Больно… Не больно.

Джисону не стоило торопиться со своими мыслями и действиями. Но он поторопился. И жалеет об этом. Хан не хотел, чтобы в его и Минхо лавине эмоций задело и друзей. Их задело и они стали ранеными из-за Джисона. Так думал лишь Хан. Он знает, что в боли, которую чувствует Минхо виноват Джисон. Так же Джисон уверен, что в том, что друзья находятся в подвешенном состоянии виноват он. Так долго избегать правды, так долго избегать своих мыслей, и для чего? Чтобы потом лавиной на всех скинуть? Если бы он только знал, чем всё может закончится, он бы с удовольствием прострелил себе голову. Были лишь догадки, предположения. Раз догадывался, то вполне мог всё остановить, сразу отстраниться. Он пытался, ничего не вышло. Не получилось отдалиться от друзей, особенно от Хёнджина, который видел Джисона насквозь. Хван хотел выяснить, достучаться, но не вышло. Джисон сделал так, чтобы уберечь друга. Не получилось. Хёнджин нагло влез в очередную ссору Минхо и Джисона. Из-за этого попал под горячую руку Хана, потому и получил столько боли, сколько никогда не чувствовал. Было и правда больно. Когда Джисон выговаривал всё Хвану, думал ли он так всегда? Был ли он в тот момент настоящим или всего лишь разбитое сердце хотело, чтобы и остальным было больно? Больнее всего становится тогда, когда боль причиняет близкий человек. Тот кого ты впустил в свою жизнь не раздумывая. Тот, в ком ты души не чаял. Может казаться, что этот человек навсегда с вами, но так бывает редко. Люди имеют свойство уходить, оставляя после себя кровоточащую рану и воспоминания. Приходится самому справляться с той пустотой, которую оставили в души. Говоришь себе, что больше не будешь никого подпускать к себе близко, никому не будешь доверять. Разве это работает? Когда ты вновь встречаешь этого человека на улице, душа сама тянется к нему, а сердце изнывает, напоминая о забытой боли. Джисон наконец понял, что из всех друзей он самый главный эгоист. Ни Чан, ни Чанбин, ни кто-либо ещё. Джисон эгоистичный идиот, который привык думать только о себе. Сколько много было попыток позаботиться и о других? А сколько раз были отвергнуты эти попытки? Пальцев одной руки не хватит, чтобы сосчитать. Устав пытаться Джисон сорвался. Никому не было дела до его истинных чувств. Минхо несколько раз порывался залезть в душу того, кто накрепко поселился в его сердце. Джисон закрывался в себе, выпуская острые шипы. Минхо быстро отступил. А Джисону нужно было, чтобы кто-то докопался до истины, ведь сам никогда не признался. Он не привык разговаривать по душам, ведь в эту душу могут не плохо так нагадить. Ему просто нужен был кто-то. Кто-то был. Из-за того, что Джисон не хотел причинять боль Минхо, то пришлось закрываться в себе. Решил, что не Минхо должен быть этим «кто-то». Джисон не выдержал той боли, что была в его душе. Не выдержал тех мыслей, которые крутились перед сном. Он больше не мог так. Ему нужна была свобода. Только с Минхо он мог чувствовать свобода, не слышать эти мысли перед сном. Лишь объятия Минхо спасали Джисона. Но он сам виноват в том, что бросил любимого. Совершенно не зная, что сейчас происходит с Минхо и остальными, Джисон решил вернуться туда, где всё началось. Он и забыл, что ненавидел Сеул. Каждая улочка, по которой они с Минхо гуляли приняла боль. В голове сразу всплывали картинки счастливых моментов с любимом. Хотелось вновь окунуться в то время. А получится? Минхо сможет просить? А если нет, что тогда делать? Джисон готов был умолять на коленях, чтобы Минхо простил. Вот только он не знал одного. Не знал о том, что у Минхо обнаружили заболевание сердце, которое тот не хотел лечить. Не знал, что его любимый уже давно не был таким тёплым, каким был всегда. Минхо умер с мыслями о Джисоне. Он думал о нём до последнего вздоха. Хоть он и возненавидел ромашки, которые так сильно любил Джисон, в его вазе они стояли. Цветы напоминали Хана, напоминали о том прекрасно времени, когда всё ещё было хорошо. Когда у Джисона не диагностировали хроническую депрессию. Таблетки помогали, поэтому Джисон и осмелился вернуться. Он стоял напротив знакомого дома. Свет в окнах не горели, словно там больше никто не жил. Там жили лишь призраки. Феликс уже давно съехал, ему было невыносимо находится в месте, где всё напоминало о дорогом брате. Подойдя к двери, Джисон нажал звонок. В его руках были ромашки. Такие невинные, красивые. Позвонив ещё несколько раз, Джисон понял, что ему никто не откроет. Решил отправиться к соседям, те наверняка должны знать. — Здравствуйте, — Джисон коротко кивнул на соседний дом. — не знаете, где хозяева? Низенькая старушка покачала головой и поджала губы. — Так там уже давно никто не живёт, парень. — Не живёт? — После смерти старшего брата, младший покинул дом. Ромашки упали на пол. Джисон качнулся, но устоял на ногах. Старший брат умер? Почему никто ничего не сказал Джисону? Не хотели причинить ещё больше боли? Думали, что так будет проще? Но кому проще? — Всё в порядке? Может тебе скорую помощь вызвать? — Н-нет, не нужно. Мысли вихрем захватили голову Джисона. Трясущимися руками он поднял букет. Он знал, кто ему даст все ответы. Такси остановилось у многоэтажного здания. Джисон не помнил, как дошёл до двери, как позвонил. Мыслях было пусто. — Джисон?.. — Хёнджин ловко поймал старого друга. — Хан Джисон, что ты тут делаешь? — Что случилось с Минхо? — Он… — Хёнджин медлил, пришлось пригласить Джисона в квартиру, налить успокаивающий чай и усадить на диван. Было странно вот так смотреть на живого Джисона, который пропал четыре года назад, и не подавал никаких признаков жизни. — Когда ты бросил его, у него случился сердечный приступ. В больнице ему диагностировали какое-то заболевание. Он отказался лечиться, чем и поплатился. Хёнджин не мог смотреть прямо в глаза Джисона. Столько лет прошло, а рана, которую оставил Хан всё ещё болела. Собираясь каждый месяц, парни ни разу не вспоминали Джисона, но всегда оставляли ему место. Вдруг он сейчас зайдёт? Но он не заходил, ни разу. Они перестали оставлять место, словно пытаясь сделать вид, что ничего не случилось, будто никогда и не было никакого Джисона. Лишь Минхо, который всегда смотрел в одну точку, напоминал о том, что Хан Джисон реален, и он сейчас где-то на этой земле. Джисон, предусмотрительно поставил кружку на кофейный столик. Не хотелось бить чужую посуду. Его мир рухнул. Из-за него Ли Минхо больше не существует на этой земле. Больше нет тех кошачьих глаз, которые всегда смотрели с подозрением. Перестали существовать тёплые руки, которые всегда согревали даже в самые тёплые ночи. Больше не было того, кого Джисон полюбил больше всех. Хан вспомнил их последнюю встречу. Минхо уже тогда знал о диагнозе? Тогда почему не сказал? Джисон бы сделал всё, лишь бы Минхо был жив, только бы был рядом и не оставлял его одного. Но Джисон позабыл, что он сам оставил Минхо одного. В тот день Минхо ещё хорошо чувствовал себя. Сердце, конечно, колотилось, приходилось каждые пять минут останавливаться, чтобы восстановить дыхание и ритм. Медленно шагая по поляне, которую любил его Джисон, Минхо заметил силуэт сидевший на камне. Он готов был поклясться, что это Джисон. Хан ничего не слышал, он был погружен в свои мысли, поэтому и не заметил, что к нему кто-то подошёл. Сердце забилось быстрее, и он понял, что это был Минхо. Руки замерли, дыхание перехватило. А ветер продолжал гудеть, принося всё новые мысли. — Джисон. — Выдохнул Минхо и застыл на месте. Хан на секунду замер, наверно подумал, что это ветер так шутить на ним. Минхо, сторожно, чтобы не нарушить чужую тишину, подошёл к Хану. Прекрасен. Вот что первое пришло на ум Минхо, когда он увидел профил Джисона. Джисон и правда был прекрасен: волосы стали светлее, словно пшеница, кожа загорела, теперь была похожа на молочный шоколад. Но всего изменились глаза. Они смотрели на всё с пустотой. — Ханни. — Минхо хотел было дотронуться до него, но услышал тихий голос, такой родной, но одновременно чужой. — Больно. Не больно. Больно… — Минхо было страшно, на что гадает Джисон. На белом цветке, которые так любил Джисон оставалось два лепестка. Но Минхо и не догадывался, на что гадает Джисон. Если быть точнее, то на кого. — Не больно. Больно, Минхо. — Джисон оторвал последний лепесток, и повернулся к Минхо. У того спёрло дыхание. От того Джисона, которого знал Минхо, не осталось и следа. Больше не было той ухмылки, которую Хан всегда дарил Минхо. Не было искры в глаза, когда Джисон смотрел на Минхо. Больше не было ничего из того, что знал Минхо. Его Хан Джисона больше нет. — Что… — Минхо прокашлялся, боялся сказать что-то не то. — На что ты гадал? — На всё. — На всё? — Да, Минхо. На наши отношения, на дружбу, на жизнь. И знаешь что выпало? — Джисон выглядел спокойно, говорил медленно, хотя у самого сердце готово было выпругнуть из груди. Хан так долго избегал любых встреч с Минхо, что теперь не знает, как реагировать. Он знает, где работает Минхо, знает, где тот живёт, поэтмоу старался не появляться в этих районах. Но, кто же мог знать, что они столкнуться на поляне, которую однажды Джисон показал Минхо. Для Хана это место было убежищем. Здесь он мог вдыхать полной грудью, мог не думать о том, что сделал. Среди ромашек, Джисон был свободен. — Что? — Больно. В наших отношениях всегда будет больЮ в дружбе тоже будет боль. И жить как-то больно. — Ханни… — Глаза Минхо начало жечь, Джисон расплывался. — Нет больше твоего «Ханни». — Джисон выбросил стебль ромашки, встал и подошёл к Минхо. Он вглядывался в до боли, когда-то родные глаза, пытался пытался там что-то отыскать. Видимо, ничего не найдя, Хан разачаровано вздохнул. — Больше нет. Давай мы просто обо всём забудем? Сделаем вид, что «нас» никогда не было? — Джисону дались тяжело дались эти слова. Он хотел отпустить своё прошлое, но оно всегда догоняло его. Ходило попятам, словно тень. — Джисон, что ты такое говоришь? Мы не можем всё вот так оставить. — Минхо подошёл к Джисону, взял того за руку и поглядил костышки. Как же сильно он скучал. — Пожалуйста не бросай меня. Давай пройдём этот этап вместе. Давай будем рядом до конца? — Нет, Минхо, ничего уже нельзя исправить. — Почему? — Из глаз Минхо начали капать слёзы. Он пытался их сдерживать, Минхо так долго подавлял эти эмоции, что только рядом с Джисоном смог позволить заплакать. Только Хану было позволено видеть слёзы Минхо. — Я не могу быть с человеком, который знает обо мне всё. Не могу смотреть в твои красивые глаза и видеть в них жалость. В твоих объятиях, в таких родных и тплых, я чувствую одно сожаление. Каждое твоё прикосновение пропитано жалостью. Мне это не нужно. Я просто не выдержу. — Джисон не вырывал руку, он наслаждался этим моментом. Последним моментом. Джисон жалеет, что рассказал Минхо об изнасиловании. Жалеет, что поделился своей болью. Если бы он только знал, что его прошлое может разрушить их отношения, то лучше бы держал язык за зубами. Но, может ли быть такое, что им просто не суждено быть вместе? Если бы Джисон не рассказал Минхо, то может они всё равно причиняли друг другу боль? С самого начала эти отношения были обречены на провал. Но никто из них не хотел это видеть. Они лишь хотели быть счастливыми с тем, кого могли полюбить. Джисону жаль, что первая любовь Минхо знакочится болью. Минхо этого явно не заслуживал. — Ханни, пожалуйста. — Минхо умолял, он готов был разбиться в лепёшку, лишь бы его Джисон остался. Лишь его Ханни не бросал их отношениях, за которые оба цеплялись, как за спасательный круг. — Прости. — Хан аккуртно вытащил руку из тёплых ладоней, и погладил чужую-родную щеку. Ему было так же больно, как и Минхо, но Джисон знал, что он справится, знал, что сможет пережить это. Он Джисон не был уверен .чт оМинхо сможет совладать с этой болью. Они делали эту боль на двоих. Так было всегда. — Поцелуй, Ханни. — Рука, которая всё ещё не отрывалась от щеки Минхо, застыла. — Пусть это будет последний наш поцелуй, раз ты этого хочешь. — Джисон не знал, что делать. Если он его сейчас поцелует, то вряд ли получится отпустить. Но он знает, что для Минхо были важны их поцелуи. Как бы потом не было больно, сейчас должно быть хорошо. Джисон положил вторую руку на талию Минхо, и затянул того в самый нежный, в самый сладкий, в самый тёплый поцелуй, который только у них был. Он мягко смянал губы любимого человека. Солёные дорожки из родных-чужих глаз совершенно не мешали. Слёзы лишь напоминали, что это было в последний раз. Они хотели запомнить этот момент. Хотели, чтобы их последняя встреча закончилась именно так. До боли в сердце, до тяжёлого камня на душе, они должны были развязать эту нить, что их связывала. Для Минхо Джисон навсегда останется тем самым дерзким парнем, который грубил первое время и срывал все свидания. Тем самым, который разбил все выстроенные стены. Тем самым, которого он пусил в своё сердце. Тем самым… Для Джисон Минхо навсегда останется тем зашуганным парнем, по которому сохли все девчонки. Тем самым, кто смог подарить любовь. Тем самым, кто смог разделить боль Джисона. Тем самым… Вселенная не этого хотела для двух разбитых сердце. Вселенная не просто так соединила их души красной нитью. Всё было спланировано за долго до их рождения. Как же они могли вот так нагло всё сломать? Им нужно было бороться до конца, но они решили всё оставить так, как есть. Вселенная не этого хотела для двух разбитых сердце. Вселенная не просто так соединила их души красной нитью. Всё было спланировано за долго до их рождения. Как же они могли вот так нагло всё сломать? Им нужно было бороться до конца, но они решили всё оставить так, как есть. Спустя месяц после этой встречи Минхо умер. Он словно выполнил свою миссия, своё последнее желание и покинул этот мир. Он был счастлив увидеть Джисона, хоть и такого. Он устал терпеть столько боли, столько мучений. Сердце не выдержало. Феликс нашёл его улыбащимся, держа в руках фотографию. На фотографии были Джисон и Минхо, они улыбались так широко и ярко. Это была единственная их общая фотография, и она хранилась только у Минхо. Казалось, что вместе с Минхо и умерла часть Феликса. Так и было. Должно было отпустить, но не отпускало. Феликсу пришлось долгое время работать со специалистом, ведь он сам чуть не умер. Хотел уйти за братом, ведь не понимал как дальше быть и что делать. Отчасти и Феликс был эгоистом, ведь забыл, что у него Хёнджин. Феликсу повезло больше всех, Хван успел его вытащить из лап смерти. Нельзя сказать, что Ликс был благодарен, но после всё же отблагодарил Хёнджина за спасение.

°°°

Хёнджину нужно было поговорить с другом, ведь тот молчал ушёл не проронив и слова. Хван понимал, что тот был в шоке от услышанного. Джисон не обвинял в том, что ему никто не сказал, он был слишком огорошен такой новостью. На душе было не спокойно за друга. Джисон оставил свой новый номер, поэтому Хван стал названивать Джисону. Но наталкивался на автоответчик. Он переслал всем новый номер, прося, чтобы те дозвонились до этого идиота. Все парни без лишних вопрос звонили Хану. Но всё было безрезультатно. Ответа не было и от Феликса. Хёнджин знал, что то сейчас на работе, и надеялся, что просто не увидел сообщение. Но Ликс написал Хвану, что не будет пытаться звонить Джисону, ведь именно из-за Хана умер Минхо. Спросить Хван не стал, лишь мысленно согласился. Хёнджин мчал на другой конец города. Он был удивлён, когда под новым номером аккуратно был написан так же новый адрес. Похоже, всё это время Джисон был в городе. Приехав по нужному адресу, Хван поёжился. Здесь было холоднее, мрачнее, будто этот район покинула жизнь. Район был явно не из самых благополучных. Похожу у Джисона были проблемы с деньгами. Увидев старика, Хёнджин спросил точное местонахождение квартиры Хана. Старик указал ему и Хван сорвался с места. Было плевать, что о нём могут подумать. В конце концов, здесь были и люди похуже. Поднявшись на нужный этаж и найдя дверь, Хёнджин замер. Дверь была приоткрыта, словно Джисон специально оставил её так. Но он был не в себе, потому и не заметил, что дверь не до конца закрылась. Хван надеялся, что там не было воров. Зайдя в квартиру Хёнджин сморщился от неприятного запаха. Конечно Джисон был неряхой, но чтобы настолько? Мусор давно не выбрасывали, грязные тарелки стояли в раковине дожидаясь хозяина. Квартира была небольшой, старой. В ванной никого не было, на кухне тоже. Увидев дверь, Хван подумал, что это спальня. Дверь была заперта. На стук никто не отзывался, пришлось приложить всё двери, чтобы выбить петли. Похоже, Хан их поменял. Возможно, Хёнджину стоило бы взять с собой кого-то, ведь теперь он не был уверен, что сможет выдержать всё это. Дверь распахнулась и перед Хёнджином показались болтающиеся ноги. Хёнджин вскрикнул и подбежал к другу, сгоняя с ещё тёплой руки синию бабочку. Сняв Хана с верёвки, Хёнджин уложил того на пол, чуть сам не упал. Он старался держаться, старался не показывать слабость. Не услышав пульс, Хёнджин начал трясти Джисона. Всё было бес толку. Слёзы резко остановились. Он осторожно опустил Джисона, и осмотрел комнату. Должна быть записка! Но ничего не было. Ромашки стояли в синей вазе, Хёнджин помнил, что эту вазу подарил Минхо. Джисон всё ещё хранил её. Рядом с вазой лежала небольшая стопка бумаг. Надеясь, что Хёнджин найдёт там ответ, он подошёл к столу. Но это были письма, на которых значились имена всех друзей. Хан Джисон знал, что его кто-то найдёт, потому и оставил стопку писем. Может быть, он даже знал, что это будет Хёнджин. — Ты самый настоящий идиот, Хан Джисон. — Смотря на спокойно лежавшего друга, Хван вытер слёзы. Слишком мало времени они провели вместе. Джисон слишком быстро покинул их. Хёнджин сложил безжизненные руки Хана на грудь. Разжав одну ладонь, он увидел ромашку. Он настолько сильно любил эти цветы, что не хотел с ними разлучаться ни на секунду. Даже после смерти. Они всегда будут цвести на его могиле. На поляне, которую так любил посещать Джисон, взросли новые бутоны. Первый цветок был таким живым, в нём было слишком много энергии. Второй цветов, не хотя, но вырос. Он был более ленивым, совершенно не хотел выростать, но, словно почувствовав что-то родное, любимое, и давно забытое — он пророс. Захотел и смог. Так было всегда. Но только тогда, когда рядом был Джисон. Даже после смерти они были вместе. И сколько бы клятв, общениай не было дано, они всё равно оставались вместе.