Из света и тени

Мы детство празднуем, смеясь, Под небом близким и родным, Мы видим пламя каждый час, Мы видим светлый дым.

Константин Бальмонт

Февраль 1908 год Российская Империя, Царское село

             К началу февраля дело с женитьбой окончательно решилось. К сожалению, о письме узнали другие люди, и Марию терзали своими визитами родственники. Каждого из них она мужественно выслушивала, а потом, вежливо улыбаясь, возражала, что уже и так поняла свою ошибку. Дмитрий ею гордился. С того самого дня он больше не видел ее слез, а в разговорах наедине Мария все больше смеялась, и лицо ее, так часто в последнее время выражающее только усталость и тоску, становилось все улыбчивее. Как обычно. Они могли снова по выходным гулять по Петербургу, заглядывать в магазины и рестораны, приветствовать всех знакомых весельем и теплотой.              Впрочем, было бы глупо обольщаться надеждой, что все действительно стало, как прежде. Изменения были не видны, но ощутимы вполне. Словно, готовясь к разлуке, их сердца начали охладевать. Порой, когда Дмитрий работал у себя: писал письма или учился, Мария заходила, садилась в кресло и долго молчала, не зная, с чего начать разговор. И также молча уходила. Как призрак через стену. Сам Дмитрий обнаружил в себе неожиданную любовь к одиночеству. Раньше каждую свободную минуту он проводил с сестрой, а теперь, чувствуя за это вину, одевался и отправлялся гулять, даже не предупредив ее.              Однако, когда Мария сообщила, что в конце месяца снова поедет в Москву на встречу с женихом, Дмитрий без промедления решил, что поедет с ней. Сам он с Вильгельмом знаком почти не был. И, кажется, пришло время это сделать. Мария на решение брата сопровождать ее отреагировала с наигранным безразличием, но он видел, какое облегчение мелькнуло в ее распахнутых глазах. И на долю секунды ему стало горько и даже обидно.              И все печальнее было ему видеть количество писем, которые Мария получала от поклонников. Он знал, что, возможно, его сестра не красавица, не та, в которую положено влюбляться, не та, в ноги которой падали герои романтиков Золотого века. И тем не менее, она была хороша. И спорить с этим так же глупо, как с тем, что они наследники величайшего рода Империи. Когда они присутствовали на премьере новой симфонии Рахманинова, Дмитрий отметил, с какой бравой неловкостью знакомились с его сестрой молодые князья Стрельцовы. Он сам представил ее им — своим случайным знакомым — и потом едва сдерживал злую усмешку. Откуда несчастным знать, что девушка, равно пленившая умы обоих, уже помолвлена.              Впрочем, есть ли разница? Стоит не ответить на пару писем, и они забудут и свое шутливое соревнование, и свои мечты, и ее саму.              До свадьбы оставалось чуть больше двух месяцев. И дни мчались, будто примотанные к спицам какой-то дьявольской колесницы.              Дмитрий видел, с какой грустной улыбкой сестра отвечает на письма, и посмеивался: даже о них Мария умудрялась печалиться и заботиться. И в один из вечеров, когда он сидел в кресле, подобрав ноги, а в паре шагов с усердием скрипело по бумаге перо, в голове вдруг прозвучала совсем недавно слышанная мысль. Хорошая компания может сделать человека счастливым до конца дней.              И тогда Дмитрий задался целью сделать ближайшее время для Марии незабываемым. Они выезжали в театры, рестораны и просто на небольшие приемы. Конечно, бывали дни, когда девушка отказывалась ото всего и проводила вечера в компании дочерей Государя или книг. Но в основном… Она утопала в обществе, которое, как вино, глушило все проблемы. Дмитрию казалось, что за это время он успел перезнакомиться со всем Санкт-Петербургом и Царским селом, что было так необычно и странно: они жили тут меньше года, но все это время держались в основном сами по себе. И вот…              Однако самого главного приглашения на имя Марии так и не присылали. Да и сам Дмитрий после второго спектакля о Феликсе слышал разве что от Анастасии, встречи с которой тоже стали еженедельным ритуалом. Она, смеясь, часто вспоминала что-нибудь о Юсуповых. Дмитрий при этом всегда смотрел на Марию, ища ее одобрения. Скептицизм в отношении Феликса, который укоренился в ней, кажется, слишком сильно, его настораживал и, во всей видимости, мог быть исцелен только обстоятельной личной встречей.              И в самый неподходящий момент Феликс пропал… Дмитрий порой специально заходил в ресторан, где они бывали вместе, или слонялся по улицам, которые он упоминал в своих рассказах. Ничего. Ни его, ни Николая, ни кого-либо еще. Даже вездесущий Даниил, по словам Анастасии, умчался в Москву. «По делам семейным».              Если бы не разговоры с Анастасией, Дмитрий бы подумал, что вся эта сказка ему и вовсе приснилась. Впрочем, может, и сама девушка была только частью этого сна…              Все рассеялось, когда одним утром Мария встретила Дмитрия перед завтраком и протянула ему полученное письмо. Ему даже не нужно было его читать, чтобы узнать уверенный изящный почерк и даже темный-темный оттенок чернил, который он когда-то, еще в ноябре, изучал невидящим недоверчивым взглядом.              — Я поздравляю тебя! — Дмитрий улыбнулся и потянулся обнять сестру, но она осталась почти безучастна. Хотя на объятия ответила.       — Тебе пришло?       — Я еще не проверял почту, но уверен, что да, — Дмитрий беспечно усмехнулся. Волнение о том, что его могли не пригласить, конечно, заворчало где-то в самом темном углу сердца, но он отринул его мгновенно и легко. Такого просто не может быть. И все тут.              — Прием, приуроченный к дню рождения Николая… Должно быть, будет много людей? — Мария вопрошающе изогнула брови.       — Не уверен. Феликс говорил, что многолюдные балы, как тот, они устраивают крайне редко. Они слишком дорогие, сложные в организации… Да и Юсуповы не очень любят большую часть гостей, которых приходится приглашать. А вот на все приемы поменьше, вроде этого, приглашаются только те, кого действительно хотят видеть. Это… особая честь.       — Особая честь, — повторила Мария, кривя губы.              Дмитрий подумал, что, должно быть, его слова звучат совсем не так, как должны звучать слова Великого князя. Но тут уж ничего не изменить. Это было фактом.              Дмитрий небрежно пожал плечами вместо ответа.              

***

      

16 февраля 1908 год Российская Империя, Санкт-Петербург

      

      В день приема Дмитрий с утра помогал сестре. Сколько бы скептицизма она не высказывала, но волнение все равно унять не могла. Она заново подбирала платье, к нему — украшения. Такое поведение вообще-то сдержанной Марии было несвойственно, но Дмитрий терпел. Он и сам вел себя, как какая-нибудь перепуганная дебютантка, перед своим первым визитом в дом на Мойке. «В следующий раз будет лучше», — уговаривал он себя. А теперь еще и сестру. Она утешения игнорировала стоически, явно не находя в них должной поддержки. По крайней мере, Дмитрий пытался. Он знал, что Мария в любом случае будет выглядеть достойно. Потому что просто не умеет по-другому.              Расшитое редким узором белое платье. Такого же цвета легкие туфли. Серьги с маленькими камнями, сверкающие, подобно глазам Марии. Золотое колье — мамино. Румяна и едва заметная помада. Дмитрий, целуя сестре руку, не смел отвести от нее взгляда. Она была прекрасна. Возможно, прекраснее, чем когда-либо. И Дмитрий боялся, что от одного неосторожного прикосновения красота осыплется, как старая фреска. В его собственной груди начинало зарождаться волнение. Не за себя, бог с этим, но за Марию. И, как странно, чем лучше она выглядела, тем сильнее он переживал. Будто старый ревнивый супруг.              Мария долго крутилась перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон. Забежавшая в комнату Анастасия, забралась на стул и, раскачиваясь на нем, приговаривала, что через два-три года будет так же собираться на свой первый бал. Разочаровывать ее Дмитрию не хотелось. Вместо этого он только трепал девочку по голове, угощал конфетами и отвечал решительным «да» на каждый вопрос сестры. Впрочем, вряд ли она ему верила.              Вечером, в назначенное время, их экипаж уже стоял у дверей дворца. На этот раз никаких опозданий. Дмитрий вылез из кареты, подал руку сестре и принялся осматриваться в поисках знакомых лиц. Однако среди снующих между лошадьми и огромными колесами пар не было никого из тех, кого по-настоящему хотелось бы видеть. Тем не менее, еще до входа во дворец Мария была втянута в разговор с княгиней Борич и ее дочерьми. Дмитрий же только обменялся с князем вежливыми приветствиями и отвлекся на собственные размышления.              Казалось, людей на улице и в первых залах дворца, как и в прошлый раз, слишком много. Трудно сделать шаг, чтобы не наступить на чью-то ногу или не влезть между несколькими говорящими. Однако прошло всего несколько минут, и гости поднялись на второй этаж, растворяясь в блеске многочисленных залов, где снова, как и в прошлый вечер, звучала музыка. Нота за нотой разливались самые нежные звуки, на какие только способны земные инструменты.              Дмитрий бегло осмотрелся и заметил князя и княгиню Юсуповых, наблюдающих за гостями с верхней площадки лестницы. Из взгляды пересеклись. Дмитрий вежливо поклонился и обернулся к сестре, отвлекая ее от прежнего разговора.              — Идем, я познакомлю тебя, — «с теми, с кем едва знаком сам». Рука Марии дрогнула. И все же, не в ее правилах было трусить. Она кивнула, извинилась перед собеседницами и позволила брату увести себя вверх по беломраморной лестнице.              Вряд ли в этой чисто формальной процедуре что-то могло пойти не так, и все же Дмитрий выдохнул с облегчением, когда Зинаида Юсупова и Мария обменялись вполне искренними улыбками. Лицо князя пусть и осталось достаточно серьезным, но тоже выражало определенную теплоту, которую сложно было не заметить. «Были бы мы так любимы, не будь сиротами?» — задумался Дмитрий, но тут же, на счастье, был отвлечен вопросом:       — Николай сказал, что вы страстно увлеклись его театром? — почти утвердительно произнесла княгиня.       — Не могу сказать, что это страсть, Ваше Сиятельство. Я лишь дважды был на спектакле по пьесе Андреева, и то, насколько мне известно, это театр графа… — Дмитрий осекся: имя совершенно вылетело у него из головы. Однако его, похоже, все равно намеревались перебить.       — Да-да, это так. Но все же Николай вкладывает в труппу гораздо больше своих сил, чем кто бы то ни было.       — У вас очень талантливый сын, — Дмитрий улыбнулся и тут же поправился: — Оба.       Краем глаза он заметил легкую усмешку на глазах князя, но так и не понял, была она веселой или мрачной.       — Вы очень добры, Ваше Высочество. И все же порой Николай, увы, не умеет распорядиться своим талантом, — на мгновение голос княгини стал почти печальным, но через мгновение лицо ее уже снова выражало теплую доброжелательность. — Это совершенно не праздный разговор, и вам не стоит тяготиться такими раздумьями в этот день. Все ваши друзья уже прибыли. Приятного вечера.       Она едва заметно наклонила голову.              Разговор окончен.              Дмитрий, по-прежнему держа Марию под руку, минул несколько залов, предложил ей Caché Blanc и только после осмелился снова заговорить. К его собственному удивлению, в этот раз изящная роскошь не так сильно туманила разум, оставались силы дышать и здраво мыслить. Хотя восхищение, перед дворцом, перед его хозяевами, перед красотой собравшихся гостей, снова стучало в горле. От опьянения едва спасало холодное шампанское.              — Как тебе?       Мария отвела взгляд от рассматриваемых часов и медленно выдохнула, как после долгого бега. В глазах ее горел настоящий азарт.       — Здесь безумно красиво. Я не знаю имен архитекторов и…авторов всего этого, но они определенно мастера своего дела.       — Я никогда не видел ничего подобного, — Дмитрий чуть понизил голос, будто смущенный.       — Ты преувеличиваешь, — Мария улыбнулась, сделала глоток и оглянулась в сторону дверей в бальный зал. Музыкантов видно не было, но сама музыка громче звучала именно там, обволакивая беседующих гостей шелковым шлейфом. — Что они играют?       — Не знаю, — Дмитрий вспомнил импровизации Поленьки. А еще вспомнил, как Даниил проводил его в музыкальный зал, куда, похоже, не допускались обычные гости. Впрочем, возможно, все, присутствующие на этом вечере, могли считаться особенными. Но рисковать Дмитрий не хотел.              Несмотря на слова княгини о том, что друзья Дмитрия уже во дворце, он никак не мог отыскать их в толпе. Они с Марией прогуливались по залам, беседовали, останавливаясь, чтобы поздороваться и обменяться новостями со знакомыми, но не могли найти даже самого виновника торжества. Вероятно, до первого вальса он и не собирался показываться из жилых покоев. Дмитрий бы не удивился: в этой идее есть что-то эффектное — в духе Юсуповых.              Когда они дошли до так называемого Римского зала, который до этого Дмитрий видел только в темноте, рассеянной огнем всего трех свечей, Мария задержалась с одним из поклонников. Он был наследником старого купеческого рода, окончил Академию Искусств, был вежлив и вместе с тем не слишком скучен — в целом, достоин доверия. Так что дальше изучать парадные залы и собравшихся людей Дмитрий отправился один.              Одиночество это, однако, продлилось недолго.              — Ваше Высочество! Доброго вечера, Дмитрий Павлович, — Даниил, вихрем возникший из равномерного гула голосов, как всегда, сиял лучезарностью.       — Я думал, вы в Москве, — вместо ответа произнес Дмитрий. И все же не смог не улыбнуться. Энергия князя Соломерского была слишком бурной, чтобы не распространяться на других.       — Приехал вчера вечером. Не мог же я пропустить такое событие, — Даниил обвел рукой зал и заодно схватил с подноса, мелькнувшего среди людей, бокал. — Вы уже видели Анастасию?              На сердце стало чуть-чуть теплее. Дмитрий невольно посмотрел за спину собеседника, потом оглянулся и, наконец, разочарованно покачал головой.              — Она скоро будет. Шульц здесь — она разговаривала с ним.       — Шульц? Тот самый врач? — Дмитрий едва удержался от того, чтобы начать оглядываться с возросшим любопытством. Уж больно было интересно, как выглядит этот человек — последний кусочек мозаики, созданной Феликсом Юсуповым.       — «Тот самый»! — Даниил рассмеялся. — В нем нет ничего особенного, поверьте мне, Ваше Высочество. Обычный старик, едва ли заслуживающий чьего бы то ни было внимания.       — Но почему тогда…?       — У Юсуповых свои причуды. Разве вы этого еще не заметили?              Дмитрий не мог не согласиться. Было бы почти глупо искать логику в поступках этих людей. Но все же и запросто верить Даниилу вряд ли стоило. В конце концов, у всех разные понятия об интересных личностях, разве не так? Впрочем, этот вопрос пришлось отложить на потом: Анастасия уже показалась в конце зала и приближалась к ним стремительно и легко, будто толпа по доброй воле расступалась перед ней.              Дмитрий подумал, что видеть искреннее счастье в ее глазах — верх блаженства, которое только может принести выход в свет.              — Как дела у нашего доблестного доктора? — поинтересовался Даниил.       Анастасия вздохнула и покачала головой.       — Плачевно. Он клялся мне богом, что за ним следят. Говорит, что предпочел бы не приходить сегодня, но страшно оставаться дома.       — Он работает над чем-то столь особенным? — с долей трепета спросил Дмитрий, пытаясь представить, чем столь важным и секретным может заниматься обычный служащий госпиталя.       — В том и дело, что нет, — Анастасия подняла руку, принимаясь теребить серебряную серьгу в ухе, но быстро остановилась. — Я волнуюсь за него.       — Шульц просто сам, похоже, болен, — коротко хохотнул Даниил. — Черт с ним. Пусть воображает себе преследователей, если так интереснее жить. Кто знает, может, в старости вообще других развлечений нет, кроме как себе врагов придумывать.       — Не так уж он и стар, — хмуро возразила Анастасия, но, похоже, долго переживать не собиралась.              «Видимо, он часто выдумывает всякое, раз их это не слишком удивило», — подумал Дмитрий и снова посмотрел за спины собеседников. Как же выглядит этот Шульц? Может, он седой, низкий и круглый, как бочонок с вином, и врачебный халат делает из него мягкого снеговика? Или, наоборот, высокий с всклокоченными черными волосами и беспокойным бегающим взглядом утопающих в узких морщинках глаз? Впрочем, зная Даниила, может статься, что «старику» лишь немного за тридцать.              Анастасия поинтересовалась у Дмитрия, где его сестра, потом принялась восхищаться музыкой, и разговор в ожидании первого танца, потек уверенно и задорно. Так громко и долго Дмитрий не смеялся, пожалуй, больше месяца. Приличным это не было совершенно, но в зале, где они остановились, глядя то на картины, то на снег за окном, все равно почти никто не останавливался. Гости пробегали мимо, изредка кто-то перебивал их, чтобы поздороваться, и тут же уходил, лишь ненадолго нарушая атмосферу безмятежности и веселья.              Дмитрий, краснея от стыда и смеха, рассказывал, как однажды, будучи совсем глупым и озорным, подменил водкой воду в графине, подготовленном для переговоров отца с одним важным усатым министром.       — Клянусь вам, я даже не могу вспомнить, где взял ее!       — Я удивлена, что вы еще живы, Ваше Высочество!       — А как удивлен был я!              — Тут точно не хватает Феликса, — хмыкнул Даниил, потирая гладко выбритую шею. — Он бы научил нас всех и шутить, и уходить от наказания так мастерски, что каждый революционер содрогнется.       Дмитрий кинул на него вопросительный взгляд и тут же снова рассмеялся. Не стоило и сомневаться, что Феликс по части розыгрышей настоящий профессионал. По крайней мере, у него были все данные для этого. Особенно умение втираться в доверие.              Даниил махнул рукой:       — Из самого безобидного, они с Николаем чуть ли не благим матом выражались о родительских гостях, сидя с ними за одним столом. Придумали свой язык и переговаривались. Представляешь, что было, когда их шифр разгадали?              Лицо Дмитрия, видимо, демонстрировало высшую степень удивления, потому что Даниил, посмотрев на него, взорвался неконтролируемым хохотом.              — Подождите! — Дмитрий тряхнул головой и перевел взгляд на Анастасию. Она тоже смеялась, пусть и пыталась спрятаться и принять хоть немного более благочестивый вид. — Николай? Он же такой...       — Все мы когда-то были детьми, Ваше Высочество, — прохрипел Даниил. Судя по ищущему взгляду, теперь он страстно желал выпить.              Представить себе подобное поведение Николая Дмитрий все равно не смог. Хотя, если это придумал Феликс... Наверняка, он умел убеждать.              — Если это самое безобидное, то что ещё они делали? — Анастасия заинтересовано приподняла брови.       Даниил нахмурился и оперся спиной на подоконник, явно пытаясь отыскать что-то в памяти. Мысли не слушались — разбредались. И собрать их снова мог только алкоголь. Причем вряд ли пары глотков будет достаточно.       — Из уст Феликса все это звучало бы куда забавнее, — произнес он наконец. — Да и не знаю, все ли могу рассказывать.       На этот раз Дмитрий удивился ещё сильнее. Даниил был самым праздным сплетником из всех, кого ему доводилось знать, и тут такой отказ... Вот уж действительно, curiouser and curiouser.              — Тогда нам стоит непременно спросить у него самого, — Анастасия обернулась к Дмитрию.       — И выдать, что я оказался таким болтуном, — притворно испугался Даниил и снова засмеялся. В его руке уже возник бокал, наполовину опустевший. Дмитрий думал, что если он выйдет из дворца на своих ногах и относительно твердой походкой, то это будет настоящее чудо. Не то чтобы шампанское было слишком крепким, но прекращать поглощать его Даниил явно не собирался. И лицо его веселело все больше и больше, так что к первому танцу он мог и вовсе не отличить своей партнерши от Великого князя. К счастью, недоразумения не произошло. Наоборот, заслышав мерные звуки пианино, Даниил будто собрался, чуть нахмурился и сжал губы в тонкую полоску. Ломанные движения его тонких рук и ног стали четче и спокойнее. Он протянул Анастасии раскрытую ладонь.              — Пообещайте мне второй танец, — улыбнулся Дмитрий, провожая ее взглядом.       — Обещаю, — отозвалась она, смешиваясь с толпой, направившейся в бальный зал. Дмитрий видел, как меж людей мелькнула его сестра под руку с красивым молодым человеком в военной форме.              Дмитрий остался один. Он смотрел за танцем со стороны и чувствовал только легкое беспокойство за Анастасию и за сестру. Но Даниил казался почти трезвым, а партнер Марии — уверенным, но тактичным. Ему бы стоило даже позавидовать кому-то из молодых людей, но…он не чувствовал ничего подобного. В позиции зрителя тоже было что-то обворожительное. Дмитрий начинал понимать учителей танцев: так стройно и четко, словно стрелки часов, двигались пары в такт музыке, и наблюдать за этим можно было почти бесконечно. Если бы глаза так не уставали от мельтешения красок и света…              В какой-то момент среди танцующих мелькнуло лицо Николая. Дмитрий, очнувшись от собственных мыслей, присмотрелся внимательнее, боясь, что обознался. Но нет, это действительно был он: сосредоточенный, даже суровый, только глаза блестели, выдавая веселость. Девушка рядом с ним была красива и грациозна. Каждый ее шаг был выверен и точен. И все же… Дмитрий усмехнулся и покачал головой. С Поленькой Николай танцевал совершенно иначе. Или это она делала его танец совсем другим, преображая его своей любовью.              Дмитрий поискал рядом с ними Феликса, но увидел только князя и княгиню. И в очередной раз подумал, как похожи на них сыновья. Разве что, может, не так сдержаны и величавы, но это приходит с возрастом — все еще будет.              Через несколько минут, когда танец уже близился к своему завершению, Дмитрий присоединился к компании молодых людей, по большей части, военных, рассуждающих о политике и том, какие меры стоит принять Императору, чтобы успокоить массы. Однако, похоже, присутствие самого Великого князя, проживающего в Александровского дворце, их быстро смутило. Дмитрию оставалось только поддаться и позволить сменить тему. Не станет же он в слезах клясться, что никогда не был стукачом и ябедой. И вряд ли станет.              И все же неловкость продолжала ощущаться, даже когда предметом обсуждения стала музыка. Просто в этой теме Дмитрий ощутил свое, в некотором роде, превосходство. Разве что студент, стоящий рядом с ним, то ли нервный, то ли излишне энергичный, мог его переспорить и переговорить. Но, кажется, не хотел. Он много двигался, переминался на месте, поправлял одежду и волосы, но в основном молчал, переводя горящий взгляд с одного собеседника на другого.              Дмитрий отошел от них, как только стихла музыка, и отправился на поиски друзей. В конце концов, он здесь ради них, а не ради тех, кто видит в нем всего лишь очередного, пусть и далекого, наследника престола.              Найти Николая оказалось проще всего. Он уже собрал вокруг себя существенное количество гостей, часть из которых словно на скорость лепетала поздравления, часть — что-то рассказывала или спрашивала, смеясь и дружелюбно похлопывая по плечу. Таким людям Николай был явно рад куда больше. Дмитрий даже раз или два слышал его глухой короткий смех и тоже невольно улыбался. Значит, день действительно хороший, если смеется даже Николай.              Мария нашлась неподалеку от общего скопления людей.       — Твой новый знакомый оставил тебя? — несколько недовольно спросил Дмитрий, приближаясь.       — Поспешил передать свои поздравления, — Мария усмехнулась. — Кажется, он был не очень рад, когда узнал, что я помолвлена.       — Какая бестактность, — Дмитрий нахмурился, и тут же весело добавил: — Как будто замужество хоть кого-то и когда-то останавливало.       Собственная шутка тут же показалась ему неуместной и даже грубой, но было поздно. Сестра осуждающе покачала головой, однако, к счастью, промолчала. Дмитрий бы совсем сгорел со стыда, если бы она произнесла хотя бы одно нравоучительное слово.              — А ты, не будешь его поздравлять? — спросила Мария через пару минут молчания.       Дмитрий пожал плечами.       — Лучше поговорю с ним, когда все успокоятся и разойдутся. Не думаю, что сейчас ему это приносит удовольствие. Выглядит, как какой-то чудотворец, окруженный толпой попрошаек.       — Как Григорий Ефимович? — фыркнула Мария.       — В каком-то смысле.              Отчасти Дмитрий все же чувствовал себя виноватым за то, что не подошел сразу, но теперь, наблюдая за тоскливым бурлением толпы, только сильнее убеждался в правильности своего выбора. Иногда между затылков гостей показывалось лицо Николая, и в нем едва ли читалось воодушевление. Разве что вежливое светское радушие. Впрочем, и оно долговечным не было.              — А где Анастасия с Даниилом?       — Не знаю, — почти безразлично ответил Дмитрий, размышляющий совсем о другом. — Они танцевали вместе, ты не видела? Потом я пошел к тебе, а они… Вряд ли они в этой толпе. Разговаривают, наверное, где-то.       — А Феликс?       — Почему они тебя вдруг так заинтересовали? — Дмитрий повернулся к сестре и театрально сузил глаза, пытаясь понять, в чем же подвох. — Дай угадаю, ты сейчас скажешь, что они все меня оставили, да?       — Больно надо, — Мария покрутила головой и смешно наморщила носик. Однако, судя по снова повисшему молчанию, Дмитрий все же был прав. Или, по крайней мере, достаточно близок к истине, чтобы смутить сестру.              Впрочем, один вопрос Дмитрия действительно волновал. Почему Феликс до сих пор не показался? Как минимум, это не в его духе. Конечно, можно было бы предположить, что он просто не попался им на глаза, но это…несколько маловероятно. Феликс, даже одевшись в самый скучный костюм и замолчав, умел привлекать внимание. Природный дар, не иначе. Просто есть люди, которых невозможно обойти стороной, и он один из них.              А если что-то случилось? Нет, совершенно абсурдно, в таком случае лица Николая и их родителей не были бы так приветливы и спокойны. Хотя… Они ведь настоящие аристократы, а значит, спокойствие могло быть только видимым — чтобы не пугать и не отвращать гостей атмосферой тревоги или печали.              Дмитрий оборвал себя на середине мысли, не доведенной до конца логической цепочки. Его размышления — пустая трата времени и сил, не только бесполезная, но и опасная. Так можно и до настоящей паники дойти, а решения, как и смысла, не найти.              Дмитрий тронул сестру за руку и предложил ей осмотреть залы с картинами. К счастью, Мария охотно согласилась. И хотя бы этим его заняла.              Второй танец, как и обещано, Дмитрию отдала Анастасия. Хотя для этого ее пришлось сначала отыскать среди огромных залов, а еще извиниться перед сестрой, которой не хотелось совершенно никуда уходить — слишком уж ее поглотили темные полотна на мифические сюжеты. И все же все страдания того стоили. И, Дмитрий понял это только сейчас: он никогда не чувствовал себя в танце свободнее, чем с Анастасией. Ни с кем из девушек, на которых когда-то, еще в Москве, смотрел долго и излишне внимательно, пытаясь отыскать в себе ту самую, книжную любовь. Вместо любви он находил только неловкость.              — Мы с Марией вас искали, — признался Дмитрий, когда зазвучала музыка.       — Прошу прощения. Даниил отвлек меня, потом еще Николай…       — А я с ним так и не поговорил, — Дмитрий раздосадовано поджал губы. — Наверно, сейчас он будет свободнее.       — Должен быть, — согласилась Анастасия. Дмитрий едва удержался от вопроса про Феликса: наверняка они с Даниилом уже знали, где он пропадает, но спрашивать напрямую было бы совершенно невежливо. Вместо этого он сказал другое:       — Мне жаль, что Поля не может присутствовать. Уверен, ей бы хотелось…       Анастасия, прервав его, слабо покачала головой.       — За подготовкой особняка к приему гостей следила княгиня. Так что весь день Николай провел с ней и Феликсом.              Вот как. Дмитрий улыбнулся в знак благодарности за ответ и сосредоточился на музыке. Справа от них вилась в танце пожилая супружеская пара, медлительная и постоянно оступающаяся. Мужчина осторожно держал руку жены, будто хрустальный бокал, до краев наполненный рубиновой кровью.              Как странно все же, что Николай и Феликс так хорошо ладят. Как странно то, что они братья, хоть и настолько разные. Дмитрий невольно скосил взгляд, глядя через зал. Он снова видел Николая: тот осторожно обнимал девушку, чуть старше Анастасии или Дмитрия, и смотрел в ее влюблённые глаза так мягко, будто готов был вот-вот поцеловать. Смена такта скрыла их за спинами танцующих. Дмитрий позволил себе чуть приблизить Анастасию к себе. На ее скулах рдел слабый румянец.              — А Лемминкэйнен? Он бывает на таких мероприятиях?       — Изредка. В обществе всякое говорят о его происхождении, но он слишком любит балы, чтобы пропускать их каждый раз, — в голосе Анастасии послышалась лёгкая насмешка.       — Юсуповы боятся испортить репутацию знакомством с ним?       — Что вы! — Анастасия бы засмеялась, если бы в лёгких хватало воздуха. Но голос ее и без того выдавал. — Они ничего не боятся. И в их доме Лемминкэйнен бывает почти регулярно. Он друг семьи и, кажется, иногда работает на них. Как сегодня… Феликс должен дать ему какое-то поручение. Я, если честно, совсем не вникала, Ваше Высочество.              Вот значит что. Какое-то поручение. Дмитрий с трудом мог представить, какие такие важные поручения может выполнять этот человек. Он не был похож на талантливого дипломата или дельца, способного разрешать трудные задачи. Но внешность бывает обманчива, не так ли? Может, он не такой уж и бездельник, как могло показаться.              Дмитрий выдохнул. Все это было просто наивно. Есть вещи, которые никогда не станут понятны, так что лучше просто смириться и забыть. И он забудет — через день или два. И лучше будет только прекратить вовсе искать загадки там, где их нет, прекратить по-детски искать приключения в однообразности будней и научиться наслаждаться тем, что есть.              К тому же, до наслаждения в самом деле рукой подать. Анастасия улыбалась. Из-под приподнятых губ показывались ровные белые зубы, и вместе с частым дыханием из груди робким воробушком бился смех. Он был невежлив, неуклюж, но неудержим, и, когда танец закончился, девушка все же позволила себе прикрыть рот ладонью и наклонить голову, пряча веселье и какую-то пьяную радость. Дмитрий находил, что она похожа на маленького ребенка, получившего долгожданную конфету.              Что ж, баловать детей иногда даже полезно.              

***

      

      Бал уже подходил к концу, когда Дмитрию все же удалось переговорить с Николаем. Он выглядел несколько устало и скучающе, но при виде знакомого лица, кажется, обрадовался вполне искренне и разве что не раскрыл крепких объятий. Стараясь избежать банальных слов, которые Николай и так, наверное, слушал с утра до ночи, Дмитрий сел рядом с ним на диван, попросил шампанского и завел непринужденный разговор. А через несколько минут они уже говорили о поэзии, и Николай ворчливо сокрушался, что рядом нет Феликса с гитарой.              — Впрочем, он вечно извращает мои романсы. Ему не хватает глубины.       — Почему же?       — Почему? — переспросил Николай. — Откуда же мне знать? Он не умеет быть серьезным, и все. Моя теория, Дмитрий Павлович, заключается в том, что в основе каждого великого произведения, будь то стих, пьеса или роман, лежит какое-то страдание. Ну, для примера…назовите хоть одну хорошую книгу.       — «Маскарад», — произнес Дмитрий, выхватывая из памяти первое, что пришло на ум. Он и сам не знал, почему выбрал именно это, откуда оно возникло в его голове. Однако Николай, кажется, остался вполне доволен.       — С Лермонтовым всегда просто. Он весь — страдание. По любви, по людям, по судьбе… Согласитесь, конфликт пьесы совершенно нелепый, но какой трагический финал! — Николай покачал головой. — Это страдание по обществу, точнее по умению, или неумению, людей это общество организовать. Сделать самих себя его частью.       — Вы были бы отличным литературным критиком, — улыбнулся Дмитрий, не совсем понимая, к чему клонит его собеседник. Николай на это замечание не отреагировал вовсе.       — В Феликсе этого страдания нет. Нет, конечно, я не говорю, что подобен Лермонтову или кому-то еще из прославленных… Но мог бы? Если бы только это было позволительно, — его губы болезненно сжались, и Дмитрий подумал, что будь обстановка чуть более приватной, он бы вспылил, стукнул рукой по столу или сотворил еще какую-нибудь глупость. — И все же, вы понимаете меня, он не умеет изобразить той агонии души, какой никогда не испытывал сам.              Казалось, Николай преувеличивает. Ведь необязательно умирать, чтобы играть смерть, как это делал он сам. Так зачем Феликсу страдать и истязать свое сердце, чтобы просто сыграть и спеть? И неужели Николай пережил нечто настолько страшное, способное, по его словам, довести до агонии? Дмитрию почему-то верилось с трудом.              — Может, он просто иначе понимает ваши романсы? Ведь бывают же разные прочтения тех же пьес… В каждом театре…       Николай мотнул головой так решительно, что Дмитрию стало просто неловко спорить дальше. Он отвел взгляд и принялся изучать гостей. Разговор казался ему оконченным. И все же… Он бы послушал романсы Николая в исполнении его родного брата. Ведь должно же в этом быть что-то особенное, куда более тонкое и чувственное, чем в исполнении песен незнакомых людей. Может, стоит в следующий раз попросить?              Вскоре Николай беззвучно поднялся и удалился, а Дмитрий направился на поиски Анастасии или сестры. Однако, почти предсказуемо, наткнулся на Феликса, который что-то рассказывал матери, смеясь и отмахиваясь от ее строгих комментариев.       — Полно тебе! Право, хватит! — Зинаида Юсупова явно поддавалась влиянию сына: сдержанность и определенная суровость еще читалась в чертах ее лица и сведенных бровях, но тон голоса звучал совершенно иначе. — Прошу, потом расскажешь более подробно. Я уверена, и отец хочет это услышать. Кроме того, тебя наверняка заждались друзья. Ну иди же! Иди!       Феликс хмыкнул, но послушно отстранился и легким кивком попрощался. Мать в ответ только покачала головой, будто позабавленная невинными проказами малолетнего чада. Дмитрий невольно задумался, так ли весело она реагировала, когда распознала шифр своих проказливых сыновей.              Феликс, видимо, не заметив его, направился прочь по коридору, так что пришлось его догонять, осторожно лавируя среди гостей. Кажется, по пути Дмитрий чуть не сбил кого-то из Великих княгинь, но уверенности в этом у него не было: слишком мало времени, чтобы разглядывать лица каждой встречной дамы.              — Феликс! — окликнул он, застывая в двух шагах. Их разделял только черный лакированный столик, расписанный цветами.       Феликс обернулся через плечо и остановился. Дмитрий мог поклясться, что улыбка у него была искренняя, но уж больно лисья. И что он задумал на этот раз? Снова найдет любой способ, чтобы заставить его нелепо извиняться? Ну нет, теперь Дмитрий был во всеоружии. Он твердо решил, что не даст себя разыграть.              Однако, на счастье, Феликсу, похоже, и самому в этот вечер шутки были не особо интересны. Он с охотой дождался, пока Дмитрий подойдет к нему, и поздоровался, крепко пожимая протянутую ладонь. Края двух колец на тонких пальцах чуть царапнули кожу. Пахло слабыми цветочными духами.              — Мне пришлось задержаться, — пояснил Феликс, когда они устроились у окна с бокалами шампанского. Музыка в этом зале звучала не слишком громко, но достаточно отчетливо, чтобы различать каждый такт. Кажется, начинался новый танец, так что люди потянулись прочь из гостиных, оставляя их в неестественном состоянии полужизни. Первое время Феликс отбивал ритм ногой, но вскоре, увлекшись беседой, забылся.       — Анастасия сказала мне. Сказала, что вы с Лемминкэйненом…       — Ничего важного. Не забивайте голову, Великий князь, — Феликс как-то странно нахмурился, словно нечто вдруг взволновало его. Дмитрию показалось, что он снова случайно коснулся какой-то запретной зоны. — Мне и самому безумно горестно, что пришлось заниматься такой ерундой в праздничный день.       — Простите. Мне действительно не стоило.       Феликс отмахнулся и сделал глоток. Казалось, ему давно мучила неутолимая жажда, от которой не могла спасти даже целая бутылка их крымского вина. И все же ему приходилось сдерживаться. Он отстранился от бокала, посмотрел на него с выражением неудовольствия и даже разочарования, и перевел взгляд на Дмитрия.              — Итак, тут без меня не очень скучно, Великий князь? Признаться, матушкины балы чуть старомодны, — грустно усмехнулся Феликс. — Уныло порой невероятно! И, кстати, не сильно ли вам досаждал мой брат? — он вопросительно изогнул бровь и тут же добавил, смеясь: — Он говорил, что наконец-то нашел в вас человека, который его понимает! Родную душу!       Дмитрий даже растерялся. Николай действительно говорил о нем такое? Возможно ли это? Да и почему? Неужели из-за того короткого разговора в гримерной? Но это мелочно. Хотя больше они почти ни о чем диалогов и не вели. По крайней мере, с тех пор Николай еще ни разу не был таким возбужденным и увлеченным, как тогда. Или все же были какие-то иные причины?              — Нет, все хорошо, не беспокойтесь. Мы говорили с Николаем о его романсах.       Взгляд Феликса стал еще более вопрошающим, а потом он вдруг рассмеялся. Дмитрию на мгновение стало не по себе. Не об этом ли говорил Николай, уверяя, что брат не понимает глубины его произведений? Ведь не может Феликс так откровенно и пошло издеваться над сочинениями Николая, ведь это совсем ему чуждо…              Все эти мысли пронеслись в голове Дмитрия стремительно и неожиданно, опьяняя не хуже шампанского. Не прошло и секунды. А потом Феликс заговорил, расставляя все по местам неспешно и последовательно, будто говорил с ребенком.              — Простите, Великий князь. Не удержался, — он улыбнулся. Его глаза, хитрые-хитрые, сверкали, как жуткие алмазы. — Николай…любит жаловаться на своего главного аккомпаниатора. Он ведь жаловался на меня? — Феликс дождался кивка и продолжил: — Он сущий ребенок, этого сложно не заметить. Он хочет, чтобы все было так, как хочется ему, и постоянно мечтает о том, как ему хочется. Родители, пусть и не слишком одобряют его страсть к искусству, но все же были рады, когда его романсы впервые зазвучали со сцен. Матушка им очень гордится. А Николай… Ему каждая нота представляется по-своему, каждый звук, каждое, боже мой, движение исполнителя! И если незнакомых певцов, которые даже во снах представить не могут, кто автор приносящих им популярность романсов, он исправлять не может, то я попадаю под удар, — он мягко усмехнулся и покачал головой. — Когда-то я еще пытался слушать его замечания, но спустя годы это начало надоедать. Можно и вовсе потерять желание играть и петь, когда упреки звучат через слово!              Дмитрий думал, что его мнение перелетает туда-суда, как теннисный мячик. Сначала, уже, как казалось, давным-давно, Николай виделся ему холодным и отстраненным, так что с трудом представлялось, что они с Феликсом могут быть хотя бы родственникам. И тем более невероятной представлялась сама возможность того, что они друг друга принимают и даже любят. Потом Дмитрию доказали, что любовь между братьями не просто есть, но и невероятно сильна. И сразу после этого Николай стал жаловаться на Феликса, возводя глаза к потолку и заламывая пальцы. И Дмитрий почти разочаровался — сам не знал, в их отношениях или Феликсе — и готов был поверить, что все это время был постоянно неправ. И вот теперь слова Феликса… И разве можно было им не поверить?              — Почему тогда он сам не исполняет? Если ему так не нравятся чужие интерпретации? — спросил Дмитрий, чтобы заполнить тишину и заглушить змеиной тушей волочащееся чувство непонимания и растерянности.       — Он не умеет, — Феликс хмыкнул. — Нет, конечно, Николай обучен и гитаре, и клавишным. И поет он превосходно, но… Небо большую часть музыкальных талантов вручило мне. Вы сами все поймете, если выпадет шанс сравнить.       Это могло бы прозвучать как хвастовство, однако… Это была всего лишь правда. Почему-то. У Феликса была удивительная способность превращать самые невероятные или хрупкие фразы, не имеющие ни логики, ни подтверждений в железные факты. Он говорил уверено и беспечно, и поневоле, даже размышляя и колеблясь, приходилось верить.              Дмитрий подумал, что с такими навыками Феликсу стоило бы нарушить традиции семьи и перестать прятаться — стать каким-нибудь министром или хотя бы членом Государственной Думы. Нельзя и сомневаться, что он добился бы успеха. Но все это было, конечно, глупостью. Юсуповы не нарушали своих традиций веками, а Феликсу, кажется, политика была интересна только пока оставалась статьями в газетах, которые можно высмеять, поражаясь человеческой недальновидности.              — Я бы хотел послушать, — произнес Дмитрий, улыбнувшись.       Феликс рассмеялся.       — Как-нибудь я обязательно сыграю вам, Великий князь. Не торопите события.       — Буду ждать, — в тон ему отозвался Дмитрий и вытянул руку с бокалом. — За музыку?       — За искусство, — ответил Феликс. Взгляд его был полон странной серьезности, и даже голос больше не звучал так задорно. Но от того становилось почему-то только смешнее. Дмитрий давно не чувствовал себя настолько на своем месте. Он пил шампанское, а за окном шел липкий снег, и всё было так ослепительно хорошо, что не хотелось просыпаться.              Дмитрий и забыл, что такое бывает.