Qui Circumdabit Me (Те, Кто Меня Окружают)

Войдя, Эдмунд спросил: -Ну привет, Вань. Как ты себя чувствуешь? -Доброе утро, Эд. Голова очень болит. Шилов, ощупав его лоб, сказал: -Разве только голова? Тут у тебя дело точно головой не ограничится. Наверное, нам придется лечить вообще все. Эдмунд посмотрел ему на поврежденную ногу. Гипс был наложен почти полностью на нее. "Да уж, придется переделывать," - подумал он и сказал: -Гипс давай мы вообще снимем и положим заново. Так, как сделали тебе, вообще не делает никто. Ну и, наверное, я тебя сначала осмотрю, а потом подумаю что делать. Ваня попытался сначала встать ему навстречу, но Эдмунд опередил его, легонько оттолкнув обратно к кровати, сказав: -Ты лучше лежи, лучше не вставай. Я проверю. Шилов, подсев ему к голове, начал осмотр. Первым делом он прощупал лимфоузлы под ушами и подмышками, а потом потрогал лоб и померил пульс. По результатом своих измерений он сказал: -Воспалительный процесс сильный, очень сильный. Или, переведя с русского на русский, плохо твое дело - ты заболел сильно. Температура это только подтверждает. Пока мы только будем делать только самые общие действия, и нам нужна будет искуственная кровь. Если она не поможет, то не навредит точно. Шилов остановился перед ним, смотря в потолок и размышляя вслух. С минуту подумав, он спросил Ваню с ироннией: -Ну, ты что-нибудь понял? Ваня ничего не ответил. Ему было тяжело говорить из-за температуры, и он только непонимающе посмотрел на Шилова. -Не понял? Ну и не надо, - ответил тот, - это я сам с собой, только я один это понимаю. Через несколько минут мы еще раз все померием, а пока давай попробуем поесть. Аппетита у теб тогда уж нет точно, но ты съешь сколько сможешь. -Нет, нет у меня аппетита, - ответил Ваня. -Горло не болит? -Не болит. -Это хорошо, что не болит. Будешь сейчас завтракать? -Хорошо, Эд. Я сейчас поем. -Да, обязательно поешь. А кстати, как ты спал? -Неудобно немного было. -Матрас был жестковат? -Да нет, скорее, потому, что я давно на нормальной кровати не спал. Долго не мог заснуть. -Может, коньяк будешь? – то ли нарочно, то ли шутя спросил у него Шилов, - у меня вот на кухне стоит целый ящик, и я по стопочке перед сном выпиваю. Ваня, раскусив его юмор, улыбнулся, но ничего не ответил. Эдмунд продолжил, как бы ответив сам себе: -А, точно, тебе же десять лет, тебе не понравится. -Одиннадцать, - поправил Ваня. -Да не суть важно. Все равно он горький, никто его кроме меня не пьет. Шилов дал ему жаропонижающее, пожелал хорошего дня и вернулся вниз, зайдя в свой кабинет. Там он открыл свой ноутбук и сел в кресло, которое еле слышно скрипнуло. После недолгих блужданий по интернету Эдмунд открыл «Скайп» и позвонил Гансу Пфайзер у– соавтору нескольких своих исследований и психиатру по образованию. -Эд! Старина! – обрадовался он Шилову, взяв звонок. Разговор пошел на немецком. -Здорово, Ганс! Давно не виделись! – ответил он, - а ну колись, как дела? -Живем! – ответил немец. -Как психушка? -Психушка выдвигала меня в Бундерстаг. По правде говоря, продержался я там не долго, где-то год. Ну и потом меня переманили в больницу в Дюссельдорфе. -Дюссельдорфе? Это хорошо: от Ганновера часа три ехать, если без пробок. Да и ты-то, наверное, можешь в Амстердам, Люксембург или куда еще гонять на праздники. -Да, Эд, бывает и такое. -А вот у меня, относительно тебя – глухомань. До ближайшей заграницы, то есть до Финляндии, переть, переть и еще раз переть. Хотя, можно сказать, Москва – это отдельная страна, на которой сосредоточена вся деловая и львиная доля культурной жизни страны. Как там работа? Пациенты не слишком буйные? -Знаешь, Эд, один мой знакомый, который держит похоронное бюро, утверждает, что не бывает невыносимых людей - бывают узкие двери. Эдмунд оценил эту шутку и улыбнулся в ответ. -Не, ну серьезно! – ответил психиатр, - к каждому человеку можно найти подход, было бы желание. Золотое правило нравственности, которое сформулировал еще Конфуций: «Поступай с другими так же, как бы ты хотел, чтобы поступали с тобой». И из него следствие – что ты людям даешь, то они тебе и возвращают. Заметь – еще даже не рабы Рима, а Конфуций, лет так тысячи на две раньше. -Точно. Как тот, кто учил детей долгое время, подтвержу. Дети отражают то, что вкладываешь в них. И, как ученый, скажу – нет того, на что нельзя повлиять, кроме того, что неизбежно. Даже вольфрам, самый тугоплавкий металл, плавится при определенной температуре. -А еще знаешь, как в Германии сделали? Воплотили твою идею. У домов престарелых теперь ставят липовые остановки – приходит туда старичок или старушка, мы понимаем, что это один из наших и идем его отговаривать. Ты хорошо подсчитал, что человек, которым руководят эмоции, думает ассоциациями, типа того, что домой надо на автобусе ехать и что для этого надо идти к ближайшей остановке. Умные люди сделали, исходя из твоих соображений. -Жаль, Ганс, но в Социальной защите в Потанинской России работают как раз-таки самые равнодушные и черствые люди. Процветает карательная психиатрия, с чем ты как раз усердно борешься. Опека – так это вообще тихий ужас! Это, по сути, шайтан-машина, которой государство кошмарит неугодных родителей. Просто пойми, я просто куплю своему подопытному документы, где он записан как мой сын, созданный, можно сказать, бесполым размножением. Просто потому, что я не хотел связываться с надменными клушами и упырями оттуда. И, учитывая то, что я, как и ты, бош, ко мне было бы только больше вопросов. -А ты это что про подопытного? Себе ребенка завет? -Ну а что, если таков опыт? Я вот хочу по поводу него проконсультироваться. -Давай, что тебя интересует? -Я вот наблюдал за его поведением несколько недель и вижу, что это – депрессия чистой воды. Я-то умею читать мысли, бывает, делаю это даже неосознанно. -А какой вопрос? -Можно детям давать антидепрессанты? -Можно, почему нет? Твое производное от амортенции хорошо для этого подойдет. Я его постоянно использую в своей практике, когда либо лекарств не хватает, либо случаи деликатные, скажу тебе по секрету. -То есть, ты считаешь, что надо рискнуть и попробовать подавать антидепрессанты? - произнес Эдмунд после недолгой паузы. -Да, попробуй, - предложил психиатр, - не пойдет или пойдет не так, как надо - сворачивай. Тем не менее, задушевных бесед с психотерапевтом это не отменяет. -Да я понимаю, - ответил Шилов, - это как раз по моей части, эта промывка мозгов. До связи? -Ну давай, до связи. После этих слов Эд повесил трубку и обратился к большому окну слева. Посмотрев в него на жёлтый газон, с лужами проявившийся из-под снега, и произнес: -А ещё говорят, что эта моя амортенция - хрень на палочке. Какая такая хрень на палочке, раз ей психиатры научились пользоваться? Сказав это, он достал из своей лаборатории паяльник, взял недоделанный сосуд и пошел на улицу. Ваня в это время лежал в своей кровати, так и не переодевшись. Половину дня он проспал. Каждый раз, пытаясь вылезти из-под теплого одеяла, он чувствовал холод, хотя, казалось, в доме было тепло. Шилов пришел к нему в комнату через час, принеся обед и сказав: -Тебе тут не скучно? -Эд, голова очень болит, жар, - ответил ему на это Ваня. -Это попробуй, - сказал Эдмунд, поставив несколько баночек с зельями около кровати, - это тут жаропонижающее, противовирусное и все такие. Через непродолжительное время он, оглядев подопытного, произнес: -А ты спишь днем, интересно? Наверное, какое-то время это тебе будет надо. -Я не сплю. Очень голова болит. Шилов в ответ на это намочил кусок ткани и положил Ване на голову, сказав: -Так лучше? -Надеюсь будет, Эд. -Тогда попробуй поспи. Буду стараться не слишком много пичкать зельями, для тебя от них эффект будет неожиданный. Эдмунд хотел уйти, но, развернувшись в двери и закрыв шторы, добавил: -Вечером я поменяю тебе гипс. Этот вообще никуда не годится, тебе налепили непонятно что. С этими словами Эд оставил Ваню наедине с собой, удалившись в свой кабинет. В нем он нашел отсек с медикаментами и достал оттуда перевязочный материал, кусок ткани, острую иглу и кетгут. Сев в свое кресло, он, взглянув в окно, подумал: «Теперь надо сделать ему документы». Недолго думая, он позвонил генералу Арсеньтьеву: -Добрый день, Эдмунд, что-то случилось? – спросил тот. -Привет, Назар, - ответил Шилов, - у тебя все нормально? -Ой, тут такая история произошла, - произнес генерал, - в этом, как его, Киркуке. Отработали мы из РСЗО, как ты помнишь, по террористам, потом заняли эту территорию и стали разминировать то, что еще не рывануло. А ты помнишь, какие у этих «Градов» ракеты. -Да, помню. Ужас что будет, если такое рыванет. -А вот оно и рывануло! Эту хреновину мы ночью затащили в гражданскую «Газельку» и хотели было повезти взрывать, как вдруг, пока искали ключи, невесть откуда объявились местные курды и попытались эту ракету стащить. Шилов облокотился на спинку кресла и продолжил с интересом слушать эту историю, рассказываемую Арсеньтьевым: -А они, - говорил он, - у нас ее стащили. Мы за нее дрались отчаянно, даже по паре ребер переломали друг другу. Все-таки эти аборигены нас опередили и потащили ее в свою деревню, видимо, хотели попилить на цветмет. Не успели мы ничего поделать, как через тридцать минут оттуда раздался такой мощный взрыв, что мы даже подумали, что началась бомбежка. Шилов на том конце провода пустил смешок. Генерал продолжил рассказывать: -Ну и что, приперлись мы в этот кишлак, и что, как ты думаешь, мы там увидели? Ихние хаты разнесло в труху, а на месте того, что там стояло, мы не нашли ни одного местного. Пара тапков даже до нас долетело. Следствие показало, что эти местные белые негры были сказочно тупые. Они хотели попилить эту ракету газовым резаком! -Ну дела, - отсмеявшись, ответил Шилов, - оказывается, они весь этот хлам не только через фронт продают. Мои в этом Киркуке упарились за ними, этими мамкиными торговцами, бегать. -Писать отписки они, в общем, задолбались, - продолжил Арсеньтьев, - столько они не писали с тех пор, когда в той же роте какой-то идиот прибежал с пистолетом в лазарет и с криками «Витька! Я тебя сейчас убью!» стрельнул в своего брата по разуму. Но ничего, в какой-то мере и хорошо, что на этих курдов всем похер. Даже Эйхгорн, который мне сейчас звонил, обещал за нас вписаться, мол, это не мы такие халатные, а они не туда попали. -В том-то и проблема, Назар, что всем на них, как ты говоришь, похер. Габдуллязанов там, небось, из штанов без меня выпрыгивает. -И не говори! Он там чуть с ума на фоне этого казуса с кишлаком не сошел. Говорит: «Эдька бы все за двадцать минут порешал, из которых он десять туда едет». А еще многие товарищи, как Плугин, например, все компасировали мне мозги, мол, что ты для нас в Ираке будешь как собаке пятая нога. А вот оно, оказывается, как – без этой «пятой», как он говорит, ноги. -Да его-то и здесь никто не слушает. Сколько он гундел по поводу Вайцмана! Звонил мне и выл, мол, «и ты хочешь сказать, что этот пацаненок – президент города?» А вообще, я бы, конечно, мог отправить себе на замену, скажем, Танненберга. Вот он как раз больше всего из штанов выпрыгивал тогда, когда меня отправляли на Украину, мол, возьми меня с собой, ты лезешь на рожон. -Он там у тебя был такой. -Да уж. Я бы, конечно, отправил его к вам: он и сам, если уж такое говорит, наверное, не против сгонять подышать свежим воздухом. Но он, относительно меня, ни на что не способен, и уж точно был бы вам как пятая нога. -А кстати, как твой подопытный? Ваня его, что ли, зовут, не помню? -Да, он самый. Ну что же ему еще делать – лечится. Сейчас пойду гипс менять. Там в новостях у вас по поводу казуса в Саратове не поднимают обсуждений и сплетен? -Да нет такого, сколько я слышал. -И то, кажется, дело замяли. Если ты в танке, как ты говоришь, то скажу тебе: его попыталась закопать заживо математичка Гадюкина, причем закопать именно в снег. -Какой ужас, - ответил генерал, - то есть так и было на самом деле? -К сожалению, да, - ответил Эдмунд, - но, надо сказать, то, что дело замяли, нам только на руку. Вот поэтому-то я, собственно, и звоню тебе. Короче говоря, я опять полезу на рожон – буду делать Ване свидетельство о рождении задним числом. -А, вот как, - произнес генерал, - только ты понимаешь, что это тебе надо будет еще кучу документов готовить. Там и медкарты липовые, и какое-то справки в школу, и справки из садика, и еще всякое такое, так что будь готов. -Да это-то я понимаю. Придется еще какого-то мелкого искать, который на Ваню в детстве похож, или же вообще в фотошопе рисовать, если так делают. -А может, возьмешь свои детские фотки какие-то для легенды? – предложил Арсеньтьев, - и пусть кто-нибудь раскрасит их в фотошопе. И тогда ни у кого не будет претензий, мол, откуда ребенок и в кого он. -Может, и историю про его детство буду фабриковать, но не в первую очередь. Сначала я займусь свидетельством о рождении. -Но ты все-таки у нас специалист по липовым справкам, вторым паспортам, покупным дипломам и правам и по всякому такому. -Да уж, что сказать. И тут еще постоянно приходится переучиваться. Подделка документов – это целая наука, и по ней я могу смело писать кандидатскую. -У тебя, одним словом, должно получиться. -Ну я так, на всякий случай должен сказать. Так-то я могу вообще придерживаться легенды, что он – это мой племянник из Германии. -Хочешь – так и делай, а вообще – хороший вариант. Ну я пойду, а то тут болтать особо некогда. -Ну давай, пока. Но твоя история про ракету меня немного развлекла. -Да уж, сам сколько ржал над этим цирком с конями. Пока.