Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Моника Миллер и Аймо Хайккинен жертвуют собственным благополучием ради поиска истины. В очередной раз, когда дух авантюризма выдаёт фатальную ошибку, они сталкиваются со сто сорок первыми.
Примечания
Работа прежде всего о дружбе и взаимоотношениях.
Не стесняйтесь писать отзывы и пользоваться публичной бетой.
Приятного прочтения, дамы и господа.
Часть 3
11 марта 2025, 08:40
Мальчик мой, вот тебе все Маленький преданный дом Горький, как водка со льдом Дым без огня
Восемь оставленных тел Эхо шагов по воде Больше и нет ничего У меня
(Немного Нервно – Эхо шагов по воде)
***
Моника открыла глаза как раз когда мужчина отвернулся. Сквозь приспущенные веки она наблюдала: мужчина двигался слегка неуклюже, смачивая марли. Как только он повернулся к женщине – она закрыла глаза. Веки подрагивали и он понял, что сон оставил её позади. – Я всё заметил, – сказал он, поднося к разбитой голове женщины ткань. Она испуганно широко раскрыла глаза, но он, казалось, совершенно не удивился. Наверное так и было, подумала Моника. Ткань коснулась кожи и женщина дёрнулась. Мужчина, вздохнув, сощурился. – Спокойнее, – проговорил он, стирая размазанную кровь. – Я не обижу. – Почему?.. – вслух произнесла засевшую в голове мысль Моника, чувствуя как сердце отбивает башенный ритм. – Зачем?.. Он как будто понимал её полную дезориентацию и панику, а потому со стоическим спокойствием продолжил: – Ты упала. Ударилась головой. Чувствуешь тошноту? – она кивнула. – Понятно, скорее всего сотрясение. Я сейчас возьму антисептик и пройдусь по ране. Хорошо? Вот так. А ты объяснишь, что делала здесь с диктофоном. Ты журналистка, ведь так? Моника снова кивнула не в силах вести осмысленный диалог. После попытки подняться на локтях она свалилась обратно на подушку. – Не дёргайся, – одним нажатием ладони мужчина перекрыл все остальные движения, давая понять, что лучше оставаться на месте. – Моника Миллер. Не местная. Моника бросила взгляд, полный удивления. – Я… – Да, ты. Я нашёл твои документы. Почему ты лжёшь людям, а? Почему тебя интересуют поставки субутекса? Я слушал записи несколько часов. «Потому что иначе никто не признается». – Я не могу тебе доверять, – ответила она, собравшись с силами. – Где я? – У меня дома, – он помедлил с ответом, задумавшись. – Интересно получается. Я приношу тебя к себе, забочусь, готовлю ужин, а ты всё ещё не можешь мне доверять. – Мой бывший муж так же говорил, – съехидничала Моника и откашлялась. – А потом сел в тюрьму. – Это хорошо, – он заметил её недоумевающий взгляд. – Хорошо, что у тебя есть силы огрызаться. Так что теперь я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Один вопрос – один ответ. Моника кивнула, прикидывая, как будет юлить. – Итак, – он развернул стол, словно плохой коп, спинкой вперёд, и перекинул через сиденье ногу. – На кого ты работаешь? – На Короля. – Ложь, – ухмыльнулся мужчина. – Давай ещё раз. Кто твой босс? – Королева. – Королева мертва. – Королева посмертно мой босс. Тяжёлый вздох Нико не заставил себя долго ждать. У него были связаны руки. Перед ним был не террорист, не мафиози, а обычная журналистка. А он не был солдатом и мудаком одновременно. Больше точно. Нет, он ясно слышал её искуссную ложь, где даже голос не дрогнул, но, по сути, выбить информацию не мог. И не хотел. Ему было достаточно узнать, кто заинтересовался информацией в Англии. Сам же Туомо знал гораздо больше Моники и её газеты, потому что сам уже не первый месяц наблюдал за странным движением на базах. – Почему ты не хочешь говорить правду? – Потому что я не знаю тебя, – честно ответила Моника, закрывая глаза. Ей отчаянно хотелось, чтобы это всё оказалось кошмарным сном и не более. – Ты просто мужик, который меня спас. Возможно, изначально следил за мной и ждал, когда я упаду. Думаешь, я ничего не помню? Я помню всё. Я звала тебя, а ты… Ты игнорировал! А потом, вуаля, притащил меня к себе, слушал мои записи и… Её руки коснулись собственного тела под одеялом и она продолжила яростнее, распаляясь: – И раздел меня! И после этого ты ждёшь доверия? Откуда мне знать, что ты со мной делал всё это время? Думаешь, я не встречала плохих мужчин и верю в чистый альтруизм? Помощь раненым женщинам? Иди к чёрту и делай что делал, пускай это скорее закончится! Нико слушал её тираду с невозмутимым выражением лица. Он признавал её правоту в одном: с ней, в этих снегах, могли сделать что угодно. Однако ей стоило радоваться, что возле горы подобрал её тело именно он. Ещё во время службы Туомо воспылал уважением к, на тот момент сержанту Гоусту, за его, казалось бы, незаметную для всех остальных человечность. Которую тот прикрывал уставом. Даже этого Туомо было достаточно, чтобы начать уважать солдата, потому как сам чувствовал себя обычно изгоем. С капитаном Прайсом он познакомился раньше и всегда радостно принимал сто сорок первых у себя. После своей речи Моника явно выдохлась и голова, судя по красным щекам, болела сильнее. Туомо сглотнул, понимая безвыходность своего положения. У него не было полномочий допрашивать женщину, а она с сотрясением из-за страха шла в оборону. – Я раздел тебя, потому что твоя одежда промокла от снега. Я собирался отвезти себя в больницу, но метель только бы мешала. Я тебя не трогал и не трону. – Это мы ещё посмотрим! – выпалила Моника и тут же осеклась, быстро сообразив, что это было лишним. – Я всё сказал. Хочешь верь, хочешь – нет. Мне плевать. Я хочу знать другое. Кто. Твой. Босс? – Никто. – Господи, женщина, не начинай, – его глаза сузились, пристально уставившись на лицо женщины. – Я ещё хороший. Скоро приедет плохой. – А-а-а, значит собираешься трогать меня чужими руками, – истеричный смех вырвался из груди Моники. – Видишь, как же хорошо никому не доверять. Ну, значит, пока не приехал твой бугай, удача на моей стороне. – Тебя тошнит, голова кружится, а если сделаешь пару шагов – тут же рухнешь. Ты явно давно не ела, не пила, бледная как мел. Для шпионки ты дохлая и дурная. Лучше набирайся сил и меньше ерепенься. Когда Туомо вставал, Моника, собираясь с мыслями, сказала: – Я журналистка. Он победно усмехнулся, возвращаясь на место. – Вот так сразу бы. – Мы… Я помогаю полиции. – Что тебя занесло в Финляндию? – След, – Моника поджала губы, давая понять, что на этот раз разговор точно окончен. – Больше ничего не скажешь? – Твой черёд. Кто ты? Туомо отодвинул стул и сел на кровать. Его руки были практически ледяными, но пальцы проворно развязали повязку. Он осмотрел с особой тщательностью зашитую рану над бровью, пробежался глазами по гематоме на скуле и остановился на заплывшем красным левому глазу. – Я егерь. – Егерь, которого интересует мой босс? – она шикнула, стоило мокрой марле прислониться к коже. – Егерь с прошлым. Один вопрос твой – один мой. – Ты рылся в моих вещах, да? Мой диктофон. Так ты понял, что я что-то ищу. – Соображаешь. Что у тебя за газета? – Бесплатная. Муниципалитет нас удерживает для распила бюджета, пока мы помогаем полиции. Боже… Мне нужно срочно связаться с Аймо! Он, наверное, с ума сошёл, пока пытался дозвониться… Туомо наносил мазь нежно, стараясь не цеплять огрубевшими пальцами нить. Моника в панике задыхалась, но мужчина быстро подкинул ей бутылку с водой. – Этот Аймо… он твой муж? – Хайккинен? Нет, он напарник. И друг. – Ты замужем? – Тебе место не уступлю, – женщина издала звук, похожий на смех, и тут же прыснула, морщась. Туомо приклеил дышащий пластырь, решив, что так ему будет проще проверять рану. – Я не напрашивался. Так что? Плечи Моники наконец-то коснулись подушки, которую Нико уложил повыше. – В разводе. – Мой друг скоро прибудет. Только через него ты сможешь связаться со своим. А сейчас ешь. Перед ней возникла деревянная доска, имитирующая поднос. Два бутерброда с ветчиной и кружка тёплого чая. Этого было достаточно, чтобы уснуть без зудящей тяжести под черепом. Туомо ушёл куда-то в дальние помещения хижины, а Моника, бесшумно отодвинув доску, встала с кровати. Как егерь и говорил, двигаться, казалось, невероятно сложно. Задеревеневшими ногами она добралась до стула, где хранились её вещи, и потом извлекла из внутреннего кармана шубы флешку. – Приятного аппетита, – крикнул Туомо издалека, заставив Монику всполошиться и вернуться на место. Но как только ничего не последовало, она продолжила путь к ноутбуку. Подняв крышку ноутбука она увидела, что он с паролем. «Чёрт, – выругалась женщина, рассматривая комнату. – Как угадать пароль того, кто о себе молчит?» Ни картин, ни фото, ни записей. «Он не идиот. Он не запишет на бумажке ничего. Такой человек и своей голове не доверится. Телефону тоже. Итак. Где может быть пароль?» В ящиках лежали пустые листы, газеты, видимо, хранившиеся на случай, если придётся разжигать костёр; гвозди, гайки и отвёртки. И только под пластиковым контейнером, забитым под завязку шурупами, лежала книга. «Олдингтон, занятно. Оригинальное издание. Закладки, конечно же, не будет. На полях он тоже ничего бы не написал. Нужно думать. Попытки всего три». Моника размышляла, действительно ли книга могла её привести к ответу, поэтому оставила себе две попытки вместо трёх. Пусть будет одна в запасе, чтобы скрыть следы на случай, если она облажается. «Туомо упомянул, что его друг скоро прибудет. У Олдингтона было два друга. Один родился в 1888, другой – в 1884. Один из двух стал прообразом Джорджа. Интересно», – вариант, что обе догадки смогут привести к паролю, казался естественным. Дверь скрипнула, протащилась по половицам и в проёме явился сам Нико, выглядевший обеспокоенным. Тень непреодолимого ужаса пролегла возле глаз, мелкими морщинами усыпая лицо. Моника отскочила от ноутбука словно на неё пролили кипяток, но мужчина даже не взглянул на неё и прошёл мимо. Скрип шин на снегу и свет фар в окнах вызвал женское любопытство и она ледом мягко проскользила следом за егерем. – Нет, не смей, – рявкнул он, а женщина оторопела. – Живо в кровать. Услышишь выстрелы – прячься и жди моего человека. «Значит сейчас приехали не друзья. Тогда кто?» Вернувшись в кровать, она натянула одеяло практически до носа и, чувствуя мелкую дрожь в руках, принялась ждать. – Что нужно? – грубо сказал Туомо приехавшим. – Ты, – кто-то ответил и Моника не знала кто. Слышала лишь, что голос принадлежал мужчине. – Прошу прощения, – смягчился Туомо, но Моника различала в словах фальш. – Я не понимаю. Где-то неподалёку сбили лося и ему нужен врач? – Нет. Выстрел был тихий, глушитель лишь приуменьшил звучание смерти. Моника ахнула и тут же прикрыла рот, вспоминая совет мужчины. Она быстро обулась и накинула куртку Нико, небрежно брошенную на стул, взяла ноутбук и спряталась в соседней комнате. Пока неизвестные переговаривались, затаскивая тело Туомо, будто мешок с песком, Моника молилась, чтобы Аймо здесь появился и спас её. Слёзы градинами падали на пол, её трясло, а в нос бил запах бензина.***
– Эй, ЭлТи, – подбежавший МакТавиш одёрнул за плечо лейтенанта. – А ты никогда не рассказывал про своего друга. – Это не та дружба, сержант, – спокойно ответил Гоуст, прислоняясь к стене, дабы закурить. – Мы всегда были товарищами. «А-а-а, товарищи… – иронично отозвалась в голове сержанта. – Ну да, ну да, пошёл я н…». Спрашивать, в чём различия, он не стал. Лейтенант отличался скрытностью и не подпускал никого к себе близко. Кроме, конечно же, Джона “Соупа” МакТавиша и всех сто сорок первых. Когда однажды Гоуст снял маску и представил своё лицо людям, стоявшим около стола в гараже, Соуп понял, что это значит. Безусловное доверие, которое все заслужили. – Ты говоришь, что он встретил кое-кого, кто вроде как помогал… кому хоть? Нашим или чужим? Гоуст выдохнул дым, усаживаясь на скамейку. Сначала день начался не с той ноги, но после сообщения Нико всё изменилось. Теперь у них появилась зацепка. – Говорит, что либо журналистка, либо ищейка. Либо оба варианта. Он её не допрашивал… в наших условиях, если ты об этом. Брови Соупа чуть не сомкнулись на переносице – настолько сержант задумался, – и он сел рядом. – Почему? На этот раз под балаклавой уже брови Гоуста ползли вверх. Он удивился вопросу сержанта. Не то, чтобы он думал о Соупе как о благородном рыцаре – он был профессионалом в работе и порою участвовал в допросах, – однако это было странно. По крайней мере сейчас. – Потому что она пострадала и ему пришлось её раздеть, чтобы снять мокрую одежду. Скажем, так он понял, что её физическая форма далека от нашего стандартного допроса. – Понял, – коротко ответил Соуп и выбросил окурок следом за Гоустом. – А теперь погнали, Прайс ждёт.***
У Аймо опускались руки. Моника ни разу не позвонила за сутки и не написала. Последние слова от неё были: «Вина много, жизни мало, а я у себя одна». Он прекрасно понимал, что Моника и таким способом работает. В ней, на его взгляд, сочетался гедонизм и какое-то странное фанатичное трудолюбие, когда дело внезапно не касалось денег. Ей, как и ему, нравилось работать за идею, но так, чтобы никто не требовал от них этого. Всё начиналось с развода. Моника развелась три года назад и, словно отрастив крылья, бросилась на поиски счастья. Аймо напрягся: вдруг сейчас тот случай, когда гедонизм завёл его коллегу и подругу в кусты роз. Как-то так Аймо и представлял любовь. Колючки, прикрытые красотой лепестков. Он был логическим человеком, порою до абсурда принимавшим всё всерьёз. – Её телефон отключён, – Винченцо варил кофе на кухне Аймо и был слегка недоволен ролью прислуги. – Ага, спасибо, детектив, – саркастично ответил Аймо, забирая кофе. – Ты не пизди, а лучше скажи, что собираешься делать. Составь план. – Я пытался. Я составил. Я напился. – Пирамида потребностей журналиста, – усмехнулся Винченцо. – Не пизди, – острый взгляд с прищуром уткнулся в удивленного детектива. – Я всё сделал. Пока остаётся только ждать. Винченцо бросил пачку сигарет коллеге по несчастью и разместился в новехоньком кресле. – Что за фирма? – Помойка. Винченцо застыл, обдумывая. Под его руками скорее всего однажды бегали крысы и тараканы, хотя подобным могла похвастаться и его домашняя мебель. – Зря ты это сказал. Я, быть может, хотел побыть среди чистоты и нравственности. – Тогда почему припёрся ко мне? Надо было сразу идти в христианский лагерь. – Да ты тронулся что ли? – наигранно возмутился Винченцо и откинул голову на спинку кресла. – Я вообще-то тоже переживаю за Миллер. Но не напрягайся раньше времени, не сходи с ума. Тебе это ничего не даст, а сил в итоге не будет. – Знаю, – выдохнул Аймо и включил телевизор. Новостной канал пестрил бегущей строкой, события дня проносились одно за другим. У Аймо не было сил сосредотачиваться на речи журналистки и он бегло читал, что успевал. Сейчас не нашлось сил даже чтобы задуматься о чем-то другом, кроме Моники. Ему не нравилось это повисшее молчание в телефоне. Он закрыл глаза, взял сигарету из пачки и прикурил. – А у тебя соседи не ругаются на дым? Винченцо явно не сиделось на месте и молчать он не собирался. Подобные штучки обычно помогали ему в работе – вся информация вываливалась во время простых сердечных диалогов. В эти моменты детектив жалел, что только в этой дряной и неблагодарное работе могли пригодиться его навыки. – Мои соседи – твоя будущая проблема, – хмыкнул Аймо. – Наркоманы, проститутки, барыги. Выбирай на свой вкус. Детектив самодовольно усмехнулся и отхлебнул кофе. – Что бы я делал без тебя…***
Они пробирались сквозь ночь. Ближе к полуночи разразилась сильнейшая метель, ветер свистел в кронах деревьев и слух улавливал свист через гарнитуру. Гоуст сидел на вершине пригорка, облаченный в белую форму. Соуп и Гас расположились внизу, продвигаясь вперёд. – В чём дело, Гоуст? – спросил Гас, осматриваясь в бинокль. – Мы опоздали. Мой товарищ погиб. Возле хижины четверо. Две машины, внутри есть ещё один. Соуп мог поклясться, что услышал в голосе лейтенанта боль. Нет, он не сомневался ни на минуту, когда Гоуст толкал браваду про ледяное сердце, что это чистой воды ложь, но он знал слишком мало про лейтенанта, чтобы о чём-то конкретном судить. Хижина вспыхнула пламенем, а из окна задней спальни вылез человек и, судя по комплекции, либо женщина, либо худощавый подросток. – Снимай тех, что спереди, Соуп. Гас, двое на десять часов – твои. Я за целью. Если это та женщина, о которой ему сообщил Туомо, значит она ранена, в шоке и прямо сейчас мчит в покрытый ночью лес. Замёрзнет насмерть, если ей не помочь. Последнее сообщение от товарища было зашифровано, но Гоуст распознал в ребусе о непричастности женщины к шпионажу. – Принято. Гоуст ступал осторожно, практически бесшумно скользил по круто насыпанному снегу. Он приближался к дому, но старался держаться на расстоянии от бойцов, чтобы не выйти из тени. Ему удалось пройти незамеченным где-то в ста метрах от точки и увидеть как цель, воспользовавшись случаем, забежала в машину. Всё горело, освещало промежуток между миром и отшельничеством, черепица угрожающе трещала. Чем ближе Гоуст подходил, тем сложнее становилось дышать. Жар обдавал лицо, руки, ноги. Духота испариной застилала очки. Но Гоуста это не останавливало. На полусогнутых ногах он подобрался к мужчине со спины и быстрым, точным разрезом обезвредил его. Один выстрел Соупа рассек воздух и врезался в череп ещё одного боевика. Гоуст не расслаблялся. Сосредоточенный, собранный, он пересёк переднюю часть дома и выглянул из-за угла. Огонь вспыхнул с новой силой и осветил территорию, позволив различить за стеклом машины женский силуэт. Она, одержимая паникой, пыталась найти ключи, не замечая врага. Её грубо вытолкнули из машины, протащили по снегу. Она ударилась головой о ступеньку, мужчина проехался кулаком по её лицу. – Не кричи, сука. А ну не кричи! Гоуст не стал больше ждать. Его удар был чётким, решающим: он обогнул шею боевика рукой, согнутой в локте, и перерезал горло. Кровь фонтаном брызнула на молчаливую женщину, которая широко распахнутыми глазами вперилась в рану. Обмякшее тело свалилось на бок, Гоуст отбросил его. – За мной. Я вас выведу.***
– Нет, нет! Оставь меня! Оставь! Чернота сочилась сквозь прорезь на черепе, стекала, мешалась с кровью, отблескивала огнём. Моника видела это так. Её трясло от страха, от боли, от ощущения беззащитности и падения в безысходность. Казалось, ей лучше остаться в лесу. Казалось, вокруг все враги. Дым сгущался, отдавал запахом мяса, палёного пластика и горелого дерева. Дым сгущался, а вместе с ним жгло внутри. От обиды, несправедливости, скорби. – Не приближайся! Гоуст не подошёл. Остановился, поднимая обе ладони. – Я вас не обижу. – ЭлТи, помощь нужна? – голос Соупа ворвался в наушник. Он наблюдал за всем в прицел винтовки. «Как же ты вовремя, черти тебя дери». – Готовьте медика. «Медика, – повторила мысленно женщина. – Медиков не зовут, если хотят навредить. Медика не зовут даже если хотят похитить. Обычно не зовут. Этот-то нихрена не обычный». Моника поднялась, но тут же свалилась. Ноги как вата – не держали вес собственного тела. Тошнило, голова кружилась, болело всё. Руки дрожали, пальцы хватались за снег, будто он мог как-то помочь. – Не двигайся, не смей, – её голос звучал угрожающе хрипло. Рана на затылке кровила, тонкой лентой спускаясь к воротнику. Череп смотрел пристально, не отводя взгляда. – Ты его друг. Туомо. Ты друг Туомо. Ты убил их всех. – Да, – коротко ответил Гоуст, сохраняя бдительность. – Мэм, я здесь, чтобы вам помочь. Дышите, глубоко, вот так. Моника несколько раз вдохнула и её тут же стошнило. Мясо, горелое, жареное мясо Нико. – Твою ж… – сказала она. Солёные слёзы омыли глаза. – Блядь, как же он… Как же… Он там, он горит… Мёртвый горит. Она громко закашляла и Гоуст, наконец, подошёл, опустился на корточки. Женщина дёрнулась, согнулась и вжала голову в шею. Он чувствовал её пробирающий до глубины души страх. Лучше бы на его месте был Гас или Соуп. Его рука аккуратно, – насколько он только умел – коснулась окровавленных волос. – Я вас не обижу. Он подал ей руку и поддержал, пока она поднималась. – Он умер… – она разрыдалась. – Он спас меня. И помог. Наверное, он был хорошим человеком. – Был, – тихо сказал Гоуст. – Что это? – Его ноутбук. Воздух сгущался, дым жёг глаза. – Пойдём. Здесь небезопасно.