Между панельных домов

Рустам залетает в универский коридор как фурия, снося с дороги вареных перваков и ловко огибая ноги развалившихся на полу. Настроение хуже некуда, три часа сна за ночь, сдача долгов за прошлый семестр и привычная нервотрепка по расписанию, а тут еще и ноги эти шпалами – хоть бери и прямо по ним несись, переламывай в щепки, чтобы знали: не перед Рустамом Хайтуллиным выстилаться будут. Рустам торопится вершить правосудие.         Без суда и следствия, план четкий и надежнее швейцарских часов: выцепить выкрашенную башку из общей массы химиков и оторвать ее к чертям собачьим. Если все пойдет по плану, сделать ею же хет-трик в финале турнира «Кожаный мяч». У всего был предел, в том числе и у терпения Рустама. Надо бы позвонить Ринату и сказать ему забежать за белыми тапочками, потому что сегодня Харучевского из универа придется выносить вперед ногами.        Не то чтобы выходки Харучевского были для Рустама какой-то новостью и по-прежнему удивляли хоть чем-то. В конце концов, они прожили в одной комнате уже прилично, и Рустам видел Харучевского во всей его придурочной красе, и все же Санек нашел, как еще подпалить жопу Хайтуллина. Где он взял его новый номер – непонятно, и все же чудом он поселился в сообщениях Рустама.         Поначалу Рустам думал, что Санек просто тупой. Ну, наглый, может быть, бессовестный, жестокий – да какой угодно. Бывало, он внезапно писал ему «не хочешь поесть вечером куда-нибудь сходить?», а когда Рустам как будто нехотя соглашался, напрочь об этом забывал и смывался бог знает куда, об этом самом «куда-нибудь» ни словом не обмолвившись. Случалось, что и вовсе интересовался, как дела, как настроение, как на паре сидится – простые бытовые мелочи, которые никогда не интересовали его в пределах комнаты. Иногда жаловался на Рината емкими «заебал меня твой брат», и Рустам даже подхватывал – поддакивал и писал, мол, «да меня тоже иногда бесит». И все бы ничего, вот только лично он разговаривать с Рустамом так не торопился, и потому такая переписка ощущалась какой-то неправильной и запретной. Потом пошли сердечки – наверняка из вежливости, потом – дурацкие неуместные комплименты в духе «волосы вкусно пахнут, чей шампунь?» Рустам и знать не знал, что фонит своей лавандой так, что Харучевский чувствует, просто находясь с ним в одном помещении, но было лестно.         А потом Санек предложил потрахаться, пока Рустама не будет в комнате, и Рустам понял, что все это время Харучевский писал не ему.        И можно было бы смутиться, что он повелся на этот цирк, обидеться или поругаться, но Рустам спокойно объяснил Саньку, в чем дело, и Харучевский так же спокойно признал ошибку и пообещал ее не повторять. Разошлись, как взрослые люди. Поставили в известность Рината, который оборжался с тупости Рустама – но тут уж ничего нового. И все было тихо, Рустам жил спокойно, пока Харучевский снова не стал атаковать его сообщения – и непонятно ведь, ему ли он вообще писал, потому что периодически он обращался к нему по имени. А потом по новой,        вчера круто было надо повторить тока простынь всю залил        хош сосну на ночь?        Рустам ругался. Ругался так, что у Рината едва стекла в очках не лопались, замахивался на тупицу Харучевского и плевался ядом на всех, включая попадающегося под руку Колю, и все без толку. Харучевский не унимался. Работать почтальоном или шестерить, а тем более бесплатно, Рустам не нанимался, и тупая беготня с телефоном за братом с криком «опять твой ебнутый мне пишет» ему поднадоела – но все оно меркло на фоне катастрофы, что учинила эта разработка биолаборатории сегодня утром. Потому что сегодня, вырубив будильник, первым же делом Рустам спросонья открыл сообщения и наткнулся на то, на что натыкаться не должен был вообще, блять, ни при каких условиях.         – Ты видел, чем твоя блядь спамит? – орет Рустам в трубку, бегая по коридорам. – Я тебе дома покажу, это пиздец.         – Так че ты его просто не блокнешь? – резонно спрашивает Ринат, и Рустам заикается.         – Самый умный, что ли? – и бросает.         И Харучевский находится подозрительно быстро – как будто специально на видном месте судьбой для Рустама оставленный, вот только вытрясти с урода дурь не удается – потому что пара у никчемыша начинается раньше, и Рустаму не остается ничего, кроме как тайком выслеживать его через щель в приоткрытой двери. В аудитории – толпы халатов, и все же выкрашенная башка, как ни крути, выделяется из серой массы: старательно записывая лекцию, Харучевский жует сникерс и даже не представляет, как поджигает южные горизонты Рустама одним своим беззаботным видом. В принципе, если судить в масштабах вселенной, раздача пиздюлей в системе приоритетов Рустама значительно преобладала над очередной парой по предмету, по которому он все равно выше четверки не получит в жизни, да и домой Хайтуллин особо не торопится – а потому мысль подождать Санька кажется здравой, и он плюхается на потрепанный диван у аудитории.         Честно? Рустаму плевать. Пусть его брат спит вообще с кем угодно – но пусть делает исключение для этой ошибки природы. Со временем совместного проживания Рустаму почти пришлось смириться с тем простым фактом, что Санек, каким бы придурковатым ни пытался себя выставлять, оказался нормальным таким пацаном, и дело было даже не в том, что Ринат в принципе с пацаном трахается – да пусть делает, что хочет, только Харучевский ведь – он же паразит. Сначала раздвигает перед Ринатом ноги, а потом, не преувеличивая, высосет из него все силы и деньги – и Рустам даже знает, через что именно он все это дело высосет. А потом? Дождется, пока Ринат обзаведется чем-то стоящим и выплатит ипотеку, и заставит переписать на него новенькую двушку где-нибудь в Лефортово? Поматросит и бросит, оставив ни с чем, а Рустаму потом сопли эти выслушивай? Нет, спасибо, он не голодный.         Хуже всего было то, что Харучевский Ринату, судя по всему, правда нравился. Рустам не понимал, чем именно, но замечал, да и Харучевский очевидно отвечал взаимностью, вот только все это бесило больше вареного лука в мамином супе. Его такой расклад не устраивал – не доверяет он этой змее.        А когда Харучевский из аудитории на перерыве выплывает, Рустам подрывается сразу, крепко хлопая ладонью по плечу. Не обращая внимания, Санек проносится вдоль по коридору, не отрываясь от телефона, и тут же блокирует экран, когда Рустам пытается в него заглянуть. В глазах у Сашки – ни намека на удивление, и только одногруппники испуганно шарахаются, обгоняя их или наоборот пропуская вперед.         – Ты че тут делаешь? – лениво интересуется Сашка, высвобождаясь из крепкой хватки, пока Рустам, тяжело пыхтя, скроллит сообщения в телефоне.         – Это что? – демонстрирует он фото на весь экран, не стесняясь любопытных сорок рядом. Харучевский и бровью не ведет – даже не реагирует на то, как пробегающие мимо девчонки заглядывают в телефон и тут же оборачиваются на него с интересом или хохотом.         И Харучевский мог бы соврать. Сказал бы, что фото не его, что нашел он его в интернете, что скинул Рустаму специально, чтобы подраконить лишний раз, вот только фон на фотке – определенно общажный, до боли знакомый светлый плед на кровати, и рука, ползущая вниз по животу к светлым волосам – тоже знакомая, с той же дурацкой розовой фенечкой, что Харучевский не пытается спрятать даже сейчас. Рассматривает фото внимательно – так, будто видит впервые, пришел на выставку современного искусства и пытается узреть глубинный смысл в абсолютной ерунде.         – А у тебя такого нет? Беда, – заключает он в итоге, переводя безразличный взгляд с экрана на Рустама. – Так здесь-то ты че делаешь?         Разговаривать с Харучевским спокойно невозможно – его только игнорировать тотально и свою линию гнуть. Рустам вздыхает, стискивая челюсти.         – Еще раз, это у меня в сообщениях что делает?         – Ну перепутал номера, наверное.         Рустам мысленно ставит на руке крестик: не забыть позвонить маме и похвастаться стальной выдержкой – не столкнул Харучевского с лестницы, чтобы тот кубарем пересчитал затылком все ступеньки до единой и переломал себе хребтину. Мысленный второй крестик: напомнить Харучевскому поблагодарить себя за проявленное милосердие и то, что он не оттаскал его за космы прямо здесь.        – Полтора месяца путаешь? Запиши их нормально или удали мой вообще, – выпаливает громко, и голос звонко отскакивает эхом от стен фойе.         В принципе, несясь к аудитории Харучевского, Рустам ожидал, что его прорвет, но на деле все оказалось не таким уж и страшным – никаких драк. Снова как взрослые люди. Третий крестик, на могилу Харучевскому, тоже все еще мысленный.        Санек вытягивает телефон из кармана и, быстро клацая по экрану, протягивает Рустаму с открытой вкладкой контактов. Хайтуллин едва с инфарктом не падает.         – Блять, ну ты дебильный, Саш? – он возвращает телефон, взглядом распугивая затесавшихся рядом одногруппников Санька. – «Х1» и «Х2»? Перепиши это сейчас же.         – Да меня устраивает все, все удобно.        – И как ты их различаешь?         – Ты второй Х, потому что Ринат на первом месте, – важно заключает Сашка, перепрыгивая ступеньки в цоколь к гардеробу и выкладывая номерок. Рустам не выдерживает – бьет кулаком по перегородке гардероба так, что чужие номерки игриво подпрыгивают.        – Так ты же вечно номера путаешь, какое первое место?         Харучевский задумывается. Ныряет в куртку, наспех поправляя волосы перед зеркалом, и забрасывает рюкзак на плечо, распутывая наушники.         – А, ну значит, ты первый. Потому что старше, наверное.         – Саш, клянусь, если ты сейчас же не перепишешь номера, я поделю тебя на ноль прямо здесь.         Харучевский бросает взгляд на часы – слишком быстрый, чтобы реально засечь время, но достаточный для того, чтобы понять: сколько бы стрелки ни показывали, настало время Рустаму исчезнуть из поля зрения.         – Давай потом, а? Мне бежать надо.         – К Ринату? – бросает Рустам, наблюдая, как Харучевский листает библиотеку спотифая. Тот качает головой. – Куда тогда? Ринат знает?        – Тебе вообще какое дело?         – Да мне вообще плевать, – действительно почти плюет Рустам.        И Харучевский вылетает из универа так, будто вся его жизнь от предстоящих дел зависит. Только Рустам был бы не Рустамом, если бы на слово придурку поверил, и он раздумывает не больше секунды: впереди еще одна пара – и раз он уже одну прогулял, в принципе, не случится ничего страшного, если он прогуляет вторую, и потому сам он торопится к гардеробу и забирает свое пальто, чтобы вылететь за Харучевским вслед.        Санек простой, как ситцевые трусы, и у Рустама закрадывается мысль, что Харучевский явно прячет от них пару справок, потому что невозможно не иметь в запасе букет диагнозов и при этом не заметить столь очевидной слежки. Жак Клузо татарского разлива даже не старается прятаться – упрямо бежит по следам Сашки, пока тот, уткнув острый нос в побитый телефон, мчит в своих не менее побитых кроссовках по заледеневшим переходам. На секунду Рустаму даже кажется, что все это – цирк чистой воды, и никаких таких важных встреч у очевидного клоуна Харучевского быть в принципе не может; поперся, наверное, вес снимать, чтобы прилепить потом очередной магнитик к спинке кровати и врать всем, что случайно где-то в коридоре общажном нашел. Можно было бы плюнуть на него, дождаться, пока он вернется в общагу, и заклевать его уже там, вот только мысль про магнитики догоняется другой, забавнее даже: если Харучевского упакуют менты, Рустам станет свидетелем – тем, что вечно в нужных местах с камерой наготове появляются. Заснимет, как ему заламывают руки, как пинком в бобик заталкивают и увозят в отдел выбивать взятку, и уж тогда Рустам шиканет на полную. Сразу все Ринату выложит: смотри, мол, с кем якшаешься – мало того, что тупица и урод, так еще и объебос ко всему прочему.         Он торопится за ним следом, вылетая на дорогу на красный, и запрыгивает в трамвай, когда водитель уже закрывает двери. Не дурак, в отличие от некоторых, а потому держится на расстоянии. Из трамвая – в метро, в тот же вагон, но в другие двери, и внимательно на каждой станции присматривается, не слился ли он с толпой. На нужной станции – сквозь снующих ленивых незнакомцев проталкивается, залетает на эскалатор и выскакивает из метро следом, задумавшись так, что едва самого Харучевского не сшибает – и тут же отходит, чтобы не заметил, если вдруг решит развернуться.         Харучевский петляет дворами будто специально – или же потерялся в незнакомом районе. Сверяется с картами в телефоне и вдруг сматывает наушники, и Рустам понимает – пришли. Шаг замедляется, и он отстает проследить, что полудурочный будет делать дальше.         И, вроде, ничего криминального Харучевский, к сожалению, не делает: не шарится под скамейками, не лезет под горки или в голые кусты – вообще ничего, за что мог бы отъехать; и, вроде бы, даже грустно выходит, что Рустам затеял эту погоню зря, вот только Сашка резко перестраивает маршрут и пристает к сидящим на качелях ребятам. Рустам даже рукой махнуть хочет и домой поехать, но сознание коротит, и он замирает, всматриваясь в далекие фигуры. Харучевский ныряет в нежные объятия какой-то девчонки.        Что хуже – честно, Рустам даже не знает: то, что выродок обжимается с кем-то за спиной Рината, или сам по себе тот факт, что на него западают девчонки. Рината можно понять – Ринат тупой, но девчонки? Рустам в жизни не поверит. В башке скользит мысль, что, может, Санек спонсирует ее чем-то, и она не подстилка на стороне вовсе, а просто его клиентка, вот только обнимает он ее подозрительно долго и совсем не по-товарищески, треплет светлые волосы ладонью и улыбается так, как не улыбается даже Ринату. Она отстраняется первой, но он все равно не отпускает, придерживая рукой за плечо. Рустам думает, что лучше бы он собирал закладки.        Просто он знал, что так все и закончится. Ебется на стороне и морочит Ринату голову. Позорник и последняя мразь, пронюханная блядь, бессовестное животное – не стесняется даже сидящих рядом парней, которых удостаивает только взмахом руки в качестве приветствия. Теоретически можно было бы запустить в Харучевского снежком – не кровная месть за чувства брата, но на людях хотя бы так, вот только с физикой Рустам не дружит, а потому промахнется явно. Зато кулаком не промахнется. Вылетает из-за дерева и несется к площадке прямо по снегу, проваливаясь почти по колено, напрочь игнорируя протоптанную рядом дорожку. Запоздало понимает, что надо было хотя бы сфоткать голубков – Ринат не поверит.         Он разворачивает Сашку рывком за рукав куртки, отдирая от девчонки, и грубо толкает в плечи – так, что опешивший Санек едва не валится на задницу. Парни подрываются, пока девчонка встревает между Сашкой и Рустамом и пихает Хайтуллина в грудь, растерянно хлопая здоровенными голубыми глазами.         – И что это за херня? – грубо выбрасывает Рустам Харучевскому, отталкивая от себя прилипшую малявку, и не успевает сделать и шага к Саньку, как его тут же перехватывают сзади сразу четыре руки. – Я слушаю!        – Чего?! Опять со своим членом? – Санек сплевывает в снег. Косые взгляды игнорируются обоими.        – Про это потом поговорим.        – Ты че тут делаешь вообще? Следил, что ли?        – Это тебя уже не касается, – кривится. Касается, конечно, сам понимает, но что бы Санек сейчас ни сказал, Рустам уже настроился, что он будет автоматически неправ. – Ты тут что делаешь? На стороне ебешься?        Харучевский хмурится растерянно, переводя взгляд с Рустама на своих знакомых, и вдруг распахивает глаза так, что Хайтуллину рассмеяться хочется. Пугало.         – Ты что, ебанутый? – почти визжит он, криками распугивая голубей. – С кем?        – С ней! – кивает на девчонку. Мелочь переглядывается с подругой, с приятелями, с Сашкой, и Харучевский раздраженно вскидывает брови. Рустам едко улыбается ей. – Как с Ринатиком делиться будете?        И теперь уже Харучевский бросается на него, широко замахиваясь, пока Рустама держат парни. Сашку отрезвляет звонкая пощечина. Он замирает, глядя на девчонку – потерянная, она строго смотрит на придурка снизу вверх не то с осуждением, не то в тихом шоке.         – С каким Ринатиком?        – Да кого ты слушаешь? – цокает. – Ты это трепло не знаешь даже, кому ты веришь?         Рустам высвобождается из хватки, давая понять, что все – урон нанесен, и бить его физически он не станет. Собака не кусается – гладьте.        – А, наверное, не ты позавчера сосал Ринату так, что бедного Коляна разбудил, – Рустам усмехается. Харучевский замолкает, белея похуже снега, и теряется в словах, испуганно глядя на девчонку.        И на площадке тишина повисает совсем неуютная, недобрая. Харучевский скрипит снегом под ботинками, снова сжимая зажигалку в кулаке, и пытается считать до десяти, вот только Рустам не дает. Нарывается же, тварь, просто провоцирует. И Сашка не выдерживает – сразу, как только Рустам снова раскрывает свой поганый рот, выпаливает:        – Да захлопнись уже нахуй.         – Че ты к Ринату прицепился, если у тебя девка есть? – кивает он на прилипшую мелочь, и Харучевский усмехается елейно.         – Кто? Сестра? – вопит Харучевский, и Рустам подвисает. – Ну знакомься, блять, Снежа.         А Снежа едва богу душу не отдает от внезапно вываленных на нее инсайдов, и Рустаму хочется обсмеять Харучевского, только сам Санек, как и Снежа, белый и растерянный, и, судя по взглядам подорвавшихся ребят, Рустам реально сказал лишнего. Он затыкается, переваривая ситуацию, и теперь сам смотрит на Сашку нечитаемо, была бы совесть – извинился.         – Давай всех тебе представлю сразу, с кем еще я на стороне ебусь, – передразнивает Санек. – Юля с Харитоном, младшие Таджика из ЕвроКебаба. Как раз несовершеннолетние. А это Мишка, волосы мне красит, – улыбается Сашка безумно, на грани истерики, – сначала красит, а потом ебет.        Рустам оглядывается: названный Харитоном отводит взгляд, а Юля выпаливает что-то грубое на языке, который Хайтуллин не знает, пока брат одергивает ее за куртку и не дает приблизиться к Саньку с кулаками. Миша же смотрит уверенно – и ему по-настоящему весело от всего, что устроили два клоуна.        – Сука поганая, – бросает Сашка, разворачиваясь к сестре. – Матери ни слова, – и снова замолкает, недовольно глядя на Рустама исподлобья. – Спишемся, короче.        – Да куда ты пошел? – торопится за ним Снежа, но Сашка не слушает. Кивает снова на прощание оставшимся на площадке ребятам и уходит прочь по вытоптанной Рустамом тропинке.        Может быть, Рустам бы не попал в такую ситуацию, скажи ему Харучевский сразу, куда он посреди дня так спешно намылился. Они явно избежали бы всей этой неловкости, если бы Харучевский однажды не решил сидеть на члене у Рината, и никто бы уж точно не узнал о грязных секретах Санька, если бы придурок не прятал семью от всего мира, а сразу бы рассказал, что есть у него сестра, с которой он близок настолько, чтобы видеться и гулять, но не настолько, чтобы обсуждать такого рода предпочтения. Провожая взглядом удаляющегося Санька, Рустам пришел к очевидному выводу: в сложившемся все равно виноват Харучевский.         – Да что ты ржешь? – звонко раздается позади, а следом – хлопок по дутому пуховику.        – Да смешно же, – в ответ ей.         Рустам замирает. Миша утирает выступившие слезы, уворачиваясь от хлопков Юли, пока Харитон так и стоит, переваривает развернувшийся скандал. На мгновение лишь Рустам пересекается с Мишей взглядом, и у того сразу улыбка с лица стирается – будто что-то слишком важное и нужное увидел.         – Ты реально ему волосы красишь? – невпопад бросает Рустам.         – Ну да, – легко в ответ.         Рустам опускает взгляд: на пальто – вылезшие из кос жженые волосы цыплячьего цвета, краска смылась давно и некрасиво, и Рустам почти смирился с мыслью, что, видимо, будет снова отращивать родной цвет, вот только что-то вдруг щелкает, и он бессовестно вскидывает голову.         – Дорого берешь?         Мишка осматривает состояние волос и жмет плечами. Надо – покрасит, как-никак, парикмахерский колледж закончил. Рустам выдыхает с облегчением.         Хоть волосы покрасит.        Хоть Харучевский на стороне ни с кем не трахается.