Игра не стоит свеч

      Проснулся Юкиносукэ в холодном поту в своей квартире, когда остатки кошмара еще били его по мозгам. Очередной дурной сон... ничего более. Мало ли таких? Должен уже привыкнуть. Однако сердце продолжало бешено стучаться о рёбра, напоминая о безумствах принятой им жизни.       Он слишком часто вспоминал Юкио Мисиму — человека, за которого до сих пор не отомстил. И сны с ним становились с каждым разом ярче и крепче, будто душа покойника рвалась к нему. Юкиносукэ мог дословно пересказать все их разговоры. Сколько тому было на момент смерти?.. Он уже и забыл, кажется. Или вовсе даже не знал. Юкиносукэ слишком часто думал о нём в последнее время и с каждым разом всё глубже погружался в пучину воспоминаний, осознавая, что совершенно не властен над своим рассудком. Разум путал его, и Юки начали одолевать пугающие мысли. Ему начало казаться, что воспоминания мешались, превращаясь в калейдоскоп эмоций, которые он однажды пережил. Словно бы теряясь в реальности. И это осознание подступало к горлу с ужасом, паникой... Ему было страшно от самого себя.       Он в одно мгновение опустошил бутылку минералки, но по-прежнему чувствовал сухость во рту, оставшуюся после дневного сна. Перевёл взгляд на окно: уже стемнело. Проспал с обеда до самого вечера. И есть снова захотелось, а у Юки не было сил даже встать и сделать подобие ужина. Проклятье. Лучше бы вообще не ложился.       «Дазай... чёрт бы тебя побрал!..» — мрачно думал он, услышав в темноте скрип собственных зубов. Как тот вообще не сдох?! Со своими убеждениями относительно жизни тому уже давно стоило бы плавать в тёмных водах Ооки или украшать своими останками асфальт. А что в итоге? Юки тяжело выдохнул: тараканы хитрые и живучие. А Дазай оказался самым проворным и мерзким среди них. Травишь или не травишь — толку никакого. Но теперь мерзавец решил пойти дальше... вот так нагло влезть в его жизнь после всех этих лет. Юки казалось, что Дазай по-другому не умел или не хотел. Осаму — игрок из тени, появляется только тогда, когда ему удобно. А значит, имеет вопросы. Корыстный ублюдок!.. Честь и достоинство для него — пустой звук. И хотя в мафии не существовало понятия о законе, у Юкиносукэ имелся свой моральный кодекс. Шаткий, но он всё же был.       Откуда Дазай вообще узнал его личный телефон? Юки мог бы проигнорировать то сообщение, ещё раз сменить номер, но... не сумел. И хотя не знал причины, догадывался, что ему просто хотелось посмотреть в глаза Дазая и увидеть, какой сволочью тот остался. Чёртов предатель и подлая крыса — для этого человека всегда было много прозвищ. Мори трясся над ним, закрывал глаза на любые его выходки или неудачи, но Юкиносукэ никогда не понимал этого... Почему бы не покончить с ним раз — и навсегда? Уничтожить опухоль, одну из главных угроз мафии? Неужели Мори боялся раскрытия тайн организации?.. Юки полагал, что тот всегда мог быть на шаг впереди Дазая, но почему-то никогда не решался. Будто между ними была договорённость, говорить о которой не дозволялось никому из них. Юкиносукэ посмотрелся в зеркало: повзрослел, стал словно выглядеть ещё старше. Плевать, совершенно наплевать... Если Дазай взаправду так хочет встретиться, он предоставит ему эту возможность.       С каждым шагом по улице Юкиносукэ казалось, что он теряет всё больше уверенности. Движения давались тяжело, беспокойство хватало в тиски. Что страшного? Что страшного?! Дазай ведь ничего ему не сделает… Не сделает. И правда... не сделает. Юкиносукэ боялся не этого — его страшила сама мысль о встрече с этим человеком. Лицом к лицу спустя годы — и вот, он здесь, этот позорный страх, как повзрослевшая шавка, которая до сих пор боится хозяина, нещадно бившего его за любую провинность. Да, Дазай был именно таким... Он воспитывал своих учеников с особой жестокостью, привязывал их к себе болью, чтобы от любого его взгляда те дрожали и скулили. Юкиносукэ зажмурился, опёрся рукой о стену. Всё давно в прошлом... и Дазай — тоже.       Есть только он.       Юки ступил, втянул носом воздух: запахло алкоголем из ближайшего бара. Слышались звуки сирены, смех и далёкие шаги. В переулке пробежала крыса, и он брезгливо поморщился: Дазай умел выбирать места по вкусу, этого не отнять. Юки посмотрел по сторонам, но никого не обнаружил, хотя рефлексы были обострены до предела: от его взгляда не ускользал даже крошечный мотыль, бившийся о стекло тусклого фонаря. И что?.. Дазай обязан прийти. Он ведь не мог его обмануть, подставить и потерять такой шанс на встречу, или...       Шорох сзади — и Юки развернулся, сняв пистолет с предохранителя, направил перед собой. Дазай примирительно поднял руки.       — Ну и ну... — Он хитро улыбнулся. — Я был уверен, что ты придёшь.       — А разве у меня был выбор? — сквозь стиснутые зубы произнёс Юки.        Дазай Осаму будто никак не изменился после ухода из мафии. Разве что сменил чёрный плащ на бежевое пальто и начал ходить с открытым лицом. Всё та же раздражающая улыбка, тёмные глаза с безжизненным блеском. Запястья по-прежнему покрыты бинтами, и Юкиносукэ понял, что безумец так и не оставил своих попыток уйти на тот свет. В первые дни их знакомства Юки пугала страсть этого человека к самоубийству, но в последующие годы научился мириться с этим. Даже практически не обращал внимания, когда Дазай заводил очередной разговор, ненавязчиво выводя к этой теме. Некоторые в мафии относились к его... «увлечению» с долей юмора, но Юкиносукэ полагал, что он попросту сумасшедший. И ещё ни разу по-настоящему не оказывался на грани жизни и смерти.       — Может, опустишь пистолет?       Глаз у Юкиносукэ дёрнулся. Скорее, от отвращения, но оружие всё же убрал. Едва заметно сглотнул. Нет... нет, это не страх и не трепет. Первый раз в жизни он не дрожал перед ним, руки не холодели от одного только его присутствия. Юки осознал одну вещь: ему больше не страшно. Как будто та детская, ещё наивная часть внутри умерла, покрылась паутиной новых проблем. И появилось понимание: никто не несёт за него ответственности, кроме него самого.       — Ты повзрослел, — иронично отметил Дазай. — Вытянулся... немного. Но куда же подевалось твоё уважение?..       Юкиносукэ не собирался его уважать. Теперь — нет.       — А ты не изменился, — мрачно ответил он. — Улыбка у тебя всё та же... поганая. Чего тебе надо?       Дазай тихо рассмеялся, словно его позабавило поведение человека, некогда вздрагивающего от каждого его взмаха кистью.       — Брось, Юки. Неужели ты думаешь, что я бы не захотел увидеться со своим учеником. Ну же! Где дружеские объятия?       — Мы не друзья, — скривился Юкиносукэ. Дазай цокнул, но не смутился.       — Как сидится на моем прежнем месте? Я слышал, ты втянулся в работу. — Он завёл руки за спину. — Уже набил приличный авторитет... Похвально, похвально. Я всегда знал, что у босса на тебя большие планы.       Юки не понимал, о чём он говорит. Ему казалось, что Дазай издевается, пытается вывести на эмоции, надавить на старые раны. И потому держал себя в руках... Юкиносукэ принимал сильные успокоительные, благодаря которым мог засыпать и не кидаться на людей без повода, не рвать на себе волосы. Огай Мори считал их крайне необходимыми, однако больше пары таблеток в неделю принимать запрещал. Порой Юкиносукэ думал, что не представляет жизни без них.       — И что с того? В отличие от тебя, я мафию никогда не предавал, — с уверенностью сказал он, а потом едва заметно сжал губы. Лермонтов не в счёт. Там и предательства не было.       — У меня были причины для ухода из мафии. Я просто... соблюдал правила, — развёл руками Дазай.       Раздражение ударило по Юки с новой силой. Он уже и забыл, каким этот человек может быть невыносимым.       — Только не надо говорить о правилах мафии. Не будь лицемером больше, чем ты уже есть, — процедил он. Дазай замотал головой, словно тот сказал глупость.       — Нет-нет, Юки… — Его тёмные глаза лихорадочно заскользили по нему. — В мафии принято наносить удар в ответ. Мори нанёс мне удар в спину — и я нанёс вдвойне.       Дазай любил говорить загадками, любил философствовать, но редко говорил о себе. Юки даже не был в курсе его ухода из мафии. Он просто... ушёл — и всё. Не пытался связаться с кем-либо, не появлялся в свете — на время залёг на дно, полностью отказавшись от преступной жизни. И стал подчищать свою биографию для, судя по всему, более благих целей. Верил ли ему Юкиносукэ?.. Ни капли. Дазай может сколько угодно прикрываться добрыми намерениями, делать беспокойное выражение лица и хвалиться местом в детективом агентстве, но он знал: этот человек никогда не изменится.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Да ничего. — Дазай пожал плечами. — Просто босс испугался, что я однажды перережу ему глотку и встану на его место.       Холод прошёлся по спине, но Юки сбросил это чувство, как неприятное насекомое. Спокойствие и безразличие Дазая... поражали. Стало не по себе.       — Меня не интересуют подробности твоих отношений с боссом, — выплюнул он, взяв себя в руки. — Если босс решил от тебя избавиться, то ты действительно представляешь угрозу для мафии.       Дазай растянул губы в улыбке, а затем... рассмеялся. Громко и заливисто, с таким надрывом, что даже закашлялся от нехватки воздуха. Юки сделал шаг назад, пока смех этот царапал по его гордости, оставляя липкое ощущение, словно дурак здесь только он.       — Хочешь сказать, что Мори тебе ничего не сказал?!.. — Дазай смешливо качал головой. — И про Юкио Мисиму? Как жаль...       Юкиносукэ перестал дышать. Дазай воспользовался его замешательством и продолжил:       — Правда лишь в том, мой дорогой ученик, что мир далеко не такой однозначный, каким ты его себе представляешь... — Он тяжело выдохнул, выпрямляясь. — Твоя преданность Мори похвальна, безусловно. И тот готов многое отдать, чтобы так оно и оставалось.       Юки ни разу не сомневался в боссе. При нём мафия переживала свой рассвет, несмотря на давление со стороны властей, и Мори определённо понимал, что значит быть лидером. Он учил этому Юкиносукэ, и тот был благодарен ему за доверие... И не только за это — за всё. Сомневаться в нём — значит сомневаться в себе. Мори стал для него родительской фигурой, на которую Юки опирался в течение всех лет жизни в мафии. Разве можно было вообще сомневаться в его намерениях?! А Дазай постоянно лгал, и Юки понимал это как никто другой. Однако в эту секунду в нём будто что-то... изменилось.       — Мори часто проводит параллель между тобой и Чуей, но знаешь, какое между вами главное различие? — продолжал давить тот. — Чуя вырос в этом дерьме. На улице, среди грязи. Его не тяготит тоска по... скажем, семье. Мафия — его семья. Но не для тебя.       — Да что... что ты можешь знать о моей жизни? — хрипло ответил Юки, глядя на него удивительно трезвым взглядом. Дазай молчал. — Думаешь, ты знаешь, какие у меня ценности?! Ни черта ты не знаешь... — Он сделал шаг к нему, наступая бесстрашно, с силой. — Ты давно не мой учитель, чтобы я принимал от тебя житейские мудрости. Так что советую закрыть рот... — Юки приставил к его горлу пистолет, — или я потащу тебя прямиком к боссу. Только уже с простреленными коленями.       И тут же отшатнулся, испугавшись собственной реакции. Проморгался, прошептал:       — Если это всё, то вали отсюда. Мне тебе больше нечего сказать. — Он отвернулся и засунул руки в карманы, не желая даже оглядываться. Внутри стоял ком отвращения. Юки понял, что давно не чувствовал себя настолько мерзко.       — И даже с сестрёнкой пообщаться не хочешь?       В спину будто прилетела стрела. Юки застыл. Потом медленно обернулся.       Нет. Не может быть.       Это просто невозможно. Просто не...       — Я уверен, она бы...       Дазай не успел договорить, когда ему прилетел удар с такой силой, что тот не удержался, впечатываясь в стену здания. Юкиносукэ нависал над ним, тяжело дыша, вновь приставляя пистолет, только теперь снимая с предохранителя.       — Не торопись, не торопись, Юки... — Дазай провёл языком по крови на нижней губе и улыбнулся. — Все не так просто.       — Нет. Так не пойдёт. — Юки поднял его, стиснув за шею, с силой прижал к стене. — Сейчас ты мне всё, сука, расскажешь... Что ты знаешь о ней?!       В голове громогласно стучал пульс. Это же безумие... Безумие! Информатор сказал, что найдёт Каноко быстрее, чем кто-либо. И всё равно Дазай обошёл его. Как?! Как такое вообще произошло?       — Если не отпустишь меня, то свою сестру ты будешь искать долго… мучительно долго, — тихо проговорил Дазай, но Юкиносукэ не спешил вестись на эту чушь.       — Ты блефуешь...              — Хочешь рискнуть?       Юкиносукэ не собирался. Конечно, не собирался!.. Он тут же отступил, убрав пистолет, а Дазай неприязненно коснулся сломанного, скорее всего, носа.       — Где она? — спросил настойчиво Юки, и тот раздраженно дёрнулся.       — Я же сказал: всё не так просто.       — Мне плевать, что ты там думаешь. Я хочу знать о её местонахождении, и ты мне расскажешь, Дазай... — прошептал Юки с такой ненавистью, что ему самому стало не по себе. Он не понимал: почему из всех возможных людей именно этот человек знал, где Каноко?!.. А знала ли она его? Юки не хотелось бы этого. Но он был уверен, что Каноко жива. Занкоку Тенши развеял его опасения ещё в тот день, когда бесславно погиб. Что с ней? Как она?.. Вопросы крутились в голове, словно рой раздражённых пчёл; а тут выяснилось, что Дазай всё это время знал.       Всё это... всё это какая-то ошибка.       Юкиносукэ отказывался верить. Их договор с Мори — поиск Каноко любой ценой, и босс обещал ему предоставить такую возможность. О Широ Ишии не знал почти никто в мафии, а вся информация о нём была засекречена как раз от таких людей, как Дазай Осаму. Тот никак не мог быть в курсе его прошлого... не мог предположить, что их с Каноко повязали в качестве лабораторных крыс. Но тогда откуда знал её?!.. И в таком случае...       …что ещё мог знать?       — Твоя сестра живёт теперь обычной жизнью японской гражданки, — выпрямившись, начал Дазай. Юкиносукэ внимательно следил за ним. — Хочешь её найти? Похвально. Только ты стал забываться… — Он усмехнулся, опираясь о кирпичную стену. — Теперь ты мафиози, убийца. А значит, прямая угроза её существованию. Желаешь подвергнуть её жизнь опасности? Разочаровать?       От этих слов внутри Юки что-то оборвалось.       — Каноко... — Дазай произносил её имя с чувством, с особым трепетом. Словно смаковал. — Как ты собираешься заявиться в её жизнь? Думаешь, она действительно примет тебя с распростёртыми объятиями?..       Его лицо приняло прискорбное выражение, и Юкиносукэ стало так плохо, словно ему разом вытянули всю душу, оставив снаружи лишь пустой сосуд. Такого не могло быть. Почему Дазай вообще говорил об этом? Почему подходил к вопросу с такой стороны?..       — Ты не знаешь её… так что заткнись, — сдавленно сказал Юки. И никто в мире не знал её так хорошо, как он.       — А может, всё-таки расскажешь, как ты оказался в мафии? — Дазая, казалось, даже задели его слова. — Или поведаешь мне историю о том, как вас разлучили? Мне вот очень интересно.       — Засунь свой интерес подальше, — с тяжестью сказал Юкиносукэ. Снова холодно, больно, страшно. И он снова оказался в одиночестве. Прямо... прямо как в той камере у Широ Ишии.       Дазай грустно улыбнулся.       — Как скажешь. Твоё дело.       Юки сел на ближайший ящик, ощущая свое бешено стучащее сердце. Руки вспотели, в голове — ни одной мысли... Страх хватался когтями за его сознание, парализовывал, но вместе с тем Юкиносукэ чувствовал и так давно не посещавшее его умиротворение. Он по-детски сравнил это с оценкой на экзамене: если знаешь результат, пусть даже он плохой, куда спокойнее так, чем трястись от тревожной неизвестности. Каноко жива. Он убедился в этом, и у него есть возможность встретиться с ней. Разве могло быть что-то важнее? Разве мог Юки желать большего? Не мог. Не мог, чёрт возьми!..       Он хотел её найти. Но не так.       — Мне нужна твоя помощь, — вдруг сказал Дазай, и Юки вскипел.       — Какого чёрта ты прямо сейчас просишь о помощи?! — Он сорвался на крик. Горлу стало неприятно.       — Война с Гильдией — это момент, когда мафия и агентство объединятся против общего врага, — спокойно пояснил Дазай. — И я хочу, чтобы ты донёс эту мысль до своего босса.       — Да пошёл ты! — Юкиносукэ сплюнул на асфальт, и тот закатил глаза. — Ты именно для этого упомянул её? Чтобы шантажировать?! Пристрелишь её, если я откажусь?       — Ну не поэтому, конечно... В сохранности жизни твоей сестры я заинтересован чуть ли не больше всех, — неожиданно ответил Дазай, и Юки показалось, что он уже перестал осознавать реальность. Почему подобное вообще произошло? Этот человек не должен был ничего знать... совсем ничего. Ни о нём, ни о Каноко; он обязан был оставить его навсегда в тот день, когда перешагнул кабинет босса и исчез на долгие, долгие годы.       — Какая же ты всё-таки мразь, Дазай, — прошептал Юкиносукэ. — Я не собираюсь тебе помогать.       — В конце концов, это в твоих интересах.       Любая встреча с Осаму Дазаем заканчивалась сделкой с выгодой в первую очередь для него, но Юки не хотел пачкаться в этом. Разумеется, это не предательство. Он и так рассказал бы боссу о данном разговоре, но сотрудничество мафии и агентства — звучало дико!.. Мафии не нужна помощь какой-то вшивой детективной конторы, хотя Дазай видел ситуацию по-своему. Чёрт возьми. А он никогда не ошибался в своих планах.       — Каноко здорова? — тихо спросил Юкиносукэ. Ему было больно. Так больно, что сдохнуть захотелось.       — Полностью, — уверил его Дазай. — И вы обязательно поговорите, если ты выполнишь мои условия. Я гарантирую ей полную безопасность. Можешь не сомневаться.       — Как... как ты с ней связался вообще? — не своим голосом спросил Юки. Тот улыбнулся, будто вспомнив о чём-то приятном.       — Главное, что я нашёл её. Разве ты не рад?       — Сейчас штаны от счастья сниму. — Юки запрокинул голову и протяжно выдохнул, уставившись на ночное небо. — У меня нет ни единой причины тебе верить, Дазай. И ты мне заплатишь. За всё.       — Посмотрим, — безразлично ответил тот. — Не я стал причиной твоего несчастья.       — А что ты вообще знаешь о счастье?       — Ты прав, — как-то странно улыбнулся Дазай. — Совершенно ничего. Набери мне, когда договоришься с Мори о сотрудничестве. И всего хорошего.       — Да что б ты… сдох.

***

      Собственная энергия, холодная и острая, похожая на лезвие кинжала, пронзила её изнутри. Время остановилось — и осталась только Каноко посреди огромного зала. Люди показались блеклыми тенями, проходившими рядом, оставляющими на коже морозную дрожь. Не сейчас!.. Она опустила взгляд и глубоко выдохнула — паника отступила, и Каноко вновь смогла различить голоса. Посмотрела на светлую макушку Фицджеральда, ясно осознавая, что не могла упустить его вместе с Хироми. С Хироми, чья мать погибла в эту ночь. Знала ли та об этом? Или пропадала в сером неведении?       — Саито... — голос Куникиды вывел её из череды мыслей.       — Как? Как это произошло? Вы знаете? — прошептала Каноко, чувствуя, как дрожь бьет тело. Но разум оставался трезв, почти чист.       — Умерла во сне... — Куникида напряжённо помолчал, — может быть. Не знаю.       Она прикрыла глаза. Боги, это совсем не то, что они ожидали. Смерть во сне — слишком очевидно, предсказуемо и легко. И именно в тот момент, когда внизу собрались десятки богачей, желающих вложиться в её дело.       — Господин Куникида, здесь Фицджеральд. И он рядом с Тодороки Хироми, — прошептала Каноко, кинув на упомянутых взгляд. Ишикава ушёл слишком быстро. — Что мне делать?       Молчание по ту сторону тяготило, и хотя прошло не более десяти секунд, для неё это показалось тревожной вечностью.       — Не упускай их из виду. Возможно, это ловушка... — с подозрением ответил Куникида. — Не вступай в разговор с Фицджеральдом. Мы не знаем, насколько хорошо осведомлены его люди, располагают ли они информацией о тебе. Нам нельзя рисковать.       — Я поняла. Вы вызовите полицию? — осторожно поинтересовалась она.       — Нет. И ты не вызывай, — ответил он. — Я должен кое-что проверить и вернусь. До связи.       И отключился.       — Чёрт... — сказала себе под нос Каноко. И на что рассчитывала, вызываясь на это задание? Дазай был прав... Возомнила себя героиней, захотела помочь агентству, сделать хоть какой-то вклад!.. Она сцепила зубы, ощутив быстротечную энергию, подобно реке, льющейся к ней. Потому что была центром. И в Каноко были силы двигаться дальше — двигаться к самой себе. Она не трусиха, а ещё пообещала, что больше никогда не станет убегать. Она — эспер. И кому-то так или иначе придётся считаться с этим.       Каноко выдохнула через нос и сделала шаг вперёд, сливаясь с толпой гостей. Фицджеральд по-прежнему беседовал с Хироми, но та была, кажется, не слишком рада беседе, хотя держалась с достоинством. Фицджеральд аккуратно хватал её за локоть, ведя за собой, но что ему нужно от неё?.. Из информации в интернете Каноко узнала, что Хироми Тодороки — не только наследница всего состояния своих родителей, но и общественный деятель. Она выступала по телевидению в поддержку мира во всём мире, проводила много благотворительных вечеров, собирая средства для пострадавших от войны, а ещё критиковала эсперов в своих интервью, считая их главной угрозой общества. Могла ли Каноко согласиться с ней? Трудно сказать, когда и сама являлась эспером, но сейчас это было не важно.        Она ступила чуть ближе, делая вид, что занята разглядыванием хрустальной люстры, и напрягла слух.       — Я ничем не могу вам помочь, — сухо отвечала ему Хироми. — Моя мать — уважаемый человек. Не думайте её очернять.       — Ну как я могу? — Фицджеральд улыбался, словно его забавляла её реакция. — Госпожа Тодороки, почему бы нам с вами спокойно не поговорить наедине? Столько людей...       — Я знаю, кто вы, — неожиданно ответила та. — Можете не притворяться простым гостем, господин Фицджеральд.       — Правда? Я и есть простой гость, — он приподнял брови. — Мне казалось, вы куда сговорчивее. К слову, как ваша мать? Не слышал о ней, да и не видно её вместе с нами. Хотелось бы поздороваться. — Фицджеральд взял у мимо проходящего официанта бокал с шампанским. — Или таблетки, которые она принимает, окончательно лишают её рассудка?       Каноко сузила глаза. Таблетки?       — Не говорите о ней, — тяжело ответила Хироми, опустив глаза в пол. — Особенно со мной... Я не скажу вашей организации ничего полезного, чего бы вы от меня не хотели.       — Тише-тише, госпожа Тодороки, — снисходительно произнес Фицджеральд, раскрывая руки. — Я же не желаю вам зла... всего лишь хочу поговорить тет-а-тет. Это не сложно, верно? — Улыбка стала ещё шире, когда он сделал глоток шампанского. Хироми отвернулась.       — Я должна открывать аукцион.       — Это подождёт.       Вот же чёрт!.. Каноко не могла позволить ему увести её. Что делать? Что делать?! Как вмешаться?..       Тело не желало слушаться. Каноко сглотнула. Нет. Она всё ещё слишком труслива для этого, слишком... не готова встречаться с врагом к лицу. Не сейчас, когда вокруг так много людей. Не сейчас, когда за ней могут следить его люди. Каноко не отпускало чувство слежки с того самого момента, как она зашла в отель. Была ли это привычная паранойя? Она не знала. И понимала только то, что совершенно одна в этом зале, несмотря на толпу вокруг. Каноко прижала пальцы к вискам, её взгляд болезненно блуждал по помещению, пытался зацепиться хоть за что-то — гости, одинаково разодетые и горделивые, образовывали группки, в которых велись непринуждённые разговоры. Ей бы присоединиться к кому-нибудь, снова притвориться своей, если этот аукцион вообще состоится...       Она обязана найти хоть что-то, указывающее на отправителя письма. Или вернётся в агентство ни с чем. Могла ли сама Хироми прислать эту бумагу в агентство? Но к чему ей, убеждённой пацифистке, водиться с эсперами, которых недолюбливает, а особенно влезать в конфликт трёх сторон? Да и старшая Тодороки… уже вряд ли ответит.       — Господин Охнуки, вы собираетесь делать ставку? Сегодня вы особенно молчаливы! — донёсся до Каноко чей-то голос. Она застыла и обернулась.       Воспоминания о своём самом первом серьёзном расследовании в убийстве Исоко Хатано вспыхнули в голове яркими красками. Каноко прикрыла глаза, пытаясь вспомнить имя: точно. Точно. Кииоши Охнуки — человек из японского правительства, который и поручил им то самое дело. Сейчас он стоял в окружении вышестоящих лиц, изредка кивая на вопросы собеседников. Неужели решил поучаствовать в аукционе? Его образ отпечатался в ней заново: идеальный костюм, спокойная улыбка, квадратные очки. Каноко рассматривала его так долго, что он ощутил её взгляд, и она вжала голову в плечи, когда Охнуки повернулся. Ну что за неуёмное любопытство?!       Каноко попыталась уйти, смешаться с толпой, надеясь, что он всё-таки не узнал её, но на плечо легла чья-то рука, она вздрогнула.       — Не хотел вас напугать, Саито, — извиняющимся тоном сказал Охнуки, убирая ладонь. Оборачиваясь, Каноко попыталась нацепить на лицо улыбку. Ну конечно же, он узнал её. Даже в этом платье и с этой причёской. — Хотя я удивлён вашему присутствию. Люди вашего положения обычно не посещают подобные мероприятия. Как ваши дела?       — Здравствуйте, господин Охнуки. — Она склонила голову и нервно сцепила руки. Проморгалась. — Я... в порядке. Просто тоже не ожидала вас здесь увидеть.       — Что привело вас на аукцион? — поинтересовался он, но в его интонации Каноко расслышала недоверие.       — Меня пригласили. — Первое, что пришло ей в голову. — Один... друг. Я не могла упустить такую возможность. Никогда не бываю в таких местах.       — Полагаю, тогда у вас большие связи, Саито. — Охнуки улыбался легко, едва-едва, но внимательно рассматривал её, словно сканируя. — Каждый год здесь собираются сливки общества, а приглашения получают за пару месяцев до начала.       — Я слышала об этом. — Каноко сделала непринуждённый вид. — Госпожа Тодороки распродаёт свою коллекцию антиквариата, и мне стало любопытно на это посмотреть.       Охнуки кивнул, и она утешила себя: спокойно, спокойно… Он такой же простой гость, как и все вокруг. Разве не так? И тот факт, что Охнуки работает на японское правительство, не должен пугать её. У каждого своя служба, своя задача.       — Вы знакомы с дочерью госпожи Тодороки? С Хироми? — неожиданно спросил он.       — Я видела её выступления и интервью. Она весьма... убедительна. Кажется, её очень любят, — как можно естественнее ответила Каноко. По сути, это единственное немногое, что она знала о Хироми. Куда больше ей были интересны её родители. В особенности — мать.       — Она может быть приятной, если не говорить с ней о войне или эсперах. — Охнуки сложил руки за спиной, ступая по залу, и Каноко пришлось пойти за ним. — Ей очень далеко до радикалов, которые считают единственно верным ликвидацию спецотделов по делам одарённых или другая подобная чушь, — с пренебрежением добавил он. — И всё же эсперов она не жалует в своём окружении. Имейте в виду.       Каноко криво улыбнулась. Конечно, она ведь тоже эспер. Хотя с чего он уверен, что она вообще хочет познакомиться с Хироми лично?       — Вы мне кое-кого очень... напомнили, Саито, — вдруг сказал Охнуки, внимательно наблюдая за ней, и Каноко поначалу удивилась, а потом даже смутилась. — Почему вы решили стать детективом?       Она на мгновение растерялась. Хороший вопрос... в самом деле, очень хороший. Ей бы наверняка подошла более спокойная работа, например, в библиотеке или переводчиком статей, но нет... детектив в вооружённом агентстве. Изначально всё это произошло из-за Дазая и его чёртовой настойчивости. А ей нужна была работа, и она её получила, но теперь не могла отказаться, потому что привязалась к людям в агентстве и их распорядку. Ей хотелось быть полезной, нужной миру, чтобы жить дальше. Без сожалений и оглядки назад.       — Долгая история, господин. Меня посоветовал один... знакомый. Сказал, что я справлюсь, — уклончиво сказала Каноко. О своей способности ей упоминать совсем не хотелось. В спецотделе ведь до сих пор уверены в том, что её дар никак не проявился, а раз Охнуки из правительства, то у него точно должны быть связи с ними. — Я всегда любила решать загадки.       — Как много у вас полезных знакомых, Саито. — Ей показалось, что он чем-то озадачен. А затем его безупречная улыбка, явно выученная долгим пребыванием в светском обществе, дрогнула. — Интересно. Уверен, вы многому ещё научитесь. Вы ведь недавно пришли в агентство, правильно? Мы с вашим директором старые друзья, пожалуй. — Охнуки быстро вернул себе невозмутимость. — Он считает, у вас есть потенциал.       — Постараюсь оправдать его ожидания, — искренне ответила Каноко. Директор вызывал в ней исключительно положительные чувства, и ей хотелось отблагодарить его за всю ту помощь, которую он оказал ей. Хотя бы как-то.       — Не сомневайтесь в себе, — благосклонно сказал Охнуки, а потом он высмотрел кого-то в толпе. Она проследила за его взглядом и вздрогнула. — Рад вас видеть, госпожа Тодороки.       Хироми появилась перед ними так быстро, что Каноко не успела подготовиться к этому. У неё были тёмные волосы и тонкие губы, острый нос, похожий на клюв, безупречная осанка. Её тоскливая энергия быстро заполнила пространство, словно туман, а ещё Хироми нервничала; разумеется, нервничала, особенно после разговора с Фицджеральдом. Но держала на лице столь идеальную в своей театральности улыбку, что оставалось лишь изумиться её игре. Каноко наконец смогла рассмотреть ее. Первое, что выделялось — глаза. Ярко-серые, почти белые при искусственном свете, они невольно приковывали внимание, и она осознала, что никогда не видела столь необычного цвета. Каждое движение — отточенное, быстрое и легкое. Хироми была похожа на долговязую болотную птицу, которая вот-вот вспорхнёт с места.       — Какой сюрприз, господин Охнуки! — Та протянула руку для пожатия, не обратив внимания на Каноко, словно не признала в ней ничего важного. И вот о ней Охнуки говорил как о... возможно приятной личности? — Вижу, вы не один.       — Саито Каноко, — представил её Охнуки, — моя... можно сказать, подчинённая.       «В какой-то степени», — сухо подумала она.       — Саито уже давно хочет познакомиться с вами, госпожа Тодороки, — вдруг сказал он, и Каноко испуганно посмотрела на него. — Так ведь?       Хироми недоумённо приподняла бровь.       — Это правда. — Каноко заломила пальцы, делая неуверенный шаг к ней. — Я глубоко... поражена вашей деятельностью в обществе. Вы столько сделали для пострадавших в войне, — с восхищённой улыбкой сказала она. — Спасибо вам.       — А... — Хироми растерянно моргнула, но вдруг красиво рассмеялась. — Вот оно как. Наверное, вы тоже были жертвой войны?       — Да... — Каноко подумала, что спросила она это только из вежливости, и стала вспоминать биографию, придуманную ей Анго. — Мой отец погиб на войне.       — Какая трагедия, — сказал Охнуки. Хироми с сочувствием взглянула на неё.       — Мне очень жаль, госпожа Саито, — горестно сказала она, а затем глянула на свои часы. — О боги, я уже должна открывать аукцион! Прошу прощения. Рада была познакомиться.       Каноко попрощалась с ней, на самом деле не желая выпускать из виду, провожая паническим взглядом. Как быть?! Как сообщить ей о смерти старшей Тодороки? Как?!       — Господин, к чему это было? — с плохо скрываемым недовольством спросила она, на что Охнуки лишь усмехнулся.       — Разве вы не хотели с ней увидеться, Саито? — спросил он, и Каноко напряжённо замолкла. Подозрение усилилось: этот человек здесь не просто так. — Благодаря своим агентам я знаю всё и про старшую Тодороки, и про лидера Гильдии, и про вашего коллегу, — без тени эмоций сказал Охнуки, — так что врать вы не умеете. Неужели Фукудзава вас послал сюда? Зачем?       — Я... — Каноко показалось, что она разучилась говорить, настолько его речь выбила её из колеи. — Меня никто не посылал.       — Я же сказал: врать вы не умеете, — повторил он, глядя на неё, как на ребёнка. — Ваше счастье, Саито, что сегодня я в хорошем расположении духа, несмотря на смерть старшей Тодороки. О, конечно, вы обязательно ответите на все мои вопросы. Только после аукциона. Как вам мысль?       Охнуки вовсе не спрашивал — он приказывал. Она натянула на себя кривую, словно приклеенную улыбку, а внутри гнездилась паника: что делать?! У неё не было никаких указаний, если в дело вмешается ещё кто-то! Впрочем, сейчас выбора у неё точно нет.       — Чудно. — Увидев в её лице смирение, Охнуки кивнул в толпу. — В таком случае, я сопровожу вас на аукцион.       В зале, отведённом для аукциона, было темно и немного шумно — гости рассаживались по местам и переговоривались меж собой, обсуждая товары из личной коллекции госпожи Тодороки. Охнуки пригласил её сесть с собой, словно опасаясь, что Каноко по-детски сбежит у него из-под носа. Она же в это время разглядывала людей вокруг себя и пыталась отыскать Фицджеральда. Тот сидел позади, почти в самом конце: разговаривал с какой-то иностранкой столь бодро, что его легко можно было спутать с простым гостем. Прекрасный актёр. Каноко отвернулась, вцепившись пальцами в подлокотники. Было нервно, и что-то не отпускало её сильнее, чем присутствие рядом Охнуки.       — Господин, можно вопрос? — аккуратно поинтересовалась Каноко, склонившись к нему.       — Какой? — сонливо спросил он.        — Это правда, что на аукционе продаются эсперские оружия?       Каноко даже не представляла, как они могли выглядеть. Как обычные вещи? Или нечто странное из комиксов и фильмов? Если были оружия, то были и те, кто их создавал, хотя во всём существовании способностей, так похожих на магию, Каноко не видела совершенно никакой логики... в своём даре — особенно. По какому принципу человек получает его? Если дар не сохраняется в ДНК, тогда как вообще появляется?       — Нет. Не думаю, — после некоторого времени сказал Охнуки. — База Тодороки была уничтожена ещё в годы войны, как и образцы экспериментов. Вряд ли им бы что-то удалось утаить от государства. Поверьте, Саито, им чудом удалось не попасть под суд.       Больше она ничего не спросила. Наконец-то свет направили на сцену, а занавес подняли, и Хироми в сопровождении своего помощника ступила вперед. Шла она уверенно, и Каноко даже искренне позавидовала её харизме.       — Леди и джентльмены, я рада приветствовать вас от лица моей матери на нашем аукционе, — улыбчиво сказала Хироми в микрофон. — Великая война — ужасное событие для нашей истории, которое никого не оставило равнодушным, и мы вместе с…       Она продолжала и продолжала говорить, и сразу стало ясно, что Хироми искренне поглощена темой войны и помощи людям. Вещала она без заминок, с энтузиазом, захватывала внимание гостей с первых фраз. От неё нельзя было оторвать взгляда.       — …а сегодня мы представляем коллекцию диковинок, добытых со всего мира, чтобы в этот вечер они отыскали новых хозяев, — с чувством продолжала Хироми. — Собранные деньги пойдут в благотворительные фонды для помощи всем пострадавшим в годы войны. И помните, что каждый в этом мире заслуживает поддержки. Поэтому я хочу объявить аукцион открытым!       Послышались аплодисменты, и Каноко заметила спокойные улыбки на лицах гостей. Даже Охнуки был чрезмерно воодушевлен, хотя не производил впечатление человека, который слишком вовлечен в благотворительность. Неужели они с Хироми знакомы столь близко?       — Сейчас, — вдруг одними губами сказал он. Что? Кому он это говорит? А потом Хироми прокашлялась, вновь поднося к себе микрофон… и все стало ясно. Каноко почему-то ощутила прилив паники.       — Однако это не единственная проблема, которую я бы хотела поднять сегодня, — тоскливо произнесла Хироми. — Прежде, чем я передам слово ведущему нашего мероприятия, я хочу сказать, что деньги не должны затмевать наш с вами моральный кодекс. Мы всегда должны оставаться людьми…       Каноко обернулась, но не обнаружила Фицджеральда там, где он сидел. Где он?! Тревога забилась в сознании мыслью: если бы у неё было чуть больше времени, то, возможно, она смогла бы запомнить его энергию и найти!..       — Мы должны обличать тех, кто совершено безнаказанно творит преступления, — продолжала Хироми, пока гости удивлённо переглядывались между собой. — И сегодня я наконец-то хочу раскрыть глаза людям, защищающим настоящего террориста, убийцу и садиста! Человека, прикрывающегося добрым именем благотворительного деятеля, — громко говорила она, — я хочу!..       Хлопок. Каноко заметила чью-то тень за ширмой, Хироми замерла, посмотрела вниз… И люди закричали, повскакивая с мест. На её светлом платье начало разливаться багровое пятно.       — Кто-то выстрелил!..       — Что с госпожой Тодороки?!       — Скорая! Звоните в скорую!       Всё происходило как в тумане. Хироми упала, к ней подскочил её помощник, Охнуки моментально подорвался с места.       — Вот чёрт!.. — выругался он на другом языке. Слыша вокруг гул и крики, Каноко поспешила за ним, упала коленями на пол. Хироми тяжело дышала, была бледна. Нет-нет... этого быть не может!..       — Дайте мне осмотреть, — без возражений сказал Охнуки. Очки у него спали на переносицу, лоб взмок. — Жизненно важные органы не должны быть задеты... я надеюсь. Держитесь, Хироми. Я уже подал сигнал. Помощь в пути.       — Я вас подвела… господин Охнуки, — тихо и хрипло ответила та, стискивая ладонь своего помощника. Поморщившись, всхлипнула. — Но я… не сожалею об этом. Ах, как больно...       Охнуки снял пиджак, приложил к её ране. К нему подошёл один из его людей и быстро доложил:       — Мы перекрыли все выходы. Людей не выпускаем. Ищем Фицджиральда и стрелка.       Охнуки стиснул зубы. Очевидно, всё шло не так, как они планировали изначально.       — Я понял. Переройте тут всё. Он не мог далеко уйти, — прошипел он, а когда подчинённый ушел, вновь выругался. — Дьявол… Где скорая?! Кровь не останавливается. Держитесь, Хироми!       Каноко дрожала, капля пота скатывалась по виску. Что делать ей? Что делать?!.. Тодороки должна выжить, просто обязана! Но та бледнела, становилась все слабее. Каноко посмотрела на свои ладони. Идея пришла к ней стремительно.       — Я могу попробовать облегчить боль.       — Что? — Охнуки непонимающе сморщился. — Что вы собираетесь делать?       Каноко придвинулась к ней и приложила ладони поверх пиджака, пропитавшегося кровью. Разумеется, их способности с Йосано кардинально отличались… Если бы та была здесь, всё уже закончилось бы, но есть нечто, что у Каноко схоже с ней, — жизнь. Она тоже имела отношение ко всему живому, и только теперь захотела, чтобы её сила пошла во благо. Только бы сработало... Только бы!.. Пожалуйста!       Каноко напрягалась и зажмурилась. Ладони покрылись блеклым, почти незаметным светом. Ну же, ну же... Она не лечила, совсем нет, но давала сил не закрыть глаза до приезда скорой.       Хироми вдруг прошептала, едва шевеля губами:       — Тепло...       Помощник Тодороки ошарашенно смотрел на них, не веря своим глазам.       — Вы эспер?..       Каноко не ответила. Разве это не очевидно?! Охнуки даже снял очки, будто ни капли не поверив в увиденное, и глядел на неё, не отрываясь, как на великое чудо из всех возможных. А потом неожиданно помрачнел.       — Спасибо... — Хироми неожиданно схватилась за её руку, сжав по мере сил, — спасибо вам. Спасибо…       Каноко слабо улыбнулась, поддерживая её так до приезда скорой помощи. Понимая, что наконец-то сделала что-то хорошее.

***

      Она сидела в больничном коридоре уже несколько часов, прерываясь на короткий беспокойный сон, пока Охнуки разговаривал с врачом в реанимации. Врачам удалось спасти Хироми. Ей повезло, она держалась хорошо даже для человека с пулевым ранением. А вот у Каноко организм настолько истощился от стресса, что у неё даже не получалось провалиться в сон. Тревога то и дело давала о себе знать, накатывала, оглушая учащённым сердцебиением.       Она зевнула, подперев щёку рукой, но почувствовала, как рядом на скамью кто-то сел. И тут же покрылась мурашками, открыв глаза: это был Дазай.       — Бурная ночка, химэ? — с деланным равнодушием поинтересовался тот, и она выпрямилась, невольно отсев от него. И хотя не думала, что он сам сюда придёт, но…       Опять всё по-новому.       — Что с носом? — сухо спросила Каноко, заметив, что тот у него заклеен пластырем.       — А, это? — Дазай рассмеялся, аккуратно тронув кончик. — Повздорил с одним своим... приятелем. Ерунда.       Она отвела расстроенный взгляд в сторону, не желая вообще смотреть на него, не соприкасаться, никак... да ничего.       — И что, даже не спросишь, как я себя чувствую? — невинно уточнил Дазай, явно не желая прерывать разговор. Каноко раздражённо выдохнула.       — Обойдёшься.       — Как ты жестока, — ласково отозвался он, положив руку на грудь. — А ведь у меня тоже есть сердце, знаешь ли...       — Никогда бы не подумала. — Она закатила глаза. — Зачем ты приехал? Досаждать мне?       — Куникида просто рассказал мне, какая у вас тут заварушка происходит... — Дазай нахально улыбнулся, по-хозяйски откинувшись на спинку скамьи, и положил ногу на ногу. — И убийство хозяйки, и покушение на её дочку, и Гильдия. Трагедия и комедия в одном лице. Кто бы мог подумать? А Рампо отказался вставать с постели, и потому приехал я.       Ну конечно. О гениальности Эдогавы Рампо никто не спорил, но у величайшего детектива мира имелся один небольшой недостаток, помимо заносчивости, — лень. Каноко была уверена, что будь Рампо более инициативным, то преступность в Йокогаме снизилась бы до отрицательных показателей.       — А что с господином Куникидой? — взволнованно спросила она. Ей так и не сообщили, что случилось с коллегой, когда они разминулись.       — Ты не поверишь, химэ, но его арестовали. — Дазай рассмеялся.       — И что тут смешного?! — воскликнула Каноко. Он безразлично махнул рукой.        — Не беспокойся, его выпустят через пару часов. Директор сделал звонок наверх — и как не бывало! Просто наш бедняга решил вернуться в номер Тодороки, когда всё произошло, и его схватили люди из правительства, — весело сказал Дазай. — Ничего страшного. В следующий раз будет делать всё аккуратнее и незаметнее.       Каноко тяжело вздохнула, опустив лицо в ладони.       — Ясно.       — Только не говори, что ты расстроилась, — тошнотворно мягко сказал он, и её почти передёрнуло от его тона. — Работа в агентстве такая: иногда приходится разочаровываться. Помочь ты всем всё равно не можешь.       — Я могла бы сделать, наверное… больше, — с трудом прошептала она. — Наверное…       — Ты винишь себя в этом? — спросил Дазай, и Каноко ощутила, как больно кольнуло в груди. Ну почему этот человек всегда видит её насквозь?! — Химэ, это не твоя вина, если хочешь знать. Перестань уже корить себя за то, чего ты не совершала.       Она зажмурилась. Нестерпимо били по голове воспоминания: и Широ, и приёмная семья, и брат... Каноко никому не помогла, а напротив, была причиной всего случившегося. Но разве она выбирала, какой родиться?! Разве выбирала этот дар? Разве вообще... выбирала хоть что-то?       — А ещё ты говорил мне никуда не лезть, когда я хотела сделать что-то... для будущего, — с усмешкой протянула она, на что Дазай лишь улыбнулся.       — Ты не умеешь злиться, химэ. К тому же, вряд ли ты бы меня послушала. Знаешь, иногда ты бываешь ужасно упрямой!       Каноко раздражённо посмотрела на него. «А ты — подонком», — хотелось сказать в ответ, но и подонком не назовёшь — подонков обидит. Она была бы счастлива, представься ей шанс никогда не знать Дазая. Только он мог так... влиять на неё, так действовать! Каноко бы с удовольствием залезла себе в мозги, вытащила бы всё оттуда, перебрала, заставив эмоциональный механизм работать как раньше. Лучше вообще ничего не чувствовать, чем так. Раньше её не беспокоило ничего, связанное с Дазаем, она вообще не знала его. А теперь…       Из палаты вышел Охнуки, и Каноко порывисто встала.       — С ней всё будет в порядке, — без особых эмоций сказал он, снимая очки, протирая их краем окровавленной в некоторых местах рубашки. — Насчёт её матери, пожалуй, не уверен. И всё же... я благодарен вам, Саито. В какой-то степени вы спасли ей жизнь.       У Каноко всё сжалось от этой холодной и скупой, но признательности.       — Как удачно, что люди из правительства оказались там вместе с лидером Гильдии, господин Охнуки... — лениво сказал Дазай, покачивая закинутой на колено ногой, — кажется, именно вы дали Фицджеральду полную свободу действий в Японии. Что-то изменилось?..       Каноко показалось, что глаз у Охнуки дёрнулся. И всё же он спокойно улыбнулся, приложив ладонь к груди, и поклонился.       — Ну вы же не думали, что я, истинный патриот своей страны, не забочусь о её благе? Хироми должна была мне помочь в поимке Фицджеральда на этом аукционе, но...       — Не все планы бывают идеальными? — закончил за него Дазай, на что тот пренебрежительно махнул рукой.       — Ничто в жизни не идеально. Это был мой план, вот только смерть старшей Тодороки совершенно туда не входила, — цинично сказал Охнуки, поправив очки. — И, к сожалению или к счастью, у меня нет времени разбираться с её смертью самостоятельно.       — И вы хотите поручить это агентству? — спросил Дазай. Несложно было догадаться.       — Да. Мне нужно имя человека, который это сделал. И вы достанете мне это имя, — надменно сказал он, глядя на них. — Задача вам понятна?       — Предельно.       — И ещё кое-что, — прежде, чем уйти, добавил Охнуки, кивнув себе за плечо. — Девушка. Она не участвует.       Каноко оторопела, а потом сжала кулаки, вцепившись ногтями в ладонь. Невероятно! Как он может?! Лишать её права участвовать вот так — всё равно, что публично обвинить в некомпетентности. Особенно после её помощи Тодороки! После удачно выполненного прошлого здания! После того, как она помогла ему узнать имя Иппея Окамото!       Вдохнула — выдохнула. Соберись. Соберись!..       — Могу узнать причину? — сухо спросила она. Сейчас не время проявлять эмоции — это не поможет. Не в тот момент, когда сил уже не хватало, а нервы готовы были дать сбой.       — Кажется, вы не работаете в агентстве и полугода. Я ведь прав? — спросил Охнуки, и Каноко нехотя кивнула. — Значит, понимаете, о чём я. Я не могу поручать такое дело почти новичку.       — При всём уважении, господин, — аккуратно начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения, — но я считаю это нелогичным. Прошлый раз я хорошо выполнила ваше задание, хоть и пострадала. Но это часть моей работы — учиться всему постепенно. — Каноко вдруг заметила, что Дазай внимательно слушает их, и решила, что у него появилось любопытство узнать: отстоит ли она свою позицию? — Да, бывают осечки и сложности. Но наша жизнь — тем более, жизнь детектива — невозможна без риска. Мы делаем ставку... и нам может повезти. Или нет.       Охнуки нахмурился, словно ему не очень понравилась эта философия.       — Позвольте, господин, — неожиданно вмешался Дазай. — Я тоже хотел бы вставить своё слово в защиту моей коллеги. Неопытна? Не спорю. С другой стороны… все мы начинали с чего-то, а она, хоть и пришла в агентство совсем недавно, показала себя достойно. Есть вещи, в которых Саито Каноко абсолютно незаменима. — Он с каким-то странным удовольствием посмотрел на неё. — А ещё… её способность уникальна. Это тоже стоит учесть.       Каноко с непониманием смотрела на него, будто ни на секунду не могла поверить, что Дазай, тот самый Дазай, который ещё недавно говорил, что она берет на себя чересчур много, упрекал в наивности и героизме, теперь заступался за неё. Зачем? Почему?.. Чего он хотел этим добиться? Ей казалось, что ему было бы легче без работы с ней, без встреч и вынужденных разговоров; именно он считал, что она действовала за их спинами, когда брал с собой в архив спецотдела. Или не совсем так?       — Да и агентство само решает, каким образом им заниматься делами, — спокойно добавил он. — Уверен, директор Фукудзава вам об этом напомнит, если вы захотите с ним побеседовать. Ваша задача — дать нам работу. Наша — выполнить. Но как — решать только нам. Вы не согласны?       Охнуки напряжённо молчал, смеряя его холодным взглядом. Очевидно, при своём положении в государстве он не был готов к подобному отпору. И все же…       — Конечно. Я лишь действую в интересах государства, господин Дазай, — неожиданно любезно отступил Охнуки, ставя на возможном недопонимании жирную точку. Поправив очки, снисходительно улыбнулся. — И я никогда не сомневался в вашей компетентности… Надеюсь только, что вам однажды не придется платить по долгам. За ваш статус, я имею в виду.       Каноко оглянулась. Расплатиться по долгам? О чём это он?       — Можете не сомневаться, — равнодушно ответил Дазай, — в ближайшее время мне это не грозит.       — В таком случае, буду ждать от вас новостей.       Охнуки направился к выходу, даже не попрощавшись с ними и не пожав рук. Каноко судорожно выдохнула — ей стало легче, но самую малость. Это совершенно не то, чего она ожидала... не то, чёрт возьми! Ей хотелось закрыть глаза и забыть, что сказал о ней Дазай, но тепло в груди отзывалось предательским трепетом. Откуда это смущение? Откуда этот стыд?!..       Каноко обняла себя, уставившись на мыски своих туфлей, и сказала:       — Ты не должен был меня защищать.       — Должен? — с насмешкой переспросил Дазай. — Я никому ничего не должен, химэ. Я делаю лишь то, что хочу.       — Я просто не хочу быть беспомощной, — нехотя призналась она, усаживаясь обратно на скамью. — Мне нужно стоять на своём, а не... а не дрожать, когда на меня смотрят и требуют ответа.       Каноко было сложно в спорах — всегда. Она предпочитала не вступать в конфликты, относиться ко всему проще и принимать некоторые вещи как должное. Умела игнорировать, умела сдерживаться лучше многих, но приводить аргументы, оказываться под напором сильного собеседника — это совсем другое. Ей стоило самой взглянуть на этого Охнуки и твёрдо сказать «нет». Нет — и всё! Пускай думает, что она просто самонадеянная выскочка. Пускай.       — Да ладно тебе, он просто лицемер. Разве ты не заметила? — рассмеялся Дазай и, вдруг приблизившись к ней, тепло добавил: — К тому же... разве я не джентльмен?       Каноко застыла, словно вмёрзнув в сидение. Боги, ну что он опять сделал с ней? Что?.. Почему она просто не может уйти, поблагодарить и уйти — нет проблемы! Но что-то тянуло её к нему подобно проклятию, будто приворожили, и вся её сущность, изломанная и тоскливая, рвалась к Дазаю Осаму, как бы невыносимо и тяжело было это принимать. Быть может, и правда магия — Каноко не знала, но уговаривала себя не ступать на эти грабли.       — Не знаю.       А что она вообще знала?       Дазай неотрывно смотрел на неё, подмечая каждую деталь, каждую эмоцию на лице. Каноко показалось, что он и сам хотел коснуться её, заглянуть в глаза, раскрыть все её помыслы, вскрыть черепную коробку, покопаться там... Она не могла дать определения этому взгляду — потому что совсем не понимала его. Что значило, когда на женщину смотрят так? И боялась даже думать о том, что её чувство могло быть взаимным. Влюблённость, нежная и трепетная, как морской бриз ясным утром…       Каноко вскочила, не в силах больше терпеть этого, но Дазай встал следом и неожиданно шагнул к ней. Почти вплотную.       — Я идиот, химэ... — шёпотом сказал он. Она болезненно закрыла глаза. — Скажи, о чём ты думаешь прямо сейчас? Скажи.       — Я… не могу, — тяжело сглотнула Каноко. Просто не могла. Боялась обжечься так сильно, что мечтала стереть всё без остатка. — И не хочу.       Дазай усмехнулся, будто глубоко разочарованный её словами.       — Химэ, химэ...       — Я не хочу этой лжи. Я хочу быть спокойной, — повернувшись, сказала она. А потом отчаянно, почти со злостью добавила: — Но я ни черта не спокойна!       «Из-за тебя», — хотелось добавить ей. Избавиться от этого, от этих чувств — Каноко была бы счастлива, но вместе с этим понимала, что сошла бы с ума. Ну откуда оно? Откуда?!..       — Позволь. — Дазай аккуратно заправил её выбившуюся тёмную прядь за ухо, едва коснувшись щеки большим пальцем. У Каноко всё заболело столь нестерпимо, что хотелось выть, но она стояла, вытерпев это. А потом отшатнулась и сказала:       — Моё такси приехало. Я не буду заставлять человека ждать.       И ушла, не оборачиваясь. Как можно быстрее. Боги, боги... почему так тяжело?! Почему так странно? Ей не хотелось цепляться за ложную надежду. Всё это — жестокая игра, безбожный театр! И потому она бежала, бежала по коридорам больницы нелепо и почти по-детски, боясь свернуть с пути, оказавшись совсем в другом месте. Прижимая сумку так, будто только та могла спасти её от стыда и смущения.       Каноко садилась в такси с абсолютно кошмарным видом. Водитель сочувственно глядел на неё, определённо решив, что в больнице она потеряла кого-то близкого. Нет. Разве что... часть своей гордости.

***

      Каноко вернулась домой в разбитом состоянии, когда сил уже не оставалось ни на что, а сон по какой-то причине всё равно не шёл. Она стянула с себя платье, убрала туфли куда подальше и упала на диван, ощущая, как мир давил на затылок. На дворе стояло раннее утро, в агентстве ей дали пару дней отдыха, вот только у неё совершенно не было желания отдыхать. Каноко притянула колени и взяла ноутбук, вбивая имя в поисковик. Дазай Осаму. Дазай Осаму... Нет, разумеется, она не надеялась, что найдёт о нём хоть какую-то информацию, но слова Охнуки о долгах насторожили её. Работал ли Дазай в правительстве до своего прихода в агентство? Быть может, его с позором уволили оттуда? Или он бывшая знаменитость? Дазай никогда и ничего не рассказывал о себе — складывалось ощущение, что перед ней стоял призрак. Но даже у призраков есть прошлое.       Ничего. Конечно, ничего. Интернет понятия не имел о Дазае Осаму и выдавал ей других людей с таким же именем или похожей фамилией. Она захлопнула крышку ноутбука, нахмурив брови. И на что надеялась?! Всё это очень... странно. И что Фицджеральду нужно было от Хироми? Что за история с письмом? И почему Охнуки поручил дело об убийстве Тодороки именно им? Значит, понимал, что к убийству причастна не Гильдия. Но если не Гильдия, то какого чёрта происходило в Йокогаме?! Кому понадобилось убийство главы аукционного дома, да ещё и в самый разгар приёма? Конечно, у Тодороки, скорее всего, много врагов, раз она была учёной во время войны вместе со своим супругом. Вот только...       Каноко отвлекалась, когда раздался звонок в дверь. Кто решил заявиться к ней в такое раннее время?.. Она с ювелирной аккуратностью сползла с дивана, моля половицы не скрипеть. Подошла к двери. Звонок раздался снова прямо под ухом, отчего Каноко зажмурилась, а потом заглянула в глазок. В коридоре стоял скучающий мальчишка в форме доставщика, держа под подмышкой небольшую коробку, обтянутую скотчем.       Каноко выдохнула, осуждая себя за панику. Скорее всего, кто-то просто ошибся квартирой.       — Привет. Чем могу помочь? — устало спросила она, открыв дверь.       — Посылка для... — мальчишка стал читать лист заказа, — Саито Каноко?       Каноко напряглась. Неужели заказала что-то и опять забыла? Она быстро начала перебирать в голове все товары, которые сложила в «корзине» интернет-магазина, но ничего особенного не вспомнила.       — Я ничего не заказывала...       — Это не из магазина. Доставка уже оплачена, госпожа.       — Кем? — с непониманием спросила Каноко, принимая коробку.       — Да понятия не имею. У меня только ваше имя. — Мальчишка показал ей лист заказа. И правда, только её имя и адрес доставки. Но ничего об отправителе. — Вы примите, ладно? А то мне по шее дадут, сами понимаете.       Каноко кивнула, хотя разум кричал не принимать эту посылку. А если это бомба? Или какой-нибудь газ?! Но коробка была очень легкой, вообще ничего не весила. Слишком просто. И почти абсурдно. Она отпустила доставщика, закрыла за ним дверь и ощутила дежавю, стоя в коридоре с посылкой. Такое уже было, но только с Синьхуа Луань, которая передавала ей информацию о Широ Ишии.       Она осторожно потрясла коробку у уха. Нет, там точно что-то было, но очень маленькое, явно не бомба. Каноко аккуратно вскрыла посылку и обнаружила вчетверо сложенный листок бумаги и нечто в пузырчатой плёнке. Развернула лист. Печатный текст на английском языке.       «Если ты читаешь это, то мой презент успешно дошёл до тебя. Я хочу начать наше знакомство на хорошей ноте, мисс Уэйн».       Настенные часы продолжали тикать, однако Каноко слышала только звон в ушах. Дрожащие руки продолжали сжимать бумагу, глаза неотрывно следили за пляшущими строчками, размазанными буквами, ускользающими знаками.       «Надеюсь, информация на этой флешке даст тебе пищи для ума и, возможно, откроет ответы на некоторые из вопросов. Настоятельно не рекомендую разбрасываться такими знаниями и оставить нашу маленькую тайну в секрете от всех остальных. Думаю, ты и сама это прекрасно понимаешь».       Ей на мгновение стало так дурно, что захотелось склониться над раковиной и выплюнуть остатки вчерашнего ужина вперемешку с желчью. Чья-то ужасная шутка!.. И не более. И не более!       «Не волнуйся, взамен я ничего не потребую. В конце концов, когда-нибудь ты должна начать узнавать о самой себе. Я ведь прав?»       Письмо закончилось. Ни подписи, ни инициалов... ничего. Каноко ощутила, как её трясет. Нечеловечески. Как после сильной дозы очередного препарата в лаборатории Широ. Лоб покрылся испариной. Они знали. Они следили... кто-то знал, как её зовут по-настоящему и где она живёт. И кто-то знал её прошлое. Всё, что Каноко с таким трудом выстраивала, рухнуло в одночасье.       Она плотно запахнула шторы, не оставляя даже лучу света возможности проникнуть в комнату, и начала думать. Первая мысль — позвонить Анго. Плюнуть на все сомнения, плюнуть вообще на всё... рассказать как есть, словно прийти на исповедь к священнику. Идиотка!.. Но разум призывал к осторожности. Всё могло обернуться совсем не так, как ей хотелось бы, ведь спецотдел не знал, из какой она страны и кем была её приёмная семья... Спецотдел вообще ничего о ней не знал, кроме имени и причастности к экспериментам Широ.       За ней могли следить — уже следили, если нашли её адрес, — поэтому едва ли станут с ней церемониться, если она пойдёт и расскажет все. Каноко приложила пальцы к вискам. Кому? Кому это нужно?.. Ей стало страшно. В почти полной темноте комнаты ей начало мерещиться, как её зовут по имени, как невидимые руки прикасаются к коже и как мрачные образы из прошлого тянутся к ней, желают забрать обратно... Каноко едва не заплакала, но в последний момент с ненавистью стёрла слезы и полезла в коробку, включив настольную лампу. Если бы захотели убить, давно уже попробовали пристрелить как Хироми. Значит, её жизнь чего-то да стоит.       Развернув плёнку, она обнаружила обыкновенную чёрную флешку. Дышать стало тяжело, а руки продолжали дрожать, приподнимая крышку ноутбука и вставляя в разъём устройство. Чёрт, чёрт... Содержимым было видео, записанное, судя по названию, в 1998 году. Каноко сразу прикинула даты: в начале 1999 года закончилась Великая война, длившаяся, кажется, около восьми или девяти лет. А потом наступил мир, шаткий и зыбкий. Но всё это было сухими датами из истории, которую она плохо запоминала, потому что место, где ей довелось вырасти, войны не знало, словно всё её детство — декорация, созданная талантливым мастером-пацифистом. Реальная же война оставалась для неё за завесой.       Каноко выдохнула, нажимая на плэй. На видео сидела женщина. Темное помещение, крохотный источник белого света, сосредоточенный на лице.       «Здравствуйте...»       Каноко пригляделась к экрану и оцепенела. Она далеко не сразу узнала эту женщину, хотя видела фотографию, которую ей показывал Куникида за несколько часов до аукциона.       «Меня зовут Тодороки Иоши, — сказала та, — и я являюсь бывшим сотрудником военно-научной базы «Тэндзин». Я оставлю эту запись у себя... просто как напоминание себе о том, что я этого не хотела».       Тодороки была гораздо моложе на этом видео, постоянно делала паузы между словами, редко смотрела в камеру, будто опасалась чего-то, но продолжала говорить.       «Сейчас база уже уничтожена, как и все мои научные труды, но... но... Мне кажется, я совершила самую большую ошибку в своей жизни».       Каноко вспомнила. «Тэндзин»? Охнуки говорил, что научная база, основанная четой Тодороки, уничтожена. Значит, это правда.       «Несколько лет назад, в начале войны, нашему отряду попала страница... я буду называть это книгой. Страница книги. — Тодороки резким движением сняла с себя очки и нервно рассмеялась. Запись походила, скорее, на исповедь, нежели на отчёт. — Нам утверждали, что эта страница — часть какого-то... мощного эсперского оружия, способного переписывать законы мира и судьбу вселенной. Знаю, это звучит антинаучно!..»       Каноко ощутила, как ей стало холодно. Книга? Что за чушь?.. Будучи, скорее, скептиком, она верила, что человеку не постичь суть божественного. Человек — не бог, а потому никогда не достигнет небес. Менять законы вселенной?.. Ничего более несуразного ей не приходилось слышать уже давно.       «Мы экспериментировали над этой страницей сотни раз! Она не горит, не рвётся, не мнётся, абсолютно устойчива к воде... мы так и не поняли её состав: в природе такого материала не существует. Но это не самое главное. Важно, что всё написанное на этой странице как по волшебству исполнялось. Нет, это чистый бред, я понимаю!..»       Каноко перестала дышать. Она отказывалась верить, что подобное возможно.       «Если хотите знать, мне плевать на мораль!.. — Тодороки сказала это с вызовом. — Но такая вещь не должна достаться никому, обязана стать уничтоженной. Мы — учёные, наша задача — исследовать, а не вмешиваться в историю и её законы. И это не должно было попасть к нам в руки».       А каким образом это оружие вообще к ним попало?       «Мы с Кином бережно хранили тайну этой страницы, но однажды… к нам на базу пришёл человек. Он не был японцем, и я совсем не понимаю, как он нашёл нас и откуда ему вообще стало известно об этой вещи. Мы не знали. Мы не знали! Он предложил нам сделку: мы отдаём ему страницу в обмен на знания... об эсперах. Этот человек утверждал, что нашёл способ создания способности и выведения искусственных одарённых. Я... мы не поверили ему, посчитали безумным, пока он однажды не предоставил доказательства. Но война... заканчивалась, и в один день страницу украли. Она исчезла. Я не знаю, кем именно, но я идиотка. Я идиотка!.. Наверное, я должна была лучше следить за ней. И сделка сорвалась».       Каноко взглянула на свою руку, бледную и мелко дрожащую. И вдруг давно забытый ужас поднялся откуда-то, из самых тёмных углов её души, обнажая покрытые слоем пыли, грязи и лжи воспоминания, которых её лишили. Нет, это... чушь. Определённо чушь. Кровь стучала в ушах, и Каноко хмурилась, приложив руку к груди. Речь Тодороки слышалась как под водой, а лампа стала подозрительно мелькать. Что с ней?..       «Я виновна в потери страницы. И не знаю, что нам делать дальше. Мне так страшно... так страшно, что за мной придут и упекут куда-нибудь. Вдруг через неделю развернётся апокалипсис из-за этой чёртовой страницы? Я не хочу знать. Ожидание меня убивает».       Тодороки смотрела жалобным взглядом в камеру. Каноко ощутила, как ладони у неё вмиг похолодели, сделались ледяными. Дыхание сбилось, появилась неожиданная отдышка. На сознании отбивалось только одно: эсперы... искусственные эсперы. Она отказывалась. Она отказывалась верить во всё. И в дьявольскую книгу, за частью которой приходил её хозяин.       «Мне кажется, я схожу с ума. Тот человек сказал мне, что я закончу плохо. Кин говорил... он был провидцем, якобы умел видеть души людей. И я не могу перестать думать об этом!.. Иногда я думаю сдаться властям. Признаться честно, каждую секунду с того момента, как тот человек пришёл к нам, а затем — исчез».       Каноко зажмурилась так крепко, что перед глазами стали появляться искры. Почему она помнит это? Или не помнит? Нет, этого не было. То было не с ней — с кем-то другим. Откуда? Почему так резко?..       Тодороки печально усмехнулась:       «Забавно. Я всегда называла его «тот человек», но ни разу — по имени. Возможно, я просто боюсь. Боюсь его».       А затем Каноко показалось, что в голове стало пусто.       «Он просил звать его... Эрих Мария Ремарк».       Лампочка лопнула. И комната погрузилась во тьму.