Из тени

      Первое — и как оказалось впоследствии, связанное с организацией — дело, в расследовании которого ему посчастливилось участвовать, Уэсуги хорошо помнил. Вероятно, потому что некоторые моменты того до сих пор оставались не до конца раскрытыми. Но по большей части, причина всё же заключалась в яркой смерти преступника. Вернее, преступницы.       Окита Тацу. Одноклассница Катакуры Кодзюро с незавидной репутацией вымогательницы. Она состояла в женской банде «Золотые гадюки» и вместе с остальными участницами разъезжала по городу на мотоцикле, выслеживая подходящих жертв для нападения. Того, на кого пал взор девушек, ждали или добровольное лишение наличных, или биты. Чаще второе. «Золотые гадюки» славились своей жестокостью. И Тацу среди всех участниц не выделялась ни в лучшую, ни в худшую сторону. Пожалуй, только татуировку змеи, выполненную золотой краской, не старалась прятать, поскольку считала ту предметом своей гордости. Естественно, она часто привлекалась к ответственности, но отделывалась или штрафом, который оплачивала банда, или условным сроком. Возраст, массовый характер нападений и отсутствие смертельных исходов играли ей на руку. От Тацу многого можно было ожидать, но случившееся всё равно смогло удивить.       Никто не ожидал, что ей удастся пронести в школу пистолет. И тем более никто не верил, что она им воспользуется.       Тело обнаружил Кодзюро. Пришла его очередь убираться в классе, и пока другие дежурные протирали парты, он, вызвавшись помыть пол, отправился в туалет, чтобы набрать воды. Там-то ему и послышался странный звук. А позже оказалось, что тот был на самом деле… На месте преступления Кодзюро никого не застал. Да и вряд ли хотел бы. К счастью, ему хватило собранности, чтобы запомнить обстановку — впоследствии это очень помогло расследованию. Действовал он, на удивление, рационально: не стал подходить к телу и сразу же отправился на поиски учителей. Уже когда всё закончилось, вспоминал, что тогда план действий складывался будто сам собой, без его участия. Учителей Кодзюро нашёл, как и ожидалось, в столовой. Коротко объяснил им ситуацию и отвёл их на место преступления. А когда за дело взялись взрослые, наконец осознал, что произошло. До прибытия полиции он просидел у стены, глядя на тело невидящим взглядом и вцепляясь в доски пола дрожащими пальцами. В таком состоянии его и нашёл Уэсуги.       — Знаешь, ты всё сделал правильно. К тому же, так долго продержался… — мягко говорил тогда Кэншин, присев на корточки напротив Кодзюро и тем самым закрыв тому обзор на мужчину с простреленной головой. — Это нормально, что сейчас тебя охватил страх. Мне хотелось бы, чтобы ты хорошенько отдохнул, но нужна твоя помощь. Пойдём со мной.       Протянутую руку Кодзюро сжал сначала несмело, но потом ухватился за неё так, что кости остались целы лишь каким-то чудом. Впрочем позже рентген показал трещину на одной.       Говорили они в кабинете директора, поскольку тот был ближе всего к месту преступления. Сейчас основные детали ясны, но тогда казалось, что только роковое стечение обстоятельств привело к отсутствию поблизости в момент выстрела взрослых. Кодзюро начал рассказывать, как обнаружил тело, и в какой-то момент остановился. Сначала Кэншин подумал, что тот снова впал в ступор из-за экзистенциального ужаса, но потом заметил — зрачки движутся в определённой последовательности. Не веря в свою удачу, он приготовился записывать. После минуты молчания Кодзюро высказал подозрение, что преступник поднялся по лестнице и им никак не может оказаться кто-то из дежурных. Потому что: мимо него никто не проходил, все кабинеты были закрыты, а коридор, где произошло убийство, имел всего два выхода — на лестницу и в холл. Но чтобы попасть в последний, нужно по пути пересечь туалеты.       — Возможно, преступник не успел уйти, — продолжал Кодзюро. — Я обратился к учителям, и Миура-сэнсэй первым делом связалась с охранниками. Они утверждали, что никто не покидал школу.       Благодаря наблюдательности и памяти того, Окиту Тацу удалось обнаружить. Однако, возможно, из-за них же всё закончилось именно так…       Каждый этаж тщательно осматривали. Помня о том, что преступник вооружён, в кабинеты и туалеты заглядывали с соблюдением всех мер предосторожности. Но это оказалось лишним. Там всё равно никого не было. А вот на крыше их ждали. Когда Кэншин увидел Тацу, целящуюся в дверной проём, он глазам своим поверить не смог. Убийцей является ученица? Откуда та взяла пистолет? Какой нашла смысл в убийстве родителя одного из учеников? Но все вопросы пришлось оставить на потом. Сначала требовалось убедить Тацу сдаться.       — Пожалуйста, опусти оружие, — попросил Кэншин. — Давай поговорим.       — Сначала скажите, как вас зовут, и перечислите имена всех, кто пришёл с вами, — потребовала Тацу, всё ещё целясь в него.       Особого внимания на просьбу в тот момент Кэншин не обратил. Позже об этом очень пожалел. Но тогда, надеясь вызвать у Тацу больше доверия, он честно ей ответил, что помимо него в школе находятся ещё трое полицейских — один остался у тела, двое стоят наготове за дверью, но не станут реагировать, если ничего не случится… А затем перечислил имена всех, начиная со своего.       — Очень жаль… — произнесла тогда Тацу.       Эти слова сбили Кэншина с толку, и он не понял, когда она успела приставить пистолет к своему виску. Раздался выстрел. Уже мёртвое тело качнулось, будто бы ещё силилось удержать равновесие, и свалилось вперёд. Только когда оно достигло бетонной поверхности крыши Кэншин почувствовал, что его дёргают за плечо. Коллеги, готовые вмешаться по первому сигналу, ворвались, нацеливаясь на Тацу, только услышали выстрел. Но он тогда уже потерял связь с происходящим.       — Уэсуги, мать твою, в себя приди! Объясни на милость, какого хрена ты не остановил её! — кричал старший коллега Ходжо.       — Я… Не знаю, когда… она собралась… себя…       Слово «убить» Кэншин произнести не смог. Впервые он стал свидетелем того, как преступник кончает жизнь самоубийством. Это оказалось настолько непривычным, что ему всё никак не удавалось принять произошедшее. Ладно бы Тацу в него выстрелила — она всё равно не целилась в голову, а выбрала тело и, нажав спусковой крючок, попала бы в бронежилет. Такое ещё вписывалось в его картину мира. Но самоубийство… Тогда Кэншин ещё не знал, что она могла решить покончить с собой, как только поняла, что не сбежит. И уж тем более не думал, что возможны и другие объяснения подобного поступка.       — Спокойнее-спокойнее, — остановил Ходжо второй коллега. Впрочем Ота всегда проявлял большее понимание. — Уэсуги, всё в порядке, — мягко продолжил тот и положил руку на плечо Кэншина. — Это невозможно было предвидеть. Похоже, она изначально продумала такой сценарий на случай, если её загонят в угол. Не вини себя.       Кэншин и хотел бы поблагодарить того за поддержку, но не мог. Мысли его всё воронами кружили над телом Окиты Тацу и не желали переключаться ни на что другое.       — Теперь гадай, где она пистолет взяла да с чего убила Такасуги, — проворчал Ходжо.       Ответы на эти вопросы так и не были найдены. Тогда даже подумать не могли, что убийство в школе связано с чередой других, совершённых, казалось бы, случайными лицами и имевшими под собой незначительной силы мотивы. Лишь много позже Кэншин узнал о девушках, которых шантажируют, похищают и обучают двум ремёслам: обольщению и убийству. О товарах…       А теперь Уэсуги будто намекнули — всё ещё больше, чем ему казалось. Стало быть, пора переоценить старые дела с учётом добытой за последние годы информации об организации.       Но сначала…       «Спасибо тебе, Кодзюро. Твой пример помог мне прийти в себя и понять, с чего стоило бы начать. Впрочем… — он открыл ноутбук, до сих пор находившийся в спящем режиме, и подключился к камерам видеонаблюдения перед входом и в подъезде. Как и ожидалось, они не работали. — Это было бы слишком просто. Но главным остаётся то, что со мной провернули такой же трюк, который обычно используется на неосведомлённых детях предателей. Отвлекли, чтобы я не успел пересечься с лазутчиком. Какая же наглость!»       Однако Кэншин не столько злился. Он восхищался простотой и вероломностью трюка. Его, капитана полиции, пытающегося докопаться до корней организации и знающего, каких методов она придерживается, обвели вокруг пальца! Это не могло не вызывать восхищения. И желание добраться до руководителей. В том, что их несколько, Кэншин почти не сомневался.       — Знать бы, для чего именно мне оставили подсказки. Конечно, есть вероятность, что меня пытаются сбить с пути, но она невысока. Если Такасуги Тандзи действительно был связан с организацией и оказался предателем, это бы многое объяснило… Стало быть, со мной действительно хотят поиграть. Или же…       Озвучивать подозрения до конца он не стал. Новая мысль сразила его настолько стремительно, что энергия обрушилась на него волной. Кэншин подскочил и принялся осматривать стены. Наверное, любой, кому посчастливилось бы поглядеть на него со стороны, счёл бы его параноиком. Но он знал, с кем имел дело, а потому понимал — если проникли сегодня, могли сделать это и раньше. И не ошибся. Вскоре ему удалось обнаружить маленькую камеру. Незаметную, если не думать о её существовании. Но выделяющуюся для того, кто ищет. Такой находке Кэншин улыбнулся, будто своему новорождённому ребёнку. Сейчас он любил её больше, чем что-либо существующее на этом свете.       «Интересно, сколько в организации полицейских и детективов?» — мысленно задался вопросом Уэсуги. Поскольку если нашлась камера, то почему бы не быть и жучкам?       Искать же другие устройства он не стал — принял решение оставить всё, как есть. Захотели следить? Их воля! Но превращаться из-за этого в параноика, вечно ощупывающего каждый миллиметр служебной квартиры и боящегося упустить камеру или жучок, Кэншин не собирался. Просто сделал выводы и составил мысленную инструкцию — иронично, но теперь всё придётся держать в своей голове.       «Как будто попал в «1984»! — усмехнулся Кэншин. Однако же сразу заставил себя думать о деле: — Допустим, они наблюдали за мной с того момента, как я привёз сюда Мори Хиромото — в тот день у них была лучшая возможность осмотреть всё и установить камеры с жучками. Досье же в дело Оучи Садацуны вложили сегодня. Вчера здесь весь день сидел Сайто. А позавчера я листал папку, пока говорил с Кодзюро, и в ней ничего не было… — тут ему открылось ещё кое-что неприятное. — С ним разговор могли прослушать. Хотя интересовал их тогда скорее Мори. Да уж… Я решился намекнуть Кодзюро, что дело сложнее, чем кажется, чтобы отвадить его от дальнейшего расследования, и это теперь может сыграть против меня. Так они только узнали, что мне кто-то дорог. И надо же было второй раз подставить Касугу. Ещё и случайно! — он прикрыл глаза, сожалея о своём решении. Даже в какой-то момент подумал, что теперь будет лучше посвятить Кодзюро во все детали. — Нет… Организация даёт шанс избрать путь нейтралитета тем, кто о ней толком не знает. Сейчас Кодзюро в большей безопасности».       Глубоко вздохнув, Кэншин принялся ходить по кабинету. Иногда это помогало упорядочивать мысли. Но сегодня только мешало, потому что с каждым шагом он всё острее чувствовал свою усталость. Наконец его тело затребовало отдых. Прислушавшись к нему, Кэншин подошёл к дивану и лёг. Вот только… Разум не позволил ему погрузиться в сон.       «Путь нейтралитета… Согласный с организацией или не обращающий на неё внимание… — мысли продолжали циркулировать в голове без воли Уэсуги. — Кружок и две даты на фотографии Кодзюро!»       Осознание буквально парализовало его. Невольно он даже дыхание задержал. Дважды Кодзюро был на грани, но оба раза выбрал не вмешиваться. Тринадцать лет назад — потому что не обладал достаточным объёмом информации, а если и имел нужную, не был в ней настолько уверен, чтобы её раскрывать. И сейчас — когда у него нашлись приоритеты важнее, чем борьба с невидимым врагом. Кэншин предполагал, что дело в Датэ Масамунэ, что благодаря тому Кодзюро перестал интересоваться расследоанием. Но возможно, в этом была и его заслуга. Всё-таки он столько раз просил не вмешиваться.       «Как бы то ни было — не значит ли это, что Кодзюро действительно в безопасности? — задался вопросом Кэншин. — Скорее всего… на данный момент. Но может снова оказаться под наблюдением, — он кивнул сам себе. — А Мотонари, выходит, свободен, потому что решил не отправляться вслед за своей семьёй. Значит, остаются Юкимура, Моточика, Хамбэй и Масамунэ… На фотографии последнего вопросительный знак. Почему?»       На этот вопрос у Кэншина пока не было ответа. И вместо того, чтобы его искать, он продолжил анализировать дела, о которых точно знал. Пусть только из бумаг. Санада Масаюки, отец Юкимуры, писал статьи на заказ. Его можно было назвать свободным журналистом — к какой-то определённой газете он себя не привязывал, даже излюбленного жанра не имел. Более того, ходили слухи, что у него отсутствовали и моральные ограничения. Сам Кэншин бы так не сказал, да и Шингэн, тесно общающийся с Санадами и оттого дававший показания, придерживался другого мнения. Звучало оно так: «Масаюки был добрым… Однако вероятно, слишком честным человеком…» И это больше походило на правду. Возможно, Санада Масаюки узнал что-то об организации, но не отказался от написания статьи. А ещё, скорее всего, неосторожно заговорил о ней с женой. Поэтому и оказался убит вместе с ней.       «Но почему на фотографии Юкимуры нет кружка? Разве Шингэн не смог ему объяснить, почему его родителей убили, так, чтобы он не полез в это дело?.. Вопрос нужно будет уточнить», — решил Уэсуги.       И если Юкимура ещё мог вызывать у организации интерес, то Моточика, казалось, был в перечне лишним. Восемь лет назад он пострадал, пытаясь вызволить Кэйдзи, которого насиловал собственный отец. Больше ни во что не ввязывался, хотя и продолжил заступаться за тех, кто ему казался беззащитным. Погибший же отец Кэйдзи, Такигава Кадзумасу, как позже выяснилось, был якудза, но похоже, его отстранили от семьи из-за возросшей тяги к насилию. Точных причин Кэншин не знал, да и вряд ли бы смог оправдать действия того, даже обладай он всей информацией. Для него Кадзумасу оставался дьяволом. Ему и не хотелось видеть в этом отродье человека. Да что уж тут говорить, если даже якудза отвернулись от того! Кадзумасу вполне заслужил свою участь. Но мог также стать интересным случаем для Шингэна. Просто потому, что заставлял вспоминать вечную тему для спора в кругах психологов, психотерапевтов и психиатров — наследственность или среда важнее в определении жизненного пути человека. В отличие от Кэншина, Шингэн придерживался скорее второго варианта. Впрочем сейчас не имело значения, был ли Кадзумасу дьяволом от рождения. Для нынешнего дела информация о том вообще могла оказаться бесполезной.       «Будь подсказка в событии восьмилетней давности, мне бы подложили ещё и досье Кэйдзи, — размышлял Кэншин. — Нет, здесь что-то другое…»       Но что именно, Уэсуги не мог понять. Ему будто чего-то не хватало. Впрочем не удивительно, что он это ощущал, — по какой причине организации вдруг стал интересен Такэнака Хамбэй, для него оставалось загадкой чуть ли не большей, чем наличие на фотографии Датэ Масамунэ вопросительного знака. Кэншин не владел информацией о Хамбэе, поскольку и сам тот, и родители того ни разу не проходили по делам. А ведь что-то было… Но усталый мозг не хотел выдвигать никаких идей.       — Займусь всем, когда посплю хотя бы пару часов, — решил Кэншин.       И убрав папку в ящик стола — скорее по привычке, нежели из соображений практичности, — вернулся на диван. Снять кобуру и скинуть пиджак он себя заставил неимоверными усилиями. Зато, только голова коснулась подлокотника, почувствовал ни с чем не сравнимый комфорт. И сразу же погрузился в сон.