Разбуди меня

— Оставь это, Серджан, я сам занесу всё в дом, — Ксавье покачал головой, глядя на гору коробок. Их могло бы быть ещё больше, но полгода назад они с Уэнсдей всё оставили в Америке и переехали в Стамбул. Вещей за это время скопилось достаточно для жизни, но не настолько много, чтобы сойти с ума от переезда. — Тогда я могу быть свободен? — слишком молодой для грузчика турок вопросительно взглянул на Торпа. — Удачного пути назад, — кивнул Ксавье и вручил ему крупную купюру в знак благодарности. Все их коробки и пару своих мольбертов он занёс в дом минут за десять. Лишний раз радуясь, что вещей у них всё ещё не так уж и много, он оставил коробки неразобранными в гостиной, а сам поднялся на второй этаж дома, где была открытая терраса с видом на маленький городок Гёреме, куда его каким-то чудом убедила переехать Уэнсдей. Солнце клонилось к закату, и сейчас было поистине волшебное время, чтобы наблюдать за местными пейзажами — город, казалось, полностью состоял из скал, в которых ещё в давние времена были высечены пещеры, где всё ещё жили люди. Уэнсдей тоже мечтала жить в одной из этих пещер, но пока что это было им не по карману, так что они просто сняли небольшой домик в черте города. Пожалуй, ничего подобного он раньше не видел. Аддамс умела его удивить. Ещё в начале их отношений она всегда планировала поездки сама — и каждый раз это было какое-то необычное место, о существовании которого Ксавье и не догадывался. Так и сейчас он смотрел на местные пейзажи с удивлением — раньше ему казалось, что самая красивая природа досталась США, но теперь он не был так в этом уверен. — Ты так быстро заселился, — послышался сзади голос той самой, ради которой он мог свернуть все горы в округе. Уэнсдей неспеша прошла к нему по крыше их одноэтажного дома, где была зона для отдыха и наблюдения за местными красотами — она снова заплела себе две косички, как делала иногда, когда приходила домой, и эта прическа ассоциировалась у Торпа с домашним уютом, который она одним своим присутствием создавала вокруг себя. Она тоже смотрела на скалы, вдыхала местный воздух, будто пробуя его на вкус, а на её лице застыла та самая загадочная улыбка, когда Ксавье ломал голову, замыслила ли она что-то необычное или же просто была счастлива здесь и сейчас. — Я уже начал волноваться, — Торп покачал головой. — Местность незнакомая, ты могла потеряться. — Я же не ребенок, — девушка фыркнула. — К тому же тут особенно добрые люди. Меня угостили мороженым, представляешь? И я договорилась о поездке на воздушном шаре, для нас двоих на завтрашнее утро! — Ну уж нет! — Ксавье нахмурился. — Уэнс, ты же не серьёзно? Это может быть опасно для тебя! Уэнсдей была своенравна, и сейчас он особенно сильно это ощущал. Будучи в положении, она нисколько не делала скидку на своё состояние и продолжала испытывать судьбу, придумывая себе всё новые и новые авантюры. — Ксавье, я больше не хочу это слушать, — она закатила глаза и села в кресло-качель, положив руку на уже заметно округлившийся живот. — Я всё узнала. Детям нельзя кататься на воздушных шарах аж до четырех лет! Так что мы непременно должны прокатиться сейчас, пока маленький Уилл ещё не родился! Торп тяжело вздохнул. Он переживал за свою жену — возможно, больше, чем следовало, но ничего не мог с собой поделать. Однако жизнь его научила тому, что спорить с ней может быть ещё хуже — пытаться изменить её решения скорее всего будет ещё больший стресс для их будущего ребёнка, чем полёт на воздушном шаре. Так что всё, что он сейчас действительно мог сделать — это сесть рядом с Аддамс, обнять её и кивнуть, молча соглашаясь с её очередной затеей. — А тут действительно чертовски красиво, — Ксавье смотрел вокруг, одной рукой приобнимая свою жену. Местные песчаные породы, больше характерные для пустыни, здесь не вызывали отчуждения, как изначально боялся Торп, а напротив, создавали ощущение загадочности этого места. Последние полгода жизни они провели в Стамбуле. В Турции их ждал совершенно непривычный им ритм жизни, где множество мелких лавочек и рынков заменяют привычные супермаркеты, где рекомендации важнее резюме, где, чтобы двигаться вперёд, нужно следовать зову сердца, а не идти по головам. Привыкнув, они сами стали душевнне, а люди вокруг из непонятных ранее мусульман превратились для них в теплых и радушных хозяев этой прекрасной земли. С деньгами поначалу было напряжно. Ксавье рисовал пейзажи на самых красивых улочках города и продавал их на улице туристам — так у них появились первые деньги на жизнь. Их хватало лишь на необходимое, но в один из вечеров его заметил кто-то из местных бизнесменов и предложил рисовать на заказ — для его сети ресторанов нужно было много новых картин. С тех пор с деньгами стало получше. Но в крупном городе у них не сложилось. Стамбул съедал всё свободное время, и любая поездка внутри города превращалась в бесконечные пробки, из которых невозможно было выбраться. Уэнсдей задыхалась в Стамбуле, где все курили — она говорила, что табачный дым ощущается даже там, где и вовсе никого нет, и хоть Ксаьве уже не был уверен, что ей это не мерещится, он не мог игнорировать такие вещи от своей глубоко беременной жены. Именно так к ним и пришла мысль переехать в глубинку. — Ещё звонила Бьянка… — внезапно для Ксавье сказала Уэнсдей. — У них родился сын, представляешь? — Что-о? Как это? — брови Торпа поползли вверх, пока он пытался прикинуть, сколько времени прошло с того момента, как начались их с Лукасом отношения. — Как-то уж очень быстро они… Она что, была беременна, когда мы уезжали? — Похоже, что так. И знаешь, она сказала, что Энид тоже ждёт ребенка! Ксавье пытался переварить такое большое количество внезапно свалившейся на голову информации. Энид он знал только во время её отношений с Аяксом, и ему было трудно представить её с кем-то ещё, хотя он и знал от Бьянки, что после того, как слух о чудодейственном мёде просочился в ряды друзей Аякса, Тайлер пришёл просить о баночке лекарства для Энид. Освободившись от действия вакцины, которую ей вкололи во время предварительного заключения без её согласия, она зажила своей обычной жизнью, как-то подозрительно быстро начав встречаться с Галпиным-младшим. — И, знаешь, это странно, но она считает, что такое совпадение не случайно, — Уэнс серьезно посмотрела на парня. — Как это можно объяснить? Какая-то странная побочка лекарства? — И вправду, звучит странно, — Торп призадумался. — Я и раньше думал о том, что Бьянка и Энид как-то подозрительно быстро влюбились, ты не находишь? Возможно, это такой компенсационный механизм. У человека забрали чувства, забрали любовь, а потом вернули. Мудрый организм, зная, что снова может чувствовать, решает воспользоваться этим на всю катушку. Влюбляется, ещё и так легко беременеет, — рассуждал Ксавье, глядя вдаль. — Ты ведь забеременела сразу же, тогда, в самолёте, Уэнс! Наверное сейчас, в наше время, все, кто ещё могут любить, теперь будут рожать сильно чаще, чем раньше. — Хочешь сказать, что наш вид таким образом компенсирует то, что бо́льшая часть населения Земли теперь не занимается сексом? — в её голосе послышались нотки возмущения. — И мне придется рожать детей за них? Ну уж нет! Она стояла, нахмурившись, и была похожа на обиженного ребенка. Ксавье рассмеялся — это было чертовски мило. Последнее время разговоров о том, что же ждёт человечество, было и так много — пожалуй, у каждого были свои теории на этот счёт, а исследования, которые проводили учёные, научные статьи, в которых рассуждали на эту тему — все они в конечном счёте зависели от того, кто именно их финансирует. Но в одно Ксавье верил точно: когда-нибудь всё закончится. Когда-нибудь кто-то сделает то же лекарство, что и Юджин, и распространит его на всех, кто успел поставить вакцину от любви. И проснётся этот мир так же, как когда-то он разбудил Уэнсдей, а Уэнсдей разбудила его. Прохладный ветер вечером казался сильнее — его Аддамс, ныне Аддамс-Торп, могла замёрзнуть и навредить здоровью малыша. И хоть она бы никогда не признала этого, но Ксавье знал, что ей уже холодно. — Пойдём, съедим по адана кебабу? — приобняв девушку, Ксавье мягко направил её к выходу. — Пора поужинать и спать, завтра утром нас ждёт воздушный шар! Она улыбнулась. Последние полгода она улыбалась часто, как и он. Ведь зная, какой может быть мир без любви, они были счастливы даже просто потому, что могли чувствовать. Как раньше. Или даже больше. — Люблю тебя, Ксавье… — еле слышно прошептала она. — И я так сильно тебя люблю, Аддамс! — он расплылся в улыбке, а его сердце в очередной раз ускорило темп от этого безграничного счастья. — И я так чертовски рад это слышать! Но она уже шла вперёд, бросая на него хитрые взгляды тех самых живых глаз, которые не обманут. Которые каждый день напоминали ему, что это правда. Что она действительно снова его любит. И в этом новом мире, где любовь стала ценностью, он чувствовал себя сейчас самым богатым мужчиной. Потому что с ним было главное богатство этого мира. Их любовь.