Звезда Гермеса

      Куинни Голдштейн опаздывала. Возможно, это было гигантским преуменьшением, но способностью влиять на пробки, она не обладала. Хотя порой ей этого очень хотелось. К тому же «Атлантида» располагалась ещё и слишком далеко от метро, чтобы рисковать пройтись по влажному асфальту в атласных туфельках, нежно любимыми с грандиозной распродажи на Пятой авеню.       Завитые золотые локоны весело подпрыгнули, когда женщина выскочила из такси, напоследок послав воздушный поцелуй водителю. Рубеус Хагрид, несмотря на внешний вид, был одним из самых дружелюбных людей, встреченных ею в Британии, и не раз выручал Куинни в любое время суток.       А ещё Хагрид не лез в душу и, когда нужно, мог помолчать или отвлечь разговорами о своих питомцах. Этим он невольно напоминал о другом любителе животных, который, по слухам, писал в Африке очередную книгу о ветеринарных заметках под руководством своей жены и по совместительству сестры Куинни — Тины.       — Мисс Куинни, — улыбнулся один из охранников, запуская механизм карусельной двери.       — Опаздываете, — добродушно пожурил куда более знакомый Джонни, протягивая руку за в спешке сброшенным пальто.       — Спасибо, мальчики! — помахала Куинни, готовясь к забегу по ступеням на второй этаж.       Плюсом хороших отношений с коллегами была возможность проходить через центральный вход в любое время суток. Запасной выход заведения располагался в переулке, сделавшем честь любой фотографии из колонки криминальных новостей. И независимо от погоды у чёрного выхода царила возмутительная сырость. Хотя этим грешила половина улиц Лондона.       Перед кабинетом Персиваля Куинни притормозила, пригладила чуть сбившийся розовый костюм и, нацепив самую лучезарную улыбку, дёрнула ручку.       Ручка не поддалась.       Улыбка дрогнула, но надежда умирала последней. Грейвс закрывал дверь, когда отсутствовал в казино или когда находился в кабинете Гриндевальда, если тот требовал отчёт.       Знакомые ноты одеколона, витающие в воздухе, намекали, что стоит вооружиться кофе и просто подождать.       — Мисс Голдштейн… — деланно равнодушный голос за спиной заставил похолодеть. Персиваль обладал тем самым неприятным умением руководителей, которое всегда выбивало Куинни из колеи. Тяжёлый взгляд, сейчас буравящий затылок, добавлял на плечи фунты неподъёмной вины, хотя секунду назад виноватой Куинни себя совсем не чувствовала. — Если вы намерены приходить на работу к полудню, присмотритесь к вакансии официантки. У нас как раз освободилась одна.       Не сразу вникнув в смысл фразы, Куинни замерла, когда мужчина протянул руку, запирая её между собой и дверью.       Секунду спустя щёлкнул замок, и Персиваль толкнул полотно пальцами, прижав их к косяку:       — Проходите.       Внутрь Куинни вошла уже с лёгкой улыбкой, предвкушая, как Персиваль смягчится, когда они останутся наедине.       Однако сегодня привычный сценарий дал сбой: гневная морщинка между чёрными бровями и не думала разглаживаться. Желание поднять руку и убедиться, что же за мысли витают в голове вечно заваленного работой мужчины, на секунду стало нестерпимым, но Голдштейн не собиралась нарушать взаимовежливый уговор, заключенный с Грейвсом.       Их первую встречу, организованную Гриндевальдом в Австрии пару лет назад для проверки, как он тогда выразился, лояльности “невероятно ценного актива”, нельзя было назвать знакомством в полной мере. Геллерт мгновенно уловил напряжение между повернувшим голову Персивалем и впорхнувшей в кабинет Куинни, но вежливо не стал интересоваться причиной ни у замершей дамы, ни у едва прищурившегося мужчины.       И тогда Куинни, наконец, лично убедилась в правдивости слухов о том, что безукоризненный агент Персиваль Грейвс, оды которому пела её сестра всё время учёбы в Куантико, умело игнорирует правила приличия в угоду себе.       — Мисс Голдштейн, — он едва заметно кивнул, не давая Гриндевальду представить её по всем правилам. — Я не сомневался, что ваш талант в итоге найдёт достойное применение.       В тот момент губы Куинни растянулись в настолько неестественной улыбке, что не поверил бы и ребёнок.       Честно говоря, о Персивале, от дотошности которого кровь стыла в жилах, Куинни не чтобы не хотелось вспоминать — не было причин. Они едва обмолвились десятком фраз за пару лет, пока “младшая сестра той самой Голдштейн” работала в бюро девочкой на побегушках, прежде чем стала пособницей одного из самых разыскиваемых преступников Европы.       Гриндевальд не стал ещё больше нагнетать сгустившееся напряжение и предложил Куинни лично убедиться в искренности его нового сотрудника.       — Я не кусаюсь, мисс Голдштейн, — со вздохом произнёс Персиваль, наконец, поднимаясь из кресла, и без намёка на улыбку протянул руку.       Куинни, которая никогда не любила не то что предсказания — даже бесполезные гороскопы, в тот момент предельно ясно поняла, что погружение в сознание такого человека не может пройти гладко.       Преувеличенно бодро она попросила переместиться на диван и, дождавшись, пока не высказавший никакого недовольства мужчина откинется на спинку великолепного голубого монстра времён Бидермейера, стянула шёлковые перчатки, без которых уже не могла представить свою жизнь.       Благодаря Геллерту у Куинни не было недостатка в практике погружения в чужие мысли. Его-то уж точно не интересовало, что станет с человеком после того, как менталист-недоучка вытащит из вскипевших мозгов все нужные сведения.       Но именно череда живых трупов, которые в любом случае не выжили бы после предательства Гриндевальда, дали таланту Куинни расцвести, отточили его, как острый клинок и, наконец, превратили в бомбу с не знающим сбоя пультом управления.       Конечно, никто не удосужился предупредить Голдштейн о таланте Грейвса, которому — в отличие от неё! — перчатки были не нужны. Или же поглядывающий с любопытством Гриндевальд просто хотел развлечься, доставляя людям перед ним пару мучительных минут. Куинни успела лишь сдавленно выдохнуть, провалившись в бездну по имени Персиваль Грейвс, который в то же мгновение увидел все беспокойства её тела и, словно призмой, преумножил их в сотню раз.       Если Геллерт и искал в бывшем агенте второе дно, то Куинни, с трудом отделившая сознание от своих и чужих ощущений, ничего не нашла. Грейвс вопреки обманувшему его бюро рискнул перейти на другую сторону, чтобы спасти единственного родного человека, о наличии которого узнал меньше года назад.       Убедив Геллерта, что Персиваль будет верен ему, пока соблюден договор, Куинни выпорхнула из кабинета, доцокола в ещё не разношенных дизайнерских туфлях до первой гостевой комнаты и ввалилась в ванную, обливаясь никому ненужными слезами.       Из сотен людей, мозги которых ласково или не очень выпотрошила главный менталист Гриндевальда, Грейвс был первым, кто так же, как она, был готов на всё, чтобы защитить близких. Даже если они не хотели его знать.       Сердце Голдштейн обливалось кровью от невозможности рассказать Грейвсу, что его сын уже почти год не помнит финал недолгого общения с бескомпромиссным агентом ФБР.       Человек Гриндевальда так филигранно стёр мальчику память, что тот даже не представлял, что с Грейвсом их связывает больше, чем дело, касающееся информационной безопасности. Бедный Криденс, который проникся доверием к холодному, но побещавшему ему защиту Персивалю, теперь опасался его, как и любых других людей во всём мире.       Но, по крайней мере, сына Грейвса взял под крыло Соломон, а не Гриндевальд. Последнего талант подростка не интересовал настолько, чтобы влезать в дела давнего партнёра, поэтому оставалась надежда, что мальчик продолжит совершенствовать преступные наклонности в сети и избежит реальных ужасов подпольного мира.       Какое-то время после той встречи Куини с Персивалем присматривались друг к другу исподтишка. Грейвс следил за прозрачностью и законностью части бизнеса Гриндевальда, а Куини числилась изредка приходящим консультантом, когда Геллерт сомневался в искренности оплошавших, но ценных сотрудников. Платил признанный маньяк более чем щедро, всегда оставался безукоризненно вежливым и, если опустить тот факт, что женщину никто не вынуждал присутствовать при кровавых расправах, которые имели место быть… Геллерт Гриндевальд мог считаться идеальным работодателем по мнению Куини Голдштейн, ещё к 18 годам уставшей от тупости, однообразия и похоти мужчин и чуть более разнообразного недовольства женщин.       Словом, Куинни нравилось работать по свободному графику, ездить в красивые страны и посещать выставки, дегустации и дизайнерские бутики по всему миру, выведывая точные сведения об артефактах, которые Гриндевальд приобретал не всегда законными способами после разведки очаровательной мисс Голдштейн.       Всё было прекрасно в своей зыбкости, пока Геллерт не открыл казино, в которое Куинни влюбилась глупо и безнадёжно, с лёгкостью, которую привыкла только изображать.       «Атлантида» с первых минут очаровала её спокойной роскошью и золотыми деталями ар-деко, которые дизайнеры гармонично вплели в просторные бело-голубые залы, подарив казино ни на что не похожую атмосферу древней загадки и настоящего сокровища.       Геллерту понадобилось едва ли пара минут, чтобы заманить Куинни на должность менеджера персонала. Убеждённая мыслями Гриндевальда, что «Атлантида» останется более чем законным детищем, которое он намерен оберегать по мере сил, Куинни почти сразу подписала годовой контракт и начала работу в непосредственной близости от Персиваля, с которым, как оказалось, можно было найти общий язык. Хотя и тянуло это достижение на получение редчайшего значка скаута за выдержку и терпение.       И, как бы банально это не звучало, сошлись они на почве любви к работе. Персиваль в принципе был трудоголиком до мозга костей, а Куинни в частном порядке обожала казино и при необходимости была готова вникнуть в финансовые отчёты, договориться с поставщиками или дать блистательное интервью, очаровав журналистов до розовых соплей. Искренняя любовь новоявленного менеджера к «Атлантиде» подкупала всех.       Колонну, которую Голдштейн каждый раз поглаживала, проходя к залу отдыха, сотрудники и вовсе прозвали Галатеей.       Спустя пару недель мучительных обсуждений на невероятно жёстких стульях в обители Грейвса Куинни принесла с собой подушку и под насмешливым взглядом высказала, что та останется в кабинете несмотря ни на что. В ответ Персиваль, едва дёрнув бровью, сообщил о свободной полке в закрытом шкафу. Если Грейвс и ожидал смущённого отказа, то глубоко ошибался. Голдштейн перетащила на выделенную полку ещё пару подушек и пушистый плед. Как мужчина мог спать на жёсткой софе, чудом затесавшейся в кабинет, до сих пор оставалось для заботливой Куинни загадкой.       Дверь за спиной хлопнула, заставив женщину подскочить в лёгком испуге.       — Не будем тратить время, — сообщил Персиваль и прошёл мимо, бросая зажатую подмышкой папку на стол. Оперевшись бёдрами на его край, мужчина сложил руки на груди, вперив в Куинни тёмно-карие глаза. — Вчера одна из твоих сотрудниц подмешала в напитки гостей наркотик.       Едва вернувшаяся на лицо улыбка Куинни померкла. Она уставилась на Персиваля, подмечая следы бессонной ночи: зализанные гелем волосы чуть растрепались, к привычным синякам под глазами добавились воспалённые белки, а галстук в кои-то веки был приспущен. Пиджак Грейвс тоже оставил где-то в другом месте и теперь красовался в плотном жилете, всегда напоминавшем Куинни аналог пуленепробиваемой брони. Закатанные рукава, видимо, вчерашней, слегка замявшейся рубашки демонстрировали сильные руки, увитые выступающими венами.       — Тебе есть, что сказать? — пальцы мужчины в нетерпении отстучали рваный ритм по предплечью. — Куинни?       — Я… — она на секунду растерялась, представив масштаб катастрофы. — Никто не думал о наркотиках вчера, — голос дрогнул, когда она до боли впилась ногтями в ладонь. Кожаные перчатки были сняты ещё в машине, а вот запасная пара шелковых лежала в кабинете, до которого ещё предстояло дойти. — Я бы не промолчала, если увидела такое. Правда. Это ведь…       — Я верю, — перебил Персиваль, массируя переносицу. — Но тебе придётся очень постараться убедить Геллерта. Никто не показался вчера подозрительным?       В голосе Грейвса отчётливо плескалось раздражение. Непонятно то ли из-за того, что она проглядела подобное, то ли из-за ситуации в целом.       Куинни обхватила себя за локти, вспоминая. Упоминание Гриндевальда не слишком помогало. Конечно, Куинни была ответственна за поведение нереид, ставших почти визитной карточкой «Атлантиды», но вчера она на прощание обняла всех сотрудниц, пожелав им прибыльной ночи. Ни у кого и в мыслях не было отходить от рабочих обязанностей ради жажды наживы или из-за каких-то угроз.       Собравшись с мыслями, она медленно перечислила всё, что беспокоило вверенных ей девушек: у Бетти бабушка попала в больницу, но страховка покрыла лечение, Стейси хотела отправить сестру в колледж подешевле, но та получила стипендию, а Клара не знала от кого беременна, но у неё было достаточно накоплений, чтобы воспитать малыша одной, как когда-то поступила её мать.       Закончив, Куинни беспомощно посмотрела на явно неудовлетворенного ответом мужчину:       — Я не заметила ничего необычного, Персиваль. Прости.       — Я понимаю, — устало вздохнул Грейвс, затем ненадолго задумался о чём-то, заиграв желваками, и, наконец, произнёс. — Куинни, слушай меня внимательно. Сейчас ты выйдешь из кабинета и, ни с кем не общаясь, спустишься в подвал.       Куинни непонимающе склонила голову.       Персиваль дал ей время обдумать его слова и, когда искра понимания и страха зародилась в её глазах, повторил:        — Ты спустишься в подвал. И по дороге подумаешь, в какие ещё интересные ситуации попали твои девочки. Осмотришься внизу, узнав, кто из них больше не выйдет на смену. И затем поднимешься в кабинет Гриндевальда. Если обзаведешься по дороге группой поддержки — прекрасно.       — Н-но… Я, правда, должна…? — Куинни обеспокоено искала выход из сложившейся ситуации, раз за разом возвращаясь взглядом к застывшему лицу мужчины. Персиваль мог просто сказать, кто из девочек… больше не выйдет на смену. Ей не обязательно было спускаться в эту ужасную комнату.       Грейвс чуть понизил голос и уверенно заявил, не совсем верно истолковав её беспокойство:       — Гриндевальд не будет избавляться от тебя.       Куинни криво улыбнулась. Конечно, Геллерт слишком ценил её талант. Смерть ей грозила если бы случилось что-то совсем из ряда вон. В голову, как назло, не приходило ничего конкретного. По части масштабных выходок пальму первенства безоговорочно удерживала Мелисса. Между прочим нередко оттягивая этим внимание недовольного чем-то мужчины.       Но Куинни в любом случае не хотела, чтобы кто-то пострадал по её вине. К тому же, вчера действительно никто не замышлял что-то недоброе. Девочки как обычно шутили, сплетничали и думали о том, с кем будут добираться до дома в рассветные часы.       Транспорт казино не предоставлял, но часть сотрудников добиралась на своём, часть жила в одном районе и совместно оплачивала такси, а нереидам из ночной смены и вовсе не запрещалось задерживаться, завтракать и отправляться по домам засветло. Джонни, Уилл, Вальтер и Ромеро, попарно ответственные за обход территории вокруг казино, сопровождали девушек до открывшегося метро и следили за тем, чтобы на ближайших улочках не наблюдалось ненужных проблем. Даже Персиваль, скривившись, признавал, что легче всего заполучить лояльность органов, обеспечивая безопасность и спокойствие на прилежащей территории.       — Куинни, ты должна спуститься туда одна, — Персиваль подошёл ближе и сжал пальцами её плечо, возвращая в реальность. — Геллерт прекрасно знает о том, как ты не переносишь трупы. Когда вернёшься, он не будет мучить тебя больше. Сегодня ему и без того есть на кого направить своё недовольство. Ты поняла?       Куинни не нужно было повторять ещё раз. Она кивнула, скомкано попрощалась и, стараясь не смотреть на Персиваля, медленно повернулась, рассматривая носки своих туфель, но не видя их.       Куинни не любила покойников. Даже полуживой к её появлению наёмник или обмякшее, пускающее слюни тело после грубого сеанса легименции не вызывали в ней тот ужас, который порождал любой, даже самый свежий и целый труп.       Если бы она могла прикоснуться к кому-либо сейчас, сбежав от собственного разума... Короткая прогулка с мыслями о ждущем внизу теле девушки, которую Куинни вчера обнимала, перспектива встретиться с обледеневшим, обезображенным трупом и понимание того, что это не худшее наказание, которое мог придумать Гриндевальд за то, что не доглядела… Всё смешалось в горячий клубок страха, горечи и малой толики благодарности.       И, конечно, впереди ещё ждал неминуемый разговор с Геллертом.        — И Куинни, — окликнул Персиваль, когда она взялась за ручку двери. — Если тебя не затруднит, посмотри, не обронил ли я там запонку. С утра не могу её найти.       Лёгкое раздражение на совершенно несвоевременную просьбу придало сил. Женщина рассеянно кивнула, поджав губы, и уже увереннее вышла в коридор.

***

      У входа в холодильный зал вроде бы совсем случайно прогуливался один из охранников. Куинни не знала, должна ли говорить о том, кто её послал и почему, но мужчина избавил её от сомнений, сообщив, что его предупредили.       Не дав себе замереть истуканом перед совсем не страшной чёрной дверью, Куинни с наигранной решительностью толкнула её, заходя внутрь. Звук каблуков стих, едва женщина увидела на столе тело, почему-то прикрытое пледом из медблока.       Немигающий взгляд Голдштейн не сразу заметил тоненькую бордовую трубку, идущую к пакетами с кровью, подвешенными на металлическую стойку. Прижав руку к пропустившему удар сердцу, Куинни выдохнула и мысленно пожелала Персивалю нарваться сегодня на просроченное блюдо. Он мог предупредить, что кто-то оказался ранен, а не надеяться, что она поседеет ему в масть!       Уже спокойнее подойдя к столу, Куинни вновь почувствовала, как в груди что-то сжалось.       На столе лежала Мелисса.       Если цветочек Гриндевальда пострадал не по его воле, а из-за событий сегодняшней ночи, то недовольство мужчины грозило ураганом обрушиться на всех причастных.       Со вздохом оттягивая неизбежное исследование холодильных камер, Куинни пригладила торчащие под разными углами чёрные пряди. Мелисса нравилась ей по многим причинам. Особенно трепетно Куинни хранила в памяти эпизод урезонивания Винды Розье. Коварная француженка, несколько лет претендовавшая на постель Геллерта, попортила его последовательницам слишком много крови. Возникшая же из ниоткуда Трувер быстро поставила в этом вопросе жирную точку.       Любопытство, смешанное с беспокойством, заставило Куинни осторожно приподнять плед, чтобы осмотреть повреждения. Побуревшая чёрная рубашка под кожаной курткой наводила на неприятные размышления, но не говорила ни о чём конкретном.       Мелисса со своей почти белой кожей сейчас как никогда напоминала Куинни Белоснежку. Сама Кунни почему-то примерила на себя образ пришедшей проверить состояние падчерицы мачехи. Хотя это было не так уж удивительно. По самым смелым подсчётам черноволосая бестия была младше лет на пять, но порой выглядела так, будто едва окончила школу, пробуждая в Голдштейн что-то странно напоминавшее материнский инстинкт. Этому способствовало и местами не слишком взрослое сознание Трувер, которое и не думало меняться.       Куинни долго гадала в чём секрет и почти не изменившейся за пятнадцать лет внешности Геллерта, приметные морщины которого с появлением Мелиссы то почти пропадали, то появлялись вновь. Кто-то более романтичный списал бы на вспыхнувшие чувства, но Голдштейн помнила папку с профилем Гриндевальда: мужчину не за холодные глаза квалифицировали садистом. Он не вступал в длительные отношения и, как считалось, не умел любить, зато умел наслаждался жизнью.       Использовал ли Геллерт чей-то дар или артефакт для “консервирования” тела, которому в прошлом году исполнился 71 год, было не так важно. То, что он поделился подобным средством с женщиной, которую держал так близко и так долго, говорило само за себя. Или же это говорило о предпочтениях Гриндевальда.       В любом случае, выходки “хорошей девочки” каждый раз вызывали у Куинни подозрения на прогрессирующий мазохизм.       Мелисса на столе дёрнулась и повернула голову, сощурив невозможно зелёные глаза.       — Как ты? — мягко улыбнулась Куинни и вновь пригладила торчащий вбок чёрный локон. Парики Мелисса, наоборот, зачастую выбирала с прямыми и очень послушными волосами. И очень редко цвет волос или глаз совпадал с оригинальной внешностью Трувер.       Облизав губы, любимица Гриндевальда сморщилась и пробормотала что-то о слишком жёсткой постели и какой-то заботливой сволочи. Затем взгляд пострадавшей скользнул по трубке, и ,откинув плед, она второй рукой ощупала воткнутую иглу, надежно закрепленную медицинским скотчем.       Поняв намерения заковырявшей пластырь Мелиссы, Куинни засуетилась:       — Лежи-лежи. Я помогу.       Гриндевальд считал, что все его ценные сотрудники обязаны обладать некоторыми общими знаниями в медицине. Зачастую это касалось наложения жгутов, работы с простейшим медицинским оборудованием и заучивания десятка доступных лекарств, на которых можно было протянуть до получения квалифицированной помощи.       После разностороннего обучения крохотная иголка не вызывала в Голдштейн и намёка на ужас. Женщина перекрыла подачу крови из почти сдувшегося пакета, присмотрела в изголовье стерильные салфетки и, не слушая возражений, прихватила локоть Мелиссы, ловко выдернув иглу и прижав ватку с антисептиком.       В голове ожидаемо раздался приглушённый гул чужих мыслей.       Грейвс не мог не подложить свинью.       Яркая мысль вспыхнула перед глазами Куинни, заставив неловко проморгаться.       — Кто тебя так? — решила помочь Голдштейн, давая мыслям Мелиссы направление.       Вопрос был более чем безобидным. Куинни всё равно в подробностях расскажут о неприятностях, которые принесла одна из нереид, заставив их менеджера по максимуму прочувствовать ответственность. Однако в мыслях Мелиссы промелькнули смазанные образы ржавого ангара, и Куинни с удивлением поняла, что не только Геллерт и Персиваль способны ставить своеобразную ментальную защиту.       — У меня нет глаз на затылке, чтобы опознать будущего смертника, — всё-таки прохрипела пострадавшая, концентрируясь на ощущениях потрескавшейся пустыни во рту. — Геллерт здесь?       Куинни сочувствующе улыбнулась. Методы, к которым прибегал Гриндевальд для управления персональным стихийным бедствием, вызывали у части посвященных сотрудников искреннюю жалость.       Мелисса тем временем в красках представила лоджию в цветах и приступила к мысленному перечислению всего, что знала о многочисленных видах растений.       Отслеживающая пульс Голдштейн попросила проследить за пальцем и, не получив должного внимания, заинтересованно склонила голову на бок:       — Что ты делаешь?       — Стараюсь не думать о белой обезьяне.       Светлый локон скользнул на лоб Куинни, и она отбросила его с нервным смешком:       — Не переживай, я умею хранить секреты.       Раздумывать над тем, что хочет спрятать Мелисса Куинни не собиралась. Это могли быть воспоминания о наказаниях или расправах Геллерта, которым та стала свидетельницей.       И всё же маленькое сомнение царапнуло изнутри. Раньше Мелисса не боялась обнимать её и делилась восторгами по любому поводу. Но и Куинни почти не сталкивалась с ней сразу после опасных происшествий. Видимо, в этом и крылся секрет. Мелиссе просто стоило дать прийти в себя.       — Всё будет хорошо, — женщина осторожно погладила её по голове, с каким-то затаённым восторгом наблюдая, как чёрный вихр вновь восстаёт против законов гравитации.       Ты ещё никогда так не напоминала воспитательницу в детском саду. Не то, чтобы Мелисса его посещала, а Гарри помнила.       Мелисса замерла и мысленно чертыхнулась.       В конце концов, я завалилась на втором десятке встреч по совершенно идиотской причине. Однозначно стоит прикончить Персиваля. Или трахнуть. Хотя последнее Геллерт запретил.       Голдштейн застыла, разглядывая ничем не примечательную серую стену над одним из холодильников.       Новое имя на миг приоткрыло в разуме Мелиссы папку с информацией, напоминающей так любимые Персивалем досье и таблицы, но яркая вспышка эмоций хлопнула воображаемой дверью, вновь оставив Куинни наедине с собой.       Голова под рукой качнулась, уходя от прикосновения.       Сглотнув ком в горле, Куинни отвела глаза, прежде чем прошептать:       — Можем сделать вид, что ничего не было.       Мелисса (или как? Гарри?) медленно приняла сидячее положение и усмехнулась. Немигающий взгляд почти светящихся зелёных глаз пригвоздил нервничающую Куинни к полу. Странная дрожь поднялась по позвоночнику, пошевелив волосы на загривке.       Куинни не знала, не понимала, как реагировать на внезапное открытие.       Радоваться, что цветочек Гриндевальда обзавелась прошлым? Сочувствовать, что теперь у неё есть аналог нормальной жизни, на которую она может ориентироваться? Переживать, как давно это произошло?       А знает ли Геллерт? И как много смогла вспомнить Мелисса? А что из себя представляет Гарри?       Голдштейн хотела заткнуть уши ладонями, замотать головой и заявить, что она не хочет ничего знать. Её устраивали обычные посиделки в баре с улыбчивой куколкой, способной устроить бедлам на пустом месте, и отсутствие угрозы со стороны Гриндевальда.       Рой множащихся мыслей грозил обернуться головной болью, и Куинни потёрла лоб, разрывая зрительный контакт.       Нахмурившись, Мелисса скинула куртку и принялась расстёгивать рубашку, чтобы снять осточертевший скотч и всё ещё неприятно влажные бинты. Пропитавшийся рукав, напротив, подсох и практически прилип к коже. Майка тоже была испорченной, но едва ли среди чистящих средств хранились запасные комплекты одежды, так что приходилось терпеть.       Куинни потёрла озябшие пальцы, понятливо достала из-под стола пачку влажных салфеток и преувеличенно бодро улыбнулась:       — Знаешь, когда мы встретились, ты напугала меня до чёртиков, — по правде говоря, Мелисса пугала не только при знакомстве. Иногда что-то Гриндевальдовское проступало, как сейчас, наружу, перекраивая лукавую улыбку в настоящий оскал.       Трувер бросила на неё заинтересованный взгляд, на пробу оттягивая крепко держащуюся за кожу ткань:       — Да. Я видела видео. — Что ж. Геллерт был более чем предусмотрителен, сохранив доказательства того, какой могла остаться Мелисса без его помощи. — Ножницы здесь есть?       — Ох, — Куинни шустро присела у контейнера и вскоре протянула требуемое рукояткой вперёд. — Геллерт показал тебе?       Мелисса закусила воротник и натянула рукав, облегчая работу лезвиям, пока тщательно подбирала слова.       Куинни же смутно припомнила образ девушки-овоща, которой стёрли память, решив начать с чистого листа. Голдштейн опасалась погружаться в разум безумцев, и Гриндевальд не стал настаивать, поручив лишь проконтролировать зарождение сознания в обновлённой “Мелиссе”, с которой вернулся в родовой замок после очередного вылета на международный аукцион.       Получалось, Геллерт не скрывал, что амнезия цветочка была на его совести. Но судя по тому, насколько вменяемой “выросла” Мелисса, решение оправдало себя целиком и полностью.       И особо недовольной Трувер никогда не выглядела. И обычно болтала без умолку, поэтому сейчас её неразговорчивая версия изрядно сбивала с толку.       Ножницы прекратили терзать рукав и легли на стол, спрятавшись в складках пледа.       — Я была экспериментом, — наконец произнесла Мелисса, медленно отлепляя присохшие куски ткани. — Величайший металлист Куинни Голдштейн ничего не теряла при неудаче. И очень хотела попробовать.       — Так же как и помочь, — возразила женщина.       — Фрагменты старых воспоминаний, — будто нехотя бросила Мелисса и тут же закусила губу. — Можешь убрать их? Я не хочу бояться темноты или замкнутых пространств. Это просто нелепо.       Куинни на секунду прикрыла глаза, поняв, что Мелисса не обладает всей информацией, и вместо недавнего страха ей овладело всепоглощающее сочувствие. Даже если Мелисса притворялась ходячей проблемой большую часть времени, а, вероятно, так оно и было, она испытывала нервы окружающих лишь потому, что этого хотел Геллерт. В конце концов, Трувер много лет наблюдала за Гриндевальдом. И была одной из тех, кто оставался вместе с ним за закрытыми дверьми.       Поразмыслив над неловко озвученной просьбой, Голдштейн не сдержала обречённого вздоха. Судя по всему, Геллерт не распространялся о границах её дара: Куинни могла читать память, но никак не стирать. Если Мелисса искала помощи с нежелательными фрагментами воспоминаний, ей стоило обратиться к Гриндевальду напрямую, потому что личность подчинённого с навыком амнезии оставалась для женщины загадкой.       “Великий менталист”, будто в пику своему дару, предпочитала о многом догадываться, но не знать наверняка.       — Прости. Насколько я знаю, нельзя стереть дважды одно и то же, — Куинни взглянула на золотые часики и встрепенулась. — Может, поговорим об этом позже? Мне ещё нужно отчитаться, и тебе, наверное, тоже стоит показаться Геллерту.       — Едва ли он спустится в подвал от беспокойства, — пожала плечом Мелисса. — Персиваль знает своё дело.       Голдштейн согласно кивнула, наконец, получив объяснение местонахождению Трувер.       Возможности Грейвса были поистине уникальны. И судя по тому, что гардероб Персиваля был до ужаса однотипен, мужчина умело скрывал, как часто он пользуется своим даром. За пару месяцев Куинни заметила испорченный пиджак и две сорочки, но не обольщалась, что их не могло быть больше. Получалось, что к бессонной ночи у мужчины добавился сеанс переноса ранения, из-за которого живучей Трувер понадобилось переливание. Раздражение на Грейвса спешно увяло.       Когда Мелисса закончила терзать ножницами рубашку, наступила очередь компресса. Куинни круглыми глазами проследила, как Мелисса подцепила на груди краешек строительного скотча и дёрнула, чуть морщась. Пять криво перекрывающих плечо полос просто кричали об отсутствии стерильности и времени. Судя по ворчанию об удобстве работы с одной рукой, Трувер занималась перевязкой сама.       Куинни засуетилась, решив заняться предварительной уборкой. Тина всегда шутила, что стихийно организованная борьба с пылью или нашествие муки на кухню лучше любого детектора определяли, что сестре необходимо собраться с мыслями. Куинни с этим не спорила и не собиралась отказываться от привычных ориентиров, чтобы свыкнуться с потоком информации, обрушившимся на неё сегодня.       К счастью, Мелисса больше не задавала вопросов, постепенно увеличивая на столе окровавленную кучу мусора. С последней лентой скотча с плеча оторвались сложенные рулоны бинта, которые выполняли роль плотного компресса. Вооружившись влажными салфетками, Трувер с завидным спокойствием принялась счищать засохшие подтёки у шеи.       В контейнере под столом обнаружились медицинские перчатки и рулон плотных чёрных мешков. С щелчком натянув одноразовые перчатки, слегка нервными движениями Куини оторвала один мешок и закинула в него использованное оборудование. Наполовину полный пакет с кровью едва слышно булькнул, отправившись к своему пустому собрату. Прикасаться к испачканным бинтам, ткани и скотчу Куинни пока не решилась.       Мелисса же, едва оттерев плечо, откинула плед и спустила ноги на пол, отрапортовав:       — Стены и пол не кружатся, зрение не скатывается в чёрно-белый спектр, а лёгкая слабость пройдёт после сытного приёма пищи.       Куинни кивнула, чуть улыбнувшись. Теперь их разделял стол.       Обычно разводящая беспорядок Мелисса внезапно подхватила плед и принялась складывать его, видимо, решив внести своеобразный вклад:       — Напоследок. До меня были те, кто вспоминал?       — Мелисса, — только расслабившаяся Куинни наморщила лоб, драматично вздохнув.       — Потом ты скажешь не лезть в это и пригрозишь настучать Гриндевальду, — кивнула неугомонная девчонка, поняв, что период откровенности завершился. — Забей. Он итак догадывается из-за кошмаров.       Означало ли это, что Геллерт не знал о… Гарри? Мозг Куинни практически закипел.       — Не было... — Голдштейн заломила руки, старательно подбирая слова и раз за разом возвращаясь взглядом к окровавленной куче мусора. — Пациентов, кроме тебя, которым полностью стирали память.       — Значит было много других с меньшим промежутком, ммм, корректировки?       Куинни едва заметно кивнула, не решаясь озвучить цифры вслух. Да и знала ли она обо всех жертвах? Спасённых? Как назвать людей, лишённых прошлого, ради их блага или вопреки ему?       Мелисса ожидаемо уточнила:       — Они тоже спустя какое-то время вспоминали стёртое?       — Милая, — Голдштейн потёрла лоб, мучаясь от очередного запрета на раскрытие информации. Подставлять сестру, если Геллерт прознает — а когда-нибудь это неизбежно случится — Куинни не собиралась. — Твой случай уникален. Но никто не заинтересован в том, чтобы ты страдала. Поверь, возвращение памяти ещё ни у кого не проходило… бесследно.       Мелисса обиженно надула губы. В голове Куинни вспыхнуло дурацкое воспоминание, как в начале их встреч она вручила хлопающей глазами девушке сахарную вату, подкупив её тогда близкий к детскому разум.       На контрасте с требовательной и строгой фрау Гретхен Голдштейн казалась солнечной феей, к которой Трувер сразу прониклась самыми тёплыми чувствами. Но приветливая американка, проработав несколько лет на Гриндевальда, старалась держаться от него подальше и не задерживалась, когда тот звал проконтролировать, как развивается сознание подобранного у обочины цветочка.       Куинни же, благодарная за бесчеловечную помощь с собственным даром, улыбалась и делала вид, что у неё тоже, наконец, есть всё, о чём она когда-либо мечтала. Почти… Завести семью так и оставалось для менталиста чем-то за гранью реальности. Редкие мужчины могли держать мысли при себе, а сознание новорождённых детей состояло из такого хаоса, что Голдштейн остерегалась даже смотреть в сторону колясок с младенцами. Мелисса с её удивительно тихим и пустым разумом после “чистки” была настоящим феноменом.       Тихо вздохнув о несбыточном, Куинни вытащила из пачки ещё несколько салфеток, протирая подсохшее пятно на столе в районе плеча. Конечно, стоило поискать в контейнере нормальное средство и разобраться с этим за пару секунд, но она всё равно собиралась задержаться у раковины на десять или двадцать минут. Текущая вода всегда помогала избавиться от ненужных переживаний.       Первая пара салфеток отправилась в мешок, оттерев едва ли половину.       — Наверное, ты единственная, кто верит в существование заботливого Геллерта, — тихо хмыкнула Мелисса, сложив идеально ровный квадрат шерстяной ткани.       — Мысли честнее слов, — пояснила Куинни и тут же поправилась: — Я не говорю, что Геллерт святой, но он не всегда получает удовольствие, наказывая тебя. И он бы предпочёл уменьшить частоту…инцидентов.       Из-за обрывков мыслеобразов Гриндевальда Куинни знала, что он действительно не хотел, чтобы Мелисса страдала, а ещё не отказывал ей почти ни в чём и часто вытаскивал из неприятностей, в которые она по незнанию или из-за природного любопытства лезла с завидной регулярностью. Единственное, что мешало цветочку превратиться в разнеженное удобрение — строгие правила и наказания, в которых мужчина никогда не делал поблажек.       По мнению Мелиссы, которое та не скрывала и была готова едва ли не транслировать окружающим, у них были алмазно стабильные отношения с предельно ясными ограничениями.       Куинни предпочитала радоваться, что эти двое нашли друг в друге то, что так давно искали. С поправкой на то, что Геллерт сформировал мировоззрение партнёрши с нуля и по собственной прихоти. Совесть Голдштейн успокаивалась тем, что у Мелиссы не было будущего до полного стирания памяти.       Мысль, что в исчезнувших воспоминаниях было что-то, что могло бесповоротно сыграть против Гриндевальда, вновь потянула известную парочку ядовитых шипов.       Геллерт играюче воссоздал Мелиссу из ничего. Но также легко он мог превратить в это ничего “Гарри”.       Мелисса облизала губы, будто могла слышать её мысли и, слегка улыбнувшись, кивнула:       — Мы поговорим об этом позже.       — Не все вещи стоят того, чтобы цепляться за них, — мягко возразила Куинни, качнув головой и продолжая оттирать странно въедливое пятно.       Трувер скривилась и выложила в куче мусора из лент скотча треугольник вокруг кровавого комка бинтов. Вообразить вертикальную полосу поверх было несложно. Гриндевальд не скрывал своей увлечённости странным символом перечёркнутого треугольника с вписанным кругом.       Полюбовавшись на творение своих рук, Мелисса забрала у Куинни пакет и ловко смахнула туда большую часть мусора одним махом:       — Бесспорно. Так зачем, говоришь, тебя сюда послали?       Куинни выкинула в подставленный мешок последнюю салфетку и перчатки. На столе виднелись волнообразные разводы, которые ещё предстояло стереть аминоцидом и противно пахнущей хлоркой.       Под гудение бесперебойно работающей вытяжки Куинни с болью покосилась на морозильные ящики. Только сейчас ей пришла в голову мысль, что придётся открыть несколько, прежде чем она найдёт ожидающий её труп.

***

      Мелиссу подобные мысли не волновали. Она подошла вплотную и склонила голову, когда Куинни непозволительно долго задержалась с ответом.       Сморщившись от запаха крови, явственно идущего от Трувер, Голдштейн вкратце объяснила причину, по которой спустилась в подвал. Опасения, что придётся осмотреть несколько ящиков, внутри которых может лежать кто-то ещё, сорвались с языка куда легче.       — Ну, теперь ясно, почему Грейвс был настолько дружелюбен, — покивала Мелисса, широким шагом проходя к одной из холодильных камер, и похлопала ладонью по крышке. — К счастью, у тебя есть я. — Заметив, что Куинни не спешит приближаться, чертовка фыркнула. — Куинни, зомби не существует. Это просто труп. Представь, что это декорация из фильма ужасов. Ты смотришь какие-нибудь криминальные сериалы или любовные драмы? Там вечно кого-то убивают. Давай-давай. Быстрее посмотришь, быстрее поднимемся в уборную. Иначе я тут всё засохшей кровью засыплю. Чертовски чешется, между прочим.       Голдштейн вздохнула, с облегчением встречая привычно говорливую Мелиссу, и ещё раз осмотрела подвал. Морозильные ящики с безопасным содержимым были крайними к выходу, затем через один, если ситуация в казино не обострялась. Но ближайшие к двери не занимали никогда.       Звук поднимающейся крышки заставил Куинни поёжиться.       — Мне показалось, что тебе будет проще, если ящик будет открыт, — пожала плечами Мелисса, заглядывая внутрь. — Предупреждаю, у неё теперь раскурочено плечо. Это от меня. В остальном никаких проблем. Хотя от груди и ниже она вся завалена горошком. Готова?       Голдштейн на секунду прикрыла глаза и сделала шаг вперёд. Затем ещё и ещё. Присутствие рядом живого человека, даже такого странного, очень выручало.       Глубоко вздохнув, как перед погружением в ванну, Куинни сделала последний шаг к дыхнувшей холодом камере и шумно выдохнула, увидев Бетти. Ресницы у закрытых глаз посеребрило инеем, пухлый рот с остатками помады был чуть приоткрыт, а развороченное плечо отозвалось фантомной болью в руке. С момента работы в казино Куинни не раз ловила мысли охраны о беспорядках и разборках, закончившихся спуском тел в подвал. Но одно дело — знать о не способных думать о последствиях бандитах или сотрудниках, и другое — видеть ту, кого хорошо знала, но чьи действия не смогла предотвратить.       Мысли о весело шутившей девушке, обожавшей апельсиновые коктейли и платья с пышными юбками, затянули в круговорот сожалений, и в следующий раз Куинни пришла в себя, когда слёзы уже порядочно намочили чистое плечо Мелиссы.       Мелиссы, которой было абсолютно всё равно.       Наверное, так и должно быть, подумала Голдштейн, вновь шмыгнув носом. Близкое и продолжительное общение с Гриндевальдом грозило свести с ума, и наращивание панциря равнодушия было естественной защитной реакцией.       Это Куинни могла узнать, что было нужно, и спешно покинуть подвал, кабинет или любое другое место, в котором Геллерт организовал встречу с человеком, провинившемся в чём-либо. Мелисса же в половине случаев оказывалась неподалёку и, как ни в чём не бывало, махала на прощание менталисту, наблюдая за расправой до самого конца.       Заметив, что Куинни пришла в себя и теперь рассматривает её, Мелисса развела ладони, будто извиняясь:       — Я её всё равно не знала.       Дёрнувшись, как от пощёчины, Куинни стиснула зубы, не желая напоминать, что именно Бетти разделяла кислые пристрастия Мелиссы в баре. А бармен Джоуи ещё шутил, что их парочка вчистую подъедает остатки цедры и существенно экономит его время на вынос мусора.       — Полагаю, — Мелисса снова заглянула в холодильник. — Ты насмотрелась, и мы можем идти?       Куинни вяло кивнула и вдруг икнула.       — Отлично! — Трувер отстранила её от себя и хлопнула крышкой, заставив женщину подпрыгнуть. — Идём, я мечтаю хотя бы о нормальной мокрой тряпке. Полагаю, в раздевалку соваться не стоит? Сколько вообще времени?       Куинни взглянула на часы и, вытерев мокрые щёки, осознала, что с момента, когда она приехала в казино прошло всего сорок минут. Её рабочий день заканчивался почти через девять часов.       — Без четверти одиннадцать, — ответила Куинни, вновь икнув.       — Отлично, девочки ещё не пришли, — хлопнула в ладоши Мелисса. — Кстати, тебе нужно будет сделать им внушение? Как-то пояснить пропажу? О, а её вещи уже выкинули? Не помню, что у меня осталось в кабинете Геллерта, но кажется какое-то жуткое платье. Настоящий адский кошмар! Блёстки, стразики и ткани не больше, чем в шарфике. Хорошо, что у меня нет аллергии на масла, а Персиваль не скупится на отопление.       Под нескончаемую болтовню Куинни позволила вывести себя в коридор. В какой-то мере, женщина была благодарна, крепкой хватке Мелиссы, ощутимой на предплечье даже через плотный шерстяной пиджак. Трувер во вновь накинутой куртке кивнула подпирающему стену охраннику, сообщив о необходимости уборки, и направилась к, как оказалось, заработавшему вчера лифту.       Путь до раздевалки, совмещённой с душевой, прошёл без потрясений и ненужных встреч. Редкие сотрудники предусмотрительно не попадались на глаза, камеры, судя по негоревшим лампочкам-индикаторам, были выключены, а играющая в динамиках лёгкая музыка заглушала тихие вздохи приходящего в себя менеджера персонала.       О просьбе Персиваля Куинни вспомнила лишь у раковины в душевой, когда вид стекающей воды из крана перестал казаться чем-то сюрреалистичным, а полуголая Мелисса с мокрыми волосами пнула мусорную корзину, куда скинула к майке куртку, недовольно заметив, что ей нравились удобные заклёпки, но даже химчистка не спасёт этот ужас.       — З-запонка, — заплаканным голосом сообщила Куинни, наблюдая в зеркале непонимающий взгляд.       — Запонка?       — Персиваль, то есть мистер Грейвс, просил… — Куинни неловко замолкла, когда бровь Мелиссы устремилась вверх. От последующего подозрительного прищура зелёных глаз захотелось передёрнуть плечами. — Он сказал, что обронил её в подвале.       — А как она выглядит? — Мелисса, не спешившая накинуть полотенце на плечи и грудь едва скрытую чёрным лифчиком, засунула руки в карманы джинсов и склонила голову, о чём-то задумавшись. — Белое золото, родий и инкрустация костью?       — Н-не знаю, — Куинни была так ошеломлена перспективой спуститься в подвал, что не подумала посмотреть на вторую, которая, наверняка, осталась у мужчины.       — Значит, ты её точно нашла, — со смешком Мелисса подошла ближе и сунула ей под нос раскрытую ладонь со сверкающим аксессуаром. — Гляди.       — Когда ты?       — Секрет фирмы, — хмыкнула Мелисса. — Забирай-забирай. И когда только Персиваль стал таким смелым? — Спросила она вроде бы вникуда, а после резко развернулась, едва не боднув её лбом. — И как он в постели?       Куинни отшатнулась, больно ударившись бедром о раковину.       — Ч-что?       — Не тушуйся, я только сегодня видела его без рубашки. Ну и как ощущения? — Ехидный вопрос сменился не менее заинтересованным продолжением. — Мне всегда было любопытно, что чувствуют мужчины при оргазме. Это у тебя такая новая тренировка? “Не запутайся, кто сейчас кончает”? Эм, Куинни? Куинни!       Сбитая с толку Голдштейн что-то промямлила в ответ, оседая на пол и мечтая просто исчезнуть. Конечно, в казино не стоял запрет на отношения, хотя Персиваль и пытался продавить это правило. Однако Геллерт заявил, что ограничения зачастую только подогревают интерес, и, учитывая возрастной контингент половины сотрудников, Персиваль был вынужден согласиться. И потом не раз фыркал, когда Куини напоминала ему об этом, отыгрываясь за излишнюю строгость на работе.       Не стоило и мечтать, что Мелисса промолчит и не выскажет львенку, что два его ценных сотрудника спелись.       — Серьёзно, как это произошло? — Трувер присела рядом, не проявляя и капли беспокойства. — Хотя нет, это и так ясно. Когда?! Наверняка, уже после августа. Или раньше? У него стальные яйца, если раньше. Или ты тоже занялась йогой? У меня фигово получается шавасана. Хотя полностью погружаться в текущую деятельность я могу. О! Персиваль концентрируется на подсчёте толчков? Ни за что не поверю, что он умеет расслабляться. Или же он трахается, не снимая рубашки? Бедняжка. Какой расход на химчистке.       Мелисса продолжала задавать нелепые вопросы, кажется, совсем не нуждаясь в ответах, и Куинни попыталась переубедить её, пока не стало слишком поздно.       — Ты всё не так поняла, — она поднялась, опираясь на столешницу. Позорный обморок в программе развлечений сегодня не значился. — Послушай, между нами ниче…       — Взгляни на себя в зеркало, — фыркнула Мелисса, поднимаясь следом, и Куинни, как зачарованная, последовала совету. Отражение выглядело в равной степени испуганным и смущённым. Мелисса заправила светлый локон Куинни ей за ухо и наклонилась ближе, проникновенно и с сочувствием зашептав. — Ставлю сотню, что у него маленький член.       Краска бросилась в лицо Голдштейн, заставив возмущённо воскликнуть:       — Нет! В смысле… — она потёрла лоб, не желая признавать, что барахтаться уже бесполезно. — Я же читаю мысли, вот и…       — Конечно, поэтому при тебе он думал о том, что у него большой… — Мелисса едва сдерживала смех.       — Н-нет. В смысле да. Нет! Мелисса! Это не…       Бессовестная девчонка, обмахиваясь рукой, захихикала, и вытерев слезу, выдала ещё более ужасную фразу:       — Хотелось бы сказать, что “мы сделаем вид, что ничего не было”, но, не пойми неправильно… Персиваль не стал бы спать с тобой, не сообщив Геллерту.       Куинни снова сбилась с мысли, почувствовав, как пол уходит из-под ног.       Казалось, губы зажили собственной жизнью, выдав не удивленное “что?”, а куда более конкретное:       — Почему?       — Ммм, пожалуй, это вам лучше обсудить с ним наедине, — дипломатично выкрутилась Мелисса и подмигнула. — Пойдём, побуду твоим щитом и мечом против этих засранцев.       Куинни благоразумно не стала уточнять, с кем именно ей предлагается обсудить столь интимную тему. Взгляд Голдштейн отстранённо зафиксировал оставленную у раковины банкноту в сотню долларов, прижатую куда более дорогой запонкой. Отражение Трувер махнуло рукой, прося следовать за собой, и главная нарушительница правил в джинсах и одном только лифчике — даже интересно, насколько будет зол Геллерт? — покинула душевую.       Куинни перевела взгляд на своё бледное, заплаканное лицо и, наконец, закрутив кран, впервые задумалась о том, что ей нужен отпуск.