Варенье из одуванчиков

      Мэй внезапно замерла, уставившись в одну точку. В очередной раз тревожные мысли отвлекли её от дел, и она поняла, что уже не в первый раз за утро теряла нить повседневной жизни.       Несмотря на все усилия, Кавасаки не могла избавиться от навязчивых мыслей о старушке Микото. Каждый раз, когда она пыталась сосредоточиться, тревога накатывала с новой силой. Больше всего её беспокоило это неопределённое состояние: Микото никогда не делилась подробностями о своей семье, и всё, что Мэй знала, это то, что у старушки была любимая племянница. На этом всё заканчивалось. Если бабушки не было в доме Ренгоку, то куда же она могла уйти? Неизвестность давила на Мэй, а ещё больше пугало то, что она не могла просто так взять и уехать — её свобода сейчас была частично ограничена проблемами с домом родителей и финансовыми трудностями. Долгие поездки по стране увеличивали шансы наткнуться на кого-то из семьи Кавасаки. Мэй понимала, что всегда может просто сбежать от них, но сейчас не хотелось лишних проблем. В её изначальных планах было одно — сначала переждать эту непогоду. Также у Мэй хранились сбережения, но их не хватило бы на долгие и изнурительные поиски. Мисс обезьянка брала деньги с запасом, чтобы иметь возможность снять жильё на первое время и быстро найти работу, которая поможет ей прокормиться. Она понимала, что далеко на одном энтузиазме не уедет, хотя очень этого хотела. Даже в поместье мечников она шла с надеждой, что её приютят хотя бы на время.       Кавасаки снова застыла, склонив голову. Она даже не заметила, как с утра перебрала все банки с крупами — это была её привычка: хвататься за предметы и вертеть их в руках, когда в душе вскипала буря. За окном уже развернулся новый день — нежный, умиротворённый, залитый яркими лучами, которые пробуждали дремлющую округу от сладкого сна. В воздухе витали цветочные ароматы и свежесть зелени, будоража лёгкие, невесомые чувства. Но только не у Мэй.       «Вот ещё и семью Ренгоку обманываю. Шинджуро и Сенджуро… Они же такие хорошие, как мне теперь в глаза им смотреть, когда они узнают правду? А вдруг они меня возненавидят? Или я стану им противна? Так хочется отпустить всё это, но я боюсь потерять их, этот дом… И Кёджуро…» — мысли Кавасаки закружились, как вихрь, не давая покоя.       Кёджуро… Когда его имя всплывало в её мыслях, по груди Мэй разливалось необъяснимое тепло, словно она сделала в один момент глоток ягодного чая холодным осенним днём. Его присутствие было как лучик света, согревающее изнутри, и Мэй отчаянно тянулась к нему, словно цветок, стремящийся к своему единственному солнцу.       Успокаивало то, что он частично знал о её проблемах и, что самое удивительное, проявлял понимание. Какой же он замечательный! Встретить человека вроде Кёджуро — это настоящее чудо.       «А что, если его родные будут ко мне относиться так же?»       Теперь Мэй с куда более сосредоточенным выражением лица шагала по кухне. Если бы кто-то наблюдал за ней со стороны, не зная о том, что творится у неё в голове, это зрелище могло бы показаться даже умилительным.       «В любом случае, пора выяснить, что к чему. Бабушка не могла просто так исчезнуть… Как только я пойму, где она…»       — Получается… Я должна покинуть поместье Ренгоку? — неосознанно вырвалось у неё в потоке рассуждений.       «Или сначала написать письмо туда, где она находится?» — размышляла она, чувствуя, как внутри неё разгоралось нежелание покидать мечника и его семью.       Мэй, погружённая в свои мысли, даже не заметила, что у двери в это время стоял Шинджуро. Сам он замер на пороге, не решаясь войти. Ренгоку неловко опустил взгляд на брошь в своей руке — ту самую, которую всегда носила госпожа Рука. Она очень хотела передать это семейное наследие своей дочери, но, поскольку в роду рождались только мальчики, решила подарить брошь той, кто станет невестой её старшего сына. Этот момент казался невероятно значимым, и хозяин дома ощущал, как груз ожидания давил на его плечи. Ни Кёджуро, ни Сенджуро не догадывались о его намерениях — это было известно только ему, главе семьи… Который собирался подарить брошь Мэй этим утром. Несмотря на то, что она провела в их доме совсем немного времени, она уже стала для всех как родной. Даже для него…       Глава дома некоторое время разглядывал украшение в своей ладони, тихо бормоча что-то себе под нос. Затем сжал пальцы в кулак и, испытывая куда большую неловкость, двинулся по коридору поместья. На его лице читались самые мрачные и угрюмые эмоции.

⋇⋆✦⋆⋇

      Он пригласил её на свидание.       Если говорить точнее, Кёджуро просто пригласил Мэй прогуляться по рынку, чтобы насладиться местными красотами. Но могла ли она воспринять это как свидание?       Это случилось рано утром. Мэй уже не считала, сколько раз обошла комнату, увлечённая рассуждениями. Отвлекло её от мыслей лёгкое, почти невесомое прикосновение к плечу. Она вздрогнула, подпрыгнув от неожиданности и чуть не столкнувшись с углом стола. Но мягкая рука Кёджуро ловко отвела её в сторону, спасая от неминуемого удара. Его прикосновение было таким лёгким и ласковым, что по телу Мэй тотчас пробежала волна мурашек. Приятное тепло его ладони ощущалось даже сквозь плотную ткань кимоно, наполняя девичью душу сладкими волнениями.       Тогда от переизбытка чувств у Мэй на мгновение помутилось в глазах. Она сделала шаг назад, касаясь дрожащими пальцами губ, словно пытаясь скрыть странную и неловкую улыбку, что сама собой тянулась на лице. Каждый миг, проведённый рядом с Кёджуро, окутывал Мэй странным трепетом, заставляя её сердце биться в неистовом ритме. Всё, что происходило между ними, было странным и новым, словно она впервые открывала для себя мир эмоций, о которых раньше даже не смела мечтать. Её мысли путались, а дыхание перехватывало от одной лишь мысли, что мечник мог обратить на неё внимание. Она чувствовала, как губы пересыхали от волнения, а руки и ноги дрожали в ожидании нового невесомого прикосновения. Внутри неё разгоралась буря чувств — радость, страх, надежда. И, казалось, что она теряла рассудок от этого сладкого безумия, вызванного далеко не ложечкой варенья.       В этот момент мечник с вечной улыбкой на лице неожиданно предложил Кавасаки прогуляться. Она без колебаний кивнула в знак согласия. Гостья даже не подумала, почему так легко дала своё согласие, всё ещё купаясь в этом сладком и совершенно новом ощущении рядом с Ренгоку. Впервые чужое прикосновение вызывало в ней такую бурю эмоций, что сердце стучало в унисон с каждым шагом. Неожиданно Мэй захотелось, чтобы он снова прикоснулся к ней. Но как бы это смотрелось, если бы она сама решилась на такое предложение? Со стороны это казалось странным и чудным. Однако внутренний огонь не угасал, и даже сама Кавасаки не могла до конца понять природу своих чувств. Прикосновения Кёджуро стали для неё чем-то особенно приятным, и это необъяснимое желание росло с каждой минутой. Ей хотелось снова и снова чувствовать на себе его тепло, и только его.       День выдался просто идеальным: солнечная погода, отличное настроение и Кёджуро рядом. Всё складывалось как нельзя лучше. Но вот на мгновение Мэй смутила одна деталь — Шинджуро. Он долго смотрел ей в глаза, когда она выходила из дома, как будто собирался что-то сказать. Но вместо этого резко отвёл взгляд. Что случилось у большой обезьяны? Эта мысль на секунду смутила сердце Кавасаки, но она быстро отогнала её, погружаясь в атмосферу радости и веселья вокруг.       Прямо сейчас они шли по шумной рыночной улице, где со всех сторон тянулись самые разные лавки и киоски. Здесь продавали всё, что только можно было представить: от ярких фруктов и свежих овощей до керамики, украшений и текстиля, сделанных местными мастерами. Атмосфера была поистине живой — продавцы громко кричали о своих товарах, а покупатели увлечённо торговались. Мэй с восторгом наблюдала за этим хаосом с горящими от любопытствова глазами, стараясь не отставать от мечника. Такие места всегда вызывали у неё бурю эмоций. И, если бы у неё была ещё одна жизнь, она бы точно стала странствующей торговкой.       Кавасаки обожала рынок. Она часто убегала туда одна, даже когда жила в родном доме — несмотря на все запреты. Обычно на рынок отправлялись либо местные слуги, либо мужчины из её дома, но это не останавливало Мэй — она всегда находила способ перелезть через забор и незаметно оказаться среди этого оживлённого мира. Для неё это было место свободы, где можно было забыть о скучных правилах и просто наслаждаться жизнью.       — Если что-то нужно, просто скажи! — воскликнул мечник, заставив спутницу вздрогнуть.       Она улыбнулась и запрокинула голову, чтобы взглянуть на него. Кёджуро был так высок, что разговаривать с ним в толпе было настоящим испытанием. Вместо слов она просто кивнула и продолжила рассматривать прилавки. В одной руке у охотника уже были такояки, и он с аппетитом поглядывал на соседний киоск с тямпура. Ренгоку снова воскликнул: «Вкусно!» — и, сделав пару укусов, с удовольствием проглотил такояки. Это заставило Мэй невольно улыбнуться. Ей всегда нравились люди с хорошим аппетитом — если человек ест с удовольствием, значит, он здоров и полон сил. А для обезьянки Кавасаки это было важнее всего. Как ещё потом по крышам бегать и прыгать?       Толпа начинала сгущаться, и Мэй вдруг поняла, что отставала от Кёджуро. Людей вокруг становилось всё больше. И ей даже стало страшно, что она могла просто потеряться в этом море лиц. Она хотела крикнуть ему, чтобы мечник замедлил шаг, но вместо этого почувствовала, как его рука коснулась её ладони. Ренгоку мягко отвел Кавасаки в сторону, встав между ней и потоком зевак, чтобы Мэй оказалась ближе к рядам рыночных киосков.       — Ты меня спас, — смущённо произнесла она, осознавая, что он так и не отпустил её руку.       Может, он просто забыл об этом? Она застыла, уставившись на него, невольно прислушиваясь к гулу толпы и бешеному стуку собственного сердца. Дыхание то замирало, то вырывалось в шумном выдохе. В голове царила настоящая путаница. Рука, которую он нежно держал, наполнялась теплом — приятным, обволакивающим жаром.       — Мэй, — произнёс он, наклонившись к ней. Она вздрогнула, словно от электрического разряда, ощущая его тёплое дыхание. — Ешь! — воскликнул мечник, протягивая ей… моти?! Когда он успел его купить? Они ведь всё время шли вместе. Может, у Ренгоку была какая-то магия — умение доставать вкусную еду из ниоткуда?       — Мне нравится, когда меня кормят, — произнесла она, но внутри всё кричало: «Я сейчас сойду с ума». Сердце колотилось, как бешеное, в ушах звенело, а перед глазами было только его внимательное лицо. Такое красивое лицо…       Кёджуро, похоже, не замечал её состояния или просто игнорировал его. Он удовлетворённо фыркнул и продолжил вести её, не отпуская руки и отворачивая голову… лишь бы скрыть свои порозовевшие щёки.       Во время прогулки он старался угостить Кавасаки чем только мог: жареными овощами, морепродуктами, сладостями. Он искренне старался развеселить её, показывая все прелести рынка. Мэй с румянцем на щеках радостно улыбалась, хохотала, иногда отводила взгляд и накручивала прядь волос на палец.       Когда она задержалась у прилавка с украшениями и керамическими изделиями, охотник не смог устоять и купил ей очаровательную заколку с красными и жёлтыми лентами и фигурку совы. Он даже не догадывался, что Кавасаки так смотрела на них, потому что они напоминали ей о мечнике. Мэй немного смутилась, но с благодарностью приняла подарки, и на лице Кёджуро расплылась широкая улыбка. В течение всего дня сердца обоих неистово колотились в груди, словно предвещая что-то важное…       В конце прогулки Ренгоку вывел Мэй на окраину торгового перекрёстка, где шум уже не резал уши, а суета толпы осталась позади. Перед ними открывался потрясающий вид на закат. Удивительно, что они прогуляли почти весь день, даже не заметив этого. Небо переливалось розовыми и персиковыми оттенками. Вдали ярко мигало алое солнце, рисующее небосклон палитрой фруктовых оттенков, по которой лениво плыли сахарные облака. Мэй и Кёджуро остановились, запрокинув головы, восхитившись развернувшейся красотой. Скоро им придётся возвращаться домой.       Только сейчас он отпустил её руку. Мэй разочарованно выдохнула — ей хотелось, чтобы это радостное мгновение длилось ещё немного. Руки Кёджуро были большими и тёплыми, шершавыми и усыпанными мелкими порезами — самые настоящие медвежьи лапы! Но несмотря на это, он сжимал её пальцы так бережно, словно боялся причинить вред лишним движением. Мэй прижала руку к груди, будто пытаясь запечатлеть в памяти его ласковые прикосновения ладони.       — Это первый раз, когда я гуляю по рынку с кем-то! — воскликнула она, улыбаясь от уха до уха.       Кёджуро посмотрел на неё с тревогой и любопытством, на мгновение нахмурив брови.       — А до этого ты ходила одна? — осторожно спросил охотник.       — Да, я тайком убегала из дома, пока прислуга была занята, — хихикнула она, стараясь разрядить атмосферу. — Послушай…       — Мэй.       — Но всё было в порядке, правда…       — Мэй…       Однако в воздухе уже витало неприятное напряжение, вызывающее нервную улыбку. Мирная благодать внезапно уступила место нарастающему чувству тревоги, от которого у Кавасаки ком застрял в горле. Истребитель сжал губы в тонкую линию и внимательно посмотрел на Мэй. Она застыла, виновато опустив взгляд, словно предчувствовав, что сейчас он задаст не самый удобный вопрос.       — Мэй, почему ты сбежала из дома? — решился спросить он, говоря далеко не про рынок.       Если Мэй из богатой семьи и живет в достатке, то почему она сбежала из дома? Почему неслась по крышам, словно от кого-то убегая? Что с ней произошло? Эти мысли терзали его долгое время, но он всё никак не решался задать их вслух. Теперь он наконец сделал первый шаг, чтобы узнать о Мэй чуть больше.       Она глубоко вздохнула, словно осознав, что отступать было некуда.       — Меня хотели выдать замуж против воли и… Кёджуро, ты в порядке?       Мэй мгновенно побледнела, и её глаза расширились от удивления. Она открыла рот, но вместо слов на её лице отразилось беспокойство, когда её взгляд скользнул по Кёджуро. Его когда-то весёлые и сияющие глаза потускнели, потемнели, на дне которых медленно разжигалось что-то недоброе. Лицо его исказилось гневом, губы скривились в болезненной гримасе, а брови сдвинулись в глубокую складку. Мэй никогда не видела его таким — полным тёмного пламени, которое могло бы сжечь всё на своём пути.       Кёджуро был в ярости.       — Они к тебе плохо относились? — спросил он глухо, стиснув челюсти и сжав кулаки так, что побелели костяшки. Мэй взглянула на него с тревогой.       Мысль, что к ней могли плохо относиться, сводила его с ума. А ещё Ренгоку мучила совесть за то, что он не нашёл в себе сил раньше поинтересоваться судьбой Мэй. Что если бы она не заговорила о своём доме? Он мог бы продолжать жить в неведении, не подозревая, что происходило с ней.       — Нет, что ты! — воскликнула она, обеспокоенно коснувшись его напряжённого плеча. Это прикосновение словно разбудило мечника от долгого сна. Он тяжело выдохнул и взглянул на Мэй с ясностью и осознанием. — Если не считать нудных речей и скучных правил, я всегда жила в довольно неплохих условиях.       — И все равно тебя хотели выдать замуж насильно, — произнёс он тихо, глядя на Кавасаки с такой печалью, что ей стало горько на душе.       Она грустно покачала головой и слабо улыбнулась. Не надо её жалеть.       — Я из богатой семьи, для нас это в порядке вещей… — сказала она дрожащим голосом, морщась от неприятных мыслей. — Чувства не так важны.       Она старалась выглядеть безразличной, но каждый жест, каждая тень на её лице выдавали истинные чувства. Всё её существо кричало, что ей не всё равно.       Мечник резко мотнул головой, пристально вглядываясь в Мэй. В его взгляде, словно тень, зашевелилось беспокойство. Он замер на мгновение, беззвучно шевеля губами, не решаясь произнести ни слова, поражённый развернувшейся перед ним картиной. Гнев, казалось, окончательно испарился, уступив место искреннему беспокойству. Осторожно, почти нежно, он положил руки на её плечи, стараясь привлечь её внимание. Мэй вновь запрокинула голову, всматриваясь в его лицо. Он же, смотря на неё в ответ с нежностью, ласково поглаживал её плечи большими пальцами, словно пытаясь успокоить не только её, но и самого себя.       — Мэй, я не позволю никому причинить тебе вред! — произнёс он, уверенно добавляя: — Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь!       Кёджуро слегка сжал её плечи, словно подтверждая свои слова. В ответ на его заботливый жест она улыбнулась ему — так тепло и нежно, что в груди мечника зажглось пылкое чувство, целиком охватившее его сердце. Как мог кто-то осмелиться обидеть такое прекрасное создание, как Мэй?       — Спасибо, Кёджуро… Спасибо за всё… Спасибо… — тихо шептала она дрожащим голосом, не в силах сдержать волнения.       Кёджуро, охваченный внезапным порывом, сделал то, на что долго не решался бы в иных обстоятельствах — потому что в этом нуждалась она. Мэй.       Безмолвно обняв Кавасаки, он крепко прижал её к себе, чувствуя на себе горячие слёзы. Мэй плакала. Мечник ничего не говорил, лишь продолжал бережно держать её в своих объятиях, нежно поглаживая по волосам и вслушиваясь в редкие всхлипывания.       Он не осуждал её, просто позволил выплеснуть всё ненужное. Даже у такой весёлой и жизнерадостной особы, как Мэй, могли быть свои тревоги и переживания, скрытые за маской беззаботности. Она сбежала со свадьбы, преодолела немалый путь в одиночку и, наконец, оказалась в доме незнакомых людей. В этот момент Кёджуро осознал: Мэй — действительно смелая и сильная девушка, способная противостоять многим испытаниям судьбы.       Каждому иногда необходимо выплакаться, и хорошо, когда рядом оказывается подходящий человек — в идеале, Кёджуро. Мэй повезло встретить своего Кёджуро, который без колебаний мог притянуть её к себе, обнимая и даря ощущение тепла и поддержки в трудный момент.       — Ты просто волшебно обнимаешься. Тебе когда-нибудь говорили об этом? — тихо произнесла Мэй, шмыгнув носом.       — Да, — хохотнул Кёджуро, прижимая её к себе ещё крепче.       — Кто? — напряжённо спросила она.       — Ты, — почти шёпотом сказал мечник.       Кёджуро наконец-то смог одержать победу над обезьянкой Кавасаки, пусть и на мгновение. Мэй рассмеялась, и некоторая часть волнения, которая так долго сжимала её сердце, наконец-то отступила. Она с облегчением выдохнула.       — А мы… Сможем сходить на рынок снова? — тихо спросила Кавасаки.       — Тебе так понравилось? — с ласковым смехом спросил охотник, продолжая успокаивающе поглаживать её по волосам.       — Да. Вдвоём ходить куда веселее, оказывается… — призналась спутница, неловко теребя ткань его одежды.       — Конечно, Мэй, — сказал он, радуясь, что теперь она не будет одна. — Хоть завтра, хоть послезавтра, хоть каждый день, когда я буду свободен.       — И тебе совсем не будет скучно?       — Ни капли. С тобой, Мэй, никогда! — ответил истребитель с искренней улыбкой.       Она тихо рассмеялась и наконец-то отстранилась от него. Мэй вновь встретила его взгляд, и в её глазах, полных слёз, читалась искренняя благодарность. Она слегка сморщила нос, и только теперь, приглядевшись, Кёджуро заметил небольшой розовый след на её щеке.       — Что это? — вырвалось у него.       — Просто царапина, ничего страшного! — воскликнула говорящая. — Немного поранилась, видимо, в доме. Даже не заметила, когда это случилось…       — Дай посмотрю, — шепнул он, наклоняясь ближе к ней.       Он склонился к ней, чтобы рассмотреть царапину на её щеке, и в этот момент его взгляд, полный нежности, задержался на её лице — таком хрупком, белоснежном и прекрасном… Сердце охотника забилось быстрее, и он на мгновение позабыл о царапине, погружаясь в бездонные глубины её карих глаз. Вокруг всё словно замерло, и лишь мелодичное журчание реки неподалёку нарушало эту волшебную тишину.       Были только он и она. И…       — Осторожнее!       Словно по закону комедии, проходящий мимо мужчина задел мечника мешком. Откуда появился этот человек с великолепными усами — никто сказать не мог. Но в тот самый момент, когда он возник на широкой дороге, ему было жизненно необходимо пройти рядом с Кёджуро со своими вещами. И, конечно, случайно подтолкнуть его, — никак иначе. Незнакомец что-то выкрикнул в качестве извинений, шутливо шевеля своими элегантными усами, прежде чем исчезнуть с грацией кабанчика на горизонте.       В это время Ренгоку чуть запнулся, склонившись к Мэй ниже, чем планировал.       И в тот самый миг их губы встретились в случайном поцелуе — таком нежном и трепетном, что сердце в груди мечника невольно затрепетало. Время остановилось, и всё, что имело значение, исчезло. Её губы оказались мягкими и сладкими, словно нежное варенье из одуванчиков, тающее на кончике языка. Его же губы — горячие, сухие и шершавые, создающие будоражащий контраст. Это было лёгкое, невесомое касание губ, которое вызвало такую бурю чувств, что перехватило дыхание как у него, так и у неё.       Кавасаки вся раскраснелась, как спелая вишня, а охотник — застыл в ожидании, мечтая о том, чтобы этот волшебный миг повторился вновь. Мэй резко отстранилась, мечник — разочарованно выдохнул, и их взгляды встретились в волнующем мгновении. В этих глазах читалось изумление, смущение, которое окутывало их нежным туманом, и таинственный намёк на нечто большее — на ту искру, что могла вспыхнуть и разгореться в ослепительное пламя.       Её щёки горели, а в груди разливалось сладкое волнение. Она чувствовала, как слова застревали в горле, — не хватало сил и храбрости, чтобы заговорить о чём-либо. Мечник, казалось, тоже испытывал что-то похожее. Его глаза блестели, а дыхание становилось всё более прерывистым. Он пытался сохранить спокойствие, но с каждым мигом его лицо всё сильнее краснело. В воздухе повисло волнующее молчание. И они стояли, не зная, как разрядить это напряжение.       — Я же говорил, что он женится! — внезапно раздался голос Тенгена.       Парочка обернулась и с удивлением обнаружила перед собой целую группу людей, одетых в рабочую униформу охотников. И Мэй с Кёджуро поняли, что оказались в непростой ситуации. Кажется, неприятности не заставили себя долго ждать.