Навылет

Когда Мадара возвращается в комнату со стаканом воды, Хаширама уже спит. Мадара заканчивает собирать вещи, будит Хашираму. Тот, сонно хлопая глазами, начинает одеваться, Мадара терпеливо ждёт. Потом он помогает Хашираме дойти до машины, где Хаширама сразу устраивается на заднем сиденьи и вьёт себе из пледа подобие гнезда. Мадара несколько секунд наблюдает за ним, потом встряхивает головой и идёт к багажнику убрать сумку с вещами, после чего заводит машину. Спустя пять минут после отъезда Хаширама начинает сопеть на заднем сиденьи, а Мадара сосредотачивается на дороге. В голове после случившегося полный вакуум, будто кто-то вытащил оттуда все мысли, поставил работу мозга на паузу, а чувствам щёлкнул переключатель на позицию «выкл». Хаширама просыпается, когда они доезжают до дома. Он садится сзади и легко сжимает Мадаре плечо. — Нам надо поговорить, — говорит Хаширама тихо, и Мадара кивает. — Надо, — соглашается он, бегло осматривая парковку. Вот теперь для этого самое время. Вот теперь Хаширама более-менее пришёл в себя и наболевшее, наконец, можно обсудить. Хаширама замолкает, а Мадара начинает искать свободное парковочное место. Внутри у Мадары по-прежнему пусто, и это начинает уже настораживать и даже немного пугать. Припарковав машину, Мадара поворачивает ключ зажигания и глушит двигатель. Хаширама, уже сложивший плед, сразу выходит наружу, но не направляется к дому, а идёт к багажнику. Мадара, сразу сообразив, что именно Хаширама хочет, щёлкает кнопкой. Дверца багажника открывается, Хаширама молча достаёт сумку и закидывает себе на плечо. Выйдя из машины и проверив, всё ли в порядке, Мадара поднимает на Хашираму вопросительный взгляд. Тот вместо ответа достаёт из кармана ключи и кидает их Мадаре. Мадара ловит связку сразу и замечает, что это его связка. Выходит, Хаширама её сохранил? Связка ключей с кучей брелоков нагревается от тепла его ладоней, и Мадаре на секунду кажется, что металл обжигает ему кожу. Вот-вот вплавится намертво и сожжёт до костей. Впрочем, это всего лишь морок, а Хаширама уже ждёт его у дверей подъезда, и Мадара торопится к нему. — Хаширама, я не должен был… — начинает Мадара, пока они поднимаются на нужный этаж, но Хаширама его останавливает. — Нет, подожди. Я скажу первый. Только давай дойдём до дома. Мадара ничего не может на это возразить, а потому открывает дверь и пропускает Хашираму внутрь. Хаширама скидывает сумку на пол, разувается и застывает, глядя пустыми глазами куда-то перед собой. Мадара нервно сглатывает. Он знает, что Хашираме нужно время, чтобы собраться с мыслями, считывает это по застывшему где-то в пространстве взгляду и по тому, как Хаширама прикусывает губы. Потому Мадара молчит. Уступает и даёт ему время, потому что Хашираме это нужно. Он тоже раздевается, поднимает сумку с пола, протискивается мимо Хаширамы и встаёт рядом с ним, заглядывая в лицо. Хаширама отмирает и переводит на Мадару расфокусированный взгляд. Мадара вздыхает, нежно проводит Хашираме по лицу тыльной стороной ладони и говорит: — Надо с мыслями собраться, — глаза Хаширамы удивлённо распахиваются, и Мадара сразу добавляет: — Нам обоим. Я пока пойду в душ, у тебя будет время… Мадара неопределённо взмахивает рукой, и Хаширама сразу отвечает: — Да, ты прав, хорошо. Как скажешь. Его голос звучит как-то глухо, и Мадара, совершенно потерявшись в собственных ощущениях и ощущая невероятный прилив злости на себя за беспомощность, позорно сбегает в душ. Он стоит под струями воды достаточно долго, пытаясь разобраться в себе и понять, что вообще происходит. На какое-то мгновение он даже выпадает из реальности, проваливаясь в омут воспоминаний, и начинает паниковать. Приказав себе собраться, Мадара начинает мыть голову, фокусируя своё внимание на мелочах: вот это плитка в ванной Хаширамы, вот его гель для душа, его бытовые принадлежности, его ванна, в конце концов. Это не та квартира, где Мадара прожил последние полгода, это другое место — родное и близкое. Место, которое когда-то было для него домом. На душе становится гадко, но у Мадары получается заземлиться благодаря осознанию того, что это не его квартира. Это квартира Хаширамы, она не имеет ничего общего с той камерой пыток, которую Мадара сделал себе собственноручно. Когда-то давно Мадара читал о том, что при достижении цели можно почувствовать сильный катарсис, сродни депрессии. Когда ничего уже не хочется, да и сил ни на что больше нет. Все цели достигнуты, и остальное кажется лишним и бессмысленным. Мадара качает головой, чувствуя себя совершенно невыносимо. Впрочем, он всегда себя так чувствует, когда Хаширамы нет рядом. Но пустота внутри всё ещё не даёт Мадаре покоя. Может, это именно тот самый катарсис, о котором Мадара когда-то читал? Шаг к примирению был сделан, начало восстановления отношений положено, Хаширама дал себя поцеловать даже больше чем просто поцеловать, лёд тронулся. Так что можно сказать, что Мадара в каком-то смысле достиг своей цели, кажущейся ему нереальной, и… Нет, так быть не должно. Стоя под струями душа, Мадара надеется, что у него всё же не это состояние, а самая обычная усталость, вызванная нервным перенапряжением. Но при этом Мадара чувствует себя так, будто по нему проехались асфальтоукладчиком, а потом наспех сшили заново. Причём о внутреннем наполнении не особо заботились — лишь бы конструкция хотя бы приблизительно напоминала изначальную версию, а всё остальное — уже детали. Мадара наспех вытирается и спешит в спальню, но поражённо застывает на пороге и распахивает глаза — Хаширамы в спальне нет. Он снова приказывает себе успокоиться и прислушивается. Внутреннее напряжение сходит на нет, когда Мадара слышит раздающийсяв кухне звук клацающих клавиш и негромкое бормотание. Недолго думая, Мадара поворачивается и идёт именно туда. — Закончил? — поднимает на него взгляд из-за ноутбука Хаширама. Мадара угукает и подходит ближе. Обнимает Хашираму со спины и коротко целует в макушку. — Работаешь? — спрашивает Мадара хрипловатым голосом. Хаширама кивает: — Тобирама звонил, просил посмотреть пару отчётов. Ты всё равно был занят, я думал, что успею. — У тебя отпуск. — Да, но Тобираме я не могу не помочь. Мадара закатывает глаза. Ох уж этот Тобирама, постоянно в каждой бочке затычка. — Ну предположим, — бормочет Мадара, который топчется на месте, не очень понимая, куда себя деть. Мадара отходит на пару шагов и обводит взглядом кухню. Замечает грязную тарелку в раковине — одну, — видит около Хаширамыоднукружку. Становится как-то обидно и неприятно — будто Мадары здесь и вовсе нет. И не было никогда. Хаширама про него даже не вспомнил в такой, казалось бы, банальной и обыденной вещи. Он украдкой бросает взгляд на часы на микроволновке — начало седьмого, — и присвистывает. Вот это он поотмокать в ванной, конечно. — Хочешь что-нибудь? — внезапно говорит Хаширама с немного виноватым выражением лица. — Да я могу и сам, — протестует Мадара, но, скорее для проформы. Ему на самом деле обидно, что Хаширама даже про него не подумал. Видимо, у Мадары всё написано на лице, потому что Хаширама качает головой и говорит твёрдо: — Давай садись, я всё сделаю. Мадара, в очередной раз за сегодняшний день оглушённый своим внутренним состоянием, садится за стол. Ощущения у него смазанные и странные — вот вроде всё хорошо, Хаширама дома, Хаширама рядом, а внутри снова становится пусто. Хаширама ставит около него кружку с чаем, и Мадара вздрагивает. Он делает глоток и думает о том, что пустота внутри него какая-то тягучая и засасывающая. Наверное, так бывает, когда душа очень сильно болит, и болит долгое время. Настолько долгое, что наступает болевой шок, а следом за ним — равнодушие. Мадаре не нравится равнодушие, особенно когда дело касается Хаширамы. — Ты очень хмурый и молчаливый. Голос Хаширамы раздаётся совсем близко, Мадара поднимает от кружки расфокусированный взгляд. — Сильнее, чем обычно, — разворачивает Хаширама свою мысль, Мадара кивает. — Меня обидело, что ты про меня даже не подумал. — Понимаю, — просто отвечает Хаширама, но Мадару уже понесло: —Одна кружка. Одна тарелка. Я всегда готовил еду и чай на двоих. — Ты ведь был занят. Мне надо было позвать тебя? — Конечно, надо, Хаширама! Мы столько времени провели порознь, я не хочу больше ни минуты терять. Мадара чувствует нарастающее с бешеной скоростью внутри раздражение. Он устало прикрывает глаза, ещё больше злясь на то, что не может понять и уловить причину этого. — Не злись, пожалуйста, — ласково говорит Хаширама, кладя руки ему на плечи. — Мне надо… Перестроиться обратно. Переучиться, что я не один. — Тебе полгода хватило на то, чтобы забыть меня? — слова вылетают изо рта раньше, чем успевают пройти согласование с мозгом. Хаширама, вопреки ожиданиям, не отшатывается, а наоборот, прижимается к нему сильнее. — Ты ведь знаешь, что нет. Я понимаю, почему ты злишься, но на всё надо время. Слышать это становится по-настоящему больно, и Мадара хочет что-то сказать, но не успевает — Хаширама обходит его и садится напротив, вскидывая ладонь вверх в немом жесте «помолчи и дай мне сказать». Мадаре ничего не остаётся, кроме как открыть и тут же закрыть рот. Пальцами он впивается в кружку с чаем как утопающий в спасательный круг. Хаширама молчит какое-то время, глядя на Мадару и подперев голову ладонью, а потом, вздохнув, начинает говорить: — Я говорил тебе это тогда и повторю сейчас ещё раз — ты был прав. Мне надо было действовать решительнее, надо было отвечать на все эти вопросы твёрдо, а не вежливо увиливать, надеясь, что все всё поймут и так. Мне надо было, — Хаширама осекается, вздыхает и продолжает снова: — Мне надо было афишировать наши отношения, не боясь осуждения со стороны. Надо было ставить твоё мнение и твои чувства выше мнения и чувств других, ведь в отношениях я не с другими, а именно с тобой. Да что там мнение! Тебя, Мадара, мне надо было выбирать тебя, всегда выбирать тебя, а не пытаться усидеть на двух стульях, и… — Я не жалею ни секунды времени, когда знал тебя. Моя жизнь без тебя была бы пустой и бессмысленной, — перебивает его Мадара, будучи не в силах больше терпеть. Повисает тишина. Хаширама так и застывает с открытым ртом, Мадара берёт его за руку: — Ты не трус и никогда им не был. На тебя очень сильно давило общество и люди вокруг, и нет ничего удивительного, что под этим гнётом у тебя не получалось вести себя так, как ты бы на самом деле этого хотел. Я много думал об этом, и пришёл к выводу, что если бы на меня давили так же, то из-за того, что приходилось бы постоянно держать оборону, сил на агрессивную борьбу и наступление у меня бы не оставалось тоже. И частично я понимаю Мито. Я не отрицаю, что у неё есть к тебе чувства, но она не тот человек, который будет идти по головам для достижения своих целей. Она умна и горда, и это те качества, за которые я её уважаю. На Мито могли давить даже больше, ведь она женщина, хранительница очага и основа семьи. К тому же, она — единственная дочь своих родителей, и в ваших кругах наследие играет огромную роль. Может быть, мне следовало думать головой, а не своей идиотской ревностью, и… — Мне всегда нравились твои ревность и собственничество. — Всё хорошо в меру, — отрезает Мадара. — А не тогда, когда застилает глаза здравому смыслу. Ты не хотел её целовать, ты, чёрт возьми, даже не ответил на поцелуй, и я… — Но я позволил этому случиться, — замечает Хаширама тихо. Мадара осекается. — Я позволил этому случиться. Я предал нас, предал наши отношения, мы расстались из-за того, что у меня не хватило сил собрать яйца в кулак и защищать самое дорогое, что есть в моей жизни. Защищать то, без чего я своей жизни не представляю вовсе, без чего она пустая и бессмысленная. — Хаширама. — Мадара, мы с самого детства вместе. Лишиться тебя сродни тому, что мне отрубили руку. Или ногу. В общем, это потеря чего-то фундаментально важного, понимаешь? Фундаментально. Того, на чём базируется вся личность и жизнь. У Мадары резко заканчиваются все слова. Хаширама устало потирает переносицу, а потом говорит тихо: — Пошли спать. Мадара в один глоток допивает чай, ставит кружку в раковину и идёт за Хаширамой в спальню. Гнетущее состояние постепенно отпускает его, но Мадара всё равно чувствует себя опустошённым. Вот теперь это точно усталость — Мадара, просто-напросто, отвык от таких эмоциональных каруселей. Он ждёт, пока Хаширама устроится, чтобы лечь самому и прижать Хашираму к себе, но стоит только Мадаре лечь в постель, как Хаширама заползает на него сверху и прижимается всем телом. Мадара обнимает его в ответ, ласково целует в висок, а Хаширама не замолкает ни на минуту — он целует Мадаре шею и речитативом шепчет, что безумно, безумно скучал. — Я люблю тебя, — говорит Хаширама тихо. Мадаре на секунду кажется, что у него сердце остановилось от этого признания. Он не может ничего сказать, поэтому просто целует Хашираму — нежно, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства, которые всегда предназначались только одному человеку. Засыпает Мадара быстро, буквально отрубается. Мимолётно проносится мысль, что сейчас, в эту самую минуту Мадара чувствует себя по-настоящему спокойно — они с Хаширамой, наконец, поговорили. Ситуация разрешилась, а недосказанности ушли. Им, конечно, ещё работать и работать над восстановлением доверия и отношений, но хотя бы начало положено, и первая серьёзная проблема осталась позади. Со всем остальным они обязательно справятся. Вместе. На это у них будет вся жизнь, а пережитый опыт поможет больше никогда не терять друг друга, ведь это было смерти подобно. Причём для обоих.