Qui Circumdabit Me (Те, Кто Меня Окружают)

Совсем скоро ненастья прекратились, и весна полностью вступила в свои права. Последние дни апреля и начало мая на деревню Шилова нахлынула хорошая погода. -А ведь суровая зима была, - сказал он, выйдя в один из майских дней на балкон. Редкое для Кукобоя такое яркое солнце расплескалось на всю округу. В желто-оранжевом свечении растворились бесконечные сосновые леса и деревенские дома впереди. Теплота размывала местность впереди, оставляя перед взором хозяина только небольшой участок земли отчетливым. Все остальное, расстилавшееся на запад, растворялось без осадка в свете, сливаясь в одну большую картину художника-сюрреалиста. Жар ходил по селу, видневшемуся после ворот, заставляя его окна и железные крыши кое-где блистать, ударяя в глаза наблюдателю. Несмотря на то, безоблачное небо впитало в себя частичку всего, под ним находящегося. Казалось, что в его голубизне отражались, пусть и не были видны, и деревня, и дом Шилова, и река. Оно напоминало бескрайнее бездонное озеро с чистейшей водой, прошедшей через многие события и времена. При том само оно казалось антиподом к солнцу, почему-то дополняющему его. -Повезло с погодой, - озвучил мысли в слух Шилов, - и тепло, и не жарко. Ему на мгновенье вспомнилась темень и пасмурность, окружающие его в разные моменты жизни. Темный Лондон, не блещущий приветливостью, отозвался в нем холодом и в некоторой степени унынием. Всегда живописный и зеленый, но в то же время ветреный и кое-когда дождливый Хогвартс навевали в нем мысли о прежней тяжелой жизни, неудачной любви и темными годами работы на темных личностей. Эдмунд вспомнил про тех, на кого до этого работал и про того, кого убил по его же приказу. После этих размышлений к нему пришли воспоминания о мрачной Норвегии и Дурмстранге, а уже потом – о Москве. Этот город он всегда называл большой деревней, параллельно восхищаясь живописными фасадами его зданий. Так он думал из-за скользких людей, с которыми часто работал в нем. Последим воспоминанием для него был Саратов. С этим городом у Эда ассоциировалась хладнокровная попытка убийства Вани и разко возникшее желание взяться за ствол при осознании этой новости. «Но так ли все плохо?» - подумал Эдмунд, внезапно на радость себе вырвавшийся из воспоминаний. Ему вспомнились в тот момент и дружба с Малфоем, и появление Тео, и философский камень, и появление подопытного. Этот дом для него отдавал только приятным, став дворцом и крепостью на последние два десятилетия. «Дело к обеду,» - подумал Эдмунд и ушел из балкона, приперев с наружной стороны дверь. А в то же время за столом сидели Тео, Ваня и старушка-мать, занятые приемом пищи. -Слушай, Тео, а зачем тебе номер Люциуса? – спросил Эд, накладывая и разогревая себе суп. -Мне поступил заказ на двенадцать маховиков. -Ех ты! – удивилась старушка, от удивления привставшая и схватившись рукой за руку, - вот это у тебя будет большая работа. -Ну и сколько взял? – с улыбкой поинтересовался Эдмунд. -Сто двадцать тысяч. -Капитал же! – еще раз добавила бабушка, - интересно, а кто заказывает? -Малфой-старший. -Тогда берегись его, сразу тебе скажу. Сам его знаешь, эту горячую голову. -Да я-то его помню. Но сто двадцать тысяч на дороге не валяются. Пойду сейчас у Малфоя выяснять его номер, - произнес Теодор, заканчивая с обедом. Ставя тарелку в раковину, он сказал своему Эдмунду: -Нед, кстати, Малфой, когда вчера мне звонил, предлагал тебя устроить в «Хогвартс». -В «Хогвартс»? – ответил Шилов, постучав костяшками пальцами по столу и отставив чашку с кофе в сторону, - сам знаешь, это лошадиная работа, которая толком не оплачивается. -Вообще, он мне так еще недели три назад говорил, но до того, чтобы сказать тебе, дело никак не доходило. -А, вот оно что, - сказал Эдмунд, переведя на секунду взгляд в верхний угол комнаты, - может, ради опыта я и пойду. А так-то – сказать, что Кингсли очень зол на меня – это ничего не сказать. -Так это получается, у него в этом году перевыборы, - заметила старушка. -Получается, что да. -И, значит, он будет в это время вести себя максимально прилично и сконцентрируется не столько на розыске неугодных и копание им ям, сколько на социальных реформах ради популизма. -А кого же предполагают ему на замену, интересно? – спросил Теодор. -Может, это будет Грейнджер. От этого нам же лучше - она и слова против меня не сможет сказать. Все равно понимает, кто я такой и кем ей прихожусь, - предположил Шилов и сказал уходящему в свою лабораторию брату, - я, конечно, позвоню Малфою, а вот про «Хогвартс» я еще сто раз подумаю. -А, ну давай, - ответил Тео. -Металлолом в черную сдавать и то приятнее, чем быть учителем, скажи же, Вань? – спросил Эд. -Да уж, а еще у этих учителей вырастают короны не по размеру. Хоть бы как-то умеряли свое самолюбие. -А я стать таким не хочу. Когда все разошлись, он сказал Ване: -Кстати, нам надо сходить в наш дом культуры за твоими липовыми фотками. -Когда пойдем? -Пошли сейчас. Там пятнадцать минут идти. Впервые за две недели жизни в деревне Иван побывал за воротами дома. Перейдя с Эдмундом через мост, они пошли через сельскую окраину по бетонной дороге. -Очень широкая река для такой деревни, - заметил Ваня. -Это, по сути, не река, а канал, - произнес Эд, - когда я сюда приехал, от болота, которое было на месте так называемой «реки», сильно воняло. Вот мы с местными властями и занялись очисткой этой лужи и приданием ей божеского вида. Часть работ я проспонсировал, часть – они, что-то мы еще с федералов стрясли. -Наверное, дорогой проект. -Да, очень дорогой. Мы реку и расчищали, и даже расширили немного. Дно мы вдоль деревни насыпали заново, и берега тоже. Только вот я плавать не умею, и мы в ней не купаемся. Они шли по бетонной дороге, ведущий от ворот и моста к главной улице деревни. По краям этой дороги между стоящими в отдалении домами росла густая трава, которая вдоль обочины была скошена, а вдалеке местами цвела. -Смотри-ка, ежик, - сказал Шилов и, кинувшись в траву, схватил убегающего зверька. Тот свернулся в клубок на его руке, вцепившись в пальцы своими лапками. -Погоди, Эд, а как же бешенство? – спросил Ваня. -А так он же убегал от меня, - пояснил Эдмунд, - может, это признак того, что он не бешенный. Хотя после дырки в шее меня уже ничто не берет. Вспомни эпизод три или четыре, я уж не помню, где я говорил про дырку в шее. -Это где тебе змеюга шею прокусила? -Да, где змеюга. И где я свою смерть инсценировал. Короче, смотри, - Шилов приподнял сжавшийся клубок, - показываю, как, так сказать, технически грамотно развернуть ежа. Для этого его вовсе необязательно тащить к реке или пинать ногами. Смотри. Эдмунд подбросил зверька. Тот, пискнув пару раз во время полета, приземлился на его раскрытые руки. -Вот видишь, для этого достаточно его легонько подбросить. Ежик, почувствовав полет, приземлится как парашют, раскрыв лапки, - сказал Эд, почесывая зверя, - теперь можно почесать его по пузику или носик рассмотреть. -Какой он классный! – сказал Ваня, пощупав ежа по животу. Когда он попытался погладить его по спинке, Шилов прокомментировал: -А вот так не надо. Бешенство у них передается в том числе через иголки. -Понятно. Но пузо у него реально мягкое. Отпустив ежика по дороге, Шилов показал на большой красный квадратный дом посреди пустыря, к которому вела дорожка. -Короче, Вань, нам туда. Справа от него – храм Спаса Нерукотворного, его проектировал то же архитектор, который строил Морской Собор в Питере. Показываю на наш ДК, там в последнее время ничего путного не показывается, и поэтому половину его сдали под коммерцию. Слева от него – новые дома, которые мы построили в девяносто девятом году. Справа от ДК – магазин, где у продавщицы в тетрадке кредитная история всего местного населения. Один бухарик выкрал эту тетрадку, и поэтому был прозван хакером. Там не смогли окупить мои инвестиции, и поэтому долги мне отдают едой. Там, после церкви еще памятник бабе-яге, но он представляет собой жалкое зрелище, потому что за ним последние десять лет никто не ухаживает. Вот, в принципе, и все достопримечательности деревни, - иронично сказал Шилов. -Прости за глупый вопрос, но как у нас называется деревня? -Кукобой, - ответил Эдмунд, - честно говоря, я сам забывал ее название на первых порах. -Интересно, а как переводится? -С финского – «Петушиная река». У меня вот такая теория. Зайдя в ДК, Эд повернул по лестнице налево и, пройдя по коридору, зашел в чей-то бывший кабинет, где находилась фотостудия. -Здорово, я по поводу детских фоток, - сказал Шилов человеку за компьютером. -Да, добрый день, Эдмунд Теобальдович, - ответил тот, пожав через стол руку, - с какой фотки начнем? -Давай с той, которая на амбулаторную карту. Эдмунд через некоторое время повернул монитор и, сначала посмотрев в него, а потом на Ваню, произнес: -Ну что сказать, максимально похоже, как мне кажется, с учетом того, что в детстве они все похожи на самих себя. Эту ты сам рисовал? -Нет, это с детской фотки Василия. -А он, в принципе, в детстве не был очень крупный никогда. -А что англичанин, ничего? -Ну и что? Я вот вообще фриц, ну или бош, кому как нравится. А как там взрослые фотки? -Взрослые фотки я раскрасил и отфотошопил, - сказал копьютерщик, сначала развернув монитор обратно, а потом, найдя фотографии Вани в более взрослом возрасте, развернул назад, - все они - либо видоизмененный Вы, либо ваш Василий. -Ну что сказать, похоже на правду, - произнес Шилов, - конечно, я не планирую ими звездить лишний раз, но все равно есть сходства. -А волосы? Вы всегда были черный. -А так мы его перекрасим, - аргументировал Эд, - рано или поздно, но мы так и сделаем. -И все-таки мне все равно кажется, что Вы лезете на рожон, - заметил в конце компьютерщик, которому Шилов уже платил за работу. -Это ты так думаешь, - ответил Шилов, облокотясь на край стола, - сам знаешь, я тут специалист по липовым документам. -Но Вы это, не сверкайте ими лишний раз. -Да это я и так понял, - ответил Эд, и поблагодарив за работу, ушел с Ваней. За это время ветер на улице потеплел и стал еле слышен. Подходя к реке, Иван заметил, как под его воздействием колеблются синие волны, разбрызгиваясь, растворяясь и у берега становясь белой пеной. Река была расширена в том месте, куда они вдвоем подошли: как черное и белое разделялись два берега. На том, где стоял Ваня, после небольшой песчаной насыпи и узкого ряда разнолесья начинались старые сельские дома. В том месте не было ни души и по побережью гулял более сильный ветер. На противоположном берегу после широкого отсыпанного щебенкой и позеленевшей землей сразу начинался высоченный темно-зеленый лес, освещаемый ласковым майским солнцем и отражающийся шелестом веток. От сосняка через реку доносился стойкий запах хвои и прибрежной травы, но Ваня его еле учуял. В этом лесу на берегу реки располагался сам дом, ограниченный бетонным серо-белым забором и мостом от внешнего мира. Он сверкал бликующими окнами и, несмотря на небольшую жилую часть, казался местным замком, пусть и без башен и мощных стен с бойницами. Умиротворяющий вид всего этого, сопровождаемый легким ветром и шумом волн в данный момент, отлично подходил деревне и ее ритму жизни. Почти киношные виды так и впечатывались в память Ване, который, идя, не мог оторвать с них глаз, будто стараясь запомнить каждый момент и сложить кадры в один большой фильм. На -Интересно, Эд, а как так получилось, что именно в этой деревне ты живешь? – спросил он. -Ну смотри, Вань, - объяснил Эд, - просто в России относительно легко работать. Здесь, в частности, в этой деревне, не так контролируют, кто что растит и кто что копает. В тех же Англии и Америке контроль за этим гораздо строже. Да еще и «Колдостворец» отсюда в паре километров. -И ты был его директором? -Да, Вань, был. Дом еще в самом начале переписали на меня, потому что было слишком накладно его содержать. Я тут все, фактически, перестроил: полдома, считай, разнес и его самого в сегодняшнем виде фактически наполовину с нуля построил. Та же речка, ты ее знаешь. На месте этого всего было просто болото, посреди которого дом, но я взялся за дело. Идя вдоль реки по дороге, Эдмунд продолжил: -А так знаешь, сколько немцев в США? Пятьдесят миллионов! -Пятьдесят? – удивленно переспросил Ваня, - точно? -Ну, у сорока из них, как и у меня, немецкие корни. И живут они все в деревнях где-нибудь в провинции, которой там полно. В США даже как-то раз, еще очень давно, было голосование за то, чтобы сделать немецкий вторым языком в стране. Там и «Ильвермони» урвало бы меня с руками и ногами, но из меня, думаю, будет не лучший учитель. Да и знакомых оттуда у меня маловато. Проходя через мост, Ваня спросил: -Эд, а своди меня, пожалуйста, в «Колдостворец»? -В «Колдостворец»? Будут там у меня какие-нибудь дела – пойду с тобой. На середине моста Иван остановился и оперся на бетонные перила. Прямо под ним протекала река, через прозрачную воду которой просвечивалось каменистое дно. Сквозь гладь Ухтомы можно было различить каждый камень, настолько она была чистая. Перед Ваней небуйный поток через пятьсот метров поворачивал влево и, сужаясь, уходил за лес, отражающийся зелеными исполинскими соснами. На берегу не было никаких зарослей, ни одного камыша. Еле проросшие травой щебенчатые насыпи держали воду в обновленном русле. Постояв на середине моста некоторое время, Иван заметил, что Эд уже прошел в калитку в воротах, оставив ее открытой, после чего поспешил за ним. Догнав Шилова, Ваня услышал его слова: -Может, как ученый я нормальный, но как учитель я, кажется, никакой. Вот, скажем, какой, по-твоему, должен быть учитель? – спросил Эдмунд, повернувшись лицом к подопытному, - разве живая аудиокнига, которая что-то рисует в уголочке доски и ставит двойки? Или поставщик на рынок образовательных услуг, взявший в долю начальство? Не услышав ответа от Вани, Эд сказал: -Вот такие вот учителя в свое время были у меня и у тебя. Да, может, есть те, которых ты всю жизнь помнишь. Но большинство-то – именно такие! И нет смысла их уважать, поскольку они приходят и уходят, и нет резона каждому из них лизать жопу или в пояс кланяться. Я-то вот не хочу таким быть, так-то ради тебя и нашего опыта я могу и бесплатно поработать, денег мне хватает. Меня вот смущает, каким я буду учителем? Надеюсь, что не таким.