задумчиво размешивает чай, пока Тэхён за ним наблюдает.       — Где мои сумки? — тихо и хрипло спрашивает, всё же поднимая взгляд.       — В коридоре. Я не стал в них копаться, решил дождаться твоего пробуждения, — Тэхен отпивает свой чай и смотрит так пристально, что даже неловко.       — Почему ты на меня так смотришь?       — А ты до сих пор не понял?       — Что? — Чонгук прячет взгляд под чёлкой. Это всё ощущается как-то слишком интимно.       — Ты мне нравишься, — признание даётся с небывалой лёгкостью. Они ведь целовались не раз, Чонгук ни разу не разозлился, наоборот отвечал и притягивал ближе. Значит, он тоже испытывает нечто подобное? Почему-то свои чувства перед Чонгуком признать оказывается не страшным. Может быть потому, что в нём всё дело. Тэхён же не противится своему признанию, позволяя ему сорваться с губ. Да и поздно уже рыпаться и скрываться за грубостью. Чонгук слишком сильно пролезть успел и корни пустил. Теперь либо взращивать, либо вырывать под чистую. Второе, наверное, всё же больнее.       Чонгук от неожиданности дёргает рукой и кипяток проливается на стол, задевая запястье. Зато впервые сладкий чай пить не придётся. Парень даже не дёргается от жгучей боли на коже, зато вскакивает Тэхён и сетует на чужую неосторожность. Ким с тряпкой подходит ближе и вытирает стол. Он берёт запястье Чонгука нежным касанием и дует своими в меру пухлыми губами на краснеющий ожог. Чонгук не может отвести взгляд. И признаться о своих чувствах в ответ тоже отчего-то не может.       — Растяпа, — причитает, пока наносит специальное средство на запястье и хмурится из-за чужого отсутствия. Наверняка больно, а Чонгук молчит и даже не дёргается. Ким прослеживает пустой взгляд, а затем привлекает внимание к себе. Чон не реагирует.       — Ты меня слышишь, Чонгук? — на него переводится взгляд опустевших глаз. — Тебе разве не больно?       — Больно.       — Почему тогда... — Ким слегка нажимает на участок травмированной кожи, но как и ожидалось особого эффекта это не взымает.       — У меня не рука болит. Её я даже не чувствую.       Тэхён продолжает обрабатывать руку молча, периодами хмурясь. А Чонгук изредка возвращается в реальность, чтобы полюбоваться Кимом и вновь впасть в безсознанку.

***

      Чонгук проходит в коридор, присаживается на пол перед своими сумками. За ним следом показывается и Тэхён, прислонившись плечом к косяку.       — Я для этого тебя утеплял, чтобы на полу рассиживался?       — Я ненадолго.       Чонгук открывает самую тяжёлую сумку и достаёт оттуда несколько контейнеров с едой. Тэхён видит мельком чужие награды.       — Что это? — Ким кивает головой в сторону однотонных матовых контейнеров.       — Еда.       — И что же там за еда такая? Даже не пахнет никак, — Тэхён хмурится, подходит ближе и нюхает пластик.       — Куриная грудка, руккола, помидоры с огурцами и ещё всякая разная овощная солянка.       — Во всех сразу? — уточняет с неверием. Чонгук кивает. — И ты будешь это есть? Вот прям серьёзно?       — Я на диете. Мне нужно уложиться в указанную весовую категорию.       — И как долго эта хуета продолжается? — со строгостью спрашивает, поджав губы.       — Несколько месяцев перед каждыми соревнованиями. С детства.       — Блять... — Тэхён сжимает раздражённо переносицу и прикрывает глаза. Чонгук шмыгает носом, а Ким уже резко смотрит на него. В самую суть прям. — Ты же знаешь, что при активных физических нагрузках, а я уверен, что гоняют тебя чаще, чем ты спишь, нельзя жрать одну лишь траву с грудкой? Это тупо истощение организма. Этого вы добиваетесь? Я не удивлюсь, если ты себе посадишь желудок и будешь падать в обмороки от переистощения. Нельзя так, понимаешь?       А Чонгук молчит, смотрит стыдливо из-под чёлки и вновь шмыгает.       — Чёрт, только не говори, что ты падал уже... — И Тэхён понимает, что он прав. Сам неоднократно становился свидетелем. — Чонгук, нужно есть полный комплекс продуктов. С таким количеством физических нагрузок вес не пойдёт, только если мышцы. Но ты, я уверен, уже набрал по ним нужную массу. Так ты себя лишь сгубишь!       Чонгук слушает молча, соглашается с чужими словами и лишь крепче сжимает пластиковую упаковку в руках. Он всё это понимает, но не может по-другому. Так строится его жизнь на протяжении многих лет. Нельзя просто взять и выбросить это. Это не проходит бесследно.       — Я понимаю, — тихо шепчет, пока ест практически несолёную грудку на кухне в одиночестве. Он ковыряется в листьях салата и подцепляет несколько помидорок черри. Тошнит. Не хочется есть вообще, а это — особенно.       Странно работает организм. Чем меньше ему даёшь еды, тем меньше чувствуется голод. Чонгук доедает маленькую порцию и моет в ледяной воде контейнер. Просто потому что кран выкручен в эту сторону, а парень и не замечает. И холода по-прежнему не чувствует.       Вытирает пластик насухо и оставляет сбоку столешницы. Живот сводит спазмом боли и тошнить начинает лишь сильнее. Чонгук сжимает свитер в районе живота и сгибается пополам. Организм отторгает эту куриную грудку, словно в сговоре с Тэхёном. Чонгук скрючено доходит до туалета, склоняется над унитазом и сплёвывает тщательно пережеванную курицу, перемолотую с овощами. Еда горчит на корне языка от обволакивающей всё желчи. Чонгук хрипит, стирает жгучую слюну с лопнутых губ. Дрожащим телом поднимается и нажимает на слив. Хочется пить и он не отказывает себе в этом. Вернувшись на кухню наливает в однотонную кружку воду из чайника и выпивает залпом, разбавляя жгучую кислоту. Такими темпами и правда до изжоги недалеко.       Парень опирается на столешницу руками. Тэхён ушёл из квартиры несколькими часами ранее и попросил подождать его возвращения. Не то, чтобы Чону было куда идти.       Чонгук вздыхает и смотрит на единственную картину в квартире —миниатюру «Звёздной ночи» Винсента Ван Гога. Винсент... Чонгук подходит к полотну, что висит сбоку от холодильника на светлой стене. Смотрится она здесь как-то неуместно и ненатурально что ли. Но цепляет определённо. Поэтому Винсент?       Чонгук вблизи рассматривает картину, разноцветные мазки краски создают практически идентичную копию. Странно это всё, если так задуматься. И чувства Тэхёна после его отрешённости и чужой помощи. Чонгук слоняется по квартире, чтобы звуком шагов хоть как-то заполнить гнетущую пустоту и тишину внутри. На кофейном столике находит недочитанную книгу Тэхёна. «Истинность кроется в осознании» золотыми резными буквами. Тёмно-песочного цвета обложка выглядит весьма потрёпанно. Книга явно не новая, хранящая в себе множество тайн и воспоминаний. Чонгук открывает переплёт и видит совершенно не подходящую для названия тему: Биография Винсента Ван Гога. Он закрывает книгу, почувствовав слишком личное в этом во всем.       Винсент. В память о детстве и покойной маме.       Всё оставшееся время до прихода Тэхёна Чонгук сидит на диване и смотрит в стену, размышляя о полученной информации.       — Винсент Ван Гог, так же? — тихо спрашивает у зашедшего. Тэхён на мгновение мешкается, но после улыбается как-то печально.       — Если тебе интересно, я могу рассказать за чаем. Я принёс сладости, — Тэхен поднимает вверх упаковку жирных шоколадных эклеров и смотрит на поникшего Чонгука с вызовом. А тот никогда вызовы не проигрывал. — Тебе придётся поесть эту наверняка калорийную и жирную пищу, чтобы уломать меня на сентиментальные разговоры.       Чонгук идёт за ним следом и молча садится за стол, взяв прежде выбранную кружку.       Тэхён достаёт себе идентичную и нажимает на кнопку включения электрического чайника. Снизу техники включается красивая синяя подсветка. Тэхён открывает пачку эклеров и расставляет на столе сахар, чай, кофе и какие-то печенья.       — Тебе нужно побороть этот страх набрать лишний вес. Чем не повод купить сладости?       — Я не уверен, что это поможет.       — Почему?       — Это же в голове проблема. Она не может решиться от одного срыва. Я сижу на них всю свою жизнь. К тому же я никогда не ел сладкого. Не знаю, понравится ли мне.       — Что, прости? — Тэхён останавливается в неверии. — Ты никогда не пробовал сладкое? Не может быть.       — Отец говорил, что это вредит моей спортивной карьере.       — А ты ему поверил, — грустно заканчивает за него Тэхён. — неужели не было желания нарушить это? Съесть назло?       — Прислуге было запрещено, а отец почти всегда был рядом и контролировал. Потом мне уже и не хотелось. Я привык.       — Я покажу тебе, как это вкусно. Садись за стол, будем нарушать твои отцовские установки.       И Чонгук не уверен, что эта еда не последует примеру курицы с салатом, но молча притягивает к себе чашку тёплого чая и жирный шоколадный эклер под улыбку Тэхёна.       — Обожаю их! — в наслаждении мычит Ким, откусывая большой кусок сладости. — Такие свежие, сплошное удовольствие... Ну же, попробуй, тебе понравится! — Тэхён смотрит в ожидании на Чонгука, который откусывает таки этот эклер. Сначала на языке завязывается приторная сладость, такая непривычная и противная, что Чонгук хмурится и скорее запивает это послевкусие чаем, на этот раз заслуженно не сладким. Потому что и в прошлый раз хватило.       — Не поверю, что тебе не понравилось! — заявляет Тэхён, который под шумок уже съел почти полный эклер. И чай у него, к слову, тоже сладкий.       — Такая приторность...       — Ты просто не привык. Попробуй ещё раз, — просит, а Чонгук отчего то выполняет. Он откусывает снова, на этот раз уже не так сильно бьёт по не привыкшим рецепторам. Он разжёвывает плотный, жирный шоколадный крем, мягкое воздушное тесто и вязкую глазурь. Сладко. Но кажется, что Чонгук всё-таки вникает в эту тему. Он запивает сладость чаем и кусает вновь под довольный смешок Тэхёна.       — Я знал, что ты обязательно распробуешь!       — Непривычно, но вкусно, — Чонгук долго разжёвывает сладость и Тэхён подаёт ему второй. Но Чонгук отказывается. На сегодня хватит. Он допивает несладкий чай и на удивление не чувствует тошноты. Неужели у него и вправду не приживается именно грудка с салатом?       — Винсент же в честь Ван Гога? — допивая чай всё же спрашивает Чонгук. С Тэхёном ему легче. С ним он не чувствует себя таких одиноким.       — Это давняя история из детства. Моя мама хотела, чтобы я стал художником. А я не хотел. Мне не нравилось это. Поэтому я сбегал со всех кружков, сбегал от неё и в конечном счёте сбегал от одноклассников, которые издевались над этим увлечением. Я мечтал научиться защищаться. Это правда стало моей мечтой.

***

      — Криворукий художник идёт!       — Художник идёт!       Толпа детей обходит Тэхёна кругом и смеются, указывая пальцами. Выкрикивают обзывательства и смеются, смеются, смеются. Тэхён закрывает уши и хочет убежать. Слёзы скапливаются в глазах, но мальчик лишь хмурится.       — Я не художник! — отрицает Тэхён, но толпа гудит лишь сильнее.       — Он плачет! Плакса, плакса!       — Художник плачет!       Тэхён открывает глаза и сжимает кулаки со злостью. Слёзы брызгают из уголков глаз непроизвольно и он набрасывается на самого активного зачинщика. Остальные дети разбегаются, пока Тэхён валит на землю своего одноклассника и неумеючи попадает по лицу. Удары не поставленные, множество мажут мимо, но Тэхён остервенело сжимает чужую рубашку в своих подрагивающих пальцах.       — Художник дерётся! — к ним подбегает учитель и оттягивает взбешённого Тэхёна от другого мальчика. Ким жмёт кулаки и со слезами на глазах смотрит как его обидчик встаёт и начинает со слезами жаловаться взрослым.       Несправедливо.       В школу вызывают Ким Сонхи, женщина появляется в юбке-карандаш и блузке, поверх которой накинуто чёрное пальто. Тёмные волосы туго собраны в пучок, на губах привычная красная помада, а глаза подведены косметикой. Женщина хмурым взглядом окидывает забившегося в угол сына и мужчину с его сыном. За столом сидит хмурый директор.       — Здравствуйте, — Ким Сонхи кланяется мужчинам.       С того дня мать слетает с катушек окончательно.

***

      — Когда я стал немного старше, издевательства в школе вышли на новый уровень, — Тэхён продолжает рассказывать тихо, допивая чай между предложениями. Чонгук утопает в его детстве, так похожем на его собственное, но совершенно ином. — Мама тоже стала срываться на меня чаще. Она била меня и заставляла пересказывать наизусть биографии великих художников. Винсент Ван Гог был её любимым. Историю его творчества и жизни я помню до сих пор, — Тэхён наконец-то отставляет от себя пустую кружку и смотрит на одиноко висящую картину на стене. — В один день я не выдержал и нарисовал её. Тогда я пришёл со школы с синяком под глазом. Но учителя мне не верили, все считали меня агрессивным психом. Поэтому не видели, как класс меня медленно подавляет. Я пришёл со школы домой, а там посреди нашей квартиры стоял мольберт и краски. Я ни разу за эти года так и не нарисовал ничего, несмотря на побои и множественные часы художественных кружков. Тот день я запомнил надолго.

***

      Ким открывает дверь в квартиру и не понимает сначала почему так тихо. Мальчик проходит вглубь помещения и видит возвышающийся над мягким ковром мольберт и краски с палитрой.       — Мам? — зовёт Тэхён и из комнаты выходит шатающимся шагом женщина. Её тушь стекает по щекам вместе со слезами, помада небрежно смазана в сторону. Волосы растрёпанны неестественно, глаза пьяные, а на губах улыбка.       — Рисуй, — хрипит женщина, указывая на холст. В руке у неё наполовину пустая бутылка виски. Может, и не первая.       — Я не хочу, — Тэхён слегка дёргается от резкого движения женщины, что подходит к нему стремительно и оттягивает за волосы. Больно. Тэхён шипит, но не вырывается. Знает, что тогда будет хуже.       — Рисуй!       — Я не стану.       Женщина истерично смеётся, ослабляет хватку и Тэхён быстро делает от неё шаг назад. Она хрипя и смеясь уходит на кухню и возвращается оттуда с ножом.       — Рисуй звёздное небо Ван Гога! — Ким Сонхи упирает нож в грудь своего восьмилетнего сына. Тэхён не дёргается, смотрит в глаза матери уверенно.       — Я не стану.       Сонхи смеется, взвывает и резко начинает плакать. Она делает несколько быстрых глотков виски, капли стекают за ворот рубашки. Женщина смотрит на сына и крепче сжав в руке нож, делает шаг на ребёнка.       — Просто нарисуй эту картину...       — Я не художник, мам. Я не могу.       Сонхи вновь упирается ножом в грудь сына, а затем резко разворачивает остриём на себя. Она смотрит в глаза своего ребёнка и шепчет напоследок со слезами на глазах:       — Мама любит тебя. Но маму не любит никто. Мама не может больше так жить.       Лезвие ножа входит в сердце по рукоять, кажется, с хрустом. Женщина смотрит на Тэхёна и улыбается уголком окровавленных губ, прежде чем упасть на пол.       — Мама! — Тэхён бросается вслед за телом, падает на колени рядом с женщиной и прижимает ладонями место, откуда стремительно вытекает кровь. Сонхи больше не движется и даже не дышит. — Мама... Мам...я же тебя люблю! Я! Мама...— зовёт со слезами на глазах Тэхён.       Мальчик смотрит на мёртвое тело женщины и со слезами на глазах оборачивается на ненавистный мольберт. Он впервые берёт в руки кисть с красками и рисует звёздное небо Ван Гога в память о собственной матери, что не справилась. Тэхён рисует в память своей любви к ней.       Мазок за мазком ложатся краски искусно, всё же Тэхён не раз учился этому. Никогда не рисовал, но в подробностях изучал теорию. С последним мазком кисть выпадает из вмиг ослабших рук. На холсте — качественная копия в миниатюре, а на мягком светлом ковре кровавое пятно и мёртвая мама.       Это была первая и последняя картина, совершённая на почве боли. Это был начальный триумф и резкий спад. А затем была пустота.       Сзади на картине спустя года появилась кривая подпись карандашом: «Звёздное небо для Ким Сонхи. Винсент.»

***

      — Я тогда не понимал, что делать дальше. И ещё долго не мог отправиться от увиденного. Мне повезло. В тот же самый день я вышел из квартиры, чтобы сходить на пруд и подумать о произошедшем. Я просто физически не мог сидеть рядом с её телом, — Тэхён возвращает взгляд на Чонгука и улыбается уголком губ. — Там я встретил Рю Шинхо. Он тогда с женой развёлся и она забрала их ребёнка с собой. Поэтому, наверное, мне повезло, но я напомнил ему именно сына. Он вырастил меня и научил защищаться. Рю стал мне отцом, который ушёл от моей матери ещё задолго до моего рождения. Потому и Винсент, в честь Ван Гога.       Чонгук молчит, смотрит на Тэхёна и не знает, что и сказать. Теперь его ситуация и не кажется такой уж неразрешаемой.       — Как ты...       — Сейчас всё в порядке. Раньше было тяжело.       Чонгук встаёт как-то неожиданно и походит к Киму, чтобы обнять. Обнимает, крепко цепляется и не хочет отпускать. Тэхён улыбается. Этого ему и не хватало всю жизнь. Того, кто поймёт, кто просто обнимет. Просто так. Этим кем-то стал Чонгук. Внезапно и так просто, словно это его истинное место и оно было им всегда.       — Спасибо, — Тэхён обнимает в ответ, вдыхая запах возле шеи. Тепло, нежно и так по-родному.

***

      В субботу по общей договорённости собираются к Рю.       — Тебе нормально будет? Не хочу, чтобы тебя триггернуло, как в той подворотне, — Чонгук обеспокоенно касается тёплой ладони Тэхёна.       — Я выпью таблетки, не переживай. Я целый год работал с психотерапевтом после случившегося. Даже диагноз мне поставили, — Тэхён усмехается, пока ищет в рюкзаке знакомую упаковку с лекарством и выдавливает на ладонь несколько штук. Закидывает капсулы в рот и запивает водой.       — Диагноз?       — F43.1. Оттуда и фантомные боли. Вообще оттуда много чего пошло, если уж так разобраться. Но сейчас это немного приутихло.       Вчера Чонгук всё-таки выспросил у Тэхёна про ту травму и на этот раз тот рассказал без утаек. Душу свою наизнанку вывернул и выпотрошил пред любимым.       — Если что, я готов тебя целовать. Вдруг тебе, как и мне, поможет.       — Я запомню, — Тэхён подмигивает и усмехается: — Если приступа не случится, придётся имитировать!       — Пойдём уже, — Чонгук улыбается в ответ.       После разговора на кухне в пятницу становится легче. Чонгук больше не рвётся к отцу, как слепой щенок, а Тэхёну просто позволяют выговориться. Они становятся негласно ближе друг к другу.       После разговора лежали на диване в обнимку и смотрели какой-то фильм. Они стали кем-то слишком близким, но так и не произнесли это вслух.       Чонгук наматывает шарф на шею и под бухтение Тэхёна такую нелюбимую шапку. Ким долго ещё причитает о болезненном состоянии и о том, как самолично отпаивал целый день сопливого Чонгука. В общем, одеваются потеплее, потому что начинает холодать и ветер продирает до костей.       — Как думаешь, Рю поможет?       — Надеюсь, — Ким отворяет дверь квартиры и пропускает младшего вперёд. — В любом случае нужно сначала тебе долечиться. С понедельника пойдёшь в школу и на тренировки свои. Время ещё есть, ты успеешь подготовиться, — Тэхён подцепляет чужие замерзающие пальцы в свои тёплые и помещает их руки к себе в карман куртки. Чонгук улыбается.       — Ты же скучаешь по Шинхо?       — Он вырастил меня. Очень многое для меня сделал. Конечно же я скучаю. Просто после травмы я сильно ушёл в себя. Я мог сидеть в квартире и не выходить из неё месяцами. Я просто сидел и смотрел на нарисованную картину или же на свои медали и меня охватывал ужас. Я задыхался, поэтому мне знакомы панические атаки. Я вновь и вновь проживал это падение. Чувствовал себя слабым. Мне было плохо. И я понял, что больше так продолжаться не может. Рю меня к этому подтолкнул в одну из вынужденных встреч и я обратился за помощью к специалисту. Сейчас мне правда лучше. Я посещаю приёмы до сих пор, но уже раз в месяц, чтобы подкорректировать препараты и их дозы, а также отследить динамику.       — Надеюсь, ты сможешь прийти на мои соревнования.       — Я приду на них, даже если мне прийдётся занового пережить собственную боль от поражения. Я же не могу тебя бросить, ведь так? — Тэхён улыбается парню и сворачивает за угол, чтобы сократить путь.       — Я выиграю для тебя.       — Для себя, Чонгук. Подари эту победу себе. А я просто буду рядом. Я уверен, что и Рю будет. А победа будет твоя.       — Тогда я посвящу свою победу тебе, Ким Тэхён, — названный резко тормозит в переулке и смотрит с неверием в глазах на улыбающегося Чонгука.       — Я безумно хочу тебя поцеловать.       — Почему же тогда не целуешь?       Тэхён улыбается ему мягко и касается треснутых губ, смачивает собственной слюной, протискивает язык в рот и целует, наслаждаясь. Дыхание сбивается, Ким опирается в кирпичную стену здания ладонями, припечатывая тело парня к ней, а сам прижимается ближе. Чонгук хватается за крепкие плечи и отвечает с беззвучной любовью.       Он так и не смог признаться вслух. Тэхён и не торопит.       Отстраняются из-за горящих лёгких. Бабочки превращается в светлячков, изощрённо обжигая грудную клетку. Или же это прохладный воздух, которым они вдвоём пытаются надышаться. Непонятно.       Тэхён вновь сцепляет их руки в замок и ведёт к пристанищу Рю Шинхо. Такой знакомый комплекс, что аж дыхание спирает. В этих стенах Тэхён провёл слишком много лет, чтобы забыть. Ладони невольно подрагивают. Перед глазами проносятся годы тренировок и самосовершенствования. Чонгук, замечая чужое состояние, сжимает ладонь в своей крепче.       — Ты никогда не хотел стать тренером?       — Когда смогу побороть этот синдром, то обязательно стану. Буду помогать Рю. Хорошая же перспектива?       Чонгук видит чужую почти не скрытую боль. Понимает, что для спортсмена невыносимо осознавать, что в большой спорт ему вход закрыт. Травмы были слишком серьёзными, как моральные, так и физические.       — А кто из вас будет тренировать меня? — пытается свести всё в шутку и Тэхён ценит эту молчаливую поддержку.       — Конечно же я.       — Пойдём, — Чонгук помогает застывшему парню сделать шаг навстречу своему страху. Паника сковывает тело и Тэхён прерывисто выдыхает. Видимо, таблетки справляются из-за добровольного ограждения от триггеров. Сейчас же всё прошлое настойчиво вертится перед глазами. — Смотри на меня, — на периферии сознания слышит голос парня, ощущает его прохладные пальцы на своих щеках, а затем и поцелуй. Ким возвращается в действительность, прижимает к себе парня и незамедлительно отвечает.       Удивительно, но становится легче.       Они проходят в прихожую, где натягивают бахилы на ботинки и проходят глубже. В зале видят проверяющего снаряжения Рю. Тэхён улыбается ему так тепло и делает шаг вперёд. Чонгук молчаливо поддерживает его.       Мужчина копается в лапах и ракетках, потому не сразу видит гостей. Чонгук встаёт чуть за спину Тэхёна.       Рю резко разгибается и испуганно дёргается. Смотрит на пришедших и улыбается так широко и искренне.       — Тэхён! Ты как тут? Как самочувствие? — Рю подходит ближе и заключает парня в объятия. — Я скучал. Совсем забыл о старике.       — Здравствуй. Я тоже скучал. Мне уже лучше, — под недоверчивым взглядом уточняет: — Правда.       Рю замечает второго своего спортсмена и тоже хлопает его привественно по плечу.       — И Чонгук здесь! Вы, значит, всё же знакомы?       — Можно и так сказать, — уклончиво отвечает парень. — Я хотел попросить у вас помощи в подготовке к национальным. Я в скором времени найду себе подработку и...       — Мне не нужны деньги, если тебе это важно. Я же уже говорил, что ты мне за всё это время вторым сыном стал, — под недовольным взглядом Тэхёна исправляется. — Ладно, место второго сына занято. Третьим, — и все как-то дружно начинают смеяться. Чонгук с Тэхёном переглядываются и последний подмигивает, мол я же говорил.       — Начнём завтра? — уточняет Рю по прошествии часа за чаепитием и разговорами по душам. Тэхён хмурится и отвечает за Чонгука, не задумываясь:       — С понедельника, его ещё вылечить нужно.       И все замолкают. Тэхён расслабленно смотрит на напрягшегося Чонгука и искренне заинтересованного тренера. Рю, как самая настоящая сплетница, пододвигается ближе и интересуется:       — Так значит вы живёте вместе?       — Получается так, —Тэхён не понимает, почему по лицу Чонгука расползается лёгкий румянец.       — А со мной жить отказался. Ну оно и понятно, у Тэхёна район и квартира получше, — понятливо тянет тренер. Есть стойкое чувство, что он тонко стебёт неестестенно покрасневшего Чонгука.       — Это не так! Просто...       — Просто в Тэхёне дело? Правильно? — всё-таки не показалось. Рю и вправду стебётся. Чонгук замолкает и неловко налегает на чай. Тэхён улыбается от чужого поведения.       — Отстань от него, Рю.       — Тоже мне защитник нашёлся, — мужчина фыркает и принимается разворачивать шуршащий фантик конфеты.       Выходят из здания оба счастливыми. Всё-таки Рю очень хороший человек и тренер. Парни идут, сцепившись за ручки, не зная, что Шинхо вышел их проводить. Мужчина улыбается чему-то своему и уходит доделывать свои приостановленные гостями дела.       Чонгук улыбается, украдкой разглядывая Тэхёна. Тот же смотрит в упор, не скрываясь. Что ему вообще скрывать от Чонгука? Всё начистую выложил и про детство, и про страхи, и про боль. Он про травму свою с диагнозом рассказал, а об этом кроме Рю никто и не знал. Ну вообще знали, что в новостях писали. Но это другое. Тэхён Чонгуку открылся. И это вам не просто признание, это гораздо глубже. Это доверие.       Это любовь.       И пусть Чонгук не говорит о своих чувствах, пусть молчит, зато он отвечает. Взаимностью наполнено каждое действие младшего, от их переплетённых пальцев, до объятий и поцелуев в момент тревоги. А Тэхён терпеливый, он готов подождать заветные слова с этих прекрасных губ. Он влюблён. Наверное, уже даже нет. Степень не та, глубина изменилась с того разговора.       Тэхён Чонгука любит. А может и то глубже. Он весь в человеке. Пропадает и не ищет выхода. Наслаждается. Знает, что это взаимно. Знает, что Чонгуку он, как минимум, нравится, но у того, видимо, язык любви другой. Не слова. Прикосновения, время, может, робкие взгляды. А впрочем, слова и не так нужны. Чувства же разные бывают, правда?       — Я люблю тебя, — шепчет на подходе к дому, а Чонгук разворачивает его и со слезами на глазах целует настолько чувственно, насколько только умеет. Тэхён понимает и принимает. Это тоже своего рода признание. А может, даже громче простых слов.