Getting to know you addams family (Знакомство с семейкой Аддамс)

Уэнсдей ожидает чего угодно. Взрыва эмоций. Масштабной семейной ссоры. Даже неконтролируемого обращения матриарха стаи Синклер в волка, с целью порвать их всех на куски. Последнее все же было бы предпочтительнее, чем новая ссора. Хотя бы едких замечаний, относительно внешнего вида и содержания поместья семьи Аддамс или ее улыбающихся обитателей, которые почему-то встречают их на пороге, когда Уэнсдей прибывает ранним утром с целой стаей оборотней на буксире. Чего она не ожидает, так это молчания и даже попыток быть вежливой. Эстер явно выжидает более удобной позиции, чтобы укусить. Благо, провидица всегда начеку. - А вот и наша маленькая погибель! - Гомес прижимает ладони к груди, сердечно улыбаясь хмурой дочери. - Что вы здесь делаете? - Уэнсдей игнорирует его, впиваясь глазами в ухмыляющуюся мать. - У меня было видение накануне вечером, - она кладет руку на плечо мужа, нежно приглаживая выбившуюся прядь над его ухом, - мы взяли на себя смелость подготовить комнаты для наших гостей. - Это было не обязательно, но мы будем вам очень благодарны. Мистер и Миссис Аддамс, - Мюррей выходит вперед, протягивая ладонь Гомесу для рукопожатия. - Просто Гомес и Тиш, - старший Аддамс охотно сжимает его ладонь, сердечно улыбаясь мужчине, - это меньшее, что мы можем сделать для бесценного друга нашего скорпиончика. От Уэнсдей не ускользает, как губы Энид непроизвольно расплываются в мягкой улыбке от этого замечания. К ее несчастью, Эстер тоже это замечает, сверля дочь взглядом. - Это моя жена Эстер и сыновья, - он указывает на обеспокоенных оборотней за своей спиной. Эстер выходит вперед, на ее лице появляется едва заметная, натянутая улыбка. - Мы не займем много места. Мой муж свяжется с механиком и мы покинем ваш дом. - О, в этом нет необходимости, - Мортиша все равно улыбается суровой женщине перед собой, - у нас более чем достаточно места и мы рады принять гостей. Даже если этот визит не запланирован. Прошу вас, проходите, - она жестом приглашает всех следовать за ней. *** - Ты нашел механика? - Эстер не поворачивается, чтобы поприветствовать вошедшего в их гостевую комнату мужа. Ее взгляд продолжает буравить жуткие надгробия семейного кладбища, на которое выходят окна этой спальни. Владельцы дома явно сумасшедшие, а это лишь еще одно тому доказательство. Разве станут приличные люди селить гостей прямо напротив семейной усыпальницы? Или того хуже, говорить, что это великая честь? Эстер злится на мужа, за его чрезмерную вежливость, злится на единственную дочь, за ее своенравный характер и неспособность просто подчиниться. Злится на себя, что позволила ей вырасти такой. Позволила красить волосы и носить чрезмерно яркие свитера вместо фланели и грубого камуфляжа. Позволила быть хрупкой и чувствительной. Когда Эстер была в ее возрасте, матриарх их стаи скорее всего выгнала бы ее за подобное поведение. Мать Эстер всегда была жесткой, но именно поэтому ее единственная дочь стала вожаком собственной стаи в свое время, а не осталась самой слабой в помете, лишь потому что ей не повезло родиться женщиной. Эстер просто хочет того же для дочери, но эти планы рушатся буквально у нее на глазах. Сначала позднее обращение, а теперь и дружба с отпрыском самой опасной и ненормальной семьи даже по меркам изгоев. Седовласая женщина была против, когда бывший директор имела наглость позвонить ей, чтобы поставить семью перед фактом, а не спросить их разрешения. Энид было бы лучше жить с подобным ей видом. - Боюсь, что механика в Уэстфилде нет, - Мюррей вздыхает, присаживаясь рядом, - но Гомес связался с конторой в соседнем городке, они будут здесь к концу следующей недели. - Ты хочешь сказать, что мы застряли в этом проклятом месте? - Шипит Эстер. - Да, это именно то, что я говорю. - Отлично. Значит мы вернемся домой самолетом. - Нет, не вернемся, - голос Мюррея напрягается, - мы останемся здесь и будем благодарны этим людям за помощь. И ты поговоришь с Энид. Мужчина сморит на жену, сжимая ее руку. - Как будто она будет слушать! Она буквально бросила мне вызов. Унизила меня сначала перед другими стаями, а затем перед своей же. Я не намерена разговаривать с ней. Точно не в ближайшее время, пока она не извинится. - Ты поговоришь, - Мюррей непреклонен, - иначе я больше никогда не смогу поддерживать тебя. Боже, Эсси, только послушай себя, ей всего 16! И она впервые обратилась, а ты пытаешься требовать с нее столько, сколько не всегда может дать волк даже нашего возраста. Это несправедливо. Дай ей хоть немного побыть ребенком. - Но она не ребенок, больше нет, - Эстер упрямо стоит на своем, - когда я была в ее возрасте, мне никто не давал выбора. - Я всегда поддерживал тебя и твои решения, но я больше не могу смотреть на то, как ты буквально ломаешь нашу дочь. Ты поговоришь с Энид, - Мюррей встает, направляясь к двери, - либо вернешься домой в одиночестве. *** Уэнсдей замирает, когда часы в их гостиной отбивают 6 глухих ударов. Вещь дергает ее за край черных брюк, сигнализируя, что им пора спускаться к ужину. Девушка игнорирует его, задумчиво рассматривая свой наряд в зеркале. Ее белая рубашка глухо застегнута до самого горла. Поверх накинута легкая обсидиановая жилетка. Ее наряд прост и в тоже время практичен. Она легко может спрятать в жилете дополнительные ножи, а удобная легкая ткань рубашки и брюк не будут сковывать движения, если во время ужина ей придется усмирить парочку оборотней, применив легкое насилие. А может быть тяжелое. Будет зависеть от ситуации. Но Уэнсдей все же надеется на последний вариант. Она останавливается в дверях столовой, отмечая шикарное убранство, обилие мясных блюд и изысканных вин из редкой коллекции ее отца, уже поданных к длинному столу. Левую его часть уже занимает четверо Синклеров. Эстер озирается по сторонам, в то время, как ее сыновья и муж восторженно хихикают, обсуждая трофейные головы животных, висящие на стенах. Со стороны хозяев дома выделяются места ее родителей, которые как всегда опаздывают, наверняка не в силах оторвать руки друг друга во время одного из своих мерзких занятий. Чтобы они там не делали. Единственным представителем оказывается скучающий Пагсли, внимание которого всецело приковано к его электронному устройству. Ее брат всегда был идеальной мишенью для воздействия, даже для такого очевидного, как интернет. Единственный человек, отсутствие которого Уэнсдей по настоящему замечает — это яркое болтливое и энергичное пятно, которое почему-то не занимает свое место рядом с ее. Брюнетка хмурится. Ее тело колеблется. Разум говорит войти и занять свое место рядом с братом. Если Энид отказывается ужинать, это ее личный выбор. Но где-то в области живота развивается неприятная тяжесть. В ее воображении живо вспыхивает яркий образ грустной девушки, боящейся столкнуться с разгневанной матерью. Уэнсдей выругивается про себя, прежде чем ее ноги разворачивают тело, неся его наверх. *** События прошедшей ночи постепенно догоняют разум Энид, заставляя девушку прийти к чудовищному осознанию сложившейся ситуации. Ее родители проехали большую часть страны, потому что она не смогла совладать со своими эмоциями и разбила телефон. Ее лучшая подруга угрожала ее матери кинжалом и что хуже всего, сама Энид угрожала своей матери. Буквально бросила чертов вызов альфе стаи. Теперь мать точно выкинет ее из дома. Вычеркнет из семьи и завещания. Если бы она сейчас была в своей волчьей форме, ее уши были бы поджаты, а хвост опущен. Энид впервые жалеет, что не родилась вампиром. Они по крайней мере могут быстро исчезать, буквально проваливаться сквозь землю. Потому что это именно то, чего ей бы сейчас хотелось больше всего на свете. Энид подпрыгивает от неожиданного стука в дверь. Ее голос едва слышен, на фоне завывающего за окном ветра, когда она дает разрешение войти. На пороге стоит младшая Аддамс. Ее челюсти сжаты, а глаза внимательно сканируют помещение. Волчица на секунду пугается, что девушка грубо отчитает ее за неподобающее опоздание на семейный ужин, но этого не происходит. - Ты не голодна? - Ее темные глаза стараются избегать взгляда блондинки. - Не то чтобы дело было в этом, - Энид нервничает, что не укрывается от провидицы, - я просто не уверена, что готова сейчас встретиться с мамой. - Верно, - Уэнсдей слегка кивает головой. На секунду блондинке кажется, что она развернется и покинет комнату, но Аддамс колеблется лишь на долю секунду, прежде чем твердо шагнуть в комнату. Кровать рядом с ней прогибается, издавая противный скрип. Уэнсдей садится рядом, сохраняя между ними небольшое расстояние. Ее бледные худые пальцы разглаживают несуществующие складки на темных брюках, а глаза по-прежнему избегают взгляда соседки. - Энид, - голос Аддамс на удивление тверд и спокоен, - в этом доме ты в безопасности. Что касается эмоционального насилия, которым похоже любит разбрасываться твоя мать, уверяю, - Уэнсдей ослабляет манжет своей белой рубашки, демонстрируя клинок, таящийся под ним, - у меня достаточно убедительных аргументов, способных быстро ее заткнуть. - Уилла! - Энид ахает. Внутри нее одновременно поселяется два странных чувства. Первое — беспокойство за свою стаю, второе — непреодолимая нежность и желании обнять меньшую девочку вновь. - Пожалуйста, пообещай, что не сделаешь никому больно, - едва шепчет волчица. Проходит несколько долгих мгновений, прежде чем младшая Аддамс неохотно кивает, что немного успокаивает блуждающий разум волка. Они сидят в тишине еще некоторое время, прежде чем Уэнсдей прервет его. - Ты можешь это сделать, - шипит брюнетка закрывая глаза и обращаясь корпусом к Энид. - Сделать что? - Тихо бормочет удивленная девушка. - Объятия, Синклер. Чем быстрее ты покончишь со своей дурацкой привычкой проявлять физическую привязанность, тем скорее мы сможем спуститься к ужину. Уэнсдей все еще неловко, когда она чувствует тепло, окутывающее ее тело. Девушка-оборотень мягко обвивает руками ее плечи. Аддамс чувствует теплое дыхание, когда Энид на секунду буквально зарывается в область между ее шеей и плечом. Брюнетка с ужасом вынуждена признать, что эти жесты не так неприятны. Не вызывают скованность и дрожь во всем теле, как раньше. Уэнсдей впервые не хочется, чтобы это действие закончилось как можно скорее. Она панически боится, что может начать этим наслаждаться, неловко кладя свои руки на плечи блондинки, чтобы слегка сжать их. Когда все успело стать настолько плохо? Она должна как можно скорее поговорить с Ма Ма, иначе одному дьяволу известно, насколько далеко это может зайти. Когда объятие заканчивается, младшая Аддамс открывает глаза. Как она пропустила последние мгновения? Энид успела переместиться, терпеливо ожидая ее в дверях гостевой спальни и надеясь, что брюнетка последует за ней. В голове Уэнсдей на секунду возникает нелепая мысль взять блондинку за руку. Вместо этого, она слегка касается ее поясницы, веля молча идти вперед. Когда они входят в столовую, Аддамсы встречают их обеих сердечными улыбками. Энид слегка расслабляется, предлагая им легкую улыбку в ответ. На секунду она теряется. Стоит ли ей занять привычное место рядом с Уэнсдей или сесть на пустой стул рядом с матерью, которая пытается игнорировать ее присутствие? Замечая ее нервозность, Уэнсдей удивляет всех, и себя наверняка тоже, (судя по ее ошарашенному взгляду) когда выдвигает стул рядом с собой, молча прося девушку сесть. Энид так и делает, слегка сжимая ладонь брюнетки в знак благодарности, что привлекает к ним странный взгляд Эстер Синклер. - Посмотри Тиш! - Гомес берет жену за руку, - наша смертельная ловушечка соблюдает манеры. Уэнсдей злобно смотрит на отца, буквально желая провалиться сквозь землю, прямо в безопасные подземелья. Энид старается не отрывать взгляда от тарелки. Ее желудок урчит, напоминая, что последний раз она принимала пищу прошлым утром. Перед ней поистине щедрый выбор мясных блюд и закусок. Запахи, исходящие от тарелок, заставляют ее рот наполниться слюной, а волка внутри восторженно метаться, предвкушая долгожданную возможность насытиться. От внимания юной волчицы не ускользает странный факт, что стол почти на четверть заполнен дичью, мясо которой было почти полусырым, как того любит ее стая. Нежный голос Мортиши заставляет девушку оторваться от стола, словно старшая женщина сумела прочесть ее мысли. - Многие из них были пойманы сегодня утром. Кое кто поделился с нами сведениями, что ликантропы больше любят мясо именно в таком виде. Как здорово, что аппетиты наших семей совпадают, - Мортиша улыбается гостям, элегантно поддевая кусок своего стейка вилкой. Гомес сердечно хихикает, слегка касаясь ее губ салфеткой, чтобы стереть с них остатки свежей крови. - Этот кто-то забыл сказать, что мы любим ловить дичь сами, а не принимать подачки от людей, - глухо шепчет Эстер, с презрением рассматривая кусок мяса на своей тарелке, словно он может укусить ее в ответ. - Мама! - Это выходит машинально. Энид моментально жалеет о содеянном, когда мать смиряет ее ледяным взглядом, впервые за вечер признав присутствие дочери. Уэнсдей моментально напрягается, кончики ее пальцев зудят, желая продемонстрировать спрятанный в манжете клинок, пока Энид не накрывает ее ладонь своей, нежно сжимая. Она почти сразу убирает свою руку, но этого достаточно, чтобы внимание Эстер переключилось на неё. - К вашему сведению, Мортиша, - сарказм в ее голосе не уходит от внимания Уэнсдей, - ликантропы поедают свою добычу чаще всего в лесу, прямо во время охоты. В мирное время мы предпочитаем питаться как любой другой цивилизованный человек, за столом и с приборами. Но откуда это знать той, что впервые обратилась лишь в 16 и сделала это даже не в кругу своей семьи, как другие нормальные волки. Энид моргает. Слова больно бьют ее куда-то в грудь. Ее мать и раньше говорила ей обидные вещи, но никогда при других людях. Насмешка и ледяной тон ее голоса, заставляют слезы подступить и скатиться по щеке. Что-то внутри разрывается. И это уже не склеить назад. Все ее мысли о том, как они помирятся просто выброшены в окно с этой самой секунды. Теперь уже официально. Впервые в жизни Энид боится того, как пугающе спокойно звучит ее голос, когда она уверенно поднимает ладонь, чтобы стереть со щеки соленую дорожку, оставленную слезой. - Тогда этому кому-то лучше подумать о том, чтобы перестать носить фамилию Синклер, мама. Как ты всегда того и хотела. Переживала, за честь стаи больше, чем за мое благополучие. - И куда ты же пойдешь, глупышка? - Эстер откровенно смеется, - Хочешь сменить фамилию на Аддамс? Ради бога. - Впечатляюще. Но информатором о ваших жалких варварских предпочтениях была не Энид, а я. И прошу учесть для следующего раза, когда вы захотите ее оскорбить, я так же прочла достаточно источников об оборотнях. Как убить и сделать из их шкуры ковер - был и остается моим любимым. И мне не терпится применить полученные знания на практике, - Уэнсдей впивается глазами в седовласую женщину на противоположной стороне стола. Она может слышать, как прерывисто рядом с ней дышит Энид и как брови матриарха волчьей стаи ползут вверх от удивления и недоверия. - Ты хоть понимаешь, кому смеешь угрожать? - Когти Эстер опасно блестят, сменяя ее обычные бесцветные человеческие ногти. Ты - странная, заносчивая, высокомерная выскочка, что прячется за фамилией своей жуткой семейки выродков... - Извините меня, - голос Гомеса Аддамса заглушает любые звуки и голоса в столовой. Словно тяжелая туча, он нависает над тремя испуганными оборотнями, по левую сторону от стола, - Миссис Синклер, оскорбляя мою семью в моём присутствии, вы рискуете закончить этот ужин на нашем семейном кладбище. В шести футах под землей. Поверьте, это отличное место, чтобы проветрить голову! Мы с братом довольно часто так делаем и это очень помогает. Разница с вами будет лишь в том, что нас не хоронят там заживо. Пагсли ахает. Уэнсдей широко раскрывает глаза, стараясь запечатлеть странное зрелище перед собой. Большую часть жизни она помнит отца романтическим простофилей, которого невозможно оторвать от матери. Сейчас его лицо приобретает небывалую серьезность. Ноздри раздуваются, а рука сжимает столовый нож, словно шпагу, которой он без труда пронзает стол, оставляя на поверхности сердитые царапины. Бледная рука Мортиши осторожно накрывает его ладонь, легко вынимая из нее нож. Только для того, чтобы заменить его ножом гораздо большего размера, для нарезки крупных блюд и костей. Готическая женщина кивает мужу, молча прося его продолжать. - Миссис Синклер, не могли бы вы ответить на мой вопрос? Что плохого в том, чтобы быть Аддамсом? - Гомес легко вертит острие в руках, точа его о золотую вилку для мяса, словно он ведет непринужденную светскую беседу, вовсе не намереваясь прикончить несколько оборотней в своей столовой, - может быть вы могли бы посветить нас о слухах, которые явно не дают вам покоя? Уверяю, что бы вам не рассказывали, это всего лишь слухи! Ну, кроме трепанации черепа наживую и винтажной камеры пыток в подземелье. - Я не буду брать свои слова назад, - Эстер отодвигает тарелку, выпрямляясь. Следом за ней со своих мест встают все остальные участники ужина. - Этого и не нужно, - голос Гомеса по-прежнему спокоен и раскатист, словно гром, сигнализирующий о приближающейся буре, - мы ценим прямолинейность. - Гомес, Мортиша, я лишь хочу пояснить, что мы более чем благодарны вам за этот ужин... - Мюррей. Дай мне закончить, - Эстер жестом перебивает обеспокоенного мужа. - Я не буду извинятся или говорить, как счастлива оказаться здесь. Напротив, с каждым часом мне все более очевидно, что мы проделали весь путь зря... - Вы считаете попытку проверить родную дочь пустой тратой времени? - Темные глаза Мортиши сверлят седовласую женщину перед собой. Тон ее голоса лишен какой-либо теплоты, что заставляет Гомеса и Мюррея неловко переглянуться. - Это вас не касается! - Эстер кусает в ответ, - я не потерплю нотаций о воспитании! Не от вас. Уэнсдей кажется, что температура в помещении стремительно падает. Свет становится приглушенным, а лица ее родителей мрачными. И не в счастливом смысле, как обычно. - Вы считаете меня плохой матерью? - Мортиша стоит особняком, сверля оппонента взглядом. - Шутите? Ваша дочь просто невероятный пример... - Не смей заканчивать это предложение или я зашью тебе рот, - младшая Аддамс не потерпит, чтобы ее битвы вели за нее родители. -Мама, пожалуйста! Просто перестань, - когти Энид легко трансформируются в смертельные разноцветные бритвы. Эстер презрительно смотрит на дочь, прежде чем повернуться и исчезнуть в дверях столовой. Мортиша и Гомес смотрят ей вслед. Пагсли ожидает, что один из них бросит в спину злой женщины нож, но к его разочарованию, этого не происходит. Мюррей и его сыновья откашливаются, привлекая внимание старших Аддамсов. Мужчина нервно теребит рыжую бороду, бормоча извинения за поведение жены. Вместе с сыновьями он так же покидает столовую. Энид неловко смотрит им вслед. Должна ли она встать и последовать за ними? Будут ли Гомес и Мортиша ненавидеть ее из-за семейной драмы, которую только что устроила Эстер? Нежный голос Мортиши возвращает молодую девушку к реальности. - Милая, ты почти ничего не ешь, - матриарх Аддамс ласково смотрит на нее, жестом указывая на полную тарелку, - поверь, это лучшее мясо, которое можно поймать в это время года. Даже кровь внутри еще теплая. Энид благодарна за смену темы. Ее мать никогда бы не смогла так спокойно отпустить ссору, переключившись на исключительную нежность. Девушка улыбается, шепча благодарности. Ее желудок все еще пуст. Но она не думает, что сможет заполнить его, не вывернув содержимое назад. Бледнолицая женщина словно читает ее мысли. - Ничего страшного, я попрошу Ларча сохранить для тебя несколько порций. Поверь, даже утром они будут такими же восхитительными, как и сейчас. - Спасибо... - Энид чувствует, как усталость и переизбыток эмоций подкатывает к ее горлу, угрожая пролиться слезами. Она слабо шепчет извинения и пожелания спокойной ночи, прежде чем выскользнуть из-за стола и направиться прочь из столовой. Слова Мортиши заставляют ее обернуться. - Энид. Насчет того, что я сказала тебе ранее в теплице. Мы будем более чем рады поддержать столь храбрую, невероятную молодую волчицу, приняв тебя в семью, если твои родные продолжат так глупо и легкомысленно себя вести. Женщина поднимает обе руки, успокаивающе водя ими по воздуху, но не касаясь плеч и головы Энид. Уэнсдей знает этот жест. Уникальное колдовство ее матери, сохраняющее жизнь и оберегающее того, на кого оно возложено. Жест зарезервированный только для Уэнсдей и Пагсли, спасающий их будучи детьми от любых опасностей и увечий, котором они подвергали себя или друг друга. От осознания, что Мортиша так же видит и принимает Энид, в холодной душе Уэнсдей что-то теплеет. Она пытается стряхнуть неудобные мысли, но ее прерывает тело Энид, стремительно врезающееся в Мортишу. Волчица обнимает высокую женщину за талию, пряча лицо и всхлипы в изгибе ее бледной тонкой шеи, до которой она с трудом дотягивается даже при своем новом росте. Бывшая носительница фамилии Фрамп может лишь удивленно смотреть на мужа и детей, но затем ее лицо сменяется пониманием, а две руки надежно закутывают девочку в ответные объятия. Шепча слова утешения, понятные лишь им двоим, она осторожно уводит Энид из столовой. Гомес просто смотрит на Уэнсдей. Его взгляд нежный и понимающий. Будь проклят ее отец, за его извечную наблюдательность и чрезмерное принятие. - Если ты хочешь о чем-то спросить, отец, то сейчас самое время, - младшая Аддамс игнорирует его подмигивающий взгляд, пытаясь сделать вид, что занята поглощением пищи. - Я знаю, что ты уже спланировала жестокую месть для этой бессердечной женщины, которую Энид вынуждена звать матерью. - Ты хотел сказать — смерть, - дочь поправляет его, с хирургической точностью препарируя свой кусок мяса на тарелке. - Мой маленькая Аттила, ничто так не заслуживает возмездия, как недостойное поведение родителя по отношению к своему дитя, но ты должна отпустить это. - Представь, как расстроится Энид, - Пагсли раздражает сестру, произнося слова с набитым ртом. - Не могу ничего обещать, - Уэнсдей не смотрит в глаза отцу, но он видит ее насквозь. Желание мести внутри нее колоссальное, но ее забота о девушке, что спасла ей жизнь под кровавой луной превосходит это во множество раз. Эстер Синклер вытянула счастливый билет, когда привела Энид в мир. Если бы не этот факт, рассвет бы она встретила во тьме на глубине 6 футов. *** Поместье Аддамсов утопает во тьме, делая его еще более жутким, чем при свете дня. Обычно, Уэнсдей такое нравится. Абсолютная темнота - окутывающая ее своим безопасным покровом. Леденящий душу ветер, смешивающийся со стонами и криками мертвецов, вынужденных вечно скитаться по особняку - вместо любимой убаюкивающей колыбели. Младшая Аддамс не имеет проблем со сном. Это слишком банально и глупо. Древние греки считали сновидения маленькой смертью, веря, что тело человека как бы умирает до рассвета, а его душа блуждает в подземном царстве кошмаров. Разве станет кто-то в здравом уме отказываться от подобного наслаждения? Тем более, если его фамилия Аддамс. Но в эту ночь она не может уснуть. Не ее любимая поза со скрещенными руками на груди, ни даже попытки Вещи рассказать ей самую кровавую и жуткую из историй, ни крики жалких подобий оборотней, спорящих в гостевой спальне внизу, не могли унести ее разум в царство Морфея. Он все время возвращался к семейному ужину, омраченному грубыми высказываниями женщины, которая не стоила даже мизинца своей дочери. Что могло бы быть, если бы она проявила малодушие, не пригласив Энид на перерыв? Могла ли Эстер навредить ей больше, чем она уже сделала за 16 лет? Провидица отмечает странное покалывание в груди при мысли, что кто-то может навредить светловолосому оборотню. В ее памяти всплывает странное сообщение от неизвестного номера, которое явно писал человек, лишенный рассудка. Кто еще в здравом уме стал бы дразнить ее и угрожать близким людям, не боясь потерять голову? Со вздохом, полным раздражения, Уэнсдей тянется к прикроватной тумбочке, пытаясь нащупать в кромешной тьме металлический кирпич. Приглушенный свет экрана заливает ее мрачную спальню синеватым свечением. Брюнетка ищет любые подсказки, любые ошибки или любопытные детали, способные выдать вредителя. Жаль, что это всего лишь бесполезный набор цифровых символом. Как прискорбно, что люди в итоге решили отказаться от рукотворных писем и бумаги. Будь она в ее руках, Уэнсдей без труда нашла бы волос, частички кожи, остатки запаха и даже смогла бы определить, в какой местности была сделана бумага, которую замарал своим почерком столь гнусный негодяй. Но перед ней лишь слабо мерцающий экран. «Ты еще бесполезнее, чем я думала», - шипит девушка, с раздражением откидывая телефон на покрывало. Вайпер бы умерла от негодования, имей она возможность наблюдать сейчас за своим создателем. Когда Уэнсдей успела стать такой? Легко и быстро сдающейся перед лицом новой тайны? Наверняка это последствия общения с неким красочным ликаном, а может быть и проклятия, которое мешает ей спать в этот нечестивый час. Такому поведению и мыслям просто не может быть другого объяснения. Мыслям, которые ни на минуту не отходят от образа нежной улыбки и мягкого сжатия ее руки во время ужина, в знак благодарности, когда Уэнсдей попыталась отогнать злую женщину от друга. Аддамс плохо знакома с концепцией дружбы, но даже этих скудных знаний достаточно, чтобы понять, что это не совсем обычное поведение двух лучших друзей. Но даже если и так, она разберется с этим позже. Сейчас перед ней стоит задача первостепенной важности. Худые пальцы ловко находят во тьме телефон, зависая над экраном лишь на секунду, чтобы тщательно обдумать свои высказывания. «Я почти удивлена твоей смелостью. Она должна быть шокирующе высокой (если что, это сарказм), раз ты смеешь присылать мне угрозы по телефону, вместо того, чтобы сказать это лично, а лучше вызвать на дуэль. И я отдам тебе должное за это. Похороню заживо со всеми почестями в самой дальней и паршивой могиле нашего кладбища». С крайним презрением, Уэнсдей Аддамс. *** Мортиша царственно восседает в одном из больших плетеных кресел. По одной из легенд дома Аддамс, его каркас был сделан их далеким искусным предком из настоящих костей слона, а может быть и человека. Но кто сейчас разберет? Да и какая разница. Тьма окутывает ее, а духи дома едва слышно нашептывают будущее. Готическая женщина особенно любит это мрачное время суток. Самый разгар ведьминого часа. Уже не полночь, но и до первых лучей рассвета еще далеко. Идеальное время, чтобы колдовать или проводить спиритические сеансы. А может быть найти силы зла и присоединиться к ним в крестовом походе против добра. Мортиша современная женщина. Радушная домохозяйка, мать двух замечательных детей и любящая жена — днем. Приспешница тьмы - ночью. Она легко совмещает эти обязанности и все успевает, как и подобает успешной женщине. Тихие шаги вырывают ее из мыслей, заставляя обернуться. - Ты специально выбрала этот час, мама? - Уэнсдей стоит напротив нее скрестив руки на груди. Даже во тьме Мортиша отчетливо видит раздражение на лице дочери. - Уэнсдей, присядь, - она едва заметно двигается, освобождая место рядом с собой. Девушка тяжело вздыхает, но все же садится рядом, стараясь быть как можно дальше от темной фигуры матери. - Что занимает твой пытливый ум настолько, что ты не спишь, мой вороненок? - Мортиша ласково проводит ладонью над головой дочери, внимательно следя за тем, чтобы на самом деле не касаться ее. - Я могу не отвечать? - Ответ дочери сух, словно одна из лучших роз в ее оранжерее. - Как угодно, - Мортиша вздыхает откидываясь на спинку кресла. Тело ее первенца заметно расслабляется от этих слов, - можем просто посидеть по тьме и послушать духов. Мы не делали так с тех пор, как тебе исполнилось семь. Уэнсдей отчетливо слышит грусть в ее голосе. Где-то внутри это осознание больно бьет провидицу в грудь. Чувство вины, словно едкая горечь, заполняет ее желудок, поднимается по пищеводу, пытаясь выбраться наружу. - Я знаю, что тебе кажется, будто мы всегда соревнуемся между собой, - Мортиша говорит это с закрытыми глазами. Черты ее лица расслаблены. - А разве это не так, мама? - Уэнсдей поднимает правую бровь, думая, что это одна из очередных уловок матери, стремящихся выпотрошить из нее неудобные признания. - Не все в жизни соревнование, моя тучка. - Тогда зачем вы отправили меня туда, где я всегда буду лишь вашей бледной тенью? - Уэнсдей жаль, что матери всегда это удается. Докопаться до сути. - О, милая, - лицо Мортиши смягчается, она открывает глаза, нежно улыбаясь дочери, - мы и подумать не могли, что ты это так воспримешь. Мы с твоим отцом всегда знали, что ты будешь другой и только посмотри, где ты сейчас? Уэнсдей не отвечает, ее брови изгибаются, выдавая недоверие к услышанному. - Разве другие Аддамсы могут распутать тайну убийств? Или спасти школу, полную изгоев от гибели, на которую ее хотел обречь восставший из мертвых паломник? - Технически, я не сама разгадала эту тайну, - Уэнсдей хмурится, ее руки плотно скрещиваются к замок на коленях, а голова опускается, - если бы не видение, вызванное при некоторых обстоятельствах, я могла бы упустить время. - Это не имеет значение, Уэнсдей. Ты сделала это и мы гордимся тобой. То, кем ты стала. Ты настоящий Аддамс, - Мортиша ласково касается челки дочери, едва задевая ее тонкими пальцами. - Я не справилась, - Уэнсдей шепчет в темноту, надеясь, что мать ее не услышит, - директор Уимсс мертва... Доктор Киннбот мертва... Юджин чуть не умер... Энид могла умереть той ночью, - последнюю часть брюнетка буквально шепчет. Ей становится не по себе. Она не плакала ни перед кем из семьи с тех пор, как ей было пять и те мелкие варвары имели наглость затоптать Нейрона у нее на глазах. Уэнсдей чувствует предательские капли влаги, стекающие из глаз и холодные пальцы матери, осторожно приподнимающие ее подбородок чуть выше, чтобы их глаза встретились. - Ты никогда не должна так думать, Уэнсдей, - Мортиша нежно вытирает слезы на ее щеках, - не должна нести это бремя вины на своих плечах. Даже имея дар предвидения, мы не можем распоряжаться им так, как нам хочется или изменить судьбу других людей. Даже имея о них неприятные видения, мы не можем вмешиваться в ход событий. - Тогда в чем смысл такой силы? - Уэнсдей шепчет. - В том, чтобы иметь преимущество, говорить и делать что-то, пока не станет слишком поздно. - У меня было видение. В нем меня и Энид преследует нечто, - Уэнсдей дрожит в руках матери, ее злит собственная беспомощность и то, как отчаянно звучит ее голос, - я нашла ее в крови в лесу... Зачем мне видеть такое... - В твоем видении Энид была уже мертва или ранена? - Брюнетка слышит озабоченность в голосе матери. Только это подталкивает ее дать ответ. - Я не могу сказать наверняка... что если... вдруг так получится... я пытаюсь сказать..., - будь проклят ее жалкий заикающийся голос. - Уэнсдей, это может быть знак. Девушка вопросительно смотрит на мать, жестом прося ее продолжать. - Со временем ты разберешься сама. - Тебе всегда обязательно дразнить меня, говоря загадками? - Не упускай возможность, - тон Мортиши становится серьезным, она кладет ладони на впалые щеки дочери, баюкая ее лицо и призывая слушать внимательно, - я знаю, что ты можешь отталкивать людей, говорить гадости и делать вид, что тебе все равно, но в глубине души ты умеешь любить. И ты так сильно заботишься об Энид. Придет время и ты найдешь ответы на все вопросы. А пока не упускай его. Не закрывай ее, не лги и не утаивай. Будь честной. Попробуй открыться ей и ты никогда не пожалеешь, что сделала это. Уэнсдей хочет протестовать, но мать решительно прерывает эти попытки, - я могу поклясться тебе, что у этого события будет положительный исход. У меня было видение. Даже ты не можешь отрицать, что они никогда не приносят несчастья и всегда сбываются. Осознание этого успокаивает бурю в груди и разуме юной провидицы. Она действительно не может найти в себе силы отрицать положительный характер и точность любого видения матери. Чувствуя истощение дочери, Мортиша осторожно тянет ее отяжелевшую голову к себе на грудь, нежно баюкая ее спину и волосы. Сквозь отяжелевшие ото сна веки, девушка слышит шепот матери ей на ухо. - И Уэнсдей, никогда не вини себя в смерти Ларисы. Я хочу, чтобы ты знала это. Ты не виновата. Ты ничего не могла сделать. У вас были непростые отношения, но она бы никогда не хотела, чтобы ты жила с этим ложным чувством вины, - Уэнсдей поднимает голову, чтобы посмотреть на мать, замечая соленые дорожки на ее выдающихся скулах. - Какой она была, когда вы были моложе? - Ее сонный голос заставляет Мортишу улыбнуться сквозь слезы. Продолжая баюкать дочь, она рассказывает ей историю с самого начала. Как они поссорились в первый день пребывания в Неверморе из-за неспособности разделить комнату. Как Лариса всегда была бледной тенью, на фоне выдающейся фигуры Мортиши, по-мнению всех, кроме последней. Они были чересчур разными, но все же идеально подходили друг другу. Какая-то странная аномалия дружбы. Не проходит ни дня, чтобы бывшая носительница фамилии Фрамп не сожалела о том, как все закончилось. Как глупо была разрушена их дружба и как малодушно она поступила, поставив свои отношения превыше любых социальных связей в те времена. Как сильно она сожалеет, что не может больше поговорить со своим другом юности, чтобы все прояснить. Поистине печальный и трагичный конец светлой истории. Уэнсдей такое любит. Она сладко засыпает, впервые за долгое время, избавившись от всего, что тяготило ее беспокойную душу. Сладкий аромат увядающих роз наполняет ее легкие, а тепло рук матери безопасно защищает от любой опасности, обитающей во тьме. *** Следующее утро наступает слишком быстро по-мнению Энид. Вещь будит ее с первыми лучами солнца, спрашивая о самочувствии. Он осторожно отстукивает то, что как он думает, может разозлить юного оборотня, но этого не происходит. - Ты сейчас серьезно говоришь мне, что как бы случайно мог шпионить за моими родителями? - Энид прищуривается, окидывая придаток недоверчивым взглядом. Что он активно подтверждает бодрым постукиванием. - Вещь, ты шутишь? Конечно мне важно знать! Как они? - Энид садится в кровати, имея на душе нехорошее предчувствие. Близость с Уэнсдей определенно взращивает в ней легкие наклонности в сторону мазохизма. Он бегло рассказывает ей о том, как зла была Эстер, когда вернулась в их гостевую спальню. Как они повздорили с отцом, когда она в приступе ярости начала собирать вещи, говоря, что ни единой лапы ее больше никогда не будет в этом имении сумасшедших, с чем Мюррей был крайне несогласен. Они разошлись ближе к двум часам ночи. Когда побежденная Эстер осталась в одиночестве гостевой спальни, а Мюррей присоединился к сыновьям в соседней, говоря, что теперь она сама по себе. Ее стая покинула ее и возможно, Вещь мог слышать даже слабые всхлипы из-за двери спальни. Если бы волк Энид вырвался прямо сейчас, его уши были бы поджаты, а хвост опущен. Ей грустно осознавать, что вся эта ссора могла возникнуть из-за нее. Они и раньше были не в самых лучших отношениях, должно быть теперь, мать окончательно выбросит ее из стаи и из семьи. Энид рычит от отчаяния, прижимая подушку к груди. Вещь успокаивающе гладит ее по волосам, взбираясь на плечо для поддержки. - Нет, точно не будет хорошо, - Энид стонет, - мама наверняка меня ненавидит. Вещь, я чертовски облажалась... - Не обязательно. Знакомый запах петрикора наполняет ее легкие. Этот голос она узнает где угодно. - Уэнсдей? Что ты здесь делаешь так рано? - Энид удивленно убирает подушку от лица. - Технически, сейчас идеальное время для подъема, - она входит внутрь комнаты, с легкостью раздвигая плотные шторы, сквозь расщелину которых, комната заполняется теплыми оранжевыми лучами. Уэнсдей осторожно подходит к кровати, ставя на тумбочку дымящуюся кружку. Энид может уловить аромат смородины и чего-то сладкого, исходящего от напитка. - Пагсли сказал мне, что тебе понравился этот сорт чая. Бабушка сама выращивает ягоды для него в своем саду. - Это абсолютно съедобно и безопасно, - брюнетка раздраженно поднимает бровь, наблюдая, как оборотень опасливо обнюхивает напиток перед собой, - я бы не стала тратить на тебя бесценный яд из закромов дяди Фестера. Следующее, что заставляет воздух покинуть легкие Энид, это слабая улыбка, появляющаяся на всегда сосредоточеном лице младшей Аддамс, обнажая едва заметные ямочки на ее щеках. - Ты только что пошутила? - Энид недоверчиво бормочет, удивленная редким зрелищем перед собой. - Я удивлена твоей сообразительности. Для собаки она весьма высокая. - Я волк, тупица, - Энид возвращает ей язвительный комментарий, высунув язык. - Отвратительный жест, как и твои манеры, - Уэнсдей делает вид, что кривится, продолжая бороться с призрачной улыбкой, растягивающей ее губы. - Что ты хочешь? - Энид лениво улыбается, потягивая восхитительно сладкий чай. - Что заставляет тебя так думать? - Уэнсдей делает вид, что оскорблена. - Я прожила с тобой целый семестр, тебе явно что-то нужно. Брюнетка молится всем нечестивым духам, только бы Энид не заметила красной сыпи, которой покрылись ее щеки и кончики ушей. - На самом деле, я пришла сообщить тебе хорошие новости и..., -девушка запинается, отводя глаза в сторону, - поговорить с тобой. Энид смотрит на нее с любопытством, энергично болтая ногами в воздухе. Ее лицо на мгновение омрачается. - Ты же ничего плохого не сделала моей семье этой ночью? - Нет, - спокойно отвечает девушка, разглаживая складки на рубашке, - напротив, мы с родителями обсудили это после ужина, они не держат зла за вчерашние высказывания и предпочитают забыть этот инцидент. Более того, по дороге сюда, я встретила твоего отца. Он поговорит с тобой позже. И Энид, - Уэнсдей осторожно присаживается на край кровати, смотря соседке прямо в глаза, - он просил передать тебе, что все уладит и ты можешь ни о чем не волноваться. Энид тронута. Ее губы дрожат, в попытках не выдать эмоций. - Ты слишком много сделала для меня... - Нет. Технически я ничего не сделала, кроме как пригласила тебя погостить, а потом и твою стаю, - Уэнсдей думает, что не заслуживает благодарности. Ни после того, что она собирается рассказать волчице, - Твой отец наконец-то стал вести себя подобающе, вот кого нужно осыпать благодарностью. Брюнетка набирает в легкие побольше воздуха. То, что она собирается рассказать сложно. Но она попробует. Это не должно быть тяжелее, чем писать роман, детализируя сцены пыток и убийств. Главное, быть откровенным, как посоветовала ей Мортиша. Впервые в жизни, Уэнсдей принимает и следует совету матери. Она начинает с самого начала, с извинения перед Энид, от которого блондинка отмахивается, нежно беря ее холодную ладонь в свою. Говорит о том, что нападение — лучшая защита, поэтому ей легче сыпать угрозами смерти и увечий, чем рассказать то, что действительно трогает ее мертвую, как она думала, душу. Встает и нервно начинает мерить шагами комнату, чтобы рассказать самое важное. Энид удивлена, когда дело доходит до видения. Ее грудь пылает яростью, а волк внутри сотрясает прутья клетки, говоря, что разорвет любое существо, посмевшее приблизиться к ним. - Энид, ты была права, когда сказала, что мы... работаем. Так не должно быть, но это есть. Я всецело доверяю тебе и не потерплю от тебя ничего меньшего. С этого момента, я клянусь быть с тобой предельно честной. Мы вместе можем расследовать это дело и я не буду скрывать детали и информацию. Взамен я настоятельно прошу тебя делать то же самое. Предлагаю заключить союз. Лишь ты и я. Против любого, кто посмеет и дальше сыпать угрозами. Мы выследим и уничтожим негодяя. Ты готова пойти на это смертельное испытание со мной? Уэнсдей протягивает Энид руку для рукопожатия, вопросительно поднимая бровь. Облегчение поселяется в ее душе, когда блондинка энергично трясет ее руку, подтверждая скрепление их сделки. - Выследим и уничтожим. Пощады не будет. Пусть только сунется, - голубые глаза Энид наполняются оттенками охры, заставляя Уэнсдей странно смотреть на нее. - И еще, - Уэнсдей на секунду теряется, представляя как неловко это звучит, - я вынуждена настаивать, чтобы ты переехала и разделила со мной комнату. Для безопасности. Так мы могли бы... - Я согласна, - Энид решительно перебивает ее разглагольствования. Если быть честной до конца, волчица согласилась бы, даже если бы это была не комната Уэнсдей, (в которую она к слову, сгорает от нетерпения и любопытства попасть) а подземелье, кишащее нетопырями. Что-то в том, что они вновь будут делить одно пространство заставляет ее гореть от нетерпения. Энид успокаивает себя, что это именно то, что делают лучшие друзья, но где-то внутри поселяется горькое семя сомнения. Она не сомневается в своей дружбе и преданности Уэнсдей. Никогда. Ее сомнения касаются исключительно мотивов. Будь на месте Аддамс кто-то другой из ее друзей, это вызывало бы у нее в груди те же чувства? Определенно нет.