Причастен неприкосновенно

Законсервировать Фараона в халупку полную тараканов было не лучшим из вариантов. Ведь и на это нужны были расходы. Зима невольно накатывала своими гнусными объятиями старые районы города, забирая в ледяное царство, тех кому не удосужилось найти берлогу по дороже. Те, кто успел донести квартплату и не был отрезан от цивилизации получил заслуженную награду в виде теплых батарей, а тех, которые по счастливому случаю отгреб хату по дешевле - нет. Панк отворил двери новым ключем и снова поморщился из-за неприятных звуков двери. На пороге лежала старая влажная тряпка на которой уже были грязные разводы. Это было сделано в целях нежданных уборок в такую то погоду. Старый линолеум уже не был пригоден для того, чтобы его драяли ежедневно или через день. Правда это только потому, что Даниил никак не мог завершить скудненький ремонт, который затеял на кухне. И хотя здесь до сих пор стояла старая печка, стены начали преобразовываться. На них уже красовался плиточный дизайн, первый, что попался в гугл. Но и этого было достаточно, чтобы создать внихуют.На самом деле говорить в таком ключе было недопустимо сложно. Панк накрыл плоскую поверхность рукой, и не успел закрыть глаза, чтобы по горевать, ведь услышал приглушенный вздох. Он двинулся к гостинной неспешно, прислушиваясь. Это не было похоже на те, звуки, что должен издавать фарик, это было... На старом матрасе возле спящего устроился Юрьевич, он стянул с фарика штаны, поджал ноги и уже бесстыдно трахал хлопца. - Ты че нахуй, охуел? - Даниил не сдержал возмущений. За секунду подлетел к нему и пнул его в спину. Раз, за тем второй за третим, тяжелый быдло перекатился на спину, принимая удары в пах. - Ах ты пидорас ебучий, я же верил тебе, а ты скотина, так со мной. - Босс, ну босс, делиться надо в открытую. - все что и мог в защиту пробубнить лысый. - Ты че раздаешь здесь, какое нахуй делиться? Я охранять тебя приставил! А не трахать спящего против его воли. Он убрал налипшие патлы назад, плюнул на виновника и еще раз пнул, на этот раз зарядив прямо в пах своим каблуком. - Пиздуй. - Н-но босс... предупреждать надо заранее. - Пиздуй, нежели хуже будет. Панк из-за спины макет валыны достает. Для уверенности хлопает курок, дабы устрашить, но лысый лишь хрипло смеется: - Этим будешь пугать мартышек не опытных, а не... - замолкает. Его глаза увеличиваются. - Не тебя?- голос сзади Панка вселяет в него надежду. - Цьорт,- лысый натягивает наконец-то штаны и молча собираеться ливать. - Можешь не спешить, ребята ждут тебя на лестничной, возможно успеешь скипнуться раньше чем это сделают они. Тот молча выходит в коридор, а затем снова скрип и хлопок. - Рановато вы, - прячет макет Панк и поворачивается к гостям. Роберт, мать его Плаудис, распустил свои патлы, надел бордовое пальто и накрасил губы. Грршаня стоял в стороне и как галантный джентельмен смотрел куда угодно, но не на спутника. По виду не скажешь, что он до сих пор в восторге от планов Панка. - Судьба распорядилась иначе, да и птичка напела про…- он повел головой на младшую голубку, заставив патлатого снова кинуться до матраса. Слипшиеся волосы, усталое лицо и грязная одежда не внушали доверия тем санитарам, что брали деньжищи за уход спящего. - Когда дозу будем менять? - Плакида приседает рядом. Он без стыда достает свежий платок с кармана и смачивает его обычной полторашкой, а затем начинает убирать следы мерзавца. Жалко мальчика. Никому судьбы такой не пожелаешь. Гришаня не смело переводит взгляд на пострадавшего а потом глубоко вздыхает: - Зимовать он тоже будет на полу? Панк хлопает глазами и замирает, тогда как Роберт тянется к влажным салфеткам и невесомо отвечает: -Можешь домой забрать, только перед этим Мирона в известность поставь сколько дорогу на желтый перешел. Гриша губы поджимает. Сам к телефону тянется, да включать совсем не спешит: смотрит на черный, разглядывая экономку в отражении. Точно: надо купить сюда люстру. Панк Фарика моет, не испытывая и стыда, так как понимает, что кроме него это никто не сделает. Только чувствует пронзительный взгляд позади. Не понимает только на себе или на нем. Вздыхает, заканчивая с гигиеной. Отступает, предоставляя место кормильцу. Гриша ставит капельницу, где снова напитывает тело энергией и колит снотворное. - Ему надо проснуться, - сообщает Ляхов. - Отката не будет. - Откат может быть, если не дать ему проснуться после этой дозы. Панк щелкает пальцами и посматривает на запечатанное окно. Сегодня он на долго здесь. - Я останусь,- кидает Платина, а затем добавляет,- на случай непредвиденных обстоятельств. Гриша смотрит на него долго, но затем лишь просто кивает. Они не прощаются. Что то в воздухе тяжелым комком между них стает. Панк не разбирается. Провожает хилера взглядом, видит как тот задерживается возле тряпки перед дверью, а затем окончательно выходит -Выйдем? - спрашивает Берт и идет в сторону кухни, не приглашает. На кухне не пахнет табаком, от части Даниил благодарен за это. Тот по плитке рукой проводит и его губ трогает улыбка. Легкая невесомая и не заметная. - Стараешься, он бы оценил. - В прошедшем,- кривиться Панк. - Вряд ли он нас вспомнит. Прошло уже месяца четыре…? - Шесть с половиной. - Точно. Киллер расстояние между ними шагом сокращает. И взглядом прямо цепляется. Смотрит. В мозг лезет. Коварные помыслы наружу вытаскивает. Душит, давит, кислород забирает. А тот и не моргает. Заворожено наблюдает, пока глаза не просыхают и слезами полными не стают. Закрывает – проигрывает. А пальцы холодные щек касаются, соленые дорожки смахивают и губами красными в свои по тресканные тычутся. Даня успевает лишь воздуха набрать, отвечая. Со всей жаждой, желанием и изнеможением. Языки - анаконды. Губами жадными, зубами острыми. Руками коварными под джемпер на спину влажную. Роберт ногу поджимает - показывает свое хочу ближе. Чтобы под толстой тканью джинс Панковских услышать его желание. Даня говорит, что не может так. Кошки острыми когтями в подреберке скребут, будто плоть раздирая, но Панк не может, он должен напомнить, что это не обходит его. - Он же по твоему приказу за мной бегает. Конечно, Робчик не идиот. По больному горбу шваброй ударить может и не раз. - Да, - соглашается и в глаза смотрит. Нагло, под самую броню. Да только спотыкается, слыша откровение. - Знаешь, почему я его не убил? Панк молчит, спотыкается, сука и головой по бетонному блоку. И здесь мимо. Роберт молчит, но рукой к его тянется. - Мне тебя жаль стало, - улыбается хитро. В его взгляде кроется так много тайн, которые может только он сам, если не собьется с пути раньше. Панк вперед поддается. Разворачивает того к столешнице больно прижимая. Стаскивает штаны рывком. В голове как в тюрьме - абсолютное зло. Туман и не ясные замыслы. Он толкается внутрь одним грубым движением и голову к потолку закидывает. Лампочка моргает и кажется будто сейчас погаснет. Так ведь даже лучше будет, от проблем лучше сбежать вот так внаглую, будто так и задумано. Когда Даня жестче, на сухую, розмашисто толкается, удовольствия это не приносит никому. Да только месть слаще острых ощущений. Панк ведь не такой, он не верит в судьбу, не верит, что заслужил на такое отношение. Возбуждается, только когда под ним парень стонет. Тогда натягивает до упора и кончает, жмурясь до розовых жучков перед глазами. Роберт вымывает следы под ржавой водой в кране, что то бурчит под нос, а затем заканчивает и возвращается в залу. Панк сидит на старом диване и смотрит прямо перед собой, жалея видимо. - Не вини себя, - разрезает дозу навязчивых мыслей Панка, - ты не виноват, что случилось с ним. Просто... предотвратил то, что могло закончиться еще раньше. Даня молчит и голову не поворачивает. Жуткое ощущения селиться внутри него и он не может справиться. Он лишь поглядывает на спокойное и умиротворенное лицо Глеба и не видит в нем ничего такого, что могло предвещать хорошие новости. - Гарантии давать не буду, но и в опасность тебя втягивать не буду. Обещаю, - вздыхает Платина и садиться рядом. Панк не благодарит лишь потому что не успевает. Глеб перед ним начинает шевелиться, что-то бурчит, а потом открывает глаза.