Профессиональный риск

— Это ещё не всё. В какой момент желание раскрыться перед ним стало таким всеобъемлющим? Возможно, когда она коснулась его пылающей кожи, а он не отдёрнул руку. Когда позволил стать свидетелем своей слабости, чувств, которые «великий и ужасный каратель Портовой мафии» не показывал никогда и никому. Может, когда плотная ткань пиджака окутала её голые плечи столь желанным теплом чужого тела? Она чувствовала его взгляд, полный неозвученных вопросов, недоверия, сомнений. Но было в этом что-то ещё. Что-то новое, что-то только между ними двумя. Та самая призрачная связь, появление которой она почувствовала в день их внезапной встречи в клубе Арисимы. Хрупкое доверие, смешанное с искренним интересом. Он смотрел прямо на неё. Впервые за эти годы. Смотрел пристально, изучал, замечал, реагировал. Позволял сократить дистанцию до минимума. Даже когда она так беспардонно заявилась на вечер под руку со старым другом-врагом. Даже когда пошла ва-банк с нелепым признанием в любви. Неуставные чувства? Да кого в мире, где правят власть и сила, станут волновать эмоции одной из сотни подчинённых? Ответ знали они оба — того, кому не наплевать. Осознание этой простой истины отрезвило лучше самого холодного душа. Почему она не замечала ничего подобного раньше? Почему не позволяла взглянуть себе немного дальше демонстративной грубости и отчуждённости? Потому что хотела страдать. Хотела наказывать себя и ждать, что когда-нибудь это окупится сполна. Так проще. Так привычнее. Продолжать бежать, падать, снова бежать. Куда? Зачем? Почему бы не остановиться и не попробовать остаться здесь? Остаться рядом с ним вопреки всему? Пусть даже весь мир посчитает это глупым — жаждать любви настолько сильно, чтобы быть готовой наплевать на все внешние обстоятельства. Но почему бы не послать к чёрту чужие ожидания? Так было и раньше — думать, что всему причиной могла быть способность, создающая неудобства семье, проще. Винить себя и принимать всё, как есть. Не иметь возможности ни на что повлиять, ничего изменить. Оставаться ведомой, слабой, несчастной. «- Аяко, ты должна понимать, что для Таро это обучение важно. Но мы не можем отпустить его одного, поэтому твоя мама поедет с ним. Тебе нужно взрослеть и учиться думать не только о себе. — Это из-за меня? Потому что вам тяжело жить со мной? — Ой, да хватит думать, что всё и всегда происходит по твоей вине. Это так по-детски. Тебе давно пора повзрослеть». Только бы не признаваться в том, что её родители могли на поверку оказаться не жертвами обстоятельства, а всего лишь обычными слабыми людьми. Только бы не осознать, что вот так просто исчезла прошлая привычная жизнь. Некогда близкие люди за пару лет стали совершенно чужими друг другу. И не захотели с этим мириться даже ради собственных детей. Одна маленькая ложь потянула за собой другую, одна недосказанность породила сотни предположений, а они взрастили сомнения, страхи, неуверенность. Создали ту Аяко Соно, которая раз за разом продолжала попадать в неприятности по чужой воле. Принимать удары, вестись на шантаж, молчать, слепо и глупо верить, что ничего нельзя изменить. — Что ещё? Только не говори мне, что у тебя припасено ещё несколько таких же радостных новостей, — Накахара криво усмехнулся, расслабляя узел галстука и расстёгивая несколько верхних пуговиц. Вновь холоден и самоуверен, будто ещё мгновение назад не он готов был превратиться в мстительное божество, уничтожающее всё живое в радиусе сотен километров. — Эта новость покажется Вам куда более весёлой, уж поверьте мне. «Никому не доверяй. И держись подальше от Накахары. Он действительно опасен». Мичизу, как всегда, оказался прав — Накахара был опасен. Опаснее всех, кто сейчас собирался сломать ей жизнь. Так почему ей не сделать ставку на сильнейшего из всех? На того, кто точно не выйдет из игры проигравшим. Примкнуть к команде победителя — разве не этим сейчас занимались они все? Камакура, полицейский Химуро, Тачихара, Арисима? Сбивались в стаи и нападали на самого слабого. На того, кто до последнего старался держаться в стороне и наивно верил, что может своей отстранённостью избежать проблем. Пока не погряз в них по самую глотку. — Прекрати скалиться, как умалишённая. Что с тобой вообще происходит? Нервишки шалят? От его прикосновения запертая снаружи металлическая дверь сада со скрипом распахнулась, изогнувшись по кривой линии. Прохладный воздух затрепетал волосы и полы пиджака, когда Аяко ступила следом на неосвещённую улицу. Похоже, они вышли с обратной стороны от входа в отель и теперь могли избежать лишних глаз и ушей. — Знаете, вот я тогда вломилась к Вам в кабинет с этими всеми заявлениями. В тот момент мне было страшно даже глаза поднять, — она заворожённо наблюдала за ловкими движениями его пальцев, когда он достал из кармана брюк маленькую коробочку и ловко вынул из неё ослепительно белую сигарету. Короткий щелчок колёсика зажигалки, вспыхнувший на долю секунды красный язычок пламени, и его раскрывшиеся губы, выпускающие тонкое облачко дыма. — И что сейчас? Я больше не кажусь тебе таким уж страшным? — и снова ухмылка. Нет, неверно. Извечно скупой на положительные эмоции Чуя Накахара улыбался кончиками своего умопомрачительного рта и, кажется, сам плохо представлял, что этим самым фактом ломал в ней последние оплоты самообладания. — Сейчас я вижу, что Вы просто пытаетесь защитить то, что Вам дорого. Любым способом. Я тоже этого хочу. Откуда взялась вся эта смелость Аяко понятия не имела. Но продолжала говорить, пока выдался шанс. Пока он молча слушал её, не перебивая, не стремясь избавиться, не высмеивая каждое слово. Она рассказала о Сетсуко Химуро, о том, как помощь Чуи в тот день спасла её от тюрьмы, как брат соседки оказался полицейским, и она была вынуждена скрываться от него на служебной квартире, как её выследили и подставили, как вскрылась правда о внедрении в мафию и почему спецотдел в один момент так успешно предугадывал все их шаги. — Я уверена, что в этом всём как-то замешаны наркоторговцы. Полицейский знал, что Рю влип в долги к «Горящим головам». Я предположила, что он следил за нами. Но что, если это часть сговора? Что если наркобароны давно в тайне ведут дела с полицией, чтобы устраивать налёты на наши базы и перехватывать колонны с товаром? Что, если они все заключили союз, чтобы разорвать мафию на куски? Колени подкашивались, а горло сковало ледяной проволокой. А вдруг она ошиблась? Как быть, если он не поверит в её искреннее желание быть полезной организации и ему? Что ей останется делать тогда? Бежать некуда. В отеле её ждёт вооружённая до зубов охрана Арисимы и психопат Такэо, а вне его Накахара в мгновение ока настигнет любого, кто попытается скрыться от его возмездия. Но Чуя молчал, сжимая в пальцах тлеющую сигарету. Столбик пепла накренился и осыпался вниз, когда Аяко наконец рискнула взглянуть на него прямо и столкнулась с испепеляющим взглядом у самого своего лица. Он опёрся руками в металлическую дверь по обе стороны от её плеч, отрезая все пути к отступлению. Она чувствовала, как от его горячего дыхания шевелятся тонкие волоски на взмокшей шее. Сила гравитации раскатывалась волнами по телу, заставляя плотнее вжиматься в холодную поверхность спиной, чтобы только удержаться на ногах и подбитой птицей не рухнуть вниз. — И почему я должен тебе поверить, а? Назови хоть одну причину, почему я сейчас не должен оторвать тебе голову за предательство, чтобы продемонстрировать её боссу? Рука в кожаной перчатке сомкнулась на её шее — и Аяко ощутила какое-то жуткое дежавю. Второй раз за вечер мужчина, к которому она безответно испытывала чувства, жаждал задушить свою нерадивую поклонницу. Отличие лишь в том, что в этот раз горло не сдавливали удавкой, а прошлись большим пальцем по бьющейся в бешеном ритме жилке. От столь интимного, еле ощутимого прикосновения дыхание перехватило почти так же, как если бы поперёк горла затянули верёвку. — Потому что Вы знаете, что я не лгу. Вы это чувствуете, — хрипло прошептала она, совершенно сбитая с толку их внезапной близостью. Разрушенный дом, обезумевшие глаза напротив её лица, выжигающий всё внутри жар, запах гари и стирального порошка. Он. Она. На грани жизни и смерти. Как и сейчас. Что-то в его взгляде вновь напомнило Аяко о днях наедине с Арахабаки, смазанные обрывки которых сознание упорно пыталось уничтожить. Связь, образовавшаяся тогда между ними, вновь стала почти осязаемой. Бесконечная жажда крови, смешанная с непреодолимым, почти животным желанием. Один шаг — и все условности покатятся к чёрту. — Ты уверена? Вопрос, сбивший с толку. Его дыхание на губах. Жар, притяжение, страх. Короткие ногти впились в ладони, во рту было так сухо, что ещё немного — и она умрёт от обезвоживания. — Да. Он промолчал в ответ, всматриваясь в её лицо. Замерший всего в паре сантиметров. Узнать привычного Накахару сейчас было не то, что сложно, а практически нереально. Словно чужак, облачённый в его образ. Но это был он. Старательно сдерживаемый внутри. Сильный, подавляющий, главенствующий. — Лично я уверен лишь в том, что чувствую ненависть. И еле сдерживаюсь, чтобы не разорвать тебя на части. Звенящие нотки в рычащем голосе. Оглушительные до белых пятен перед глазами. Кристально чистые в своей откровенности. Впивающиеся в кожу миллионами острых лезвий, остающихся в ней навеки. Глаза в глаза. Мозг лихорадочно собирал рассыпавшиеся по черепной коробке мысли. Зубы впились в щёку с внутренней стороны, прокусывая до крови, приводя в чувство. Попытка побега — и она застыла на месте, вжатая в проём чужой ладонью так сильно, что металл смялся и пошёл складками. Будто какой-то клочок бумаги. Резкий разворот и болезненный удар затылком о твёрдую поверхность. Напротив её лица вновь пылающие от ярости глаза и сжатые губы. Желваки гуляют, челюсть стиснута, брови сведены. Он в бешенстве. Горло сдавливало в удушающей истерике, горячие слёзы бежали по щекам, оставляя на губах солоноватый привкус. Аяко трясло. Она чувствовала, как её прижатые к двери ладони подрагивали в такт заходящемуся сердцу. Как же она ненавидела его в этот момент. Ненавидела его дурманящий запах. Широкие плечи, обтянутые рубашкой, причудливый узор вен на руках, длинную шею. Его голос, его взгляд, его дыхание. Ненавидела целиком и полностью. Потому что поверила. Потому что решила, что сейчас всё может сложиться иначе. — Значит… я ошиблась. Он по-прежнему безмолвно наблюдал за ней. Его лицо выражало недовольство, теперь смешавшееся с раздражением. Не убирал рук, не отходил, продолжал быть на расстоянии полувздоха. Аяко упёрлась рукой в его грудь, силясь отодвинуться, убрать от себя очаг уничтожающего адского пламени. Его рука обхватила запястье, прижимая к себе крепче, сдавливая до онемения. В раскрытую ладонь толкнулось горячее, живое, бьющееся. Его сердце. Сердце человека, лишь мысль о близости с которым была похожа на бред сумасшедшего. Кошмар каждой организации в Японии, Арахабаки, следующий глава Портовой мафии. Стоит совсем рядом, позволяет быть так близко, прикасаться к себе. Какой-то абсурдный долгий сон. — Тогда забери это. Немедленно. Так же, как и оставила там. Она смотрела на свою распахнутую ладонь, наполовину скрытую за длинными пальцами. Чувствовала его сердце, колотящееся в груди с такой силой, что погрузись немного глубже — и можно нащупать его очертания. Бьющая крыльями птица, рвущаяся наружу. — Я… я не понимаю… Накахара склонил голову, и их лбы соприкоснулись. Его кожа была безумно горячей. Нет, не так. Он весь пылал. От такой близости к пламени точно останутся ожоги. Даже холодная поверхность двери за спиной стала тёплой, продолжая понемногу сминаться под рукой в кожаной перчатке. Гравитация вокруг его тела менялась, стеклянный купол оранжереи жалобно скрипел от раскатывающейся силы. — Твой пульс. Такой же быстрый. Аяко не слышала его, совершенно обезоруженная тёплым дыханием на губах. Это безумие. Нельзя, твою ж мать. Держись. Не трясись так сильно, возьми себя в руки. Сделай хоть что-то, чтобы спастись. Чёрт бы тебя побрал, Аяко. Ты призналась ему в том, за что убивают без промедления. Это проверка. Тебя испытывают. До ломоты в костях хотелось раствориться, замереть в этом моменте навсегда. Проникнуть под пылающую кожу, слиться, остаться внутри. Жажда на грани безумия. Лицо, грудь, низ живота — жар разливался по всему телу. Рискнуть и умереть. Осыпаться пеплом к его ногам. Разлиться кровью по венам. — Это ничего не значит, Соно. Ничего не меняет. Она вжалась затылком в металл, когда его губы коснулись её. Медленно, мучительно, жарко. Ноги подкашивались, и, в попытке не рухнуть вниз, свободной рукой она схватила его плечо, скользнула к шее, осторожно прошлась пальцами по длинным волосам на затылке. От этого прикосновения он замер, как вкопанный. Немного отпрянул и посмотрел на неё. Янтарная радужка окольцовывала расширенные зрачки, ноздри расширились и с шумом потянули носом воздух. Взгляд скользнул по лицу, пытаясь что-то найти, что-то понять. В этот раз вперёд подалась она. Приблизилась, вновь прижимаясь своими губами к его. Настойчиво, горячо, самоубийственно. Впитывая его вкус. Он перенял инициативу с рьяным нетерпением. Скользнул языком в приоткрытые губы, прошёлся по зубам. Их языки сплелись, она проникла глубже, он с нажимом прикусил её нижнюю губу, заставляя подчиниться. Её ладонь сжала тёмную ткань рубашки, продолжая прижиматься к вздымающейся от тяжёлого дыхания груди. Накрытая его горячей ладонью. Ближе. Ещё. Ещё. Он вжал её в дверь, нависая сверху, обладая, властвуя. Рука, чуть не оставившая в двери дыру, опустилась к её лицу. Коснулась скулы, опустилась к подбородку, с нажимом заставив поднять лицо выше. Пальцы вновь скользнули к бьющейся жилке на шее, нащупывая пульс, спускаясь к ключицам. Она разорвала поцелуй, судорожно вдыхая воздух, стараясь дать кислороду хоть немного попасть в истерзанные лёгкие. Но он потянул её волосы, врезаясь в рот с такой силой, что их зубы столкнулись. Облизывает, прикусывает, тянет, выпивает до самого дна. Прижимая к себе, удерживая её пальцы в своей ладони, не позволяя сдвинуться ни на милиметр. Он целовал так жарко, так яростно, так уверенно, что хотелось лишь одного — молиться, чтобы это никогда не заканчивалось. Его волосы, струящиеся между пальцев, его грудь, вжатая в ладонь, его руки на шее, лице, теле. Боже, дай сил не сойти с ума. — Чуя… — почти со стоном выдохнула она, когда их губы с влажным звуком разомкнулись. Он втянул воздух через сжатые зубы, глядя куда-то сквозь неё рассеянным взглядом. Рука соскользнула со спутанных волос, возвращаясь к её лицу, большим пальцем проходясь по нижней губе, сминая и оглаживая. Они простояли так ещё несколько минут, восстанавливая дыхание и приходя в себя. Аяко опустила руки, задумчиво растирая ладони между собой и возвращая чувствительность коже. Кончики пальцев покалывало. Он отстранился слишком быстро, оставляя опешившую Аяко без тепла своего тела. По пылающей коже прошлась волна мурашек. Как же быстро его присутствие стало физической необходимостью. — Если ты предашь меня — я убью тебя. В ту же самую секунду, как почувствую, что ты лжёшь, — слова из его уст прозвучали почти мягко. Игнорируя смысл сказанного, его тон можно было принять за трепетное признание в чувствах. — Я никогда этого не сделаю. Можешь мне верить. Он легко улыбнулся в ответ на её смелое заявление. Но промолчал. И Аяко не могла поверить, что такие резкие изменения могли произойти всего за один вечер. Почему то, в чем она боялась признаться больше всего, возымело настолько неожиданный эффект? И как быть с тем, что произошло между ними только что? Она отпрянула от двери, стараясь восстановить дыхание и вернуть себе ощущение реальности. — Но я не понимаю одного… Если не спрошу, то это взорвет мне голову, — она прикусила язык за слишком вольные формулировки. — Почему Вы приняли новость о вмешательстве спецотдела так спокойно? — не задай она этот вопрос сейчас, то точно бы не смогла больше никогда спать спокойно. Что-то в этом его странном поведении настораживало. Он отвлёкся от задумчивого созерцания ночного неба и повернулся к ней. И, ох, как она жалела, что высшие силы не наделили её способностью читать мысли! Такое умение могло значительно облегчить ей жизнь. — Сама ещё не догадалась? Догадка, возникшая в момент, когда их глаза вновь столкнулись в поединке разумов. Оба жаждали прочесть другого, вытащить из него всё нутро, изучить, понять. Оба понимали, чувствовали, что перешли на новую ступень, признавали её. И добровольно раскрывали свои карты. — Вы знали. Знали уже давно. Но как? Откуда? Чуя приблизился, опуская руки на её плечи и притягивая ближе к себе. Аяко могла поклясться, что чувствовала, как её сердце с оглушительным хрустом толкнулось в рёбра и пробило их насквозь. Слишком много стресса за такой небольшой промежуток времени. — Ты думаешь, что я стал правой рукой босса только из-за своей способности? Или что я не знаю ничего, что делают мои подчиненные, о чём они говорят и кому? Она ахнула, когда пазл в голове сложился. Так вот, что всё это значило. — Тачихара. Игра, в которую они с ней играли. Каждый шаг, каждое действие было чётко спланировано и просчитано. Даже её появление здесь — он предусмотрел каждый шаг. Расставлял фигуры на шахматной доске и ждал, какой же ход они сделают, чтобы предугадать следующий. Тачихара нашёл её посреди города сразу после встречи с Химуро, намекнул ей, что стоит обратиться за помощью к Арисиме, предостерег держаться от Накахары подальше. — То есть, Вы знали, что Такэо воспользуется мной? Что полицейский Химуро начнёт меня шантажировать? Знали обо всём и просто ждали удачного момента? — она попыталась отстраниться, но хватка чужих рук оказалась куда крепче, чем казалось. Так вот зачем он стоял так близко — чтобы убедиться, что она не пропустит ни одного слова, услышит всё то, чего знать совершенно не хотелось. — Нет, не знал. Предполагал — да. Но не знал наверняка. Этот идиот Арисима должен был заглотнуть наживку. И он это сделал. Ты попала внутрь, в его дом, в его личное пространство. Ты узнала об их планах. Насчёт полицейского — меня предупредили. Думаешь, я бы позволил тебе заниматься делом мальчишки Катаямы без присмотра? — Ах, вот оно что. Значит ей не померещилось. Шекспир. Всегда рядом, всегда знает больше, чем кажется. Умный, жесткий, слишком подготовленный для мелкой уличной шпаны. Он был его глазами и ушами в их маленьком нелепом клубе мстителей. — То есть… — Да. Я знаю, что выродки из спецотдела благодаря слежке за тобой подчищали наших ребят. Благодаря нашему аккуратному вмешательству это закончилось достаточно быстро. Так что ни ты, ни они не поняли, почему всё внезапно изменилось. Предполагаю, они спустили всё на тормозах из-за риска быть раскрытыми. Он провёл кончиками пальцев в перчатке по её щеке. Губы Аяко задрожали, а вдох застрял поперек горла. — Но… Тогда почему Вы ничего мне не сказали? Я готова была… — она вспомнила холод пистолета у своего виска и поморщилась от вновь возникшего ощущения того бескрайнего ужаса, обвившего тело своими липкими щупальцами. Если бы только Тачихара не успел тогда. Если бы она была чуточку смелее. Всё могло закончиться в одно мгновение. По всей видимости, он заметил замешательство, отразившееся на её лице. Чёрт побери эту неспособность контролировать себя рядом с ним. Накахара будто бы смягчился и ответил на её вопрос прямолинейно: — Всё дело в выборе. Промолчи ты или попытайся сдаться властям в поисках защиты — я бы расценил это как угрозу. Но ты поступила именно так, как я и рассчитывал. Не заколебалась ни на мгновение. Даже не допустила мысли, чтобы предать нас, предать меня. Даже когда у тебя появилась возможность сбежать — ты не увидела её, а значит, я смею предположить, больше не считаешь мафию чем-то враждебным. Аяко опустила продрогшие руки в карман его пиджака и наткнулась пальцами на гладкую поверхность фигурного ключа от автомобиля. — Машина стоит у парковки. Арата будет ждать тебя там. Он уже подготовил вещи и оружие. Можешь ехать напрямую в казино «Горящих голов». Мне не нужны деньги от этого сопляка Катаямы. Мне нужны доказательства связи этих ублюдков с Арисимой и правительственными шавками. Я могу рассчитывать на тебя? Как же сладко чувствовать это доверие. И как же страшно допустить возможность его лишиться. Аяко, ты поддалась бесконтрольному влечению и сама того не ведая передала свою жизнь в его руки лишь ради призрачной возможности остаться рядом. Стать ближе, чем все остальные. Стать той, кому он может верить. «Синева небес» откликнулась на эмоции хозяйки обжигающим всплеском силы. Кончики пальцев потемнели от смертоносного яда, готового в любой момент уничтожить любого, кто посмеет угрожать им. — Конечно, босс. Положитесь на меня.