That's the way our life should be

Или в этом городе ничего не случайно,

или же всё, что здесь случается, — чистая случайность.

© Покуда я тебя не обрету

Джон Ирвинг

После душного бара глоток прохладного, терпкого осеннего воздуха — спасение настоящее, словно чашка крепкого чёрного кофе после тяжёлой ночи. Сюда, на задний двор, почти не доносятся звуки с улиц, и можно, пусть и на мгновение всего, но представить, что ты не в Нью-Йорке вовсе, а в каком-нибудь небольшом городке, в котором вместо небоскрёбов сплошь частные коттеджи с неизменной лужайкой перед домом. Дин спиной на стену кирпичную опирается и глаза прикрывает. С губ его невольный стон облегчения срывается. Ему так необходима сейчас эта передышка, какой бы скоротечной она ни была. И вернуться бы домой, засесть за рабочие материалы, но Дин слишком устал, чтобы вновь с головой погружаться в работу. В конце концов всё это может и до утра подождать. В заднем кармане джинсов лежит то, что обязательно должно помочь расслабиться и немного отвлечься: пачка сигарет, к которым он успел пристраститься во время работы под прикрытием, и зажигалка, появившаяся однажды буквально из ниоткуда на его рабочем столе. Зажигалка была серебряная, Дин не сомневался даже, что металл был самой высокой пробы, с гравировкой «Led Zeppelin». Кто бы ни подарил ему эту зажигалку, он слишком хорошо его знал — это была одна из его любимых групп. И это не могло не пугать до дрожи. Возможно, стоило её выбросить, но Дин не стал. Она прекрасно вписалась в его образ для работы под прикрытием: помятый и потрёпанный жизнью любитель классического рока, подсевший на наркотики и застрявший где-то в далёких восьмидесятых. Зажигалка ложится в руку приятной тяжестью, длинные пальцы вытаскивают из пачки сигарету и слегка мнут её, прежде чем фильтр оказывается зажат губами. Тихо щёлкает зажигалка, кончик постепенно разгорается, когда Дин втягивает в себя воздух. Лёгкие моментально заполняются табачным дымом: терпким, крепким, без каких-либо примесей и добавок. Он выдыхает медленно, провожая сизый дым взглядом. Ещё пара затяжек — этого достаточно, чтобы успокоиться, — и он будет смотреть, как тлеет бумага, обращаясь в пепел, что уносит ветер. Ветер, что приносит с собой взамен голоса: приглушённые, едва различимые в несмолкаемом гуле большого города. Дин поворачивает голову в сторону и видит в нескольких метрах от себя парочку: совсем миниатюрная брюнетка в кожаных штанах, что обтягивают стройные ноги подобно второй коже, и высокий шатен, который рядом с этой девицей выглядит настоящим Гулливером в стране Лилипутов. Дин скользит по ним взглядом несколько мгновений — от профессиональных привычек сложно избавиться — и отворачивается, дабы переключить фокус внимания на тлеющий кончик сигареты. Не счесть, сколько таких он успел повидать за карьеру, и мог бы с уверенностью сказать, что девица явно имела на парня виды, а вот его Дин не смог так быстро раскусить, было в нём что-то такое, что заставляло задуматься. Быстро передёргивает плечами, тушит почти истлевшую сигарету о кирпичную стену и возвращается в бар. Пару шотов виски он себе сегодня определённо может позволить. Краем глаза замечает, что тот парень с улицы — его спутница куда-то ушла — усаживается за барную стойку и заговаривает о чём-то с барменом. Сам же Дин сидит в своём излюбленном углу, откуда открывается прекрасный обзор на весь бар — привычка держать всё под контролем и оценивать обстановку сказывается и тут. Взгляд его блуждает по посетителям, то и дело цепляясь за неестественно прямую спину за барной стойкой. Что-то в этом парне есть такое, что отличает его от всех здешних завсегдатаев. Он словно чужеродный элемент в привычной картине мира. Инстинкты Дина сейчас буквально кричат о том, что не стоит приближаться к этому красавчику, но, опрокинув в себя виски, он решает всё же искусить судьбу. Иначе какой во всём этом смысл, если не ходить по лезвию ножа? И, когда он уже готов практически встать, телефон, лежащий на столе, начинает звонить. Номер скрыт, но Дин и так знает, кто это. Мгновение-другое он смотрит на телефон, точно решая, стоит отвечать или нет, а потом берёт его в руки и принимает вызов. Сам он молчит, не произносит ни слова, ждёт, пока заговорит звонящий. Такие уж у них установились правила игры. — Не стоит, Дин, — голос твёрдый, уверенный, но точно приглушённый слегка, словно его обладатель стоит за спиной и шепчет в ухо, обжигая жаром дыхания своего. — Он, конечно, хорош, но от него же федералом за милю несёт. Теряешь хватку, детектив. — Ты что-то знаешь? — голос невольно выдаёт его волнение. — Всему своё время. Выдохни, а то сидишь, точно палку проглотил. Дин обводит глазами бар, будто собеседник действительно здесь и сейчас находится, точно он увидеть его сможет, стоит ему обернуться только. Но Дин знает: это лишь игра, этого психопата тут нет и не может быть. Он слишком осторожен, привык просчитывать все свои действия на несколько шагов вперёд. И какой бы интерес ни двигал им на самом деле, он не позволил бы вот так просто обнаружить себя. — Посиди, понаблюдай, — шёпот проникает даже под кожу, кажется, от него у Дина мурашки дурные по коже бегут. И на задворках сознания вдруг мелькает шальная мысль, будто это демон сидит у него на плече и нашёптывает на ухо. Дин тут же плечом дёргает, словно сбросить с себя того демона пытается. И морщится моментально: что за детские сказки?! — Ты чего такой дёрганый, лапуля? Работа нервная? — раздаётся в ухе хриплый смех. — Выпей, детектив, расслабься. Сегодня можешь спать спокойно, но… — голос смолкает, вместо него в трубке лишь дыхание слышится, — лучше один, — продолжает после непродолжительной паузы, чтобы сразу же отключиться. И Дину бы вздохнуть с облегчением и мысли в порядок привести, а лучше выпить ещё, но странное дело: как только голос пропадает, оставляя после себя лишь гудки в трубке, Дин вдруг ощущает непонятную пустоту внутри, точно лишился чего-то важного. Не то чтобы он ждал этих звонков, но за последние месяцы успел, пожалуй, привыкнуть к ним, а этот вкрадчивый шёпот словно частью его самого стал. В участке никто не знал об этих звонках. Когда телефон зазвонил в первый раз, Дин уверен был, что это единичный случай, что подобное больше не повторится, а потом, когда звонки стали регулярными, было уже поздно об этом докладывать. Капитан, тут к гадалке не ходи, наградил бы излюбленным прозвищем «балбес» и тотчас же отстранил от дела, а напарник, вперив в него взгляд своих прозрачных голубых глаз, тяжело вздохнул и принялся бы читать нотации о том, как это неправильно. Раздражённо выдохнув и устало потерев переносицу, Дин убрал телефон в карман кожаной куртки и, бросив последний взгляд на парня за барной стойкой, отправился на парковку, где стояла припаркованная Детка.

***

— Дин, — в сознание врывается тихий голос, вынуждая невольно вздрогнуть. Кажется, он всё же отключился на несколько мгновений. — Дин! — голос становится чуть громче и требовательнее. Дин распахивает глаза и моментально напарывается на внимательно изучающий его взгляд. Голубые глаза блуждают по его лицу, словно ищут ответы на так и не заданные вопросы. — Чего хотел? — выходит грубее, чем хотелось бы. Дин устало проводит ладонью по лицу, голос его слегка хрипит. Перед ним на небольшом столике бумажный стаканчик с кофе из фудтрака, что стоит на соседней с участком улицей. Кофе тут, конечно, так себе, но в разы лучшего того варева, что готовят в участке. Рядом лежит пачка сигарет и та самая зажигалка, Дин никогда с ней не расставался. — Тебя капитан вызывает, — напарник присаживается рядом и скрещивает руки на груди. — Что-то он не в духе с утра. Ты бы поспешил, — закатывает глаза, когда Дин выуживает из пачки сигарету и прикуривает. Дин лишь плечом в ответ поводит. Капитан, конечно, тот ещё ворчливый старик, но к нему, Дину Винчестеру, у него была какая-то особая слабость. Не то чтобы Дин специально хотел позлить старика и заставить того ждать, но в удовольствии выпить сначала кофе и выкурить сигарету не мог себе отказать — без этого утреннего ритуала весь день мог пойти не по плану, если бы таковой у него имелся. Уже на подходе к кабинету Дин, благодаря большим окнам в пол, замечает, что капитан не один. И внутри вдруг что-то противно заскребло и засосало под ложечкой от какого-то дурного предчувствия, но он лишь отмахивается от него и переступает порог. — Вызывали, сэр? На капитана он при этом бросает лишь беглый взгляд, всё его внимание сейчас сосредоточено на типе, что сидит к нему спиной. И Дину даже не нужно, чтобы тот оборачивался, он и так прекрасно понимает, кого увидит перед собой. Всё та же неестественно прямая спина. «От него же федералом за милю несёт», — тут же всплывает в голове тихий шёпот. Ублюдок! Знал всё наперёд. — Закрой дверь, Дин, — у капитана уставший голос и какая-то обречённость во взгляде. Ему, по-хорошему, на пенсию давно бы пора. Он был капитаном уже тогда, когда Дин пришёл в участок совсем ещё пацаном, только выпустившись из стен Полицейской Академии. Дин исполняет просьбу капитана, но вперёд так и не проходит, оставшись стоять возле двери. Скрещивает руки на груди и ждёт, что будет дальше. Ничего хорошего — услужливо подсказывает ему интуиция. — Дин, — старик прокашливается, — это… — Не надо, капитан, — обрывает его незнакомец. Голос мягкий, в нём явно проскальзывают нотки уважения, — я сам, — с этими словами он встаёт, одёргивает полы пиджака и, застёгивая пуговицы, оборачивается к Дину. — Сэм Вессон, — парень делает несколько шагов к нему навстречу и протягивает руку. В чужих глазах Дин тут же замечает вспыхнувшую искру, а на губах лёгкую улыбку. Его узнали, он уверен в этом совершенно. — Дин Винчестер, — пожимает протянутую ладонь, задержав её в руке, пожалуй, чуть дольше, чем следовало бы. На совсем ещё мальчишеском лице моментально вспыхивает едва заметный румянец, агент закусывает уголок нижней губы, бросая на Дина взгляд из-под лезущей на глаза чёлки. Дин, как и большинство полицейских, впрочем, терпеть не мог агентов ФБР. Он бы никогда не смог объяснить, чем вызвана подобная неприязнь, но все эти вышколенные и напыщенные задаваки в безупречных костюмах и рубашках вызывали у него отвращение на клеточном уровне буквально. Его взгляд скользит по тому, кто стоит сейчас на расстоянии вытянутой руки. Кипенно-белая рубашка без единой складки, чёрный костюм и галстук, идеально подходящий к цвету глаз. Чёртов педант. Дина тут же передёргивает — чувство такое, что глотнул слишком много газировки. Зубы свело от противной сладости. Как давно этот сопляк выпустился из Куантико? И зачем он здесь? Вопросы роились в голове растревоженным ульем. — Почему ты не сказал, Дин? — приглушённый голос капитана вынуждает вздрогнуть невольно. Старик никогда не ходил вокруг да около, не расшаркивался, привык рубить с плеча. Но, пожалуй, именно за это его так и любили в участке. Вот оно — та самая надвигающаяся беда. Но Дин пока понять не может, к чему ведёт капитан: о каком именно его проёбе идёт речь? И что он сделал такого, что это потребовало вмешательства ФБР? — Не понимаю, о чём вы, сэр, — слова звучат искренне, но в глазах Дина при это всё равно вспыхивает огонёк, что не ускользает ни от старика, ни от напыщенного юнца. Агент Вессон нажимает на экран телефона, что держал всё это время в руке, и по кабинету плывёт такой знакомый, вкрадчивый шёпот: «Теряешь хватку, детектив». Этого достаточно, чтобы Дин замер, уставившись немигающим взглядом на агента. Он никак не показывает, что ему страшно от осознания того, что карьера его сейчас висит на волоске, но внутри всё сжимается от нехорошего предчувствия. — Я остранён? — это всё, что он выдавливает из себя. Выходит слишком сухо и безэмоционально, но между пульсирующими висками точно разряд проскакивает, наполняя голову резкой болью, от которой он морщится слегка. — Ты и не собирался, да? — в голосе капитана сплошь разочарование и боль. Он весь словно сдувается, точно лопнувший воздушный шарик, и медленно опускается в кресло. Дин лишь плечом дёргает. Не собирался, конечно, он об этом докладывать, но вслух мысли свои не озвучивает. Поймать этого ублюдка, этого «Пожирателя душ», как его успела окрестить пресса, хотелось до дрожи в руках. Это было самым главным, Дин уверен в этом, делом за всю его карьеру детектива. И только в его силах было подобраться к этому поехавшем психопату, по какой-то неведомой ему причине ублюдок питал к нему особую слабость. Дин не понимал, в чём такой интерес кроется, но докопаться до правды хотелось безумно. — Ну и наворотил ты дел, сынок, — приглушённый голос капитана вырывает из раздумий. Он словно постарел моментально на десяток лет. И Дин вдруг так явно, словно уже где-то видел нечто подобное, представил его в старом продавленном кресле, в какой-то нелепой кепке на голове, обложенного кипой книг, с неизменной бутылкой виски на столе. — У этого Кроули, — раздаётся мягкий голос агента Вессона. Дин лишь бровь вскидывает: откуда они узнали, как его зовут, ведь этой мрази нет ни в одной базе данных. — Нам многое известно о вашем почитателе, детектив, — отвечает агент на его недоумённый взгляд. — Но мы так и не смогли понять, почему именно вы, что в вас такого, что так привлекает его? — Моё обаяние? — хочется пошутить грубо, пожалуй, даже пошло, но Дин щадит старика и лишь дерзит, не скрывая совершенно этого, и подмигивает собеседнику, не без удовольствия наблюдая за тем, как щёки того медленно заливаются румянцем. Очаровательное зрелище, на которое можно смотреть вечно. — И? — Раз его до сих пор с позором и криками не выставили не только из этого кабинета, но и из полиции, значит, им что-то от него нужно. — Вам нужна моя помощь, агент? — возвращает своему голосу твёрдость и присущие ему снисходительные нотки. — Вы в своём хвалёном ФБР перепробовали все способы, но поймать его так и не смогли, да? Вам для этого нужен простой детектив. — Не паясничай, Дин, — шипит со своего места капитан. — Нам нужна ваша помощь, — отзывается агент, хотя на лице его прямым текстом написано, что он готов работать с кем угодно, только не с этим клоуном в клетчатой рубашке и видавших виды джинсах. — Вы чем-то зацепили его, детектив. — И Дина едва ли не током пронзает от того, каким тоном произнесено последнее слово. А потом его вдруг накрывает осознанием того, что этот мальчишка всё слышал, весь разговор в том самом баре. И он понимал, конечно, о ком речь тогда шла. И в ушах моментально звенит так, словно где-то далеко заливаются колокольчики, сердце грохочет в гортани, пульс частит, отзывается во всех уголках тела тревожной басовой партией, какую не услышишь даже в симфоническом оркестре. И пусть на мгновение всего, но он теряет самообладание, позволяет себе судорожно вдохнуть и облизнуть губы. И теперь уже в карих глазах напротив мелькает нотка превосходства, а губы медленно растягиваются в ухмылку, что отнюдь не красит агента Вессона.

***

В комнате для переговоров устраивают оперативный штаб. Для поимки Кроули стягиваются лучшие умы участка, их всех снимают с текущих дел и бросают на решение приоритетной задачи. Они все посвящены в детали дела, знают, с каким отмороженным психопатом имеют дело. От них скрыли только тот факт, что убийца очень уж неравнодушен к детективу Винчестеру. По мнению ФБР, это сильно бы затруднило дело ненужным совершенно интересом со стороны и полицейских, и уж тем более прессы, если бы такая информация стала достоянием общественности. Вопреки расхожему мнению и ожиданиям одного конкретного детектива агент Вессон оказался не такой уж и занозой в заднице, особенно если дело не касалось работы. Наблюдая за ним, Дин часто ловил себя на мысли, что в агенте Вессоне (Сэме, поправлял он себя мысленно) точно два разных человека уживаются. Жёсткий, умеющий быть жестоким, если к этому его вынуждала обстановка, требовательный, не дающий спуску никому, не взирая ни на звания, ни на возраст, пользующийся авторитетом у коллег, умеющий найти выход практически из любой ситуации. Но вне службы он становился совсем другим. Куда более мягким, умеющим сглаживать острые углы, предпочитающим не доводить дело до конфликта или обойтись минимальными жертвами и потерями. Сэм точно светится весь: улыбкой, жестами. Он словно магнит притягивает к себе всех в участке своей искренностью, лёгкостью и добротой, к нему тянутся несмотря на предубеждения против ФБР и извечное противостояние федерального ведомства и полиции. Улыбка у этого парня широкая и открытая, настолько настоящая и невымученная, что Дин не мог не признать: она ему к лицу. И в Академии, и в полиции, где он прошёл путь от патрульного до детектива, Дин постоянно сталкивался с тем, что практически каждый в идеально сидящем пиджаке на поверку оказывался искусным лжецом и актёром. И потому он так ценил в людях искренность и открытость миру. Возможно, сказывалось то, что Сэм был ещё совсем зелёным агентом, его не успела подмять под себя и перемолоть система, но хотелось верить, что он всё же не сломается под гнётом этой прогнившей государственной машины, что сносила всё и вся на пути своём. Не сказать, что они стали очень уж близки, но в какой-то момент лёд между этими двумя всё же дал трещину. Возможно, сказывалось то, что они проводили вместе дни и даже ночи, разбирая материалы дела, ища крохи информации в сети. Возможно, повлияло то, что оба очень уж мечтали раскрыть это дело и положить его в копилку своих достижений. Но, как бы там ни было, Дин Винчестер всё чаще ловил себя на мысли, что напарник его по этому расследованию не так уж и плох, а Сэм Вессон, кажется, начинал понимать, что именно привлекло Кроули в этом заносчивом детективе.

***

Чем больше Дин вглядывается в лицо агента Вессона, тем всё чаще в карих с зелёными искорками глазах замечает отголоски застарелой боли, той, что плещется где-то в чёрной бездне зрачка. Сэм прячет её от окружающих, отгораживается стенами, но она прорывается наружу помимо воли, даёт о себе знать в те моменты, когда он уязвим и открыт миру, просто нужно чуть внимательнее присмотреться. Дин прекрасно понимал, откуда берётся эта боль, — в его глазах жила такая же, он напарывался на неё каждый раз, когда смотрел на себя в зеркало. То была боль от утраты близкого человека, а ещё извечный страх потерять тех немногих, кто дорог и любим. Но кого мог потерять этот юнец, раз это оставило такой неизгладимый след? Сам Дин терял слишком часто, слишком многих. Боль давно стала частью его, он настолько сроднился с ней, что, кажется, и не помнил уже, что может быть как-то иначе. — Это личное, да? — задаст он однажды вопрос, глядя поверх экрана ноутбука на Сэма, что стоял сейчас возле окна и смотрел на дождь. От внимания Дина не ускользнёт дрожь, прошедшая по этой неестественно прямой спине, поникшие, пусть и на мгновение всего, плечи. Потом Сэм возьмёт в себя в руки, нацепит маску безразличия и бросит на него пустой, ничего не выражающий взгляд через плечо. Он ничего не скажет, лишь закусит уголок губы, но Дин будет точно уверен, что попал в цель. Он не будет больше задавать вопросов, не будет давить и пытаться докопаться до правды. Ему достаточно того, что Сэм не успел спрятаться за маской, того, что позволил себе это проявление эмоций. — Он убил ту, которая была мне дорога, — ответит Сэм тогда, когда Дин совсем не будет этого ждать. Он уйдёт с головой в материалы дела, которые просмотрел уже множество и множество раз, пытаясь найти что-то, что могло ускользнуть от него раньше. И голос Сэма заставит его вздрогнуть и вернуться в реальность. — Что? — Дин почти давится воздухом, задавая этот вопрос. — Я удовлетворил твоё любопытство, детектив? — в этом голосе сейчас дрожь вперемешку с язвительностью и болью. И в этих интонациях Дин ловит совсем другие, те, от которых у него мурашки по коже всегда. Он лишь молча кивает в ответ. Каким-то шестым чувством осознаёт, что Сэм и так позволил себе больше, чем хотел бы, и ничего не расскажет сверх сказанного, как бы Дин не хотел знать подробности этой истории. И он уступит желанию Сэма оставить это только для себя. В конце концов, кто они друг другу, чтобы делиться чем-то настолько личным и сокровенным? Лишь двое, соединённые прихотью судьбы на время. И каждый пойдёт своей дорогой, как только дело будет раскрыто. Но где-то внутри скребёт и царапает, боль почти причиняет. Ему хочется сейчас встать и подойти к Сэму. Просто положить ладонь ему на плечо, чтобы ощутить жар этого тела под кипенно-белой рубашкой. И даже не важно, оттолкнёт Сэм его или примет эту молчаливую поддержку. И, когда он уже готов встать и переступить ту негласную черту, что будто пролегла между ними, оживает лежащий на столе телефон. — Проклятье, — срывается сиплым шёпотом с губ. Даже не бросив взгляд на дисплей, Дин уже понимает, кто это. У этого засранца удивительная способность звонить в самый неподходящий или, может, наоборот, в самый нужный момент. Словно ангел-хранитель, сидящий на плече и оберегающий от необдуманных, импульсивных шагов. Хотя, применительно к данной ситуации, скорее демон. — Ответишь? — одними лишь губами произносит Сэм, точно его кто-то ещё, кроме Дина услышать может. Дин принимает вызов, но первым не заговаривает. — Привет, лапуля. Скучал по мне? — всё тот же вкрадчивый шёпот. И Дин вдруг ловит себя на мысли, что да, почти скучал по этим звонкам. Последний раз они «разговаривали»… месяц назад? Оказывается, может очень не хватать людей, которых совсем не знаешь, и даже тех, к которым относишься с большим пренебрежением. — Ты же не один, детектив? Включи на громкую, — неожиданно просит Кроули. — Хочу наконец познакомиться с твоим Лосём. Дин лишь бровь вскидывает, на лице мелькает удивлённое выражение, и он тут же ловит на себе взгляд Сэма, в котором сейчас интерес живой горит. Пожимает плечами и делает так, как просят. — Привет, мальчуки, — небольшая комната в отеле наполняется ехидными интонациями. — Знаешь, Лось, я почти ревную. Ты украл у меня моего любимого детектива. Негоже прятать от меня такое сокровище, я ведь могу и рассердиться. Сэм ничего не говорит, только в усмешке растягиваются губы, а в глазах вспыхивает огонёк. — Но я готов простить тебе это, если ты отпустишь Дина ко мне. Всего на один вечер, а потом… — В номере повисает звенящая тишина, прерываемая лишь звуками дождя, что стучит по подоконнику. — Потом я сдамся… Выпей со мной, детектив, — сарказм и яд в голосе сменяется почти просящими нотками. — В последний раз, — и снова в трубке гудки: разговор всегда проходил по его правилам. — Ты никуда не пойдёшь, Дин, — Сэм меняется точно по щелчку пальцев. Никакой больше слабости и боли в голосе, лишь сталь и лёд, о которые, кажется, порезаться можно. — Собрался мне помешать? — Дин закусывает удила. Он готов на что угодно, только бы арестовать этого ублюдка, и плевать совершенно, на что придётся пойти ради этого. Едва уловимое движение, и Сэм оказывается рядом. Прижимает Дина к стене так, что у того весь воздух из лёгких моментально выбивает, наваливается всем своим весом. Горячая рука сжимает горло, не даёт вдохнуть, вынуждая ртом воздух хватать и проходиться языком по вмиг пересохшим губам. — Ты думаешь это шутки? — шипит Сэм тигром разъярённым, жар его дыхания оседает на лице Дина, пуская волну горячую по телу. — Я не нуждаюсь в твоей защите, — Дин выворачивается из этого плена, сбрасывает с себя руки чужие. Сердце бешено стучит о рёбра, кровь шумит в ушах. — Я сделаю это один, хочешь ты того или нет. Мне не нужно твоё разрешение, агент, — он почти выплёвывает эти слова, настолько сейчас клокочет в нём злость. Неужели Сэм не понимает, как это важно для него? Дин позволяет бушующей в нём ярости затуманить разум. И пропускает момент, когда длинные пальцы дёргают за воротник рубашки и притягивают так близко, что Дин видит отражение собственное в угольной бездне чужих зрачков. Ему бы отстраниться, прочь уйти от Сэма, но он слишком опьянён его близостью, жаром его тела и лихорадочным блеском в карих глазах. Сэм ещё больше сокращает расстояние между ними, и мгновение спустя губы Дина накрывает сухой жар чужих губ. В этом поцелуе нет места ни нежности, ни трепетности, одна лишь злость, ярость и обречённость. Сэм больно прихватывает зубами за нижнюю губу, и во рту тут же становится солоно. Дин отстраняется и проходится по месту укуса языком: противный металлический вкус оседает во рту. Бросает на Сэма взгляд из-под ресниц и молча, забрав куртку, вылетает из номера, хлопнув дверью так, что закладывает барабанные перепонки.

***

Замирает перед дверью бара. Тем самым, где впервые увидел Сэма. Тем самым, где его ждёт встреча с личным демоном-искусителем. Поправляет воротник кожаной куртки и бросает беглый взгляд на Детку, припаркованную на противоположной стороне. Там на пассажирском сидении сидит Сэм, его взгляд тяжёлый сверлит спину сейчас, вынуждает плечами невольно передёрнуть. На нём нет прослушки, служебное оружие Дин оставил в машине. У него не будет никакой поддержки, в этом баре он будет один на один со зверем, в лапы которого сам идёт с такой лёгкостью. Что-то подсказывало ему, что желай Кроули убить его, давно бы уже сделал это. Толкает дверь, и его моментально накрывает приглушёнными голосами, мягким освещением и ненавязчивыми запахами с кухни. Дин не знает, как выглядит тот, кто назначил ему встречу, но, когда взгляд цепляется за спину за барной стойкой, то сразу же понимает, что ждут именно его. Он не анализирует свои ощущения, не пытается понять, почему всё же пришёл сюда, просто проходит разделяющее их расстояние и присаживается на соседний стул. Им руководят любопытство, азарт и адреналин, что кипят сейчас в крови. Дин не думает совершенно о том, по какому тонкому льду сейчас ходит и какую опасную игру затеял. Взгляд его скользит по чужому профилю, подмечает малейшие детали. Кроули не двигается даже, позволяет вглядываться и изучать. Кажется, он даже наслаждается столь пристальным вниманием к персоне собственной. — Ты пришёл, — в голосе почти удивление. — И даже Лося с собой не привёл. Не боишься? — Кроули поворачивается к нему лицом, и Дин отмечает, каким огнём горят эти глаза. То взгляд сумасшедшего, готового на всё абсолютно. И от него Дина точно током прошибает, по коже озноб пробегает. Кажется, он только сейчас понял, в лапы какого зверя попался. Сам, по глупости и самонадеянности своей. — У меня есть друзья, которые плохо понимают, когда им говоришь «нет», — Дин скрывает дрожь за усмешкой, — и никогда не отпускают одного. — Что ж, детектив, — Кроули лишь скалится в ответ, — играть мы всё равно будем по моим правилам. Выпьешь? Дин слегка склоняет голову набок и бросает взгляд на выпивку, стоящую перед Кроули: какой-то причудливый разноцветный коктейль в высоком стакане с ярким зонтиком и вычурным стайлингом. Брови его моментально вверх взлетают, а губы сами собой растягиваются в ухмылку. «Серьёзно?» — так и читается в его глазах. — Два двойных скотча, — бросает он бармену, поймав его взгляд. — И уберите это, — Дин почти морщится, когда отодвигает подальше чужой напиток. — Зачем я здесь? — виски прокатывается волной горячей по горлу и падает в пустой желудок. — Ты мне сам скажи, детектив, — горячим шёпотом возле уха. И Дина накрывает запахом чужого парфюма — почти одурманивающая терпкость и пряные нотки, — но в памяти всплывает тут же совсем другое: морская свежесть и вкус собственной крови во рту. — Ты же сам сюда пришёл. — Ты хотел выпить со мной, и вот я тут, — ещё один обжигающий глоток виски. — А ты всегда приходишь на свидания, пупсик? — в глазах Кроули сейчас сплошь насмешка. — Знал бы, позвал раньше. Да ладно тебе, Дин, — вскидывая правую руку, тут же осекается он, замечая гримасу отвращения на лице Дина, — я же просто шучу. Но, может, мне всегда хотелось иметь такого друга, как ты. Лосю твоему повезло, — Кроули салютует бокалом с виски и подмигивает Дину. Он же предпочитает не отвечать на эту явную провокацию. — Я просто устал от всего этого. Возможно, наигрался. Может, мне на покой давно пора, — взгляд его скользит по лицу детектива, а потом Кроули поворачивается к нему в профиль, и Дин видит, как дёргается кадык при глотке. Тяжёлый стакан с глухим стуком опускается на барную стойку. — Сколько времени у нас осталось, Дин, пока здесь не появится твой спаситель? — Ещё успеем выпить, — Дин и сам понять не может, почему прямо сейчас не выведет эту мразь из бара и не защёлкнет на запястьях браслеты наручников. Сколько на его счету загубленных жизней, а он сидит и распивает с ним виски, точно они действительно старые приятели. Бармен ставит перед ними стаканы, звонко бьются о стенки кубики льда, а янтарная жидкость в свете барных фонарей, кажется, горит огнём. — Знаешь, детектив, — заговаривает Кроули после минутной паузы, крутя в руках стакан с виски. И у Дина вдруг возникает чувство, что ему не важно совершенно, слушает он его сейчас или нет, настолько сильна потребность высказаться. — Всё это похоже на безумие, на езду на автомобиле, у которого отказали тормоза и нет никакой возможности остановиться. Можно только выпрыгивать на ходу на полной скорости. И наступает зависимость от того адреналина, что бурлит в крови. И готов на всё, только бы получить новую дозу. Знаешь же, что кончишь плохо, но всё равно продолжаешь. И не хочешь больше ничего, только этих ощущений. Это саморазрушение становится смыслом жизни. Вот так же и со мной. Я мог бы просто залечь на дно и никто и никогда не нашёл бы меня. Но, — ухмыляется словам собственным, вновь поворачивается к Дину, — кто я такой, чтобы жить в тени, постоянно скрываться, жить бледной копией себя самого. Я решил уйти красиво: посидеть с тобой в баре, излить тебе душу, насладиться этой ночью по полной. Дин опускает руку на чужое плечо и ощущает, как вздрагивает слегка от этого прикосновения Кроули. Он бы мог защёлкнуть на нём наручники прямо здесь в баре, но что-то подсказывает ему, что лучше не стоит так поступать. Дин всё сделает, но там, на улице, где, он уверен в этом совершенно, его ждёт Сэм, считая секунды и грызя от волнения ногти. А может… — Нам пора, — он наклоняется чуть ближе, чтобы ещё раз ощутить терпкие нотки парфюма, этот жар чужой кожи. Кроули лишь кивает молча и с лёгкостью, не свойственной человеку его габаритов, соскакивает с высокого барного стула. Едва оказавшись на улице, Дин втягивает носом прохладную терпкость ночного воздуха и судорожно выдыхает. Взгляд его скользит по Детке, возле которой, переминаясь с ноги на ногу, стоит Сэм. Тот моментально подбирается весь и замирает статуе подобно. Взгляд его тут же останавливается на тех двоих, что только что вышли из бара. Ни дать ни взять старые приятели, пропустившие по стаканчику-другому после тяжёлого рабочего дня. И, только увидев Дина целым и невредимым, Сэм позволяет себе выдохнуть и расслабиться. Дин берёт Кроули под локоть и ведёт к машине. Он взгляда не сводит с Сэма, видит, как тот напрягается слегка, стоит им почти вплотную подойти. Карие глаза бегают по его лицу в поисках ответов на многочисленные вопросы, что роятся сейчас в чужой голове подобно растревоженному улью. Дин ведёт плечом, точно сказать хочет, что всё в порядке, не стоит волноваться. — Сделаешь это сам? — достаёт из-за пояса наручники и протягивает их Сэму. Пусть хоть так, но тот сможет удовлетворить своё желание отомстить за ту, которой лишился когда-то по вине Кроули. На губах Сэма тут же расцветает ухмылка, и Дин вздрагивает невольно. Пусть и на миг всего, но ему кажется, что она больше на оскал хищника смахивает, заполучившего наконец в свои лапы добычу, за которой так долго охотился. — Вы арестованы, — шипит он на ухо Кроули. — У вас есть право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. — Открывает дверцу и помогает Кроули опуститься на заднее сидение. — Спасибо, детектив, — срывается с его губ, а глаза при этом лучатся благодарностью. — Без тебя всего этого не было бы… И… — делает глубокий вдох, точно решается на что-то, — прости за это, — палец проходится по нижней губе Дина, которая саднит до сих пор и пульсирует. — У вас есть все шансы загладить свою вину, агент Вессон, — в зелёных глазах тут же разгорается пламя, и щёки Сэма вспыхивают румянцем. — Меня сейчас стошнит, — фыркает Кроули и корчит гримасу отвращения. — Лучше сразу пристрелите на месте.