Пёс и Тигр

Тело погибло, но дух живет, Его душа — герой среди призраков.

      Шен Гуанчжуй, Вэнь Чжэ и Су Жуйци выбегают из здания вслед за Гювином, стремительно минующим Клан Хуа Ци поперек. Как только заклинатель скрывается за поднявшимися в воздух столбами дыма, Шен Гуанчжуй выпускает первый талисман. Слабая ударная волна рассеивает густые дурно пахнущие пары, очищая видимость.       Заклинатели Клана Хуа Ци сражаются с людьми, чьи лица покрывают звериные маски. Блестят мечи, утихают возгласы, и лишь команды старших заклинателей проносятся над высоким склоном вместе с животным, неразборчивым рычанием искаженных голосов. Далеко внизу свистит ветер меж скал, поднимает вверх напуганные волны. Цветущая Пустошь окрашивает изящные, бело-розовые лепестки, в рубиного-красные, грязные пятна.       — Вэнь Ечень! — восклицает Вэнь Чжэ. Заклинатель сражается на одной из крыш с тремя людьми в масках. Шен Гуанчжуй кивает девушкам — «нужно делать то, что должно», — и покидает их, позволив с честью вступить в сражение.       Когда все закончится, у них будет время вновь решить, кто в конечном счете был прав. А пока Шэньхуань опаляет ладони холодом, а талисманы падают на спины особо агрессивным темным заклинателям. Шен Гуанчжуя ни в коем случае не оставляют без внимания — стоит укрытым за масками тварям заприметить белое ханьфу и непоколебимое, храброе лицо, как с дюжину тварей бросаются в сторону героя. Он отводит их ближе к ученическому полю тренировок — здесь простора больше, а риска для Клана Хуа Ци — меньше. Первого недруга Шен Гуанчжуй отбрасывает прочь, мечом отталкивая сильное тело.       Меньше всего сейчас его волнует ограниченный запас сил.       Шен Гуанчжуй кружит вокруг темных заклинателей, не скупясь на всякого рода талисманы, но и не забывая про холодное лезвие Шэньхуань. На него нападают трое — сложнее, чем с парочкой за раз, — и Шен Гуанчжуй вынужденно взмывает в воздух. Там он уделяет мгновение для осмотра ситуации. Битва дается тяжело даже заклинателям Клана Хуа Ци, многие бегут прочь; одно странно — людей Цветущей Пустоши мало.       Большинство из них сейчас в городе.       И стоит этой мысли задержаться чуть дольше, как Шен Гуанчжуй, не успев приземлиться, оказывается отброшен сильным потоком инь. Он переворачивается, возвращая устойчивость телу, и, нырнув под изогнутым лезвием, выбрасывает нарисованный кровью талисман. Взрыв уносит и ловкого воина Пустоши, и часть читального зала учеников Клана Хуа Ци. Шен Гуанчжуй выпрямляется, Шэньхуань врезается в чужое оружие.       Дыхание сбивается быстро. Долго он удерживать их не сможет.       Шен Гуанчжуй отталкивает прочь двоих, еще одному прорезая руку, продолжая отступать. За спиной чувствует движение и, дернув рукой, не обнаруживает в рукаве новых, готовых талисманов. Неподалеку кто-то кричит, Шен Гуанчжуй стискивает зубы, готовясь принять удар. Движение останавливается, и герой, обернувшись, встречается с кошачьей, искусно раскрашенной маской.       Стоя на столь близком расстоянии, Ли Юнцинь в самом деле становится похожим на себя. Шен Гуанчжуй узнает крепкое, но все еще мальчишеское телосложение, знакомый высокий хвост. Лишь только одеяния, бело-голубые ранее, сменились угольно-черными. Меч Ли Юнциня покрыт кровью, а за дырами в маске скрывается напуганный взгляд. Шен Гуанчжуй кратко улыбается, не выпуская меча из рук.       «Кот» явно собирается что-то сказать, но не успевает: Шен Гуанчжуй взмахивает мечом, и Ли Юнцинь уворачивается, отступая назад. Его тело чуть дрожит, руки плотно сжаты в кулаки. Шен Гуанчжуй вновь прорезает воздух Шэньхуань, отводя «кота» все дальше, пока битва не остается за спиной героя. Тогда наспех он вырисовывает новый талисман, рассыпающийся в воздухе облаками алого, словно свитого из крови дыма.       — Говори, — холодно произносит Шен Гуанчжуй, не сводя глаз с кошачьей маски. — Сейчас тебя никто не услышит, кроме меня.       — Шен-гунцзы, — выдыхает «кот». Его искривленный маской голос почти мурлычет, тянет гласные на кошачий, «мяукающий» манер. — Я ведь сказал: вам не стоило сюда направляться…       — Сделанного не воротишь. Скажи, на чьей ты стороне?       Ли Юнцинь чуть опускает подбородок. Его рука пробегается по груди, останавливаясь чуть выше дантяня. На белых костяшках тоже выступила кровь — этот не слишком талантливый ученик успел столкнуться с несколькими заклинателями Клана Хуа Ци.       — Этот ученик Клана Цянь всегда был и будет на стороне света, — уверенно отвечает «кот», не глядя на Шен Гуанчжуя. — Какие бы маски жизнь ни вынуждала примерять… Шен-гунцзы. Сейчас все люди Цветущей Пустоши пытаются не просто уничтожить Клан Хуа Ци, но и Вас, Хуан Ичена и А-Чжана. Насколько я понял… Они вне клана?       Шен Гуанчжуй молчит, не соглашаясь и не отрицая. Слова, сколь искренне сказаны бы ни были, не внушают доверия. Шен Гуанчжуй знает — любой, принявший «Десять обратных путей ци», способен на ложь; особенно, если этот человек примкнул, даже мнимо, к Яньло-Вану. Ли Юнцинь не может различить настроение собеседника по одной лишь отстраненной мимике, и невольно усмехается — горько, болезненно.       — Лучше уходите из клана. Я помогу заклинателям здесь, а Вы, Шен-гунцзы, помогите Хуан Ичену. Насколько мне известно, инь в нем нестабильна последние дни.       Шен Гуанчжуй поджимает губы. Если Гювин пересечет черту во время боя, спасать герою будет некого. Даже Юджин может не успеть совладать с бушующей темной ци, и тогда…       — Почему я должен поверить в то, что ты не лжешь? — прямо вопрошает Шен Гуанчжуй. Шэньхуань отзывается на громкую речь холодом, из-за которого по коже пробегается табун мурашек. Вызванная талисманом завеса вот-вот развеется.       — Если бы я желал Вам зла, я бы убил Вашего спутника из Клана Джинцзы, а не просто ранил, — произносит «кот», наблюдая, как сжимаются пальцы на мече Шен Гуанчжуя. — Я знаю, что он тоже из Цветущей Пустоши, и тоже предал ее ради мира и ради Шен-гунцзы. Мне должно извиниться перед героем… Этот ученик лишь старался притвориться сторонником Цветущей Пустоши. Я надеюсь, Ваш спутник скоро оправиться, Шен-гунцзы. Прошу, поверьте мне — Хуан Ичену сейчас нужна Ваша помощь. В лучшем случае, он умрет там, внизу. В худшем же…       — А что же Клан Хуа Ци?       — Я защищу его, — Ли Юнцинь вынимает из кривых ножен меч, выставляя его перед собой. — Сделаю все возможное, чтобы никто не пострадал вновь. Клан Хуа Ци был на моей совести — мне и решать, как его спасти.       Шен Гуанчжуй коротко кивает. Он вынимает новую чистую бумагу и, исписав ее, протягивает Ли Юнциню. Посланник Пустоши медленно опускает меч, принимая готовый талисман в руки. Причудливые иероглифы гласят: «Обещание».       — У лжи короткие ноги, — объясняет Шен Гуанчжуй. — Если ты посмел мне солгать, талисман воспламенится от воздействия крови людей без темной энергии. Спрячь его под внешний слой ханьфу.       «Кот» безоговорочно слушается, протискивая миндальную бумагу под одежду. К этому моменту дым совсем опадает, и вновь возвращается заполонивший воздух шум битвы. Ли Юнцинь поднимает голову к небу — начинает накрапывать мелкий дождь.       — Спасибо, Ли Юнцинь, — произносит Шен Гуанчжуй, отворачиваясь.       — Спасибо Вам, уважаемый герой, — отвечает с теплотой «кот». — Можете быть уверены — я Вас не подведу и однажды вернусь в родной Клан Цянь. Нам следует увидеться вновь — приезжайте с визитом.       Уголки губ Шен Гуанчжуя слабо приподнимаются.       — Непременно.       Им обоим остается незаметна волчья маска, плотно спрятанная за оседающими красными облаками.       Шен Гуанчжуй отталкивается от земли, приземляясь на крыше полуразрушенного здания. Тут и там, несмотря на дождь, вспыхивают новые очаги возгорания. Кончики пламени распадаются голубыми искрами, лязг металла наполняет воздух, а запах свежей крови смешивается с прекрасным ароматом цветов. Судьба Ли Юнциня, еще ребенка, бесконечно сложна. Если он сможет пережить эту битву, то Шен Гуанчжуй не просто отправиться в Клан Цянь, но и попросит снисходительности Небес к этому уголку света.       Конечно, если его не выгонят из Звездных Вершин раньше. Это совсем не страшит героя, что готов бы и принять смерть от рук своих самых близких друзей.       Он двигается ближе к выходу, сталкиваясь несколько раз с темными заклинателями. Он то избавляется, то бежит от опасности. Теперь становится заметно, насколько схож цигун Цветущей Пустоши и Шен Гуанчжуя; вот только если люди Цветущей Пустоши совершают все шаги рывками, в поворотах дергаются, и по ветру едва ступают, то Шен Гуанчжуй, как первый и самый талантливый наследник Яньло-Вана, кружит в своей спешке, почти танцует в бою, касается земли редко, неощутимо. Когда-то он хотел избавиться от этого навыка, смывая с себя грязные пятна всего темного раз и навсегда. Сейчас следует одной лишь мысли: следует использовать яд против яда. Шен Гуанчжуй не использует темную ци, но техники хранит глубоко в душе.       Он замирает на одной из крыш, когда его окликают по имени. Это Вэнь Ечень — его руки по локоть покрыты кровью, ноги тяжело ступают по полю боя, а взгляд, полный отчаяния и страха, с надеждой направлен в сторону Шен Гуанчжуя. Дружелюбный и смелый воин тяжело отражает атаку сразу четырех заклинателей Цветущей Пустоши; Вэнь Чжэ и Су Жуйци нигде не видно.       В то же мгновение в городе раздается взрыв, следом за которым рисуется над крышами огненная вспышка Фэнбао. Она окружена черными клубами темной ци, и Шен Гуанчжуй, ощутив, как непроизвольно сжимается от этой картины сердце, бросает Вэнь Еченю один лишь талисман, прежде чем скрыться.       Бьет молния, уничтожающая соседнее от Шен Гуанчжуя дерево, которое прорастает подле ворот Клана Хуа Ци. Чжу-Цюэ решение лучшего друга не отметил лучшим, раз попытался того заранее уничтожить.       Шен Гуанчжуй открывает часть меридианов, в связи с чем белеют новые пряди на волосах, а глаза становятся ярче — почти желтыми. Его не беспокоит, если кто-то его узнает. Сейчас важно помочь Гювину.       Пение сяо, ведающее о горных вершинах и текущих водах, жуткая, высокая мелодия, создающая теневых воинов, которые уничтожают всех, кого только видят. Издалека кажется, что Гювин старается уничтожить лишь Цветущую Пустошь, но Шен Гуанчжуй замечает и отчаянно сражающегося Юджина с одной из иллюзий Гювина. Герой хмурится и, преодолев расстояние между ними, дергает Гювина за плечо.       Ответом становится взмах Цзыде, уперевшийся в меч Шен Гуанчжуя. В глазах Гювина бушует лишь черные языки пламени, они пустые и налитые кровью. Искажение ци его еще не настигло, но грань стала столь тонка, что даже короткий бой может привести к печальным последствиям. Меч Гювина проходится близ руки Шен Гуанчжуя, кончиком прорезая рукав, но не добираясь до кожи.       — Ким Гювин! — повышает голос Шен Гуанчжуй, стоит Гювину атаковать вновь. Цзыде двигается быстро, с вложенной в него инь, и герой взмывает вверх, избегая удара. Он бросает талисман, который, не долетев до точки назначения, оказывается разрезанным надвое.       Шен Гуанчжуй падает за спиной Гювина и повторяет попытку, не выпремляясь. На этот раз бумага цепляется за плечо, и Гювин замирает, не в силах пошевелиться. Герой складывает пальцы в нескольких символах печати и с силой ударяет по спине друга.       Мгновение, второе, и Гювин выкрикивает досадливое «ауч!». Он успел.       Шен Гуанчжуй позволяет себе коротко выдохнуть и подавляет улыбку, развеивая печать. Взмахивает Шэньхуань, бросая блики в глаза Гювина, взгляд которых начинает проясняться. Заклинатель сейчас выглядит, будто только проснулся, часто моргает и не скрывает во взгляде удивления. Герой вынужденно изображает недовольство и хмыкает.       — Бродяжка, ты вновь был в шаге от того, чтобы потерять контроль, — цедит он.       Гювин продолжает хлопать глазами, отлично различая беспокойство в голосе героя, и рассматривая новые белые пряди. Шен Гуанчжуй измотан — Гювину хочется извиниться, но он не успевает и рот открыть, ведь за спиной Шен Гуанчжуя поднимается высокая огненная завеса.       Тело героя оказывается скрыто за выставленным перед ним Цзыде. Гювин хватается за плечо друга, уводя его за спину.       — Юджин-а! — выкрикивает Гювин. Юджин послушно запрыгивает на крышу, тяжело дыша и опираясь на дымящийся меч. Внешних ранений не наблюдается. Заклинатель спешно оборачивается к герою. — Как ты? И… спасибо, я…       — Позже, — отмахивается Шен Гуанчжуй. — Сейчас не время. Как обстановка в городе?       Гювин прочищает горло. Он не помнит последнее… какое-то время. Не знает даже, ранил ли кого-то сам. Шен Гуанчжуй, поняв, что здесь ответов не дождется, переводит внимание на уставшего Юджина.       — Н-неплохо, — отвечает ученик, выпрямляясь и более не опираясь на меч. — Иллюзии шифу сейчас заняты сражением с воинами Цветущей Пустоши. Да и… со всеми. Шифу, не могли бы Вы…       Гювин кивает и подхватывает сяо. Шен Гуанчжуй кладет руку на предплечье друга, и заклинатель заверяюще улыбается: новых создавать он не собирается, хочет лишь изменить цель воинов из темной ци. Хватает всего двух нот и спрятанной за поясом сяо, прежде чем Гювин оборачивается к Клану Хуа Ци.       Он похож на один большой костер, в котором то и дело мелькают белые вспышки.       — Нам стоит оставить город на время и вернуться в Клан Хуа Ци, — предлагает Гювин. — Учеников уже увели в безопасное место, горожан тоже. Стоит помочь клану.       — Пойдем, — соглашается герой, намереваясь совершить прыжок. Гювин его останавливает:       — Милый друг, сможешь ли ты продолжить бой? — взгляд скользит по лицу героя, все еще непоколебимому, но уставшему и напряженному. Белое ханьфу забрызгано пятнами крови и порвано в нескольких местах. Глаза блестят слишком ярко, особенно учитывая, что обычно радужка Шен Гуанчжуя темна и беспросветна.       Гювин чувствует укол в районе груди и не без волнения сжимает рукоять Цзыде. В происходящем есть и его вина, и он не позволит из-за своих ошибок принести ущерб Шен Гуанчжую.       — Если всякие бродяжные собаки не будут использовать темную ци и губить свой дух, вынуждая за ними приглядывать, то верно, смогу, — в своей манере отвечает Шен Гуанчжуй.       Гювин нервно улыбается. Как бы его не раздражали подобные замечания, не признать он не может — сейчас он ошибся.       — Доверься мне. Я не подведу вас.       Шен Гуанчжуй кивает. В крайнем случае, его нынешнего запаса сил хватит как раз на то, чтобы предотвратить искажение ци. Они подоспевают в Клан Хуа Ци к моменту, когда часть зданий уже сгорели, а гроза принялась раскидывать молнии вокруг. Шэньхуань мерцает особенно ярко в блеске расколовшихся небес.       Подле экрана сражение ведут Сумеречный Волк и Ли Юнцинь.       — Стой, — одергивает друга Шен Гуанчжуй, когда Гювин, особо ситуации не понимая, хочет ступить в бой. — Понять уровень опасности можно лишь от наблюдений.       Гювин смахивает с глаз прилипшую челку и кивает.       — Тебе удалось узнать больше? — интересуется он.       — «Кот» — это Ли Юнцинь, — объясняет Шен Гуанчжуй. — Он на нашей стороне, однако, судя по всему, Цветущую Пустошь такой расклад событий не обрадовал.       — Лучшие друзья сошлись в битве, — понимающе произносит Гювин.       Их мечи сталкиваются под очередной раскат грома. Кошачья маска темная, но уходящая в бронзу, никак не сравнится с иссиня-черной волчьей. Они похожи — но пути некогда лучших друзей разнятся. Ли Юнцинь атакует, и Гювин начинает сквозь шум дождя разбирать их разговор.       Голос Ли Юнциня, пусть и искаженный и на ученический не похожий, пропитан обидой и легким, совсем слабым возмущением. В Клане Цянь учили злиться искусно, правильно, и пусть Ли Юнцинь не был его лучшим учеником, но в бою навыки использует на высшем уровне.       — В отличие от тебя, я не подчинился воле Яньло-Вана.       — Но ты принял книгу, — парирует, как ответом так и оружием, Ван Исянь. — Причем из моих рук, А-Юн.       — Я не поддался на бред вашего сумасшедшего лидера, — вновь сталкиваются два лезвия, и путы инь окольцовывают капли дождя. — В отличие от тебя, гэ. Зачем?       — «Зачем»! — Сумеречный Волк усмехается: ехидно и горько одновременно. — Знаешь ли ты, сколько раз за жизнь мне приходилось отвечать на этот вопрос? Наверное, с тех пор, как родился без Золотого Ядра. Зачем жить в Ордене Ван-Шен, если я не несу никакой пользы?       Ли Юнцинь нападает яростнее, за что оказывается отброшен прочь. Его тело бьется о стену ближайшего здания, из груди вырывается нечто подобное на смешок, смешанный с болезненным стоном.       — Ты находил на него ответ когда-то, — хрипит «кот», поднимаясь на ноги. — И отвечал и мне. Но в итоге просто предал Орден Ван-Шен, убив всю свою семью. Тебе не жалко близких? Семью, друзей, тех, кто тебя опекал?       — Мне никогда не было нужно, чтобы меня опекали, — рычит Сумеречный Волк, взмахивая оружием. Один удар, и Ли Юнцинь, даже его остановив, валится на землю вновь. Юджин за спиной Гювина вздрагивает, на Фэнбао появляются новые огоньки тревоги. — Я хотел силы, а не внимания к собственной жалкости… Да и подумай, Ли Юнцинь. Смог бы ли ты жить такой жизнью, как жил я?       — Драматизм тебе не к лицу, гэ, — отвечает «кот», рядом с шеей которого победно держат лезвие «Хэйяна» — нового меча Ван Исяня.       — Ты хвалил меня за мой поэтизм когда-то.       — Когда ты не говорил о глупостях, гэ, — «кот» усмехается. — А что до шицзе? Ван Ирон — разве ты не боишься за ее судьбу?       Меч Сумеречного Волка прижимается к шее друга ближе. «Кот» не двигается. Гювин почти уверен, что некогда ученик Клана Цянь не сводит глаз с Сумеречного Волка — он хочет выдвинуться наконец ему на помощь, но стоящий перед ним Шен Гуанчжуй все так же непоколебимо смотрит. Герою виднее — вряд ли он даст умереть благодетельному ребенку.       — Его Величество обещал жизнь моей сестре, — гремит волчий голос. — Они ее не тронут.       — В самом деле? В Чжанцю война, Сянь-гэ. Наверняка лавка «Тегуаньинь» сгорела дотла по вине твоего «Его Величества».       — Он не мог мне соврать! — Сумеречный Волк вспышкой отдаляет меч, чтобы пнуть тело друга ногой. — Я — будущий наследник! Единственный, кто его не предал!       — А как же Шен Гуанчжуй? Яньло-Ван до сих пор охотится за…       — Молчи!       И тогда с места срывается сам Шен Гуанчжуй. Гювин медленно воспринимает сказанное, пытаясь уловить общий смысл — получается с трудом, особенно когда он сам следует на защиту Ли Юнциня, но…       Ясно, что за уважаемым героем охотится Я Ван. Но в контексте наследства…       Сумеречный Волк резко оборачивается, выставив перед собой руку. Мощный выброс темной энергии отражается в небо от лезвия Шэньхуань, и Шен Гуанчжуй выпускает наружу короткий выдох. Юджин взмахивает оружием — пламя меняет траекторию инь, позволяя герою отпрыгнуть назад. Гювин же делает рывок к Сумеречному Волку.       — Коль помянешь Цао-Цао — Цао-Цао тут как тут! — Сумеречный Волк уклоняется и норовит ударить по ногам заклинателя, но промахивается. — Еще и со всей свитой!       — Больно ты разговорчив сегодня, — хмыкает Гювин, не прекращая атаки. — Неужели Нин Ичжуо поскупилась отрезать тебе язык?       — Лао Шен! — писк Юджина вырывает Гювина из разговора. Герой сплевывает сгусток крови и отмахивается от ученика, после глядя на Гювина и кивая ему. Заклинатель недоверчиво хмурится.       — Не беспокойся о нем, — Сумеречный Волк оказывается слишком близко, и Гювин плотно сжимает зубы, находя в рукаве ханьфу короткий клинок. — А-Чжуй не сможет умереть так просто. Хотя я бы с удовольствием лишил жизни этого тигренка. Простите — котенка! Не думаю, что Звездные…       Его вынуждает замолчать талисман, брошенный под ноги как Сумеречному Волку, так и Гювину. Заклинатель отпрыгивает прочь, с ошарашенным взглядом выискивая Шен Гуанчжуя за алой дымовой завесой. Его друг даже не удосужился его предупредить!       Когда дым опадает, он видит силуэт Юджина, уносящий «кота» прочь. Сумеречный Волк хочет побежать следом, но его останавливает вытянутый Шэньхуань. Гювин тянется к флейте, но вовремя себя одергивает — дважды за день он был слишком близок к потере контроля.       — А-Чжуй, А-Чжуй… Так сильно хочешь, чтобы твой милый дружочек не узнал правды о твоей истиной истории? Хочешь быть героем? — Сумеречный Волк рычаще смеется. — И после этого ты зовешься «Справедливостью», там, у вас?       Шен Гуанчжуй безмолвен. Он атакует, замахиваясь Шэньхуань в прыжке, и Гювин слышит, как вновь во влажном воздухе льется смех Ван Исяня. Его глаза округляются, и он без промедлений бросается на помощь.       Но черный, сотканный из темной ци поток сбивает героя из его положения, отбрасывая прочь. Гювин давится вскриком, наблюдая, как тело Шен Гуанчжуя сначала вздрагивает, а потом оседает на мокрой земле.       — Шен-сюн!       Гювин делает шаг по направлению к другу, и Сумеречный Волк быстро преграждает дорогу.       — Нам стоит поболтать, Ким Гювин, — произносит он, тут же выбрасывая вперед меч. — Только ты и я, пока А-Чжуй отдыхает.       — Чертов пес! — голос Гювина вздрагивает от ярости и страха, когда он парирует удар, стараясь ранить Сумеречного Волка. Тот дымчатыми всполохами отводит Гювина назад — как можно дальше от тела Шен Гуанчжуя. Заклинатель нервно отступает, готовясь при любом неверном шаге Ван Исяня проткнуть тому грудь клинком.       Гювин сам не понимает, как оказывается в комнате, состоящей из стен черного тумана. Затихает дождь, растворяются запахи, и заклинатель резкими движениями озирается, выискивая место, из которого появится враг. Сердце бешено бьется в груди, зубы болят от того, насколько сильно сжата челюсть. Нервы на пределе, и Гювин старается дышать ровнее, чтобы успокоить бурлящую в нем темную ци.       — И что тебе нужно? — выдыхает Гювин, прикрывая глаза, но бдительности не ослабляет.       — Расскажу тебе правду, — отвечает Сумеречный Волк. Его голос звучит где-то в голове Гювина, одновременно вокруг него и прямо перед ним. От этого подташнивает. — Хочу, чтобы ты тоже знал, с кем водишься.       — Если Шен-сюн того захочет, он сам расскажет мне о себе, что угодно, — отмечает Гювин. Ему даже не любопытно — он на самом деле верит герою. — Твои выдуманные сказки мне не к чему.       — Боюсь, выбора у тебя нет, Ким Гювин. Расслабься и послушай — выводы, которые ты сделаешь, зависят лишь от тебя одного.       Заклинатель тяжело вздыхает. Он наугад проводит лезвием Цзыде по дымовой стене, но та, словно вылитая из камня, не пропускает сквозь себя меч. Ловушка устроена как вокруг Гювина, так и в его разуме.       — Лучше выпусти меня!       — Потерпи немного, я уверяю тебя, эта история стоит того, чтобы ее услышать. В конце концов, это история первого наследника Его Величества.       Гювин ударяет мечом по «твердому дыму». Результата не следует, а Ван Исянь, будто и не видя чужих стараний, продолжает.       Шен Гуанчжуй родился в семье маленькой, но когда-то крепкой. Его мать была простым человеком, в то время как отец отличился в мире цзянху могущественными способностями и навыками. Он был одним из первых, кто выступил против Цветущей Пустоши, узнал, где покоится их «дом». К сожалению, слава его жизнь и унесла — Шен Гуанчжуй не запомнил отцовского лица, ведь погиб он, когда Шен Гуанчжую едва исполнилось два года. С тех пор он жил лишь с матерью, которая, несмотря на скорбь о муже, выращивала сына с любовью и вниманием.       Однако ребенок, даже не культивирующий свои способности, неизвестно для себя выпускал их наружу. Иногда это означало, что он мог случайно нагреть чашу до того состояния, когда ошпаривал ладошки; иногда он заставлял цветы расти быстрее. Ци в нем текла, как текут бурные воды реки Хуаньхэ, но мать не могла отпустить сына на обучение, продолжая бережно опекать в надежде на то, что маленький А-Чжуй с возрастом и сам поймет, как использовать переданный по наследству дар. Ребенок был мудр не по годам, и отлично понимал, что отличается от матери или от детей, с которыми играл в их деревушке.       И все было хорошо, если бы спустившийся как-то на разведку солдат Цветущей Пустоши не заприметил мальца, что своими руками исцелил раненую лисицей курицу. Стоило Яньло-Вану узнать о мальчишке, еще и наследнике Шена, разнюхивающего годами о делах Короля Темных Сил, как что-то внутри него дрогнуло, и он отдал злосчастный приказ — заполучить ребенка любой ценой; сделать так, чтобы навыки его принадлежали Пустоши, и в будущем он занял трон, продолжив дело приемного «отца».       Так и произошло первое колыхание судьбы Шен Гуанчжуя.       Еще в возрасте шести лет Цветущая Пустошь выудила его из родного дома. Шен Гуанчжуй тогда не знал ни о чем, открывая глаза в большом зале, где свечи едва горели, а Яньло-Ван ему приветливо-пугающе улыбался.       Его обманули, — ведь что стоит обмануть ребенка? — внушив, что здесь, в Цветущей Пустоши, живет его отец; что отец этот прав, и что он не зря бежал из дома этой женщины, которая всегда хотела убить Шен Гуанчжуя — в этой легенде она пыталась убить и его «настоящего» отца.       Цветущая Пустошь взращивала убийцу, который в возрасте восьми лет покончил с жизнью родной матери. Меч его не дрогнул, а взгляд был пуст, пропитан темной ци. Она прекрасно подчинялась талантливым рукам мальчика, как вступают в союз дождевая вода и весенние цветы. Не было риска искажения, не было риска потери контроля — с усмиряющей маской или без нее, в юном А-Чжуе не осталось ничего человечного. С минующими годами инь полностью выжгла бутоны светлой ци, оставив лишь сплошной, тяжелый мрак. Возможно, именно этот мрак и стиснул сознание подростка; возможно, виной тому были бесконечные сны о тигре, который стремился его нагнать — об этом знал лишь Кукольник, но стены, пускай и плотные, имели свои уши.       Потому Яньло-Ван подозревал, что когда-то Шен Гуанчжуй попробует сбежать, но никак не ожидал, что произойдет это так рано.       В подростковом возрасте мальчишка удрал из дворца, сумел скрыться от когтистых лап Цветущей Пустоши. Исчез на долгие десять лет, чтобы после…       — …Тебе встретился Шен Гуанчжуй в Чжанцю, — усмехается Сумеречный Волк. Гювин чувствует, как дрожат его ладони, и не может вымолвить и слова, до того трудно дается ему осознание. — Воля судьбы! Или, возможно, встреча с тобой — какой-то сомнительный замысел этого своенравного человека. Самое занимательное, забыл упомянуть — именно Шен Гуанчжуй принес «Десять обратных путей ци» в Клан Медного Листопада. Думаю, не сумел этот проныра сбежать лишь от чувства собственной вины. «Хитрый лис», верно?       — Умолкни, — едва различимым шепотом приказывает Гювин. Он чувствует себя преданным — ведь если Ван Исянь не выдумывает, Гювину становится ясно, что все это время он был лишь оружием в руках человека, который хочет мстить; что было бы уместно, поведай об этом Шен Гуанчжуй изначально.       Гювин же думал, что они успели сплести свои судьбы из чистой воли Небес.       Более того — именно Шен Гуанчжуй, не кто иной как Шен Гуанчжуй, уничтожил его семью после того, как распрощался со своей. Тупая боль сжимает виски и грудную клетку, будто покрытую сотней иголок. Гювин словно сквозь воду слышит смех Сумеречного Волка, сквозь туман перед глазами видит, как рассеивается дымчатая комната, и задается вопросом, как его ватные ноги все еще способны поддерживать стоячее его положение.       Он ведь поклялся убить наследника Я Вана. Шен Гуанчжуй был тем, кто обещал ему в этом помочь.       Гювин хочет открыть глаза и понять, что все это — шутка его воображения, охваченного темной ци, но и то не выходит — слух его прорезает визжащий крик Юджина:       — Шифу! Ши-и-и-ифу! — почти рыдает ученик, останавливаясь напротив окаменевшего наставника. Юджин вздрагивает — лицо Гювина складывается в точно таком же выражении, каким оно представало многими годами ранее, когда оба покидали Клан Медного Листопада. Ученик неуверенно отступает на шаг. — Ш-шифу? Вам плохо? Ши…       — Все в порядке, — выдыхает Гювин. Легкие сжимаются, а желудок урчит и будто переворачивается. Он и не знает, что должен испытывать, чувствуя лишь жгучую обиду. — Все в порядке… Где Сумеречный Волк?       — А… Прибыл Глава Су, — Юджин опускает взгляд в пол. — Г-глава Су прогнал его прочь и туман вокруг Вас рассеялся… Шифу! В-вы же не ранены?       Гювин отрицательно взмахивает головой и позволяет себе осмотреться. Люди Цветущей Пустоши пропали — все до единого.       — Л-ли Юнцинь сейчас с Г-г-главой Су, а лао Шен…       — Где он? — слишком резко спрашивает Гювин, от чего даже Фэнбао в ножнах незримо для него нагревается. Заклинатель вовремя вспоминает, что все, что он только что узнал, известно лишь ему, и сказано было предателем собственной семьи; Ван Исянь мог просто-напросто соглать.       — Последний раз лао Шен преследовал одного из людей Цветущей Пустоши… Думаю, уважаемый герой сейчас у входа в Клан Хуа Ци…       — А ты? — запоздало спохватывается Гювин. — Как ты себя чувствуешь?       — Я в порядке, шифу. А Вы точно…       — Тебе следует пойти и отдохнуть. Я схожу к Шен-сюну, мы скоро тебя догоним, идет?       — Да… Удачи Вам, шифу. А! Глава Су хотел бы видеть Вас и уважаемого героя.       — Непременно. Я только проясню… кое-что. Ты иди.       Гювин улыбается ученику. Он бы сказал, и какой Юджин молодец, и что проявил себя более чем хорошо, но не может. Те пугающие мысли, что заполняют его сознание, позволяют ему лишь кивнуть и проследовать к главному входу в Клан Хуа Ци. Он в самом деле находит героя сидящего на траве подле ворот, прибывающего в медитации. Верно — Шен Гуанчжуй получил не мало ранений в бою, и сейчас ему не помешал бы отдых, ведь даже до гостевых покоев герой не добрался. Однако Гювин чувствует, что если не спросит сейчас, не успокоится до конца своих дней. Он останавливается перед Шен Гуанчжуем, который даже не замечает появления друга.       — Милый друг, — хрипло зовет Гювин и прочищает горло. — Могу я тебя отвлечь?       — Бродяжка, — отзывается Шен Гуанчжуй. Он открывает глаза — вновь черные, угольные, — и поднимает взгляд к Гювину. — Ты в порядке?       — В полном, этот пес бы не посмел меня тронуть, — усмехается Гювин; выходит неестественно, и Шен Гуанчжуй прекрасно это наблюдает.       — Что именно он тебе сказал?       Гювин сжимает пальцы на руках, и все тело его напрягается. Ван Исянь мог его обмануть. Ван Исянь мог поведать ему правду.       — Шен-сюн, скажи мне честно, — через силу просит Гювин, — ты являешься первым наследником Яньло-Вана?       — Верно, — не задумываясь, соглашается Шен Гуанчжуй. Он поднимается на ноги, выпрямляясь перед Гювином, который впервые в жизни хочет ударить героя за столь непоколебимую мимику. Шен Гуанчжуй не выказывает ничего — ни сожалений, ни раскаяния, будто бы не он прошел самым сомнительным путем из всех возможных, утаив это от лучшего друга.       Лучшего друга ли?       — А «Десять обратных путей ци», — Гювин сглатывает, — ты был тем, кто принес ее в Клан Медного Листопада?       — Верно.       Гювин и сам не ожидает, что этого ему станет достаточно, и делает шаг по направлению к Шен Гуанчжую столь резкий, что из тела его высвобождаются тонкие потоки темной ци. Лишь на это герой чуть хмурится — будто бы только в инь проблема.       Да Шен Гуанчжуй и сам был соткан из одной только силы Я Вана!       — Почему ты мне ничего не сказал? — медленно повышая тон, спрашивает Гювин. От ярости перехватывает дыхание. — Шен Гуанчжуй, я тебе доверял, и верил, что ты… Да как ты мог! Ты убил мою семью!       — Гювин, — тихо выдыхает Шен Гуанчжуй.       — Ты думал я разозлюсь? Не захочу странствовать с тобой? — Гювин нервно усмехается. — Что ж, ты был как всегда прав! Я же поклялся тебя убить, и ты осмелился мне солгать, сказав, что поможешь «убить наследника Яньло-Вана»!       — Я не лгал, — спокойно произносит Шен Гуанчжуй. Хмурые брови чуть опускаются, не хватает пары движений, чтобы лицо его погрустнело. — Гювин, я никогда тебе не лгал.       — Убьешь себя, когда все закончится?! Не думай, что мир работает так просто! — Гювин обнажает Цзыде. Шен Гуанчжуй все еще стоит, где и стоял, не отодвигаясь от приближающегося заклинателя ни на цунь. — Я правда думал, что мы друзья. Думал, что нашел того, кому могу доверять, чтобы в итоге ты оказался… Да ты… Шен Гуанчжуй, ты чертов предатель!       — Гювин, — строго, но мягко останавливает его Шен Гуанчжуй. — Гювин, дыши. Твои темные силы…       — Умолкни! — отрезает Гювин, взмахивая мечом в опасной близости от Шен Гуанчжуя. — Не тебе меня учить. Я не хочу ничего слышать от человека, который… Черт возьми…       Мир перед глазами Гювина темнеет и светлеет, переливаясь неестественной тональностью. Его ноги подкашиваются, и сам он с трудом находит хоть какую-то точку опоры. Тошнота усиливается, а дантянь начинает жечь так, будто бы его Золотое Ядро пронзил Фэнбао. Шаг, второй, и он перестает различать что-либо вообще, слыша лишь бесконечный, неразборчивый шум. Гнев сходит на нет — как и любые другие чувства.       Шен Гуанчжуй подхватывает падающее на землю ослабшее тело друга, в замешательстве понимая, что искажение ци здесь совершенно не при чем.