give me a cigarette

Развалины, что раньше звались Хогвартсом, злобно шипят, пропуская на смену раненным орденцам новый отряд Пожирателей, во главе с самим Великим, блять, и ужасным. Тот взмахом снимает чары гламура, словно маску, переступая через камни. Точёный профиль сияет победой, каштановые кудри вьются на легком ветру, а черная мантия развивается сзади крыльями летучей мыши. Кто у кого, Реддл у Снейпа, или наоборот, спиздил фичу разбираться нет смысла. — Отыскать, — рокочет Том, и десять человек под масками синхронно кивают, обращаясь в дым. Им не надо объяснять, кого искать. Они занимались этим лет тринадцать или четырнадцать до того, как тот сам явился на порог с половиной крестражей. Мальчик-который-выжил-и-ускользнул. Снова. Реддлу же не надо объяснять, что он давно догадался, где прячется бывший Избранный. Вон, приятно фонит эмоциями кусок стены, прикреплённый когда-то к другим таким же на верхних этажах замка. Гарри и не прятался. От Волдеморта больше никогда уж точно. — И чего герой войны сидит тут побитым книззлом? — Мужчина подпирает боком камень, будто тот может упасть и раздавить семнадцатилетнего мальчишку, складывая руки на груди. Поттер головы не поднимет. Только вздыхает глубоко. Для кого герой войны, а для кого — грязная шлюха Того-кого-нельзя-называть. Или что там ему крикнул Симус? Не имеет большого значения. Гарри давно открестился от понятия «слушать Финнигана». — Отъебись, Том, — буркает он своеобразное признание в любви. Том усмехается. Копошится в карманах мантии, из которых чуть не выпадает бузинная палочка, достаёт пачку маггловских сигарет. Протягивает Поттеру, хлопая того картоном по плечу. — Давай мириться, малыш. Гарри почти хватает предложенное, фибрами ощущая нужное умиротворяющее совсем рядом с собственными пальцами, но Реддл отдёргивает руку. Зелёный взгляд смотрит сквозь разбитые очки с лёгкой весёлой ноткой — Гарри вздёргивает голову, роняя с чёрных волос серый пепел. Том дразняще шуршит тремя сигаретами, потрясывая пачку. Держит эту свою ебливо-ехидную ухмылку на идеальном лице, блестит алым в радужках. — Ты, вроде, мириться хотел, Темнейшество? — Может, и хотел, — пожимает плечом Реддл, — но ты по хую Мерлина пустил наш план, бросившись доказывать курице мнение яйца, и забыл, что курице глубоко и сердечно насрать на то, что булькает под скорлупой кучка клеток. Она просто запихнёт его обратно под свой пушистый зад. Метафоры вызвали усмешку. Такой вот был Том Марволо Реддл эй-кей Волан-де-Морт. Стреляет с разбором всех полётов по неидеальностям, тычит мордой в лужу мочи с видом «а я говорил». И пускает круциатусы. О да, любимое занятие. Фетиш, что ли? В постели за этим парень не замечал. Гарри смеётся собственным мыслям. — Тебе смешно? — Реддл фыркает. — Да нет, — качает головой парень, — мне просто интересно, сколько ещё метафор ты сможешь сгенерировать, опираясь на пресловутую курицу. Том уязвлённо ощетинивается и давит в себе порыв приставить к чужому горлу нож — совершенно по-маггловски. Гарри хмыкает. Довольный до танцующих чёртиков. Жаль, сам так отжигать не умеет. В этой перепалке пока кубок школы забрал он. То ли у мужчины закрылась язва в речевом отделе мозга, что маловероятно, то ли он просто игнорирует, как разумный взрослый политик, очередной выпад подростка — Мерлин знает, но Гарри благодарен за минутную тишину и немного более хорошее настроение. Хотя бы до плинтуса достал. Гриффиндорец возвращает голову на руки и чуть сильнее подгибает под себя колени. «Их план», как выразился Том, по существу своему заключался в том, чтобы прийти, заавадить пару орденцев, покидаться круциатусами, пафосными речами, которые, честно, заводили Поттера, как и всё то, что своим голосом транслирует Реддл, неся свой месседж в народ; и, словно Алладин, протянуть своей Жасмин руку, вытягивая ту из лап бородача на кокаиновую дорожку. Чтобы все словили прикол от перформанса и черепа Гамлета на раскрытой ладошке. Или, может, план был масштабнее, эпичнее тех боевиков на видеокассетах Дадли, которые Гарри украдкой подсматривал ещё до того, как получил конвертик из Хогвартса, в своём невъебически волшебном детстве. Темный Лорд не стал бы размениваться по мелочам. Впрочем, Поттер всё равно опять похерил гравитацию стратегии. Гарри просто не выдержал. Возможно, он правда истеричка с мозгами. Кинулся убеждать друзей, учителей, что папочка Томми никого не тронет, он хороший дядя, научит пить дорогой виски, курить «мальборо» и любить злодея-мудака. Только сдайтесь, сложите палочки — и всё в шоколаде, даже «берти боттс» без тошнотворных вкусов. Руки Гермионы, Невила и Полумны дрогнули почти первыми: они опустили палочки лишь секундой позже того, как это сделали некоторые слизеринцы, включая Драко. Тот, конечно, так и не поднимал её, а позже, совершенно по-змеиному пользуясь общим ахуевозом, бочком скользнул в объятия Нарциссы. Гарри, чёрт его дери, не обвинял его в этом. За ними последовали палочки близнецов Уизли, несколько погодя — Рона, чем вызвал облегченный вздох. Он всё ещё оставался лучшим другом Поттера, принимая его позицию, но не понимая её. Гарри и не ожидал ажиотажа вокруг своих дрожащих рядом с Томом коленей и краснеющих щёк, но это было уже хоть что-то. В конце концов, не у каждого колом стоит на плохого дядьку с сестринской палочкой, а у Светложуев, как выражался Долохов, были свои взгляды, хоть и привитые Дамблдором. Уважать их — меньшее, что смог сделать Поттер. Земля рядом зашуршала, поднялось облачко пыли, заставив Гарри закашляться и поднять голову с колен. Рядом, опустившись на свою идеально выглаженную мантию, расшитую серебром, сел Том, откинувшись спиной на камень. Он протянул Гарри пачку сигарет, вскрыв ее одним большим пальцем. Поттер улыбнулся, принимая своеобразную поддержку и прощение. Их пальцы на миг соприкоснулись, и Гарри почувствовал приятное тепло от них. Такое знакомое, колющие по всему телу мурашками. Они обычно никогда не говорили. Все проблемы решали сигаретами и касаниями. Предложил пачку — попросил прощения. Коснулся дольше секунды — признался в любви. Они никогда не говорили друг другу заветные слова, и Гарри это как-то устраивало. Вон, сломя голову побежал защищать дорогого человека, поставив на кон всё, чего добился в Хогвартсе. Гарри взял сигарету губами, поджигая её от палочки Тома. Закурил, вдыхая едкий дым и даже не кашляя — привык. Том не кашлял тоже, придерживая своими изящными узловатыми пальцами фильтр. Том всегда курил красиво, выдыхая, затягиваясь и выдыхая вновь через тонкие губы. А Гарри с сигаретой выглядел, как подросток, который шкерится по углам улиц от родителей и вымывает потом запах. Впрочем, таким он и являлся.  — Знаешь, — начал Реддл, — я не злюсь.  — Мы помирились?  — На тебя просто невозможно злиться, Гарри, — выдохнул Том дым в последний раз и затушил сигарету в об землю, уничтожив окурок легким движением кисти.  — С чего бы это? — Ухмыльнулся Поттер.  — Эти твои глаза… Ты блядский Бэмби, Гарри.  Гарри закашлялся.  — Ты так в любви мне, блять, признался? — Поттер засмеялся, как бы шутя.  Но Том вдруг коснулся подбородка Гарри своими ахуительными пальцами, повернул его к себе лицом, резко вырывая недокуренную сигарету из губ. Поттер ойкнул и попытался возмутиться, однако его тут же заткнули глубоким поцелуем. Его губы мягко смяли, прикусили, попросив открыть. Гарри послушно принял язык Тома. Они столкнулись зубами в мокром поцелуе. Чёрт возьми, Гарри, кажется, задрожал под напором. Том еще никогда его так не целовал. Поцелуй, как Поттеру почудилось, длился вечность. Всё вокруг них сжалось в вакууме тишины. Не было серости, не было разрушенного Хогвартса, только они. Это было что-то вроде сцены в ебанном театре. Только вместо зрителей — пыль. Никого. И Гарри нравилось это. Нравилось их совместное одиночество, нравился напор Реддла. Том наконец оторвался от него, погладив большим пальцем щеку парня. И посмотрел так…пронзительно. С такой теплотой в алых радужках. — Я люблю тебя, душа моя. Так люблю, что убить за тебя готов. Ты покажешь пальцем — и я прихлопну любого. — Том…Я… — Молчи, пожалуйста, молчи, — Реддл впервые умолял его. И Гарри заткнулся, во все глаза блядского Бэмби смотря на мужчину. — Я не убил никого ради тебя, сокровище, ни единого человека не захватил. Но ты… — Знаю-знаю, Том, я по хую Мерлина всё пустил… — Нет, — резко прервал парня Реддл, добавил мягче, — нет, Гарри, я должен был посвятить тебя в план до конца. Я… — Том, кажется, впервые запнулся. Это было так не похоже на него. Обычно мужчина умел разглагольствовать и нести месседж в народ, но не сейчас. Сейчас его одолевали мысли, проносящиеся в его глазах и на лице гримасами какого-то отвращения к себе. Поттер перехватил опустившуюся с его щеки ладонь и прижал обратно. Потёрся о неё, словно кот. Выказывал доверие и поддержку. — Том, мы никогда не говорили по душам, может, — Гарри закусил губу, — самое время? Реддл вздохнул. — Я посчитал тебя слишком… молодым. Слишком неподготовленным. У меня армия, Гарри, ты понимаешь? Я привык общаться с ними. Поттер хлопнул глазами. Отпустил ладонь Тома из своей. Хихикнул как-то нервно. Злость поднималась в нём, циркулируя от сердца по кругам кровообращения. Это было просто…несправедливо. Вот так поступать с Гарри, сравнивать его с пожирателями, с армией, ставить их в одну линию. Они же… чёрт возьми, у них же отношения. Гарри не гордец, но всегда считал, что любимого человека надо ставить превыше всего. Вот как Поттер это делал. Как кинулся наперекор всем. Как помог выиграть войну, потому что полюбил, доверился россказням. А Том говорит, что привык так? Разве Гарри сам не понимает, что он молод для Реддла. Что ему всего-то жалких семнадцать лет. И пусть это совершеннолетие в волшебном мире и они не нарушают никаких законов, но, блять, ебать Гарри за ногу, он прекрасно осознавал их разницу в возрасте. — Нет, Том, я не понимаю. — Гарри сказал это спокойно.  — Гарри… — Как сосаться со мной — так я не молод, да? — Гарри встал и отряхнулся, теперь возвышаясь над Томом. — А как посвятить меня в свои ебанные планы, мистер ебало-камень, так я молод? Молодец, ахуенно придумал. Я даже сначала и не понял. — Гарри, послушай… — Нет, Том, я наслушался, у меня колени дрожали от каждого твоего слова, — Поттер ухмыльнулся, — чёрт, да я лёг под тебя, Том. Гарри говорил так спокойно, словно это ничего не значило, но внутри него бушевало пламя. Он верил Реддлу, блять, да он любил его. Любил его так сильно, что было больно. Гарри понимал, почему ему больно. Ему больно от того, что он младше, больно от того, что Реддл воспринимает его, как одного из своих ПСов, которые на лапках прыгают и выполняют команды, не думая. Но Гарри думал — это было больно. — Я не солдат, Том, да, меня готовили к войне с тобой, но я почему-то поверил тому, что ты можешь измениться — поэтому принёс твои крестражи, поэтому врал друзьям, поэтому помог выиграть войну,.. поэтому полюбил тебя, Том. Я не солдат и не собираюсь лизать ебанную землю, по которой ты ходил, если тебе это мешает воспринимать меня, как своего, прости Мерлин, парня, то пора пересмотреть свои стандарты, милый. Гарри отвернулся от Тома, обнимая себя за плечи. Ему было чертовски больно от всей этой ситуации, на губах ещё теплел поцелуй. Такой жаркий, нежный, любящий. Заставляющий всё ещё верить и надеятся. Гарри тянулся к Тому, всё его естество тянулось к нему, манило отпустить, простить и забыть. Протянуть ебливую пачку сигарет — их фирменный жест — и снова быть счастливым. Но он сам попросил разговор — он получил. Неприятный, болезненный, но отчего-то нужный. Так бы Поттер и прибывал в неведение о том, что Реддл… Гарри вздохнул.  — Думаешь, я сам не понимаю, что молод для тебя? Думаешь, Том, я не мучался от этого? А теперь ты мне заявляешь, что я слишком мелкий для твоих грандиозных планов. — Поттер повернулся обратно. В его веках блестели первые слёзы, которые парень смахнул одним ловким движением мозолистых пальцев. — Кто я вообще в твоих глазах, Том? Гарри наблюдал, как Том сидит и смотрит на него. Как он кусает губы, борясь со своей гордыней. Поттер не знал, что происходит в мыслях Реддла — они, как обычно, не отражались на его лице. Но парень точно знал, что тот судорожно думал о чём-то и молчал. А у Реддла в голове происходили события, пробегала жизнь, даты, время. В голове смеялся его Гарри, улыбался его Гарри, трогал его Гарри, стонал его Гарри, обнимал его Гарри. Сначала это был маленький шебутной мальчик, который притащил ему крестражи, не все, но многие, и Том задавался лишь одним вопросом, как у него это получилось. Потом он вырос в юношу, красивого, гибкого, сильного, равного. И Том просто пропал. Он не знал, что может влюбиться. Чёрт возьми, надо что-то сказать, пока он не потерял Гарри. Но слова упорно не шли, а гордыня била набатом в голове. Надо бы толкнуть её поглубже в себя и что-то сказать. Том на пробу открыл рот, словно рыба, но из него вырвался только долгий выдох. Полный смысла и пустой одновременно. — Я, — начал Том, голос хрипел. Мужчина откашлялся. — Давно искал равного себе человека, такого, который будет принимать меня любым. — Он выдержал паузу. — И это ты, Гарри. Ты многому меня научил, так что и отделять тебя ото всех остальных я научусь. Взгляд Поттера потеплел, но остался таким же пронзительным, выжидающем чего-то большего. И Том впервые без слов понял. Поднялся, не удосужившись даже отряхнуться, и несмело протянул руки к парню. Гарри улыбнулся уголками губ, делая шаг в объятия. Реддл с силой жал в них Поттера. К его радости, Гарри ответил. Слабо, как бы неуверенно, но ответил. Том выдохнул. — Я знаю, что тебе недостаточно одних лишь моих слов, Гарри, — прошептал Том на ухо парню, — так что подскажи, что мне сделать. — Предложи мне сигарету, — улыбнулся в шею мужчины Поттер. Том усмехнулся, опустил парня неохотно, залезая рукой в карман. Достал оттуда пачку и вскрыл её одним большим пальцем. Потряс её перед лицом Гарри. — Давай мириться, малыш?