For your love

      Ты бросила мимолётный взгляд на вспыхнувший в темноте экран телефона. Яркий белый свет на мгновение очертил ближайшие острые углы комнаты и ослепил, но на время ты посмотреть всё-таки успела. Осталось всего несколько минут до полуночи.       Джисон прижался сзади, оставив мимолётный поцелуй под углом челюсти и удобнее устроив подбородок у тебя на плече. Он тёплый, и пахнет от него кисло-сладкими конфетами, — этот запах уже настолько родной, что в нём хотелось бы раствориться, но он уже въелся под кожу.       Ночь за окном кажется практически нереальной в своей тишине. Словно огромный шумный город заснул специально, позволяя вам остаться наедине, — в темноте комнаты лишь вы и ваши оголённые искрящимися проводами чувства.       Самыми кончиками пальцев ты проводишь по его руке, осторожно и невесомо, едва-касаясь, от запястья к локтю и обратно, рисуя лёгкие узоры. Джисон против воли вздрагивает, а по его коже, прямо под твоими пальцами, бегут мурашки. Ты невольно усмехаешься, а парень вдруг оставляет обжигающий поцелуй на твоём плече. — Я люблю тебя, — шепчет он, и выходит так тихо, что ты слышишь его только благодаря тому, что искусанные губы находятся у самого уха, — ты мой вулкан.       Это признание было таким импульсивным, простым и искренним, — откуда-то из самых глубин души, трепетно хранимое и оберегаемое. А теперь оно было выпущено на свободу, но также осторожно, — в тишину маленькой погружённой в полумрак комнаты. И предназначалось одному-единственному человеку. Тебе. Его Музе. Его любви. Его вулкану.       И нужно было сказать что-то в ответ, но собственные чувства вдруг накрыли с головой, практически выбивая воздух из лёгких. Слов было так много, что не получалось подобрать ни одного. Потому что каждое из них было бы недостаточно сильным. Потому что любовь к Джисону невозможно было описать простыми словами.       Но слова ему и не нужны, — он всё чувствует и видит. Видит в ласковой улыбке, видит на дне сияющих глаз, ощущает сквозь мимолётные быстрые поцелуи. Он всё знает, и подтверждения ему не нужны.       Вместо этого ты осторожно разворачиваешься в его объятиях. В темноте все его черты кажутся ещё мягче, чем есть на самом деле, а глаза у Джисона блестят непередаваемыми искрами. Двигаешься ближе, хотя, казалось, расстояния между вами нет уже никакого, так, что ваши носы почти соприкасаются. Он улыбается, — мягко так, практически робко, словно вы впервые находитесь так близко друг к другу, — и укладывает тёплые ладони тебе на спину. Поглаживает большими пальцами, вырисовывая круги.       И смотрит-смотрит-смотрит. Практически не дышит.       Потому что и сам понимает, — только что признался в любви. Только что оголил искрящиеся провода чувств настолько, что запросто можно устроить пожар.       Он нарушает повисшую паузу первым. Сокращает расстояние, даря осторожный поцелуй, который уже через пару секунд становится более напористым, взрослым, настоящим. В этом поцелуе — все чувства и мысли, всё, что больше не вмещается в груди и давно заполняет собой все его песни. Вся любовь, на которую ты с готовностью отвечаешь, поддаваясь ласке.       На экран телефона вы больше не смотрите, — оставшиеся несколько минут давно перевалили за полночь, и это четырнадцатое февраля вам всё-таки удаётся встретить вместе, как и планировали. Только вы и ваши оголённые искрящимися проводами чувства.