Тебе холодно?

Мороз обжигал лицо. Герман попытался спрятаться под свою темную маску с узором в виде челюсти, но маленькие острые снежинки, словно прорезая дыру в ткани, умудрялись касаться лица. На время он закрыл глаза, чтобы потом снова раскрыть их в поиске ближайших мест для ночлега. Кругом была пустошь. Герман с братом бродят тут уже несколько часов в надежде найти хоть какой-то намек на окруженную от бури постройку. И наконец вдали показывается одиноко стоящая башня. Ее серый цвет с видными кое-где трещинами от ржавчины приятно сливался с бурей, а окна надзорной части видимо знатно покрылись инеем. — Ein bisschen mehr ist mein Freund, — сказал Герман обернувшись к Норману. У того лицо было не менее уставшим. Белые брови, красные альбиносьи глаза и сокрытые за снежной банданой стучащие зубы — этому аду точно должен был наступить конец. Герман на мгновение заметил как поднимаются у Нормана брови и как его глаза хоть на секунду становятся похожими на юношеские. Парень обернулся и стремительно направился к башне. Сзади послышался голос: — En wat een klotezooi is het toch... Наконец они очутились у самого «порога». Выглядел он как железная дверь с небольшим забором вокруг и надписью: “ACHTUNG, DIES IST EIN ÖFFENTLICHES GEBIET“. Чтобы дочитать последние слова Норман стер с железной таблички налет из льда, который в один момент надломился так сильно что потащил за собой часть всей таблички. Альбинос кинул свой взгляд на Германа, в глазах играл скептицизм. Они буквально пели: ты думаешь тут будет тепло? — Что думаешь? — спросил тот. — Можно сделать костер внутри, — Норман слегка задумался смотря на дверную ручку, — если удастся сделать дыру в крыше. Герман опустил винтовку на плечо и нажал на ручку. Как бы он не давил, дверь не поддавалась. Юноша быстро отошёл на шаг, готовясь ударом ноги выбить остатки льда. Если дверь не закрыта, думал он, лед тронется и, хоть не без шума, но она откроется. А если нет, значит, придется стрелять. Вот только стрелять сейчас было бы «не к месту». Совсем неподалеку братья видели отряд Антанты. Союзники, неспособные помочь им ныне. Перед тем как выбить дверь Герман произнёс: — Если это было построено после Войны, думаю тут обязана быть печь. Удар французского сапога лед не выдержал и дверь тут же распахнулась, открывая перед ними кромешную и непроглядную тьму. Герман посмотрел на Нормана, тот уже взял висевшую на плече винтовку в руки. Башня была узкой, окон на подъеме практически не было, зато было много разного рода коробок и черная печка, полная золы с углем. От неё трубы шли по всей башне, судя по всему огибая даже надзорную часть. Германа очень порадовало другое — в здании от слова совсем не было снега. Обычно всё рано или поздно поддается этой белой чуме и она проникает повсюду, но тут было относительно сухо. Внутри башни также было теплее чем снаружи, и хотя братья сразу этого не заметили неприятный мороз перестал обжигать лицо. Норман присел на груду железа, находившуюся напротив двери и стряхивал от себя остатки снега которые он протащил с собой чуть ли не два километра кряду. Одежда уже знатно успела промокнуть. Три месяца назад они наткнулись на покинутый французами лагерь с припасами. Осиротевшие во второй раз, без еды и даже клочка теплой одежды, жертвы катаклизма наконец смогли прожить там неделю пока не пришли машины. Огромные, разрушительные твари больше похожие на пауков с операторами внутри, которые из-за стальных масок тоже перестали походить на людей. В ту ночь в голову к Герману пришла очень простая мысль — оставаться где-либо на длительный срок нельзя. Они смогут найти твой дом где бы ты не прятался. Этот вывод подкрепляли лагеря беженцев, «центры по защите граждан» и эвакуационные районы. Пустые палатки, кучи теплых трупов, свежих припасов и полные склады вооружения. Совсем недавно тут жили люди, совсем недавно тут кипела жизнь. Но что-то, или кто-то оставляет после себя руины. Значит, думал Герман, самым выгодным будет закапываться головой в снег и не высовываться. Он присел совсем рядом с печкой на сухую чурку. Рядом располагалась небольшая стопка осиновых дров. Люди бегут, подумалось ему, не думая даже о самом необходимом. Неужели холод заставил их оставить дрова? Большую часть рюкзаков занимали теплые, сухие доски. Привычка брать их с собой не раз спасала парням жизнь. Лишний раз, общаясь с жителями деревень, удавалось даже выменять их на еду. Впервые за тысячи лет главным ресурсом стала не еда, а тепло. Неделю назад они посетили маленькое поселение беженцев, еще не разрушенное машинами совсем близь крепости ***. Обесценивавшиеся марки использовали как растопку для дров, пока сами дрова и береста заменяли людям деньги. Герману хорошо запомнился лист, прибитый гвоздём на одну из лачуг: Одна ночь — 2 дровишки (средние)  большие Три ночи — 5 дров или 10 берест (средние) Больше — спросите у хауплинге (Не христианам вдвое больше) Еще больше странным ему казалось оставлять цельные, сухие дрова с чурками не попытавшись использовать хотя бы часть. Например, для приготовления еды или кипячению питьевой воды из снега. — Что-то заставило их уйти. Причем торопясь. — Думаешь тут небезопасно? Буря могла стереть следы, но если бы на них напали, кто-то бы умер и мы бы наткнулись на тело. Взгляд Нормана был направлен в пол. — Или может не покидал ее никто? Может... тут живут aufklärungseinheit? Или motorraum? Gott, ich weiß es nicht einmal... — Als je het niet controleert, weet je het niet. Герман встал с чурки и медленно, тщательно осматривая следующий этаж, начал подниматься по лестнице. Норман устремился за ним. Всего «этажей», а быть точнее — платформ — на башне было трое. Последняя считалась финальной, и отделялась от надзорной части лишь небольшой стеклянной дверью. Тут тоже было незамысловатое число пустых коробок и мусора, в особенности, сух пайков и «power-set»ов. За стеклянной дверью Герман проглядел странную деталь. Часть пола казалась ему огненно-красного цвета, словно на неё разлили старую краску и пролежала она тут несколько лет, может, десятилетий. Мысль, которая тонким звонком посетила нашего читателя сразу пришла и к Герману: Эта была кровь. В этот момент он снова почувствовал, как сильно слезятся глаза. Иней, как король захвативший ранее все ресницы, начал медленно таять. Парень сжал цевье винтовки пальцами левой руки и развернул дуло прямо на дверь. Что-то произойдет. Я чувствую, что-то произойдет. Норману больше и не понадобилось — найдя ближайшую коробку, он принял позицию «из укрытия». Рассмотреть его Герман не успел. Просто не на том было сфокусировано внимание. — Я пойду вперед, — сказал он так, словно бы Норман возражал. Теплый, яркий свет, пробивавшийся через иллюминаторы, слепил глаза и в то же время умудрялся необычно выделять красноту на полу. Встав к открытой стороне спиной, Герман аккуратно заглянул в правую часть помещения. Не заметить мертвое тело, окруженное лужей крови, было невозможно. Частички мозга были размазаны по полу и приобрели уже темный, противный вид. Рядом с телом, близстоящей тумбочкой и койкой (чтобы она не делала в дозорной части башни) лежала окровавленная винтовка. Забрызганная мясом, прокрашенная кровью в черно-красный оттенок, скорее напоминала холодную биту, чем пылающий огнестрел. Смерть словно бы столкнулась с тем, что она такое. При этом труп выглядел даже нереально. Герман сперва и сам не поверил, что это вообще человек. Когда этот факт был принят, ему потребовались секунды, чтобы понять, что череп покойного расколот, как грецкий орех. Детали увиденного заставили его вдохнуть морозный воздух ртом, иначе желудок бы точно не выдержал. Он слегка опустил винтовку, до уровня, когда дуло смотрело ровно на размозженное мясо. Медленно просунув её за дверь до половины, начал медленно открывать дверь. Та неприятно проскрипела. На миг Герман заметил, какая тишина стояла в башне. На улице буря постоянно ломилась ему в уши, а здесь было так тихо, что казалось, слышно как кровь бежит по уху. Как она медленно, но верно приближается к самому мозгу, и как неприятно играются внутри нейроны. Он слышал свое сознание. Парень протяжно выдохнул. Опустив ружьё «под сорок градусов», решил рассказать о находке Норману: — Я не знаю, хочешь ты видеть или нет, но... — снова настигла тошнота, но он смог с нею управиться, — ...там солдат без головы. Голубые глаза в слабом просвете казались алыми. Норман явно хотел что-то ответить, наверное, выразить свое недовольство, но не успел. Герман даже не заметил, как быстро из проёма вырвалась машина. Единственное, что парень успел подметить, — она рванулась к Норману, не заметив его самого. В уши ударил выстрел.