My blue eyes that come from the Islands

Просыпаться рано утром за долго до первых лучей стало привычной и желанной рутинной. Внутренние часы работали лучше механических. Лунный свет сменился холодным светом утра, пробивающимся в комнату тонкими серыми и голубыми полосами. Где-то за окнами вился туман, обнимая линию горизонта. Шторы колыхались под дуновением, словно дыхание воды снаружи.   В другой ситуации Эндрю потянулся бы и отправился встречать с сигаретой огненный рассвет на улицу.    Эндрю медленно открыл глаза, когда утренний холод вместе с серебряными лучами коснулся кожи, но двигаться не стал. Лежа на спине, он почувствовал тяжесть на своем торсе — теплую и приятную. Нил спал рядом, чуть ниже, одной рукой обвив торс Эндрю, а головой удобно устроившись на его боку. Рыжие волосы щекотали кожу. Дыхание Хэтфорда было ровным, грудь поднималась и опускалась в расслабленном ритме сна. Он притянулся к нему во сне, как прилив к берегу, обняв с такой простотой, что Миньярд даже не мог почувствовать дискомфорта.    Странные мысли пришли, как шум ветра за окном. Сначала — о кошках. Да, их нужно покормить. Но каких кошек? У Миньярда никогда не было домашних животных. В памяти замелькали образы пушистых зверей с глазами, сияющими, как янтарные ракушки. Возможно, это была мечта о чём-то, чего у него никогда не было.   Блондин не любил чужих прикосновений, но с Нилом это забывалось. Казалось, будто это что-то обыденное, привычное. Продолжение самого Эндрю. Словно такое происходило уже миллионы или, может быть, даже миллиарды раз.     — Ты, должно быть, рыжий морской бес, — шепнул Эндрю, едва улыбнувшись. Он привык к этому весу на себе и даже находил его успокаивающим.   Внутри и вокруг царило странное спокойствие, наполненное звуками моря — приглушенным плеском волн, соленым дыханием ветра и треском швартовки где-то вдалеке. Эндрю закрыл глаза, позволяя этой морской тишине проникнуть в мысли. Но покой вскоре рассеялся: где-то в подсознании появилась настойчивость — увидеть старого друга, которого он никогда не знал.   Как его звали? Или её? Его не существовало — лицо было смазано, и имя уплывало из памяти, как обломки кораблей, что исчезали в морском водовороте во время шторма. Но почему тогда хотелось повидаться?   Он моргнул, пытаясь удержать ускользающие образы, но они исчезли. В комнате снова стало тихо, а под пальцами оставался лишь жар спящего человека. Когда Нил был рядом, всегда казалось, что запах моря не уходит. Он обволакивал всё вокруг, оставляя после себя шлейф свободы.   Нил вдохнул глубже, и его рука сжалась сильнее на торсе Эндрю, будто боялся отпустить даже во сне. Блондин открыл глаза. Картина перед ним была простой и сложной одновременно — спокойный профиль Хэтфорда, его ресницы, закрытые глаза, тень улыбки на губах.   На запястье Нила были видны следы от верёвок, или других сковывающих предметов, давно зажившие, но всё ещё существующие в памяти и на теле. Он пробежал пальцем по ним — медленно, изучающе, как будто перечитывал старую карту с островами, которые уже открыл, но не перестал находить новые детали.    Их не было, лишь странная галлюцинация. Кожа руки была чиста.    Мир изменился вокруг них, но они оставались здесь, как лодка на якоре в тихой гавани. Эндрю поднял руку и провел пальцами по рыжим прядям, ощущая на кончиках прохладную соленость, словно они только что вышли из-под морских брызг. Это было прошлым утром.   — Я могу тонуть в тебе бесконечно долго, — прошептали его мысли.   Звезды все еще были видны, но они меркли. Морской бриз наполнил комнату запахами рассвета и солью, которая всегда напоминала ему о вкусах жизни, которые он отказывался принимать слишком долго.   Время замерло. Тишина между вдохами. Прерывистые мысли. Впереди была долгота нового дня, но этот миг казался бесконечным. Эндрю вдохнул запах моря и солнца, которое ещё не взошло.   Рассвет зашевелился, мир просыпался, но пока еще был их час.   Нил шевельнулся, будто почувствовал на себе взгляд. Его пальцы, обвивавшие торс Эндрю, слегка разжались, и он издал едва слышный сонный вздох. Прекрасная мелодия для столь уставшего разума.   Эндрю не убрал руку с его волос, продолжая медленно перебирать пряди, как будто это было нечто, что он делал всегда. Ему не хотелось говорить, не хотелось разрушать утреннюю тишину. Но Нил уже начинал просыпаться, веки его подрагивали, а затем приоткрылись, и ленивый взгляд голубых пронзительных глаз встретился с карими.   — Что насчет нашего утреннего ритуала? — голос Нила был хрипловатым и мягким, как шелест воды о берег.   — Какого именно? — Эндрю посмотрел на него с ленивым интересом. — Того, где ты сбегаешь на пробежку, как одержимый, или где я заставляю тебя остаться?    Это было давно утерянным воспоминанием. Сейчас их каждое утро выглядело немного по-другому. Они встречались в момент пробежки Нила и отправлялись на кухню, где был уже готов ароматный кофе. Игра в правду продолжалась до того момента, пока кто-нибудь со второго этажа не просыпался. А дальше Нил исчезал как последняя надежда в страшный сон с порванными парусами.    Нил усмехнулся, губы приподнялись в одном из тех редких выражений, которые он показывал только Эндрю.   — Пробежка подождет, — Его рука скользнула вверх, вдоль ребер, и он слегка надавил ладонью на грудь Миньярда, как бы возвращая его внимание. — У меня есть идеи поинтересней.   Эндрю прищурился, изучая выражение лица Нила. Его взгляд задержался на уголках глаз, где мелькали тени сна, и на губах, которые все еще хранили вкус прошлой ночи.   — Что именно? — Он приподнял одну бровь, его голос был едва выше шепота.   — Позволь показать, — Нил улыбнулся шире и перевел вес, чтобы чуть выше приподняться на локтях.   Мир за окном все еще дремал, солнце только начало обрисовывать тонкую линию горизонта, и все пространство заполнилось ожиданием, которое только они двое могли создать.   Эндрю не шелохнулся, позволяя Нилу склониться ближе. Его губы коснулись линии подбородка, оставляя за собой горячий след, и снова — чуть ниже, у шеи. Его прикосновения были медленными, как прилив, который лениво охватывает берег, и в этом было какое-то тщательно скрываемое наслаждение.   Но взгляд Нила задержался на тумбочке у кровати. Его внимание привлекла обложка темного цвета с тиснеными серебряными символами — узоры плелись в причудливый круг, изображая волны и сплетения ветвей.   — Что это? — спросил он, не отрывая глаз от книги, будто только сейчас заметил ее присутствие.   Эндрю последовал за его взглядом и фыркнул.   — Слишком рано для чтения лекций, — Он потянулся за книгой и, подняв ее одной рукой, лениво перевернул в пальцах. — Кельтские мифы.   — Ты читаешь мифы? — Нил выгнул бровь, полунасмешливо, полупризнательно.   — Я ищу ответы, — поправил его Эндрю, взгляд заострился. — Здесь можно найти гораздо больше, чем кажется.   Нил сел, все еще прижимаясь боком к Эндрю, и осторожно взял книгу из его рук, перелистывая страницы. Пожелтевшие края шуршали под пальцами. Именно такие страницы хранят самые ценные ответы на самые темные и запутанные вопросы.    — Легенды об исчезнувших островах и людях, которые меняли лица, — Рыжеволосый провел пальцем по иллюстрации, изображающей великана с глазами цвета морской пены. — И ты говоришь, что я увлекаюсь сказками.   Эндрю хмыкнул.   — Некоторые истории слишком похожи на правду, чтобы быть просто сказками, — сказал Миньярд. — Одно из доказательств сидит рядом со мной, — голубоглазый никак не отреагировал на это замечание.    Нил открыл страницу с закладкой из тонкой веревки и взглянул на строчку, отмеченную изгибом бумаги. Его губы тронула тень улыбки, но в глазах мелькнула осторожность.   — Это про морского короля, который забыл свое прошлое и за это потерял право вернуться домой.   — О чем-то напоминает? — Эндрю смотрел на него испытующе, словно разгадывая очередную тайну. — Иногда чужие мифы — не больше чем отражения собственных ошибок.   Нил задержал дыхание, но быстро восстановил невозмутимость.   — А ты, значит, решил использовать древние сказания вместо карты?   — Возможно, — Эндрю положил ладонь на обложку книги, легонько касаясь пальцами. — Или найти объяснение, почему я забываю то, чего никогда не знал.   — Ты ведь уже близко, — Нил улыбнулся краем рта и наклонился ближе, — но мифы редко бывают честными с теми, кто в них слишком верит.   — Я никогда не верю на слово, — Эндрю коснулся его губ коротким поцелуем. — Но если ты снова исчезнешь в тумане, я прослежу за каждой волной.   Нил засмеялся, теплым и тихим, как морской бриз.   — Может, ты просто хочешь открыть другую правду, вместо того чтобы найти себя.   — Я иду по обеим дорожкам, — ответил Эндрю, отстраняясь. — Теперь вставай. Или я вернусь к чтению.   Теплая утренняя тишина размывалась первыми красками рассвета, когда они выбрались из комнаты и направились к ванной. Эндрю шагал впереди, босые ноги едва слышно касались пола. Нил шел за ним, лениво потягиваясь. Их движения были слаженными, как у тех, кто давно знал друг друга, и в них сквозило что-то едва уловимо волчье — настороженное, но в то же время свободное. Почти трех недель знакомства было недостаточно для такого.    Эндрю первым открыл дверь, пропуская Нила вперед, прежде чем захлопнуть за собой. Они молча делили раковину, умываясь ледяной водой, которая казалась особенно свежей после душного сна. Когда Нил пригладил мокрые пряди волос, он мельком взглянул на отражение. В глазах Эндрю таилось больше, чем могло вместить одно утро.   — Пахнет морем, — пробормотал Нил, обтирая лицо полотенцем. — Даже здесь.   — Это от тебя, — Эндрю стряхнул воду с ладоней и коротко фыркнул. — Ты словно приносишь его с собой.   Когда они добрались до кухни, воздух был еще наполнен ночной прохладой. Кофеварка как обычно тихо шумела, заполняя звуками весь первый этаж. Шторы оставались задернутыми, и комната выглядела серой и неуютной, но аромат кофе быстро прогнал это ощущение.   Нил выбрал огромную керамическую кружку, которую блондин купил в торговом квартале. Он любил черный кофе, горький и горячий, как дорожный дым. Миньярд все еще не исключил его из списка вещей, которые не должны были существовать. Кружка Нила всегда была на большую половину пустой. Эндрю потянулся за сливками и сахарницей, насыпая щедро — почти вызывающе, словно бросая вызов самому напитку.   — Слишком сладко для человека, который смотрит на мир, как на противника, — заметил Нил, наблюдая, как ложка взметнула пену на поверхности кофе.   — Я забираю то, что могу получить, когда это нужно, — Эндрю оперся бедром о стол и сделал глоток. Сладость размягчала жесткость напитка, но от этого вкус казался лишь более опасным. — Ты собираешься сбежать до того, как кто-нибудь проснется?   Нил, обхватив ладонями теплую кружку, медленно покачал головой.   — Нет.   Эндрю прищурился, не отводя взгляда.   — Это не похоже на тебя.   — А ты все равно задаешь вопросы, хотя знаешь ответы, — отозвался Нил с легкой улыбкой.   Пустота дома вокруг них казалась особенно глубокой. На втором этаже спали остальные — Ники с Эриком, а где-то совсем близко, за стеной, дремал Аарон. Даже Кевин не нарушал этой зыбкой тишины.   — Ты все равно останешься.   — Я все равно останусь, — подтвердил Нил, и в его голосе звучала тихая уверенность.   Эндрю сделал еще один глоток, чувствуя сладость. Сладость, которая обычно приносила простое удовлетворение, вдруг показалась соленой, словно запах прибоя все еще витал между ними, скрытой за ароматами утренней кухни.    Он опустил кружку на стол, звякнув керамикой, и открыл холодильник. Холодный воздух разлился по рукам. Овощи сложились на деревянную доску с приятным стуком: сочные томаты, сладкий перец, пучок зеленого лука и несколько шампиньонов. Нож с хищным блеском лег в его ладонь как продолжение пальцев. Лезвие двигалось без усилия, точно машина, нарезая все ровными кусочками. Раз Нил решил остаться, то был смысл заняться завтраком.    На плите шипело масло. Он бросил туда нарезанный лук, и воздух сразу наполнился сладковатым ароматом, обещавшим начало чего-то хорошего.   Блондин почувствовал, как рядом с плитой что-то изменилось, будто затрепетал воздух.   Нил сел на край тумбы, словно был здесь всегда — дикая, голодная тень, наблюдающая за охотой. Он покачивал ногами, словно под ритм невидимой песни, каблуки стучали в такт, и глаза тонули в каждом движении Эндрю.   — Ты всё ещё держишь нож под подушкой? — лениво спросил Нил, но в его голосе чувствовалась неприкрытая заинтересованность, как шипы сквозь шелк.   Рука Эндрю замерла на секунду, когда он добавлял кусочки перца в сковороду. Масло в посуде зашипело громче, словно комментируя происходящие.   — Да, — ответил он просто, словно подтверждал что-то очевидное. Аромат стал плотным и сладковатым, с оттенком жара после добавления перца.   — Почему? — Нил прищурился, наклонив голову. В голосе Хэтфорда сверкала насмешка, но глаза оставались острыми, как гарпун.    Вопрос эхом отозвался в сознании. Гладь воспоминаний вздрогнула, и странная мысль пронзила Эндрю. Нет, не он. Когда-то давно это делал кто-то другой. Рука с ножом, прячущая его под подушку, — это был Нил. Нил Хэтфорд, бездомный мальчишка с островной кровью, который никогда не спал спокойно.   Эндрю отвел взгляд от плиты, позволяя этому ощущению разрастись, будто прислушиваясь к чужими шагам на пустынной улице внутри себя.   — Потому что это напоминает, что я еще здесь, — наконец сказал он, поднимая глаза на Нила. Его голос звучал тихо, но твердо, как сталь. — А ты?    Рядом послышался тихий смешок, короткий, как случайный звук плавника, ударившегося о водную гладь.    — Потому что я знаю, что кто-то может прийти, чтобы забрать меня. Или тебя. — Нил взглянул на нож в руках Эндрю, словно признавал его частью этой правды. — Твой ход.    Нил ухмыльнулся, ещё раз скользнув к ножу, но сосредоточил внимание на сильных руках Эндрю.    — Когда ты впервые взял в руки нож? По-настоящему?   Эндрю поддел гриб и бросил его в сковороду, где уже танцевали помидоры и лук. Пар клубился над всеми этими действиями.   — Не знаю, — сказал он честно, наблюдая, как масло пузырится на краю. — Или не хочу помнить.   Плита щёлкнула, когда он включил вторую конфорку и бросил на неё толстые, золотистые немецкие колбаски. Они зашипели, наполняя воздух насыщенным ароматом специй и жира.   — Ты? — спросил он тихо.   — Всегда, — голос Нила был тихим, как движение песка по морскому дну.    Эндрю молча помешивал овощи, позволяя словам утонуть в треске горячего масла.   — Твой вопрос, — напомнил Нил.   — Какой нож ты выбрал первым?   — Маленький, с изогнутым лезвием. Похожий на серп, — Нил облизнул губы, взгляд его оживился, как у охотника, от предчувствия добычи. — Твой?   — Тот, что мог убить наверняка.   Тишина заполнила кухню, но она не была тяжёлой — это была близость, понимание, что ответы не только соединяют, но и разоблачают.   Эндрю бросил яйца в сковороду, взболтал их с молоком и солью, наблюдая, как смесь медленно схватывается.   — Ты уверен, что помнишь только свою жизнь? — спросил он, не глядя на Нила.   — А ты?   Запах прибоя витал в кухне вместе с ароматом скорого завтрака.   Как ни странно загадочные мысли оборвались. Эндрю больше не казалось, что его память разрывается и пытается достать со дна то, чего никогда не знала. Словно вся магия пропала после случайного короткого вопроса Нила.    Запах прибоя витал в кухне вместе с ароматом скорого завтрака. Солёные нотки смешивались с теплом готовящейся еды, вызывая ассоциации с солнечным берегом, где волны омывают нагретый песок. Каждое движение Эндрю за плитой казалось уверенным, отточенным, словно ритуал, отражающий спокойствие морской глади.   Когда еда была почти готова, на кухне появился Ники. Его волосы торчали в разные стороны, а пижама с яркими фламинго на шортах делала его вид комичным. Он замер на пороге, когда увидел Нила, который, сидя на краю тумбы, с любопытством наблюдал за Эндрю. В этот момент Ники выглядел так, словно попал в иной мир, где запахи и ритмы были совершенно чужды его привычной утренней лени.   Такой ранний подъём был совсем не в духе Хеммика. Это была маленькая случайность, противоречащая самому существу его утренней лени.   — Нил?! — его голос разрезал утреннюю тишину, и он схватился за грудь с преувеличенной драматичностью. — Ты чего здесь так рано?   Нил улыбнулся, обхватив ладонями кружку с остатками остывшего кофе. Свет из окна за его спиной очерчивал его силуэт, делая его почти призрачным, словно морской дух, материализовавшийся из тумана.   — Завтракаю, — спокойно ответил он, покачивая ногами, свесив их с края кухонной тумбы.   Ники подошёл ближе, сузив глаза в попытке понять, что же здесь происходит. — Завтракаешь? Рано утром? С Эндрю? На нашей кухне? Ты уверен, что я не сплю? — Слова посыпались из него всё быстрее и быстрее, словно Ники пытался оправдать своё смятение.   Эндрю бросил на него короткий взгляд, продолжая жарить колбаски. — Ты не спишь, но ты мешаешь.   — Мешаю? — Ники приподнял бровь, игнорируя скрытое раздражение в голосе кузена. — Эндрю, что здесь происходит? Почему Нил вообще здесь? С утра? — его взгляд блуждал от одного к другому, словно он пытался сложить части головоломки. — Вы что, сбежали куда-то вместе и вернулись только сейчас?   Решения загадок не было их семейной чертой, тем не менее один огненный кудрявый вихрь старательно пытался это исправить.    Нил, продолжая покачивать ногами, усмехнулся, наслаждаясь растущей суматохой. — Я просто рано встал. Жажда приключений, ты же понимаешь.   — Жажда приключений? — переспросил Ники, его голос дрогнул. Он на мгновение замолчал, словно обдумывая, прежде чем вдруг заговорил быстрее, как будто боялся упустить момент. — Вы... вы ведь не... вместе? Или вы—   Эндрю резко поставил сковороду на выключенную конфорку, и звук металлического удара эхом отдался в кухне. — Иди наверх, Хэммик. Вернись к Эрику, пока я не заставил тебя.   Ники в замешательстве замер, как будто эти слова ударили его по лицу. — Ты серьёзно? Я только спустился, потому что захотел воды...   — Выпей воды наверху, — перебил его Эндрю. В его голосе прозвучала угроза, как громкое предостережение перед штормом. Миньярда совсем не волновало, то наверху единственная вода была та, что из-под крана. — Сейчас.   Ники нахмурился, но встретившись с холодным взглядом Эндрю, только вздохнул. — Ладно, ладно. Только не устраивай здесь драму. — Он бросил взгляд на Нила, который выглядел так, будто это всё его забавляло. — И ты не помогай ему.   — Кто, я? — Нил изобразил невинность, но его глаза смеялись.   Как только Хэммик наконец вышел, а деревянные ступеньки заскрипели, Эндрю вернулся к плите, будто ничего не произошло. — Иногда он слишком много говорит.   — Зато весело, — добавил Нил, всё ещё улыбаясь. — Ты бы видел своё лицо, когда он вошёл, — Хэтфорд попытался в своей манере передать чужие эмоции.    Когда Ники наконец поднялся наверх, деревянные ступени скрипели под его шагами, и тишина вновь окутала кухню. В открытое окно доносился мягкий плеск волн, будто море дышало где-то совсем рядом. А ведь до него нужно было идти не меньше получаса. Нил продолжал покачивать ногами, его взгляд был прикован к Эндрю.   — Ты вообще знаешь, как иногда пугаешь людей? — вдруг сказал Нил, прерывая тишину.   Эндрю мельком глянул на него, не выказывая ни удивления, ни интереса.   — Если они боятся, значит, я всё делаю правильно, — бросил он сухо, переворачивая колбаски.   — А если не боятся? — Нил склонил голову набок, его голос стал мягче, почти задумчивым.   Эндрю на миг застыл, но ничего не ответил. Нил не стал настаивать. Он легко спрыгнул с тумбы, подошёл ближе и забрал тарелку с готовыми колбасками, которую Эндрю только что поставил.   — Спасибо за завтрак, — бросил он через плечо, направляясь к двери.   На пороге он обернулся, встретившись взглядом с Эндрю. В его глазах плескалась загадка, как морская глубина. — Иногда стоит искать там, где никто не ожидает найти. Особенно, если это погребено под нашими страхами.    Эндрю остался на кухне один. Стук волн за окном напоминал сердцебиение моря — вечное и неизменное.    

🌊 🌊 🌊

 

Город Бремерхафен встречал гостей своей набережной, словно старый маяк, хранящий в себе сотни историй о кораблях, что уходили в бескрайние воды Северного моря. Здесь время текло иначе — солёный воздух смешивался с ароматами свежей выпечки из уличных кафе, а шум волн подчеркивал каждое слово, сказанное на фоне величественных кранов, тянущихся к небу, как стальные великаны.   Улицы, вымощенные старинной брусчаткой, соседствовали с современными стеклянными фасадами, отражающими бесконечное движение воды. Немецкий музей эмиграции, словно страж прошлого, хранил истории тех, кто покидал этот порт в поисках новой жизни. Гавань, с её бесконечными причалами и мерцающими огнями маяков, становилась символом одновременно прощания и возвращения, даря каждому прохожему странное чувство меланхолии.   Студенты университета Пальметто и Клозе шли вдоль набережной, пропитанной морской свежестью. Пестрая толпа туристов сливалась с местными жителями, чьи лица казались омытыми ветрами. Город был живым, его ритм напоминал музыку приливов и отливов, где каждый удар волны становился частью общей мелодии.   Кевин немного отстал от группы, словно выпал из этого гармоничного ритма. Его шаги были замедленными, а взгляд устремлён куда-то вдаль, туда, где горизонт растворялся в серой дымке. Морской ветер касался его кожи, но не приносил облегчения — напротив, казалось, что он лишь сильнее пробуждал тени прошлого, скрытые глубоко внутри.   Его мысли возвращались к дням, когда жизнь казалась бесконечным бегом по кругу, наполненным тренировками, матчами и ожиданиями, которые он сам на себя возложил. Но сквозь всё это пробивалась другая правда — сожаление. Кевин вспоминал, как однажды, в другой реальности, он жалел лишь об одном: о том, что так и не смог сказать слова, которые всегда застревали в горле, словно их удерживал невидимый узел страха.   Воспоминания к нему возвращались тяжело и громко, словно сильная волна разбивала его о скалы, ударяя все сильнее и сильнее. Каждый раз это происходило в момент, когда он вновь встречал Дэвида Ваймака или узнавал о нем. Возможно, из-за этого так редко у него бывает счастливое детство с отцом. Это было странное, почти болезненное ощущение. Иногда он ловил себя на том, что готовится к этим встречам, словно к экзамену, зная, что они всегда будут вызывать в нем те части прошлого, которые он пытался забыть. Не помнил, но подсознательно знал.    В эти моменты он вновь оказывался мальчишкой, только начинающим мечтать о большом спорте, а потом — человеком, который из-за своих ошибок потерял больше, чем готов был признать.   И все же, вместе с этим, Дэвид приносил что-то еще — редкие проблески счастья, моменты, которые Кевин мог назвать детством. Словно осколки другой реальности, в которой не было ошибок, нерешительности и страха. Однако эти моменты были слишком мимолетными. Казалось, что они ускользают от него специально, как наказание за глупость и гордыню, за то, что он однажды упустил самую важную вещь в своей жизни.    Они прошли мимо одного из уютных кафе, где на столиках, покрытых клетчатыми скатертями, стояли крошечные вазочки с морской галькой. Ники с Эриком предложили остановиться, и группа направилась внутрь. Но Кевин продолжал ощущать, как его сознание скользит назад, к моментам, которые больше нельзя изменить.   Глядя на Аарона, который сидел напротив, Кевин почувствовал знакомое тепло и боль одновременно. Они сидели слишком близко друг к другу, чтобы не замечать мелочей — движения рук, взгляда, что был обращён на улицу, но явно смотрел глубже. Кевин стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться на настоящем, но мысли вновь и вновь возвращались к тому, что могло бы быть, если бы он тогда решился говорить.   Море за окном кафе было спокойным, но где-то в его глубинах наверняка скрывались течения, такие же бурные, как чувства, которые Кевин прятал от самого себя. Ему казалось, что весь Бремерхафен со своей меланхолией, шумом волн и запахом соли стал отражением его собственной души — разбитой, но всё ещё ищущей путь к свету.   Он знал, что не все воспоминания вернулись к нему. А ведь прошло несколько лет, слишком долго. Иногда они проявлялись моментально, будто раскалённое железо обжигало его разум, а иногда приходили постепенно, вызывая болезненную тоску. В это раз Нил вспомнил все сразу, в отличие от Эндрю. Дни из прошлого мелькали в его голове, словно обрывки фильма: лица, голоса, сцены, которые он не мог сложить в единое целое. Это чувство доводило его до отчаяния. Он пытался искать ответы у Нила, но тот упрямо молчал, словно это было его собственным способом защиты от тех же чувств.   "Может быть, мне стоит встретиться с тем, кто точно помнит всё," — подумал Кевин. Старый друг, единственный, кто понимал, что происходило тогда. Но он даже дороги не помнил. Путь был погребен под неподъемными обломками.    Он отвёл взгляд от окна, краем глаза замечая, как Ники что-то оживлённо обсуждает с Эриком. Их смех звучал звонко, как первая капля дождя после долгой засухи. Кевин вдруг осознал, что эти двое никогда не меняются. Они всегда были такими — понимающими, заботливыми, с редким умением оставаться самими собой, несмотря на всё, что происходило вокруг.   Кевин вспомнил, сколько столетий понадобилось ему, чтобы увидеть в Ники то, что было скрыто за его шутками и яркой внешностью. Грани личности Хэммика раскрывались медленно, словно драгоценный камень, который нужно было очистить от слоёв пыли, чтобы увидеть истинный блеск. Эрик же был его противовесом — спокойный, терпеливый, но не менее преданный. Вместе они были, как якорь, удерживающий его в реальности, даже когда воспоминания и сожаления пытались унести его в прошлое.   "Интересно, знают ли они, сколько всего сделали для меня, даже не подозревая об этом?" — подумал Кевин, опуская взгляд на чашку с кофе, которую Ники успел поставить перед ним. Эти двое были его постоянной точкой опоры в мире, где всё остальное, казалось, менялось слишком быстро. Дэй сожалел о том, что в первой реальности долго считал Ники лишь веселым и доставучим парнем, не видя всего остального.   Кевин почувствовал усталость от собственный мыслей, сделал глоток кофе. Горечь напитка слегка вернула его в реальность. Ники все еще болтал с Эриком, их смех время от времени отвлекал от тяжелого молчания, которое окутывало Кевина. Но он никак не мог отвести взгляд от Аарона. Этот человек был слишком близок, слишком значим, чтобы просто быть частью настоящего.    Аарон что-то рассказывал Эндрю, кивая в сторону окна, но Кевин не слышал слов. Его взгляд остановился на легком движение его рук, на том, как Аарон, не задумываясь, слегка наклонился к Эндрю, доверяя ему в мелочах, словно это было чем-то естественным. Это движение пронзило Кевина, как воспоминание, еще не успевшее сформироваться.    "Сколько ещё я смогу это выдержать?" — подумал он, чувствуя, как пальцы крепче сжимают чашку. Осколки прошлого всё чаще прорывались сквозь плотину, которую он выстроил вокруг себя. Но каждый раз, когда он пытался собрать их воедино, всё рассыпалось. Он знал, что Нил мог бы ответить на его вопросы, но боялся спросить. Может быть, потому что боялся ответа.   Внезапно Аарон обернулся и встретился с его взглядом. Кевин не успел отвести глаз, но и не попытался. Их молчаливый диалог длился всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы Кевин почувствовал, как его сердце сжалось. Аарон улыбнулся — слегка, едва заметно, как если бы хотел сказать, что все в порядке. Но Кевин знал, что это не так.    Эти мгновения, эти едва заметные жесты и улыбки, слишком напоминали Кевину те отголоски прошлых реальностей, которые до сих пор жили в его памяти. Там, где он уже пытался построить что-то похожее. Там, где было слишком много страхов, слишком мало смелости и где его попытки говорить правду о себе оборачивались лишь шрамами.    Сейчас же все было иначе. Эти воспоминания, такие горькие и болезненные, больше не казались ему врагами. Они толкали его вперед, как тихий, но настойчивый шепот в голове: «Сделай это. Ты уже знаешь, что потерять — хуже, чем попытаться».   — Кевин, ты с нами? — Ники тронул его за плечо, заставив вздрогнуть.   — Да, — машинально ответил он, пытаясь вернуть на лицо привычное выражение. — Просто задумался.   Ники нахмурился, но не стал продолжать. Он вернулся к Эрику, а Кевин снова уткнулся взглядом в чашку. Ему казалось, что он больше не может ждать. В нем разгоралось желание, которое уже невозможно было подавить: заговорить, поставить точку или, может быть, многоточие, но хотя бы сделать первый шаг.    Он поднял голову и ещё раз посмотрел на Аарона. Тот уже снова был увлечён разговором, но Кевин знал — момент приближается. Он не мог больше жить в страхе, что однажды будет слишком поздно. И если что-то должно измениться, то начинать нужно прямо сейчас.  

🌊 🌊 🌊

 

Вечер подкрался незаметно, как морской бриз, окрашивая окна в тёплые оттенки заходящего солнца, которые напоминали золотые полосы на воде. Закат только-только подступал к берегам, окончательно стемнеет совсем не скоро. Дом наполнился запахом свежеприготовленного сладкого попкорна, лёгким шумом диалогов из телевизора и приглушённым смехом, который бегал по всему первому этажу дома, как мягкие волны, набегающие на берег. Но для Эндрю время будто остановилось. Привычный распорядок дня изломался вместе с неожиданным предложением Нила прошлым утром посетить песчаный пляж, и с тех пор всё шло не так, как должно было.   Эндрю, устроившись на углу дивана, лениво следил за движением фигур на экране телевизора. "Эрагон", выбранный случайно или по воле Ники, заполнил гостиную своими фантастическими пейзажами и диалогами, но Эндрю едва ли обращал на это внимание. Его взгляд невольно скользнул вниз, туда, где на подушках перед телевизором лежал Нил. Как обычно, он был расслаблен, но в его позе угадывалась привычная настороженность, словно он был всегда на границе между этим миром и чем-то неизведанным. Нил казался поглощённым фильмом, но Эндрю знал лучше. Он чувствовал его взгляд, не отрывающийся от экрана, но каким-то образом всё равно направленный в его сторону.   Кевин целый день был каким-то странным. Задумчивый, потерянный, словно его мысли блуждали где-то далеко, унося его в пространство, где слышался только шёпот волн. Эндрю заметил это, но не стал заострять внимание. Кевин всегда был склонен к таким состояниям, и вмешиваться в его внутреннюю борьбу не имело смысла. Вместо этого он отмахнулся от этой мысли, как от надоедливой мухи, и перевёл взгляд на Аарона.   Аарон... Он снова казался мягче, ближе, как лёгкая волна, касающаяся берега. Возможно, это было временное явление, возможно, что-то большее. Но Эндрю не собирался задерживаться на этом. Его интересовал совсем другой человек — тот, кто сейчас сидел перед ним, легко покачивая ногой в воздухе, как будто отбивая такт невидимой мелодии, напоминающей ритм прибоя.   Эндрю поймал себя на мысли, что весь вечер пытается придумать способ ускользнуть из гостиной. Все эти разговоры, смех и фильм были ничем иным, как фоном для его желания остаться наедине с Нилом. Ему хотелось вытащить его из этой сцены, увести куда-то, где не было бы посторонних. Их дом, на первом этаже которого не было "ни одной стены", казался слишком открытым. Даже при минимальном количестве людей пространство будто давило своей пустотой и отсутствием укромных уголков.   — Ты не смотришь, — голос Нила вырвал Эндрю из размышлений. Он обернулся, встречаясь с лукавым взглядом рыжеволосого. Нил всё же заметил, что его внимание давно уже не на фильме. Больше никто не оторвался от своих действий.    — Фильм дерьмовый, — спокойно отозвался Миньярд, чуть пожав плечами. Никто не заметил такого грубого комментария, словно вокруг Эндрю и Нила возник мыльный пузырь, скрывший их ото всех.    Нил усмехнулся, поднимая бровь, но ничего не ответил. Он снова перевёл взгляд на экран, но в его улыбке было что-то большее, чем обычное веселье. Эндрю поймал себя на том, что его рука слегка сжалась на подлокотнике дивана.   "Как увести его отсюда?" — подумал он. Всё остальное вдруг стало неважным, словно всё вокруг было лишь водной гладью, отражающей, но не прерывающей тот взгляд, который Эндрю чувствовал на себе.   Эндрю поймал себя на мысли, что, несмотря на все попытки сосредоточиться на чём-то другом, его мысли снова и снова возвращались к утреннему разговору с Нилом. Они играли в правду на кухне, пока дом ещё спал. Это должно было быть просто игрой, лёгким утренним развлечением, но почему-то казалось, что каждое слово весило больше, чем обычно.   После вчерашнего утра на пляже его состояние только ухудшилось. Там, на песке, под гаснущим солнцем, он, наконец, выдохнул правду, которую держал в себе слишком долго. Он признался в своем помешательстве, в том, как чужие голубые глаза сводят его с ума, будоражат разум. Блондин не сказал этого напрямую, но рыжеволосый вихрь все понял.  Нил ответил тем же, и на мгновение мир вокруг будто замер, оставив только их двоих. Но вместо того чтобы ощутить облегчение, Эндрю с каждым часом чувствовал, как его память становится всё более обманчивой. Она будто наполнялась тенями событий, которых никогда не происходило.   Эти воспоминания были странными. Слишком яркими или, наоборот, размытыми, они возникали внезапно, как отголоски сна. Эндрю вспоминал разговоры, которых не было, моменты, которые не могли случиться. Одно воспоминание особенно тревожило его: поездка в город, в котором он никогда не был, но в деталях помнил каждую улицу, каждую вывеску. А может быть они и вовсе там жили. Слова, сказанные Нилом в этом воображаемом городе, звучали так реально, что он едва мог убедить себя в их ненастоящести.   Всё это начало казаться чем-то большим, чем просто игра воображения. Возможно, они с Нилом разбудили что-то этим своим признанием, сорвали завесу с чего-то, что должно было остаться скрытым. Или, может, это был просто побочный эффект напряжения, копившегося месяцами. Эндрю не знал, но это незнание начинало давить, как тяжёлый штормовой воздух перед бурей.   Теперь он не мог не думать о том, что Нил всё понял. Его утренние вопросы на кухне, та странная внимательность в глазах — всё это не было случайным. Нил замечал больше, чем говорил, и это настораживало Эндрю. Может быть, он чувствовал эту странность, эту нестабильность воспоминаний? А может, он знал о ней даже больше, чем сам Эндрю.   Мысли кружились в голове, как водоворот. Эндрю поймал себя на том, что снова вспоминает их вечер на пляже, каждый миг, каждый жест. Он знал, что не должен зацикливаться на этом, но воспоминание тянуло его обратно, как океанская волна, не дающая выбраться на берег.   Эндрю осторожно поднялся, стараясь не потревожить привычный шумный хаос гостиной. Звуки фильма продолжали наполнять комнату: отдалённый гул драконов и резкие голоса персонажей перемешивались с редкими комментариями Эрика и Ники. Он двинулся к кухне, проходя мимо кресел, на которых растянулись остальные. Его шаги были практически бесшумными, словно он был частью самого воздуха в этом доме.   — Эндрю, захвати что-нибудь ещё. Колбаски там, или что найдёшь, — лениво бросил Эрик, не отрывая глаз от экрана, когда Миньярд уже подошел к межкомнатной арке.   Эндрю, не поворачиваясь, машинально потряс в воздухе пачкой сигарет, и даже не удостоив будущего родственника ответом, вышел. Едва за ним закрылась дверь, он услышал недовольный вздох и скрип дивана — судя по всему, Эрик всё-таки решил справляться сам. Но Эндрю это не волновало.   На веранде его встретил влажный, прохладный воздух. Ветер с побережья был мягким, но насыщенным солью и запахом мокрых водорослей. Полчаса пешей прогулки. Начинающийся закат был ярким. Но все-таки звёзды и луна ночью будут еще ярче, отражаясь в чёрной глади воды, они станут проводниками в неизвестность. Шум моря был отчётливым, но приглушённым расстоянием, будто невидимые волны откликались на его настроение. Может это было чье-то дыхание и сердцебиение?   Он вытащил сигарету из пачки и прикурил, прикрывая огонёк ладонью от ветра. Свет едва осветил его лицо, прежде чем угаснуть, оставив лишь тлеющий уголёк, который он внимательно разглядывал несколько мгновений. Эндрю сделал затяжку, и дым тонкой струйкой поднялся в воздух, растворяясь в морском бризе. Он почувствовал, как в его мыслях наконец наступила относительная ясность, словно море, окружавшее их, унесло прочь шум, оставив только спокойствие ночи.   Ему не пришлось долго ждать. Эндрю знал, что Нил поймёт. Он всегда понимал. Этот жест — выйти на веранду, оставить гостиную позади — был слишком очевидным приглашением. Сколько потребуется времени? Пара минут? Несколько затяжек?   Скрип двери нарушил ночную тишину. Нил вышел на веранду, и ветер сразу поймал его рыжие волосы, трепля их, будто поднимая лёгкие волны. Эндрю бросил взгляд через плечо. Он не удивился. На лице Нила была знакомая полуулыбка, которая таила в себе больше, чем казалось на первый взгляд.   Нил не спешил что-то говорить, вместо этого оперся на поручень веранды, остановившись рядом. Они стояли в молчании несколько секунд, пока Нил, наконец, не поднял взгляд к алеющему небу.   — Тут недалеко есть одно место, — наконец произнёс он, разрывая тишину. Голос был ровным, почти ленивым, но в нём чувствовалась какая-то внутренняя энергия. — На закате оно особенно прекрасно.   Эндрю молчал, только бросил недокуренную сигарету на деревянные доски и затушил её ботинком. Он посмотрел на Нила и понял, что отказываться бессмысленно. Тот уже всё решил.   — Веди, — спокойно бросил Эндрю.   Нил кивнул и, не теряя времени, двинулся вперёд. Его шаги по деревянным доскам звучали мягко, едва слышно. Эндрю последовал за ним, машинально спрятав руки в карманы, чувствуя, как воздух становится всё насыщеннее запахом моря, а вечеряющие небо вокруг них — всё ярче. Золотые и розовые перья над головой и шёпот волн вдалеке казались единственными свидетелями этой прогулки, в которой каждый шаг приближал их к чему-то большему.   Они шли через район, который Эндрю за всё время своего пребывания в Бремерхафене едва замечал. До этого момента его разум был поглощён лишь одним — голубыми глубокими глазами Нила. Они стали его личным помешательством, поглощали все мысли, вытесняя всё остальное. Но теперь, пока они двигались вдоль всё более узких и неровных улиц, он вдруг начал замечать детали, которые раньше ускользали.   Дома становились всё реже, их участки приобретали едва заметный наклон вверх, словно сам ландшафт направлял их к чему-то большему. Некоторые здания выглядели обветренными, их стены украшали пятна соли, оставленные ветрами, приносящими запах моря. Улицы, ранее ровные и привычные, теперь казались менее аккуратными, будто с каждым шагом они приближались к пределу городской цивилизации.   Закатное солнце ложилось на крышу каждого дома, бросая длинные тени, а ветер, усиливающийся по мере их подъёма, был насыщен йодистым ароматом и шёпотом далёких волн. Эндрю ощущал, как грудь наполняется этим воздухом, тяжёлым, влажным, но каким-то очищающим.   Когда они добрались до мыса, перед ними раскинулась величественная картина. Северное море, глубокое и бескрайнее, простиралось до самого горизонта. На его поверхности играли последние отблески солнца, создавая огненную дорожку, которая мерцала в такт мягким волнам. Звуки накатывающей воды поднимались снизу, наполняя воздух убаюкивающим ритмом.   Эндрю замер на краю мыса, чуть позади Нила. Земля здесь уходила вниз крутым обрывом, резко обрываясь в пустоту. Высота вызвала неприятный трепет где-то внизу живота. Эндрю почувствовал, как его пальцы чуть крепче сжались в карманах, а дыхание стало более сосредоточенным. Он не мог сказать, что боялся высоты до паники, но стоять здесь, так близко к краю, где малейший неверный шаг мог привести к падению, было некомфортно.   Нил остановился прямо у самого края, бесстрашно, как будто ветер и глубина под ногами не могли ничего ему сделать. Закатное солнце окрасило его фигуру в тёплый золотисто-рыжий оттенок, делая его похожим на какой-то мифический образ — часть этого моря, этого света, этого края мира.   Эндрю сделал осторожный шаг вперёд, но держался на небольшом расстоянии от обрыва. Его взгляд медленно скользил по пейзажу: волны далеко внизу, линии горизонта, плавно растворяющиеся в вечернем свете. И хотя картина была прекрасной, он не мог до конца избавиться от этого лёгкого, почти физического ощущения тревоги.   Нил обернулся через плечо, его лицо оставалось спокойным, но в глазах читался вызов, как будто он знал, что Эндрю чувствует. Он снова отвернулся, давая ему время привыкнуть к высоте и к этому моменту.   Эндрю глубоко вдохнул. Он старался сосредоточиться на красоте вида, на мягком ритме моря внизу, но чувство, что он стоит на самом краю, никак не отпускало. И всё же он понимал, почему Нил привёл его сюда. Это место действительно казалось границей всего. Границей их мира.   Блондин стоял неподвижно, как скала, вглядываясь в линию горизонта. Закатное солнце заливало море золотым светом, а ветер, насыщенный солью и влагой, обвевал его лицо. Внутри него всё было тихо, ни одна эмоция не вырвалась наружу. Он словно стал частью этого пейзажа — неподвижным и вечным.   Нил, напротив, не мог долго стоять спокойно. Он отступил от края обрыва, медленно прошёлся вдоль, покачивая головой, словно что-то обдумывал. Затем обернулся к Эндрю, улыбнувшись своим лёгким, но чуть дерзким выражением, которое всегда заставляло его выделяться.   — Ты, наверное, думаешь, что спрятался за этой своей стеной, — начал Нил, засовывая руки в карманы. — Но я всё равно тебя вижу.   Эндрю не ответил. Его взгляд оставался направленным вдаль, на воду. Ветер слегка трепал его волосы, но он стоял как изваяние, спокойный и уверенный.   — Я думаю об утренней игре в правду, — Нил продолжал, его голос звучал мягче, но в нём всё ещё была искра, — о том, как ты реагируешь на мои вопросы. Будто ты стараешься не замечать их, но я знаю, что они тебя цепляют.    Эндрю перевёл на него взгляд — холодный, бесстрастный, но внимательный.   — Ты тратишь слишком много времени на попытки прочесть меня, — отозвался он сухо.   — Зато я всегда прав, — Нил усмехнулся, качая головой. Он сделал шаг ближе, его улыбка стала чуть шире, но в глазах горела настойчивость, которую он почти никогда не скрывал. — Скажи, сколько ты помнишь? — спросил он вдруг, переходя на более серьёзный тон.   Эндрю замолчал, его лицо оставалось непроницаемым. Этот вопрос казался ему странным, но не новым.   — Всё, что имеет значение, — наконец ответил он.   Нил слегка прищурился, будто размышляя над его словами. Он снова двинулся ближе к краю обрыва, опуская взгляд на море.   — А помнишь ли ты, что я всегда выбираю тебя? — вопрос рыжеволосого был страшнее удара со спины.   Эндрю молчал, его спокойствие не давало Нилу увидеть даже намёка на эмоции. Но внутри он чувствовал, что эти слова почему-то задевают его сильнее, чем он готов был признать.   — Ты слишком драматичен, Хэтфорд, — сказал он наконец.   — Драматичен? — Нил рассмеялся коротко, почти искренне. — Может быть. Но это правда.   Он остановился, вновь обернувшись к Эндрю. Его глаза встретились с стальным и горячим взглядом блондина, но Нил не отвёл своих, напротив, он приблизился ещё на шаг, будто хотел окончательно стереть расстояние.   — Я выбираю тебя в каждой вселенной, — произнёс он, и на этот раз его голос стал мягче, но одновременно твёрдым, как камень, который нельзя сдвинуть.   Эндрю слегка поднял бровь, его выражение оставалось таким же спокойным, но он не мог оставить эти слова без ответа.   — А если это единственная вселенная, где я жив?   Нил слегка наклонил голову, прищурившись, его улыбка стала почти грустной, но в ней всё равно сохранялся какой-то вызов: — Тогда без тебя меня всё равно нет. Если нет тебя, то и меня не существует. Моё тело может ходить, дышать, но внутри я просто пустой. Пепел. Ты — то, что не даёт мне исчезнуть.   Эндрю перевёл взгляд обратно на море. Его лицо оставалось непроницаемым, но внутри он ощущал лёгкое движение, словно где-то в глубине его стоического спокойствия поднялась невидимая волна.   — Ты говоришь слишком много, — бросил он, но его голос звучал не так холодно, как обычно.   — А ты говоришь слишком мало, — парировал Нил мгновенно, снова усмехнувшись.   Они замолчали, а шум волн под ними и крики чаек высоко в небе заполнили тишину. Нил снова отвернулся к морю, но по его взгляду было понятно, что он ни на мгновение не отпускает тему. Эндрю это чувствовал, но не собирался первым снимать свою броню.   Эндрю продолжал стоять, будто врос в землю, его взгляд снова устремился на бескрайнее море. Он видел, как закат медленно растворяется в тёмных глубинах горизонта, словно его уносили волны. Спокойствие, которое он излучал, было почти абсолютным, но он не мог игнорировать странное напряжение, возникающее каждый раз, когда Нил говорил.   Рыжеволосый молчал, но в его позе ощущалось что-то живое, пульсирующее, как энергия, которая вот-вот прорвётся наружу. Наконец, он снова заговорил, его голос был тихим, но твёрдым: — А что, если я смогу вернуть твою память?   Эндрю слегка повернул голову, бросив на него взгляд. Его лицо оставалось безэмоциональным, но вопрос зацепил что-то внутри.   — Как? — коротко спросил он.   Нил не ответил сразу. Вместо этого он сделал шаг ближе, протянул руку и, мягко коснувшись ладони Эндрю, переплёл свои пальцы с его. Это движение было неожиданным, но спокойным, почти интуитивным, и Эндрю не отдёрнул руку.   — Доверься мне, — тихо произнёс Нил, глядя ему прямо в глаза.   Он начал медленно пятиться к краю обрыва, всё ещё держа Эндрю за руку. Его движения были уверенными, будто он знал, что делал, несмотря на явную опасность.   — Нил, — голос Эндрю прозвучал чуть резче, но его тело не двигалось.   — Просто доверься, — повторил Нил, улыбнувшись. Его глаза горели, как отражение закатного солнца на воде.   Когда его пятки почти коснулись края обрыва, он остановился, всё ещё не разрывая зрительного контакта с Эндрю. Ветер усилился, трепля его рыжие волосы, но он не отвёл взгляда, его голос звучал спокойно и уверенно:   — Вода помнит и хранит всё. Ты позволишь мне показать тебе.   Эндрю смотрел на него, его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень сомнения. Он никогда не доверял никому так, как Нилу, и всё же этот момент был другим. Слишком рискованным. Слишком странным.   — Ты безумен, — произнёс он наконец, но руку не отдёрнул.   — Возможно, — улыбнулся Нил, слегка пожимая его ладонь. — Но ты ведь уже держишься за меня.   Эндрю перевёл взгляд на их переплетённые пальцы, а затем снова на Нила. Ветер принёс с собой шум моря снизу, и на мгновение он почувствовал, будто всё вокруг застыло. Тишина, только они двое, только его рука в руке Нила.   — Хорошо, — коротко бросил он.   Уголки губ Нила дрогнули в едва заметной улыбке, но он больше ничего не сказал. Он сделал ещё один шаг назад, и его пятки ушли за край обрыва. Эндрю почувствовал, как земля под ногами становится чуть менее надёжной, но Нил крепче сжал его руку, удерживая этот тонкий баланс между страхом и доверием.   — Приготовься, — сказал Нил, его голос звучал почти шёпотом, но в нём была невероятная твёрдость.   И в этот момент Эндрю, впервые за долгое время, решил не думать, не анализировать, а просто позволить. Позволить Нилу вести. Позволить себе шагнуть за грань и падать.   Мальчишка с островов решил его утопить.