Сказки северного леса

      Погода стояла почти такая, как бывает на Рождество, хоть до него ещё чуть больше трёх недель. В воздухе танцевали крупные тяжёлые снежинки и, тихо падая на асфальт, постепенно таяли. Температура воздуха вот уже несколько дней кружилась вокруг нуля по Цельсию, не давая небу укрыть страну хотя бы парой сантиметров снежного покрывала. Белые хлопья таяли, не долетая до земли.       Пары куда-то улетали вместе, встречали друг друга, провожали, обнимались, целовались. И только Чонин был один. Он, конечно, понимал, что летит в командировку, а эти рейсы обычно никто не подбирает под время, когда сотрудников могут проводить родственники или возлюбленные, но всё же было как-то не по себе. Наблюдать за другими в зале аэропорта было тоскливо, поэтому Чонин всё чаще смотрел в окно.       Публичное проявление чужих чувств напоминало о собственных безответных. У него-то взаимности никогда не было, и, наверное, никогда уже не будет. И не потому, что он никому не нравился, а в силу того, что Чонин давно любил, и как бы не старался забыть того парня из детства, не получалось. Поклонники постоянно натыкались на стену из чувств Чонина к другому человеку.       Снова нахлынули воспоминания о первой любви. О любви, которой было плевать на его чувства. И вряд ли Крис теперь хотя бы помнит о его существовании.       В самолёте, как только понял что рядом сидит влюблённая парочка, Чонин сразу же натянул на голову капюшон, вставил в уши наушники и повернулся чуть боком, пряча лицо.       Чонин увидел его впервые, в возрасте десяти лет. Прямо перед Соллалем на одном из уличных мероприятий.       Он ещё совсем маленький, заботливо одетый мамой в тёплое детское пальтишко и пушистый шарф, в шапке с огромным помпоном и такими же огромными стёклами в очках, вечно запотевающими на морозе.       А тот мальчик года на три-четыре старше. Одет как взрослый, во всё чёрное и модное. Выше, наверное, на полторы головы, с по-европейски бледной кожей, кудрявыми чёрными волосами, добрыми глазами цвета тёплого гречичного мёда, прямым носом, немного пухлыми щеками, на которых появлялись ямочки, когда он улыбался.       Мальчик, скорее всего, занимался спортом, что уже было немного заметно по фигуре, да и стоял тоже со спортсменами из школы Чонина. Вокруг него было много друзей, он смеялся и шутил с ними, радуясь первому снегу.       В глазах ещё совсем малыша парень за считанные минуты стал самым красивым, умным и добрым.       Тихий, молчаливый и стеснительный Чонин скромно улыбался и совсем перестал говорить с лучшим другом, который учился с ним в одном классе.       Сынмин заметил его скованность и смущение и спросил, куда он всё время смотрит, в ответ Чонин сумел только густо покраснеть. Но пытливый Сынмин проследил за его взглядом и понял: Чонин наблюдает за незнакомым парнем, явно из старших классов.       — Ты что, втюрился? — спросил Сынмин, улыбка на его лице спрятала глаза за густыми ресницами.       — Тише! — шёпотом возмутился Чонин, боясь быть услышанным, и надул губки.       — Ладно. Но он же уже вон почти взрослый, а ты ещё малявка, — уже шёпотом, но не очень довольно ответил Сынмин.       — Я вырасту, — тихо сказал Чонин.       — Быстрее на твоей заднице синяки вырастут от батиного ремня, который на работе выдали, — пробурчал Сынмин, зная, что родители друга запрещают ему общаться с незнакомыми людьми старше него.       — Никому не говори, понял? — произнёс Чонин, вцепившись в рукава куртки Сынмина, чем знатно рассмешил его.       Кудрявый мальчик повернулся в их сторону, услышав смех, и, наткнувшись на них взглядом, улыбнулся, показав милые ямочки на щеках. Заметив это, Чонин покраснел и поспешил отвернуться.