Белая яблонька

Сперва Клахадор был совершенно сбит с толку. Нет, разумеется, он сразу догадался, чьей рукой написано это маленькое послание... Но как оно попало к нему в пиджак - то было загадкой. Он начал лихорадочно вспоминать все те моменты, когда сталкивался с этой глупышкой, когда же она успела... Ах, чёрт, точно, он ведь собственноручно укрыл её своим пиджаком после её неудачной попытки сделаться утопленницей, а забрал предмет своего гардероба только ранним утром, пока Мышка ещё сладко спала. Куро всеми силами старался даже мимоходом не думать о том случае, пока мисс Марта ещё маячила в доме перед глазами. А теперь, когда он по-настоящему забыл об этом, его накрыло очень странное чувство, будто морской волной. Рука сжала записку, будто он хотел обратить её в прах, в ничто. Но искренние, бесхитростные слова Марты уже возымели над ним действие. В подлинности её благодарности и желании навести мосты Клахадор почему-то не сомневался, читая эти строки, он буквально воочию представлял, как она говорит это всё, краснея и запинаясь, касаясь своего белого воротничка и непрестанно делая книксен... Но писала Марта это трогательное послание до того, как ей было отказано в месте. Интересно, а что теперь она думает о верном дворецком мисс Каи? где сейчас её хвалёная дипломатия? Клахадор усмехнулся про себя. Наверняка Мышка сейчас его проклинает, называя самыми последними словами, какими барышне не пристало выражаться. При этой мысли он вдруг почувствовал вновь ясность ума и приятный холодок расчетливости. Наверняка Мышка предприняла эту жалкую попытку его "умаслить", чтоб ей было позволено остаться учительницей в богатом доме и с хорошим жалованием. А теперь у неё нет ни малейшей причины с ним любезничать. Капитан Куро уже достаточно пожил на свете, чтоб понять простую вещь: люди добры к тебе, пока им это выгодно. А чуть что не так - сразу показывают свою истинную сущность. Взять того же папашу Каи, сыгравшего ящик. Кабы он знал, что Клахадор на самом деле пират, то наверняка бы даже на порог не пустил, бросив умирать под забором. И таковы абсолютно все. Мнимое благочестие всего лишь ширма, ниспадающая при порыве ветра. Подлинная натура людишек всегда проявляется в бурю, в минуты опасности и полного краха. Все потаенные страхи, все желания, все грешки сразу видны как на ладони. Куро это точно знал, ведь истинное лицо любого, кто вставал у него на пути, вмиг отражалось в смертоносных когтях-лезвиях. Интересно, как бы повела себя "добренькая" Мышка, если б узнала, кто он... Дворецкий мотнул головой и поправил очки. Что-то слишком он увлекся размышлениями об этом жалком существе. Много чести! Он испытывает к ней презрение, она его теперь ненавидит - они оба квиты. И всё, довольно о ней. Больше эта серая учительница докучать ему не будет, раздражать своей приторно-противной мягкосердечностью. Капитан Куро не испытывал ни малейшего угрызения совести за то, что водит за нос всю деревню, включая несчастную сиротку. И он уж точно не станет переживать, что по его прихоти мисс Марта осталась без работы и без денег. Плевать! Клахадор спустился в гостиную и подошел к остывающему камину, в чьем жерле тлели угольки. Не глядя он бросил слезливую записочку в очаг и направился к выходу. Пора было совершить свой вечерний моцион для успокоения нервов и обдумывания своих планов.

***

Прокричав грубым голосом грубое напутствие, Эстебан всхрапнул и повалился на кровать, распластавшись поперёк смятой постели. На свою невесту, испуганно жавшуюся к стене, он больше не обращал никакого внимания, почти сразу забывшись пьяным сном. Марте не оставалось ничего другого кроме как покинуть номер. Она спустилась по старой скрипучей лестнице вниз, где девушка в чепчике протирала уже опустевшие столы. В таверне никого не было, все постояльцы разошлись по комнатам. - Мисс Марта? - круглолицая хозяюшка удивленно подняла голову, оставив полотенце, - что-то случилось? На вас просто лица нет... - Всё в порядке, не тревожьтесь, - Марта никогда не отличалась умением врать, ног приложила все усилия, чтоб её дрожащий голос звучал убедительно, - скажите, Мюриэль, а у вас не найдется свободной комнаты? - Увы, мисс, боюсь, что все номера забиты под завязку, - покачала головой Мюриэль, сочувственно вздохнув. - Но... быть может, у вас есть крохотная комнатка, угол, хоть что-то, - бедная во всех смыслах учительница едва сдерживала слёзы, -пожалуйста, я согласна даже на лавку, лишь бы было, где переночевать. Утром я сразу уйду. Мюриэль умолкла на мгновение, очевидно перебирая в голове варианты возможно ночлега, и уже было вознамерилась что-то сказать, как вдруг из кухни вышла сама хозяйка таверны. - А расплачиваться вы чем собираетесь, милочка? - поинтересовалась она, деловито подперев округлые бока, - у меня тут не богадельня. - Быть может, мы сделаем исключение, всего одна ночь... - неуверенно начала Мюриэль, но дородная трактирщица быстро её оборвала. - Коли будем каждого сирого и убогого пускать задаром, то вылетим в трубу! - она снова повернулась к стыдливо потупившейся Марте, - ну так что, платить будем? - У меня нет денег, мадам, простите. - Оно и видно, - хозяйка хмыкнула, скользнув по её бледному лицу и темному платью, - ладно, так и быть, пойдет и брошь. Может, потянет на несколько звонких монет, если потом продать. - Брошь? - рука Марты машинально легла под воротничок, нащупав холод "кошачьего глаза", она и забыла, что всё это время брошь была приколота здесь, - я... не могу. Простите, но это подарок. Это память. - Ну, вот и спи со своей памятью, - рассмеялась хозяйка, - ищи себе ночлежку в другом месте, раз над своей побрякушкой трясешься! Марта вздрогнула как от удара и выпрямилась натянутой струной, заслоняя брошку, будто защищая как зеницу ока. - Это не побрякушка! - звонко воскликнула она, - это... это... Но жгучие слёзы брызнули из глаз раньше, чем Марта смогла закончить. Чувствуя себя оплеванной и растоптанной, барышня выбежала из трактира. Она брела по ночным улочкам, наблюдая, как в гаснет свет в окнах. Она воображала, какая жизнь за ними течёт. От иных жилищ веяло таким тихим уютом, что ей верилось, что там живут хорошие, отзывчивые люди... Может, там дети маленькие есть, и кто-то юный и влюбленный, и только всегда радостные вести туда приносят чайки-почтальоны. Ей так хотелось верить, что хоть кто-то счастлив в минуты её горя. Марта сама не заметила, как вышла к берегу моря, оказавшись на краю склона, куда Усопп привел их для пикника. Море было похоже на огромное черное зеркало или гигантский кусок слюды. Растущая луна уже стояла высоко, а вокруг неё были разбросаны жемчужины звёзд. Марта спустилась к самой кромке воды, наблюдая, как набегают один за другим ряды белой пены. Ночь стояла теплая и почти безветренная, море дремало, издавая приглушенный рокот, похожий на мурлыканье кота, лениво перебирая волнами. На морской глади до самого горизонта серебрилась лунная дорожка. Такой контраст с темной синевой неба, такая хрупкость и нежность... Марта запрокинула голову, сняв запотевшие очки и утирая остатки слёз. Над её головой простиралась мерцающая бездна неба, такого же вечного и бесконечного, как море под ногами. Чего только эти звёзды не повидали на своем веку... Все её печали по сравнению с вехами истории просто пыль, да и она сама маленькая былинка, затерянная в Великом Океане. Учительница сняла обувь, под босыми стопами щекотливо зашуршал песок, нагретый дневным солнцем. В детстве она просто обожала бегать босиком по траве в саду и по пляжу, сбрасывая шелковые туфельки прямо на ходу. А когда погода была теплая, как нынче, то вечера они с отцом проводили на побережье. Перед утренним рейдом капитан Келлер всегда проводил время со своей маленькой девочкой, рассказывая Марте старые моряцкие легенды. Отец любил море и относился к нему как к живому существу, с уважением и трепетом, как к чему-то могучему и непостижимому. Он говорил, что нельзя понапрасну осквернять его воды кровью и намеренно подвергать матросов опасности. Он любил свою бригантину, бегущую по волнам на поднятых алых парусах, другой такой было не сыскать во всем Ист-Блю. Но больше всего капитан Келлер любил жену, свою Надину. Только со временем, уже после страшной гибели отца, Марта поняла, насколько трепетно он относился к маме, отдав без остатка свое суровое сердце моряка. Капитан был немногословен, не рассыпался в комплиментах и не сулил пустых обещаний, но рядом с ним Надина чувствовала себя в большей безопасности, чем если бы была под охраной целого полка Дозорных. Никогда больше Марта не видела такой искренней, преданной и горячей любви. Для отца будто не существовало других женщин. А для мамы, красавицы и некогда завидной невесты, не существовало других мужчин. Эта любовь была дольше жизни и сильнее смерти, ибо даже став вдовой, Надина оставалась верной своему капитану. Марта шла вдоль берега, глядя на кипучую пену, обволакивающую её босые ноги, будто желающую снять с них усталость. Она прикрыла глаза на мгновение. В её памяти так и ожило одно из детских воспоминаний, тех самых, что спустя много лет кажутся не то сном, не то придуманной сказкой... Она вспомнила раскидистую яблоню в их саду, пышную крону с белыми цветами, чьи лепестки уносил к морю ветер. Под волшебным деревом танцевали её родители - папенька в своем накрахмаленном кителе, безукоризненно на нем сидящем, и мама в летнем летящем платье. Капитан Келлер смотрел на свою супругу глазами, полными обожания и нежности. Марта знала историю этой яблоньки наизусть, но её она не увлекала, в детстве многое кажется нудным и обыденным. А после она просила маму, бедную, изможденную работой маму рассказать повесть про белую яблоньку. Повесть о любви.

***

Надина знала, что хороша собой, но не спешила извлекать выгоду из своего положения первой красавицы в городе. Она уже дала многим страстным воздыхателям от ворот поворот, чем разбила множество сердец. Девушка твердо решила отдать свою руку только самому достойному. Молодой морской офицер сразу привлёк её внимание на балу. Он держался в стороне, полный молчаливого достоинства, граничащего с надменностью, как ей тогда показалось. Ухажеры, стремящиеся завладеть её вниманием и кое-чем иным, уже успели порядком надоесть, её карточка уже была переполнена от количества желающих потанцевать с ней. Один лишь Келлер не предпринимал ни одной попытки пригласить её на вальс, однако весь вечер не сводил глаз с прекрасной аристократки. Утром, во время прогулки верхом, Надина вновь встретила скромного офицера. Келлер прекрасно держался в седле, как и всякий моряк, и уверенно натягивал поводья сильной рукой. Коварная красавица решила немного подразнить серьезного дозорного. - А правда, что вы лихо рубите пиратов своей шпагой, сэр? - поинтересовалась она. - Не больше, чем того требует закон и обстоятельства, моя леди, - отозвался Келлер, - истинный офицер всегда должен соблюдать грань между возмездием и жестокостью. Так велит честь. - А вы, стало быть, только своей чести и внимаете? А если к вам обратиться очаровательная молодая особа, вы выполните её просьбу? Молодой офицер немного смутился, пожимая плечами с эполетами. - А если я велю вам? - игриво вскинула брови Надина, - вы меня послушаете? Она изящно указала рукой, обтянутой кружевной перчаткой, на яблоню, мимо которой они проезжали. - А можете взобраться на самый верх и срубить своей шпагой для меня яблоневую веточку? Или что, вы отважны только на словах? Келлер ничего не ответил, остановив коня и спрыгнув на землю. А затем, на глазах у удивленной девушки, он снял офицерский мундир, чтоб не испачкать, ловко залез на яблоню и махнул саблей, сверкнувшей на солнце. Спустившись с дерева, он преподнёс опешившей Надине цветущую ветвь, источающую тонкий аромат. - Мисс Надина, - ласково произнес Келлер и опустился перед ней на одно колено, - прошу вас оказать мне честь и стать моей женой. Я люблю вас с того момента, как впервые увидел, и не представляю без вас своей жизни. Девушка была настолько поражена, что не сразу нашлась, что ответить. Он говорил прямо и просто, без прикрас и витиеватых комплиментов. И эта простата лишала дара речи. Ей даже вначале грешным дело подумалось, что он шутит. Но молодой офицер с хладнокровным спокойствием и железной уверенностью терпеливо ждал ответа. - Экий вы шустрый, сэр, - наконец произнесла она, напустив на себя прежний скептический вид, - полагаете, для того, чтоб завоевать меня, ваших акробатических трюков будет достаточно? Она хмыкнула и взяла в руки веточку, придирчиво её осмотрев и коснувшись цветков. - Если вы меня так любите, как изволили выразиться, так докажите мне свою любовь и серьезность ваших намерений! Откуда мне знать, что вы не играетесь с моим сердцем? С этими словами Надина вернула ему ветку и пришпорила свою кобылу, уехав прочь и оставив Келлера в гордом одиночестве. С тех пор он долго не появлялся у них. Не присылал букеты и душещипательные письма, не караулил у беседки или экипажа, как другие. И Надина вдруг ощутила укол совести,, ей стало стыдно, что она так обошлась с Келлером. Отчего-то после того разговора у яблони все остальные джентльмены казались ей нелепыми надутыми пижонами ещё больше. Потом она была даже слегка обижена на офицера - признаться, Надина ожидала, что тот с жаром начнет доказывать свои чувства ратными подвигами. Но он будто испарился... И только спустя год Надина получила от него краткое письмо со скромной просьбой встретиться на высоком холме вечером. Девушка явилась минуту в минуту. Она хотела высказать гордецу в лицо всё, что о нем думает. Как он посмел признаться в любви, а потом мучить её целый год своим холодным молчанием, как он мог с ней так обойтись?! Ведь он, к её внезапному удивлению, тоже был ей небезразличен. Шляпка сбилась на бок, пока Надина поднималась в горку, придумывая обличительные и гневные фразы, одну хлестче другой. Наконец, она достигла вершины. Закатное солнце купалось в розово-синем море, пронзая лучами тяжелые тучи. На фоне холста неба виднелась высокая фигура Келлера, будто нарисованная углём. Он стоял у какого-то деревца и глядел на море, выпрямив спину в своей безупречной выправке. Надина уже не шла, а бежала к нему, готовясь выплеснуть все свое возмущение... - Я ждал вас, мисс Надина, - Келлер заговорил первым, повернувшись к ней, лишь сейчас она заметила белый капитанский китель с новыми эполетами и треуголку, которую он сминал в руках, - сегодня меня произвели в звание, а завтра я уже ухожу в плавание. - Вы.... теперь капитан? - все колкие слова, готовящиеся сорваться с уст, вмиг позабылись, - вас отправляют на охоту за пиратами?! - Да, и быть может, это наша последняя встреча... Иначе бы я никогда не посмел потревожить вас. Надина умолкла, судорожно дыша. Ленты на шляпе вконец развязались, и она спикировала на землю. Молодой капитан нагнулся и бережно поднял дамский головной убор. - Я долго думал над вашими словами, - начал он, разглаживая поля шляпки, - и пришел к выводу, что может, оно и к лучшему, что вы не приняли тогда мое предложение. Меня не сегодня-завтра убьют, и меньше всего мне хочется оставлять женщину, которую я люблю, вдовой. Я не хочу взваливать это бремя на ваши хрупкие плечи, Надина. Быть капитанской женой это значит всё время ждать неизбежного... Такая наша морская доля. Келлер аккуратно возложил на её голову шляпу, на миг коснувшись пальцами золотистых локонов и юной кожи. Его голос звучал спокойно, даже буднично, будто он говорил о чем-то само собой разумеющемся. - Я люблю вас больше жизни, - проговорил он, глядя ей прямо в глаза, - прикажите мне спрыгнуть со скалы в море, и я тотчас исполню вашу просьбу. Нет ничего в мире под луной, чего бы я для вас не сделал. И умирать я буду с вашим именем на устах. Но я не имею права сделать вас несчастной. Я хочу, чтоб вы прожили долгую и счастливую жизнь, в мире и покое... Келлер подошел к невысокому деревцу, положив руку на тоненький его стан. - Ту ветку, что вы просили сорвать, я высадил сюда, - он любовно погладил свежие зелёные листочки, - я понимаю, что это немного, но всё же... Этот саженец когда-то превратится в огромную яблоню. Меня уже не будет на этом свете, а яблоня будет всё расти. Она будет радовать вас по весне своим цветом, летом вы сможете укрыться под нею от ливня, а ваши дети смогут найти в её кроне убежище и место для игр. А осенью вы соберёте щедрый урожай. И даже если вы решите срубить её - она все равно будет согревать ваши ноги, сгорая в камине до углей. Эта яблоня будет служить вам верой и правдой, что бы ни случилось. Она цветёт для вас... Как и моё сердце. Капитан приблизился к своей возлюбленной вновь и взял ее ладонь в свою, а затем поднёс к губам, запечатлев поцелуй. - Прощайте, мисс Надина, - он поклонился ей, надев треуголку, и зашагал в сторону пристани. Надина переводила слезящиеся глаза с удаляющегося Келлера на маленькую яблоньку. Так всё это время он ухаживал за посаженной веткой? Поливал, рыхлил землю, растил, любил... Только ради того, чтоб капризная девица, которая даже не ответила ему взаимностью, могла видеть яблоню? - Стойте! - воскликнула Надина и бросилась его догонять, путаясь в юбках, - подождите! Нога выскочила из туфли, и девушка потеряла равновесие, рискуя упасть и покатиться с холма кубарем, однако в последний момент её поймали за плечи сильные мужские руки. - Вы целы? - с тревогой спросил Келлер. - Зачем вы всё это затеяли? - ответила вопросом Надина, - вы же могли просто подарить мне эту ветку с цветами, к чему такие сложности? В конце концов, могли бы просто прислать букет... "...как другие...". - Нет, мисс Надина, - капитан Келлер мягко улыбнулся, - ибо вы достойны большего. Сорванные цветы быстро увядают. А ваша яблоня будет много-много лет для вас. - Но вы... - на её глаза набежали слёзы, - вы ведь даже этого не увидите, ежели вы... - Погибну? Да, и не увижу... Мне это и не нужно. Главное, эту яблоня принесёт пользу людям. И как знать, быть может, кто-то вспомнит обо мне, пусть и не зная моего имени. А может, и вы обо мне вздохнете украдкой. Он поднял голову к небу, занимавшемуся вечерней зарей. - Знаете, мисс Надина, капитан Роджер, король пиратов, любит повторять, что взял от этого мира всё. Но мне думается, что куда важнее то, что мы можем в этот мир принести. Ведь в сущности, человек что звезда на небе, загорается и гаснет, не оставляя и следа во вселенской книге. Мне бы не хотелось уйти бесследно, раствориться в этом небытие. Я хочу оставить после себя хоть что-то, достойное доброй памяти. Келлер вновь посмотрел на Надину, наклонившись к ней. - И пусть это будет лишь только одна яблонька, но если она принесёт добрые плоды... Одного этого мне будет достаточно. Как и того, что где-то на этом свете есть вы... И вы счастливы. Большего мне не надо. - Я... я буду счастлива лишь с вами! - эти слова вырвались вместе с её легким дыханием, даже быстрее, чем она смогла что либо сообразить. - я стану вашей женой! Её руки сами собой обвили его шею, а их уста слились в нежном поцелуе, чистом, как яблоневый цвет. Вторая туфелька упала в траву, когда капитан поднял свою невесту над землей, а ветер все-таки сорвал с её головы шляпку, упорхнувшую к рокочущему морю.

***

- Я в ту ночь совсем не сомкнула глаз, все боялась, что это окажется сном, - шепотом рассказывала мама, а юная Марта жадно впитывала каждое её слово, как иссохшая земля впитывает драгоценные капли дождя, - и боялась, что замешкаюсь и опоздаю... - Но вы ведь не опоздали, маменька? - с напряжением спросила Марта, хотя прекрасно знала конец этой истории. - Ну, конечно, нет, - Надина устало улыбнулась в свете керосиновой лампы и ласково потрепала волосы дочери, положившей голову ей на колени, - твой отец утром примчался к моему дому прямо с корабля, и мы успели обвенчаться прямо перед его отплытием. А потом я его ждала, как и подобает жене капитана. - Прям как в сказке... - только и сказала Марта. - Я и жила с ним, как в сказке. Ты знаешь, девочка моя, иной раз мужчина просто хочет обладать женщиной, ну, как сорвать цветок и поставить у себя н столе, или засушить между книгами. Только это не любовь. - А что тогда любовь, мама? - Любовь... - повторила Надина, смахивая слезинку с впалой щеки, - это белая яблонька. - Я не понимаю... Причем тут яблоня? - Ты поймешь, Марта, - мать поцеловала её в макушку, - ты обязательно поймешь и отличишь. И встретишь своего капитана. Только не променяй цветущий сад на мёртвый гербарий.