For your love

      Сынмин пристально следит за каждым твоим осторожным небольшим шагом, направленным в его сторону.       Раз. Два. Три.       Останавливаешься у заправленной постели, ловя его взгляд, и замираешь, пока сердце тут же отдаётся стуком едва ли не под горлом. Сынмин смотрит — взгляд под ресницами искрится привычной хитрецой. Слегка наклоняет голову, а потом изгибает губы в шутливой полуулыбке. Дразнится. — Ждёшь приглашения? — А его не будет?       Он добродушно усмехается на твой выпад, фыркает, стараясь согнать с себя довольную улыбку, а потом снова смотрит в глаза. Раз. Два. Три. Твоё сердце замирает. Сынмин сдаётся.       Щёлкает языком, стараясь сохранить хотя бы последние крупицы привычного игривого недовольства, и — слегка двигается, уступая место.       Ты тут же укладываешься рядом и устраиваешься удобнее, жмёшься щекой к груди, пока Сынмин начинает ворочаться и ворчать, привычно причитая, что ты неправильно легла, словно не он только что пригласил тебя это сделать. Вот только его сердце, в трепетном волнении застучавшее в груди, слышно отлично — тук-тук-тук.       Ведь Сынмин — до невозможного нежный, как бы не пытался этого скрывать. Сынмин не только весь из издёвок и поддразниваний, но и из самой трепетной, искренней, словно первой любви.       Поэтому уже через пару мгновений, отсчитанных ударами его сердца под тканью тёплой кофты, он перехватывает за талию и притягивает к себе ближе. Ничего больше не говорит, лишь ведёт ладонью вдоль спины, пересчитывая позвонки. Дотрагивается так аккуратно, словно в его руках самая большая в мире драгоценность, дотрагивается до мурашек по коже.       Это ощущается до невозможного правильно, именно так, как положено. Раз. Два. Три. Пальцы пробегаются вдоль по спине, а дыхание от этих незамысловатых движений перехватывает.       Потому что Сынмин понимает, как это на тебя влияет, но не встречается с тобой взглядом, чтобы поддразнить за внезапную чувствительность. Напротив, зарывается носом в макушку и устало выдыхает, позволив себе расслабиться, кажется, впервые за весь мучительно-долгий день.       Слышишь, как сердце в его груди начинает стучать размереннее, жмёшься щекой сильнее и вдруг он тихо смеётся — довольно и искренне, притягивает к себе ещё ближе, не оставляя в расстоянии и миллиметра, и целует куда-то в волосы, не позволяя поймать его взгляд.       Сейчас он — словно протянутый на ладони. С оголёнными чувствами и дрожащим под рёбрами сердцем. Сейчас он — нежный и ласковый, непривычно податливый и в молчаливой преданности готовый положить к твоим ногам весь мир, стоит только попросить.       Счастливый.       Любимый.       Любящий.       И ты готова подарить ему всю любовь, имеющуюся в сердце у тебя — уберечь от в тревоге дрожащих ладоней, не позволить пугливо стучать под рёбрами, всеми силами сохранить тихий искренний смех и осторожные касания.       Ведь Сынмин не поддразнивает за слабость от его прикосновений. Потому что его слабость — ты.