Неправильная полноценность

      Скарамучча искренне считал, что при разрыве или отношений, или близкой дружбы все чувствуют себя примерно одинаково, даже если согласие было с обеих сторон, даже если вы разошлись по собственной инициативе.       Люди же, по идее, при таком раскладе должны чувствовать себя подавленно, крайне беспомощно, словно земля ушла из под ног, а в районе сердца образовалась неприятно ноющая дырень. По крайней мере так ощущал себя он, не смог сдержать порыв и рассказал друзьям о том, как чувствует после того, как сам предложил закончить отношения длиной в два с половиной года. Как оказалось, его приятели могли только пару дней или максимум неделю чувствовать уныние, а затем уже отпускали, жили дальше, потому что понимали, что сами выбрали расставание. Но у него так не сработало.     — Да хватит уже страдать, прошло сколько… — не понимает его состояние один из компании, Сяо трет переносицу, пытаясь собрать разбросанные из-за алкоголя мысли. — Месяц! А ты всё ныть по нему не перестаешь.   — Неделя с лишним, — отстраненно поправляет его Кадзуха, хмуря светлые брови при взгляде на крайне замучено выглядящего друга, которому, в свою очередь, самому не по себе, что он так бурно реагирует на последствия самостоятельного решения. — Но правда, мы же уже обсуждали насколько он подонок, ты соглашался. Чем больше ты рассказывал о том, что у вас там дома происходило, тем больше я удивлялся как ты мог пробыть с ним в отношениях аж два года…и ты должен чувствовать облегчение, а не это. — Слушайте, я знаю, и вообще каким образом тема про сессию превратилась в обсуждение моего бывшего? — бурчит Скарамучча недовольно, соскальзывая со стула и ложась локтями на стол в уютном клубе, где они и сидят, празднуя окончание сессий разными компаниями с разных факультетов. — Я о нём даже и не думал эти пару дней, пока вы не напомнили. — Но ты выглядишь как ходячий труп, — приводит свой наблюдательный аргумент Сяо, после чего сразу направляет рассеянный взгляд обратно в полупустой бокал не слишком уж и алкогольного напитка.   — …А также у тебя опухшие глаза, ты весь бледный и без сил, — на ходу подмечает всё новые детали глазастый Кадзуха. — И ты не ешь. Совсем.   — Посмотрите на них, какие детективы, — закатывает глаза он, раздраженно рыкнув себе под нос. — Глаза опухшие, потому что я не спал в последнее время. Недавняя сессия, ало-о? Помним о ней? Бледный я всегда, солнце меня не берет, а без сил угадайте почему, — Сёки но Ками язвительно, но умело нашел правдивое объяснение его внешнему виду, сделал драматическую паузу и ответил на свой же вопрос. — Потому что я не спал и не ел.         Состроил саркастичное лицо: “Вот это да!”, не желая больше обсуждать это. Какого чёрта он вообще потратил время на бесполезное объяснение чего-то такого же бессмысленного, как и догадки этих придурков? Не нравится как он выглядит — засуньте претензии себе поглубже в задний проход и заткнитесь.       Но себе и своим воспоминаниям он соврать не может. Да, ладно, он думал об Альбедо. Иногда. По ночам чаще всего. Но думал не в том плане, в котором думают его друзья.         Он просто вспоминал, анализировал, просматривал каждый свой фрагмент памяти, чтобы наконец понять что означает это стягивающее в области груди чувство. Он перебрал всё: от ненависти и обиды до странной ностальгии по некоторым не таким уж и плохим моментам.       Это ощущается даже на физическом уровне до жути странно. Те тёплые моменты, которые у них случались так же часто, как и плохие, отдавали приятным покалыванием в кончиках пальцев, но одновременно и холодом, вызывающим зуд где-то глубоко в желудке.       “Тебе надо развеяться” — слышит он голосом озадаченного Сяо где-то на подкорке сознания. Чужие слова по слогам разбились эхом, неприятно отбиваясь об стенки черепной коробки. Может быть, друзья правы, ему стоит просто забить, а не ломать голову над тем, как и почему он так неоднозначно себя чувствует.         Скарамуччу попросту злит то, как Альбедо заставляет его чувствовать безымянное нечто, сам того не осознавая. Он ненавидит себя за то, что видит себя таким жалким, уязвимым просто потому что ему не плевать, в отличие от художника, который к предложению расстаться отнесся с таким похуизмом, что хотелось начать истерить прямо там.       Он не может назвать себя хорошим человеком, что уж там хорошим партнером, но неужели те нечастые счастливые их моменты вместе ничего для Альбедо не значат? Что для Альбедо вообще не является бессмысленным?         Альбедо — это тот человек, в которого лучше не влюбляться. Он холоден, безразличен ко всему ординарному, хотя сам всякими странностями не выделяется. Он тот человек, кто искренне не понимает как строить взаимоотношения с людьми, потому что словно эмпатией и не владеет, попросту не понимая когда он переступил ту или иную грань в своих прямолинейных высказываниях.       И Скарамучча, даже вступив в отношения с кем-то столь “бесчеловечным”, даже прочувствовав на себе все минусы взаимодействия с таким человеком, завидовал ему. Ощущал бурлящее чувство грязной, жадной зависти к чужой безэмоциональности. Потому что слишком часто его опускали в грязь лицом только из-за того, что он чувствовал что-то помимо навязанного долга быть одобренным обществом.         В высших слоях социума фигурируют только серьезные люди, а не те, которые валяют дурака. Успеха добиваются лишь тяжелым трудом и такой целеустремленностью, которой у тебя никогда не будет.       Слыша подобное каждый день невольно начинаешь задумываться о том, насколько же ты человек неправильный, будто бракованный. Он заметил, что с каких-то пор люди начали презирать тех, кто проявляет эмоции. Он рос тем, кого презирают, он завидовал тем, кто его презирал, заглушая завистью продолжающую расти ненависть к себе, к своей неидеальности. Эмоции внутри него существовали несмываемым клеймом, напоминающем ему о его вечной слабости не как человека, а как личности, обязанной внести вклад в род людской, иначе он не имеет ценности, даже будучи живым разумным существом.         После того, как они с Альбедо разошлись, иметь совместные пары с факультетом искусства казалось пыткой. Раньше было весело, приятно даже, получать кроткий взгляд от человека, который постоянно смотрит на людей, как на обезьян. Взгляд такой, словно Скарамуччу воспринимают как действительную, самоосознанную личность, а не безмозглую массу в серой толпе.       Но теперь всё ощущалось чужим. Взгляд, который когда-то отличал его от других, выделял на неизвестном, родном уровне, заставлял ощущать странное необоснованное превосходство над остальными, сейчас совсем не отличался от самого обычного равнодушного броска глаз на прохожего в коридоре, чтобы не врезаться ненароком. Ощущалось…пусто.         Куда бы Скарамучча не пошел, как бы не пытался отвлечься, везде продолжало казаться, что ему тут не место, что он не в своей тарелке, что он с не теми людьми.       Его преследовало нарастающее чувство полной беспомощности, осознание собственной ничтожности догоняло, дышало в затылок. Он злился, потому что его бесило, что люди вокруг его не понимают, он чувствовал себя одиноким даже в кругу друзей из-за этого. Но что ещё хуже, так это то, что он не понимал сам себя и даже так ожидал, что его поймут другие.         Ему был противен Альбедо, потому что сколько бы хороших совместных моментов у них не было, человек он всё равно херовый. Просто вспоминая то, как он один день одаривал вниманием, любовью и заботой, которую, по ощущениям, просто невозможно подделать, каким бы хорошим актером человек не был; а в другой день вел себя отстраненно, оправдываясь усталостью после подработки или домашнего задания, мрачно, словно Скарамуччи рядом не существовало.       Ему отвратителен Альбедо, потому что тот разводил ссоры, холодел, при это утверждая, что “ всё в порядке”, хотя на самом деле ревновал Скарамуччу к друзьям без весомой на то причины: когда он уделял компании парней чуть больше времени в силу того, что у Альбедо часто не было сил даже вести диалог с ним, или даже когда он уделял внимание поровну обеим сторонам. Но при этом Альбедо очень неоднозначно вёл себя с некоторыми, кажется, намеренно ведя себя с ними мило и учтиво, что очень непривычно для его повседневного стиля общения с особями под названием “люди”.         Схожие друг с другом чувства, хаотичные эмоции копились в нем неустойчивой башней, высота которой достигала самой макушки. Злость, ненависть, зависть, отвращение. Все из перечисленных прилагательных воспринимались совершенно неясно, словно — да, он чувствует каждую из этих эмоций, но когда они смешиваются в одно, то они образуют из себя кое-что совершенно новое, чему он не может дать имени.       Слово противно вертелось на языке, достаточно громкая музыка в клубе и какофония из пьяных, болтающих друг с другом людей отвлекали. Голова начала болеть, дышать становилось всё тяжелее, хотя он успел выпить только воду, ничего из алкоголя. Жгучий комок тошноты подкатил к глотке, горло обожгло кислотной желчью. Сердце в беспричинной панике сжалось, грудь сдавило тисками из ребер.         Он испуганно схватил ртом воздух, когда до мозга достиг тот факт, что он не слышит ничего, кроме учащенного биения сердца в висках. Поднял напряженный взгляд на парней, которые, кажется, вели активную дискуссию о чем-то между собой, продолжая оборачиваться то на друг друга, то куда-то в танцующую толпу.       Скальп мерзко зачесался, будто задвигался, подобно извивающимся личинкам, которые пытаются проесть себе дорогу сквозь череп.         Тишина резко перестала быть звенящей. Абсолютно любые звуки пропали, даже собственное сердцебиение и дыхание, будто их и не было вовсе. Желудок вместе с кишками скрутились в один невнятный узел, стало до боли холодно.         Ошибся, до чего же ошибся. То, что он чувствовал было ни завистью к Альбедо, ни ненавистью к кому-либо, ни злостью на самого себя.         Это была тоска.         Изо рта невольно вырвался истеричный смешок. То есть, получается, всё это время Скарамучча ломал голову, а на самом деле он скучал по обыкновенному подонку, который не умеет правильно обращаться с людьми, если судить из выводов, сделанных им самим и друзьями. Он? Скучал по Альбедо. Это даже звучит абсурдно.              Ослабшие ноги заставили его неожиданно для остальных за столом подорваться и встать с места. Целое ничего из того, что он съел за сегодня, просилось наружу. Обида от отвратительного, правдивого осознания расползлась по телу морозным и фантомным ощущением чужих рук на шее, тяжестью груза собственного ничтожества на плечах. Скучать по кому-то только из-за чего-то наподобие зависимости от непостоянного чувства нужности? Как же это типично для него, прям жалость берет.         Плечо заныло от того, что он боком своей тушки врезался в стену пустующей уборной. Мурашки электрическим током пробили по позвоночнику, он позорно чуть было не съехал вниз по стене, но кто-то его осторожно придержал.       Он попытался проговорить бледными губами глухие благодарности, но не уверен, что издал хоть звук. В ушах вата, в голове тоже. Он развернулся спиной к горе-помощнику, оперевшись предплечьем на выложенную плиткой стену.       Чьи-то руки мягко легли на плечи, человеческое тепло от дыхания обожгло ухо и сторону шеи. Через заблокированный слух пробился знакомый, тягучий и манящий голос, привычно не обладающий никакой интонацией. Максимально ровный тон вдохнул в тело жизнь, он почувствовал как снова начинает ощущать ноги.   — Привет, Скар, — донеслось совсем близко. Альбедо стоял впритык, почти навалившись на него со спины. Скарамучча поворачивает голову, не издав ни звука. С лицом мученика он посмотрел в чужие ледяные глаза серо-голубого цвета, которые показывали одно лишь равнодушие. — Дашь мне второй шанс?         Он ненавидит себя за то, что в голове не пронеслось ни одной мысли с отрицательным ответом. Ненавидит себя за то, что услышав голос Альбедо, ощутив на себе его ненавязчивые касания, увидев чужой взгляд признания его как человека, сразу почувствовал себя сытым. Почувствовал себя нужным. Почувствовал себя полноценным.       Своё существование продолжало казаться ошибкой, но с Альбедо он хотя бы иногда ощущает себя на своём месте, хотя бы иногда ощущает себя завершенным.         Руки обессилено опустились вдоль тела, он склонил голову, смотря в пол, позволив Альбедо полноценно обвить руки вокруг его тела, создавая подобие объятий.   — Прости, не стоило мне тогда горячиться и грозить расставанием, — шепчет Скарамучча хрипло. На сердце стало тяжелее. Но это значит, что он наконец вновь, как игрушка, имеет все необходимые детали при себе. Тяжесть на душе означает то, что он жив.   — Я скучал.