Проклятая

— Надеюсь, ты родишь мне сначала мальчика. Я буду трахать тебя, пока ты не забеременеешь! И лучше тебе согласиться и делать все по своей воле! Он разворачивает ее на живот, ставит коленями на пол, блокирует попытку освободиться своей ногой, заламывая руки сзади Трётся членом возле входа и собирается войти, как слышит всхлипы сзади. Оборачивается и видит стоящую Кэролайн на трясущихся ногах, держащую в дрожащей руке пистолет. — От-от-отпус-ти ее… — она пытается собраться, придать голосу уверенности, но ужас увиденного не даёт это сделать, раздавливая юную психику. Сет фыркает, отходя от Эвы и приближается к Кэролайн. — Не… нет… не подходи! — кричит, зажмуриваясь и нажимая на курок. Он в миг оказывается рядом, выбивает из ее руки пистолет и кричит: — У-хо-ди! Кэролайн рыдает и молит не трогать Эву, она взывает к нему, не даёт дотронуться до себя, отходит назад, спотыкается, падает. Волосы спутанные, мокрые, сама бледная и худая, не отошедшая от лихорадки. Она сейчас выглядит так же, как в тот день, когда Сет встретил ее и решил защитить… Только сейчас тем самым страшным и злым стал ОН сам… — Не подходи, не трожь! — бросается всем, что попадает под руку. Сет разворачивается, видит Эву, натягивающую на тело тонкий плед. — А с тобой мы ещё не закончили, — берет ее за шею, дергает на себя, — Кем бы ты ни была, Эвтидой или Нефтидой, я сделаю то, что должен. Чуть позже! — он не кричит, но слова его резонируют в пространстве, словно колокольный звон, давя на перепонки до предела. Его голос звучит не снаружи — внутри, от него не избавиться, никак не скрыться… Сет впечатывает ее в стену, лишая сознания. Последнее, что Эва успевает увидеть, сползая вниз, как тот подходит к Кэролайн, берет ее на руки и плачущую куда-то уносит…

***

Казалось, что сегодняшний день не собирается заканчиваться: бесконечные расспросы врачей и анализы, переживания Агнии и дежурные ответы казались ничтожными в сравнении с тем, что рисовало воображение. Что с Феоноей, где Эва? На звонки, естественно, ни одна из них не отвечает, доводя меня до предела. Чертовщина, что творилась за окном не помогала собраться: землетрясение, резкое затмение — все это, со слов Аларика, последствия неконтролируемой силы, что использует Аш. Он черпает ее слишком много, вызывая сопротивление мощи, что таится в землях Египта. Эта сила прародителей всех существ, а потому каждый, кто ее коснется, получает не только преимущества, но и последствия… План наш был до боли простым: срезать верхнюю часть кожи с клеймом, сверху выжечь новый знак — защитный. А дальше — получить часть такой же древней силы, подчинить ее, слиться воедино и пользоваться мощью. Из плюсов: я почти моментально восстановлюсь, стану сильнее, отчасти неуязвимее… Из минусов: возможные последствия. В чем они могут проявляться — непонятно. Но я готов на все, чтобы спасти единственных важных для меня девочек… Часы посещения больных уже близились к концу, что меня очень радовало. Значит, через сорок пять минут мы должны будем пойти в один из процедурных кабинетов для совершения своего странного ритуала. Ситуация, конечно, патовая… Какое действие предпринять, чтобы не подставить под удар того или иного? Непогода разыгрывалась все сильнее, где-то за горизонтом, между высотками, виднелись красные молнии среди черных туч. Я чувствую, что грядет что-то страшное… Об одном лишь думаю — чтобы я не опоздал. Аларику на телефон приходит смс с неизвестного номера, он показывает его мне. «Рик, я слышала, что тебя с Аменом положили в одну больницу. Передай ему, что мы живы. Нас держат в каком-то домике для прислуги на территории Аша. Сюда не звони, я украла телефон у охраны.»

***

Сет ходит по кабинету, разбрасывая вещи и пиная мебель… Кэролайн снова спит. Исман вколол ей сильное успокоительное, чтобы та ненароком не поранила себя. Сет в бешенстве: не может такого быть, не может она все помнить, не может раскрыть его сущность вот так… Эва лежит на кровати в своей комнате без сознания, но жизни ее ничего не угрожает… по крайней мере сейчас… За окнами разыгралась настоящая буря, ветер сгоняет черные тучи, делая из них почти непроглядный барьер, сквозь который то и дело сверкают красные молнии. Дождь усиливается, превращаясь в стену, разделяющую город с остальной цивилизацией. Сет садится на диван, успокаивая ярость. Он не даст помешать своим планам, не сейчас. Под завалами бумаг раздался пронзительный звон телефона, раздражая и без того оголенные после всплеска силы нервы. Отыскав гаджет, он поднимает трубку: — Да — … — Ещё рано! Они не могли это сделать так быстро, сейчас! — … — Я использовал силу,лишь когда это было необходимо! Более того, я ее подчинил! Она не может их манить. — … — Черт, Реммао, я прилечу и откручу твою бесполезную голову! Если ты думаешь, что, привлекая меня по мелочи, сможешь заслужить прощение — ты ошибаешься! Сет наспех одевается, берет необходимые документы, даёт распоряжение Тизиану следить за Эвой, охране — наблюдать за периметром, а сам садится в автомобиль и едет в аэропорт. Эвтида приходит в себя через несколько часов после случившегося, беспорядочно дёргает руками, проверяя, где находится, чем накрыта, и прислушиваясь к телу на предмет насилия. С облегчением понимает, что сексуального насилия против ее воли не было. Она садится, протягивает к себе колени, обвивает их руками и, задумываясь об Амене, нервно ковыряет ногти. Вопросы беспорядочным ворохом сваливаются один к одному: Где он сейчас? Все ли в порядке? Поверил ли записке? Увидит ли она его когда-нибудь? — Надеюсь, что с ним все хорошо, — шепчет Эва, закрывая глаза и тяжело дыша. — Если вы оба будете делать так, как необходимо, то да, с вами все будет хорошо. Безэмоциональный голос из темноты напугал, отчего она дернулась, вглядываясь в угол. Тизиан встал и медленно пошел в сторону Эвы, прокручивая в руке ключи от автомобиля. — Ты больше не боишься меня? — нависает над все ещё сидящей прямо девушкой, — Похвально. Такой ты мне нравишься больше, чем загнанной овечкой. Тизиан поддевает ее подбородок, чтобы встретиться глазами. — После Сета мне нечего и некого бояться, — верхняя губа дёргается в презрении. Настанет время, когда ты пожалеешь о том, что сделал, — дёргает головой в сторону, отодвигаясь от его рук. — Амен тебя не простит… Да ты сам себя не простишь! Тизиан злится, скалясь, запрыгивает на кровать и придвигается вплотную. — Тебе повезло, что Господин сказал тебя не трогать. А насчёт Амена… Поверь, ему уже насрать на тебя. Плевать, понимаешь?! Тизиан достает из кармана телефон, открывает его и показывает фото, где Агния обнимает и целует его друга. — Он получил твою записку и спустя совсем немного времени переключился снова на свою подружку, — открывает видео, где Агния наклоняется на Аменом. Эва сжимает челюсть, сдерживая плач, часто моргает и глубоко дышит. Она не верит, что это правда. Не хочет верить… Ведь Амен готов был собой пожертвовать, лишь бы ее спасти… Если его чувства — фальшь, то верить кому-либо ещё просто нет смысла… Тизиан встал, насмехаясь, направился к выходу. В дверях он повернулся к Эве и ядовито продолжил: — Ты должна быть благодарна судьбе, что нужна Богу. Я бы на месте Господина сгноил такую грязную шлюху, недостойную быть рядом с ним. — Но ты не на его месте… Эва хотела огрызнуться, но прикусила язык. Под влиянием Сета Тизиан был непредсказуем, чего ещё ждать от него — неизвестно. Она осталась сидеть в комнате, погружаясь в пучину переживаний, смешанных с неконтролируемым потоком размышлений о Сете и бледной девушке, по сути, спасшей ее от него. Открыв покрывало, стала разглядывать свое тело в сумерках. В холодном темном свете оно казалось мертвым: бледно-синяя кожа с чернеющими гематомами, как закономерным исход гнева бога ярости. Эва проводит по каждому пятну подушечками пальцев, очерчивая контуры и стараясь рассмотреть более мелкие, которые проглядываются, напоминая ей об Амене. Может, она наивная? Может, для него она была лишь очередной галочкой в блокноте побед? Сколько времени Эва находится здесь? День? Два? Несмотря на сменяющие друг друга Луну и Солнце за окном, время остановилось, съедая ее едкой бесконечностью. Как бы ей ни хотелось, чтобы Амен был подальше от испепеляющего божественного гнева, в глубине души маленькая девочка мечтала, чтобы он, как истинный рыцарь на белом коне, приехал и спас свою возлюбленную от злого дракона… Но Эва не принцесса, а Аш никакой не дракон, и жизнь ее совсем не похожа на сказку, с самого рождения подкидывая все больше ужасов. Проходясь руками по плечам, закрывает глаза, чтобы отвлечься, чтобы перестать изводить и без того воспалённый гнойными нарывами предательства мозг. Во тьме снова видит сон, где прыгает к Амену и погибает… осознание, от которого она так сильно жаждала избавиться, молотом стучит в груди, разбивая ребра и освобождая изнывающее сердце из клетки: Амен стал ее погибелью, он не придет, не спасёт, не защитит…

***

Тем временем в больнице.

Амен

Мы вдвоем заехали на инвалидных креслах в процедурный кабинет, дождавшись, пока в коридорах будет пусто. Тревога нарастала, заставляя нервно постукивать пальцами по подлокотнику. Она не была связана с ожиданием боли, нет… К физическим увечьям я привык, когда ещё был «Охотником на Шезму», сейчас же мне не терпелось скорее закончить здесь со всем, чтобы спасти Феоною с детьми и Эву. — Первым этапом после удаления клейма и выжигания нового знака будет бодрость, увеличение сил, исцеление. Второй этап — получение бóльшей силы, сверхчеловеческой… — Аларик вновь стал читать лекции словно перед ним аудитория тупоголовых студентов, а не взрослый мужик. — Давай ближе к сути. — Как видишь, я полностью здоров, — он поднимается на ноги с кресла, — но мне приходится делать вид, что выздоравливаю постепенно, чтобы не пугать местных докторов. Древняя сила, — он вытягивает руку, закатывая рукав и показывая еле видное свечение под кожей, — впитывается в мой организм, помогает жить даже при сильных увечьях. Благодаря этой магии я жив и здоров. Иначе Сет бы прихлопнул меня, как муху. — И ты не боишься последствий, о которых бубнишь мне второй час? — приподнимаю вопросительно бровь. Я до сих пор не доверяю ему полностью, но лучшего партнёра в этом деле мне сейчас не найти. — В моем случае последствия исключены. Во-первых, я постепенно поглощал магию, во-вторых, ее немного во мне. Используя эту силу, как самооборону, невозможно навредить самому себе. Другое дело, что ты сразу будешь проходить несколько ритуалов. Очищения, блокировки и насыщения новым неизведанным могуществом. Он говорит воодушевленно, как сектанты, верующие в единственное предзнаменование. — Я готов, давай покончим с этим.

Berserk Teaching in Trips &

Ведьмина Поляна

Аларик берет шприц с лидокаином — единственным обезболивающим, что мы здесь нашли в открытом доступе, обкалывает место клейма. Времени на длительные ожидания у нас нет, а потому спустя несколько минут он берет в руки скальпель и, нависая над спиной, начинает срезать кожу. Мои руки вцепились в кресло, сжимая подлокотники до хруста. Ощущаю, как под лопаткой стекает теплая жидкость. Он отходит, берет влажную салфетку и вытирает кровь. Я выдыхаю, успокаиваясь, но после слышу: — Знак проник слишком глубоко под кожу, черные отметины все ещё видны, мне нужно продолжить, а тебе — все ещё потерпеть. Я сжимаю челюсть, глубоко вдыхаю, после выдыхаю, Аларик принимается снова выскребать из меня поганый иероглиф. Мысленно вижу лицо Аша и представляю, как буду его разбивать, вызывая внутри злобу, чтобы отвлечься от нестерпимой боли. — Ты мне узор там, — хриплю, тяжело дыша, — вырезать пытаешься? Что так долго? — сквозь стиснутые зубы выплевываю слова. Спина вся в мокрая, вокруг едкий запах крови и звон металла. Я снова и снова возвращаюсь ко временам, которые хотел бы забыть. Когда я вырезал на телах знаки-напоминания о долге, о том, что со мной лучше не связываться. Я не получал удовольствие от их криков, но мне нравилось осознавать, что ничтожная жизнь находится в моих руках. Мне плевать было на статус и пол — добиться необходимого результата я мог у любого. Ослушался приказа только один раз, когда увидел «клиента» рядом с дочкой. Сучий потрох знал, что за ним слежка и прикрывался ребенком. Но три пули в колено и одна в плечо настигли его в туалете заправки, куда он зашёл справить нужду, убегая из города. Его дочь звали Аманда. Чистый ангелочек с белыми волосами и такими искренними голубыми глазами. Она много щебетала, пока я вез ее обратно домой к матери — молодой девушке по имени Карема. Она была в разводе, а этот подонок выкрал ребенка, чтобы прятаться за ее спиной. Карема была горячей, такой, как я любил. С тонкой талией, сочной задницей и стоячими сиськами, которые подпрыгивали над моим лицом во время ее благодарности за то, что вернул ей дочь. Правда, на время наших с ней выходных Аманду она отдала матери, чтобы та не слышала, как ее мать принимает меня так, как я хочу. — Я закончил, — живо забегал Рик предо мной. — Теперь новый знак. Так как рана очень глубокая, будет больно. — Хочешь сказать, до этого ты мне массаж делал? — огрызаюсь, скривившись. — Нет, но срез тебе покажется цветочками. Анестезию использовать нельзя. Только человек, умеющий терпеть боль и муки, может пользоваться такой силой. Это доказательство серьезных намерений. Но самое главное — будь готов вступить в бой со своими страхами. Во время последнего ритуала ты должен слушать мой голос, не отвлекаться на возможные галлюцинации и видения. Всего этого не существует на самом деле. — Зачем ты мне говоришь это все сейчас? — я говорю спокойно, острая боль отошла на второй план, уступив место тянущей, выкручивающей мышцы, словно в мясорубке. — После второго бы ритуала рассказал. — Боюсь, после второго ты не сможешь воспринимать то, что я говорю сейчас. Сосредоточься. Но не на боли, на чем-то светлом, хорошем. Чем-то, что сможет тебя достать из самых темных недр твоей души. Я не шучу… — Каковы шансы, что я получу побочку? — Пятьдесят на пятьдесят, — он нагревает металлический нож с зазубринами над горелкой, еле шевеля губами, читая какую-то мантру, изредка отвлекаясь на мои вопросы. — Какие ты встречал за свою жизнь последствия? Хочу знать, к чему быть готовым. — От элементарных галлюцинаций, сыпи или частичной потери памяти до смерти, — улыбается, как безумный кровожадный профессор. — Но и наступают эти последствия тоже не всегда сразу. Они могут проявиться сначала в лёгкой форме, а после накрыть с головой. — Какая прелесть. Может инструкцию бы почитал? Поворачиваюсь назад и вижу в темных глазах языки пламени: — Инструкция у меня в голове, Амен. Рик прищуривается, а после впивается в мою кровоточащую плоть тем самым нагретым ножом, проворачивая тот внутри. Резкий жар накрывает тело, после бросает в пот, вижу, как мои пальцы бледнеют уже не от напряжения, от боли, что разрывает мой мозг на части. В ушах слышится гул, сквозь который я не в силах разобрать слова. Перед глазами в белой дымке вижу Эву, но в старинной одежде, она поворачивается, смотрит мне в глаза, манит к себе пальцем. Словно накачанный каким-то отборным дерьмом, я не разбираю, что это, реальность или галлюцинации… Если последние — то они слишком осязаемые, тянусь рукой к ней, но вдруг дымка становится красной, бордовой, и между нами встаёт Аш, одетый так, как обычно в школьных учебниках рисуют древних египтян. Он берет за руку Эву, притягивает к себе, гладит шею, а потом целует ее туда же. Он касается ее кожи, а сам, улыбаясь, смотрит на меня. Я закипаю, не хочу это видеть, машу головой в стороны, пока дым не становится черным. Сквозь него я уже не вижу ничего, только слышу женские крики и мольбу о помощи. А после, будто скример в тупых видео, прямо перед моим лицом появляется окровавленная Эва. Пытаюсь встать, но силы покидают меня, расстворяясь в дикой боли. Я кричу, дёргаю телом, чтобы разорвать невидимые, но слишком четко ощущаемые цепи, по венам будто лава течет, выжигая сердце и мозг. Воздух становится ледяным, замораживая лёгкие и разрушая контрастом грудную клетку, я больше не дышу, просто нечем. Вспышка света резко ослепляет, не успеваю к ней привыкнуть, как погружаюсь во мрак… Больше я не вижу и не чувствую ничего. Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от вылитой мне на голову воды. — Молодец, Амен! Ты превзошел все мои ожидания. Никогда не видел, чтобы люди так легко это проживали. Сил не было даже на язвительный тон, я просто прохрипел: — Так как же другие проживали подобное? — НИКАК. Они умирали то ли от болевого шока, то ли от разрыва сердца… Я молчал, наверное хорошо, что не было сил разговаривать. Пересохшими губами я пытался поймать хоть грамм свежего воздуха, но все ещё дышать было нестерпимо больно. — Ну а теперь, — он потирает руки, улыбаясь во весь рот, — Приступим к самому главному — третий ритуал! Я уже не был уверен, что смогу его пережить, но сдавать назад точно не в моем стиле. Делаю несколько глотков холодной воды, которую принес Аларик из кулера, и жду. Больше он физически меня не истязал, хотя оказался прав — третий этап был самым болезненным. Я снова видел то, что терзало меня во снах долгое время — смерть своих родителей. И снова я был тем самым убийцей… Кровь с рук невозможно отмыть, если в глубине души ты чувствуешь вину. А я чувствовал, каждой клеткой своей проклятой сущности. Знал и чувствовал, что если бы пошел забирать Феоною, то отец с мамой были бы дома. Ее бы не изнасиловал и не убил ублюдок, не достойный называться человеком. Мне хотелось орать, но крик застревал в глотке, разрываясь там на плоские осколки. Мне хотелось увидеть маму, хотелось попросить прощения, но слова теряли всякий смысл, когда она смотрела на меня как на убийцу. Мне хотелось застрелиться или выйти в окно, но в голове слышался голос тысячи демонов, говорящих, что я недостаточно натерпелся, что мне ещё страдать. Я словно попал во временную петлю, которую невозможно было разорвать, делал по кругу одно и то же, приходил в дом, издевался и убивал мать, потом отца. Я натурально плакал, но не мог ничего изменить, сходил с ума от видений, но проснуться не получалось. Пока не понял, что заслужить прощение можно лишь полностью поддавшись боли, открыв и обнажив душу. Я горевал из-за смерти родителей, но не давал боли полностью захватить меня. Вместо этого я разрешил пустить в себя корни ненависти и жажде мести. Они вели меня на протяжении многих лет, помогали выполнять свою работу и оставаться живым. Мне страшно было позволять горю растворить мой разум, словно кости в серной кислоте. Я вспоминал о родителях лишь в годовщину смерти и когда убивал ублюдков, решивших, что могут вершить человеческие судьбы. Сейчас же я стою на пороге нашего дома. Снова. Готовый войти и отключить чувство самозащиты… Три… Два… Один… Открываю дверь, да здравствует полный пиздец. Я не помню точно, что происходило в тот момент. Сознание то отключалось, то снова пропитывалось отчаянием и безысходностью. Я больше не дрался с тенью, я вышел на ринг со своими страхами, горем и позволил им себя растерзать, окропляя раз за разом надпись на шортах. Теперь «Охотник на Шезму» был полностью красным, таким, каким должен был быть… Разлепляю веки, лёжа на холодном плиточном полу, и наблюдаю за ходящим туда сюда Алариком. Он что-то шепчет в кулак, шевеля пальцами возле рта. Я сажусь, чувствуя легкую неустойчивость, но она проходит практически сразу после того, как вижу, что вены под кожей источают свет. Дерьмо, Рик реально со мной что-то сделал. Я буквально чувствую энергию внутри себя, она течет по венам, распирает их, через сердце попадает в мозг и заставляет его просчитывать наперед каждое движение. Я будто в гребаном фильме про супергероев, да только мысли в голове совсем не геройские. Да, естественно, я хочу спасти сестру и Эву, но не меньше хочу намотать кишки Аша на кулак, как и всех его пособников, в том числе и Тиза. — Ты как? Мнимая забота Рика веселит, ведь и ежу понятно, что это все он со мной сделал не из альтруистских побуждений. Но сейчас абсолютно плевать. У меня есть цель и средство к ее достижению. Остальное — мелочь. Вспышка света. Падаю на одно колено и вижу перед глазами мать. Она шепчет мне о всепрощении и о том, что я не должен поддаваться соблазну темной силы. Кажется, что я даже прислушиваюсь к ней, тело перестает так сильно гореть, а холодный рассудок говорит о том, что необходимо сначала подготовить план действий. После перед глазами появляется почти безжизненное тело Феонои в окружении насильников, шепот заполняет пространство: «ты не должен проща-а-ать». Я натурально ощущаю, что в миг начинаю закипать. Словно слайд на пленке, картина перед глазами меняется. Теперь я вижу Эву. Она вся в крови и ссадинах стоит на коленях перед черной фигурой, получает удар, падает на землю, а черная фигура растворяется во мраке. Я рычу, бросившись к ней, провожу рукой по лицу, пытаюсь разобрать, что говорит… Все, что получается вычленить — это просьбу беречь себя. — Ты сможешь мне помочь, — не спрашиваю, говорю утвердительно. Аларик что-то мямлит, но я объясняю: — Я сначала выведу Феоною с детьми из домика, передам их тебе, сядете в тачку и поедете туда, куда я скажу. Быстро и без остановок. — А ты что будешь делать дальше? — Тебя это уже не касается. — Ошибаешься, я стал твоим проводником, сила, что сейчас тебя пытается сломать и подчинить слишком активна. Без меня ты скатишься на дно, превратишься в бездушную мразь, убивающую всех на своем пути… — Поверь, это не самое дно. Я там был. И я достаточно морально силен, чтобы противостоять чему угодно. А теперь, — сжимаю кулак, поднимая его перед лицом и разглядывая с разных сторон, — я буду ещё и физически равен богу… Он больше не будет ходить по нашей земле.

***

Эва лежала в ментальной агонии, не осознавая до конца, образы из прошлого — это сон или галлюцинации… А может они настоящие и пришли, чтобы забрать ее с собой? Решили, что «бедная девочка» уже и так натерпелась… пора бы ей на покой… Она больше не падала в бездну, не пыталась спастись, она лежала где-то в темноте, принимая удары каждого приходящего призрака прошлого, иногда настоящего, не надеясь больше на будущее. Громкий хлопок на улице и крики людей привлекли ее внимание. Эва раскрыла глаза, всматриваясь в расшторенное окно: фонари больше не освещали идеально ровными лучами улицу, вместо них в кромешной тьме на небе видны оранжевые блики. Подойдя к окну, увидела, что один из постов охраны горит, по периметру вдоль забора практически невидимыми тенями перебегают люди в черной одежде и, похоже, с автоматами. Эва усмехнулась: — Вроде Бог, а охраны столько, словно он хрустальная ваза. Она вздохнула, отвернулась от окна и собралась идти обратно в кровать, как ее апатию в миг смела попавшая в окно пуля. Стекло влетело осколками в комнату, царапая ее спину, руки, ноги. Эва упала на колени и, руками прикрыв голову, свернулась в клубок. По коридорам дома стала бегать менее вооруженная охрана в костюмах, обычно следовавшая везде вместе с Сетом. Один из них вбежал в комнату Эвы и, схватив ее за руку, куда-то потащил. Из спальни напротив также уводили по лестнице вниз и Кэролайн. — Куда мы бежим? — Господин приказал вас защищать, на дом напали, Тизиан сказал, что в подвальном помещении будет безопасно. Обе девушки стали вырываться, царапая охрану ногтями, ударяя их пятками по ногам, но все было тщетно — хватка на предплечьях никак не ослаблялась. Успокоить обеих удалось Тизиану — выстрел в воздух сразу же показал, кто здесь сейчас главный: — Быстро умолкли и слушаем меня. Обе! Господин скоро вернётся, Кэр, будь паинькой, следуй, куда ведут. Эва… Милая Эва… — подходит, проводит рукой по волосам, а потом хватает больно за них, оттягивая у корня, задирая ее голову. — Если ты сейчас же не послушаешься, то я сделаю то, что не успел Сет. Ты меня поняла?! Снова хлопок, все вздрагивают, пригинаясь, а из клуба пыли и дыма слышится низкий голос. — Отпусти ее. Приказной тон не терпит возражений, но у Тизиана нет другого выхода, он направляет пистолет на Эву и задорно начинает: — А если нет? Что ты успеешь сделать, мой друг? Так хочется ещё раз трахнуть её? Амен входит в гостиную, весь в крови, ранах и саже. Он выглядит точно так же, как и Сет, когда пришел в дом его родителей. Эве становится страшно, он ведь человек… был им, когда она доставала пулю, когда целовала его, когда приняла чувства к нему… Сейчас же он, словно одержимый, улыбается, наклоняя голову в сторону, смотрит на Эву, но обращается к Тизиану: — Тиз, мы оба знаем, что ты ей ничего не сделаешь… — Ну, может, убить не убью… Но прострелить колено или плечо вполне можно, — Эва дёргается, но тот не даёт вырваться. — Тихо-тихо… Тебе мало того, что было в ванной? — Хватит болтовни! Амен быстро идёт вперед, выбивает из рук Тизиана пистолет и начинает его избивать. Кулаками, ногами, сильно, остервенело. Подбегающая охрана отлетает от одного удара и падает без сознания. Эва пытается его оттянуть от Тизиана, понимая, что ещё немного и тот умрёт. Мышцы, словно высеченные из камня, не поддаются давлению ослабленной девушки. Эва видит, чувствует, это не Амен, он бы так не поступил с другом, и пытается достучаться до него словами. — Стой! Не бей его больше! Амен, прошу, — слезы непроизвольно льются, а руки тянутся к его лицу. — Это не он, он под влиянием Аша, он не виноват! Ее прикосновения током прошибают все нервные окончания, слова эхом пульсируют в висках. Он отстраняется от Тизиана, смотрит на Эву и мертвым голосом произносит: — Где Аш? — Он, он куда-то уехал… улетел… — Идём, иначе я его точно убью, — Амен хватает Эву за руку и ведет в сторону выхода. Она вертит головой вокруг и бормочет себе под нос: — Черт возьми, это сон? Я в гребаном сне… только здесь ты меня не убил, а спас… Амен резко останавливается, хватает Эву за плечи, поравнявшись своим лицом с ее, смотрит в заплаканные зелёные глаза и говорит: — Взгляни на меня! Я реален, все что вокруг тебя — тоже! Я настоящий и пришел сюда, чтобы убить Сета. — Ты… ты не человек? — Человек. — Но ты… слишком сильный, такого не бывает. — Поверь, Эва, я действовал ещё не на всю мощь… Сядем в машину и поговорим.

***

Сет был уже на полпути к Египту, летя туда на собственном самолёте. Темная материя пожирала его изнутри, выдавая флешбеки тысячелетней давности. Он подавлял воспоминания, но часть из них не давала покоя. Чуть позднее смс от Тизиана заставило его разбить телефон, но самолёт не развернулся. В Египте сейчас происходят куда более важные дела, сначала Сету нужно разобраться с ними.

***

Эва

Хоть Амен и сказал, что объяснит все, когда сядем в машину, уже более часа мы едем в полнейшей тишине. Гнетущей такой, скребущей по костям и не дающей сомкнуть глаза ни на миг. Я вцепилась пальцами в ремень безопасности, которым пристегнула свое тощее тельце и смотрела вперёд, где в свете фар видны были летящие капли мокрого снега. Спрашивать, куда и зачем мы едем сначала не хотелось, а после стало страшно. Почти уверена, что ответ, или вовсе его отсутствие мне не понравится. Решила начать издалека: — Амен, что с тобой случилось, когда ты напал на Тизиана? Ты его мог убить… — Я в курсе, зачем остановила? — Не отвечай вопросом на вопрос… Почему ты взбесился и… как ты так быстро… выздоровел? — Он пришел ко мне в больницу, всучил записку от тебя о том, что ты просишь больше к тебе не приближаться, сказал, что ты решила остаться с ним… В доме же он угрожал тебе. Этого недостаточно? И что там случилось в ванной? О чем он говорил? Я закусила губу, потупив взгляд на свои переплетающиеся друг с другом пальцы на руках. Вижу боковым зрением, как Амен косится в мою сторону, его большая ладонь ложится поверх моих кистей. Он выжидает какое-то время, проводя подушечками пальцев по моим костяшкам, а я боюсь даже слово сказать. — Эва, твое молчание заставляет меня думать о самом худшем…

***

Амен

Смотрю на нее и не понимаю, что такого произошло в той чертовой ванной?! Злюсь до скрежета зубов, надумываю себе уже разного, но ей стараюсь вида не показывать, правой рукой глажу пальцы, пока левая руль сжимает. — Он думал, что мы переспали… — мнется, но все же выдавливает из себя что-то. — Почему так подумал? Снова молчит, а у меня сейчас, если не башка лопнет от догадок, то руль точно сломается от руки, в которую направил всю силу. — Он… — выдергивает руки из моей ладони, — понимаешь, он сначала защитить меня хотел, помочь сбежать… Но Аш, или Сет, кто он там… не дал, избил его, проткнул руку своими спицами, подчинил себе… — Эва, ближе к делу, — уже две руки на руле. — Под его влиянием Тизиан с катушек слетел… Он зашёл в ванную комнату, когда я в душе была, открыл дверцу душа, — она говорит, а ярость с каждым словом поднимается все выше, превращая рассказ в белый шум, из которого я вычленяю самое главное. Нога непроизвольно нажимает на газ сильнее, стрелка спидометра взлетает. — Он увидел на мне… твои следы… Меня разрывает нахрен от двояких ощущений. Она назвала засосы «моими следами», от чего чувство тепла расходится по венам, успокаивая гневные потоки тёмной силы. Ясно, с другой стороны… то, что говорит о Тизе… мне очень хочется вернуться и закончить начатое. — Дальше? — Он… он взбесился, он хотел… он ударил меня, сказал, что я шлюха. О том, что мы не переспали, слушать не хотел, да и что говорить… мы почти сделали это… Я очень ярко представил себе всю ситуацию, стрелка спидометра перевалила уже за сто восемьдесят, хорошо, что мы ехали по трассе. Резко торможу, машину заносит, и мы кружим на дороге, встав снова прямо. Я ощущаю сам, как во время тяжёлого глубокого дыхания начинаю хрипеть, очень больших сил стоило мне не развернуться и не поехать, чтобы добить ушлепка. — Амен, прошу, не нервничай, он же в итоге не изнасиловал меня, он просто… — Ты не помогаешь… Единственное, что мне сейчас хочется сделать — оторвать ему голову. Эва хватается двумя руками за мою ладонь, мышцы потихоньку расслабляются, я выдыхаю…

***

Эва

Мне страшно… но не за себя, почему-то есть внутренняя уверенность, что меня Амен точно никогда не тронет. Я глажу его в попытке успокоить, и мне кажется, это получается. — Давай поговорим на отвлеченные темы? Куда мы сейчас едем? — По-хорошему, мне бы тебя увезти куда подальше, а самому вернуться, свернуть шеи оставшимся мудакам, а после оторвать конечности, а потом и голову Ашу. — Но ты слишком бледная и, судя по всему, уставшая. Поэтому сейчас заедем в одно место. Там нас не выдадут. — Опять к какой-нибудь твоей хорошей знакомой домой? — сама не замечаю, как язвлю насчёт Роуз, но тут же прикусываю язык. Она мертва. Из-за Аша, из-за меня… Амен молчит, сворачивая с шоссе на узкую дорогу. — Нет, домой мы больше ни к кому не поедем и подставлять под удар больше никого не будем. Это мотель. И да, хозяйка моя старая знакомая, но здесь ее нет, она живёт сейчас в другой стране. Не стала расспрашивать, насколько это хорошая знакомая, пытаясь себя уговорить мысленно, что Амен не трахал всех своих подруг. Мотель располагался в миле от основного шоссе, что очень удивило. Обычно такие места строят «на дорогах», вешая неоновые кричащие вывески, чтобы привлечь как можно больше посетителей, но не этот. Двухэтажное стандартное здание, стоящее буквой «П» с пожелтевшими стенами, усеянными трещинками, словно дороги на карте. Видно было, что ему много лет, но грязи не было — ни паутины, ни мусора даже во дворе. В некоторых комнатах горел свет, пробиваясь на улицу через плотные болотного цвета шторы. Наш кроссовер привлек внимание не только администратора, но и постояльцев: на первом этаже мужчина выглянул в расширенную своими пальцами щель в жалюзи, а после отпрянул.

***

Амен

— Эва, поднимайся на второй этаж, комната номер тринадцать. — А ключи? — Держи, — кидаю ей связку, — какой-то из этих подойдёт. — Здравствуйте, а вы куда? Вам кого? — ко мне подходит молодой дрыщавый пацан, а я смотрю за его спину в ожидании увидеть администратора. — Мальчик, Джейкоба позови. И принеси мне стандартный набор в тринадцатый номер. — Но он занят, — не успеваю возмутиться, что этот номер пожизненно мой, как слышу крик Эвы. Хочу сорваться с места, но вижу, как она выбегает, закрывая лицо ладонями и сыплет извинениями, потом хмурится, идёт ко мне и бьёт кулаком в бицепс. — Ты специально? Это шутка такая? — Нет, просто этот номер всегда был за мной закреплен… А что ты там увидела? — Там, — она указывает рукой в сторону все ещё распахнутой двери, — Там два мужика… Один другого… В общем, трахались они… Мне впервые за вечер захотелось рассмеяться. Реакция была такая, словно она не геев застукала, а как убивают человека. — Иди сюда, — обнимаю ее, поглаживая по волосам, — значит, сегодня будем ночевать в другом номере. Так где Джейкоб? — снова обращаюсь к юнцу, — зад ему, что ли, надрать за то, что мой номер гомикам отдал? — А вы… вы мистер Амен? — заикается пацан. — Я Рон, сын Джейкоба. Мой отец умер три года назад, оставив управление с отелем мне и матери. — Не понял. Хозяйкой же была Лана? — Она укатила в Европу, передала все нашей семье. Отец ещё перед смертью сказал, что больше нет нужны хранить тринадцатый номер за вами, — он так весело говорит об этом, что странно, — он сказал, что у вас жизнь наладилась и больше не понадобятся наши услуги. Вы проходите, чай? Кофе? — Это он погорячился, конечно… Договор был на пожизненное. Ну да ладно. Свободные есть номера? Только чтобы было чисто и по высшему разряду. — Есть, конечно. Седьмой, одиннадцатый и… третий ещё. Все чисто, бар заполнен, все исправно, кровати не скрипят, — он косится на обнимающую свои плечи Эву, у которой от последнего словосочетания глаза на лоб полезли. — Мы не за этим сюда приехали, алло. Девушку мне смущаешь. Ещё минут десять лебезения, и мы, наконец, зашли в комнату с мятным свежим запахом.

***

Эва

— Ты первая в душ или я? Не успеваю присесть на кровать, как его вопрос дезориентирует… Хотелось бы принять ванну, конечно. Но не в таком месте, естественно… Хотя выглядит все действительно чисто и аккуратно. Темно-зеленое постельное чуть ли не скрипит под руками, источая запах мяты и миндаля, интересное сочетание. Амен вышел из номера и через несколько минут зашёл с сумкой. — Завтра нужно будет заехать, купить тебе одежду. Сегодня сможешь поспать в моей футболке, пока твои вещи будут сохнуть после стирки. Меня часто раздражало, когда люди решали что-то за меня, указывали, что я буду делать. Но сейчас эти его слова ни капли не задевали, даже наоборот — согревали теплом и заботой. — Хорошо. И давай ты первый? Амен кивнул, не сказав ничего, взял полотенце из шкафа, гель свой из сумки и зашёл в ванную. Я встала и начала разглядывать комнату: ничего особенного, аскетичное наполнение из угловатых стульев, стола, тумбы, шкафа, кресла и кровати. Остановившись на последней поняла, что она одна, а значит, спать нам нужно будет вместе. Воодушевление сменилось резко грустью, когда я посмотрела на руку с закатанным рукавом. Амен увидит все эти синяки… Что он подумает, что ему сказать? Что меня чуть не изнасиловал не совсем бывший муж, когда я сказала, что не могу иметь детей. Опираюсь ладонями на кровать и вижу, как по ткани расползаются мокрые круглые пятнышки от слез. Психуя, вытираю их, стаскиваю одеяло на пол, чтобы не видеть чёртовы слезы. Я устала плакать, устала быть жертвой! Я хочу наконец почувствовать то, что ощущала в доме родителей Амена… Я была в бегах, с полным непониманием, что делать, но была счастлива. Там с ним… облизываю пересохшие губы и чувствую вкус металла. Провожу пальцем под носом — пошла кровь. В комнате не нахожу ни салфеток, ни чего-то, чем можно было бы остановить кровотечение. Стучусь в ванную, Амен не отвечает. Скорее всего он в душе и не слышит за закрытыми створками и под струями воды меня. Решаю зайти аккуратно, чтобы умыться над раковиной.

***

Амен

Смываю с себя кровь, грязь и сегодняшний день, помогая воде скорее унести это в водосток. Не могу перестать думать о том, что пришлось пережить Эве… Сестра была вполне бодра и без слов уехала с Риком, но Эва… она, словно избитый загнанный ребенок, смотрела на меня, пока Тиз… сука… Закрываю глаза, чтобы успокоиться, помогаю руками смыть шампунь с волос. После пальцами зачесываю их назад, открываю веки и через матовое стекло вижу силуэт. Приоткрываю створку. — Что-то случилось? — Нет, все в порядке. Просто кровь из носа пошла. Это от переутомления. Не переживай, посплю, и все будет хорошо. Говорит спешно, явно чтобы не вдаваться в подробности, а я продолжаю глазеть на нее сзади. Оборачивается, встречаясь со мной глазами и замирает.

*

Born Alone, Die Alone - Madalen Duke

Умывшись, поднимаю взгляд на себя в зеркало и вижу все ещё смотрящего мне в спину Амена. Поворачиваюсь и не могу оторвать глаз от выглядывающих идеальных частей тела. Капли стекают от плеч по торсу, уходя через косую паховую вниз. Во рту скапливается слишком много слюны, а мне неловко, потому что вот так сглатываю ее при нем. Вижу, в ее глазах нет желания уходить, но не хочу давить, она столько всего натерпелась… При других обстоятельствах я бы уже не выдержал, схватил бы, прижал к себе, искусал все, до чего дотянулся бы. Он смотрит молча, ничего не говорит, но и не отворачивается. Как бы хотелось, чтобы именно он сделал тот первый шаг, чтобы не показаться сейчас чокнутой, что, пережив весь тот ужас, сейчас думает только о том, как бы хотелось его поцеловать и зайти, наконец, дальше. Ощущаю, как между ног становится слишком влажно. Вот так вот в миг? Черт... Делает неловкий шаг навстречу, потом ещё один. Она идёт ко мне, от ожидания сердце остановилось. Сколько месяцев я это видел во снах? Сколько месяцев я этого хотел? Скольких трахал, представляя именно ее? И вот мы, наконец, одни, в мотеле. Черт, я не хочу, чтобы наш первый раз был в таком месте, но Эва уже стоит здесь, прямо передо мной. Я подошла практически вплотную, но вижу в его глазах замешательство. Вот идиотка. Он точно именно так и подумает. Озабоченная идиотка! Но вдруг его рука открывает полностью стеклянную створку, давая возможность войти внутрь. Я ощущаю на себе теплые потоки воды, смачивающие одежду, но не снимаю ее. Эва вошла в душевую кабину, не раздеваясь. Не знаю, я ее так смутил, или обстановка не предполагала промедления, но я не возражаю. Закрываю нас, чтобы горячий пар быстрее разогрел тела, веду руками по талии, подцепляю кофту, тяну ее вверх, снимая, а потом бросаю на пол. Все то же самое проделываю с остальной одеждой. Сидя у ее ног, смотрю на гематомы, и снова ярость застилает разум. После того, как Амен снял с меня штаны, он так и не поднялся. Оглядываюсь и вижу его взгляд, направленный на синяки, оставленные Сетом. Тяну вверх, а после целую в губы, но он не отвечает. — Это Тизиан? Машу головой отрицательно. — Кто? Зажмуриваюсь и выпаливаю быстро, пока не передумала. — Это Сет. Он хотел взять меня силой, когда узнал, что я не могу иметь детей. Хотел, но не успел… Откровение меня просто добило. Тупой кретин! Ты чуть не набросился на девчонку, которую несколькими часами ранее избили, чуть не изнасиловали. Прижимаю ее крепко к груди, целую в лоб и клянусь сам себе, что больше в обиду не дам никому. Амен меняется в лице, а после берет мочалку, наливает на нее свой гель, аромат которого стал родным, размыливает и начинает водить по коже. Он настолько нежно касается меня, что трепет внутри просто разливается по телу. Он ведёт по спине, потом переходит на ягодицы, опускается ниже, становясь передо мной почти на колени, омывает ноги, поднимается, поворачивая меня к себе передом. Я хочу быть нежным с ней, хочу показать, что мне можно доверять, что не причиню вреда. Опускаюсь к ее ногам, распределяя пену, прислоняясь щекой к бедру, сижу так недолго, после встаю. Я вижу его старания, понимаю, почему так ведёт себя, но в итоге ловлю на мысли, что чувствую себя сломанной игрушкой. А я не хочу ею быть. Не хочу, чтобы меня жалели, хочу, чтобы любили. Чтобы он любил. Встаю на носочки, обхватываю его лицо ладонями и целую. — Эва, не нужно! Ты столько пережила, тебе необходимо отдохнуть, ты должна… — но она не даёт продолжить, прижимаясь своими губами к моим, увлекая в нежный неспешный поцелуй. — Амен, — вздыхает тяжело, — как ты не поймёшь, я хочу все это забыть, как страшный сон. Хочу стереть из памяти эти дни. Помоги мне… И вот, он ответил, медленно, сильно, так, как требовала каждая клеточка моего тела. Так, как нужно было мне ещё давно, даже когда я об этом не догадывалась, не признавалась сама себе. Он помогает смыть остатки пены, вытирает полотенцем, берет за руку и ведёт в комнату. — А почему одеяло на полу? — поворачиваюсь к Эве и понимаю, что вопрос останется без ответа. Тогда сам сажусь на пол, опираясь спиной о кровать и притягиваю ее к себе.

***

Египет. Наши дни

В храм вбегает прислужник и падает в ноги главному жрецу: — Господин, все готово! Если мы начнем, назад пути не будет, весь мир погрязнет в огне! — Значит так дóлжно. А мы с тобой будем стоять у истоков сотворения нового мира. Начинайте, двойники должны слиться… … И хлынула кровь, окропив жертвенный нефрит, и прошла волной энергия, спавшая тысячи лет… …Словно пеленой окутанные малахитовые глаза взглянули на такие же одурманенные небесные. Разум, будто помешанный, стал рисовать образы их древнеегипетских предков…

***

Hypnotic - Zella Day

Сажусь на Амена и чувствую, как твердая плоть подрагивает, зажатая между нашими телами. Мы сливаемся в неистовом поцелуе, спасительном, нужном, открывающим второе дыхание, чтобы жить. Я позволяю ей вести, чтобы не сделать больно, чтобы не спугнуть своим напором, чтобы подарить ей только те ласки, которых она хочет, которых заслуживает. Член уже болезненно пульсирует, а я игнорирую его позыв поскорее взять ее. Я словно не в себе, не могу оторваться от мраморной кожи, хочу впитать в себя его запах, его вкус. Мы тремся телами друг о друга, когда я целую его снова и снова, привставая и садясь назад. Соски касаются его сильных твердых мышц, даря ещё большее наслаждение. Она невероятная, сумела вместить в себе столько страсти и нежности одновременно. Мне крышу снесло основательно, когда она перешла от лица к шее, а затем ниже к торсу. Ее зубы оставляют полосы, которые она сразу же зализывает языком. От одних только прикосновений друг к другу я чувствую, как возбуждение уже напрочь подчинило мой разум. Мне безумно хочется почувствовать его в себе, но так просто я сдаваться не намерена. Мы столько пережили, чтобы оказаться вдвоем, что я хочу растянуть это удовольствие как можно дольше. Эва идёт поцелуями все ниже и ниже, уже касается щекой головки члена, но не берет его в руку, игнорирует. Я сжимаю одеяло, на котором сижу, успокаивая все нервные клетки, трубящие в унисон, что я должен трахнуть её. Я целую его идеальные косые мышцы, подняв глаза вверх. Веду языком дальше, не разрывая зрительного контакта. Дохожу до основания члена и провожу кончиком по всей длине. Амен запрокидывает голову назад, издав сильный утробный стон. Черт, она сделала это, да… язык аккуратно ведёт к головке, она смотрит, не отрываясь, в мои глаза. В ее зелёных танцуют не черти, а лучшие соблазнительницы Ада. Помутненный взгляд говорит о том, что тормоза перерезаны, назад пути уже нет. Откидываю голову и продолжаю наслаждаться, пока она как кошка прогибается, оттопырив свой зад кверху. Я очерчиваю головку, слегка щекочу кончиком языка, играю с ним, а после обхватываю его губами и плавно начинаю опускаться, проталкивая его все больше в рот. Это не просто удовольствие, которое я могу получить от любой, нет… это что-то на уровне подсознания, мое тело ещё никогда так не отзывалось на подобные ласки. Беру ее за волосы на затылке и немного стягиваю, но не руковожу головой, даю возможность самой вобрать его настолько, насколько сможет. Я ощущаю, как смазка уже течет по внутренней стороне бедра и, о господи, как же хочу, чтобы он был одновременно во мне везде. Чтобы он вошёл вот так сзади, сжимая бедра, чтобы продолжал оставаться во рту, стимулируя и там все точки, выводя мое возбуждение на новый уровень. Она даже не дошла до середины, когда я чувствовал уже, что упираюсь в горло. Задержалась на несколько секунд, будто решаясь на что-то, и попробовала протолкнуть ещё. Черт, да только от ее вида в ночных фонарях, светящих в окно, и попытки сделать глубокий минет уже можно кончить. Глажу по щеке, поощряя, и тихо говорю, что она умница, пока сам отлетаю куда-то от удовольствия. Я проталкиваю его глубже, дышать сложно, слезы предательски наполняют глаза, но я их не закрываю, продолжая смотреть на него. Я от всего происходящего сама готова раствориться в оргазме, как же он красив. Не выдерживаю, решаю, что нужно получить лёгкую разрядку, пока не испортила все своим ускорением. Смачиваю пальцы и кладу на губы, провожу аккуратно, медленно проникая между ними. Она так старается, вижу, что руку положила между ног. Хочет кончить, пока сосет член? Идеальная, но я так не хочу. Убираю ее голову и притягиваю за щеки к себе. Я целую глубоко, вылизывая языком рот, шумно отстраняюсь, а после кладу на кровать, раздвигая ноги. Он нежно целует щиколотку, пока рукой ведёт по внутренней стороне бедра. Он гладит каждую гематому, еле касается, словно боится сделать больно. Движется дальше, собирая пальцами смазку с бедер, доходит до половых губ, размазывая влагу, раздвигает их и касается клитора. Я выгибаюсь, издавая громкий протяжный стон. Она такая мокрая, готова уже принимать меня, но я слишком жадный, я хочу сначала попробовать ее всю, вылизать полностью, пока она, задыхаясь, не будет молить о пощаде. Поднимаюсь выше, целую ее. После подношу пальцы и мы снова вместе одновременно облизываем их. Целуемся. Он прокладывает горячую мокрую дорожку от шеи к груди, спускается медленно ниже, по животу. На секунду задерживается на небольшом шраме, что остался после той жуткой аварии и, наконец, оказывается между ног. Жар его дыхания, дергаюсь навстречу, прижимаясь своими мокрыми складками к его губам. Моя вкусная, ненасытная… Она так сильно хочет ускориться, но эта ночь полностью наша, а потому я буду настолько нежен, насколько возможно. Только с ней и для неё. Провожу расслабленным языком по губам, всасываю их, расставляю пальцами и задеваю кончиком клитор. Уши наслаждаются музыкой стонов, а я улыбаюсь — хочу слышать это всегда. Он делает все так медленно и аккуратно, а у меня уже нет сил терпеть, я больше не контролирую свои действия и позывы, пальцами зарываюсь в его волосах, притягивая ближе. Ощущая, как он внимательно и умело орудует языком, доводя практически до оргазма. Я ввожу пальцы внутрь, проверяя, готова ли Эва принимать меня. Стенки хорошо тянутся, пока я издеваюсь над ней языком снаружи. Стонет, задыхается… А я чередую, меняю местами пальцы и язык и думаю, что было бы неплохо, если бы она снова взяла в рот член. Я чувствительна каждому касанию, каждой мимолетной щекотке от дыхания, разрываюсь просто на миллион частиц от одного осознания, с кем я и что делаю. От переизбытка чувств по щеке скатывается слеза. Но сейчас она не раздражает, сейчас я счастлива. Он отрывается от меня, облизывает губы, притягивает к себе. Я ложусь на кровать, притягиваю ее к себе и предлагаю позу, которую я ещё ни с кем не пробовал. Доверие это или выходящее за грани возбуждение — не знаю, но противиться я этому не хочу. — Садись на меня, — он говорит так хрипло, спокойно, а у меня ноги уже подкашиваются, — не так, выше. Сядь мне на лицо, — подзывает пальцами, а после поворачивает так, чтобы я смотрела на его тело. Идеально сложенное, мускулистое и слишком возбуждающее тело с большим и красивым членом. Ее круглая задница теперь так близко, что невозможно удержаться, я покусываю ягодицы, слегка шлепаю, после уточняю, не сделал ли больно. Я не хочу проводить параллели с тем, чего ей пришлось натерпеться, но несмотря на дикое возбуждение — не могу молчать. Он снова извиняется, любое движение, выходящее за пределы нежности сопровождает словами… Не выдерживаю и, придав голосу уверенности, говорю: — Амен, прошу, сделай это так, как ты хочешь, не сдерживайся, я хочу тебя. Тебя настоящего. Ее фраза меня размотала напрочь. Я впиваюсь пальцами в ягодицы и начинаю выводить языком узоры по губам, между ними, по клитору и входу, потом рукой надавливаю слегка на спину, наклоняя ее вперёд, пальцы снова погружаю внутрь проводя по стенкам. Я закатываю глаза и, не обращая внимание на то, что нас кто-то может услышать, издаю громкие стоны. Наклоняясь вперёд, провожу ладонями по торсу, ниже к косым, потом перехожу к ногам. После наклоняюсь над членом, обхватываю рукой основание, вожу по нему, пока языком щекочу головку, очерчивая, проходясь им вверх вниз. Она берет член в рот, всасывает его, дополнительно сдавливая маленькой ладонью. Я замираю, перестав стимулировать ее, не могу двигаться от крышесносного удовольствия. Моя девочка, делает для меня все. Я слышу его сдержанные стоны, смешанные с хрипами, хочу вывести его на более громкие, старательно втягиваю щеки, делая вакуум во рту, погружаю член все глубже, ладонью сдавливаю снаружи. Чувствую между ног жар его дыхания, он больше не стимулирует меня, он просто наслаждается ласками, что я ему дарю. Чуть-чуть ещё углубляюсь, расслабляю, насколько возможно, горло, и вот, долгожданный стон и фраза отпечатываются улыбкой на моем лице. — Умница. Да, моя девочка… Ещё немного наслаждаюсь, а после с новой силой набрасываюсь на нее. Сразу погружаю два пальца внутрь, языком провожу вдоль всех складок. Сквозь заполненный рот она стонет, хватается руками за мои ноги, царапает ногтями кожу. Черт, я, кажется, теряю связь с реальностью. Ощущаю пульсирующую плоть во рту и язык с пальцами между ног, доводящие меня до исступления, издаю неразборчивые звуки. Тело начинает жить своей жизнью: руки то сжимают кожу на его мощных ногах, то царапают ее, ноги полностью поддаются его движениям. Я будто марионеточная кукла, состоящая полостью из эрогенных зон: мне нравится все, каждое движение, каждый вздох. Стенки ее начинают сжиматься, тело напрягается, я ускоряюсь, и, кажется, в жизни не хотел так сильно услышать стоны кончающей девушки, как сейчас. Она перестает активно двигать головой, расслабляя рот, понимаю, что уже находится на грани. Я шлепаю свободной рукой по ягодице, сдавливаю ее, двигаю за бедра, насаживая на свой язык. Ноги, словно от удара током, начинают трястись, стенки влагалища пульсируют, сжимая находящийся там язык, искры из глаз рассыпаются вокруг, даря ощущение бесконечного наслаждения. Я хочу продолжить ублажать его ртом, но силы покинули тело, а потому расслабляюсь, лёжа сверху. — Первый раунд окончен, — стягиваю ее с себя, кладу на спину и ловлю расфокусированный взгляд ярких изумрудных глаз. — И ты проиграла, — ухмыляюсь, а сам не могу понять, в какой позе я хочу ее сейчас оттрахать сильнее. Да-да. Именно так, взять ее так сильно, как хочу я, как просила она. Он что-то говорит, улыбается, а я куда-то улетаю. Зачем вообще слова, когда можно показать свои чувства вот так? — Продолжим? — он ещё спрашивает? — Делай, что хочешь, только не останавливайся, — с ним я готова на все. — Стоять можешь? — спрашиваю, и мне смешно становится, Эва будто вагоны всю ночь разгружала, лежит без движения тряпочкой. Кивает неуверенно, но, ничего, если что, я поддержу. Амен берет меня за руки, поднимает, разворачивает к себе спиной, а после садится сзади на кровать и начинает гладить. Снова такая нежность, что мурашки не перестают бегать, даря телу негу. Мне нравится женское тело. Нравится его рассматривать, следить за волной изгибов. Эва, как идеальный экспонат, создана для моих глаз. Веду ладонями по заднице, сжимаю, потом шлепаю, оставляя красноватый след, веду выше к ямкам под поясницей, провожу по ним большим пальцем. Моя любимая часть. Его руки способны делать приятно, даже когда он причиняет боль. Шлепки, сдавливания… Я не любила это, считала чем-то извращённым… Но сейчас жажду от него чего-то подобного. Он так медленно гладит меня, словно любуется картинкой, а я расплываюсь в осознании, насколько ему нужна. Перехожу руками вперёд, веду выше. сдавливаю грудь сильно, тру соски между пальцами, ее ноги подкашиваются, а стоны резонируют в пространстве. Улыбаюсь. Мне нравится ее реакция на меня. Амен ведёт руками выше, встаёт сам, от груди переходит к горлу, немного сдавливая его, кусает мои плечи, а я готова уже от этого упасть и забыться в экстазе. Его сила, на грани, не переходящая черту просто снесла во мне все барьеры дозволенного, разрешая ему делать все, что пожелает. Я вижу, как под кожей горят вены, они требуют дать им волю, но я сильнее, я не причиню ей вред. Разворачиваю к кровати, наклоняю вперёд, прохожусь рукой по губам, растирая смазку по входу, выходя дальше на ягодицы и анус. Резко вхожу во влагалище наполовину. Вскрикиваю от неожиданности, он толкнулся резко, но не до конца. Чувствовать его внутри слишком приятно, хочу большего, хочу, чтобы он заполнил меня полностью. Подаюсь бедрами назад, прогибаясь в пояснице. Ненасытная девочка, хочет ещё, хочет сильнее. Смотрю на продвигающийся внутрь член, как обхватывают его складки, не сдерживаюсь, бью ладонью по заднице. Слышу ее стон. Бью ещё, потом ещё. Сжимаю пальцами кожу, большим вожу рядом с анусом, но не проталкиваю внутрь. Это мы сможем попробовать позже, когда она сама захочет. Он вошёл полностью, а я, расслабившись, просто лежу на кровати с оттопыренный попой и наслаждаюсь каждым движением. Голова повёрнута вбок, щекой прижата в постель, руки, разбросанные по сторонам, сжимают простынь, натягивая ее на себя. От каждого его толчка, глаза закатываются вверх, а пересохшее горло уже издает не стоны, а хрипы. Я ускоряюсь, вынимаю член почти полностью, а затем быстро вхожу назад. Наши голоса смешиваются со шлепками, превращаясь в общий гул в ушах. Вижу на столике рядом с кроватью длинное зеркало, подхватываю Эву и несу к нему. Амен сгибает мою ногу в колене и закидывает на стол, а сам подходит сзади вплотную и смотрит на наши отражения. Он кусает шею, не отрывая своего взгляда через зеркало от моего, а я почти хнычу, желая продолжения. Отстраняется, приставляет член ко входу, наклоняя меня немного вперёд и входит. Я быстро набираю темп, скидывая все со стола. Я смотрю на наши отражения и слежу за каждой ее эмоцией. Чем жёстче я толкаюсь, тем сильнее она стонет, извивается. Я начинаю вдалбливаться, не сдерживаясь, Эва мочит палец во рту и опускает его к клитору. Я почти задыхаюсь, тело распирает кружащие в крови эндорфины, низ живота ноет, требуя разрядки скорее. Решаю помочь себе закончить, но Амен против — он берет мою руку и закручивает ее назад, шепча на ухо: — Нет, Эва… Ты кончишь тогда, когда я скажу. Эта фраза меня дробит на части, я не в силах что-либо отвечать. Я продолжаю трахать ее сзади, одной рукой держу за горло, пальцы второй сначала просовываю в рот, водя по языку так, как до этого она сама водила членом, а после опускаю их между ног, стимулируя клитор. Я нахожусь на грани, смотрю на нас в зеркало и хочу запомнить все, что сейчас происходит. Ещё один его толчок, ещё пару оборотов по клитору, ещё несколько пошлых фраз на ухо, и я, как оголенный нерв, содрогаюсь в его руках, почти теряя сознание. Она сжимается на мне, стенки пульсируют, сдавливая член, впечатываю ее тело в себя, кончая внутрь, вместо голубых радужек вижу в отражении огненные, замираю так не несколько секунд. Мы тяжело дышим, все мокрые, с растрепанными волосами — но эта картина идеальна в своей чистоте. Ещё раз смотрю в зеркало — такие же голубые, почти бесцветные глаза… Видимо, показалось. Беру Эву на руки, несу в душ, ополаскиваю нас обоих, укладываю на кровать, накрывая пледом. Мы спокойно засыпаем под шум начавшегося ливня и ветра за окном.

***

Египет, наши дни.

— Господин, там Сет! Он пришел… он в ярости! — Вы успели завершить ритуал? — Да, но… он убил почти всех… — Это не важно. Главное, что призыв сработал. Посмотри на горизонт: черные тучи опускаются на землю… Скоро она придет…

***

Будильник сработал ровно в семь утра. Несмотря на то, что должно быть уже светло, в комнате, как и за окном, царил полумрак из-за непроглядных туч и сильного урагана. Амен открыл глаза и увидел на плече лежащую девушку, спиной к нему. — Кто ты такая, — он резко дёргает руку на себя, поворачивает ее, чтобы посмотреть на лицо. — Амен, — Эва потягивается и трет веки, — если ты так решил пошутить с утра пораньше, то не смешно… который час? — Какого хера ты здесь делаешь, Эва, — он заглядывает под плед и видит, что оба лежат голые, — и где Тизиан?!