Разбуди меня

Четыре года назад Они гуляли по Пратер парку в Вене — погода уже была скорее осенней, хотя ещё ощущалось достаточно тепло. Уэнсдей была хмурой, как обычно делая вид, что и вовсе не любит парки развлечений — хотя Ксавье знал, что как только она действительно туда попадала, атмосфера игры в тире и ощущения адреналина от аттракционов её заряжали. — Я есть хочу, — Ксавье лениво смотрел, как она лопает шарики дротиками в тире. — Может, в кафе? — У меня есть идея получше, — её только что хмурое лицо изогнулось в коварной улыбке. — Предлагаю поужинать конфетами! — О, нет, Уэнсдей, только не это! — он закатил глаза. — Да что с тобой здесь случилось? Ты никогда не ела сладкое вместо еды, а после Зальцбурга только и делаешь, что повсюду таскаешь с собой эти конфеты! Лично я хочу мяса и я пойду в кафе! Она расхохоталась, искренне забавляясь его реакцией. Последние несколько дней девушка постоянно ела Mozart Kugeln, которые каким-то непостижимым образом оказались для неё вкуснее всех американских конфет. Ксавье ее мнение не разделял, считая конфеты неплохими, но точно менее вкусными, чем, например, Hershey's или же Reese's, но Уэнсдей уже готова была пропустить ужин, только бы в неё влезло побольше этих конфет. — Давай так, — сказал он, почти сдаваясь. — Мы вместе сходим на ужин. Ты можешь не есть, если не хочешь. А потом снова купим их, и в номере выпьем с ними чай. — Давай, — слишком быстро согласилась Уэнсдей. Ксавье казалось, она будет продавливать своё желание есть эти конфеты прямо здесь. — А завтра мы купим ещё несколько килограмм домой. Они в Америке не продаются, я проверяла. — Поверить не могу, что в Америке что-то не продается, — прыснул он. — Ты что, собираешься платить за дополнительный багаж из-за этих конфет? — Именно, — она хитро сверкнула глазами, запустив последний дротик точно в цель, и тем самым выиграв самую крупную игрушку. — И, похоже, для этого большущего медведя придется покупать отдельное место в салоне, — с напускным расстройством сказала она. Ксавье расхохотался, притягивая её к себе и целуя прямо на глазах у удивленного австрийца, работающего в тире. *** Вопреки щемящей душу тоске, работа продвигалась невероятными темпами. Через неделю у Ксавье было готово уже более десяти картин — и почти все из них он начал рисовать ещё давно — но не мог закончить, потому что всё это время его рука не решалась изобразить Уэнсдей, а без неё произведения казались пустыми и бессмысленными. Непонятно, что именно изменилось сейчас — но теперь он снова мог рисовать её, так много, как он хотел. Стиву он всё же сообщил о том, что на картинах будет девушка — и, как Торп и ожидал, тот воспринял эту новость скорее позитивно. МакКинли, как хороший специалист своего дела, знал, что лучше всего поддаваться вдохновению, а не бороться с ним. Выставка Ксавье была уже решенным вопросом. По городу даже висели соответствующие рекламные афиши — и, хоть некоторые трудности с рекламированием мероприятия, главным лицом которого стал невакцинированный художник, и возникли, но МакКинли каким-то чудом всё уладил, в первую очередь давя на то, что Торп всё ещё является полноценным сотрудником галереи. Сам Стив был счастлив услышать, что работа Ксавье продвигается так быстро — такими темпами они действительно наберут более двадцати картин к середине марта. Торп предполагал, что причиной его успеха служит его собственная фантазия, которая убеждает его день за днём, что у него всё ещё есть шансы вернуть Уэнсдей. Он уже и сам не помнит, почему ему вообще пришла в голову эта мысль, но теперь он точно сделает всё возможное, чтобы выяснить, может ли девушка ещё что-то чувствовать к нему. Всю неделю Бьянку не удавалось застать дома. Ксавье не знал, избегает ли она его осознанно, или чисто случайно, но поговорить о том, как изменились её чувства, не получалось. К тому же он ощущал необходимость сообщить ей, что теперь он будет пытаться ухаживать за другой, поэтому каждый день без разговора с Бьянкой вызывал у него всё большую тревогу. На вечеринке у Аякса продолжалось празднование предстоящего Дня всех влюбленных. Это было максимально неуютно, и Ксавье поспешил уйти буквально через час после начала мероприятия. — Ты куда, друг? — пытался его остановить Аякс. — Пойми меня правильно, я себя чувствую неловко… — Торп немного растерялся, не зная, стоит ли ещё как-то объяснять то, что лично ему и так очевидно. — Знаешь, я тут подумал… — Аякс мялся, будто раздумывал, стоит ли говорить это. — У тебя когда следующая встреча с ней? Пятнадцатого? — Кажется, да, — Ксавье нахмурился. — Ты ведь сделаешь ей подарок? Ну, на праздник? — его друг расплылся в улыбке. — Какой-нибудь там букет роз или розовую коробочку её любимых конфет… — Она мой инспектор, Аякс, — Торп горько усмехнулся. — И она вакцинированна, если ты забыл. Ей всё равно на подобные подкаты. — Но тем не менее, если ты действительно собираешься каким-то чудом её возвращать, я бы на твоём месте не стал такую возможность упускать, — пожал он плечами. — Наверняка есть что-то, что она бы действительно хотела получить от тебя в подарок, даже несмотря на угасшие чувства. Думаю, ты лучше знаешь, что ей дарить. Петрополус похлопал по плечу Торпа, прощаясь с ним. Они стояли в дверях, в прихожей, пока в гостиной слащавые парочки целовались под розовыми гирляндами. Ксавье слегка завис, обдумывая сказанное Аяксом. Бредовая на первый взгляд идея, возможно, имеет некоторый смысл… — Пока, друг! — таки решил попрощаться Торп. — На День Святого Валентина я к вам не приду, уж извини. А в следующий раз обязательно загляну. Ксавье снова надеялся застать дома Бьянку. Сегодня он освободился ещё раньше, чем обычно по воскресеньям, так что был велик шанс, что она уже дома, но ещё не спит. Такси мчало его по вечерним улицам Вашингтона. Сегодня в этом не было никакого смысла — он мог приехать на своём автомобиле, ведь сегодня он не пил алкоголь, так и не дождавшись, пока его принесут. Но, уезжая на вечеринку, он этого предвидеть не мог, взяв такси на всякий случай. Бьянка действительно была дома и смотрела телевизор — это была большая удача. Какой-то новостной канал снова вещал о том, какие невероятные успехи происходят в США по части вакцинации, как людям стало проще жить, их работоспособность повысилась, а оставшиеся единицы невакцинированных продолжают мучить себя неразделённой любовью и страдать. Это было смешно — потому что уж очень было похоже на правду. Ведь Ксавье действительно страдал, пока те, кому ввели этот чёртов препарат, и вовсе не думали о неразделённой любви. — Бьянка, я давно хотел поговорить, — начал Ксавье, решив не затягивать с этим делом. Девушка кивнула, будто ожидая чего-то подобного, и выключила телевизор, кивком головы приглашая его сесть на диван. — Я хотел узнать, как ты… После всего, — начал Ксавье изаделека. На самом деле разговор казался ему непростым, и он немного волновался. — Что ты чувствуешь? — Ты имеешь в виду, как изменились мои чувства к тебе? — спросила она в лоб. — В целом я неплохо, Ксавье. Я бы даже сказала, всё прекрасно. Меня как будто отпустило. Стало легче дышать. Ксавье поморщился, раздумывая над ее словами. Он знал, что она любила его, любила, и знала, что это невзаимно. Было ли ему за это стыдно? Наверное, да. Думал ли он, что это его вина? Скорее, нет. — Но, думаю, ты спрашиваешь не за этим. Тебя, наверное, интересует в принципе то, как вакцинация ощущается, и как она сказывается на чувствах к возлюбленному? — Бьянка подняла бровь, глядя прямо в глаза. — Тебе интересно, что вероятно, чувствовала она? — Бьянка… — такая прямота и проницательность обескураживали его, отчего слова было сложно собрать в предложения. — Да, в частности, мне интересно и это. Я знаю, что ты меня любила. Что изменилось? Что ты чувствуешь сейчас? — Пустота, — улыбнулась девушка. — Я же говорю, будто отпустило. Будто и не из-за чего было переживать. Страдать. Волноваться. Будто и никогда ты мне был не нужен. Она улыбалась, а по телу Ксавье пробежал какой-то дьявольский холодок. Её ответ не давал никакой надежды. И, хоть он и вовсе не желал, чтобы Бьянка мучилась от неразделённой любви к нему, но осознание того, что её действительно отпустило, пугало его до чёртиков. Возможно, он опять всё себе придумал. Возможно, назад пути всё же нет. — Почему ты тогда здесь? — чуть более резко, чем планировалось, спросил Ксавье. — Ты выгоняешь меня? — она как-то грустно подняла брови. — Нет, конечно, нет… — Торп всё ещё плохо соображал от переизбытка чувств. — Прости, я не об этом… — он покачал головой в подтверждение своих слов. — Но, думала ли ты о том, что не хочешь больше со мной жить? Что тебе хочется уехать? Расстаться со мной? — А мы ещё встречаемся? — она засмеялась. — А вообще, нет, не думала. На мой взгляд, мы друг другу не мешаем. Я старалась сохранить за собой все те обязательства, которые у нас сложились. Готовлю завтраки например… Стираю белье. Хожу в магазин. Думаю, даже не смотря на то, что нас больше не связывает романтика, я делаю многое, — она сделала паузу, задумавшись. — Хотя, если ты решишь, что мне лучше уехать, я смогу тебя понять и не буду держать на тебя зла. — Бьянка, я тебя не выгоняю, — повторил Ксавье. Этот дом был его — он достался ему ещё от отца, который захотел переехать в Калифорнию несколько лет назад, но при этом не желая продавать недвижимость. Поэтому опасения Бьянки можно было понять — она по сути не платила за аренду квартиры и делила с ним быт — и если б ей пришлось жить одной, её расходы бы сильно возрасли. — Но… Я хочу ухаживать за другой. Он проговорил это каким-то глухим и низким голосом — будто произнести это стоило ему колоссальных трудов. Бьянка тут же расплылась в улыбке, обнажив свои белоснежные зубы и, видимо, радуясь подобным планам её недавнего возлюбленного. — Это же здорово! Не могу поверить, но это ведь правда! — она почти хохотала. — Ты так изменился! Я и не подумала, что ты мог в кого-то влюбиться! И кто же твоя избранница? — Бьянка, успокойся… — ему вдруг стало стыдно произносить вслух то, что речь сейчас идёт о Уэнсдей. Судя по реакции девушки, она понадеялась, что он нашёл себе другую, реальную девушку. Реальную, а не ту, чьи способности любить теперь были такими же, как у камня. — Послушай, ты не так меня поняла… — он постарался добавить голосу уверенности. — Я хочу вернуть Уэнсдей. Давно пора. Поэтому мне важно знать как можно больше о том, что чувствуют те, кому ввели препарат. Осталось ли что-то? Она изменилась в лице, но не дала ему понять, что расстроена. А может, она и не чувствовала этого. Возможно, ей было все равно. Или даже она была рада. — Ксавье… Не знаю, получится ли из этого что-то, — она задумалась. — Не хочу, чтобы ты напрасно надеялся. Я ведь действительно перестала тебя любить. Сразу же, после второй дозы. Она смотрела на него, и её глаза были пустыми, подобно тем, что принадлежали совсем другой девушке, вот только эти глаза его не ранили своей пустотой — ему вообще не казалось, что с ними что-то не так. — Но ты ведь что-то ещё чувствуешь? — с надеждой спросил Торп. — Вот даже прямо сейчас. Говоришь, что не хочешь, чтобы я зря надеялся. Значит, это не равнодушие? Тогда что это, Бьянка? Барклай сделала паузу, задумавшись. Её глаза скользили по пространству гостиной, но не видели интерьер, а, скорее, помогали девушке сосредоточиться, переводя взгляд с одного предмета на другой. Прошла пара минут, прежде чем она заговорила. — Это точно не равнодушие, Ксавье. — задумчиво проговорила она. — И я всё ещё за тебя переживаю. Я знаю, как для тебя тяжела эта тема. Тема Уэнсдей и тема вакцинации. Мне действительно жаль, что ты столкнулся с такой историей в своей жизни. И сейчас я могу тебе искренне сочувствовать. Раньше я ревновала, зная, что ты всё ещё её любишь. Сейчас я сочувствую и сопереживаю. Я была бы только рада, если б она ответила тебе взаимностью, но я знаю, что она не сможет. Она не сможет, потому что она больше не умеет любить. — А вдруг умеет? — продолжал гнуть свою линию Ксавье. — Знаешь, неделю назад она, кажется, вышла из себя и ушла с нашей встречи чуть раньше. После моих слов о том, что она сама не захотела тогда остаться со мной, решив, что отношения уже не вернуть. Ксавье рассказал Бьянке подробности их последней встречи, отвлекшись на рассказ о личной жизни Стива, который после вакцинации сумел сохранить отношения с женой. Она слушала с интересом, похоже, действительно увлеченная этой темой. Пока Ксавье высказывал свои предположения о том, что есть возможность сохранить любовь, несмотря на препарат, она обдумывала всё, что слышала, хмуря свои брови и сводя их близко к переносице. — Возможно, есть некоторая привычка. — предположила наконец она. — Привычка жить вместе, что ли. Мне вот с тобой всё ещё комфортно. Да, я больше не испытываю влечения, но ты мне всё ещё приятен. В человеческом смысле этого слова. Ты меня не отталкиваешь ничем, тогда как другие люди, бывает, отталкивают. Не могу сказать, что я ко всем одинаково равнодушна. Нет, к тебе я скорее нейтральна, тогда как многие меня раздражают, как и раньше. Разговор с Бьянкой вышел интересным. Она ещё долго пыталась описать ему оттенки своих к нему чувств — но всё это сводилось по сути к тому, то она его больше не любит, но всё ещё о нём беспокоится. Что ж, это можно было брать за основу того, что, вероятно, чувствует к нему Уэнсдей — беспокойство. С Бьянкой было решено разъехаться по разным комнатам — она это предложила сама, что Ксавье только порадовало. Он уже давно чувствовал себя некомфортно, засыпая с ней и так явно мечтая о другой, при том, что никакой половой жизни с девушкой у него уже пару месяцев как нет. *** Следующая неделя хоть и была довольно пассивной, но всё равно казалась ему значимой. Помимо разговора с Бьянкой, он всё время обдумывал слова Аякса, размышляя над тем, чтобы действительно сделать Уэнсдей какой-нибудь сюрприз. «Наверняка есть что-то, что она бы действительно хотела получить от тебя в подарок» — вспоминал он слова друга. Что в этом мире есть такого, что она бы действительно хотела? Ему вдруг вспомнилась Австрия, и прекрасный Зальцбург, где повсюду продавали маленьких деревянных Моцартов, а Уэнс на каждом углу покупала себе Mozart Kugeln, жадно поедая их. У нее была какая-то нездоровая любовь именно к этим конфетам, и, хоть Ксавье и был уверен, что любые популярные в Америке шоколадные батончики значительно вкуснее этого австрийского лакомства, но Уэнс точно думала иначе. Ксавье открыл интернет в поисках этих конфет на Amazon. Совсем непопулярные для рынка США, они встречались на маркетплейсе, но ужасно редко. В основном их не было в наличии, а в паре мест была указана доставка лишь через две недели, даже с сервисом Prime. Тяжело вздохнув, он закрыл вкладку. Неужели их и правда нет в США, как когда-то утверждала девушка? Судя по тому, что она везла несколько больших пачек в багаже, возможно, так и было… Значит, единственный вариант — так же привести ей конфеты из Австрии. Раздумывая, кто из его знакомых мог сейчас быть в Европе, он мысленно перебрал всех, с кем поддерживает связь, и довольно быстро — ведь у него за два года изоляции почти не осталось друзей. — Аякс, мне нужна твоя помощь, — решился позвонить ему Ксавье, в надежде, что у него намного больше связей. — У тебя нет знакомых, кто сейчас в Австрии и на этой неделе летит в Вашингтон? — Ксавье, сейчас третий час ночи, ты в курсе? — Аякс, немного раздражённо промычал в трубку, а Торп вдруг понял, что совсем потреял счёт времени, сидя в своей мастерской за работой и размышлениями. — Друг, прости… Спокойной ночи. — Ксавье решил стыдливо бросить трубку и дать Аяксу снова уснуть, пока он ещё не до конца проснулся. До встречи с Уэнсдей оставалось всего несколько дней, но ночью внезапно свалившуюся на его голову идею никак не воплотить в жизнь. И, хоть в Австрии уже сейчас раннее утро, ему совершенно некому звонить — единственный знакомый, который у него был в этой стране, три года назад переехал в Данию. Поэтому он решил, что лучшее, что можно делать в три часа ночи — просто лечь спать. Бьянка уже давно спала у себя в комнате, которая раньше была в доме гостевой. Утром Аякс сам перезвонил ему — после долгих извинений Ксавье-таки рассказал другу про идею подарить Уэнсдей коробочку конфет из Австрии. Аякс воодушевился, узнав, что Торп решился на какие-то действия, в обществе признанные романтичными. — Хотя я всё ещё не уверен, что ей это понравится, друг, — неуверенно сказал Торп. — Она не очень любила этот праздник. Она принимала подарки, но предпочитала скромные и изысканные. — Если, как ты говоришь, она очень любит именно эти конфеты, то она будет рада, поверь! — в трубке была слышна какая-то суета и шум дорог. — Я сейчас на работу еду, но я скажу Энид, и она обзвонит всех наших знакомых, а они своих. Поверь, мы найдем того, кто привезёт конфеты! Заверение Аякса было обнадеживающим, и Торп, немного успокоившись, сел дальше рисовать картины. Какое-то время он рисовал и наслаждался тем, что в его мастерской вовсю кипит работа, так, как не было уже очень давно. Но мысли всё ещё возвращались к Уэнсдей и к предстоящему сюрпризу, на который он решился. Через пару часов ему пришла в голову мысль о том, что в коробку конфет было бы неплохо вложить какой-нибудь рисунок — и он, выйдя из мастерской и разогревая свой обед, взял плотный лист бумаги и карандаши и стал делать наброски. Было сложно понять, какому рисунку она будет рада. Скорее всего, её не очень порадует тот, где изображены они вдвоем. Но при этом Ксавье уж очень хотелось поместить на набросок частичку себя — как некоторое напоминание о том времени, что они были вдвоем. Разогретый обед уже давно остывал, будучи нетронутым. Он изрисовал уже с десяток листов — там была и Уэнсдей, и они вдвоем, и даже он сам. Но, казалось, что это не тот самый рисунок. Не тот, что будет идеален для неё. Сделав паузу, он таки принялся за обед, снова разогрев его. Он сидел на своём привычном месте, вспоминая, как раньше напротив него всегда сидела она. Немного серьезная и собранная, иногда чуть уставшая, рассказывающая что-то интересное о своей работе, и украдкой улыбающаяся — но только ему. Вот — та Уэнсдей, по которой он больше всего скучал. Рука сама потянулась к ещё одному листу бумаги, и рисунок из-под его руки возник невероятно быстро — она сидела за их столом, в их доме, ужиная вместе с ним и тихонько о чем-то улыбаясь. В её тарелке уже заканчивалась паста, зато стеклянная кружка черного чая с мятой стояла на столе почти нетронутой. Это была она. Та самая атмосфера домашнего уюта, щемящего душу. Тот самый комфорт, который он чувствовал только с ней, тогда, по вечерам. Те ощущения, от воспоминаний о которых глаза начинало неприятно щипать. Потребовалось около двух часов, чтобы превратить набросок в полноценную, хоть и маленькую, картину. Старательно вырисовывая все тени, каждую, пусть даже незначительную, деталь ее лица, все её изгибы, он сидел, как заворожённый, глядя на своё творение, которое невероятным образом становилось настолько реальным, что, казалось, девушка на картинке вот-вот расплывется в ещё большей улыбке или возьмёт свою кружку и выпьет глоток чая, слегка облизывая губы. Она получилась прекрасной, живой. С тем самым взглядом, который был у неё до того, как ей вкололи вакцину. Ксавье, закончив рисовать, отправился в спальню и временно поставил это изображение на свою тумбочку. А через пару дней он вложит его в коробку с подарком. Но ни Аякс, ни Энид, не звонили несколько дней. День святого Валентина был уже сегодня — а завтра намечалась его встреча с Уэнс в ФБР. Волнуясь о том, что плану не суждено было сбыться и уже уговаривая себя, что всё к лучшему и идея с подарком на День влюбленных была заведомо провальной, он-таки получил звонок от друга. — Ксавье, я нашёл! — он казался запыхавшимся. — У Энид есть бывший одноклассник, так его жена дружит с какой-то девушкой из Австрии, и она уже сегодня летит в Нью-Йорк! В Вашингтон она не поедет, но завтра утром какой-то друг Уокера как раз едет из Нью-Йорка сюда! Она возьмёт нужные конфеты в аэропорту Вены, и завтра утром передаст их другу Уокера в Нью-Йорке, и их можно будет забрать у него уже здесь около трёх часов дня! Торп был в ужасе от подобного изложения. Они что, и вправду подключили к поискам конфет всех своих знакомых? И, тем не менее, похоже, что завтра у него будет, что дарить. — Спасибо огромное, Аякс! — Ксавье выдохнул на улыбке и покачал головой, прикрыв глаза, думая о том, какой безумный путь должны будут проделать эти несчастные конфеты. — Как отблагодарить тебя? И всех остальных… — Ничего не нужно, друг! Просто знаешь… Пусть всё получится! Последняя фраза так и осталась звенеть в ушах. Получится что? Неужели Ксавье действительно верил, что какими-то конфетами можно растопить сердце девушки? Что ей будет не всё равно… На следующий день он поехал сразу к Аяксу — оказывается, друг Уокеров привез конфеты прямо к нему домой. Ксавье оделся чуть более празднично, чем обычно — тёмно-синие брюки, чуть суженные к низу, повседневная, но красивая рубашка, кожаный ремень. Свою маленькую картинку сидящей за столом Уэнсдей он прихватил с собой — чтобы подарить вместе с коробкой конфет. — Вот, я всё оформила, она будет в восторге! — его встретила Энид в домашней одежде и без макияжа, но такая же счастливая, как и всегда. — Держи коробку, внутри я красиво разложила ваши конфеты! Она протягивала ему нечто неприятное — кислотно-розовая коробка в форме сердца, украшенная множеством ещё более ярких сердечек, так и заставляла прикрыть глаза от изобилия кричащих элементов декора. Он с ужасом взял в руки коробку и раскрыл её — но, благо, внутри всё было по плану — те самые конфеты, её любимые, красиво лежали по местам. — Так не пойдет, — отрезал Торп чуть более резко, чем следовало бы. — Она эту коробку даже не откроет. — Но что не так? — её глаза округлились, а брови изогнулись грустным домиком. — Я старалась оформить красиво! — Я понимаю, Энид. Спасибо тебе огромное, — он попытался вложить в голос максимум благодарности, а сам прикидывал, где ему сейчас искать нормальную коробку. — Мне нужно спешить, уже через два часа у меня встреча! Время поджимало, и сильно отклоняться от маршрута Ксавье уже не мог, поэтому он поехал в Target, который находился по пути. Размышляя над тем, что к Дню влюбленных, скорее всего, в этом году и вовсе ничего не продают, он переживал и торопился — но дорога всё равно заняла у него полчаса. Его опасения оправдались — весь стенд с подарками был украшен зелёным — к Дню святого Патрика. Кто вообще отмечает этот праздник? В отделе упаковки тоже не нашлось ничего подходящего — всё было какое-то слишком кричащее и яркое. Уэнсдей любила темные и приглушённые оттенки, всегда неодобрительно реагируя на что-то яркое — и иногда она даже шутила, что у неё аллергия на цвет. В итоге пришлось обратиться к продавцу, уговаривая дать ему возможность глянуть на товары, которые не выставленны на прилавок — темнокожая работница магазина Сантьяго лениво отнекивалась, но через пять минут всё-таки вынесла ему из подсобного помещения несколько подарочных коробок, среди которых каким-то чудом оказалась та самая. Темно-бордовая, круглая коробка — минималистичный дизайн, своим оттенком едва намекающий на прошедший праздник — это было то, что нужно. Туда идеально войдут все конфеты и его рисунок — по размеру она была идентична кричащей розовой, которая лежала в его авто. — Это осталось из старых коллекций к Дню святого Валентина, — немного тихо сказала Сантьяго. — Но её никто не брал. Оставшиеся розовые коробки в форме сердца раскупили ещё в прошлом году, а эта, вот, пережила и этот праздник. — Спасибо огромное! — Ксавье улыбнулся и, решив, что времени у него не так много, побежал расплачиваться на кассу. В машине он перепаковал подарок, и, как он и предполагал, всё было идеально и красиво. Возможно, ей действительно понравится — она любила и темно-бордовый, и эти австрийские конфеты, и его картины. По крайней мере, когда-то. Он был на месте за десять минут до начала — спрятав красивую коробку в свой рюкзак, он прошёл внутрь здания, пытаясь унять ниоткуда возникшее волнение. Охрана, проверившая его вещи, сильно удивилась, увидев у него такой подарок, но ничего не сказала — ведь там не было ничего запрещённого. Он зашёл в туалет, чтобы оценить свой внешний вид. Несмотря на то, что он всё ещё был худым и осунувшимся, выгдядел он довольно хорошо. Одежда красиво сидела по фигуре, волосы выглядели опрятно и слегка небрежно лежали длинными локонами до плеч — так она любила больше, чем когда он их забирал в пучок. Сердце стучало сильнее обычного, а ладони слегка вспотели. Он волновался, размышляя, как она отреагирует на то, что он пришёл сегодня с подарком. Она не может не помнить про праздник — несмотря на то, что он не отмечается в открытую, в воздухе всё равно витает некое воспоминание о нём, и даже те, кто его больше не отмечает, всё равно о нём говорят. Несколько раз глубоко вдохнув и стараясь унять волнение, он отправился к кабинету, у которого уже привычно его ожидала Кинботт с дежурной улыбкой. — Можете проходить в кабинет, — улыбнулась она, и, не дожидаясь от него реакции, зашла внутрь. — Ксавье Торп, повторно. Ксавье зашёл следом, чувствуя нарастающее волнение. Какой она сегодня будет? Простила ли она его за прошлый выпад? Примет ли она подарок? Но за столом, где раньше сидела Уэнсдей, теперь был какой-то мужчина. Он, внимательно глядя на Торпа, кивком головы пригласил его сесть. — Где Уэнсдей? То есть мисс Аддамс? — вырвалось у него до того, как он успел подумать. — У мисс Аддамс возникли неотложные дела… — проговорил он, надевая очки и начав листать его дело. — Она просила заменить её сегодня. Меня зовут Роуэн Ласлоу, присаживайтесь.