В одной клетке

С трудом приоткрыв глаза, Джисон увидел старый серый потолок. Веки казались тяжёлыми, почти неподъёмными, но сознание потихоньку стало приходить в норму. Попытавшись вдохнуть поглубже, Хан почувствовал сильную боль в боку и натяжение не то пластыря, не то шва. Может быть, и того, и другого. Поэтому, болезненно простонав, он зажмурился и облизнул пересохшие губы. Вокруг пахло смесью запаха спирта и бинтов, а где-то в стороне звучал мерный сигнал медицинского аппарата. Невольно промычав от боли, Хан медленно повернул голову направо, чтобы хоть как-то понять, где он находился. Рядом со своей кроватью он обнаружил ещё одну такую же, только она была пуста и не заправлена. Другой пациент сбежал из «палаты» гораздо раньше. Смерив взглядом средних размеров помещение со старыми пожелтевшими стенами и единственным окном на боковой стене, Джисон устало выдохнул. Было довольно мрачно, но лампа, светившаяся на тумбе между кроватями, добавляла пустому помещению немного уюта. Он наконец-то догадался, где находился – старая база, которой Чанбин не любил пользоваться. Она находилась далеко за городом и была не очень большой, именно в ней хранилась разная важная аппаратура и памятные вещи семьи Со. Это всё, что осталось от отца Чанбина. Безрадостные мысли заставили Джисона ненадолго выпасть из реальности, но тихий писк вынудил его обернуться и посмотреть, что же находилось с левой стороны. У самой стены он обнаружил ещё одну кровать, которая была занята кем-то в кислородной маске. Присмотревшись к этому пациенту получше, Джисон узнал в нём бледную тень Хёнджина. И в него словно второй раз выстрелили, только на этот раз в сердце. — Хёнджин! — выдохнул он и вытянул руку в его сторону. — Хёнджин! Конечно же тот не отвечал. И Джисону от этого становилось с каждой секундой всё тревожнее. Нужно было подойти, хоть как-то приблизиться к другу, чтобы убедиться, что тот жив, что он просто спит. Поэтому Хан сделал большое усилие и попытался сесть на кровати, но бок пронзило такой адской болью, что из его глаз тут же прыснули слёзы. — Твою мать! — напряжённо выругался он, но продолжил начатое. Джисон откинул одеяло и увидел на себе свои домашние шорты и плотно перебинтованный торс со следами проступающей сквозь бинты крови. Своему ранению он не уделил и минуты внимания, поспешив к другу. Превозмогая боль, он медленно спустил ноги с кровати и перевёл дыхание, словно после спортивного упражнения. Боль и правда невероятно сбивала дыхание. Он хотел уже было подняться, но вовремя обратил внимание на свою левую руку. Та была обвешана проводами и трубками, а к катетеру, что стоял в его вене, была подсоединена капельница. Джисон осмотрел заодно ещё и свою грудь, на ней он обнаружил датчики старого аппарата по измерению жизненно важных показателей организма. Объективно ему не стоило двигаться, но он не мог иначе. Оценив длину своих проводов, он прикинул, что их должно хватить для того, чтобы добраться до кровати Хвана. Так что, в конце концов, он сделал шаг, хоть и перед глазами потемнело на мгновение. — Хёнджин, ты спишь? — хрипло спросил Хан, наконец-то оперевшись о его матрас, чтобы не упасть. Вблизи лицо Хвана оказалось ещё бледнее, чем со стороны. Под глазами залегли голубые тени, а губы практические сливались с цветом остальной кожи. Судя по показателям его аппарата, сердцебиение его было стабильным, а вот давление довольно низким. Джисон беспардонно оттянул его одеяло вниз и увидел большой квадратный лейкопластырь на уровне его рёбер. Его ранили в опасной близости от сердца и наверняка повредили лёгкое. Глаза с космической скоростью наполнились паническими слезами, и те быстро скатились по щекам Джисона к подбородку. Он потонул в чувстве вины. Чанбин обещал, что Хван не будет участвовать в бойне, но того всё равно это задело. Хёнджин никогда не хотел участвовать в подобных делах, он повёлся на уговоры своего друга детства и присоединился к группировке для выполнения важного задания. А теперь он лежал словно приведение и не мог дышать самостоятельно. — Хёнджин, прости, — скатываясь в обыкновенную истерику, прошептал Джисон и опустился на колени возле его кровати. Стоять ему всё ещё было слишком тяжело. — Прости меня, мне так жаль. За тяжестью вины и звуком своих всхлипов он совсем не услышал, как в палату зашёл кто-то и спешно подбежал к нему. — Хани? Проснулся?! Боже, Хани, зачем же ты встал?! — зазвучал вдруг голос Минхо где-то рядом, и Джисона практически силой подняли на ноги и оттянули обратно на его кровать. — Тебе нельзя вставать, глупый! Может открыться кровотечение! Но Хан был безразличен к этой опасности. Он обливался горькими слезами, и от них ему становилось ещё больнее, чем прежде. — Почему он здесь? — едва дыша спросил Джисон, когда его уложили на кровать. — Ему прострелили лёгкое. Но всё уже в порядке, вчера его привезли сюда, особое наблюдение больше не требуется. Он справится, просто, возможно, ему понадобится больше времени, чем тебе, — успокаивающе поведал Минхо. Его пальцы тут же зачесали волосы Джисона назад, чтобы те не мешали, и огладили лоб словно редкую драгоценность. Проваливаясь в мысли о том, каким же дерьмовым другом он является, Хан пропустил мимо ушей слова Минхо и пришёл в себя только после того, как тот насильно повернул его лицо к себе и повторил почти по слогам: — Он поправится. Страшное уже позади. Минхо растёр пальцами его слёзы по щекам и крепко поцеловал в губы, чтобы немного отвлечь. Несколько дней к ряду целовал эти губы не в силах справиться со страхом за жизнь паренька, который так беспардонно оставил на нём свой след. Видя, как Хан боролся за жизнь, он вдруг понял, насколько страшной, кровоточащей раной может остаться на его душе его смерть. Тот, кто так искренне тянулся к его рукам, кто каждый жест заботы воспринимал как манну небесную, голодный до ласки, до обыкновенной человеческой близости. Он стал чрезвычайно важным человеком для него. Не в силах остановиться, Минхо потихоньку стал покрывать поцелуями всё лицо Джисона, и тому правда стало чуть проще дышать. Хан немного пришёл в себя как раз в тот момент, когда тёплые губы коснулись его лба, и когда Ли отпрянул от него, он смог наконец-то увидеть любимое лицо. Ли Ноу выглядел усталым, под глазами его залегли тёмные круги, а кожа наоборот словно стала бледнее. И всё же, как только его лицо озарилось улыбкой – глаза заблестели жизнью, и оторваться от них было невозможно. Хан заворожённо любовался им, хоть и видеть большой пластырь на щеке было больно. — Минхо, — куда-то в пространство прошептал Джисон. Ему просто было жизненно необходимо произнести его имя, убедиться, что оно существует. Но Ли решил, что оно что-то значило. — Тебе что-то нужно? Тебе плохо? — обеспокоенно выдохнул старший. — Пить, — не стал отказываться от заботы Хан. — Хорошо, но только немного. Доктор не рекомендовал тебе налегать на воду, — предупредил Ли, налив в стакан из бутылки немного воды, что стояла на тумбочке рядом с кроватью. Минхо в этой обстановке выглядел инородно: в строгом костюме, слишком красивый и холёный, совсем из другого мира. Но Джисон был счастлив, что Ли был рядом. Слабыми пальцами поймав его за руку, он прижал его ладонь к своей груди и устало улыбнулся. — Я ведь не умер? — Не смей даже произносить такого, чёрт возьми! — заткнул Ли его мгновенно. — Ты проспал целых три дня, я и так чуть с ума не сошёл. — Три дня? — удивлённо выдохнул Хан и скосил взгляд к кровати справа. — Он же жив? Чанбин жив?! Хан даже попытался привстать, но руки Ли Ноу быстро надавили на его плечи, прижимая к кровати. — Он жив, успокойся! — глядя тому в глаза, выпалил Ли и кивнул в сторону. — Вот, даже постельный режим уже нарушает. Всё с ним нормально. Джисон хорошенько осмотрел постель по правую руку от своей и тяжело вздохнул. Из-за внезапного напряжения теперь его тело наполнялось болью, и ему пришлось сильно зажмуриться, чтобы переждать эту волну. Минхо аккуратно прикоснулся к его животу и невесомо огладил, словно стирая с него остатки боли. Как ни странно, это помогло. — Чанбин отделался проще всех из вас. А вот ему, — Ли дёрнул головой в сторону Хвана. — Ему повезло меньше, но я совсем не удивлюсь, если, когда я приду к тебе после работы вечером, он уже будет в сознании. За ним следят лучшие врачи, не бойся, — получив положительный кивок от Джисона, Ли Ноу ему ласково улыбнулся. — Ты уходишь? — расстроенно спросил Хан. — Мне нужно на работу. Я хоть и написал заявление на увольнение, но есть период отработки, — пожал плечами Минхо. — Но почему увольнение? — искренне удивился Джисон. — Ты вроде звал меня за границу. Только не говори мне, что ты пошутил, я ведь уже написал заявление! — протараторил Ли возмущённо. — Нет, я серьёзно! — поспешил заверить его Хан, а потом хмуро добавил. — А теперь у нас и выбора нет. Надо уезжать. Ли Ноу подозрительно прищурился и двинул головой, не понимая, о чём тот говорил. — Почему у нас нет выбора? — «Вороны» убьют нас, если мы с тобой не уедем, таково было условие спасения, — Джисон замолк, наконец-то полностью приходя в себя. Сердце его испуганно ухнуло и сорвалось в новый безумный скач. Он сжал пальцы Минхо в своих руках и панически просипел: — Что было? Мы ведь не попались? Никто больше не пострадал? — Сгорел склад Чонина, плюс пропали кое-какие грязные деньги. Думаю, у Чонина и Чанбина больше нет нелегального бизнеса. Только автомастерская. Эти утырки действовали очень избирательно. Погибших довольно много, но там, в пылу бойни, сложно было сказать, кто кого пострелял: может быть, «Вороны», а может, и люди Чхве Ёнбина. Минхо говорил тихо, словно даже пустоте вокруг этого не стоило знать. По-другому рассказать о смерти организации, наверное, и не получится. Чанбин наверняка себе места не находит от досады и гнева, раз сбежал со своей кровати сразу же, как вообще смог двигаться. А ведь он в таком состоянии и глупость мог какую-то выкинуть. Например, пойти искать «воронов» в одиночку. Хан искренне понадеялся, что его друг не настолько идиот. Не выдерживая атмосферы этого места и беспокойства Минхо, Джисон постарался абстрагироваться от беспокойных мыслей о Чанбине и сосредоточиться на Ли Ноу. Тот и так провёл несколько сложных дней возле его кровати, хватит ему уже переживать. Чтобы разрядить обстановку, он принялся валять дурака. — Три дня в отрубе. Получается, я уснул? Чёрт, — расстроенно хрипнул он. — Я упустил возможность заполучить такой щедрый приз. Когда Ли Ноу услышал причину его расстройства, тень искреннего беспокойства наконец-то сошла с его лица, уступая место удивлению. Его брови мигом подскочили, губы приоткрылись, и он быстро заморгал, словно хотел взлететь на силе его длинных ресниц. — Ты только проснулся, а уже думаешь о том, что тебе не удалось сунуть член мне в рот? — поначалу его тон казался серьёзным, но очень скоро лицо сковало неверящей улыбкой. — Ты неисправим, Хан Джисон, просто неисправим! Тебе печень пробили, а тебе хоть бы хны, дай кончить мне на лицо. Они оба прыснули от смеха, но Хан болезненно закряхтел из-за невозможности напрягать пресс. Внезапно стало так хорошо, словно он сладкого сиропа выпил. Чрезвычайно хорошо держать любимого за руку, смеяться вместе с ним и просто жить. Он ради этого был согласен на любой статус: хоть извращенца, хоть мудака. Пока Минхо так легко смеётся, всё это не имело значения. — Куда я от тебя денусь, Хани? — просмеявшись, тихо обратился к нему Ли и сжал его руку в ответ. — Ты так щедр, — фыркнул Джисон, но добавил, чтобы тот понял. — Если не хочешь, я всё пойму. — Я серьёзно. Нам предстоит с тобой ещё многое попробовать. Ты главное выздоравливай, ранение серьёзное, — мягко улыбнулся Ли, а Хан поднёс его руку к своим губам и мягко поцеловал пальцы. Они сидели в молчании некоторое время, просто наслаждаясь близостью друг друга, но спустя какое-то время Ли стал тревожно поглядывать на часы в телефоне. Джисон понимал, что происходит, но своего расстройства скрыть не смог. — Тебе уже нужно идти? — Да, но всё нормально. Я успею, не бери в голову, — улыбнулся мягко Минхо, а потом резко застыл, словно увидел в глазах Джисона нечто необычное. Хан от такого невольно напрягся. — Я сделал что-то не так? — подозрительно уточнил он. — Да, ты не сказал мне кое-что, — Минхо терпеливо ждал от него чего-то, и улыбка красиво озаряла его лицо, но, когда замешательство Джисона затянулось, эта улыбка стала медленно таять, оставляя после себя лишь тень беспокойства. — Я должен что-то сказать? — тихо удивился Хан. Минхо после его слов совсем погрустнел и опустил взор. Поначалу Джисон искренне не понимал, о чём тот говорил. Он не обманывал Ли Ноу и ничего не скрывал, серьёзное лицо старшего заставило поднапрячь свой уставший мозг, чтобы вспомнить что-то важное. Он плохо помнил, что происходило незадолго до его отключки в машине, однако то непреодолимое желание успеть признаться в чувствах до своей смерти буквально въелось в тело. Быть может, именно эту глупость он и смог выдать, находясь на волоске? — Ты имеешь в виду мои слова о том, что я очень люблю тебя? — тихо уточнил Хан, хотя знал, что его слова всё равно будут звучать очень громко. Это признание заставило Ли Ноу резко перевести на него взгляд и прикусить губу от переизбытка эмоций. Он мягко накрыл Джисона своими объятиями и прижался к скуле горячим поцелуем. Джисон от этого тепла едва не замурлыкал. А потом его ухо опалил жаркий шёпот: — Я тоже тебя люблю, котёнок. Джисон был счастлив прижимать Ли к себе, даже если этот контакт тел причинял ему боль. Его тепло, родной запах, сердцебиение отзеркаливающее его собственное – всё это давало силу жить. На фоне этого счастья случившиеся беды казались не такими уж и существенными, хотя и грозили смертельной опасностью. Они просидели так вдвоём ещё какое-то время, а потом телефон Минхо стал разрываться звонками – он безбожно опаздывал на работу. Ему пришлось сорваться в город, несмотря на то, что этого ужасно не хотелось. Но Джисон пообещал рассказать всё о «Воронах» после возвращения Минхо вечером и поторопил его поехать на работу. Оставшись наедине со своими мыслями, Хан снова уставился на Хёнджина, чья грудь медленно двигалась вверх-вниз. Чувство вины съедало его, щемило сердце и сдавливало грудную клетку. Он погрузился в воспоминания их совместного детства, в ошибки последних лет и страх за его жизнь. В голову лезло слишком много страхов: а вдруг он не проснётся? Вдруг останется инвалидом? Вдруг его сердце внезапно остановится? Хан понимал лишь одно – ему будет очень сложно смириться с чувством вины, если Хван не соизволит очнуться. Он буквально закопает себя в этом. Но он искренне надеялся, что в Хёнджина стреляли не «Вороны». Ведь если это были они, то когда-то они вернутся за ним, как уже вернулись за Чанбином. Его не за что было убивать! Он никого никогда не убивал, даже мухи за всю жизнь не обидел. Воровство – его самый страшный грех! Отвлечься от мрачных мыслей помог только звук открывающейся двери. В «палату» осторожно проник Чанбин. — Это не твоя вина. Вся ответственность на мне, — держась за левый бок, медленно подошёл к своей кровати Чанбин. Как ни странно, Хан от его голоса даже не вздрогнул. Он просто обернулся в его сторону и устало вздохнул. Чанбин был в чёрной безрукавке, под которой проглядывался большой квадратный пластырь как раз в том месте, куда пришёлся удар ножом. Он присел на край кровати, задержав дыхание от боли, и криво улыбнулся Джисону. — Рад, что ты наконец-то пришёл в себя. Хан и сам хотел ответить такой же кривой улыбкой, но едва он встретился со старшим взглядом, голова его полностью опустела, сохранив лишь одну мысль – он должен рассказать Чанбину правду о его друге. У него не было времени размышлять над тем, как это лучше преподнести и нужно ли вообще это сделать, но потрёпанный вид Чанбина подталкивал его не скрывать правду. Джисон немного собрался с мыслями и позвал: — Хён. Ты отдал Минхо его компромат? — Да, как пришёл в себя, всё отдал, — медленно кивнул Со. — Я хочу уйти, хён. Уехать в другую страну с Минхо, попытаться начать новую жизнь, — поведал Джисон неловко. Он чувствовал, как румянец начал жечь его щёки и уши, но Чанбин только понимающе улыбнулся. — Это должно было когда-то произойти. Я рад, что ты нашёл в себе силы двигаться самостоятельно. Чанбин явно принял его новость за обыкновенное увольнение, возможно, даже связал это с отношениями, которые у того наконец-то появились. Он был по-отечески рад за нерадивого друга, что едва не угробил себя веществами, но нашёл для себя стимул двигаться дальше. Очень красивый стимул, надо сказать. Но то было не совсем правдой. Было ещё кое-что. — Нам с Минхо больше нельзя оставаться в стране. — Почему? — усмехнулся Чанбин. — Я нашёл твой револьвер, хён, — аккуратно намекнул Хан, а Со только нахмурился непонимающе. — Он у Уёна. Он изначально принадлежал ему. Неожиданная новость заставила брови Чанбина серьёзно подпрыгнуть. Он уставился на Хана так, словно тот бредил, но всё-таки постарался не отрицать событие, которое, по его мнению, просто-напросто не могло быть в природе. Заметив полное замешательство в глазах Чанбина, Джисон уверенно добавил. — Он – «ворон», хён. Они и есть «Вороны». Я поклялся уехать. Это условие нашего спасения. Наверно. Хан не мог быть уверенным на все сто. Уён никого не застрелил, но вот его коллега без всяких раздумий выстрелил Джисону в бок. Да, он мог это сделать и в голову, но всё-таки это было опасное покушение на жизнь. Тогда их планы разрушил неожиданный взрыв чердака соседнего дома, Минхо хорошо постарался. Они отступили, чтобы спасти кого-то из своих, кто был на том чердаке. Но что, если они уже ищут их, чтобы закончить начатое? — Что? — неуверенно переспросил Чанбин. — Я только что с ним разговаривал, он спрашивал про тебя и… Со замолчал и уставился в пустоту перед собой, что-то припоминая, а у Джисона волосы на голове зашевелились. После всего, что Уён сделал, он как ни в чём ни бывало позвонил Чанбину?! И зачем он узнавал про него? Хотел убедиться, что тот не проснулся, чтобы вскоре убить и не позволить рассказать правду?! — Так вот что это значило! Чёртов мечтатель, — усмехнулся Чанбин неожиданно весело. — Я ведь сто раз говорил, что со мной нужно прямо, ну, не понимаю я намёков. Чанбин припечатал ладонь к своему лицу и продолжил посмеиваться, словно у него случился нервный срыв. Джисон смотрел на это с тревогой, но говорить ничего не решался. Просмеявшись, Со протёр лицо устало и снова взглянул на Хана. Он казался совсем не удивлённым, чем абсолютно сбивал с толку Джисона. Неужели он обо всём прекрасно знал?! Он ведь не мог сознательно подвергнуть всех их такой опасности?! — Сколько себя помню, он всегда пытался доказать мне, что мой отец несёт в мир зло. Уговаривал пойти учиться, найти себя в чём-то другом, не идти по стопам отца, а когда понял, что полностью нормальным мне не стать, стал звать в свою банду. Говорил «если не можешь по закону, то хотя бы зло твоё пойдёт на пользу». А я не понимал, — неожиданно начал длинную исповедь Чанбин и удручённо покачал головой. — Больше всего он наседал тогда, незадолго до первого налёта «Воронов». Не успел, не смог, пришлось всадить в меня пулю и сжечь всё, что принадлежало моей семье, чтобы я хотя бы девчонок отпустил. Помнишь мой клуб? Он туда даже заходить отказывался – мерзко ему было, видите ли, что вынуждаю девчонок телом торговать. А я ведь никого не заставлял! Я всем платил щедро, ко мне просились, потому что у меня было безопасно. Но его это не устраивало! Хан понимал, о чём говорил Чанбин. Именно в тот клуб он когда-то и устроился посыльным. В том месте ему было удобно зарабатывать на жизнь, жить и накидываться самыми разными веществами. Порой ему приходилось защищать тех самых «девчонок» от рук оборзевших клиентов, так что он прекрасно знал, почему именно Уёну это могло не нравиться. — А я всё понять не мог, почему он так обрадовался новости, что я занялся автобизнесом Чонина, а не стал пытаться возродить своё дело. Такой странный восторг от этих тачек, от открытия новых точек, от запаха мазута, который с меня не сходит. — Ты совсем не догадывался? — осторожно уточнил Джисон. — Как же, — фыркнул Со. — Просто верить не хотел, похоже. Джисон не знал, что сказать, поэтому он только скосил взгляд к потолку, дожидаясь продолжения исповеди. — Представляешь, а я ещё над Минхо смеялся! Работать со студентом, какой непрофессионализм! А выложить другу, напрямую «ворону», о своих преступных планах – это дело профессионалов! — саркастично причитал Чанбин, вынуждая Хана болезненно посмеиваться. — Я стал догадываться, когда узнал кое-что о прошлом его лидера и одного из их парней. Если коротко, они экстремисты. Вместо старшей школы они распространяли агитационные листовки против действующей власти, а потом ещё и в вооружённых протестах поучаствовали. Их чудом не раздавила эта система. Хан смутно представлял, о чём говорил Чанбин. Те события происходили лет пять назад, когда напряжение в обществе накалилось до такой степени, что повсюду стали появляться различные революционные движения. Люди устали от произвола, устали от постоянного страха перед преступностью и властью, устали от бедности и несправедливости, им хотелось перемен. Но увы, машина системы оказалась сильнее. Все эти движения были буквально раздавлены, а их остатки показательно осуждены на пожизненное. Лишь немногим удалось спрятаться. Один из таких, похоже, теперь и возглавлял «Воронов» – группировку, которая планомерно уничтожала мафию и нечестных чиновников. — Они решили зайти к решению проблемы с обратной стороны, — задумчиво покусал свою губу Чанбин. — А Уён с малых лет страдал воспалённым чувством справедливости. Я вполне допускаю, что он мог решиться на что-то подобное, хоть и всегда яро упрекал меня в излишней кровожадности. — Они убьют нас, хён? — тревожно спросил Джисон. — Кто их знает. Ты же видишь, какое у них извращённое понимание справедливости. Наверняка же придумали себе оправдание, мол марают руки кровью ради светлого будущего. Ага, как же, — скептично усмехнулся Чанбин. Чанбин не верил в светлые чаяния людей. Хан давно знал его как отъявленного скептика и циника, который не тратил времени на мечты о лучшем будущем для общества, в котором он жил. Возможно, его этому научил отец, которого, по словам Чанбина, несколько раз лишали легального бизнеса, когда тот вырастал во что-то перспективное. Мужчина потерял веру в мир, который его окружал, и вложил своему ребёнку установку – не тратить время на попытки жить нормально, как все, ведь именно такие и остаются ни с чем. И вместе с тем, Джисону было сложно поверить в то, что те весёлые ребята, которые не раз приходили к ним в автомастерскую и устраивали душевные вечеринки, оказались странными борцами со злом. А как же подпольные бои? А мотогонки? А торговля информацией? Хан на секунду даже дышать перестал – он вдруг осознал источник такого большого количества информации у их группировки. Они ведь наверняка хорошенько шерстили всех, кого зачищали. А потом полученную информацию использовали для заманивания своих следующих жертв. Почти что вечный двигатель. Теперь Хан точно знал, что ни в коем случае не останется в стране. Страх снова попасться в их беспощадные руки не давал покоя. Но к его удивлению, Чанбина вся эта информация ни капли не удивила и тем более не напугала. — Хён, ты совсем не волнуешься по поводу их возвращения к нам? — А чего мне волноваться? Всё, я не идиот, намёк понят. Никакой нелегальщины, раз господам «воронам» так угодно, — комично изобразив благородный поклон, фыркнул Со. Он не скрывал своего недовольства, но всё же оставался спокойным. — Не знаю насчёт нас, но вот Уён точно может быть в опасности за саботаж. Приказ ведь наверняка был «на поражение», — озабоченно протянул Чанбин, вынуждая Джисона удивлённо на него глянуть. — После всего ты переживаешь за него?! — звонко изумился Джисон. — Хён, что с тобой?! — Он никого не убил. Ну, меня цапнул пару раз, — пожал плечами Чанбин. — Так у него не было иного выхода. Он прекрасно знал, что если бы пригрозил мне прямо, мол «завязывай мутить свои дела или мы тебя вырежем», я бы его по стене размазал. Чанбин говорил строго и уверенно, он хорошо знал разницу в силе со своим другом. По пьяным рассказам самого Уёна, тот его знатно валял в детстве. Повзрослев, он мог ему составить конкуренцию только за счёт ловкости и скорости. Как показала практика, ещё и нечестные приёмы хорошо работали. — Хочу я или нет, наши потери таковы, что продолжать дело мне просто не на что. Склада с товаром нет. Спасибо, хоть мастерские оставили. К тому же, Чонин больше не горит желанием вариться в этом. Единственное, ради чего он в это ввязался – это месть. Он всё ещё на меня обижен, если бы не мастерская, и слушать бы не стал. — Он остынет, — подбодрил его Хан. — Знаю. Но суть в том, что инвестировать в это он больше ничего не будет. Чан уговаривает его поехать учиться, исполнить желание его отца. И я согласен, это лучше, чем новый риск, — покивал Со. — Всё, что произошло – целиком моя вина. Наш бизнес полностью разбит, я могу лишь продать весь оставшийся автопарк, чтобы выплатить зарплаты выжившим и распустить всех с миром. Я ведь стольким жизнь сломал. Даже Сынмина умудрился запачкать так, что тот теперь не знает, как жить дальше. Думает, что виноват в смерти какого-то доходяги, который забежал в дом перед взрывом. Джисон разочарованно вздохнул. Сбылись его опасения относительно Сынмина. Он ведь не зря отговаривал его лезть в эту грязь, знал, что такой правильный парень начнёт выстраивать неправильные выводы и брать на себя чужую ответственность. Такому и жизнь теперь в тягость будет от осознания своего греха. — Так и что ты будешь делать с Уёном, хён? — с любопытством спросил Джисон. — Ничего из того, что сделал бы адекватный человек, — весело усмехнулся Со. — Непонятно только, как теперь в глаза друг другу будем смотреть. Он повертел в руках телефон, по которому до того разговаривал с другом, и безразлично откинул его на кровать. — Я понимаю, что должен злиться, но знаешь, я всегда был отчасти согласен с его позицией. Меня вдохновляла эта наивная вера в лучшее будущее, потому что сам я на такое не способен. Я плохой человек и знаю, что заслуживаю смерти, но он снова позволил мне уйти живым... быть может, он видит во мне что-то хорошее? — Ты лучше, чем о себе думаешь, хён, — улыбнулся Джисон, но тот задумчиво пропустил его реплику мимо ушей. Хану было удивительно понимать, что Чанбин, возможно, первый раз в своей жизни, решил отступить. Судя по всему, он просто не замечал за старшим сомнений, которые порой посещали его душу. Это абсолютно не укладывалось в голове: Чанбин хочет остановиться?! — Получается… всё? — растерянно подытожил Хан, и внутри него стала разрастаться странная пустота, которую он точно не ожидал почувствовать в отношении своей работы. Это немного пугало. Большая глава его жизни подходила к концу, оставляя после себя только множество воспоминаний. — Всё, — тихо, но оглушающе подтвердил Чанбин. Предстояло разобраться с огромным количеством дел: обезвредить старых врагов, что пытались отомстить за унижения, замести свои следы, чтобы полиция не вышла куда надо, и подготовить новую подушку безопасности, дабы продолжить мирную жизнь уже по новым правилам. Всех их ждала непроглядная неизвестность, но Хан словно разучился тревожиться, думая об этом. Он только пару раз повторил одними губами невероятное «всё» и вздохнул полной грудью, словно заново учась дышать. Не осталось ни одной цепи из тех, что сковывали его годами: ни веществ, ни криминала, ни безнадёги трущоб, ни одиночества. Джисон впервые был по-настоящему свободен! Но думая об этом, он чувствовал непреодолимое желание сковать себя новыми узами, которые смогут держать его в узде в будущем. Поэтому напоследок Хан обратился к Чанбину: — Хён, дай номерок своего ювелира?