Бах-бах, ты убил меня

Намджун-хён такой правильный, что аж тошно. Делая заказ на всю компанию в отдельной комнате ресторана, он добавляет газировку для тех, кому ещё рано алкоголь. Да что там в ресторане! Даже у себя в одинокой студенческой квартирке он достаёт по бутылке из холодильника не всем, а только тем, кому уже исполнилось девятнадцать. Остальные получают запотевшие банки детсадовского цвета. Но это же нелогично: если тебе девятнадцать, то ты и сам можешь купить себе алкоголь в магазине! Зачем ходить в гости к старшему другу, если там нельзя выпить? Затем, что Намджун — умный, возможно, самый умный в мире. Чонгук с Тэхёном снова и снова приходят тусоваться к нему даже на условиях колы вместо пива. Но иногда Тэхёна переклинивает. — Хочу выпить, — говорит он Чонгуку по дороге к Намджуну. — То, что нам до сих пор не девятнадцать, это просто недоразумение. — Ну… — смущённо смеётся Чонгук. Они как раз идут мимо минимаркета, стеклянные двери приглашающе разъезжаются — не для них. Внутрь заходит покупатель. Ей-богу, реалистичней попросить купить пивас этого левого мужика, чем получить от Намджуна. — Давай ты отвлечёшь его разговором, а я пойду на кухню и возьму там бутылку? — предлагает Тэхен. План невыполнимый: они идут без приглашения и сегодня будут в гостях одни, кухня у Намджуна переходит в гостиную, щелчок дверцы холодильника по-любому прозвучит громко. А кроме того: — И куда ты её спрячешь? — Чонгук снова осматривает одежду Тэхена. Этот пижон тащится по улице не в куртке, а в вязаном жилете! — В туалете выпью. — Целую? Ты не успеешь. — Успею. Помнишь, в детстве мы играли в догонялки, и я всегда выигрывал? Напоминать о таком — запрещённый приём. Тэхён отчего-то не помнит, что это было нечестно. — Если правильно попросить, он даст, — убеждает Чонгук. На самом деле ему просто не хочется участвовать в обмане хорошего хёна. — Как? — Чимин-хён говорил, что Намджун-хён ему однажды предложил выпить до совершеннолетия. Надо что-то такое сказать, я не знаю, как-то показать, что мы взрослые. В гостях Тэхён начинает активно показывать, что он взрослый — поднимает в разговоре всякие отвлечённые темы, которые любит Намджун. Чонгук молча слушает. Тэхён такой красивый с этими убеждёнными глазами, с которыми он несёт философскую ахинею. — Привязанность — это клетка. Ты согласен, хён? Инерция любования ещё продолжает притягивать Чонгука к Тэхёну, но тело от этих слов уже каменеет. Взгляд соскальзывает с Тэхёна и падает вниз. Привязанность? Клетка? Они ни разу не обсуждали, что между ними происходит и надолго ли это. Не поизносили слово на букву Л. Слово «привязанность» кажется безопаснее того другого слова. И даже оно, оказывается, клетка. А как тогда, без привязанности? Со всеми подряд? Без обязательств? Это самая стыдная глупость на свете, и Чонгук скорее умрёт, чем признается в этом, но иногда у себя в голове он выдумывает их с Тэхёном свадьбу. Она получается киношная, с проходом к алтарю между скамьями. На Тэхёне белый костюм, на Чонгуке чёрный. Господи, откуда он это взял, ведь когда женился двоюродный брат, там даже не было скамей. Но в мечтах на скамьях полно гостей. И арка ещё какая-то с цветами. И церковные колокола. А теперь выясняется, что, по мнению Тэхёна, привязанность — клетка. И это вроде как разбивает Чонгуку сердце. Но не поспоришь, не скажешь даже «я не согласен». Они мужчины, между ними по определению ничего не может быть — не то что свадьбы с лентами, но и объяснения со словом на букву Л. Они даже целуются не каждый раз, когда Тэхён ночует у Чонгука — иногда всё начинается и заканчивается ниже пояса. Так что кивай, тупи в пол и сжимай свою банку с колой. Тэхён аргументирует в духе Намджуновых философов: — Слово «привязанность» однокоренное с «привязывать». Это значит цепи и оковы. А я — за свободу. Чонгук больше не хочет, чтобы Тэхён получил пиво такой ценой, даже если тот с ним поделится. Он вообще ничего не хочет. А больше всего не хочет, чтобы предыдущие пять минут были в его жизни. Он хочет отмотать вечер обратно до мини-маркета, подойти к чужому мужику и попросить купить им двоим алкоголь. Пусть он не может произнести некоторые слова рядом с некоторыми людьми, но на это ему бы хватило смелости. И, может, Тэхён оценил бы его поступок. И передумал бы насчёт клетки. — А ты уверен, что выбор между клеткой привязанности и свободой отсутствия привязанности — это выбор между злом и благом? — вовлекается в спор Намджун. — Конечно, при выборе между клеткой и свободой какой дурак выберет клетку! — Свобода бывает разной: свобода от и свобода для, по-английски «фридом» и «либерти». — Иностранные слова Намджун произносит аж с английским акцентом. — В отсутствии привязанности я вижу как раз свободу от: это разрыв связи, пересечение границы мира и выход в неизвестность. Чонгук не совсем понимает про фридом и либерти, но смутно чувствует, что где-то здесь для него брезжит надежда. Тэхёну нечем крыть, он тоже не шарит за фридом и либерти, так что он встаёт и уходит в туалет. А Намджун вдруг обращается к Чонгуку: — Хочешь? Ты выглядишь так, будто тебе срочно надо выпить. И протягивает свой стакан с пивом. Чонгук так потрясён, что забывает сказать спасибо. Пиво холодное, горькое, то, что нужно сейчас. Он выпивает всё огромными глотками, не оставляя ни капли предателю, который ничего не предавал, потому что нечего тут предавать, а просто оказался сторонником свободной любви. Когда все холодные глотки проглатываются, Чонгук вытирает рот рукой и начинает говорить. А может, это говорит пиво. Оно, немного запинаясь и вставляя «ну как бы» через слово, объясняет Намджуну, что клетки бывают разные. При слове «клетка» мы представляем себе куб из металлической арматуры. Он максимально неудобный: ты в нём выставлен на обозрение, и при этом тебя продувает. Но в мире будущего наверняка появятся клетки с невидимыми решётками. Удерживать людей внутри будет силовое поле. Или магнитное, Чонгук не особо в этом разбирается. Он не может рассказать Намджуну, что ему только что разбили сердце и что он сам виноват, потому что ничего не сделал для того, чтобы не разбили. Намджун не знает про них двоих, и признаваться в таком нельзя, терпение хёна не бесконечно. Вместо этого Чонгук говорит, что привязанность — это клетка, в которой людей удерживает внутри не решётка, а магнитное поле. И фокус в том, что источник этого поля, магнит, находится внутри самого человека, который испытывает привязанность. Чонгук замолкает, уши горят, щекам горячо. — Круто ты сказал, — говорит Намджун. Рядом слышится завистливый вздох, и Чонгук замечает Тэхёна, прислонившегося к стене. Как давно он так стоял, неизвестно, но теперь садится рядом. Когда хозяин встаёт и выходит, Тэхён пихает Чонгука в бок и шипит: — Мог бы мне оставить! Они одни в комнате, но Чонгук по-прежнему не может сказать ему ничего. Ни на букву Л, ни на какую другую. — Пробуй так, — говорит Чонгук. И целует его в губы прямо на диване у Намджуна. А может, это магнит внутри притягивает их головы друг к другу. Тэхён сразу отвечает на поцелуй, хватается за шею, и свобода целоваться вот так почти в открытую кружит голову сильнее, чем пиво. Когда они отрываются друг от друга, Тэхен облизывается: — Магнит, говоришь? Выходит, он слышал. Чонгук не может прямо сказать ему: «Я имел в виду меня и тебя», слишком стыдно, поэтому просто кивает. — Если без прутьев, то норм, — говорит Тэхён. Наверное, он тоже не может произнести некоторые слова вслух. И Чонгук опять кивает, теперь потому, что он слишком счастлив слову «норм», чтобы что-то сказать.