Marauders. Soul shards

      После нападения на семью Лобоска они затаились. Уже второе полнолуние не появлялись в городах и населенных пунктах. Сивый говорил, что Министерство объявило новую охоту на оборотней, ужесточили порядки регистрации и контроля над ними. Его это выводило из себя, Сивый не скрывал злости и ненависти по отношению к волшебникам. И Ремус не мог с ним не соглашаться. К оборотням относились как к монстрам, к жестоким животным, которые не заслуживают обычных прав и привилегий. Вот и получают в ответ то, чего так боятся. Ремус не сомневался, если бы их не ущемляли в правах, не притесняли, а позволили жить по своим порядкам, не было бы столько разногласий и нападений.       Даже Сивому только и надо, чтобы его не трогали лишний раз, позволив жить с собственной семьей. Но жестокость и несправедливость по отношению к оборотням порождает лишь большую агрессию в ответ. Открытые страх и ненависть к ним влекут за собой ответную злобу и вражду.       С другой стороны, Ремус прекрасно понимал и волшебников, которые много веков подвергались нападениям оборотней. Тот же Фенрир являлся самым жестоким и кровожадным среди своих сородичей, он перекусал десятки людей, и еще больше — убил. Но делал это исключительно из мести. Мстил за ненависть к нему и его близким, мстил за неаккуратно брошенное слово и косой взгляд.       А сейчас еще и начались «запугивания» волшебников, служба Волан-де-Морту, которую Сивый так ненавидел. Ненавидел не из-за того, что приходится запугивать и убивать, ненавидел из-за того, что приходится служить волшебнику. Но этот волшебник обещает всевозможные блага, и Сивый согласен на это ради своей семьи. Согласен идти на жестокие преступления, которые влекут за собой десятки смертей.       Но ведь было когда-то время, когда и оборотни и волшебники мирно сосуществовали. Только вряд ли сейчас оборотни согласятся на равные условия. Сотни лет подвергаясь дискриминации, они хотели больше власти и привилегий, чем у волшебников. Хотели, как минимум, чтобы с ними считались, чтобы их уважали. И Сивый был уверен, что как только к власти придет Волан-де-Морт, он и его семья смогут занять высокое положение в обществе. Им не придется больше прятаться и скрываться, «лечиться» от ликантропии и стыдиться себя.       Во многом Ремус с ним соглашался. И он бы его поддерживал, если бы не одно «но». Большинство членов стаи Сивого не отличались ни добротой, ни состраданием, ни здравомыслием. Им нравилось убивать, им нравилось, что их боятся. Они наслаждались чувством страха и вкусом крови. И если им только дать чуть больше власти, это окончательно развяжет им руки.              Размышления Ремуса прервал смех детских голосов. Вскинув голову, он заметил выходящих из дома Сколль и Хати в сопровождении Реи. Они, не обращая ни на кого внимания, практически сразу скрылись в гуще леса.       Мгновение помучавшись в сомнениях, Ремус устремился за ними.       У них с Реей установились довольно неплохие приятельские отношения. Ремус уже даже полностью избавился от смущения и ступора, который нападал на него при виде нее. С ней было легко и приятно общаться.       Впрочем, как и со Сколль и Хати. Ремусу раньше никогда не приходилось сталкиваться со столь маленькими детьми. У него, конечно, имелся опыт общения с младшекурсниками в Хогвартсе, которым он был обязан помогать как староста, но Сколль и Хати были детьми особенными, и совершенно не такими, как обычные волшебники.       И главное, Ремус и подумать не мог, что его главным источником информации станут пятилетние дети Фенрира. Он удивительно легко втерся им в доверие, несмотря на то, что урожденные оборотни значительно лучше даже самых первоклассных менталистов чувствовали ложь и подвох. Правда, наверное, дело было в том, что Ремус не желал им зла, не собирался их обманывать и причинять вред. Он всего лишь, по возможности, старался узнать о их жизни большее.       А еще дело было в том, что, проводя время со Сколль и Хати, он часто оказывался и рядом с Реей, от которой мальчики практически не отходили.              Вот и сейчас, Ремус нагнал их, когда они остановились возле небольшого склона, который спускался к реке. И, сидя в густой тени вместе с Реей и детьми, слушая ее голос, шум леса, он откровенно наслаждался жизнью.       Сквозь высокие ветви деревьев пробивались яркие лучи солнца, от бегущей реки тянуло прохладой. Над головой без конца щебетали птицы и шелестела листва от мимолетного дуновения ветерка, а за десяток километров слышались шаги каких-то животных — природа в самом лучшем своем проявлении. В этом моменте так хорошо, словно и нет никакой войны за пределами.       Усевшись в корнях старого дуба, он слушал Рею, которая устроила мальчикам внеклассный урок истории. Она им рассказывала о конфликте между оборотнями и вампирами, длившийся столько, сколько существует этот мир.       За последний десяток лет Ремус не слышал ни об одной стычке оборотней и вампиров на территории Англии. Пересекались они действительно редко, но ни одна встреча не проходила без жестоких битв и потерь с каждой стороны. И не было причины, повода, для столь сильной ненависти. Все дело было в проклятье солнца и луны.       Ходили легенды, что первый оборотень и первый вампир появились одномоментно, на стыке дня и ночи, когда на небе уже взошло солнце, но еще не ушла луна. Тогда же и зародилась вражда. Укус вампира смертелен для оборотня, как и укус оборотня смертелен для вампира. Смерть эта долгая и мучительная.       — Рея, а ты видела когда-нибудь вампиров? — спросил Хати.       — Да, несколько раз.       — В Англии? — удивленно поинтересовался Ремус. Насколько он знал, встретить здесь вампира практически не реально.       — Нет, — ответила она, прервавшись на короткое мгновение. — В Ирландии их довольно много. Практически в каждой деревне живут.       Ремус надеялся, кто-то из детей поинтересуется, что она делала в Ирландии, но они, похоже, и так это знали. А вот у него любопытство разгоралось. Возможно, она родилась именно там. Но не будет ли подозрительным спросить об этом?       — А что ты делала в Ирландии?       — Рея там жила, — ответил за нее Сколль, — пока отец ее сюда не перевез.       — Правда? — удивился Ремус, взглянув на нее.       — Да, — улыбнулась она.       Это просто удивительно. Ремус читал об оборотнях в Ирландии. Они жили куда лучше, чем оборотни в Англии, обладали большими правами, составляли целые общины. И странно, что же ее заставило покинуть родной дом? Что такого смог предложить Сивый, что она переехала сюда? Ее семья наверняка осталась там.       — О, я вижу, тебя разъедает любопытство? — спросила она, хитро прищурившись.       — Да, — Ремус ей смущенно улыбнулся, не выдерживая натиска ее обаяния. — Да, ты права.       Он ждал от нее продолжения, но она опустила взгляд, отворачиваясь от него, а он не решался задать еще один вопрос, без конца переживая, что это вызовет лишние, ненужные подозрения. Но ведь для людей естественно интересоваться жизнью других, тем более, тех, кто не безразличен.       — А как ты оказалась в Англии? — на одном дыхании спросил он, пока не передумал.       — Ликаон идет! — воскликнул Хати, не давая Рее ответить.       Они все дружно обернулись назад, и Ремус с сожалением отметил, что Хати прав.       — Привет, — улыбнулся Ликаон, приближаясь к ним.       Ликаон уже практически поправился, правда, ходил, все еще прихрамывая. Он клялся, что еще встретится с тем, кто его покалечил, и покусает его, постарается не убить, а лишь наградить даром ликантропии. И тогда выть на луну они будут вместе.       Ремус не знал, кто именно покалечил Ликаона, но его маниакальный настрой пугал.       Устроившись возле Ремуса, Ликаон откинулся спиной на толстое дерево и выудил из кармана фляжку, перетянутую коричневой кожей. Стоило ему откинуть крышку, в воздухе отчетливо запахло алкоголем с терпкими древесными нотками. Странно, Ликаон так уважительно относится к своему «отцу», а все равно пьет, несмотря на то, что Сивый презирает все вредные привычки.       С наслаждением сделав глоток, под внимательным взором всех четверых, Ликаон произнес:       — Хорошо-то как.       — Фенрир узнает, что ты пил, и тебе не поздоровится, — равнодушно произнесла Рея, наблюдая, как он делает очередной глоток из фляжки.       На секунду скривившись — безмолвно соглашаясь, он театрально простонал:       — Я болен, мне позволительны слабости.       — Скажешь это ему, когда он твой перегар учует.       Сколль и Хати на это негромко похихикали, переглянувшись. А Ремус отчего-то не сомневался, что своему отцу они докладывают все, что видят и слышат. Странно, что Ликаон при них решился выпить.       — Я слышал, ты тут про вампиров рассказывала, — произнес Ликаон. — Очень вовремя. Гарм говорит, что парочка поселилась в наших лесах.       — Серьезно? — обеспокоился Ремус.       — Конечно, нет, — оборвала его Рея. — В любом случае, они не станут к нам приближаться.       — Гарм бы с тобой не согласился, — усмехнулся Ликаон. — Они пошли сейчас лес прочесывать.       — А толку? — презрительно поинтересовалась Рея. — Днем их невозможно найти, они только после захода солнца выползут.       Ликаон продолжал вести глупый спор, попутно шутливо запугивая детей, чтобы те не смели глаза ночью закрывать, рискуя быть укушенными, а Ремус размышлял, как вампиры могли оказаться в центральном районе Англии, да еще и поблизости от их лагеря. Все это было весьма подозрительно.       — Но мы защищены, — не особо уверенно произнес Ремус, посмотрев на Рею. — Так ведь? Они не смогут пройти защитный барьер?       — Ну-у… — протянула она. — Барьер защищает от людей и волшебников. А вампиры ими не являются. Так что…       — Рем, ты же волшебник! — воскликнул Ликаон так, словно только вспомнил об этом.       — Да, как и ты.       — Но палочки у меня нет. А ты можешь наколдовать нам защиту.       Теоретически Ремус мог. Раздел по вампирам, которых они проходили на третьем курсе, он помнил наизусть, как и всевозможные защитные чары для защиты от них.       — Если Фенрир не будет против… — задумчиво произнес Ремус.       — Это не обязательно. Вампиры и на милю к нам не приблизятся, — прервала его Рея.       — Почему ты так в этом уверена? — вспылил Ликаон. — Кровососы всю жизнь нас преследуют!       — Кого-кого преследуют? — насмешливо поинтересовалась она. — Тебя что ли?       — Нас! Оборотней!       А ведь Рея с самого начала прекрасно поняла, что он имел в виду. Действительно, и почему она так уверена, что вампиры не нападут на них?       — Не повышай на меня голос, Ликаон, — ледяным тоном произнесла она. — И кажется, тебе уже хватит пить.       И правда, Ликаона, явно не привыкшего к алкоголю, уже заметно повело.       — Откуда вообще у тебя алкоголь? — спросила она.       Ликаон вначале помялся, сомневаясь, но потом вскинул на нее горящий самодовольством взгляд.       — Мне мистер Долохов подарил, сказал, здесь его лучший виски.       Ликаон явно гордился этим фактом. И когда только Долохов успел встретиться с ним? Ремус не видел его в лагере.       — Не стоит доверять им, Ликаон, — спокойно произнесла она.       — Я и не доверяю, — фыркнул он, — мы всего лишь сотрудничаем.       Кажется, Рея подумала о том же самом, что и Ремус. Глянув с подозрением на Ликаона, она аккуратно спросила:       — Сотрудничаешь? И что ты ему отдал взамен на виски?       Едва слышно выругавшись, Ликаон недовольно проговорил:       — Ну что ты ко мне пристала? Вон твои дети, — он кивнул на близнецов, — их и учи жизни.       С трудом поднявшись на ноги, Ликаон захромал в сторону лагеря.       — Весь кайф обломала.       — Глупый мальчишка, — недовольно прошептала она.       — Я тебя слышу, Рея! — крикнул Ликаон, уйдя уже на приличное расстояние.       — На то и был расчет! Иначе для чего я это сказала вслух? — произнесла она и добавила, улыбнувшись: — Amadán. (ирл. Придурок.)       Дождавшись, пока шаги Ликаона окончательно стихнут, Ремус решил ухватиться за тему.       — Ты не доверяешь людям Темного Лорда? — спросил он.       — Я не доверяю людям, — произнесла она, отчего-то недоуменно на него взглянув. — А ты?       Рея выжидательно смотрела на него, пока Ремус соображал, какой ответ будет правильным. Он не ожидал, что она с такой искренностью признается, что не верит Волан-де-Морту и его окружению.       — Я не знаю, — выдохнул Ремус, наблюдая за ее реакцией. — Я… запутался, — практически искренне произнес он. — С одной стороны… Фенрир им верит, и я тоже хочу верить. Хочу верить, что нас ждет что-то лучшее.       — Но с другой стороны? — произнесла Рея, когда он взял небольшую паузу.       — Темный Лорд безжалостен, — сказал он, наконец, глядя в ее глаза и пытаясь там хоть что-то уловить. — Мне не всегда понятна его жестокость. И я думаю то, что мы нападем на людей, калечим и убиваем их, ничуть не сравняет нас в правах с другими волшебникам.       Она с непривычной серьезностью смотрела на него, никак не выражая согласие или несогласие, или вообще какие-либо эмоции. Притихли и Сколль и Хати, слушающие их разговор.       — А что нас сравняет?       — В первую очередь, мы должны показать, что мы не будем проявлять агрессию первые. Показать, что мы способны мирно сосуществовать, и не желаем им зла. Волшебники не должны нас бояться. Ни о каком равенстве не может быть и речи, если одна группа до ужаса боится другую. Уважение из страха никогда не будет длиться долго. Рано или поздно это перейдет в бунт. И, скорее всего, кончится это истреблением.       — Отец никогда не хотел равенства, — произнес Хати, с некой долей злости глядя на Ремуса. — Волшебники должны подчиняться нам, как более сильным.       И это говорит пятилетний ребенок. Фенрир их с самого рождения воспитывает в ненависти к волшебникам. А Ремус именно об этом и говорит: даже если они будут держать волшебников в страхе и займут позицию выше них в обществе, вечно так не будет, найдется тот, кто поставит оборотней на место. На то место, в котором они находятся сейчас, а то и еще хуже. И их единственный шанс — это лишь равенство в правах. Но Фенрир, очевидно, считал иначе. И спорить с его детьми Ремус не собирался.       — Я согласен, Хати, — у Ремуса нервно дернулись уголки губ в полуулыбке.       — Ты лжешь, — тихо произнес Сколль, не спуская с него пристального взгляда.       Честное слово, его иногда пугало, что дети развиты не по годам. Они оба смотрели на Ремуса напряженными, серьезными, совершенно не детскими взглядами. Будто ожидая от него подвоха, агрессии или нападения.       — Их не проведешь, — Рея широко улыбнулась, взглянув на мальчиков, которые мгновенно расслабились, услышав ее голос. — Правда? А теперь поиграем, кто быстрее догонит Ликаона. Учитывая, что он хромает как старая кобыла, сделать это проще простого.       Мальчики с хохотом тут же подорвались с места и бегом устремились в сторону лагеря.       — Очень умно говорить о таком при детях, Рем, — произнесла она с насмешливыми нотками.       — Я же не сказал ничего плохого, — сказал Ремус, вслед за ней поднимаясь на ноги.       — Плохого — нет, противоречивого — да.       — Противоречивого, — вздохнул Ремус, повторив за ней. — Да им это слово даже не известно.       Он хоть и пытался оправдаться, но с опозданием понимал, что ему действительно не стоило поднимать такую тему при детях Сивого. Но другого шанса могло и не представиться, а тут так удобно тема подвернулась. Ведь Ремусу необходимо знать, что обо всем этом думает Рея.       — Ну а ты, — спросил он, ухватив ее за руку, когда она уже пошла в сторону лагеря, — ты согласна?       У нее в глазах злость промелькнула, и Ремус поспешил отпустить ее руку. Но она все равно осталась стоять на месте, глядя на него и ничего не отвечая.       — Ты тоже считаешь, что волшебники должны нам подчиняться? — спросил Ремус. — Что агрессия и жестокость по отношению к ним и обычным людям — норма?       Она слишком долго молчала, а Ремус ничего не мог понять по ее глазам.       — Вряд ли мое мнение может на что-то повлиять…       — Ты не права, — перебил ее Ремус, сам от себя не ожидая такой смелости при ней. — Твое мнение может на многое повлиять.       То, что она уходила от ответа, молчала, давало ему надежду, что они на одной стороне. Что она тоже вынуждена жить с Сивым по его правилам и порядкам. И что ей это совсем не по нраву.       — Послушай, Фенрир тебя уважает. Все в лагере тебя уважают и прислушиваются к тебе.       — Это не так, — перебила она. — Я чужак здесь, — она махнула рукой в сторону лагеря. — И всегда им буду. Фенрир скорее к тебе прислушается, чем ко мне.       Ремусу это показалось полным абсурдом, и он не сдержал улыбку, мелькнувшую на губах.       — Если уж ты чужак им, то я и подавно.       — Рем, ты в курсе, что все оборотни, которые входят в стаю, укушены Фенриром?       — Нет, — честно признался он.       Для него это стало большим, неожиданным открытием.       — Фенрир много лет собирает вокруг себя своих детей, — произнесла она, делая шаг к нему ближе. — Такая связь наиболее сильная. Ни ты, ни кто-либо другой из укушенных им, никогда не сможет его предать. Ты замечал, что как бы ты ни ненавидел ликантропию, к Фенриру ненависти ты не испытываешь?       Ремус уже не задавался вопросом, откуда она знает о его ненависти к ликантропии, но ему действительно было интересно, как она узнала, что он не испытывает ненависти к Сивому. Ведь этого не знал даже он сам. И сейчас, задумавшись, попытавшись понять эти эмоции, он с удивлением и легким страхом осознавал, что она права. Ремус многое испытывал к Сивому, но ненависти там не было.       — Ты можешь ненавидеть себя, ненавидеть луну и ее проклятье. Но он твой отец, и чтобы пойти против него, тебе придется очень постараться.       Она так пристально всматривалась в его глаза, словно загипнотизировать пыталась, но Ремус все равно пересилил себя, с трудом выдавив:       — Я не собираюсь идти против.       Она едва заметно усмехнулась.       — Ты знал, что Фенрир не пускает в стаю тех, кто был укушен Гармом или Ликаоном, или кем-то еще? — спросила она и тут же продолжила: — Самая сильная стая та, где все оборотни породились от альфы.       — А что будет со стаей, если альфы не станет? — вопрос вырвался раньше, чем он подумал. И, хищно прищуренный взгляд Реи, заставил внутри все сжаться в ожидании грозы.       — Ты действительно хочешь знать? — вкрадчиво спросила она.       — Я беспокоюсь. Только и всего.       Рея, конечно, и слову его не поверила.       — Темный Лорд посылает его «запугивать» волшебников. Сильных волшебников. Как думаешь, сколько еще таких «операций» он выдержит? — спросил Ремус. — В последний раз убили двоих наших, одного захватили в плен. А если в следующий раз это будет он сам?       — В твоих же интересах никогда не допустить этого, — сказала она таким ледяным тоном, что ему не по себе стало, и он поспешил уйти от этой темы.       — Хорошо, но ты не ответила на мой вопрос, — напомнил ей Ремус, прямо глядя в глаза. — Что ты думаешь обо всем этом. О волшебниках, о людях.       На ее лице промелькнуло отчетливое негодование. Наверное, ему не стоит обсуждать подобные вопросы с ней, но он чувствовал, что она его не подставит и не предаст, а чутье его практически никогда не обманывало.       — Я считаю, что волшебники, люди не должны лезть в нашу жизнь, — уверенно и с жесткостью произнесла она. — Нам не нужно ни Противоядие, ни какое-либо другое «лекарство». Мы здоровы. Мне абсолютно безразличны волшебники, пока они не вмешиваются в мою жизнь и не решают, как мне жить. Пока не ставят на учет, не ограничивают в свободе. Волшебники сами виноваты во всех своих проблемах. На них нападают, потому что они дают повод.       — Правда? Ты так считаешь? — Ремус с трудом держал себя в руках, не давая эмоциям взять верх, но тема для него была слишком болезненной. — А Кьяра Лобоска? Она тоже дала повод, чтобы ее укусили? Ребенку и десяти лет нет.       — Да, девочке повезло. Пусть судьбу за это благодарит.       — Повезло? — Ремус не мог разобрать, говорит ли она всерьез.       А у нее к недовольству еще и раздражение примешалось. Она практически на голову его ниже, но ее грозный вид явно говорил о том, что ему лучше заткнуться и убраться подальше. И он бы так и сделал, если бы не желание довести тему до конца.       — Тебе пора кое-что понять, Ремус. Ликантропия ничуть не делает тебя хуже. Она делает тебя лучше. Делает тебя сильнее, выносливее. Ты можешь то, что обычным волшебникам не подвластно. Именно поэтому они тебя боятся. Они знают, что ты сильнее, заведомо знают, что проиграют, если ты решишь напасть.       Ремус слушал ее и поверить не мог. Как многие чистокровные презирали маглорожденных, так же и она презирала обычных людей, считая себя лучше.       — Но я не хочу, чтобы меня боялись, — перебил ее Ремус. — Разве не будет лучше, если мы будем мирно жить? Чтобы, как ты и сказала, они не вмешивались в нашу жизнь, а мы — в их.       — Так никогда не было! И так никогда не будет!       — Разве? — снова перебил Ремус, хотя внутренний голос кричал ему этого не делать — он впервые видел, как Рея выходит из себя. — Даже в Ирландии, у тебя дома? Насколько я знаю, вы вполне мирно существуете рядом с волше…       Он договорить не успел, только шумно втянул себя в воздух и зажмурился, когда Рея обернулась волком и бросилась на него. И в следующую секунду он обнаружил себя прижатым к земле. Затылок гудит от удара о корень дерева, большие, когтистые лапы стоят возле его плеч и в опасной близости от лица — морда оборотня с обнаженным клыками. Но ему совершенно не страшно — если бы хотела убить, он бы даже подумать об этом не успел. Напротив, внутри разливается новое чувство: восхищение вперемешку с чем-то обжигающе горячим.       — Нет, мирно там никто никогда не жил.       Он в себя прийти не успел, как она вновь приняла человеческий облик, все также опираясь руками о землю возле его плеч, и сидя на его бедрах, придавливая своим весом.       Не самая выгодная позиция. У него во рту пересохло, мышцы все напряглись, ощущая ее на себе. Он с трудом улавливал нить разговора — видимо, слишком сильно ударился головой.       — А… а что случилось?       — Пришел волшебник, человек, которому совсем не понравилось, что мы занимаем приличную часть ирландских лесов.       Рея, кажется, совершенно не чувствовала того, что переполняло Ремуса. Все также сидя на нем, она не спускала с него злого взгляда, который Ремусу еще не доводилось видеть.       — Ты совершенно верно подметил, когда сказал, что «уважение» не будет длиться вечно. Придет тот, кому это не понравится.       — Я говорил про уважение из страха…       Но она склонила свое лицо чуть ближе, одним взглядом заставляя его замолчать.       — И заметь, мы не нападали на людей, не мешали и не трогали их. И они не пришли договариваться, нет, они пришли убить.       Ремус не мог судить волшебников, не зная всей истории целиком. И нечто внутри ему подсказывало, что Рея очень многое недоговаривает.       — Ты считаешь, что оборотни самые жестокие существа? — усмехнулась она. — Но кто развязывает все войны? Войны с оборотнями, с гоблинами, с другими людьми. И эта война очередное тому подтверждение: нет более жестокого существа, чем человек.       Наверное, им никогда не прийти к одному мнению. У Ремуса на мгновение сожаление промелькнуло — ведь ему казалось, что у них с Реей довольно много общего. С другой стороны, ничто не мешает ему переубедить ее. И даже если у него ничего не выйдет, он совсем не прочь, чтобы каждый их разговор кончался подобным положением. Рея будто сама не замечала, насколько близко она к нему склонилась: кончики ее волос задевают его лицо; вес на его бедрах уже начинает доставлять весьма мучительный дискомфорт; только взгляд опусти — увидишь все, что демонстрирует глубокий вырез ее майки, и Ремус из последних сил заставляет себя смотреть в ее глаза, практически не слыша ее слов.       — Ты меня вообще слушаешь? — спросила она, резко выпрямляясь. — Я тут тебе о важных вещах говорю!       — Я… я слушаю!       Но она окинула его недоверчивым, недовольным взглядом и гневно выдохнула, что-то сказав на незнакомом ему языке. Тут же слетев с него и мгновенно поднявшись на ноги, она сказала:       — Ты мне казался совсем другим, Рем.       Не дожидаясь его, она развернулась и зашагала в сторону лагеря.       — Ты мне тоже, Рея, — неслышно произнес он, все также лежа на земле и пытаясь успокоиться, лишь бы не чувствовать болезненное возбуждение.       И что ее так удивляет? Будто она не знает, как действует на всю мужскую половину лагеря.       И все равно, все это очень плохо. Он только наладил с ней контакт, а сейчас так нелепо испортил все свои труды, которые ему так нелегко давались.       Его размышления прервал легкий треск веток и шум листвы. Резко вскочив на ноги, он задрал голову кверху, пытаясь разглядеть источник шума. Сорвавшись с тонкой ветки, вглубь леса отдалялась маленькое, крылатое черное создание, в котором Ремус без труда узнал летучую мышь. Но что она здесь делает средь бела дня? Тем более, одна. Ведь летучие мыши всегда перемещаются стаями и ночью.       Мысль, что это как-то связано с вампирами, заставила его сильно обеспокоиться. Мало ли, они своих сородичей отправляют на разведку, хотя Ремус о таком и никогда не слышал.       Он уже спешил в сторону лагеря, как в голову пришла еще более невероятная мысль. Что, если это был Цербер? Но Ремус скорее поверит, что вампиры направили к ним разведку в виде летучих мышей, чем в то, что где-то поблизости бродит Кастор.

      ***

      — Рем.       Услышав громкий шепот Ликаона, он сразу распахнул глаза. На улице глубокая ночь, и он едва различает силуэт своего соседа.       — Идем, — позвал он. — Лорд пришел.       — Кто? — Ремус резко сел, сон как рукой сняло. — Кто пришел?       — Темный Лорд, — повторил Ликаон и вышел из палатки.       Торопливо натянув на себя одежду, Ремус засунул палочку за пояс брюк и выскользнул из палатки.              Что-то случилось. Или что-то вот-вот случится. За время пребывания в лагере Ремус уже понял, что Волан-де-Морт появляется здесь только в крайне важных случаях.       И, оказавшись на улице, он убедился в собственной правоте.       Еще несколько дней назад, когда Ликаон рассказал о вампирах, Сивый сам вызвал Ремуса к себе и попросил вместе с Реей укрепить их защиту. По всему периметру лагеря он установил негаснущее пламя. Десятки факелов горели по всей их территории день и ночь, окружая дом Сивого и палатки, в которых жили оборотни. Огонь для вампиров смерти подобен, и потушить самостоятельно они его не могут. А дополнительные ловушки, которые установил Ремус, дадут им значительную фору, если вдруг вампиры вздумают пробраться на их территорию.       Но сейчас на улице стояла кромешная тьма, а от факелов тонкой струйкой поднимался дымок, рассеиваясь в воздухе.       Ремус шел вперед, где слышались голоса и виднелось множество людей, силуэты которых он все отчетливее видел, быстро привыкая к темноте.       По периметру поляны стояли оборотни, несколько Пожирателей в масках, но Ремус легко разглядел в центре поляны Сивого и Гарма, рядом с которыми встал и Ликаон. А напротив них Волан-де-Морт, возвышается высокой фигурой.       Ремус впервые его видел. Никакие красочные описания его друзей не сравнятся с реальностью. В ночи его серо-белое лицо ярко выделяется. Один череп, обтянутый тонкой кожей, и длинная, словно нечеловеческая шея. Ненормальный огонь горит в глубине глаз, придавая им красный оттенок. И изо рта вырываются шипящие нотки, которые, несмотря на теплые летние ночи, вызывают мороз по коже.       — … у меня замечательная новость, Фенрир, — продолжал говорить Волан-де-Морт.       Он говорил очень тихо, но голос резал по ушам. Ремус только сейчас обратил внимание, что обычно шумный и кипящей жизнью лес сейчас словно вымер — ни звука не доносится из чащи, только и слышно нечеловеческий голос.       — У нас появились новые сильные союзники…       — Вампиры, — прорычал Сивый, перебивая его.       — О, ты уже в курсе, — в голосе Волан-де-Морта проскользнули едва уловимые притворные радостные нотки. — Замечательно. Осталось вас познакомить…       — Этому никогда не бывать! — гневно произнес Сивый.       — Фенрир, — Волан-де-Морт говорил спокойно, но угроза в голосе отчетливо слышалась, — это не вопрос и не предложение. Мне нужно, чтобы вы объединились.       Просто удивительно. Ремус поражался его самоуверенности. Неужели Волан-де-Морт действительно думает, что многовековая вражда способна закончиться по его приказу?       — Мы не работаем с этими тварями, — с отвращением выплюнул Сивый. — Если я их увижу — убью.       — Придется… потерпеть, Фенрир, — вкрадчиво произнес Волан-де-Морт. — Нам всем нужна победа. И только объединившись, мы можем ее приблизить. Уверен, маленьким Сколль и Хати уже надоело скрываться и жить в подполье. Я прав, Фенрир?       Горящий злобой взгляд Сивого заволокло пеленой. Не стой перед ним Волан-де-Морт, а кто-то другой, его бы уже на куски разодрали за одно лишь упоминание детей Сивого.       — А после победы у них будет все, — добавил Волан-де-Морт. — Свобода, права. Никаких преследований и угнетений. Что еще вы хотите? Я вам все предоставлю. Английские леса, шотландские горы… что вам больше по душе?       Ремус, стоя позади всех, на самом краю поляны, переводил взгляд с одного на другого, как вдруг неожиданно почуял резкий запах за спиной. Тут же обернувшись, он наткнулся на знакомый, насмешливый взгляд.       Прислонившись к стволу толстого дерева стоял Долохов.       — О, прости, — он растянул губы в усмешке и указал на сигарету, зажатую между пальцев. — Тебе мешает? — он говорил громким шепотом, как бы намекая, что старается не отвлекать своего Повелителя от важного разговора, но тут же давая понять, насколько ему все это скучно.       Ремус мотнул головой и отвернулся, вслушиваясь в каждое движение Долохова, улавливая каждый его вдох и выдох, и без конца ожидая нападения от него.       Долохов нервировал и отвлекал, Ремус уже успел что-то пропустить, заметив, что Волан-де-Морт двинулся навстречу Сивому.       — … хочу, чтобы ты понимал, Фенрир. Если откажешься ты, я найду другого оборотня. Более сговорчивого. Но скажу честно, мне бы этого совсем не хотелось. Не хотелось бы избавляться от вас.       — Как девчонку зовут?       Насмешливый голос Долохова вновь отвлек Ремуса. Он быстро нашел взглядом Рею, которая стояла в противоположном конце лагеря в густой тени дерева.       — Эй, я с тобой разговариваю, — Долохов положил тяжелую ладонь на его плечо.       — Хотите познакомиться? — спросил Ремус, оборачиваясь к нему.       — Я бы не отказался, — Долохов оскалился в жуткой ухмылке. — Оборотней у меня никогда не было. Так, что? Кто она такая?       — Спросите у Фенрира, — после долгой паузы ответил Ремус.       — О, — на его лице тут же непонятный восторг нарисовался, — так она его?       Ремус отвернулся, оставляя его без ответа. В голове пронеслась сумасшедшая мысль, как было бы здорово, если бы Рея обратилась волком и отгрызла Волан-де-Морту голову. У нее на это ушла бы секунда. И все бы закончилось. Конечно, после этого началась бы настоящая бойня, но ей никто не успел бы помешать.       Из раздумий его вырвал грубый голос Сивого.       — И что ты хочешь от нас?       — Я уже сказал, сегодня всего лишь состоится знакомство, — ответил Волан-де-Морт и чуть слышно щелкнул пальцами.       Ремус дернулся, желая выхватить палочку, но вовремя остановил себя. Он стоял, не шелохнувшись и, кажется, не дыша, затылком ощущая движение, что наполнило лесную чащу. Дуновение ветра, чей-то шепот прокатился по всему лесу. Сердце в груди колотилось, словно безумное, ощущая тревогу и опасность, которую он в жизни не испытывал. Первобытный страх, основанный лишь на многовековой вражде, мгновенно заполнял всю душу.       — Жуть, правда? — с картинным испугом усмехнулся Долохов возле него.       Ремус во все глаза смотрел, как из чащи выходят вампиры. Неестественно худые, белокожие и с выступающими, обнаженными клыками, которые явно давали понять их враждебный настрой.       Их десятки. Ремус всматривался в них, считая. Были среди них и совсем молодые, только обращенные и еще неотличимые от людей, но некоторым, судя по виду, насчитывалась не одна сотня лет.       Внутри разливалась неизведанная до этого ненависть и злоба, желание вцепиться в чье-то горло и убить. Глаза застилала мутная пелена, и он до боли, до врезавшихся в кожу ногтей, сжимал кулаки.       Ремус пытался пробиться в собственное сознание, призывая держать себя в руках. Он чувствовал, что теряет контроль, как утекает нить разговора, что ведут Волан-де-Морт и Сивый. И очередной комментарий Долохова наконец-то привел его в чувство. Он вздрогнул, с испугом замечая, что собственные ногти превратились в черные, длинные волчьи когти, оставив глубокие ссадины на его ладонях. Он в ужасе таращился на свои руки, глядя, как они вновь принимают обычный человеческий вид.       — Это Белиал, — с удовольствием произнес Волан-де-Морт.       Ремус, откидывая ненужные сейчас мысли, вновь взглянул в центр поляны, замечая вставшего рядом с Волан-де-Мортом вампира. Значительно выше него, с длинными, острыми клыками и заостренными ушами, прижатыми к голове. На тощую фигуру был накинут плотный черный плащ, из рукавов которого торчали бледные руки с длинными пальцами. От него отчетливо веяло холодом, кровью и смертью. У Ремуса от этого запаха неприятно засвербило в носу.       — Предводитель северного клана вампиров, — пояснил Волан-де-Морт. Он будто с интересом наблюдал за развернувшимся перед ним представлением. — Белиал, это мой друг, Фенрир.       Они не отвечали, не пожали руки, только продолжали с ненавистью смотреть в глаза друг друга.       — Я не заставляю вас жить вместе, — насмешливо произнес Волан-де-Морт. — Не заставляю забыть старые обиды или… что там у вас? Я не имею ни малейшего желания вмешиваться в ваши дела. Но вы должны быть готовы к тому, что вскоре нам предстоит объединиться. Мы единым фронтом выступим против оккупировавших власть грязнокровок и возьмем свое. Одна ночь, Фенрир. Нам нужно будет объединиться лишь на одну ночь. А пока я хочу, чтобы ты созвал в свою стаю как можно больше оборотней.       

      ***

             Дождавшись, когда все разойдутся, Ремус торопливо направился в палатку. Он не мог ждать утра, необходимо было прямо сейчас сообщить обо всем Дамблдору.       Зайдя внутрь и плотно закрыв брезент, он вытащил свой рюкзак. Он перерывал свои немногочисленные вещи, ища дневник и ощущая нехорошее предчувствие. Футболка, брюки, куртка… дневника только нигде нет.       — Да где же…       — Рем?       Он вздрогнул, поворачиваясь на голос Ликаона, который замер на входе.       — Что-то потерял?       Не мог же он его взять. Или мог? Но для чего? Ремус ни одного повода не давал для подозрений.       Но даже если не Ликаон, то кто? Ремус бы поставил на Долохова. Ведь его рюкзак и дневник скрыт чарами, а значит, найти его мог только волшебник.       Но кто-то явно что-то заподозрил. Вряд ли это простое совпадение. Нет, кто-то намеренно пробрался в их палатку и стащил дневник, его единственную связь с Дамблдором.       — Все нормально? — настороженно спросил Ликаон, делая шаг внутрь.       В любом случае, паниковать нельзя. Дамблдор хорошо защитил дневник, никто никогда не узнает его секрет. А с проблемой, как связаться с директором, он разберется. Как понял Ремус, Волан-де-Морт еще нескоро планирует массовое нападение, он дал Сивому шесть месяцев, чтобы увеличить стаю и «привыкнуть к мысли о сотрудничестве с вампирами», а значит, время у него еще есть. Сейчас, главное, не выдавать испуг, который все больше поглощал изнутри.       — Да… да, все нормально. Куртку искал, — Ремус неуверенно улыбнулся, доставая куртку из рюкзака. — Что-то похолодало.       — А, — Ликаон расслабился, усмехнувшись, — это из-за кровососов. Всегда тащат за собой тьму и холод.       — Я так и подумал, — облегченно произнес Ремус — кажется, Ликаон ни о чем не догадался.