Минуты близости

      Февральское небо затянуто серыми облаками, скрывающими солнце. Воздух звенит прохладой и лёгким морозом. Уилл сидит на ступеньках запасного выхода и слушает шелест снежинок. За спиной тяжёлая металлическая дверь, скрывающая звуки больницы. Впереди белые сугробы, чёрные деревья и металлический забор.       Снег ложится на рыжую шерсть, и Уилл изредка трясёт головой, когда между ушей появляется небольшая треугольная горка, словно снежный колпак.       — Неожиданно видеть тебя на улице, Уилл.       Ганнибал появляется рядом бесшумно и неожиданно. Чёрные сгустки энергий от естественного рабочего одеяния Смерти рассыпаются пеплом и исчезают, когда Ганнибал садится на ступеньку рядом и поправляет рукава пиджака и белой рубашки.       Уилл дёргает ухом, наблюдая за серебристым блеском пуговицы, и отводит взгляд.       — Жнецам тоже свойственно отдыхать, — выдыхает он, облизывая розовый нос, что тут же снова замерзает.       — Я тебя чем-то обидел? — Ганнибал всегда прямолинеен и проницателен, и хотя Уилл ещё не проявил более человеческий облик, несложно догадаться, что он не в духе. Особенно когда кончик хвоста нервно стучит около подмёрзших лап.       — Разве ты сегодня не работаешь в паре с Беделией? — бурчит Уилл и чихает, когда особо крупная снежинка попадает ему в нос.       Он щурится и напряжённо смотрит на позабавленного Ганнибала, сдерживая порыв откусить выпендрёжный оранжевый галстук и поцарапать идеальные лацканы.       — Беделия уже ушла. Тебе стоит привыкнуть к её редкому присутствию в больнице. Она такой же жнец, как и…       Уилл угрожающе шипит, пуша хвост, и прыгает на Ганнибала, не давая договорить. Снег летит в разные стороны из-под лап, и Уилл цепляется когтями за пиджак, на котором не тают снежинки.       — Это моё отделение и мои пациенты! Какое право она имеет приходить и вмешиваться в мою работу? — Уилл обнажает клыки, а за ними и горчащую на языке досаду.       Ганнибал притащил другого жнеца, что быстро расфасовала разные отделения по полочкам. Не церемонясь. Не помогая. Трезво и с холодной головой. Размахивая элегантной ручкой и смотря на Ганнибала так, будто они знают друг друга вечность. Мерзость!       В следующий раз Уилл вытошнит кусок шерсти на её идеальное платье! Или сделает нечто более неприятное!       — Уилл, — Ганнибал заботливо укрывает слегка дрожащего от холода и эмоций Уилла пиджаком и гладит мокрую макушку, — Беделия работает со мной гораздо дольше, чем ты. Она одна из старейших жнецов, и её обход по всем больницам не только Балтимора — это стандартная процедура. Она недовольна, что из твоего отделения на перерождение уходят не все. Ты позволил себе вольность…       — Мне плевать, что ей там не нравится! Это моя работа, мои девять жизней и мои проблемы! Пусть убирает руки от моих пациентов! — грозно рычит Уилл и едва ли смягчается, когда Ганнибал прижимает его к себе и согревает ледяные лапки ладонью.       — Я, кажется, понял, в чём дело, — тихо произносит Ганнибал, прищуриваясь, когда Уилл продолжает бить хвостом и недовольно прижимать уши.       — Да неужели?! — огрызается он и кусает Ганнибала за подбородок, тут же обиженно зализывая маленькие вмятины от клыков.       Ганнибал со снисходительной улыбкой приподнимает Уилла под лапы и прижимается лбом ко лбу.       — Уилл, за все годы работы с ней она не пробудила во мне и толики интереса или эмоций, — вкрадчиво объясняет он.       — Да причём тут!..       — И если бы на твоём месте сейчас сидела бы она, я бы сюда не пришёл, — завершает мысль Ганнибал и смотрит в округлившиеся глаза напротив.       Уилл чувствует, как быстро бьётся сердце. Чувствует правду в словах Ганнибала и, кажется, не дышит. Рычание и шипение сменяются скромным, уютным тарахтением.       Да, он готов признать, что приревновал. И что это не соответствует его статусу жнеца, и что он частично нарушает кодекс равновесия, отдавая Смерти свою жизнь вместо чужой. И что Беделия справляется отлично со своей работой. И что его обида на неё — всего лишь проявление маленькой слабости, потому что он всё больше погружается в чувства к Ганнибалу. Чем ближе человеческое воплощение, тем больше простора для эмоций, и он окунается в них подобно людям, наслаждаясь возможностью любить, даже будучи служителем Перехода.       — Беделия тоже что-то чувствует к тебе, я же не слепой, — цокает Уилл, когда материализуется и своим весом опрокидывает Ганнибала на спину.       — У неё прекрасный инстинкт самосохранения, — недовольно поджимает губы Ганнибал, но не шевелится, с искрой интереса наблюдая за Уиллом, что удобно навис над ним.       — Не поверю, что она тебя боится, — качает головой Уилл.       — Когда-то давно она тоже была Смертью, но ушла, когда убила невиновного человека, — поясняет Ганнибал. — Мне пришлось ей помочь восстановить равновесие, чтобы она избежала Высшего суда. Месть и ревность — это то, чего не должно быть ни у Смерти, ни у жнеца.       Ну конечно, ревность — это показатель недоверия, и вряд ли Ганнибалу понравилось, что Уилл ему в чём-то не доверяет. Нет, несмотря на отсутствие сердца, он умеет чувствовать многое. Собственничество входит в список качеств Ганнибала, что отражается в его стиле работы и теперь и на их взаимоотношениях.       — А что насчёт меня? — с долей провокации спрашивает Уилл и льнёт к холодным губам, что расцветают под его натиском, напитываясь теплом, и жадно раскрываются, чтобы слиться с ним в долгом поцелуе.       Уилл чувствует нагревающиеся ладони на крыльях лопаток, что нажимают, чтобы он опустился корпусом на Ганнибала. И он опускается, вжимаясь в сильное тело. По ним текут холодные и горячие потоки энергий, смешиваясь и обволакивая.       Уилл с мокрым чмоканьем смакует верхнюю губу Ганнибала и нижнюю, изредка потираясь носом о гладкую щёку, и вновь пробует, прикрывая веки, наслаждаясь близостью. Снежинки медленно опускаются ему на шоколадные кудри и падают на мягкие волосы Ганнибала, и Уилл сминает их, нарушая педантичный образ.       — Ты уникален, Уилл. И то, что я чувствую к тебе, делает наше партнёрство тоже уникальным, — бархатно отзывается Ганнибал, когда Уилл отстраняется, с нескрываемым обожанием глядя в бордовые глаза.       — Как далеко ты готов зайти, чтобы познать уникальность наших отношений? — невинно интересуется Уилл, нарочно медленно облизываясь.       Ганнибал внимательно следит за движением кончика языка и ловко переворачивает Уилла на снегу.       — Дальше, чем ты можешь себе представить, — не то предупреждает, не то обещает он.       Теперь его очередь сминать пухлые губы Уилла, всасывая одну за другой, прикусывая и тут же зализывая. И Уилл снова чувствует укол принадлежности в области сердца. Пусть, как жнец, он лишён привилегии привязываться к кому-то, но, как кот, он жаждет ласковости рук, нежности дыхания на коже и проникновенного шёпота. Это нехорошо, он отдаёт себе отчёт и одновременно купается в жажде, позволяя себе побыть в ней.       Руки Ганнибала приятно скользят по груди и бокам, отчего дыхание срывается и по щекам ползёт румянец. Ему нравится это ощущение, как и жар, что разгорается в теле.       На мгновение облик Ганнибала меняется на рабочий. Чёрные кожаные рога и непроницаемая маска возвращаются.       — Тебя ждут, — улыбается Уилл, с восторгом оглаживая чёрный костюм, слившийся с острыми рёбрами и впалым животом.       — Прости, Уилл, — с лёгким сожалением говорит Ганнибал, возвращая себе более человеческий облик, чтобы ещё раз поцеловать Уилла и помочь ему подняться.       — В следующий раз, когда придёшь ко мне, помни, что я некастрированный кот, — ни на что не намекает Уилл, смущённо прикусывая губу. И глаза Ганнибала темнеют. Почти человеческий зрачок расплывается по почерневшей радужке, и Уилл хохочет этому представлению, отходя к двери. — Удачной работы, Ганнибал.       — И тебе прекрасной работы, cor meum, — с благодарным кивком прощается тот и исчезает, оставляя Уилла с мягкой улыбкой и ярким румянцем.       Уилл с минуту смотрит на небо, ловит несколько снежинок, что не тают на ладони, и глубоко вдыхает морозный воздух. В груди разливается тепло от непонятного, но приятного «cor meum», и Уилл сдувает снег, прежде чем открыть дверь и вернуть себе облик кота. Пора приниматься за работу.