Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

Время, тем же моментом, пролетало быстро, словно бы оно летело или само за собой — или гналось куда-то в никуда, и тем более уж неизвестно зачем. Его короткие секунды сменялись минутами, минуты сменялись часами, часы — днями, дни — неделями — и так незаметно прошёл практически целый месяц. Лëгкий ночной ветерок небрежно с приятным шелестом как-будто невзначай переворачивал страницы тетради, лежащей в раскрытом виде на столе в домике номер семнадцать пионерского лагеря "Совëнок" — тикали часы-будильник, ухала сова за окном где-то далеко в лесу. Ночь была светлая, нет, не так: она была не тëмная, видно было хорошо, а светлые ночи — они только за Полярным кругом бывают. В дневнике Семëна же в эти дни появлялись новые записи. (Запись в дневнике Семëна Семëновича Персунова от 02.07.1987 года (второе июля)): "Привет, дорогой дневник. Пишет тебе твой покорный слуга Семëн Персунов. Вряд ли я смогу рассказать тебе что-то новое — ибо говорить попросту нечего. Ничего нового, кроме какого-то сна, который мне подогнал на ночь Пионер, и пары слов: Пионер — козëл, и дальше много-много ласковых в его адрес, в его позорный адрес, в каком бы болоте это позорище рода человеческого ни проживало бы. Представляешь, дорогой дневник, как эта падла мне (И тут Голос, пока я это писал, выдал: "Нам, не только тебе") обломала сегодня: значит, приходил ко мне сегодня без двадцати час ночи, сказал, мол, подскакивай к девяти к бане, забирайся на смотровую, используй по прямому назначению бинокль, гоняй лысого — а знаешь, как получилось? Там бинокля не оказалось. А пока я за своим бегал, кто-то очень умный ("Руки бы ему оборвать, им: Пионеру и этому умнику. Умнице, блин",— Комментировал при написании эту ситуацию Голос) напустил там столько пару, что я нихрена не разглядел. Козёл, блин, натуральный козёл, прости Господи, по-другому и не скажешь. Вернётся — я ему морду набью. Сегодня несколько групп наших выходили в лес и в близлежащие деревни — а меня не взяли из-за контузии. Да, прикинь, у меня, оказывается, лëгкая контузия. Ну неплохо, хоть взгляд на тысячу ярдов будет. Хоть что-то. Спокойной ночи, дорогой дневник, ложусь спать, не скучай. Голос привет передаёт. Спокойной ночи" А вот другая запись: (Запись в дневнике Семëна Семëновича Персунова от 03.07.1987 года (третье июля)): "Здравствуй, дорогой дневник. Пишет тебе твой покорный слуга Персунов Семён Семёнович, а затем он тебе пишет, что отходит ко сну в ближайшее время, ибо наработался он в этот день дохрена в квадрате. Ладно, здорово, зае.ал. В общем и целом — такая себе ситуация: скучно и грустно, и некому морду набить, ни бабы, ни водки, ни закуски, прям как в анекдоте про зайца, лису, волка, медведя и бутылку водки, только у них там всё было. Одна только работа: стену восстанавливать. Наших на стене сейчас работает намного меньше, чем при стройке, я им помогал сегодня весь день. Здоровенные доски с Толяном таскали каждая метров по десять-двенадцать. Восстанавливаем стену, ходячие её помяли малость. Толян опять тележку с грузом кирпичей кило этак в сто пятьдесят в одну харю дотянул от склада до ворот. Тут вообще смех-ситуация: мы с Голосом спорим: дотянет или не дотянет. Голос ставит что нет, а я что да. Со склада выходит Толян, берётся за ручки тележки, приподнимает её и начинает везти, к нему подлаживается помогать Полина, он её так любезно берёт и отодвигает. И везёт преспокойно эту тележку сам, без посторонней помощи. Голос молчит. Я за Тохой иду, значит, улыбаюсь, смотрю ему в спину. Доходим до ворот, разгружаем, я везу тележку обратно. На подходе к складу включается Голос, совершенно неожиданно. Говорит с трудом: "Не понял. В одниночку? Телегу кирпичей? Киборг какой-то". Дорогой дневник, я молча зашёл на склад и ржал там минут пять, не просыхая. Голос, оказывается, всё это время был в дичайшем шоке, пока телегу тащил Тоха туда и я обратно, Голос молчал, и всё потому что тупо был в ах.е. Сваривать будем завтра металлические листы и ими ворота укреплять. Спокойной ночи, дорогой дневник. Иду спать". Записей было написано много интересных. Не интересных не было. Кроме, пожалуй, этой: (Запись в дневнике Семëна Семёновича Персунова от 05.07.1987 года (пятое июля)): "Здравствуй снова, дорогой дневник. Мне очень скучно. Заняться нечем. Совсем нечем, кроме как порядком поднадоевшей стройкой. Иду спать, дорогой дневник. Спокойной ночи". Десятого числа в дневнике Семëна появилась такая запись: (Запись в дневнике Семёна Семëновича Персунова от 10.07.1987 года (десятое июля)): "Здравствуй, дорогой дневник. Как дела у тебя, друг? Как поживаешь? Как настроение? Всë, говоришь, путём и бабки есть? Тогда слушай, чë расскажу, не поверишь, блин. Я заметил, что Мику что-то больно много стала молчать при мне и больно много мне на глаза попадаться: идëм навстречу — короткое "Привет" — и дальше топает, постоянно оборачиваясь. И так везде. Я над этим делом задумался малость, пораскинул мозгами, прикинул — а с чего бы это вдруг? Но сколь бы мозг ни ломал — ничего разумного в голову не приходило. Два дня себя изводил. А потом подумал и понял: это она, скорее всего, меня за поцелуй стесняется, и я ей, возможно, нравлюсь (на этом моменте Голос надо мной ржал как конь и говорил, что даже его знакомое старое дерево понимает девушек лучше, чем я). Вот. Вроде всё. Я в ступоре, честное слово. Я ведь совершенно ничем не выделялся на фоне остальных и ничего к ней не чувствую. Ну, подумаешь, вернул ей отобранный кулон, и то, какой ценой: самого прибили, руку чуваку сломал, сотрясение мозга Марату сделал — а если разобраться, то конкретно они ни в чëм виноваты не были. Это всё Колька. Ладно, Мику пусть как хочет — но блин, я её реально не понимаю. Капец. Ладно, дорогой дневник, спокойной ночи, Голосу привет передал. Спокойной ночи". Однако, со временем всё оказалось не так уж и однозначно: (Запись в дневнике Семëна Семëновича Персунова от 12.07.1987 года (двенадцатое июля)): "Снова приветствую тебя, дорогой дневник. Как сам? Как дела? Как жизнь? Всë ли хорошо? Верю, что да. А у меня вот не совсем. Целых две не очень хороших новости. Во-первых, с Алисой уже несколько дней происходит что-то непонятное: она стала слишком какой-то незаметной. Я за ней это уже несколько дней назад заметил: пока её тренирует Сергеич (жëстко так тренирует, кстати: и стрельба, и тактика, и бег с полной выкладкой) — она молчит и порой еле переставляет ноги, он её тогда отпускает. В свободное время — молчит, ни с кем не разговаривает. Сегодня она плакала и плохо спала: я это по глазам понял. С утра её такой заметил. Не знаю, видел ли это Сергеич, но завтра обязательно нужно будет ему сказать об этом. Это первая новость. А во-вторых, я упал с лестницы и сломал себе средний палец на левой руке. Вот. Больно было очень, но терпимо. Я ещё наблюдаю за Мику, но тут пока что без изменений: всё те же короткие взгляды в мою сторону, всё такое же игнорирование. Ничего необычного. Спокойной ночи, дорогой дневник, ложусь спать". Задул снова лёгкий летний ветер и перевернул последнюю страницу дневника Семëна, открывая новую, белую, не начатую страницу. (С момента начала зомби-апокалипсиса прошёл месяц). (25 июля 1987 года, райцентр Вышки, 11:00) -Чисто,— Из-за угла сгоревшей пятиэтажки показалась голова Андрея,— Не вижу ничего подозрительного. -Продолжаем движение,— Скомандовал Артём Сергеевич и первым побежал к соседнему зданию. За ним с автоматами наперевес побежали Андрей, Анатолий и двое братьев-кибернетиков, то бишь Шурик и Электроник. Спустя минуту они оказались возле аптеки. Артём Сергеевич выдохнул: -Толик, Саня, Серëга, обследуйте это здание изнутри, забирайте всё, что видите. Андрей — за мной. Встречаемся здесь через 15 минут. Вперёд! — Артём Сергеевич, не подтолкнув Андрея, побежал к противоположному углу здания и скрылся там, за ним сразу же последовал Андрей. Двери аптеки были нараспашку, на вид она была пуста. Вертя во все стороны стволами АКМов, трое парней зашли внутрь — никого. -Эл, встань у двери, секи поляну в оба глаза,— Шепнул Электронику Анатолий, не отнимаясь от автомата,— Чуть что — сигналь, но патронов не жги. Шмалять начинай только при крайней опасности. -Понял,— Не оборачиваясь, откликнулся Электроник, боком встав у двери, выставив в проём дуло автомата. За тыл Анатолий теперь был почти спокоен: на "гомоботана-младшего (как бы сказал Марат, Анатолий так никого не называл, но относился он к кибернетикам с презрением)" ему Семëн дал неплохую ориентировку, а это значит, что на него можно действительно положиться, только помнить, что тот может выстрелить в самый неподходящий момент. Правда, как Семён ему рассказывал, он к Серëге потом подошёл и врезал по кумполу — тот добросовестно стерпел. Это сильно изменило Сергея в глазах Анатолия. Он вместе с Шуриком осмотрел небольшое помещение — грязно, таблетки на полу валяются, какие-то пузырьки разбитые. Прилавок сломан, за прилавком — дверь в подсобное помещение. "Неплохой пацан",— Подумал Анатолий про Сергея, и решил пока,— "Посмотрим, каков он в деле",— И обратился к Шурику: -Ствол убери, возьми нож,— Он кивнул в сторону двери в подсобку,— Тихо действовать будем. Патроны не жгать. -Жечь,— Растерянно машинально поправил его Шурик,— У меня нет ножа. Точнее, есть, но не с собой. В лагере. -Дебил,— Презрительно скривился Анатолий,— Долба.б, что ли, без ножа на вылазки ходить? Зароют же в первой подворотне, идиота кусок. -Автомат же есть, я и подумал, что нож не нужен, тяжесть лишняя,— Оправдывался Шурик,— От того и не взял ... -Дурак ты, бл.ть,— Выплюнул Анатолий,— Без ножа ни шагу,— И добавил желчно сквозь зубы,— И мне пох.й: жечь или жгать. Смысл от этого не меняется. Спину крой! — Рявкнул он на оробевшего Шурика, тот испуганно молча кивнул в ответ, Анатолий отвернулся, опустил автомат стволом вниз и достал нож,— Тогда не лезь под руку. И не стреляй, что бы тут ни происходило. -Понял,— Растерянный Шурик до побеления в костяшках сжал автомат. Анатолий осторожно ухватился за ручку двери в подсобку. И так же осторожно потянул её на себя — она оказалась заперта изнутри. Толян ругнулся: -Твою мать! — Он передал автомат Шурику,— Отыдь от двери, ща вышибу,— Толян уже сам приготовился к разбегу, но Шурик остановил его: -Тормозни,— Он поставил автоматы у стены, присел у двери, достал из кармана шпильку,— Ща я её по-тихому открою,— Он немного согнул кончики шпильки и принялся ковыряться ею в замке. Удивлению и шоку Толяна не было предела: -Ты чë, шпилькой орудуешь?! Где научился?! — Поразился он, только и стоя на месте: настолько сильно он был шокирован. -Жизнь выучила,— Не отрываясь от замка, ответил Шурик, и замок тут же щëлкнул радостно в ответ,— Готово! — Довольно заявил Шурик и открыл дверь. Подсобка была пуста. В следующее мгновение Шурик был схвачен за плечо и с силой оттолкнут от двери, отлетел пробкой назад, перед глазами у него на секунду всё перемешалось, но на ногах всё же устоял. -Назад, дура! — Тихо заорал Тоха, шепча на ухо Шурику угрозы, ухватив его за ворот афганки,— Жить надоело?! Вдруг там скакнëт кто-нибудь — и пи.дец тебе, придурь! — Рычал он на вновь оробевшего Шурика. -Но ведь не скакнул же никто,— Оправдывался Шурик. -Завали своë е.ало! — Зло выплюнул Анатолий и зашёл в небольшую подсобку, пощëлкал несколько раз выключателем, и убедившись в том, что свет не работает, пожал плечами и стал аккуратно осматривать стеллажи с лекарствами. Шурик только непонимающе вздохнул и развернул широкие большие серые мешки, которые они теперь использовали вместо рюкзаков: рюкзак особенно-то ничем не наполнишь, а вот мешок был раза в два-три пообъëмнее. Хоть и тяжело, и таскать мешок совсем неудобно — но машина тут стояла, рядом, чтобы сразу всё в неё складывать. Так что, неудобство с транспортировкой мешков сразу же пропадало, стоило только дойти до "Волги" и загрузить все вещи в неё. Таких мешков парни с собой везли штук двадцать, пять из них были сейчас ч распоряжении наших героев. -Эл, что у тебя там? — Донëсся до Электроника голос Анатолия из подсобки. Электроник, не отрываясь от двери, ответил: -Пока всё чисто, работайте. Ответом ему было молчание и громкая возня: парни начали складывать всё найденное в мешки. Нет, не складывать: сваливать. Они зашли в подсобку и прямо со стеллажей руками загребали медикаменты в мешки. Всевозможные таблетки всех назначений, пузырьки, медицинские маски, белые мотки бинтов — всё, что только было возможно взять с собой и уложить в мешок — всё бралось и укладывалось, приминалось и укладывалось плотнее, а сверху напихивалось ещё больше, чем было раньше. Парни знали, что мешки надо забить до отказа — это они, собственно, и делали. Молодцы! -Скоро? — Вопросил Электроник, но ему никто ничего не ответил, ибо в подсобке сейчас шли те ещё переговоры: пацаны перебрасывались короткими,но значащими фразами, и у них выходило что-то наподобие разговора: -Толь, ты бинты взял? -Шутишь? У меня ими целый чувал забит! -Мазь вот эту зелëную в коробках к себе положи. Да побольше, побольше. -Доктор, дайте мне таблетку от жадности, только побольше, побольше ... -Карвалол возьми. -Шурка! Харе филонить! -Да погоди ты, тут, кажись, пособия какие-то, я читаю, а интересно, что аж пи.дец ... -Да пошёл ты нах.й со своими пособиями вместе, долба.б, если у тебя времени так дохрена! Складывайся давай, ë. твою душу! -Ща, ща ... Всë, теперь я врач,— Послышался звук ссыпаемого великого множества книг. -Ëпта, бля, тут скальпелЯ будут или нет, мать их за ногу?! -Откуда ты в аптеке скальпели возьмëшь, умник? -Ну, а чë? -Ни чë! Полина на плечо! А так ни чë! Чë тут скальпелям делать? -Да х.й их, этих медиков разберëт, бл.ть ... Это ж медицина, от чего бы тут скальпелям не поваляться? -Анальгинчик! Анальгинчик мой родненький! Уси-пуси, размусюси, иди сюда, мой маленький! Я тебя никому не отдам! -Ты чë, больной? -Сюсечки-мусюсечки, никому, мой маленький, не достанешься, только мне одному ... -Внатуре, бля, больной. -Толь, у меня уже два мешка полных! Сначала всë наполним? Или уже нести? -Сам подумай,— Зло ответил Толян, скрипя недовольно зубами: Шурик опередил его! Он сам только что наполнил свой второй мешок, но он начал заполнять мешки сильно раньше, так что получается, что Шурик работал быстрее. Оставался последний, пятый мешок. -Тогда сначала всё наполним,— Вздохнул Шурик и пошёл на помощь товарищу. Анатолий ничего не сказал. Через минут десять всё было закончено: пятый мешок был забит так, что даже Анатолий не смог его завязать. Махнув рукой, он вынес этот злосчастный мешок в основное помещение аптеки. Электроник даже не обернулся на звуки позади: он был так увлечён наблюдением за внешней обстановкой вокруг аптеки, что его абсолютно и совершенно никак не заботило то, что происходит там, у пацанов. Это не его прерогатива — он стоит в охранении. -Ждём Сергеича,— Заключил Анатолий, когда пять огромных мешков, каждый вместительностью литров этак сорок, были заполнены и вытащены в главное помещение аптеки, и уселся у стены, прислонив к плечу автомат. -Я покурю тогда. Будете? — Предложил папиросы товарищам Шурик. Анатолий, оторвавшись от созерцания трещин в штукатурке на противоположной стене, взглянул на него: -Не курю,— И вновь вернулся к своему занятию, только теперь он эти трещины считал. -А я вот не откажусь,— С готовностью отозвался Электроник, и Шурик подошёл к нему с зажигалкой. Они оба закурили, а Электроник курил так, что даже не вынимал папироску изо рта. Настоящий профессионал. Толик думал о Полине. О ком и о чëм же ещё думать влюблëнному юноше в первые дни влюблённости, как не о предмете своей страсти? Полина всё время занимала его мысли, пока они были не вместе, всё своё свободное время Анатолий думал только о ней. Она была в третьем отряде, но в ту памятную всему лагерю ночь с 29 июня на 30, она была с той частью своего отряда, которая окружила столовку и Полина была среди них, и тоже стреляла по Димоновскому отряду, правда, не долго: она испугалась попадания по себе и лежала лицом вниз долгое время. Это Анатолия совершенно не смутило: он и сам тогда боялся немало, как и на вылазке. -Парни, наши идут,— Вдруг резко прервал его мечтания Электроник, обернувшись. Шурик и Анатолий практически синхронно вздохнули: они оба думали о девушках, и каждый о своей, а тут их "прекрасные" мысли прервали. Электроник, кстати, тоже, но он из-за этого не казнился: он уже раньше успел о Жене надуматься, так что минутой раздумий о ней больше, минутой меньше — неприятно, конечно, но ничего страшного не произойдёт. Он работает в конце концов или нет? -Что у вас? Серëга, оружие на людей не наставляют,— Сказал Артём Сергеевич, заходя в аптеку. Андрей молча прошёл за ним. Электроник, всё это время держащий дверь "на стволе", молча поднял автомат вверх стволом и встал. -Что нового? — Спросил он. -Да, что там вокруг? — Молвил вслед ему Анатолий, спохватившись, мол, он старший в группе, он спрашивать и должен. Шурик промолчал. -Твари повсюду,— Выдохнул подполковник,— Нас едва не засекли. Их много, очень много, дохрена. Они бродят среди домов целыми стаями и жрут трупы. -Прорвёмся,— Коротко ответил Анатолий, поднимаясь и вешая на плечо автомат. Он ухватил два мешка с медикаментами и пошёл на выход. То же самое сделал и Шурик: повесил на плечо свой АКМ, взял два мешка и на выход. Прямо перед ними нырнул в дверной проём Электроник. -Чисто! — Сообщил он с улицы, за секунду осмотревшись. Никто ему ничего не ответил. Последний пятый мешок взял молча Андрей, Артём Сергеевич кивнул ему, и они вышли вместе. Эта часть улицы действительно была пуста, так что опасаться пока что было нечего. Спустя пять минут бега наши были возле "Волги". Директор открыл багажник: -Загружайте! Мешки в багажник машины уложили максимально плотно. -Садимся. Поедем дворами. Сели. Поехали. Едва выехали за угол — ходячий. Директор вывернул руль вправо — машина, взвизгнув тормозами, ушла обратно на улицу. Андрей, сидящий на переднем сидении, успел заметить и на всю жизнь запомнить эту чëрную кепку фасона "Аэродром", крепко сидящую на лысой голове ходячего трупа ... -Бля, всё же так хорошо было, так всё обычно, и тут на тебе — эта хрень, и всё с ног на голову,— Внезапно как-то задумчиво произнёс Шурик, глядя в окно,— Куда же ты подевалась теперь, моя газировочка ...,— Протянул он, страдальчески глядя на большой красный автомат с газированной водой, мимо которого они проезжали. Яркие праздничные краски среди постапокалиптической улицы. Аппарат, который всё время своего существования радовал всех детей и взрослых, теперь уже никогда не будет этого делать. Никто и никогда не напьётся из него газировкой, никто больше никогда не будет совать туда монетку на верëвочке, никогда и никто больше не будет, возвращаясь домой из школы, пропускать стаканчик газированной воды с сиропом. Теперь этот прибор будет стоять на одном месте, и долго ему теперь не найти применения. Больше ни с кем не поделится он газировкой, он будет стоять на одном месте и ждать, пока его не найдёт какой-нибудь выживший и не приспособит для той или иной своей необходимости. -Андрей,— Нарушил вдруг всеобщее молчание директор, Андрей молча повернулся к нему,— Залезь бардачок, там сюрприз,— Сказал Артём Сергеевич, не отрываясь от вождения, даже не посмотрев в сторону Андрея. Впрочем, он вздохнул. Никто этого, кроме, естественно, тебя, дорогой читатель, не заметил. -Кому сюрприз? — Не понял Андрей. Директор снова вздохнул: -Всем. И тебе в том числе. Андрей открыл бардачок и: -Пепси! Пацаны, пепси! — Заорал он, буквально вырывая из бардачка стеклянную бутылку с знаменитой газировкой и потрясая ею перед сидящими на заднем сидении парнями. Удивлению и радости последних не было предела: -Да ну, пепси, ëпта! Настоящая! — Вопил Анатолий, чуть не выхватив бутылку из рук Андрея. Тот вовремя их отдëрнул, но совершенно не обиделся: понимал, что это так, от неожиданности, от азарта и возбуждения. -Мама моя, ëптыть, дорогая хорошая! — Воскликнул Шурик, хватаясь руками за щëки,— Это ж, едрёна, блин, мать, пепси! Настоящая, блин, пепси! — Продолжал он счастливым голосом, с вожделением поглядывая на бутылку. -Блин, дохрена уже её не пил! — Радостно-возбуждëнно закричал Электроник и тут же стыдливо опустил глаза: ему стало стыдно за свою выходку,— Блин, извините,— Он, тяжело дыша и блестя глазами, оглядел всех присутствующих и промолчал. Все посмотрели на него, кроме, разумеется, Артëма Сергеевича, но никто ничего не сказал. -Когда пьëм? — Обратился к директору Андрей. Тот, всё так же не отрываясь от вождения, ответил: -Хоть сейчас. Когда пожелаете, тогда и пейте. Мне, в принципе, всё равно. -Давай мне, я открою,— Обратился к Андрею Анатолий. Тот молча передал ему бутылку, и Анатолий, абсолютно не напрягаясь, открыл её, отогнув прижатую к горлышку металлическую крышку. Кола вспенилась, зашипела, заиграла словно бешенная, приподнялась самую малость, но не вырвалась из сосуда, по внешней стенке бутылки не потекла, и не забрызгала всех вокруг своей пеной. Андрей взял бутылку обратно и протянул её директору: -Артём Сергеич, вам пить первому,— Уважительно сказал он. Директор, не смотря на него, взял бутылку левой рукой, выдохнул, сделал добрый глоток, запрокинув голову, крепко зажмурился, отнявшись от сосуда, и отдал газировку Андрею обратно. -Пейте. Мне ничего больше не оставляйте. -Точно? Вы уверены? — Пытливо спросил Андрей, вытягивая шею, словно бы пытаясь заглянуть директору в глаза. Артём Сергеевич вздохнул: -Уверен, пионер, уверен. За меня не переживайте, развлекитесь сами хорошенько. -Спасибо,— Андрей благодарно кивнул в ответ, и сделал небольшой глоток, так же запрокидывая голову, и так же зажмурясь, когда кончил пить, как Артём Сергеевич. Потом он передал бутылку Шурику. Тот отпил глоток и передал бутылку Анатолию. Тот отхлебнул из бутылки, довольно крякнув, и передал её Электронику. Тот с благодарностью принял бутылку и тоже сделал глоток. Потом он поболтал бутылку: осталось чуть меньше половины, и передал её Андрею. -Будете ещё? — Обратился он к директору. Артём Сергеевич запросто ответил. -Пейте, пионеры. Пионеры во второй раз пили в той же последовательности, что и в первый раз, Электроник допивал. Наконец, когда бутылка была допита, Электроник молчаливым жестом руки попросил у Анатолия крышку, которую тот держал у себя с того момента, как открыл бутылку. Анатолий запросто передал крышку Электронику, и Серëга плотно пристукнул её к бутылке, оставив последнюю у себя. Практически одновременно раздалось четыре "Спасибо", в ответ прозвучало спокойное одно "Пожалуйста", и вновь наступило молчание. Ещё подъезжая к городу, наши герои ясно слышали стрельбу впереди себя, автоматные очереди, видели дым от пожаров, разрушенные и сгоревшие здания. Тогда основной источник дыма был один: центр города. Теперь же к нему добавился ещё один, другой мощный дымовой источник. Он находился чуть правее и дальше, если брать позицию осмотра со стороны лагеря. Всё это наблюдали и наши герои, когда подъезжали. Кибернетикам и Андрею этот второй дым был абсолютно по-барабану, ибо они не знали, как было раньше. А вот для Анатолия и директора это значило очень много, потому что они знали, что это горит что-то такое, что раньше не горело. В их головах происходила напряжённая работа, хоть внешне они этого и не проявляли. -Станция, наверное, горит железнодорожная,— Вдруг сказал директор, и все как по команде посмотрели на него,— Она там где-то как раз была, в той стороне,— Молвил он, немного промолчав. Никто ему ничего не ответил, лишь Анатолий только плечами пожал, мол, не знаю, не видел. Естественно, на станцию они не поехали, ни когда подъезжали, ни когда обыскали аптеку: их путь лежал вдоль улиц да по разным магазинам. Без всяких проблем они побывали ещё в универмаге и магазине хозтоваров, и обобрали их практически подчистую, не смотря на то, что универмаг был внутри разгромлен (стеллажи разбиты, немного продуктов валяется на полу, стоит запах крови, мертвечины, протухшего мяса и прокисшего молока — жуть и две страсти) и практически весь обнесëн ещё до них, а в магазине хозтоваров им встретился ходячий, который, едва открылась дверь, бросился на наших героев, но с одного удара мощного кулака Анатолия в лицо у него там на голове или на шее что-то хрустнуло, и ходячий мертвец тихо упал на пол. В багажник полетело всё, что могло там уместиться и пригодиться в хозяйстве: ломы, кирки, лопаты, тяпки, грабли, ножи (коих было немного), посуда и прочая домашняя и сельскохозяйственная утварь. Электроник сидел с автоматом за машиной и охранял её, а все остальные на руках выносили инструменты в багажник: мешки использовать опасались, так как они могли порваться. Много всего, конечно, наши герои набрали, но ещё больше оставалось в магазине, который Артём Сергеевич, сориентировавшись, нанёс на карту. Затем они побывали ещё в двух универмагах, в пекарне нашли целый мешок хлеба и несколько пачек с печеньем, и на этом решено было закончить вылазку и вернуться обратно в лагерь. Была, конечно, у них мысль заскочить в автомастерскую и на АЗС, но места для дополнительных колёс, шин, домкратов и топлива в машине уже попросту практически не было. Решили заехать туда в следующий раз. На станции всё же побывали, прямо перед тем, как уезжать. Еле-еле туда пробрались: так там всё горело и рвалось в клочья. Путь пришлось искать несколько раз: дыма было столько, что от него невозможно было нигде укрыться, приходилось обходить наиболее задымлëнные участки. -Были бы противогазы — ноль проблем,— Прикрывая рот рукой и дьявольски кашляя, сказал директор. Четыре пары глаз практически одновременно уставились на него, но никто ничего больше говорить не стал. На перрон они вышли не сразу, но всё же лучше поздно, чем никогда. Всë горело. Горело страшным пламенем, и не было от этого пламени никакого спасения. Строения на перроне, составы, навечно замершие на путях — горело абсолютно всё. Крыши у вагонов уже видно не было. Всё горело и всë сгорит. Сгорит в огне развязанной неизвестно зачем войны. Возвращались герои подавленными. С трудом, кашляя и задыхаясь, они шли по тому пути, по которому прошли ранее. Такими же подавленными они сели в машину и поехали. Время — 14:00, они выехали из города, и их взору открылись бескрайние сухие поля, от которых шёл в воздух дым, правда, не такой густой, как в городе: сухая трава начала кое-где тлеть. А земля стояла действительно сухая словно порох: дождя не было уже почти две недели, а тот, что прошёл в последний раз, был совсем небольшим. Покапало с полчасика и всё закончилось. Теперь тринадцать километров до лагеря осталось, минут пятнадцать — и они уже на месте будут, дома. Эх, дом, милый дом ... -Твою мать, это что за хрень?! — Вдруг вскричал подполковник и резко вывернул руль на левую сторону. Андрей, сидящий рядом, больно стукнулся скулой о приклад, но автомат из рук не выпустил. Машина, взвизгнув тормозами, резко ушла влево, и её даже, как Андрею показалось, немного занесло. Он толком даже не успел испугаться, но когда случайно, мельком, выпрямляясь, он заметил глаза директора, и в этих глазах он прочёл дикий страх, ужас — Андрей испугался. Когда сзади что-то начало ломаться, падать, верещать и скрежетать (будто бы в складском помещении музыкального театра, которое было забито музыкальными инструментами под завязку, контрабас упал сверху на стопку скрипок) , Андрея будто бы ударило током изнутри: -Пацаны, вы в порядке? — Срывающимся голосом спросил он, беспокойно оглянувшись назад: ему показалось, что живых на заднем диване не осталось. Но нет, все были целы, только на бок завалились. Электроник зубы стиснул с выражением лица, будто бы ему конь на ногу наступил, держась руками за рëбра: об дверь ударился, да и Толян на него хорлшо навалился с другой стороны, а на Толяна впдь ещё и Шурик упал. У Шурика же выражение лица было такое, как будто бы он сейчас по Адлеру гулял в летний жаркий день, вышел на набережную, тут бац — подводная лодка прямо возле каменной ограды всплыла. Американская. Вот Шурик и застыл в диком шоке, раскрыв рот и выкатив глаза: до того он был удивлён. Вдобавок он чуть не придавил растерявшегося Анатолия, который тоже с случившегося в осадок выпал: сидел как кошка удивлëнная со ртом открытым и как Шурик глаза выкатил. Артём Сергеич, впрочем, вообще, похоже не пострадал, только в руль вцепился, словно белка в орех. Все были живы-здоровы, Андрей выдохнул. Но расслабляться было рано: -Ещё! — Снова выворот влево, только на этот раз намного резче, Андрей чуть со своего места не вылетел, удержался, а вот автомат всё же выпустил. Артём Сергеевич головой об боковое стекло ударился, на заднем диване пацаны синхронно охнули на этот раз (в прошлый промолчали). Автомат Андрея, громко обо что-то или об кого-то стукнулся со всей силы (судя по звуку) и куда-то исчез из поля зрения. Хлоп! — Никто ничего не успел подумать, как новый, третий рывок, сопровождающийся оглушительным взрывом, поставил всё на голову. В буквальном смысле. Андрея снова тряхнуло, со всей дури приложился макушкой не то об крышу машины, не то обо что-то ещё — мир перед глазами завертелся, закрутился и куда-то помчался. Андрея вжало в сиденье, словно его тело к этому несчастному сиденью прижимали железными тисками, ещё парочку раз знатно тряхнуло, крутануло, перевернуло, куда-то наизнанку вывернуло — и снова головой приложило обо что-то. Тупая ноющая боль в затылке будто бы заставила закрыть глаза. "Ща, я только на секундочку",— Подумал Андрей, повинуясь приказу своего тела. Проваливаясь, увидел как сквозь пелену Артëма Сергеевича, откинувшегося на спинку кресла. Его руки безвольно висели, глаза тоже были закрыты, из под носа текла двумя струйками на верхнюю губу кровь. "Чë за ...",— Подумал Андрей, погружаясь в темноту. Его уже ничто не трясло и никуда не переворачивало. Его будто бы что-то держало, но держало что-то мягкое, и осторожно не давало ему пошевелиться. "Чт ... А ... Кхх-кргх ...",— Как он ни старался правильно выговорить фразу "Чë за хрень?", из его горла вылетал лишь какой-то непонятный нечленораздельный хрип. Наконец, он полностью погрузился в темноту и был уже не в состоянии, как бы ни пытался, выплыть оттуда обратно на свет. "Странно ... Такое чувство, будто бы меня что-то укутывает ..." Внеземной кайф, лëгкость пушинки во всём теле и нежное прикосновение чьих-то мягких тëплых рук ... "Л-Лена? ...",— Руки исчезли. Темнота. "Я что ... Умер? Умер, да?" Машина, несколько раз перевернувшись, встала снова на колëса, и более не двигалась. От капота тянулся вверх лëгкий дымок. Задул ветер.