Токийская история

      Утром Чон вышел к завтраку раньше всех остальных постояльцев, чем немало удивил хозяйку. В пустой общей комнате можно было выбрать любое место, но он почему-то пошёл за тот столик, где несколько дней назад сидел молчаливый моряк. Вяло пережёвывая рис с овощами, Чон вспоминал свой странный разговор с тем человеком, и всё теперь виделось ему в новом свете. Даже слова Чимина «чтоб не подумали чего», сказанные в первое утро знакомства, теперь казались такими ясными и смущающими… Чон вздохнул и потянулся палочками за куском маринованной редьки. Потеря обычно прекрасного аппетита только подтверждала, насколько ему не по себе и какой разлад он чувствует в душе. Всё же Чон машинально ел, а комната за это время постепенно наполнялась другими постояльцами, их голосами и беседами. Время от времени кто-то входил или выходил на улицу. Чон ни на что не обращал внимания, его это не касалось. И потому вздрогнул, когда кто-то бесцеремонно и просто опустился за столик прямо напротив него.       – Чимин! – от неожиданности Чон выронил палочки, и они со стуком упали в миску.       Перед ним действительно сидел Чимин, молча сверлил его взглядом и хмурил бровки.       Чон растерялся. Он вдруг резко вспомнил, что обещал отвезти письмо и деньги родителям Чимина в Пусан. Что вообще ушёл вчера из «Цветов и птиц», никому ни слова не сказав. И все ночные переживания, мучившие его, вдруг испарились при виде такого близкого и родного Чимина, который сидел напротив в своём сером пиджачке. Сейчас Чон чувствовал только свою вину. Ведь Чимин ему доверяет, а он так его подвёл!       – Чимин-хён, прости, я…       – Ну и куда ты пропал вчера вечером?       – Я… я заболел… Почувствовал себя плохо и ушёл, прости….       – Тебе и сейчас плохо? – голос Чимина немного смягчился.       – Сейчас уже лучше, не переживай…       – Ты не ел почти ничего! – Чимин внимательно смотрел на всё ещё полную миску Чона. Видимо, сразу осознал, что если недюжинный аппетит моряка дал сбой – дело нехорошо. – Может, у тебя жар?       И он протянул руку и прикоснулся маленькой, слегка прохладной после улицы ладошкой, ко лбу Чона. Тот быстро схватил её в свои ладони, умоляюще глядя Чимину в глаза.       – Всё в порядке! Хён, я обязательно отвезу и передам твоим родителям в Пусан всё, о чём ты просил.       – Да я не поэтому… – Чимин замолк, озабоченно глядя на Чона.       А Чон смотрел на него и думал, какой же он дурак. И что ему в голову зашло вчера ночью? Да подумаешь, какие-то там картинки и разговоры… Неважно, что будет впереди или не будет ничего. Ведь это Чимин! Чимин, которого просто хочется видеть и чувствовать рядом, с которым хочется дружить, разговаривать, любоваться. Разве можно было вот так уйти и потерять это чудо навсегда?       Их руки до сих пор были сплетены, Чон чувствовал, как пальцы тихонько перебирают друг друга, и вместе с этим по телу разливалось умиротворение и спокойствие. Он будто вновь обретал уверенность в себе и в окружающем мире. Преданно смотрел на Чимина, подавшись вперёд, и чуть ли не хвостом вилял, как собака. И вилял бы, будь у него хвост.       – Ты доел бы, а? Рис остывает, – заботливо сказал Чимин.       – Ага, – согласно кивнул Чон. Но ладонь Чимина так и не выпустил, лишь подхватил палочки правой рукой и принялся уписывать еду. Потом спохватился и торопливо предложил с набитым ртом: – А ты, хён? Ты есть хочешь?       Чимин улыбнулся и отрицательно покачал головой.       Вскоре они вдвоём вышли на залитую солнцем улицу.       Вчера из-за своего панического бегства Чону не пришлось возвращаться вместе с Чимином домой, и теперь он мысленно укорял себя за это. О том, что Чимин два года живёт в Токио и всё это время обходился без его компании, юный моряк даже не задумывался и почему-то считал, что это уже его святой долг – сопровождать хёна.       – Ты хорошо вчера ночью добрался до дома? Прости, из-за моего нездоровья тебе пришлось идти одному…       – Ну почему же одному? Мы с Юнги-хёном вместе шли. Он живёт неподалёку, в нескольких кварталах от меня.       Чон шмыгнул носом, отвёл взгляд в сторону и стал сосредоточенно изучать булыжники вдоль обочины дороги. Вот ведь! Подкараулил-таки, чёрный дьявол! Стоило на минуту оставить Чимина одного…       – Эй! – Чон почувствовал лёгкий дружеский толчок в бок. – Ты чего?       Чимин улыбался, в глазах его сверкали искорки.       – Что? Всё нормально, – буркнул Чон. Потом не выдержал и тоже улыбнулся в ответ – противостоять обаянию спутника было трудно.       Чону нужно было в порт, Чимину, ясное дело, туда было не надо, но он собрался дойти вместе до ближайшей трамвайной остановки, о чём и сообщил.       – А куда ты сейчас? Разве не в «Цветы и птицы»?       – Нет, на занятия по кэндо.       – А что это за занятия?       – Фехтование на бамбуковых мечах. Сейчас в Токио очень популярно! Повезло, что учитель согласился взять меня, желающих очень много. Это Мон-хён за меня словечко замолвил в спортивной секции при университете.       Чон уважительно взглянул на Чимина.       – Там и соревнования проводятся, как по сумо?       – Проводятся, но среди студентов. Я не участвую, конечно.       – Почему?       – Ну, во-первых, я не студент… А во-вторых – я же не ради этого хожу.       Чон удивлённо взглянул на хёна.       – Тебе просто нравится этим заниматься, да?       – Нравится. И для работы очень полезно.       – Это как?       – Развивает баланс и координацию. А если танец с предметами – фехтование вообще очень помогает.       – Ооо… – Чон искренне восхитился. – Ты специально ради выступлений учишься?       – Конечно! Я ещё кроме кэндо раз в неделю на занятия к Хоби-хёну хожу – он мне и Тэхёну танцы помогает ставить.       – Здорово! Вы как настоящие студенты!       Чимин заулыбался. Видимо, понял, что для Чона причастность к загадочному миру студентов – признак чего-то особенного.       – Тэхён и пению учится.       – А ты?       – Ну, у меня голос не такой сильный и выразительный… Великим певцом мне не стать. Со мной кто-нибудь из наших хёнов-музыкантов порепетирует новые песни – и хорошо.       Чон был категорически не согласен с тем, что голос Чимина невыразительный, о чём тут же ему и сказал.       – Ну да, главное, что посетителям «Цветов и птиц» нравится, – с явным удовольствием согласился Чимин. – Так ты придёшь сегодня вечером?       – Конечно!       Они как раз подошли к трамвайной остановке, а к ней как раз подошёл трамвай, в который Чимин вскочил и уехал. Чон же зашагал в направлении порта.       Морально готовясь объясняться с капитаном и командой, Чон вошёл на портовую территорию, абсолютно уверенный, что сейчас его корабль стоит пришвартованным для разгрузки. Но ему сразу бросилось в глаза, что «Каыль Тэяна» у причала нет. Тогда он методично осмотрел все суда, стоявшие на рейде. Родного сухогруза не было нигде в пределах видимости. Чон двинулся по порту, внимательно изучая линию горизонта и всё, что мелькало вдали. На причале околачивался неопрятного вида тип средних лет. Из тех, кого английские и американские моряки, как слышал Чон, презрительно называют бич – матрос, по пьяни или лени давно не ходивший в море и перебивающийся случайными заработками на берегу. Заметив Чона, он быстро двинулся ему наперерез, выкрикивая приветственные фразы на разных языках. Услышав среди них и корейский, пусанец решил воспользоваться случаем и попытаться выяснить что-нибудь о своём корабле. В ответ на его вопрос забулдыга замотал головой:       – Нету «Каыль Тэяна», нету! И не было! Морячок, пойдём выпьем, а? Угостишь, а?       Чон не стал тратить время на бесполезные разговоры и спокойно двинулся дальше, отодвинув плечом увивавшегося вокруг него навязчивого типа. Увидев в конце причала деревянное здание в несколько этажей, он безошибочно определил в нём управление порта и направился туда.       В нагретой солнцем портовой конторе стоял запах канцелярской бумажной пыли, пропитанной солёной влагой моря. Пришлось кое-как объясниться на японском с несколькими служащими, попавшимися ему по пути. Впрочем, они, видимо, хорошо понимали, зачем сюда заходят моряки, и быстро указали Чону нужный кабинет на втором этаже. Поднявшись по лестнице, он постучал и вошёл. Кабинет с простой мебелью, покрытой кое-где чернильными пятнами, был увешан картами морских путей, разнообразными графиками и часами, стрелки на циферблатах которых показывали время разных стран. Окна выходили на акваторию, где вода переливалась солнечными бликами, и на оконном стекле лениво жужжала пригревшаяся на осеннем солнышке муха. За столом напротив входа сидел молодой человек лет двадцати семи – двадцати восьми, коротко стриженный, в очках с роговой оправой. Вид у него был слегка измождённый, но взгляд – острый и проницательный. Рукава рубашки подвёрнуты, снятый пиджак висел на спинке стула. Вокруг молодого человека громоздились ворохи различных бумаг, стояло несколько телефонов, а чуть подальше на отдельном столике – телеграфный аппарат. Он поднял голову и внимательно смотрел на вошедшего, но молчал – видимо, ждал, когда посетитель заговорит сам. Потом уже можно будет решать, как действовать дальше.       – Конничива! – поздоровался и поклонился Чон. А потом для простоты общения сделал растерянно-удивлённое лицо и спросил: – Каыль Тэян?       Служащий тут же кивнул, поняв в чём дело, и заговорил на довольно неплохом корейском.       – Аньё! Вы отстали от корабля?       Чон удручённо кивнул. Ему стало немного стыдно.       – Первый раз в Токио… – постарался оправдаться он.       – Вчера вечером получили телеграмму из Пусана, – молодой человек ловко выхватил из груды документов на своём столе бумажную ленту, испещрённую точками и тире. – При выходе в море у «Каыль Тэяна» полетел один из топливных котлов. Пришлось вернуться в пусанские доки для ремонта.       Такого Чон никак не ожидал.       – И долго он будет на ремонте?       – Точно пока неизвестно. Сообщили, что примерно неделю. Возможно, и больше.       Вот как. Ситуация для Чона значительно осложнялась. Все деньги у него уже вышли. Надо было продержаться неделю в Токио без гроша в кармане. Конечно, он мог разжиться деньгами у своих многочисленных новых знакомых, да хоть бы и у Чимина. Но такого ему не позволяла гордость. Чимин вон просил домой деньги отвезти, а он теперь будет вместо этого сам у него клянчить?       Портовый служащий тоже понял ситуацию. Потому прямо спросил:       – Работа нужна?       – Да, очень! – тут же оживился Чон.       – Разгрузка кораблей? Подойдёт?       – Конечно, большое спасибо! – Чон низко поклонился.       И молодой человек чётко объяснил ему, куда теперь пойти и где найти главного по разгрузочным работам. Затем черкнул несколько слов на бумажке и протянул её моряку.       Чон несколько раз поклонился и горячо поблагодарил этого дельного служащего, видимо, дежурного по порту. Когда он выходил из кабинета, тот уже снова погрузился в свои документы, левой рукой снимая трубку зазвонившего телефона.       Свежий морской ветер ударил в лицо, стоило выйти из здания. Совсем недавно пребывавший в растерянности, Чон теперь переосмыслил произошедшее и увидел кучу положительных сторон. Итак, он остаётся в Токио ещё по меньшей мере на неделю! Теперь уж никакой чёртов Сюга не будет мешаться под ногами и провожать Чимина домой! По молодости неделя казалась ему целой жизнью, грудь распирало от радостных предвкушений, и он с наслаждением шагал по порту, вдыхая солоноватый воздух, подставляя лицо солнцу и совсем позабыв о терзавших его переживаниях.       Чон быстро нашёл нужное помещение и плешивого человечка, которому передал бумажку от дежурного. Тот кивнул, одобрительно взглянув на крепкую фигуру и заметные даже под курткой мускулы своего нового работника. И направил пусанца на разгрузку только что прибывшего большого китайского судна. Там оказался и давешний забулдыга, который попытался было пристроиться ему в напарники. Чон его проигнорировал, вместо этого ловко сработавшись с корабельным матросом, который представился как Син. Неопрятный тип, впрочем, не особо обиделся – такие по жизни быстро вырабатывают привычку ни на что не обижаться – и через часок вообще исчез с корабля, видимо, заработав минимальные деньги на выпивку в ближайшем кабачке. Сам же Чон работал до конца разгрузки, после чего на берегу получил довольно приличную сумму. Он поблагодарил и поклонился, а низенький лысоватый начальник, насколько понял Чон, спросил, будет ли он работать завтра. Объясниться удалось довольно быстро – Чон как умел сказал, что будет здесь с утра и готов трудиться весь день, но в пять вечера работу завершит. Человечек кивнул в знак согласия. Чон вышел на улицу вполне удовлетворённый сегодняшним днём. Тело, правда, немного ныло после напряжённой работы, но по молодости крепкому парню это было даже приятно. Главное, что теперь – в «Цветы и птицы»! День быстро шёл к завершению, и Чон подумал, что нужно поторопиться, чтобы успеть заскочить в пансион и хоть немного привести себя в порядок. «Надену рубашку из корейского шёлка, что мама сшила», – решил он на ходу. Это была самая нарядная вещь в его походном гардеробе, и обычно он её никогда не носил – брал в дорогу скорее как семейный талисман. «Но раз уж сегодня корейский вечер…» – думал Чон, быстро шагая по улицам Токио.