Из света и тени

Все мысли, которые имеют огромные последствия, — всегда просты.

Лев Толстой

19 января 1908 год Российская Империя, Санкт-Петербург

      Некоторое время Дмитрий сидел, вжавшись в кресло. Он ожидал, что выйдут на поклон артисты, что раздастся всплеск оваций, что чья-нибудь неуверенная восторженная улыбка разобьет это неподвижное безмолвие. Но зал был все так же тих. Как мертвец. Дмитрий повернул голову, просто чтобы убедиться, что он не один, что кто-то еще сидит вокруг. Людей было много. Кто-то так же опасливо осматривался, кто-то, будто в трансе, пусто глядел на сцену и не смел пошевелиться. Все ярче и ярче разгорался свет, за задернутыми кулисами чувствовалось движение (кто-то убирал декорации или подметал), и в зале первые зрители поднимались на ноги, но так несмело и медленно, словно боялись вот-вот упасть. Дмитрий тоже встал. Все его тело казалось вялым и непослушным.              — Дмитрий, — пробормотала сестра, поднимаясь навстречу и шаря по сцене невидящими глазами, — это великолепно?       И он был бы рад рассмеяться невольной вопросительной интонации сестры, но не мог. Только кивнул и посмотрел на Анастасию, выглядевшую чуть трезвее и собраннее. Она встала, поправила платье — поправляла слишком долго — и, не сказав ни слова, решительно двинулась к выходу, кивком позвав за собой Дмитрия и Марию. Они заторопились.              В фойе было до странности тихо. Зрители, спешно одеваясь, разговаривали мало и почему-то в основном шепотом. Лишь дважды кто-то посмел засмеяться, но звук этот прекращался так же резко, как вой пристреленной собаки. Дмитрий, оставив девушек, двинулся к гардеробной. Он не смотрел по сторонам и только осторожно плечом раздвигал толпу. Его мысли, такие же мертвые, как главный герой, обжигали и кололись в висках, а он не мог ни за одну ухватиться.              И Боже мой! — Дмитрий с такой ясностью понимал, что сюжет банален и прост. Человек родился, пожил и умер. Сколько сотен романов посвящено столь незатейливой фабуле? Но почему так страшно? И почему до сих пор слышится в ушах завывание старух да крик новорожденного, бьющий, как набат?              От смутной тревоги в груди становилось тесно. Будто смерть уже стоит за спиной, безумная, хохочущая разорванным ртом.              Дмитрий невольно обернулся и увидел стремительно приближающегося к нему Лемминкэйнена.       — Ваше Высочество, уже уходите? — спросил он подозрительно бодро.       Дмитрий вопросительно приподнял брови: разве было что-то еще, ради чего следовало остаться? Он видел, что официанты снова разносят шампанское, только теперь гости берут его крайне неохотно да и на бокалы смотрят зверями, будто даже не знают, что это. Нет, пить не хотелось совершенно. Пусть даже воду.       — Я думал, вы захотите выразить свое почтение актерам…tête-à-tête, — он вежливо улыбнулся. — Они бы не отказались, а я мог бы вас проводить.              Дмитрий похолодел от волнения и восторга. Да! Он очень хотел видеть Николая! Он хотел сжать его руки, поздравить и заглянуть в глаза («не умерли ли вы в самом деле?»)! Ведь нет ничего страннее, чем актер, смывающий грим. И вот мертвец или полусвятой становятся обычными людьми, надвигающими шляпу на глаза и ежащимися при виде бури за окном. Да, он бы очень хотел… Сейчас. Сильнее всего на свете.              — Лемминкэйнен, я был бы безмерно благодарен! Но я не один и…       — С вашими спутницами я уже пересекся, — не без доли хвастовства сообщил он. — Я займу их разговором. Ну, а если вы задержитесь, то лично сопровожу домой. Не беспокойтесь.       — Они…не заходят поговорить тоже?       — Нет, я предложил, — Лемминкэйнен покачал головой. — Так что же, мы идем, или вы дальше будете меня допрашивать?              Дмитрий неловко рассмеялся и тут же кивнул.       — Идем!       Лемминкэйнен развернулся на каблуках и двинулся обратно, к залу. Дмитрию оставалось только поспевать за его широкими шагами. Вместе они обогнули сцену и оказались перед потайной дверью. За ней открывался длинный коридор со множеством комнат по обеим сторонам. Вряд ли каждая из них была гримерной, но за тонкими стенами явственно слышался гомон голосов, вспышка смеха и какие-то напевы. Все это слишком сильно отличалось от траурной тишины, в которую были погружены зрители. Впрочем, наверняка за этими дверьми отдыхали не только артисты, но и некоторая часть прислуги, так что удивляться нечему.              Их путь лежал почти через весь коридор. Дмитрий, даже не пытаясь побороть юношеское любопытство, заглядывал в каждую из приоткрытых дверей. Где-то девушки оттирали со лбов влажными тряпками морщины, где-то юноши приводили в порядок растрепанные волосы и меняли пыльные лохмотья на привычную одежду. В одной из комнат в дверях стоял скрипач, с кем-то спорящий и заливающийся краской гнева. И Дмитрий бы спросил, что так вывело его из себя, если спектакль удался в каждом из аспектов, но Лемминкэйнен неумолимо двигался вперед. Чтобы затормозить так резко, что Дмитрий чуть не прошел мимо, увлекшись своими мыслями.              — Прошу, вам сюда, — улыбнулся Лемминкэйнен, указывая на плотно закрытую дверь. И, стоило только Дмитрию открыть рот для благодарности, постучал. Из-за двери донеслось глухое «входите». — Bonne chance!       — Grand merci.       Дмитрий наклонил голову, в знак признательности, и, как только Лемминкэйнен двинулся обратно, открыл дверь.              Николая в комнате не было. Дмитрию вообще показалось, что внутри нет никого, настолько неподвижен и тих был воздух. Потребовалось с полминуты, чтобы понять, что куча тряпья, небрежно скинутая на стул перед трюмо, на самом деле была Человеком в сером. Его лицо было сложно разглядеть даже в отражении, но интерес вдруг подстегнул Дмитрия сделать шаг вперед.              Наверное, Лемминкэйнен что-то перепутал. Или, может, Николай уже ушел — к Поленьке, например. Но разве это не шанс заглянуть под маску того, кто без слов и жестов руководил всем действом? В конце концов, это его образ заставлял сердце замирать от ужаса обреченности, это его отрешенность пугала и зачаровывала. И вовсе не сложно — окликнуть и извиниться, признавая ошибку.              Но вдруг артист скинул капюшон и, продолжая задумчиво стирать черную краску с пальцев, чуть недовольно спросил:       — Вы что-то хотели?              И теперь Дмитрий понял: Лемминкэйнен не ошибся. Теперь, глядя на эти аккуратно зачесанные волосы и слыша голос, пусть и все еще хрипловатый, но уже более естественный, он узнавал.       — Признаться, я не рассчитывал даже вас здесь увидеть… — пробормотал Дмитрий в легком смятении.       — Обидно, но честно, Великий князь, — Феликс хмыкнул. — Кого же вы искали?       — Я, — Дмитрий потряс головой и приблизился еще на пару шагов — ближе не смел, будто по-прежнему видел перед собой не Юсупова, а безликий образ Рока, — я совершенно не признал вас, даже не думал….       Феликс оторвал взгляд от своей руки и поднял ее вверх, разглядывая на свету. На костяшках пальцев еще оставались серые разводы. Однако в целом он был, похоже, доволен результатом, потому что отложил платок на стол и обернулся.              Дмитрий отпрянул. Два блестящих глаза смотрели на него из глубины настоящего черепа. Каждая черта лица была заострена. Губы и вовсе сливались с выбеленной кожей. Все в нем казалось преувеличенным и вместе с тем жутким. Будто жестокий художник вдвинул в полуистлевшее тело живые глаза да подтянул булавками брови, чтобы они еще изгибались, насмешливо глядя на всякого, кто будет напуган и поражен святотатством.              И все же… Было в этом что-то таинственно манящее. Как и весь образ Рока. Что-то красивое, как бывают красивы ангелы на надгробных плитах. Дмитрий испугался, и сердце его билось из последних сил, но руки дрожали, скрывая желание коснуться, порезаться о выступающие кости, проверить, неужто все это — только умелый рисунок на холсте гладкой кожи. И тем сложнее было смахнуть наваждение. Тем сложнее вспомнить, что перед ним по-прежнему Феликс, пускай и таинственный, странный, но всё ещё вполне себе человек, из плоти и крови. Такой же, как и другие вокруг.              — Стало быть, вы искали моего брата? — сказал Феликс, сполна насладившись произведенным эффектом. И отвернулся, возвращаясь к своему занятию.       — Да, — Дмитрий шумно сглотнул и сделал еще один шаг вперед. — Но…       — Он вышел. Впрочем, его вещи здесь, так что, должно быть, вернется через десять минут. Или через полчаса. Так или иначе, у вас все шансы его застать, если вы никуда не спешите, — Феликс говорил нарочито небрежно, и Дмитрия это пусть не так уж сильно, но задевало. Разве в самом деле мог он не захотеть видеть Феликса, если бы только знал прежде, что это он скрывался на протяжении всего вечера под грубой тканью плаща и темноты?              Только теперь Дмитрий понял, что и не знает, как выразить всю глубину своего восхищения. Все слова показались так мелочны по сравнению с магией, свидетелем которой он стал. Все эпитеты и благодарности в единый миг стали слишком банальны.              И все же промолчать нельзя. И Феликс — Дмитрий видел край его самодовольной усмешки — ждет вполне заслуженной похвалы. Конечно, он не так глуп, чтобы не понимать, как был хорош, но ведь так важно порой это услышать…              Дмитрий огляделся и сел на табурет, стоящий чуть в стороне от трюмо. И все же отсюда было хорошо видно и лицо Феликса, и его отражение, и обилие кистей, красок, каких-то баночек и кусочков ткани, разбросанных по столику. В беспорядке валялись потрепанные листы бумаги, где-то вздувшиеся от воды, где-то испачканные. Дмитрий предполагал, что это был текст пьесы, но с его места увидеть было сложно.              — Феликс?       — Да, — он не обернулся.       — Зачем такой сложный грим, если ваше лицо все равно не видно, я уверен, даже с первого ряда?       — А если капюшон упадет? — флегматично спросил Феликс и кинул несколько разочарованный взгляд через плечо. Он явно ожидал не этого вопроса. А Дмитрий все никак не мог дать ему необходимого. Он подступался, подбирая слова, выражения, но все они рассыпались в прах, стоило только взглянуть на Феликса, в лице которого все еще сохранялась часть какой-то смутной холодной вечности.              Дмитрий поджал губы.              — Почему мне никто не сказал, что вы будете играть?       — Я не должен был, — Феликс отозвался все так же безразлично. — В труппе возникли проблемы, так что меня просто попросили помочь.       — Значит, обычно вы не играете?       — Играл когда-то, но…наскучило. Мне по душе другие игры, Ваше Высочество, — он мягко усмехнулся. — Но не поддержать Николая и товарищей было бы грубо.       Дмитрий понимающе кивнул и поднялся. Деревянный паркет скрипнул под его ногами. Он чувствовал себя неловко, неуместно, но все не мог решиться. А Феликс, будто издеваясь, принялся беззаботно напевать себе под нос, что должно было бы вывести из себя, но только подгоняло и торопило. От волнения холодели руки.              И все же, разве можно заставлять артиста так долго ждать?              — Феликс! — окликнул Дмитрий в очередной раз. И, видно, решимости в его голосе было достаточно, потому что теперь Феликс обернулся. Лицо его было уже почти очищено от грима, и лишь глаза были все еще подведены черным, так что теперь он больше походил на демона с лукавым хищным взглядом, чем на безносую смерть.       — Да, Ваше Высочество?       — С моей стороны, было бы просто некультурно промолчать. Мне действительно жаль, что я не узнал вас раньше, но… Вы были прекрасны. И, если честно, я просто не знаю способов выразить все мое восхищение. Теперь мне даже сложно представить, способен ли другой человек исполнить эту роль. Я…простите. Это правда изумительнее всех моих слов.              Дмитрий видел, как медленно на лице Феликса проступает довольная польщенная улыбка. Он поднял руку, неспеша расстегивая пуговицы плаща, скинул его с плеч и встал. Дмитрий замер, почему-то ожидая расправы за всю свою неловкость.              Но вместо этого Феликс произнес только сдержанное «спасибо» и чуть наклонил голову. Глаза его блеснули.              — Если хотите, приходите еще. К сожалению, размеры зала не позволили вместить в один вечер всех, кого труппа хотела пригласить, так что мы с Николаем будем играть в следующее воскресенье. Я буду рад видеть вас снова.       — Я приду.       — Вот и отлично, — Феликс улыбнулся шире и повернулся к столу, принимаясь разбирать наведенный беспорядок. — Всегда гораздо приятнее играть, когда в зале есть хоть одно знакомое лицо.       Дмитрий подумал о том, что и смотреть всегда удивительнее и интереснее, когда знаешь артистов лично. Ведь будто и не их вовсе видишь на сцене, а так, очередных двойников, созданных туманами города. Так непохож был на себя в этих обносках и такой откровенный с женой Николай, так что уж и говорить о Феликсе, обратившемся из полного жизни молодого человека в изваяние времени.              Мраморная статуя.              — Я видел, вы не одни, — вспомнил Феликс. — Марии понравилось?       — Она, как и я, в абсолютном восторге, — с улыбкой отозвался Дмитрий. Он думал о том, сколько раз им доводилось спорить из-за Юсуповых. Однако теперь, он надеялся, его правота все же будет признана. Ведь разве могут столь талантливые люди, уничтожающие себя ради публики и искусства, быть настолько порочны, как порой представлялось сестре?       — Хорошо.       — Я думаю, они уже уехали, — зачем-то проговорил Дмитрий, оборачиваясь на дверь. — Лемминкэйнен сказал, что сопроводит Марию и Анастасию по домам, если я задержусь.       Он поискал глазами часы, но не преуспел в этом. Лишь чутье подсказывало, что прошло порядка получаса. Впрочем, вероятно, он ошибался, и время ощущалось иначе из-за волнения, которое только-только начало проходить.       — И, значит, вы теперь свободны? — Феликс обернулся, заинтересованно приподнимая брови.              Конечно, Дмитрий не мог не знать, что последует за этим. Такие вопросы не задают просто так, из чистого любопытства или ради напрасной вежливости. Как не мог не знать и того, что Мария будет ждать его дома, беспокоиться и потом, дождавшись, ругаться и злиться. Но если хотя бы часик… Ведь было еще кое-что, чего Дмитрий не мог, — устоять. И он поддался.              — Да.       — В таком случае, мы могли бы поужинать где-нибудь. Николай собирался сводить Полю в Кюба, мы же можем отправиться в «Медведь» или к Палкину.       — Выбор за вами, — несколько смущенно ответил Дмитрий. — Как понимаете, я разбираюсь неважно.       Феликс кивнул.       — Конечно. Надеюсь, Петербург вас не разочарует. Сильнее, чем уже, — он хохотнул и сдернул с вешалки, стоящей неподалеку, пальто и шляпу. — Дождемся Николая? Уверен, он жаждет услышать ваши комплименты.              Дмитрий задумался. С одной стороны, он действительно изначально ожидал, что увидит только Николая, так что и его первой целью было выражение благодарности за спектакль ему. Уходить, так и не встретившись, просто глупо и некультурно. Еще хуже будет, если они случайно пересекутся в коридоре. С другой стороны, Дмитрий не мог отрицать того, что компания Феликса была ему куда интереснее. А заставлять его ждать — невежливо. Быть может, лучше тогда передать Николаю записку? Или послать утром телеграмму?              Феликс, между тем, уже оделся. Плохо смытый грим делал его черты слегка похожими на женские. И, как ни странно, ему шло.              — Николая ведь может не быть и час, и два... — начал Дмитрий.       — Вовсе нет, — Феликс покачал головой. — Обычно никто не задерживается после спектакля дольше, чем на час или полтора. Даже с женщиной. А прошло уже достаточно много времени. Он скоро будет.              Дмитрий оглянулся на дверь, потом — снова на Феликса в пальто. Он зачем-то рассматривал листы сценария, который, как показал минувший вечер, и так знал безупречно.              — Может, мне будет проще его отыскать?       Феликс оторвался от текста и с едва ощутимым недовольством отозвался:       — Он скоро будет. Должен быть. Если только не забыл наш уговор, — и потом, будто опомнившись, он бросил сценарий (несколько листов скользнули на пол) и подошёл к Дмитрию. — Должно быть, вы голодны? Или вас мучает жажда? Одну минуту, я рас...       — Не надо, — Дмитрий покачал головой. — Мне лишь неловко, что я вынуждаю вас ждать.       — Напрасно, — Феликс улыбнулся. — Мне все равно нужно передать кое-что Николаю. Хотел оставить записку, но так даже лучше, — он вздохнул и стянул с головы шляпу. В голосе снова проступило едкое раздражение: — Он обещал мне не задерживаться! В чем дело?       Дмитрий подумал, что, наверное, именно так будет ждать его сестра. Стало неудобно. Стыдно. Но отказываться поздно.              — Я пока пошлю за вашими вещами, — сказал вдруг Феликс, выглядывая в коридор. До этого там никого не было, но ему удалось быстро подозвать какого-то слугу, объяснить свое требование и жестом отослать.              И в тот же момент раздались шаги, громкие, решительные и уверенные. Лицо Феликса вытянулось, обозначая радость облегчения. Наконец-то ожидание закончено.              — К тебе поклонники, — радостно сообщил Феликс, пропуская брата в гримерку. Поленьки, как ни странно, рядом не было.       Николай, уже полностью преобразившийся в себя настоящего, посмотрел на Дмитрия с заметным удивлением. И все же, без всяких сомнений, удивление было приятным. Он заложил руки за спину, строя важный вид и приглашающе улыбнулся:       — Чем могу быть обязан Вашему Высочеству?       — Это мне стоит быть вам обязанным, — охотно возразил Дмитрий. Формулировать свои эмоции во второй раз оказалось заметно легче. — Ваша игра была великолепна. Да и весь спектакль... Это достойно лучших сцен, не побоюсь таких слов, мира!       Он говорил еще и еще, но уже после этого Николай заметно оживился и нетерпеливо закивал. Он подался вперёд, сжимая ладонь Дмитрия в крепком рукопожатии. Рука у Юсупова была прохладная и крепкая, как тиски. Дмитрий осекся и даже отшатнулся бы, если бы и без того не стоял спиной к неустойчивому шкафу.       — Вы несомненно правы! — горячо заговорил Николай и, отвернувшись, прошел к трюмо. Его лицо в отражении исказила злая досада. — Кто сказал, что аристократы должны прятать свои таланты по каким-то подвалам? Почему, если мы хотим удивлять и восхищать, мы должны искать псевдонимы, учиться самостоятельно да еще бросать, как только постареем?! Кто это выдумал?       — Николай, — Феликс устало щелкнул языком, — прекрати. В конце концов, ты ведешь себя просто неразумно.       — Неразумны все эти правила, — зло выплюнул Николай, но все же обернулся. Его лицо, прежде искаженное каким-то диким звериным отчаянием, стало почти прежним. Чуть потеплел холодный взгляд, сгладились черты. И лишь на долю секунды Дмитрию показалось, что он посмотрел на брата с легкой завистью прежде, чем нервно улыбнуться и опустить голову. — Прошу меня простить, Ваше Высочество. Думаю, сказывается напряжение из-за подготовки к спектаклю.       — Я понимаю, — Дмитрий спешно прервал поток извинений и чуть тише добавил: — Возможно, я даже согласен с вами, хотя никогда не задумывался об этом всерьез.       — Правда?! — Николай вскинул голову, однако почти тут же выражение надежды сменила печаль. — Мне приятно это слышать.              Дмитрий сочувственно вздохнул и хотел было сказать что-то еще, но, кажется, сцена слишком затянулась: Феликс решительно вернул шляпу на положенное место и запахнул пальто, принимаясь застегивать едва заметные черные пуговицы.              — Николай, матушка просила передать, что нам следует быть осторожными. Из-за событий в Москве, — произнес он как бы невзначай и обернулся: лакей бесшумной тенью возник в дверях. Дмитрий его и не заметил.       — Ты про графа? — Николай повернул голову и нахмурился. — Значит, все же…       — Все же, — перебил его Феликс. Так не хотел, чтобы это звучало при Дмитрии? Ему стало неловко. Будто он ребенком подслушивал взрослые разговоры, прижавшись ухом к двери. И, может, стоило бы выйти…? Да и что за граф? Дмитрий не слышал ни о каких громких событиях в Москве в последнее время. Мария бы точно ему рассказала, если бы случилось что-то страшное. Он решительно ничего не понимал. Но, впрочем, тем лучше. Ему было просто не положено.       — Хорошо. Мы едем в ресторан и потом во дворец.       — Мы тоже, — Феликс бросил взгляд на Дмитрия и улыбнулся. — Приятного вам вечера.       — И вам.       Феликс с усмешкой приподнял шляпу и, развернувшись, вышел в коридор. Дмитрий, коротко попрощавшись с Николаем, отправился за ним.              Конечно, унять любопытство теперь было почти невозможно. Дмитрий, как в лихорадке, бесконтрольно перебирал в голове все новости, которые слышал, читал или краем глаза видел, заглядывая в газеты в руках мальчишек на улице. Конечно, десятки заметок пестрели именами графов. Кто-то умирал, кто-то рождался, кто-то проигрывал целые состояния и прочее, прочее, прочее… Но ни одной из этих событий не стоило такого беспокойства, а Дмитрий уверен, оно было, как бы Феликс не пытался его скрыть за нарочито беспечным тоном.              Хотя, разве можно быть уверенным, если речь идет о Юсупове?              Дмитрий споткнулся об эту последнюю мысль и внимательнее всмотрелся в лицо Феликса, расправляющего перчатки на тонких запястьях. Увы, нескольких встреч недостаточно, чтобы узнать все эмоции и привычки. И Дмитрию оставалось только гадать или надеяться, что Феликс сам соизволит унять его интерес.              — Вам наверняка любопытно, о чем мы говорили, — Дмитрий смущенно опустил взгляд. Конечно. Он изучал Феликса слишком пристально, так что догадаться, что его мучает, не составило никакого труда. Никакой сдержанности.       — Прошу прощения, — пробормотал он.       Феликс направился к выходу, кивком головы позвав за собой.       — Любопытство — естественное человеческая эмоция. Кажется, мы даже уже говорили о ней. Так что вашей вины ни в чем нет, — он слегка пожал плечами. — Однако объяснить все сейчас невозможно. Но я уверен, что могу вам доверять. Не так ли, Великий князь?       Дмитрий решительно кивнул. Эгоистичная гордость заливала его жаром: подумать только, секреты самого Феликса Юсупова… Ужасный, алчный повод для удовольствия и благодарности судьбе, но Дмитрий ничего не мог с собой поделать. «В конце концов, — подумал он, — я действительно сохраню любую тайну и мне действительно нравится его общество. В этом уж точно ничего плохого нет».              — Спасибо, — Феликс посмотрел на спутника и улыбнулся уголками губ. Дмитрий не сдержал ответной улыбки. — Однажды вы все поймете.              В какой-то момент Феликс зачем-то свернул в сторону приоткрытой двери, и они оказались на служебной лестнице, ведущей вверх. Стены тут были совсем тонкими, так что не составляло труда различить шаги в соседних комнатах и переговоры прислуги. Все здесь освещалось только большими световыми окнами, однако спасали они мало, и Дмитрий в полутемноте ориентировался едва ли не на ощупь. И потому задавать вопросы было вдвойне неудобно. Он и так чуть не оступился пару раз.              А вот Феликс взбегал по ступеням быстро — то ли по привычке, то ли благодаря какому-то чутью. Не оборачиваясь, он толкнул дверь, ведущую в пустующую гостиную, и из нее вышел к парадному входу во дворец. Впрочем, парадным он становился явно лишь по необходимости. Сейчас все вокруг было тускло, невзрачно, по пустым, выкрашенным в отталкивающий желтый стенам бродили тени. В окна бились хлопья снега. И абсолютное одиночество… В зале никого, кроме них, не было.              Феликс, не оглядываясь, пересек все помещение и потянул массивную деревянную дверь. И только тогда посмотрел на Дмитрия, замершего на пару минут, чтобы осмотреть расписной потолок.       — Прошу вас, Великий князь, — позвал Феликс, указывая рукой в сторону выхода. — Не стоит злоупотреблять гостеприимством.       Дмитрий покорно выскользнул на улицу. Впрочем, самое главное он уже запомнил. На художниках в этом доме явно сэкономили. Об этом говорили и темные натюрморты в гостиной.              Да и какая разница? В этом доме был театр, лучшие артисты и прекрасная публика — остальное можно было простить.              Экипаж уже ждал их.       — В "Медведь"! — крикнул Феликс, практически запрыгивая внутрь. Дмитрий сел рядом, хотя, будь у него чуть больше времени или дерзости, хотел бы рассмотреть лошадей. Они ведь у Юсуповых тоже должны быть необычными, не так ли?              По крайней мере, мчали они действительно с удивительной скоростью. Оставалось только слушать скрип колес да цокот копыт и смотреть на небо, разукрашенное первыми звёздами в легком шлейфе облаков. Красиво. Как на картине Куинджи или Тернера.              Дмитрий перевёл взгляд на вычерченный огнем фонарей профиль Феликса.              И, может, совсем не причудилось ему, не приснилось? Те слова про дружбу.              Дмитрий прикрыл глаза и снова отвернулся. Нет, все же кое в чем Феликс ошибался. Петербург не мог его разочаровать. Не теперь.              И уже потом, прощаясь у дверей особняка на Мойке после прекрасного ужина, Феликс вдруг с улыбкой произносит:       — Спасибо, что зашли, Великий князь. Я ужасно боялся, что роль мне не по плечу, так что ваши слова были как нельзя кстати. Мне нужно было их услышать. Спасибо.        И Дмитрию, если честно, совсем наплевать, что Феликс просто лукавит. Ведь благодарность приятна всегда.