Братья по-любому. Вернуть всë

      Октябрь 1993-го оказался действительно страшным, разрушающим и кровавым. Не только в стране, но и в жизнях бригадиров и их близких. Единственное светлое пятнышко на чернющем календарном листе — рождение Ваньки — не могло умолить никаких ужасов. Женька вернулась в Питер одна. Конечно, осознавала, что дел у парней море, но весь путь до аэропорта ее не покидала мысль, что муж ей врет. Санкт-Петербург хоть и был каким-то легальным уголком для бригадиров, даже можно сказать — спокойным, но самые настоящие дела творились в Москве. И Пчёлкиной казалось, что они вместе с родным городом утопают в чем-то грязном и страшном. А все из-за случайно услышанной фразы Джураева, несущей в себе прямой смысл — если Саша не согласится на какое-то предложение, то беды не избежать. Все было сказано вскользь, в полтона, быстро, смазанно… Но Женьке этого хватило, чтобы все последующие дни без Вити она ощущала себя разбухшей от мыслей подушкой, усеянной сотнями острых игл. Об убийстве Фархада Пчёлкин ей, конечно, не сказал. Только предупредил, что ему придется задержаться в столице на неопределенный срок. А недосказанность всегда порождает миллионы различных мыслей… Отправляясь в Душанбе, Саша будто испытывал судьбу. Рвался в который раз туда, где грозила верная смерть. Ему будто нужно было каждый раз ощущать, что фортуна на его стороне. И у него это действительно получалось! Он принял решение лететь на родину Фарика один. Беспокойное воображение нарисовало уже все возможные картины, а сердце уже испытало все возможные чувства. Потому что был уверен — шансов много. Но вдруг именно в этот раз он может вернуться к вывеске «шансов больше нет»? Поиски Алёны продолжались. Лишь одна камера, и то максимально размыто и частично, показала, что девчонка покинула клуб «Тоннель» в сопровождении какого-то молодого человека. Шла она добровольно, неспешно! Активист полноправно поднял всю пехоту из клуба и бросил ее на поиски. Верные быки начали работу: изучали остальные факты, расспрашивали жильцов близстоящих домов, искали хоть каких-то свидетелей… А время неумолимо бежало. Головин свирепел и сходил с ума все сильнее с каждым днем. Неделя в жгучем зле и страхе, неделя без сна и отдыха. Но ни он, ни Самара не хотели даже думать, что ищут они напрасно. Это не могло уложиться в голове. Дождь, заливавший Петербург в течение трех последних дней, прекратился накануне, и с утра в холодном, словно подсохшем за ночь воздухе отчетливо пахло приближающейся зимой. В тени еще поблескивал стянувший лужи тонкий, как бумага, первый ледок, а на пригреве асфальт уже оттаял и почти высох, снова сделавшись светло-серым. «Шевроле» Самарина мчался по широкой улице в плотном потоке транспорта, озаренном мерцающими вспышками рекламных щитов. Активист курил, низко съехав на сиденье и полузакрыв глаза. Видно было, что он безумно устал, и державшая сигарету рука в кожаной перчатке дрожала. Мимо них, нарушая все правила движения и истошно завывая включенной сиреной, в вихре красных и синих вспышек пронесся милицейский «бобик», а следом за ним пулей проскочил «лендровер» спасательной службы.       — Опять где-то шарахнуло… — полувопросительным тоном отметил Лев, глядя вслед служебным машинам.       — Может быть, — не открывая глаз, откликнулся Головин. — Сучий город. Если бы ты знал, Самар, как я его ненавижу. Мелодичная трель мобильника, валяющегося на приборной панели, заставила обоих парней вытянуться. Лев кивнул, мол, посмотри, и Кирилл схватил телефон друга, напряженный и ожидающий звонка только по одному поводу — сестра. Но на зеленом дисплее высветилось «Белый», и Активист, играя желваками, передал трубку Самаре. Тот зажал мобильник между ухом и плечом, резко уходя в поворот.       — Да, командир? — после этого он еще какое-то время слушал указания, и молчание его затянулось, что заставило Кирилла скосить взгляд на него. Видно, очередное поручение нисколько не радовало Льва. И ясно почему: — В Москву вылетаю сегодня, — оповестил он друга, когда сбросил вызов. — Тебя тоже запрягли. Но я приеду, объясню.       — Че там?       — Компаньонов перебили, — Самара пожевал губу, нервничая и сдирая на ней зубами тонкую кожицу. Оставлять Активиста в одиночку с поисками Алёнки он не хотел. Бойцы бойцами, но за душу друга отвечал даже перед самим собой только он. На эмоциях не сдержался, саданул кулаком по клаксону. Да так, что впереди едущие автомобили чуть расступились. — Сука, да что ж месяц ублюдский, а!

***

      Алёнка чувствовала, будто ее как бабочку поймали, обломав крылья, посадили в банку и закрыли крышку. Скоро закончится воздух, и ей будет нечем дышать! Она бы все отдала просто за глоток свежего воздуха, за возможность увидеть небо, за то, чтобы ощутить кожей прохладный ветерок, прогуляться по улицам, глядя на вечно озабоченные лица прохожих, рассматривать безвкусно оформленные витрины магазинов, чувствовать запах гари от автомобилей… Нет. Скорее, она бы даже не вышла на улицу. Лучше бы просидела в их с Кирой квартире до второго пришествия, никогда бы не спорила с братом и всегда во всем его слушала, как раньше, когда была маленькой… Кира, Кира! Как бы она сейчас вцепилась в него, укрылась его крепкими руками, просила прощения за все и ни шагу бы больше без него не сделала. Прав он был, он всегда был прав! Он не хотел ее отпускать, он хотел приставить охрану. Зачем она только отказалась? Идиотка! Ругая себя последними словами, Головина пыталась унять дрожь. Но тело тряслось так, будто у нее началась лихорадка. Девушка скрестила руки на груди, а ноги закинула одну на другую и при этом слегка покачивала ногой, чтобы Владимир, приносивший ей еду три раза в день, не замечал вновь эту дрожь. А она боялась… Боялась этой запертой комнаты, до смерти боялась прихода Воланда, о котором она уже неделю постоянно слышала от своего похитителя. Неделю! Она здесь уже неделю! Или больше? Только почему-то босс явно не торопился познакомиться с новенькой куклой в своем порочном домике… Вообще все помещения в этом доме совсем не походили на бордель. В кино дома терпимости всегда изображают с яркой, вульгарной, безвкусной обстановкой с непременными картинами с обнажёнными красотками, с красными обоями, с обилием пошлых статуэток, с вычурной лепниной на потолке. Здесь же помещения все были выполнены в светлых тонах. На стенах висели картины с красивыми пейзажами. Мебель была элегантная и очень удобная. Диваны и кресла с мягкими подушками, в которых утопаешь, а корпусная мебель была сделана в стиле модерн с красивыми изогнутыми линиями. Вот и комната Алёны, выдержанная в светло-карамельных тонах, была с широкой кроватью с металлическими спинками, красивым трюмо, комодом, тумбочкой и стенным шкафом с зеркальными дверями. Над кроватью висела картина, изображающая цветущий сад… Единственное, что указывало на бордель — это зеркальный потолок. В котором себя сутками разглядывала Головина. Будто проверяла каждый час, жива ли она на самом деле и она ли это вообще… А потом долго стояла под душем, подставив лицо обжигающим струйкам. Ей так хотелось очиститься от всей этой грязи, мерзости, пошлости, которым она вся пропахла в этой комнате! Но воде, увы, не по силам такая задача. Она лежала в постели и, закрыв глаза, старательно считала до тысячи, потому что предательский сон не желал уводить ее от ужасной действительности. Но когда послышался звон ключа в замочной скважине, Алёна замерла. Она лихорадочно решала, как же лучше поступить: сделать вид, будто она ничего не слышит, или продемонстрировать похитителям свой героизм. Сама до конца не могла разобраться, что так сильно ее страшило больше — пребывание здесь и неизвестность своего недалекого будущего или же Воланд, который должен был сказать ей все… Но знала одно — как правило, если ты в капкане продолжаешь испытывать страх, значит тебя сломают до конца. «Борись, Алёнка, — шептала самой себе мысленно, пока открывалась дверь, — ты сестра своего брата! А он и не из таких передряг выбирался!». Поэтому вопреки урагану в душе ее лицо сейчас не выражало ничего, кроме меланхоличности и отрешенности. Вошедший Воланд взглянул на нее только тогда, когда развалился в кресле. От предвкушения того, как он сейчас поиздевается над этой девочкой, губы его расползлись в злорадной улыбке.       — Ну давай, детка, развлеки нас. Покажи-ка для начала нам стриптиз, — начал он сразу, подпалив сигару, — только уж постарайся, чтобы мы тут со скуки не заснули. Алёна не шелохнулась. Так и сидела на середине кровати, буравя Воланда своими огромными влажными глазами. Кажется, она даже моргать разучилась. Владимир же, расположившийся за спиной босса, испепелял ее взглядом. Воланд ухмыльнулся:       — Она что, глухо-немая?       — Вполне даже разговорчивая. Видимо, не высыпается на новом месте. Доходит туго. Владимир оттолкнулся от спинки кресла и зашагал к кровати. Пока он хватал Головину за руку, стягивая на пол, Воланд продолжал изучать ее фигуру взглядом. Мелкая слишком, а так все при всем.       — Что же так, совсем ничего не приснилось на новом месте? Руки грубо швырнули Алёнку прямо под ноги босса, и она снова подняла на него голову.       — Почему же, — процедила сквозь зубы, — приснилось. Как сюда врывается мой брат и отрывает тебе башку. Кровь так и хлещет во все стороны!.. Воланд вытянул губы «уточкой», порционно выдыхая табачный дым из легких. Свободной от сигареты рукой схватил девчонку за подбородок и потянул ее худенькое тело вверх.       — Детка, знаешь, сколько шлюх, боящихся, что им здесь мало будут платить, угрожали мне подобным? Тебе мало пообещали? Головина ощутила, как зудят щеки от злости и боли. Челюсть ее задрожала в его мясистых пальцах, и она просто плюнула Воланду в лицо. Тот медленно прикрыл глаза, пережевывая эмоции, слыша, как по нежному телу Алёнки злостно хлестнули ладонью.       — Не попорть товарный вид, — процедил, поднимаясь. Передав Владимиру недокуренную сигарету и отстранив его в сторону, он в один рывок разорвал на Головиной футболку, оставляя девчонку обнаженной, и утер лицо пропитанной девчачьим запахом и страхом тканью. — Танцуй. Алёнка прикрылась ладонями, глаза ее метались по лицу Воланда. Но видела она ни его, а свое Ростовское прошлое. Как до нее, двенадцатилетней девчонки, домогался новый сосед. Как Кирилл за это чуть не содрал с него шкуру. А потом за ним пришли. И видела последующие полтора года ужаса. И глаза Гаго… Вот такие же, как у этого упыря. Где, на каком адском заводе их штампуют таких? Воланд переглянулся с помощником. Наигранно тяжело вздохнул.       — У тебя было восемь дней, чтобы провести с ней воспитательную беседу, — и не дожидаясь ответа, он отбросил ручонки Головиной от груди и, вцепившись пальцами в ее соски, резко и грубо рванул ее на себя. Девчонка чуть слышно зашипела от режущей боли сквозь плотно стиснутые зубы, еле сдерживаясь, когда он сильнее сдавил пальцы и выкрутил ими ареолы. — Может, тебе пригубить для храбрости? Джем, плесни ей. Владимир, он же и оказавшийся Джемом, молча выполнил поручение. Приблизился к девчонке сзади, обхватил ее за горло и резко дернул нижнюю челюсть вниз. Аленка забрыкалась в их руках, выталкивая языком обжигающую жидкость из горла, но коварные янтарные струйки все равно проникли в пищевод. Воланд довольно улыбнулся, когда стакан в руке Владимира опустел, ослабил хватку на груди Алёнки и пошлепал ее по влажной щеке ладонью.       — Это хороший виски, — вернувшись в кресло, он закурил снова и махнул сигаретой. — Танцуй.

***

      — Где Активист? — Саша, едва заметив в дверях своего кабинета одного Самарина, нервно отбросил пальто со спинки своего рабочего кресла на кожаный диван. Оно пролетело через стол, задев подолом канцелярию, и из резного стаканчика посыпались карандаши и ручки. — Я просил приехать с ним! Лев спокойно прошествовал к столу начальства, невозмутимо поднял упавшие принадлежности и решил рубить правду, потому что другой уважительной причины для уклонения от работы у друга не было:       — У Кирюхи беда. Алёна пропала. Он, несмотря на то, что дал Головину слово разбираться с этим без ведома начальства, все равно решил использовать все козыри. Потому что у Белова есть все возможности, чтобы задействовать более серьезных людей в розыске. Активист был уверен — говорить Белому не стоит. Потому что он просто не доверяет своему начальству. Как и почему — оглашено не было. Но через пару секунд Самара вдруг друга понял.       — Молодая девка загуляла, а вы весь Питер на уши поставили? — даже не глядя на порученца, хмыкнул Саша. Вырвав из кулака Льва черную ручку, он размашисто подписал несколько бумаг. Нет, Белый не злорадствовал и в другое бы время, возможно, проникся этой новостью, но не сейчас. Не в этом году. Не в этой новой жизни. У него было свое горе, у него были свои проблемы, у него была своя головная боль. Пропажа младшей сестры верного бойца, которую еще годом ранее он сам решил обезопасить и к которой относился с присущим ему братским теплом, сейчас вообще не тронула. Возраст, гормоны, максимализм!.. Что там еще?       — Её похитили, — тон Самарина стал мрачнее, как и взгляд.       — Серьёзно? Самара максимально кратко и четко поведал о произошедшем. Но Саша не увидел в этом ничего… страшного.       — То есть, совершеннолетняя девчонка наконец вырвалась из-под опеки, нагулялась на посвяте, нашла себе мужика и ушла с ним, а вы объявили план-перехват по городу? Лев был поражен пренебрежительным тоном начальства. И в принципе самим Беловым, который изменился до неузнаваемости будто по щелчку. Глаза не смеялись, когда он смеялся. Это был либо признак усугубившегося злого нрава, либо глубокой постоянной грусти. Взгляд Сашиных глаз всегда был проницательным, но сейчас помимо этого абсолютно равнодушным. Их сверкающий блеск не показывал душевного жара или разыгравшегося воображения, он был подобен блеску холодной стали, отражающей все вокруг.       — В твоем тоне, шеф, я слышу отголоски безмозглых ментов, которые трактуют пропажу человека именно такими шаблонными фразочками. Белый отложил ручку, хлопнув по ней ладонью, заставляя нависшего над ним Самарина отпрянуть от стола.       — Я смотрю, вы у нас все до одури говорливыми и самостоятельными стали? — раздраженно рявкнул Саша и тут же сжал скулы, возвращая нейтральный тон: — С Активистом у меня будет отдельный разговор. А твоя задача вот, — он дернул на себя дверцу ящика, из-под стопки тяжелых папок достал несколько фотографий и швырнул их на крышку стола. — Характер ударов видишь? Лев быстрым взглядом изучил фото с Фариком, Далером и Касымом. А затем и фото непосредственных убийц.       — Сроку тебе два дня. Сделаешь все красиво, аккуратно. Самара пожал плечами, всем своим видом демонстрируя неодобрение. В свои двадцать шесть он хорошо усвоил простую истину: в криминале друзей не бывает. Это была аксиома, а Белый пытался играть по каким-то другим, своим собственным, правилам. Такие вещи обычно кончаются плохо, но Самарин не стал развивать свои мысли вслух. Только сухо кивнул.       — Все? Я свободен? Саша громко вздохнул. И вздох этот был осознающим.       — Про Алёну постараюсь узнать.       — Ну мерси, командир, — как бы не старался, а губа все равно скривилась. Самара сунул фотографии в карман куртки и пошел к выходу, в глубине души понимая, что ничего Белов не сделает.

***

      Когда Алёнку наконец вывели в гостиную, девицы презрительно скривились, а одна даже хохотнула.       — Ее что, с вокзала привезли? — не стесняясь новенькой, обернулась блондинка к подружкам. Те захихикали в ответ. — Неудивительно, что Воланд теперь шлюх по электричкам собирает. Если в нашем борделе и дальше будет такой отстрел девиц, скоро Воланду придется за новенькими проститутками в другие города ездить. Этот чёрный юмор никому не показался смешным. Девицы лишь угрюмо посмотрели на Головину. Она же пропустила эту колкость мимо ушей. После такого унижения Воланда, которое ей пришлось пережить, ни одно слово, кажется, не было способно причинить большей боли. Джем осклабился, вышел к девушкам и хлопнул в ладоши.       — Ты бы заткнулась, Киса, пока отстрел не начали с тебя. Это наша новенькая. Воланд пока решил начать с простого. Поэтому Барби, — он кивнул на миловидную пышногрудую девицу, и та выгнула бровь в ожидании, — займешься ею. Барби, смачно откусив яблоко, цокнула языком и двинулась прямо на Алёнку. Обошла ее кругом, разглядывая с головы до ног.       — Все сделаем, Джемушка. Яблочко хочешь?       — Сама жуй, — выдал ей в ответ сладкую улыбочку Владимир. — Ну что, Ариэль? — его ладони скользнули по взъерошенной копне рыжих волос Головиной, и она дернула головой, бесполезно пытаясь избежать касаний. — Вверяю тебя в ручки нашего прекрасного коллектива. Барби у нас педагог прирожденный…       — А то ж! — гордо вскинула голову та. — Три года педучилища не пропить.       — …Займется тобой, — Джем наклонился к Алёнке и заглянул в ее глазки. — Будешь у нас на шесте не хуже Плисецкой крутиться! Головину две девицы подхватили под руки, к дивану потащили. Страсть как хотелось послушать очередную историю попадания в эту обитель от новенькой. Алёна же будто почти не слышала, что ей говорили, только чувствовала, как колотилось сердце, и учащенный пульс приводил в движение каждую мышцу лица. Можно ли было считать милостью Воланда тот факт, что он не пустил ее сразу в расход, а решил сперва раскрепостить невинную девчонку? Танцевать ей пришлось. Плохо, нарочито плохо, неуклюже и скованно, стыдливо прикрывая оголенные участки тела ладонями. Воланд разглядывал ее, улыбался, но вердикт вынес следующий: «Пускать ее такую бесполезно. Пусть сначала на пилоне поработает, там гляди и понравится».       — Как же ты к нам попала? — спросила Барби, усевшись рядом, коршуном нависнув над Головиной. — Давай, говори, тут все свои, не стесняйся.       — Вы мне не свои, — процедила Алёнка сквозь зубы и сбросила с себя холеную ладошку. — Отодвинься.       — У-у-у, — Киса засмеялась, — не споемся мы, кажется.       — Ты бы тут не выебывалась, детка, — посоветовала жгучая брюнетка, которая все это время молча наблюдала за происходящим с сигаретой у окна. — Мы-то тебя сюда не тащили. Сама пришла. А раз пришла, учись общаться с коллективом. Головина полоснула по ее красивому лицу убийственным взглядом.       — Я. Сама. Не шла!       — Значит, папочка или мамочка продали. Или муж, как Цыпочку нашу… Хотя мелковата ты еще для мужа. У Алёнки глаза поневоле округлились, она проследила за взглядом брюнетки в сторону русой высокой девушки, которая потягивала что-то из бокала.       — Тебя сюда продал муж? — не веря ушам, уточнила Головина.       — Да что ты их слушаешь! Я здесь по блату, — с гордостью ответила Цыпа, считая, что такой ответ поднимет ее в глазах новенькой. — Меня муж по знакомству сюда устроил. Он в нашем городе с очень влиятельными бандитами знается. Вот они меня сюда и прислали.       — За что же он тебя так? — мрачно фыркнула Головина. — Рога ему понаставила? Девицы, которые месяцем ранее задавали похожие вопросы, одобрительно хихикнули вновь. Цыпе же повторить было не сложно:       — Он меня очень-очень любит! И я его тоже очень люблю. Просто у нас временные трудности. А в нашем городе разве такие деньжищи заработаешь? У нас только две фабрики. А там платят гроши. Стоит ли за такую фигню горбатиться? Так и жизни не хватит нужную сумму нагрести. Хорошо, нам друзья подсказали, что только в Питере можно за короткий срок бешеные бабки сколотить. Видно было, что она слово в слово повторяет то, что ей внушил муж. Даже интонация речи была ей не свойственная: громкая, напористая, грубоватая.       — И на что же твой муж копит?..       — На долг. Проигрался он. А расплачиваться нечем.       — Поэтому решил расплатиться тобой? — уже не сдерживаясь, возмутилась Головина. — Сволочь!       — Нет, что ты, он хороший! Он очень добрый, ко мне очень хорошо относится. Димочка замечательный! Просто несчастливый. Не везет ему. Часто проигрывает. Выяснилась, что все проститутки, бывшие некогда провинциалками, студентками или же несчастными со своими мужиками, оказались здесь добровольно. Почти. Две девицы тоже были соблазнены Джемом, как и Алёна, но на сделку с совестью пошли быстро — стоило лишь пообещать им такие бабки, которые им и не снились. Но факт оставался фактом — Головину никто не продавал. Головиной не нужны были никакие деньги!       — Но вы добровольно здесь… — уронив голову на ладони, прошептала она. — А я… — вскинула голову, с мольбой глядя на каждую из девушек. — Есть же возможность отсюда… сбежать? Брюнетка вытянулась и, стуча острыми шпильками, прошла от окна к дивану, склонилась над Алёной, приподнимая ее подбородок двумя пальцами:       — За твой побег нас по головке не погладят. Работать будешь как миленькая. Барби? — блондинка кивнула. — Займись ею. Ничего, крошка, через неделю ты уже расхочешь сбегать, когда тебе в трусики запихнут приличную сумму. Если, конечно, не будешь Буратино на шесте.

***

      Холод завернул почти зимний. Еще не успевшая окончательно опасть листва чернела прямо на деревьях. Трава на газонах была белесой и ломкой. И птиц этим ранним холодным утром не было слышно, будто они все повымерли. Космос вывалился с переднего пассажирского, зевнул и поежился от морозца, сковавшего щеки. Витя хлопнул дверью, обогнул капот своего «Вольво» и, поравнявшись с другом, грубо пихнул его в бок:       — Еще раз свою дрянь у меня в салоне оставишь, я тебя кастрирую, понял? — и впечатал в его ладонь аляповатую маленькую капсулу, в которой хранился кокс. Холмогоров лениво обвел его раздраженное лицо взглядом.       — Это в лечебных целях.       — Активиста на тебя натравить надо в лечебных целях, — процедил Пчёлкин, закуривая, и пихнул Коса в плечо. — Иди уже. Огромный клуб встретил их непривычным спокойствием и лишь издали слышимым шумом и плеском воды. Бригадиры прошли вглубь, оглядываясь. Тупоголового вышибалы Сени не было на посту. Бойцов тоже не было. Единственное, что выдавало признаки жизни «Атлетико» — это зона бассейна. Полина пристально рассматривала каждое движение синхронисток. Двигаясь вдоль воды, Витя и Кос на несколько минут остановились, зачарованные синхронным плаванием. Девушки бесконечное количество раз ныряли головами под воду, словно что-то там вылавливая. Они это делали в унисон, и ничего кроме восхищения не вызывали. Зато у Самариной был ряд претензий:       — Стоп! — раздался писк свистка, и шестеро девчонок вынырнули из глубины. — До вас тут пингвины плавали, у них лучше получалось. Резче, резче! Это синхронное плавание, а не «Лебединое озеро»! Еще раз!       — А я не понял, — Пчёлкин приближался к Полине с разведенными руками, и та повела головой:       — Привет начальству! Что-то не так, Витя?       — У нас что, боец не заметил потери отряда? Где все? Поля обхватила себя руками, поежилась от неприятных ощущений, которые преследовали ее с тех пор, когда муж сообщил о пропаже Головиной.       — На поисках Алёны. Космос, до этого не будучи обеспокоенным отсутствием пацанов, а лишь всматривающийся в плавно выплывающие из воды ножки синхронисток, тут же осекся и обернулся на Полину:       — В каком смысле? Блондинка смерила взглядом подошедших к ней вплотную парней.       — Алёнка у нас пропала. Уже неделю найти не могут. Космос, кажется, выбрался из туманного состояния по щелчку. Глядя на Полю, как баран на новые ворота, пытался осознать, сжав пальцами переносицу. Сильно. Но это не помогло, в голове каждая мысль будто троилась, прежде чем достигнуть сознания.       — А что, нельзя было сразу сказать?! Поля ощетинилась после этого замечания, почти против воли.       — Вы что, Кирилла не знаете? Витя взглянул на нее мельком, вырываясь из цепей мыслей:       — Знаем, только не были уверены, что он будет и дальше в партизана играть, рискуя жизнью сестры! — и потянулся за мобильником. Пока шли гудки, Пчёлкин принялся расхаживать вдоль бортика бассейна, пожевывая губы.       — Я занят! — рявкнуло прямо в ухо, и Витя, удивленно-раздраженно протянул:       — Слышь, Кирюх, я уж опущу тот факт, что ты с начальством так базаришь. Но подниму животрепещущий вопрос — как продвигаются поиски сестры? Головин оторвал руку от руля, растирая ею щеки и подбородок.       — В поряде. Уже нашли владельца машины, на которой ее увезли. Пацаны сработали, пробили.       — Кто он?       — Труп будущий. Эта горячность была так знакома Пчёлкину. Все они время от времени грешили этой эмоцией, и только не будучи в ее власти могли оценить со стороны, насколько она безумная и страшная.       — Адрес говори, мы ща с Косом подъедем.

***

      Скинув одежду, Джем с удовольствием подставил свое тело упругим струям воды, настроенным на массажный режим — не поскупился на навороченную душевую кабину. Слух, признаться, у мужчины был стопроцентный, поэтому, смывая шампунь с волос, он уловил щелчок, совершенно несвойственный шуму водных потоков, да еще и доносящийся за пределами ванной. Не сбавляя напор, он осторожно выскользнул из душевой кабины, накинул халат и, бесшумно отодвинув стеклянную перегородку, мягко ступил босыми ногами на ковер спальни. В царящей темноте все рецепторы заиграли живее и острее. Что-то прошелестело со стороны погруженного во мрак коридора. Джем опустился на пол, прошелся на четвереньках до письменного стола у окна и, затаив дыхание, медленно принялся отодвигать нижний ящик стола. Постепенно, по миллиметру. Прислушиваясь к тишине. И когда уже рука потянулась к пистолету, плотная штора у окна дернулась.       — Бу! — в полумраке сверкнул чей-то широкий оскал, а затем голову поразила неописуемая вспышка боли. Свет резко зажегся, Активист и Космос замерли в дверях гостиной, наблюдая, как Витя вытирает рукоятку пистолета от крови, а Джем растекается на ковре, пытаясь не отключиться от мощного удара.       — Ну че, нашли?       — Ее здесь нет, — рыкнул сквозь зубы Головин и рванул к Джему. — Вставай, сука! Он сковал его за отвороты халата и потянул вверх, как тряпичную куклу, для пущего эффекта протащил его через стол и со всей силой швырнул к балконной двери. Джем врезался в стекло, и оно хрустнуло в унисон с костями. Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и он ощутил, как сознание начинает уплывать от него. Активист даже не дал ему время на вздох. Резкое движение, замах. Хруст. Рёв Джема на секунду оглушил Космоса и Витю. Головин только стиснул челюсть, не давая тому согнуться пополам, подтянул его к себе и со всей дури прописал коленом в солнечное сплетение, обрушивая на голову очередные удары локтем.       — Где моя сестра?! Где Алёна, тварь?! Он вскинул руку для очередного удара, но Космос рванул вперед и перехватил его за локоть.       — Кирюх, стой! С дохлого него спроса нет. Пчёл, подсоби. Витя плавно отстранил Головина в сторону, ладонью ощущая, как боль и ярость лавой бурлит в его груди, помог Космосу поднять Джема на ноги и усадить на стул. Тот вел себя более чем сдержанно, не брыкался и проклятиями не сыпал. Либо уже был научен горьким опытом, либо верил в свое правое положение. Глаза его блуждали по рукам бригадиров, которые сковывали его наручниками.       — Мы глядим, ты мальчик послушный, правда? — Пчёлкин растянулся в ухмылке, подмигивая. — Ответишь на пару вопро…       — Где моя сестра?!       — Тихо. — стрельнул в Головина взглядом Витя и обернулся к Джему. — Где девушка? Маленькая такая, рыженькая, которую ты, скотина, из бара вывел, а потом на своей тачке куда-то упер!       — Если память шалит, мы даже точную дату скажем, и время, — подключился Холмогоров. А сам поглядывал на Активиста. Каких сил тому стоило держаться, чтобы не расквасить симпатичную рожу Джема, можно было только догадываться. У самого внутри все свербило от одной мысли, что эта сволочь что-то могла сделать с хрупкой девчонкой. Джем сплюнул кровавые слюни прямо под ноги бригадирам и поднял голову на Головина.       — Твоя сестрица со мной сама пошла. Ее все устроило. Зубы снова сжались, Кирилл выбросил перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть.       — Где она?! Владимир ощупал языком зубы, проверяя, все ли останутся на месте после таких ударов. Три уже качалось.       — Думаешь, изобьешь меня, и твоя малышка перестанет быть шлюхой? — заметив, как глаза Активиста вспыхнули и страшно стали вращаться, даже посмел улыбнуться. — Бабы все продажные, только у каждой своя цена. Твою сестричку я купил за бутылку водяры и стакан сока. Ты не убивайся, правда жизни — она такая! И потом ты ведь ей не муж, а всего-навсего брат. Бабе семнадцать лет. Много ты знаешь девственниц семнадцати лет? Или ты предпочел бы, чтобы ее трахал какой-нибудь сопляк с немытым членом и с косяком на губе? Где-нибудь в подвале на груде угля, а? Это было бы лучше? А так целая база богатых, укомплектованных клие… Бах! Активист чувствовал, что ему не хватает дыхания. Он ударил дважды и сжал глотку Джема, который жмурился, пытаясь отвернуть от него свое лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую ему приходилось глотать. Кирилл выхватил из-за пазухи свой «Глок», приставляя его к судорожно дергающемуся кадыку Джема. И замер. Будто давая возможность.       — В последний раз спрашиваю: где Алёна? — произнес он таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал все существо — даже Кос и Пчёла почувствовали его. Парализующий страх от одной только интонации. Пустой и почти мёртвой. Тихо. Почти ласково.       — Что, выстрелишь? — Джем оголил окровавленные зубы. — Тогда у меня две неприятные новости для вас: вы не узнаете, где трахают вашу малышку, и все равно за вашими бошками придут. Воланд такое не прощает.       — Не испытывай мое терпение, сука! — заорал Активист в его лицо, игнорируя имя покровителя. Но его не проигнорировали бригадиры. Переглянулись, заметно напрягаясь. Воланд уже несколько лет как переквалифицировался в уважаемого бизнесмена, управляющего сетью казино и имеющего в арсенале два стриптиз-клуба, но о его криминальных делах уже давно слагали легенды. В конце семидесятых он создал группировку, которая держала в страхе несколько районов Ленинграда — от милиционеров до чиновников. Воланд предпочитал не вести переговоры, а просто устранять конкурентов. Вопрос в другом — правда ли Джем был связан с ним или же, как и многие, кого приперла нужда, прикрывался громким именем?       — Он блефует, — взглянул исподлобья на него Космос.       — А ты проверь, долговязый! — осклабился Джем и медленно перевел взгляд на Головина. — Единственное, что я могу предложить — это выкуп. Отслюнявишь полмульта. И она твоя. Или что, пожалел каких-то бумажек за сестренку отдать? Зубы скрипнули, и Активист выпустил его шею, вытер руку о халат, не сводя с него ледяного взгляда. Думал. Выкупать сестру, унижая ее одной лишь мыслью о возможности этого варианта? Да никогда! Витя закурил и перехватил его за руку, резко отволок в сторону.       — Этот Воланд правит Питером уже второй десяток лет. Мы у мамки были с горошину, когда он девок…       — Закройся.       — Я к тому, что как бы это не звучало, этот пидор прав. Нападем на Воланда — развяжем бойню. Такая волна поднимется, больно будет ай-ай-ай!.. Активист, встретившись с ним взглядом, сжал губы, задирая подбородок. Космос увидел в его глазах знакомый мятежный огонек.       — Выкупать сестру? За бабки? Ты кого из неё делаешь, командир?! Пчёлкин не видел в этом ничего зазорного и не мог подумать о ситуации так, как рисовал ее у себя в голове Головин. Их представления о реалиях этой жизни здесь слишком отличались. Бригадиры шли в криминальный мир целенаправленно, целенаправленно обрастали связями, а еще теряли часть обычных человеческих принципов, расценивая ситуацию порой в пользу гадких договоренностей и компромиссов. Выкупить жизнь девчонки у демона Воланда? Отличное решение! Да и не дорого же просят, кажется? Активист же в криминал не стремился. У него просто тогда, в 89-м, не было выбора из-за Алёны. Либо ее, маленькую и беззащитную, в расход, либо его в палачи. И Кирилл убивал по поручению Гаго. Но убивал таких же мразей как сам шеф, в основном. Просто представлял, что он снова на войне. И так надо. А параллельно продумывал и искал все возможные пути, чтобы скорее избавиться от пут Гаго. Даже путем собственной жизни. Но выжил. Развязался и выжил. Переехал. Пытался честно зарабатывать в культурной столице. Пока Самара не пришел тогда в 90-м с предложением помочь «хорошим» ребятам за хорошее вознаграждение. А потом Самара заикнулся о спортивном клубе. И бригадиры открыли этот клуб. Дали регалии, прониклись доверием… И тем самым будто опять привязали на короткий поводок Головина. Он ненавидел грязные поручения, а иногда и ненавидел свое начальство. Если с Филом и Космосом еще было легче, можно было до них достучаться и с ними договориться, то с Витей и тем более с Белым это выходило хуже. Пчёлкин мог идти на компромисс, хотя вспыльчивостью и принципиальностью совсем не отличался от Саши. И порой их жестокость или же наоборот абсолютное равнодушие к той или иной проблеме морально убивала Активиста. Как и сейчас. Нет, себя Кирилл не обелял. Он был солдатом. Он был убийцей. Убийцей врагов, убийцей тех сволочей, которые не ценили чужие жизни, разменивались ими, как монетами. И такой сволочью был Джем. Такой сволочью был этот самый Воланд. Так что ни о какой договоренности и выкупе речи идти не могло. Таких только убивать. Рвать на куски за единственного родного человека в жизни.       — Иногда нужно поступиться принципами, чтобы обойтись без кровопролития, — продолжал уверять Витя. — Ты подумай на холодную голову. Бабки мы найдем, не проблема. Вытащим сестру. И не будем никого стрелять.       — Да мне срать, Вить. — бросил на него уничтожающий взгляд Активист. — Я и один пойду.       — С ума не сходи! — рявкнул Пчёлкин, но его голос потонул в смачном хрусте челюсти Джема.       — Говори адрес своего притона! — удар-удар-удар. — Говори, сука!       — Все, все… — невнятно пробормотал Джем, с трудом шевеля разбитыми губами. — Хватит. Я скажу. Космос стоял во мраке коридора, окутывая его плотным табачным дымом, и все думал, думал, думал… Он слишком хорошо знал крутой нрав Активиста, знал, что ничего не заставит его отступиться от своих принципов. А еще лучше знал Белого и последствия, которые будут неизбежны, если Кирилл не согласится на сделку… Тогда все благородные порывы Головина обернутся прахом, он наживет себе врага не только в лице Воланда, но и в лице Саши. Эту инициативность не одобрит никто. Холмогоров докурил, сбросив бычок прямо на новенький паркет, и шагнул в гостиную, намереваясь привести Активисту весомые доводы. Но уже раздался выстрел. Тело Джема с глухим ударом шлепнулось на белый ковер. Цепочка неотвратимости была запущена.