KINGDOMS

Ориджиналы
Смешанная
В процессе
NC-21
KINGDOMS
автор
соавтор
Описание
В этом жестоком древнем мире, мире четырех концов света, четырех «металлических» империй, мире, где правят сила и хитрость, добродетель и предательство, власть и сострадание, интрига и преданность - и началось давно всеми забытое сказание. Легенда о проклятых королях, коварных магах, диких землях, пиратах, варварах и безграничной власти. Первая часть: https://ficbook.net/readfic/2536751
Примечания
Данная работа является непрерывным продолжением работы "Башня". Можно сказать, что это второй том :) С первым томом можно ознакомиться здесь: https://ficbook.net/readfic/2536751 Фэндом по соционике убран в качестве эксперимента, мы продолжаем писать всех героев в характере.
Посвящение
Посвящается невероятно терпеливым читателям, которые, наверное, сами очень удивились, что работа такая #многобукв #лонгрид, а авторы настоящие слоупоки... Мы вас любим!
Содержание

Part LXXV

      Когда Мирамид нашёл время для беседы с Омисом, тот уже имел свою собственную репутацию среди слуг поместья. Застигнутая за исповедью Силви так растерялась от столь позднего визита господина в покои монаха, что кроме извинений и сказать ничего не могла. Заплаканное лицо было слишком красноречивым, чтобы остаться незамеченным, но юстициарий нисколько не изменился в лице и не нашёл в себе желания как-то это комментировать. Он попросил оставить их, и Силви стрелой вылетела из комнаты.       — Надеюсь, я не прервал важную беседу, — улыбнулся судья.       — Нет, что Вы, — улыбнулся монах в ответ, — но, должен признаться, я удивлён Вашему визиту.       — В этом моя вина, — кивнул мужчина, — всё произошло и без того сумбурно, а после я оставил Вас совершенно одного. Бог свидетель, у меня действительно не было времени, чтобы уделить его Вам. Но скоро большая часть дел останется позади, и я буду полностью в Вашем распоряжении.       — Я всё понимаю, — благосклонно ответил парень, — похороны господ, как видно, требуют немалой подготовки.       — Да, это так, — согласился Мирамид, — благо, похоронная процессия состоится уже в это воскресение. Впрочем, я здесь не за тем, чтобы обсуждать это. Мне очень стыдно, что я оставил Вас на столь долгое время. Поверьте, такого ужасного гостеприимства я никогда не оказывал ранее.       — Не стоит переживать об этом! Я всё понимаю, — поспешил подбодрить судью парень, — поверьте, Вы даже на расстоянии обеспечили мне столько всего, чего можно было и не делать, я ведь простой монах…       — Это меньшее, что я мог сделать, — улыбнулся Мирамид, — позволите? — он указал дланью на кресло, где ещё недавно сидела экономка.       — Конечно! Присаживайтесь, — встрепенулся Омис.       По какой-то причине парень внутренне напрягся, ведь он действительно давно не видел хозяина дома. Неужели Мирамид решил рассказать ему о семье, об отце? Неужели бесконечные вопросы, которые приумножались день ото дня, наконец получат ответы?       — Благодарю, — Мир присел в кресло и осмотрел спальню, — вижу, Вы нашли друзей среди прислуги. Я рад, что они скрашивают Ваше одиночество.       — Да, — смутился Омис, — они все хорошие люди…       Судья вновь посмотрел на парня и задумчиво поджал губы. Омис быстро втёрся в доверие экономке и дворецкому, да и весь штат прислуги, казалось, готов был рассказать ему все секреты. Наверное, такое качество было даже неплохим: если Омис сможет понравиться совету вопреки своему грязному происхождению, это только облегчит миссию. С другой стороны, если тот так и продолжит рассказывать о своих ангелах, многие могут счесть его за безумца. Да и в целом все эти ситуации больше напрягали мужчину.       Мирамид не знал, что творилось в его голове, правда ли тот верил в своих ангелов, или то была лишь уловка? Мужчина искренне пытался понять, что именно двигало парнем, когда тот без утайки рассказывал любому о сущностях, которые беседуют с ним. В чём толк убеждать каждого в своей особенной связи с богом, если в конечном итоге парень никак не использовал этот дар для своей выгоды? Ещё больше юстициария поражало, как Омис легко убеждал в своей правде окружающих.       Эврард был хорошо образованным человеком, как и Силви. Люди далеко неглупые, к тому же пожившие своё, повидавшие достаточно, чтобы трезво оценивать ситуации. Однако на эти россказни Омиса повелись и они. Можно было, конечно, списать это на их глубокую веру в бога, но как игнорировать здравый смысл? Вероятно, люди иногда нуждаются в чуде.       «Он, вероятно, сказал ей то, что она хотела слышать, и именно поэтому она поверила», — сделал вывод Мирамид. В любом случае, такого образованного человека как судья Омис вряд ли бы смог заставить уверовать в свою божественность. Но как парень узнал о смерти его отца до сих пор оставалось для Мирамида величайшей из загадок.       — Кстати, у меня кое-что для Вас есть, — улыбнулся мужчина и достал из кармана розарий из чёрного оникса с золотым крестом. — Я решил, что такую вещь лучше вручить лично.       Увидев не просто чётки, а розарий в руках судьи, Омис сильно воодушевился. Он и представить не мог, что Мирамид решит сделать ему настолько ценный подарок. Конечно, одежда стоила дороже, но искренний восторг вызвал именно этот предмет.       — Я о таких и не мечтал даже, — в сердцах высказался юноша и взял их в руки. В отличие от деревянных чёток розарий был сделан из камня, а потому был прохладным и довольно увесистым. — Спасибо большое!       — Рад, что Вам нравится, — коротко улыбнулся Мир. Мужчина мельком оглядел парня и еле заметно нахмурился: только сейчас он заметил, что на Омисе был простенький чёрный наряд, а на спинке его кресла висела фиолетовая мантия, когда-то давно принадлежавшая судье.       — Почему Вы не надеваете те вещи, которые для Вас сшили? — не без удивления поинтересовался Мирамид.       — Я немного… — Омис нахмурился в попытках подобрать нужные слова, но быстро сдался и сказал, как есть. — Я воспользовался Вашим радушием и гостеприимством и попросил сшить себе чёрную одежду для дома. В такой мне намного комфортнее. Обещаю, когда Вас будут посещать важные гости, и Вы будете устраивать званые вечера, я буду переодеваться, — заверил юноша, прижав ладонь к груди в знак серьёзности своего обещания. Юстициарий тихо усмехнулся и покачал головой: Омис в некоторых вопросах был весьма категоричен и показывал свой характер. «Главное, чтобы в вопросах власти и короны у тебя не было своего мнения», — мельком пронеслось в голове мужчины.       — Стоит признать, что вскоре Вам придётся привыкнуть к менее комфортной одежде, но пока Вы можете ходить и в этом, — улыбнулся Мирамид.       Омис вопросительно посмотрел в глаза судьи. Почему его слова всегда оставляли после себя ещё больше вопросов, нежели было до них?       — Не смею больше отвлекать Вас, — вдруг сообщил Мирамид, словно предугадав, что Омис уже исчерпал последние крупицы терпения. Парень готов был обрушить на мужчину целый шквал вопросов, которые нуждались в ответах! Но Мирамид поспешил оставить монаха одного. — Отдыхайте. После воскресенья я хотел бы поговорить с Вами. Вы сможете задать мне любые вопросы, и я постараюсь ответить на все, даже если мы будем общаться с утра до поздней ночи. Я приношу извинения за то, что вынуждаю Вас ждать так долго.       — Да, — растерялся Омис, — конечно, я всё понимаю…       На самом деле монах был крайне разочарован, что у судьи не нашлось времени поговорить обо всём сейчас. Любопытство начало глодать парня ещё сильнее, радовало лишь то, что теперь он знал, когда именно получит ответы на все свои вопросы.       Ждать осталось совсем недолго. Величественная траурная процессия прошла по плану в воскресение, как и говорил Мирамид. Омис в данном мероприятии не участвовал даже как зритель, которых было немало за пределами поместья.       Сам Мирамид весь день был занят гостями, которые посетили похороны. Среди таких гостей был даже кардинал, которому Мир так и не решился рассказать о найденном наследнике короны. «Мне стоит для начала подготовить Омиса к этой встрече, чтобы он показался им достойным не только по крови, но и своим умением держаться в обществе, — рассуждал про себя юстициарий, — если он сходу начнёт рассказывать про свои голоса, то ничего хорошего из этого точно не выйдет».       Ко всему прочему Мирамида ждали дела двора, обязанности, которые он откладывал очень долго в связи со смертью отца. Теперь его ждали ко двору, да и сам Стэл подбросил ему задание. Стоило быстро разослать поручения своим заместителям. Просьба о помощи кардинала в данной ситуации была даже кстати, ведь теперь и сам судья мог обратиться к Первосвященнику за поддержкой. Жаль только, что времени осталось так мало! «Я вряд ли успею подготовить Омиса быстро, а Стэл уже скоро отправится со своей ревизией по городам, — с досадой думал мужчина, — как всё это невовремя! С другой стороны, у меня больше времени на подготовку. Завтра нужно основательно поговорить с парнем. Он наверняка с ума сходит от неопределённости».       Тянуть с разговором было больше нельзя, да и сам Мирамид обещался ответить на все вопросы на следующий день после похорон. Потому, дабы не нарушать своё слово, Мирамид пригласил Омиса к себе в кабинет почти сразу после завтрака.       — Доброе утро, — поприветствовал он, когда парень в сопровождении дворецкого вошёл в кабинет. Омис ни разу до этого дня здесь не был, потому с интересом огляделся, хотя внутреннее волнение было намного сильнее любопытства.       — Доброе утро, — вежливо ответил монах и по привычке поклонился.       — Эврард, оставь нас, — попросил Мирамид и указал юноше на кресло рядом с камином.       Эта комната выглядела, как маленькая библиотека: по стенам тянулись бесконечные книжные полки, недалеко от окна стоял один большой стол, за которым, вероятно, почивший хозяин поместья проводил немало времени, также еще два стола поменьше стояли с другой стороны. Имелась и зона для отдыха, разве что кресел было три и они были без подлокотников, зато сами широкие, чтобы любой мог в них поместиться.       Омис поспешно сел на указанное место. Одеяние его было всё тем же, какое он лично попросил сшить себе, но вот на руку был надет розарий, камни которого парень крутил в пальцах от волнения.       Дворецкий поклонился и поспешил покинуть кабинет, закрыв за собой дверь. Когда они остались наедине, Мирамид сел в одно из свободных кресел.       — Наверное, стоило поинтересоваться, хотите ли Вы чаю? Наш разговор, полагаю, будет долгим, — растерянно проговорил Мирамид, нарочно показав свою несобранность. Ему хотелось подчеркнуть, что разговор и для него имеет важность.       — Не волнуйтесь об этом, я ничего бы и не попросил, — ответил Омис, закусив нижнюю губу.       — Тогда я начну? — Мир потёр пальцем крыло носа, словно не знал, с чего стоит начать. — К сожалению, кончина моего отца сыграла против Вас не только из-за столь долгого ожидания. Он знал больше, чем я. Я пытался найти что-то в его личных записях, но так ничего и не нашёл. Потому я вынужден рассказать лишь основное, что мне известно.       Омис молчал. Он внимательно слушал, сложив руки на своих коленях, и перебирал пальцами бусины розария. Кресло, которое сначала показалось очень удобным, не было таковым. Оно было слишком широким и глубоким, что вынуждало сидеть с краю с очень прямой спиной.       — Как Вам уже известно, Вы потерянное дитя или даже сокрытое намеренно, если можно так выразиться, — продолжал судья, — Вы были зачаты вне брака, хотя ни Ваша мать, ни отец не были связаны подобными обязательствами. На тот момент они оба были вдовцами.       — Почему же не женились? — решился поинтересоваться Омис, для которого это было самым очевидным поступком. Ведь если их так тянуло друг к другу, по какой же причине они не освятили свой союз?       — Потому что время таких браков давно прошло, — отстранённо ответил Мирамид, — дело в том, что Ваши родители были кровными родственниками, — осторожно пояснил мужчина, внимательно наблюдая за монахом, — это, к слову, тоже нестрашно, если бы родство не было столь близкое. Они были братом и сестрой, а потому такой союз никто бы не одобрил. Поэтому их связь была тайной.       — Брат и сестра? — болезненно поморщившись, переспросил Омис.       — К сожалению, — подтвердил судья, — Ваша мать была прекрасной женщиной, очень доброй и отзывчивой, к тому же весьма привлекательной. Я, к сожалению, уже плохо помню, как она выглядела, но я точно знаю, как выглядит Ваш отец. Полагаю, Вы похожи именно на Атэю, так её звали. Госпожа Атэя была одной из четырёх наследных детей королевского двора.       — Мой отец… король? — решил уточнить Омис, который не мог уложить данную информацию в голове. Ему было не столь важно, кем из знати они являлись, сколько его шокировало, что они были друг другу прямыми родственниками, рождёнными одной женщиной от одного мужчины.       — Истинно так, — кивнул Мирамид, — теперь Вы должны понять моё волнение и важность нашего знакомства. Можно назвать это чудом, ведь немногие знали о Вашем существовании. А те, кто знал, думал, что Вы умерли ещё ребенком, так как по информации, которая известна мне, Вы родились очень слабым. Я бы и сам не стал искать призрачное дитя, если бы не сложная ситуация при дворе, которая требует кровного наследника, чтобы сберечь традиции нашего Дома. Когда я отправился за информацией в монастырь, чтобы узнать о Вашей судьбе, я и не надеялся, что найду Вас в здравии.       — Они точно брат и сестра? — решил переспросить Омис. Мирамид внимательно посмотрел в разноцветные глаза парня и кивнул. «Что, друг мой, никак не можешь смириться с тем, что твой «божий дар» порождение кровосмешения?» — с иронией подумал судья.       Омис действительно зацепился именно за эту деталь рассказа. Конечно, новость, что его отец король Бронзового Дома, шокировала его, но «ангелам» крайне пришлась не по нраву грязная особенность его рождения.       Мирамид постарался выбелить эту историю запрещённой любви, где Атэя больше казалась жертвой обстоятельств, а Каур приобрёл более грубый и безучастный образ. Судья специально решил действовать именно по этому плану, чтобы даже рядом с фигурой короля предстать перед юношей в более привлекательном свете.       — Ваша мать… — продолжил Мирамид, правда парень его уже не слушал. Омис прижал ладони к голове и с силой зажмурился. Монах искренне пытался вновь вернуть своё внимание рассказу Мирамида, но его будто парализовало: в голове страшно шумели голоса, перекрикивая друг друга. Это буквально сковало его тело: единственное, что он мог делать, это сжимать руками виски.       «Ты всегда был ублюдком, ты это знал!»       «Отвратительно…»       «Посмотрите на него, как он жалок!»       «Ну, что? Твои ожидания оправдались?»       «Какая тошнотворная история!»       «Брат и сестра! Аха-ха-ха! Мерзость!»       — С Вами всё хорошо? — голос Мирамида заставил все остальные голоса затихнуть, оглушив Омиса мерзким звоном в ушах. — Омис, Вам плохо?       Зажатая поза монаха насторожила судью, да и, присмотревшись, Мирамиду показалось, что парень даже сбросил краску с лица. Омис и без того был довольно бледным на вид, а теперь и вовсе выглядел нездорово. «В какой момент он перестал меня слушать? Или ему больше ничего неинтересно? — усмехнулся про себя судья. — Если он всегда будет уходить в себя при серьёзных разговорах, это будет проблемой».       — Простите, я слушаю, — наконец подал слабый голос Омис и даже смог убрать ладони от головы и поднять на мужчину измученный взгляд. Шум затих, но в груди появилось ужасное тянущее чувство страха, безысходности и отвращения.       Мирамида вряд ли трогали эти несчастные глаза, он планомерно доносил до парня ту информацию, какой владел сам, в том свете, в котором считал нужным. В конце концов он ни в чём не соврал, а рассказал неприглядную правду, какую сам узнал не так давно. Однако ирония обстоятельств была слишком уж явной. Парень мнил себя чуть ли не пророком, а теперь его грязное происхождение бросало тень на его веру.       — Если Вам плохо, то мы можем продолжить в другой раз, — как можно вежливее произнёс мужчина.       — Нет-нет, продолжайте, — коротко кивнул парень, искренне стараясь не обращать внимания на тянущую боль и безумный гул в голове.       Мирамид продолжил рассказ, как именно мать Омиса попала в монастырь, что та умерла при рождении Омиса, а затем и то, как сам Омис оказался в мужском монастыре. Монах при этом искренне проникся сочувствием к своей матери: её судьба казалась ему несправедливо тяжёлой, но внутренний голос не затыкался и продолжал упорно твердить, что та сама виновата во всех своих несчастьях, да и вообще как она могла согласиться на столь безнравственный союз?       «Вся верховная знать аморальна. Ведомые своей похотью, гордыней и тщеславием! И ты теперь один из них, а мать твоя обычная дворцовая шлюха! — резанул по ушам звонкий тон, а затем добавил, мерзко растягивая слога, — Ва-а-аше Высо-о-очество».       Омис снова зажмурился и тяжело выдохнул, сжав зубы до неприятного скрипа. Голоса то затихали, то вновь нарастали, истязая сознание парня. Некоторые из них даже начали жалеть несчастного монаха, но их перекрикивали другие вопли, выказывая своё отвращение или с издёвкой смеясь над ним.       — И теперь, когда я нашёл Вас, я бы хотел представить Вас отцу и совету, дабы Вы как наследник по крови были признаны наследным принцем. Я понимаю, что Вы шокированы столь грандиозными известиями, но Бронза нуждается в Вас. И я, Ваш верный слуга, буду помогать Вам на каждом этапе. Сейчас мы стоим на краю пропасти, когда власть может перейти в руки неверных. Признаться, Ваша жизнь в лишениях и покаянии перед богом само провидение даже для такого человека, как я. Ведь вы настолько близки к богу и не лишены чувства самопожертвования, что сможете перенять власть не ради богатства, а ради народа.       Омиса захлестнули волнение и душевные переживания. Впрочем, любой был бы шокирован такими новостями.       — Я не буду взваливать на Вас слишком много сразу. Мы можем продолжить позже, — мягко продолжил Мирамид, решив, что подробнее они поговорят в более подходящий момент, когда парня немного отпустят мигрени и шок. Даже слепой бы заметил, что парню стало нехорошо, но юстициарий больше переживал о его самочувствии в разрезе того, как бы парень не тронулся умом от всех новостей, которые обрушились на него. Мирамиду нужен был покладистый наследник, но всё же вменяемый и здоровый. А вид у Омиса сейчас был такой, словно он вот-вот грохнется в обморок.       — Давайте пригласим лекаря? Меня беспокоят Ваши боли. Думаю, нам действительно стоит узнать мнение врачевателей на этот счёт, — заботливо предложил судья. — Я заметил, что мигрень у Вас довольно частый недуг. Нельзя это оставлять без внимания.       — Всё хорошо… Я просто немного переволновался, — ответил парень как можно искреннее. На самом деле единственное, чего он сейчас хотел, это остаться наедине с собой или спрятаться в каком-нибудь месте, где его никто не достанет. — Я очень Вам благодарен… и, право, очень поражён столь неожиданной новостью, — через боль улыбнулся молодой монах.       Казалось, слова о его королевской родословной должны были поразить его, но скорее Омис не мог в это поверить, поэтому все его переживания касались того, что лежало на поверхности. В греховную связь брата с сестрой он, к сожалению, верил и сейчас это были единственные мерзкие мысли, что скакали у него по черепной коробке.       — Поблагодарите, когда я смогу выполнить обещание и вернуть Вас в родной дом, — улыбнулся Мир. — Я бы хотел рассказать Вам подробнее, как обстоят дела в королевстве, но, думаю, что это терпит, и мы обсудим это чуть позже, когда Вы… будете готовы, — удачно заменив фразу «когда Вы снова будете в себе», кивнул юстициарий.       — Да, конечно, — быстро согласился Омис. — Я бы хотел немного побыть один, чтобы переварить всё услышанное. Обдумать и принять… — как можно вежливее попросил Омис. Юноша действительно хотел остаться один на один с собой, чтобы хотя бы попытаться уложить в голове рассказ судьи. Да и трудно было разговаривать с человеком, когда в ушах эхом доносились голоса, которые не позволяли даже сосредоточится.       — Конечно, не смею Вас задерживать, — кивнул Мир и поднялся на ноги, — если Вы захотите вернуться к разговору, сообщите через слуг, и я поднимусь к Вам. Если сегодня Вы не готовы, то ничего страшного. Я всё понимаю. Это сложно осознать за один день. Единственное, я бы попросил Вас не распространяться среди слуг о том, что Вы узнали. Сейчас это ещё небезопасно.       Омис не нашёл в себе сил, чтобы хоть что-то ответить, он только кивнул в знак того, что услышал просьбу. Голоса в голове страшно дезориентировали, потому он поспешил покинуть кабинет и направиться в спальню.       — Как много работы мне предстоит сделать, — тихо вздохнул судья, когда монах покинул кабинет. Прикрыв глаза, мужчина погрузился в размышления и планирование. Омиса требовалось основательно подготовить.       Дворецкий прервал думы тихим стуком.       — Войди, — ответил Мирамид.       Эврард слегка поклонился на входе и затворил за собой дверь.       — Как он выглядел, когда вышел? — поинтересовался мужчина.       — Крайне растерянно, — ответил дворецкий, — что Вы ему рассказали?       — Всего лишь правду, но она такова, что потрясла бы любого, — ровно ответил юстициарий. — Вызови лекаря прямо сейчас, который сможет находиться тут пару недель. За мальчишкой нужно понаблюдать, чтобы оценить его здоровье. Он едва ли нормально ест со своей жалостью к животным, потому бледный, как смерть, и постоянно мучается головными болями.       — Конечно, сейчас же отправлю за ним, — кивнул дворецкий.       — Потом ты должен обучить его этикету, чтобы он знал, как обращаться к господам, какие есть титулы. Мне нужно, чтобы он ходил с гордо поднятой головой, ровной спиной и уверенной походкой, а не мельтешил под ногами, как делает это сейчас. Он должен уметь вести себя за столом и поддерживать светскую беседу. Мало одеть оборванца в дорогие одежды, чтобы он сошёл за благородного человека. Я хочу, чтобы он стал им настолько, насколько это возможно.       Эврард удивлённо приподнял брови, но ничего не стал спрашивать. Если Мирамид не уточнил причины таким распоряжениям, значит, не собирался посвящать его в них.       — Как Вам будет угодно, — поклонился дворецкий, — нужно ли нанять для него гувернёра?       — Нет, список книг к прочтению я составлю для него самостоятельно, заниматься с ним будешь ты и Силви. Теперь Ваша главная обязанность сделать из монаха господина. И прошу Вас как можно меньше поддерживать его «божественные» замашки. Мне всё равно, помечен он божьей дланью или проклят, сейчас прежде всего нужно сосредоточиться на его воспитании.       — Конечно, Ваша Светлость, — снова поклонился дворецкий, — сейчас же займусь этим.       — Про лекаря не забудь, — напомнил Мирамид, — может, хотя бы он убедит его поесть мяса.       Эврард покинул кабинет, а судья сел за отцовский стол, погладив края столешницы. Знал ли Гелиус, что его сын найдёт живого наследника? Предполагал ли, что тот окажется настолько неподходящим для власти? Или данное обстоятельно лишь больше играло Мирамиду на руку? Было бы куда хуже, если бы его тайно растили как преемника престола. «Был бы у Каура новорождённый бастард, его можно было бы взять под опеку, чтобы воспитать так, как должно. На случай, если с Омисом ничего не получится, и совет, наслушавшись про его голоса, не отправит его обратно в храм, — думал про себя мужчина, — интересно, какого ему будет вернуться в лишения и бедность, уже зная, что он сын короля?»       Омис тем временем до сих пор не мог поверить в услышанное. Он еле дошёл до своей спальни: ноги были ватные, виски сжимало так, что парень ненароком думал, что ему уже и не суждено добраться до покоев. Путь от двери кабинета до спальни показался Омису вечностью, которую он прожил в собственном аду.       Добравшись до заветной двери, Омис быстро зашёл в комнату и болезненно простонал, не в силах больше сдерживать наваждение. Он даже заперся изнутри, словно это хоть как-то могло спасти его от безумного разговора и безмерно тяжёлого груза, что теперь лежал у него на душе. Парень был не просто потерян и озадачен, он был в ужасе. Почему-то Омис чувствовал именно себя виноватым в произошедшем грехе, а не винил родителей, которые пренебрегли законом и моралью. В одночасье парню показалось, что у него даже пятки горят, так близко он оказался к адскому пламени.       — Вся моя жизнь ошибка, — еле слышно проговорил юноша, с силой зажмурив глаза.       Омис только и смог сделать всего пару шагов от двери, а затем рухнул на пол, на колени. Острая боль пронзила коленные чашечки, но даже она не смогла заглушить агонию, что сейчас творилась у него в душе.       Перед глазами все плыло и темнело, в ушах громогласно раздавался звон церковных колоколов, однако тон их был не звонким и радостным, а гнетущим и похоронным.       «Поднимайся…»       Омис испытал дикое потрясение, которое теперь разрывало его на части: «Как это могло произойти? Почему? Как они могли так согрешить? Как я могу безнаказанно существовать, будучи ребёнком порока? Грехом? Так вот почему я такой… я первородный грех. Но я же не виноват… или?»       «Вставай!» — эхом разносился строгий голос в ушах. Он не просил, приказывал. Но у Омиса совершенно не было сил.       Яркие вспышки возникли перед глазами парня также неожиданно, как осознание, что он всё это время являлся плодом порочной и богохульной связи. Именно из-за этого его мать была сослана в монастырь, именно из-за этого его отец попытался скрыть факт его рождения. На кой чёрт вообще престолу такой наследник?       «Соберись и встань!» — кричал голос.       — Я не могу… — хрипло выдохнул Омис, с силой зажмурившись. Пульс неприятно стучал в висках, отдавая жаром в затылок. Зрение совсем поплыло, размазывая картинку перед глазами расплывчатыми пятнами. — Исид… Я ничего не вижу, — обращаясь к голосу, еле слышно пробормотал Омис, который из-за жуткой боли и пятен перед глазами теперь не мог даже разглядеть свои собственные ладони.       «Я здесь, — отозвался медный голос, будто звук исходил из черепной коробки. — Ты должен встать. Нужно дойти до постели. Ты сможешь. Соберись, чёрт побери.»       Исид был самым громким из всех голосов ангелов, что существовали в сознании Омиса. Монах не помнил, как он возник, словно тот всегда был с ним. Он слышал его чаще и отчётливее всех. В отличие от остальных Исид иногда мог управлять телом юноши. Это случалось редко, лишь тогда, когда Омису грозила сильная опасность или он впадал в ступор, когда нужно было срочно принять решение или защищаться. В такие моменты Исид будто выталкивал личность Омиса, оставляя того наблюдателем. Так однажды в монастыре, когда один из послушников, с которым парень был в ссоре, хотел ударить Омиса, Исид сломал несчастному руку. Омис был так поражён случившимся, что даже после оставался «в стороне». И на серьёзный разговор с настоятелем отправился Исид, и Омис искренне считал, что только благодаря этому его не выгнали из монастыря. Ведь Исид владел поистине прекрасным даром убеждения. Более того, через пару дней уйти из монастыря попросили того самого послушника, что так бессовестно поднял руку на Омиса.       Однако сейчас даже Исид не мог совладать с подавленным состоянием монаха.       — Я должен был умереть. Пусть я умру, — взмолился юноша, сжавшись всем телом в один большой комок.       «Ты не имеешь на это права. Я не позволю, они не позволят, — вторил медный голос. — Самоубийство самый тяжкий грех, неужели теперь ты готов преступить все законы, которые раньше так чтил? Твои родители славно повеселились, наплевав на благоразумие, теперь и тебе можно? Соберись! Встань и иди!»       Омис некоторое время лежал на полу, силясь прийти в себя, а затем всё же нашёл силы приподняться на корточки. Монах смог доползти до кровати и, не взбираясь на неё, прислониться к краю спиной: «Как же тошно…»       «Хватит себя жалеть! Ты всегда знал, что ты выродок! Разве нет? Любимых детей не ссылают в монастырь, только нежеланных или неугодных! Не могло быть иначе! Так почему сейчас ты сдался? Ничего не изменилось, ты все тот же! — напутствовал глас, заставляя голову с большей силой раскалываться на части. В ответ ему мерзко вторили остальные «ангелы».       — Прекратите… — еле слышно выдохнул Омис, почувствовав как из глаз полились горячие слёзы, — я больше не могу…       «Он слабый»       «Он мерзкий…»       «Вставай!!!»       Юноша сдавленно промычал и обхватил голову ладонями от ощущения невероятной агонии, что охватила лоб и затылок.       — Умоляю, хватит… — хрипло взмолился Омис, чувствуя, как начинает терять сознание и проваливаться в темноту, где его уже ждал «некто». Он с осуждением и отвращением взирал на парня своими белыми светящимися глазами.       «Ты разочаровываешь меня», — с отвращением протянул Исид, и перед глазами Омиса возник нечеткий образ чёрной мужской фигуры, у которой выделялись лишь зеркальца с белым свечением.       — Я должен всё исправить, — держась из последних сил в сознании, пробормотал монах. — Но как?       Омис не знал, сколько времени он так просидел на полу, пытаясь пережить ужасную мигрень. В одночасье он терял связь с реальностью, и ему начинали мерещиться жуткие тени, которые пытались подползти к нему ближе. Но голоса в голове постепенно утихли.       Молодой монах смог ненадолго уснуть, так и оставшись на полу у кровати. Пока он дремал, перед глазами парня плыли мерзкие картины, где некая девушка отдавалась своему кровному брату, который больше напоминал чудовище, нежели человека. А после сцена сменилась на день родов, где грешница произвела на свет огромное морское чудовище и окрестила его Левиафаном.       «Вставай», — вновь позвал звенящий голос, заставив Омиса очнуться. Хотелось провалиться в забвение, но Исид не позволял. Парень, приложив немало сил, смог наконец раскрыть глаза и глубоко вздохнуть.       Головная боль отступила, теперь на её место пришла тянущая пустота и разочарование. Разочарование в себе, своих родителях, мире, который порождал настолько отвратительных людей, коим было в радость тонуть в бесовском пороке.       «Первые люди тоже были братьями и сёстрами, окстись, — с нескрываемой издёвкой произнёс внутренний голос. — Все мы бесы, вышедшие из одного ребра. Не преувеличивай свою значимость»       — Этого не должно было случится… — тихо изрек Омис, поморщившись. Парень опёрся руками о край кровати и наконец поднялся на ноги.       «Но уже случилось. Нет смысла терзаться, не строй из себя мученика. Для этого ты слишком мало страдал, не зазнавайся», — с усмешкой подметил Исид.       Монах помотал головой, пытаясь прогнать надоедливого собеседника, а затем медленно поплёлся в сторону тумбочки, где стоял кувшин с водой для умывания. Дико хотелось смыть с себя грязь и позор, жаль, вода не могла действительно этого сделать. Трясущимися руками Омис потянулся к кувшину и попытался налить воду в рядом стоящую чашу.       «Отвратительно!» — отзвук в ушах одного из ангелов будто молнией прошиб всё тело парня, и тот резко дёрнулся. Кувшин с грохотом упал на пол, разбившись вдребезги и обрызгав монаху ноги.       — Чёрт, — неосознанно выругался парень и тут же ударил себя по губам. В ушах послышался мерзкий еле слышный смех. Омис устало вздохнул и опустил взгляд на осколки, что разлетелись по всему полу. С минуту юноша гипнотизировал их, о чём-то размышляя, а затем, не в силах больше сдерживаться, прикрыл глаза ладонью и тихо заплакал.

***

      Мирамид не покидал кабинета до обеда, погружённый в рабочие процессы. Текущих дел было достаточно, еще больше было отложенных, которые ждали исполнения, плюсом ко всему судье нужно было составить хоть примерный план по обучению Омиса. Без преувеличения можно было утверждать, что у мужчины голова пухла от проблем, а потому ему максимально быстро хотелось разобраться с самыми неприятными из них. Однако когда в его кабинет вбежала взъерошенная экономка, Мирамид понял, что покоя ему не видать.       — Ваша светлость!!! — на эмоциях женщина потеряла контроль над голосом, что сразу дало понять судье, что произошло нечто действительно из ряда вон.       «Неужели Омис грохнулся в обморок?» — только и подумал мужчина. В конце концов Мир это предвидел, а потому попросил вызвать лекаря ещё утром. Потеря сознания не была большой проблемой, однако новости были куда страшнее.       — Господин Омис очень сильно поранился! — взволнованно проговорила Силви, тут же подтверждая догадки Мирамида. — Лекарь уже в пути, но там так много крови! Такая страшная рана!       — Что? Каким образом это произошло? — с недоумением спросил Мир и заметно поморщился: «Что с ним могло произойти, пока он был дома?»       — Мы не знаем! У него изрезана рука и ладонь! Он сказал, что случайно разбил кувшин и порезался! — причитала экономка. — Мы перевязали ему руку, как смогли. Пойдёмте!       — Чёрт, — выругался Мирамид и поспешил за Сильвией.       К этому моменту поранившегося монаха успели усадить в кресло. Когда Мир зашёл в его спальню, то застал весьма жуткую картину: дворецкий сидел рядом с Омисом и держал его руку, обмотанную полотенчиком. Белая ткань была почти насквозь пропитана кровью, причём так сильно, что небольшие капли скатывались с неё и падали на пол и край кресла. Чёрная рубаха была разрезана вдоль рукава, чтобы не мешать полному доступу к ране.       — Какого чёрта? — лишь одними губами прошептал Мирамид и сильно нахмурился. Он не ожидал, что порез будет настолько сильным: «Неужели он это сделал специально?! Как можно было «так» случайно порезаться?»       — Вы вызвали лекаря? Кровь сама не остановится! — не своим голосом прикрикнул Омис, сильнее сжав кровоточащую руку. — Нужна ещё ткань, надо перевязать туже…       Парень был явно напуган, со стороны могло показаться, что тот действительно порезался случайно. Омис крепко сжимал ладонью порезанную руку чуть выше локтя, чувствуя, как та с силой пульсирует. — Нам конец, — еле слышно пробормотал юноша, почувствовав, как голова начинает тяжелеть и кружиться, и начал чаще дышать.       Заметив это, судья быстро приблизился к креслу и присел на корточки перед парнем.       — Нужен лекарь, срочно, — хрипло выдавил из себя Омис, как только Мирамид оказался рядом.       — Он уже в пути. Позвольте посмотреть, — тихо проговорил юстициарий, потянув руки к запачканной кровью ткани. — Мне нужно посмотреть, насколько опасна рана.       Мужчина коснулся полотенца и чуть сморщился. Его не пугал вид крови, однако касаться её ему было неприятно.       — Дайте мне простынь сейчас же! — добавил Мир, ощутив, насколько ткань была пропитана алой жидкостью.       — Поверьте, она достаточно опасна, и с каждой минутой я чувствую, как мне становится хуже, — стараясь сосредоточиться, проговорил монах.       — Как же Вы так поранились? — невзначай протянул Мир, начав разворачивать алую ткань. Он решил, что откроет лишь часть, что скрывает запястье, этого было бы достаточно, чтобы оценить повреждения. Когда мужчина смог раскрыть края полотенца, то увидел рваный и довольно глубокий порез, что шёл вдоль руки. Мирамид тяжело вздохнул и вновь прижал ткань к ране. Теперь юстициарий окончательно убедился, что Омис если и порезался кувшином, то сделал это намеренно. В этот момент одна из горничных принесла чистую простынь. Мир быстро разорвал ткань на нужный ему лоскут и, обернув руку юноши ближе к плечу, начал затягивать узел. Об этом приёме юстициарию рассказал отец, который сам узнал о нём во время службы, когда его приятеля ранили в ногу. Нужно было как-то остановить кровь и дождаться лекаря. Мирамид даже не подозревал, что эта информация ему понадобится и будет настолько кстати.       — Обмотайте ему руку простынёй, — закрепив повязку, скомандовал прислуге судья и встал на ноги. — Когда должен приехать лекарь? — рассматривая кровь на собственных пальцах, уточнил он. «Ещё немного и он может умереть от потери крови, — с недовольством подумал Мир, — какого чёрта он решил вскрыться?»       Чудовищно, но довольно иронично, если силы и время на поиски Омиса были потрачены впустую. Какой во всём этом толк, если этот богобоязненный решил наложить на себя руки? «Он никуда не годится», — вздохнул про себя судья.       — Скоро должен быть, я отправил за ним сразу, как вышел из Вашего кабинета, — ответил дворецкий, обеспокоено взглянув на Омиса.       — Печально, если он не успеет, — бесцветно проговорил Мирамид, с осуждением глянув на бледного парня. — Но нам остаётся только ждать. Позовите меня, когда прибудет лекарь. Постарайтесь не дать нашему гостю потерять сознание до его прибытия.       Сидеть и нянчиться с половозрелым парнем у Мирамида не было никакого желания, потому он покинул покои и направился сначала к себе, чтобы помыть руки, а затем вернулся в кабинет. Только в кабинете Мирамид в гневе ударил по столу, потому что осознание поступка Омиса с каждой минутой всё больше вызывало в нём осуждения.       «До чего ранимый оказался, — гневно думал про себя судья, — изнеженный принц истинно голубых кровей? Мало мне того, что он слышит голоса, так он ещё и сам не прочь руки на себя наложить? И из-за чего? Что оказался с золотой ложкой во рту?»       В скором времени к поместью действительно подъехал лекарь. Его быстро проводили к Омису, который к этому моменту выглядел до того бледно и измученно, что вряд ли походил на живого. На счастье монаха раны на руке хоть и были глубокие, но не настолько, чтобы не было возможности их зашить.       Стоило ослабленному телу почувствовать крупицу безопасности, как последние силы покинули парня, и тот провалился в глубокий сон. Мирамид, который поднялся в спальню к концу всех манипуляций, ещё долго что-то обсуждал с лекарем.       — Вас расположат в спальне рядом, чтобы Вы быстро могли оказать помощь, если это потребуется, — проговорил судья, — как видите, нам невероятно повезло, что я послал за Вами утром, если бы не это, он бы умер. Мне бы очень этого не хотелось. Когда он очнётся, расскажите ему, как важно правильно и полноценно питаться. Он же не скотина, чтобы одну траву жевать. Ну и выясните, пожалуйста, природу его мигреней и припадков, в исходе которых он так случайно вспарывает себе руку…       — Вы же понимаете, что случайно этого сделать невозможно, — нахмурился лекарь.       — Да, но он утверждал, что это случилось совершенно случайно. Впрочем, я поговорю с ним, когда он проснётся, — вздохнул юстициарий.       — Отложите разговор на завтра, Ваша светлость, — посоветовал мужчина, — он очень слаб, да и я хотел бы взглянуть на него утром прежде, чем Вы побеседуете, чтобы он не сильно нервничал. Полагаю, разговор с Вами его напугает.       — Что ж, да будет так. Не смею Вас больше задерживать. Эврард проводит Вас в покои, располагайтесь, — кивнул мужчина и поспешил покинуть спальню Омиса.

***

      Утром лекарь, как и было оговорено, навестил Омиса. Вместе с ним зашла и экономка, чтобы проведать юношу и послушать рекомендации. На памяти Силви не было такого случая, когда кто-то хотел причинить себе настолько сильный вред. Парня едва вернули с того света, а все благодаря господину Мирамиду. Ведь только его проницательность или интуиция, или своеобразная забота дали парню шанс на жизнь.       Омис чувствовал себя плохо, он был безумно ослаблен. Когда лекарь подошёл к нему, у парня не хватило сил даже приподняться на постели. Перевязанная рука сильно болела.       — Утро поистине доброе, раз Вы проснулись, — поприветствовал лекарь, а потом обратился к экономке, — помогите приподнять его немного.       Силви засуетилась, и они на пару помогли Омису немного приподняться на постели. Женщина заботливо подложила под спину парню дополнительную подушку.       — Как Ваше самочувствие? — поинтересовался мужчина и, аккуратно пододвинув стул, присел рядом с Омисом. Сильвия встала неподалёку. Она с беспокойством и тревогой смотрела на юношу: ей было жаль его и, как и все остальные, она искренне не понимала, из-за чего мог произойти весь этот инцидент с рукой.       — Отвратно. Но явно лучше, чем вчера, — не стал врать монах.       — Вы, молодой человек, родились в рубахе, — подметил врачеватель, — вчера, задержись я еще на четверть часа, и Вы бы ушли к праотцам, — назидательно проговорил он и, устремив взгляд на руку, добавил, — позвольте, я проверю.       Парень послушно протянул руку и тяжело вздохнул: «Идиота кусок, как можно было пойти на столь безрассудный поступок?!»       Всё то время, пока парень пытался не отключиться и не умереть от кровопотери, его сознанием и телом управлял именно Исид, который смог взять контроль над монахом сразу, как тот порезал себя. Даже сейчас, беспокоясь о сохранности тела, Исид не позволял Омису вернуться. Ангелы и вовсе заглохли от ужаса происходящего. Голоса затихли, но лишь потому что прошлый гомон сподвиг Омиса на самоубийство.       Пока лекарь обрабатывал руку, а затем вновь перевязывал её, мужчина не переставал причитать на тему, почему юный господин решил себя так поранить. Монах продолжал настаивать на том, что это вышло не специально, но опытного лекаря было не провести.       — Это вышло случайно, — сморщившись от боли, недовольно повторил Омис.       — Я видел уже подобные порезы и все они были не случайны, — ответил мужчина, строго глянув на парня, — Вы можете попытаться обмануть других, но явно не меня. Если не Вы сделали это сами, то кто-то. Случайно такого не исполнить.       Омис ничего не ответил, потому что убеждать лекаря было бесполезно. В конце концов, они оба знали, что это неправда.       — Заживать будет долго, нужно менять повязки и делать компрессы, — сменил тему лекарь. Наставления он больше говорил женщине, потому что перевязку в любом случае самостоятельно сделать не получится. Та послушно кивнула. — Следите, чтобы в рану не попала грязь и не началась инфекция. Вам ещё очень повезло, молодой человек, не были задеты сухожилия и связки. А это значит, что после заживления рука будет работать так же хорошо, как и прежде.       — Отлично. Я очень рад. Спасибо, — коротко отозвался монах.       Исид был невероятно зол на Омиса и раздражён, но старался не выдавать себя, изображая всё того же милого и добродушного парня.       — Я пропишу отвары, они помогут восстановить силы и снизят риск появления заражения, — закончив с рукой, добавил лекарь. — Какое-то время я буду здесь, чтобы наблюдать за Вашим восстановлением, но после всем рекомендациям нужно будет следовать без указки.       — Всё сделаем, — уверила экономка.       — Ещё Вам нужно пересмотреть свой рацион, — невозмутимо продолжил мужчина, — мне передали, что Вы совсем не едите мясо. К сожалению, такой скудный рацион не играет Вам на пользу. Сейчас особенно важно питаться полноценно и разнообразно, и у Вас есть такая возможность. Для восстановления это крайне необходимо. Вы потеряли много крови. Следует добавить в меню мясо, яйца, сыры. Как мне известно, Вы не едите ничего из этого.       — Не совсем так. Я не ем мясо. Любое. Рыбу тоже, — опустив взгляд на запястье, ответил парень. — Яйца и сыр я ем. Думаю, пока восстанавливаюсь, смогу заставить себя есть рыбу и, возможно, птицу, — эта идея Омису явно не нравилась, но выбора у него не было, ведь он сам был виноват в своей травме и её последствиях. «Видишь, один грех ведёт за собой сотню маленьких. Ты сам виноват, а, значит, будешь жрать то, что потребуется! Нравится тебе это или нет!»       — Крайне важно есть красное мясо, — продолжал настаивать доктор, — однако в Вашем случае разнообразить овощи и хлеб хоть каким-нибудь мясом уже хорошо. Позвольте полюбопытствовать, почему Вы не едите курицу или свинину?       — Из-за монашеской аскезы, — уклончиво проговорил парень. — Но, думаю, на время лечения я могу её с себя снять.       — Вот оно что… — задумчиво протянул врачеватель. — Что ж, аскеза это подвиг во имя благодати. В данном вопросе она ровно противоположна цели, ведь даже церковный пост не следует соблюдать тем, кто болен или зарабатывает на жизнь тяжёлым физическим трудом. Поэтому совесть Ваша совершенно чиста. Сильвия, с этого дня молодому господину требуется определённая диета, я дам рекомендации позже. А вы, юноша, должны приложить все усилия к восстановлению.       — Я постараюсь…       — Вот и славно, — проговорил мужчина, а затем аккуратно потянул ладони к лицу Омиса. — Позвольте осмотреть Ваши глаза. И я бы хотел поговорить о мигренях, что Вас преследуют. Господин Мирамид сказал, что перед ранением у Вас были сильнейшие боли, — лекарь ещё вчера заметил интересную особенность глаз парня, но у него не было времени и возможности рассмотреть это поближе.       — Они у меня с рождения такие. Это не результат травмы, — протянул монах, а затем иронично про себя добавил: «Это итог развлечений брата с сестрой».       Он уже привык к тому, что когда ему встречались лекари или знахари, то они чаще всего хотели рассмотреть цветные глаза, словно недуг мог прятаться только в них. Но теперь монах знал настоящую причину такой необычной особенности.       — Вы хорошо видите обоими глазами? — чуть расширив левый глаз пальцами, поинтересовался мужчина.       — Да, прекрасно вижу, — чуть поморщившись, отозвался Омис, — глаза меня не беспокоят.       — А голова? — отпустив лицо юноши, спросил лекарь.       — Иногда случаются сильные боли. Но только тогда, когда волнуюсь. И это у меня тоже с самого детства, сколько себя помню, — заверил монах, потерев здоровой рукой лицо и глаза.       — Понятно. А какие-то шумы? Звуки? — решив не называть это «голосами», чтобы лишний раз не нервировать парня, продолжал расспрос лекарь.       После этого вопроса в голове юноши раздался едва уловимый смех. Исид, внимательно всмотрелся в лик мужчины перед ним, пытаясь понять, насколько откровенным ему стоит быть с ним. И стоит ли ему вещать про свои «шумы» в виде ангелов. А затем перевёл взор на Сильвию: «Если я сейчас скажу, что нет, будет ли она встревать в разговор? Что-то мне подсказывает, что нет. Ведь божественное провидение и странные звуки в голове для верующего совсем разные вещи».       — Иногда в ушах звенит при мигренях, — коротко пояснил парень, — лекари говорили, что это всё из-за переживаний.       — Переживания какого плана вызывают у Вас головные боли? — продолжал задавать вопросы лекарь.       Исид еле сохранял добродушие на своём лике, потому что дотошность лекаря его порядком утомила. Предыдущие знахари, что ему попадались, или были ленивы, или плохо делали свою работу, потому что ещё ни разу Омису не задавали столько вопросов.       — Когда я испытываю сильное потрясение. Боль появляется не каждый раз, но почти всегда при ситуациях, которые заставляют меня переживать. Думаю, по каким именно причинам обычный смертный человек может переживать, не стоит Вам объяснять, — как можно сдержаннее изрек монах, добродушно оскалившись.       — Да, конечно, — ничуть не смутившись, продолжил лекарь, — где именно начинается боль? И как долго могут длиться приступы?       — В висках и затылке. Длится… от нескольких минут до получаса, — теряя интерес к врачевателю, сухо отозвался Омис и стал рассматривать повреждённую руку. У парня всё ещё не было достаточно сил на продолжительное общение, да и в какой-то момент Исид почувствовал, что его сильно клонит в сон. Сущность не могла гарантировать, что после того, как он отключится, на его место не вернётся Омис и не устроит тут цирк, начав в подробностях рассказывать, из-за чего ему стало плохо, про свою несчастную судьбу «грехорождённого» и всё прочее, что могло бы испортить и так подмоченную репутацию: «Он сейчас слишком напуган и поражён. Не сможет справиться с эмоциями и сделает только хуже».       — Я Вас понял, — улыбнулся мужчина, про себя отметив, что юноша не был настроен на разговор, да и его слабость бросалась в глаза, — тогда давайте для начала попробуем справиться с ними чаем с успокаивающими травами и дыхательными практиками. Также, чтобы снизить боль во время приступов, я передам Вам ещё один отвар.       — Хорошо, спасибо. Надеюсь, это поможет, — слукавил парень, коротко улыбнувшись.       — Завтрак, который Вам принесут, необходимо постараться съесть полностью. Надеюсь, мне не нужно будет кормить Вас с ложки, как маленького ребёнка, чтобы знать, что Вы прилагаете все силы к восстановлению, — проговорил лекарь перед уходом. Монах покорно кивнул.       Сильвии он дал рекомендации по питанию, включив в него мясные бульоны, мясо скота, птицы, рыбу, яйца и сыры.       Когда мужчина покинул спальню, женщина обернулась на Омиса и слабо улыбнулась.       — Господин Мирамид очень обеспокоен Вашим состоянием, — проговорила она, — он хотел бы навестить Вас, но если Вы очень устали, он не станет. Что ему передать?       — Мне кажется, ещё немного, и я провалюсь в сон. Не думаю, что в таком состоянии у нас с господином Мирамидом будет продуктивная беседа, — хрипло усмехнувшись, ответил монах. — Дайте мне пару часов на отдых. А после я с удовольствием побеседую с ним. Надеюсь, к этому моменту моё сознание останется таким же ясным.       — Да, конечно, Я принесу Вам завтрак, а после отдыхайте.       Омис благодарно кивнул и наконец прилёг на мягкие подушки. «Как же скверно. Что будет, когда он (речь идёт об Омисе) начнёт со всей присущей ему открытостью вещать лекарю и всем остальным об истинной причине своих действий? Всё это до омерзения скверно», — пронеслось в его сознании перед тем, как монах вновь провалился в сон.       Когда слуги принесли завтрак, Омис уже крепко спал. Ничего не оставалось, кроме как оставить завтрак стыть на столе. Мирамиду, естественно, сообщили, что парень так и не поел.       Тяжело выдохнув, мужчина не стал будить несчастного больного, а дал ему время отоспаться. Вместе с тем он попросил убрать еду из его комнаты.       — Я покормлю его сам, — проговорил он дворецкому, — когда он проснётся.       — Простите? — не понял Эврард.       Мирамид никогда прежде не делал ничего подобного даже для отца, когда тот был болен. С чего вдруг ему заниматься такими вещами? Почему для господина монах был настолько важен? Кто же его родители?       — Передвиньте стол к его постели, чтобы ему не нужно было вставать. Я сяду рядом и буду кормить его с ложки.       — Право, господин, мы можем это сделать сами, зачем Вам…       — Я сделаю это сам, — перебил Мирамид, — потому что от Вашей помощи он откажется, а от моей не сможет. Более того я надеюсь, что подобная забота возымеет должный эффект, и ему станет сильно не по себе от того, что он здесь устроил.       — Но, господин, если всё так и будет, парень скорее подавится, чем проглотит хоть ложку.       — Не беспокойся об этом, — усмехнулся судья, — я не настолько суров. Я дам ему поесть. Он страшно слаб, и скорее всего хоть сколько-то голоден, ведь последний раз он ел вчера за завтраком.       Омис проспал даже время обеда. Когда он проснулся, то страшно хотел пить. У него во рту всё пересохло от жажды. Однако на удивление даже кувшина с водой не оказалось на тумбе рядом. Оглядев свою комнату, он нахмурился и посмотрел на шнурок, которым ещё ни разу не пользовался, но в этот раз чувствовал в этом необходимость. Проблема была в том, что даже встать с постели ему было тяжело.       Пролежав еще какое-то время, парень тяжело вздохнул и вновь разлёгся на постели, устремив взгляд в никуда. «До чего беспомощный», — пронеслось в его голове.       На его счастье первый посетитель явился очень скоро. В спальню вошла целая толпа прислуги. Одни передвинули стол близко к постели, другие перенесли кресло. В следующие минуты покои заполнились чудными ароматами еды, что у Омиса даже свело желудок. В завершении в комнату вошёл Мирамид.       Из-за большого количества людей, что хлопотали перед ним, Омис не сразу заметил мужчину, однако когда слуги выстроились в ряд и опустили головы, монах сам выпрямился и сел ровно.       — Господин, — только смог выдохнуть он.       Мирамид жестом руки прогнал прислугу и присел в приготовленное для него кресло.       — Вы очень напугали меня, — только и ответил он, встряхнув белой салфеткой перед тем как опустить её на свои колени, — и расстроили. Я не ожидал, что Вы захотите осквернить дом моего отца преступлением такого рода, ведь для Вас это сильнейший из грехов. И всё это на следующий день после похорон…       — Я знаю, как это выглядит. Но я не хотел, — начал оправдываться монах, ведь, как бы иронично это ни звучало, частично он не врал. Но перед кем он оправдывался? Перед судьёй? Да ему в жизни не хватит красноречия, чтобы оправдаться перед этим человеком. Ко всему прочему поступок Омиса вызвал крайнее недовольство и осуждение со стороны всех его скрытых личностей.       — Хотели, потому и сделали, — ровно ответил Мирамид, устремив взгляд на парня. Наверное, так ощущали себя все преступники, которых судьба привела к необходимости оправдывать свои деяния перед ним? Взгляд Мирамида был чертовски непроницаемым. — Я понимаю, что детали истории пришлись Вам не по душе, однако не ожидал, что это настолько Вас заденет, что Вы решите оборвать свою жизнь. Более того мне казалось, что Вы способны осознать, как наше королевство нуждается в Вас. А Вы решили всё закончить, даже не попытавшись что-то сделать. Возможно, это моя вина. Мне стоило сразу спросить Вас, есть ли у Вас желание бороться за нашу историю и традиции, и если этого желания нет, то я вернул бы Вас в монастырь, коль уж такая безликая жизнь Вам милее.       Если бы перед судьёй сейчас был Омис, он бы понуро опустил голову. Но в данный момент Исид полностью контролировал тело и сознание парня. Мирамид несколько удивился, что монах в ответ даже взгляда не отвёл. Однако Исид не спешил с ответом, потому что хотел выдать что-то действительно достойное. Как назло ещё и аромат еды сильно его сбивал, потому что только сейчас он вообще осознал, как сильно был голоден. Искренне хотелось предложить обсудить это недоразумение уже после трапезы.       Мирамид, выдерживая паузу, спокойно положил на тарелку сочный кусок мяса и беспристрастно стал нарезать его на маленькие кусочки. Исид непроизвольно сглотнул накопившуюся во рту слюну и перевёл голодный взгляд на еду.       — Я не знаю, как объяснить свой поступок. Он был глупым и скверным. Эта была минутная слабость, которую я больше не позволю себе. В этот момент я не думал о Вас, о том, что оскорбляю Ваш дом и память Вашего отца. В этот момент я вообще не думал, — нервно усмехнулся парень, ведь действительно в тот момент Омиса ничего не беспокоило кроме его собственной моральной травмы.       — Рад, что хотя бы сейчас Вы осознаете, насколько нелепо могла закончиться Ваша история, даже не начавшись, — ответил Мирамид.       — Это было непозволительной глупостью, — продолжил парень, — меня захлестнули эмоции. Конечно, сейчас я понимаю, насколько страшный грех я пытался совершить. В сравнении с этим грех моих родителей ничто. Не знаю, как теперь оправдаться и что сделать, чтобы стереть из Вашей памяти этот никчёмный образ слабака, который хотел наложить на себя руки. Но я попытаюсь это сделать. Я клянусь, больше подобного не произойдёт. Могу поклясться на библии, если так станет убедительнее, — серьезно проговорил юноша, лишь в конце примирительно улыбнувшись. «Ты натворил дерьма, а я, как и всегда, должен за тобой расхлёбывать», — гневно пронеслось в сознании Омиса.       — Поклясться на библии? — усмехнулся судья. — Вы правда считаете, что теперь Ваша клятва имеет хоть какую-то ценность?       Строгий взгляд устремился на парня и говорил лишь одно — виновен. Омис не знал, как оправдаться. Что хуже, даже Исид немного растерялся.       Мирамид невозмутимо отправил в рот кусок запечённого мяса, проследив при этом за реакцией парня. Как он и предполагал, Омис был голоден. «Что, голод побуждает хотеть даже мяса? Или это лекарь постарался?» — подумал он.       — Вы голодны? — спросил Мирамид. — Я бы предложил Вам поесть, но на столе все блюда мясные. А Вы, как я помню, не едите мясо, верно? Я с уважением отнёсся к Вашим капризам, однако теперь поддерживать этого не стану. Ни пока Вы больны, ни после. Вы или будете есть мясо, или будете питаться манной небесной. В последнем случае Вы умрёте, как и хотели.       — Это были не капризы, а убеждения. Но да, у меня в планах нет смерти. Теперь уж точно, — ответил юноша, сдвинув брови. — Я поем мяса. Лекарь сказал, что это важно для моего восстановления.       — Прекрасная новость. Я Вас покормлю, — улыбнулся Мирамид.       — Что? Это ещё зачем? Я могу и сам, правая рука у меня здорова, — непонимающе поморщился монах, — в этом нет необходимости.       Судья проигнорировал слова парня и пересел на край постели. Пододвинув на столе тарелку к себе поближе, мужчина взял чистые приборы и подхватил вилкой кусок свинины.       — Если Вы хотите есть, то ешьте с рук. Вы съедите столько, сколько я посчитаю нужным, — судья поднес еду ко рту парня. Омис с удивлением вскинул брови и перевёл взор сначала на мужчину, а потом на предложенный кусок мяса: «Что за странную игру ты затеял?» — поверьте, Омис, я Вам не враг, чего не сказать о Вас. Как выяснилось, Вы враг самому себе, — терпеливо проговорил Мирамид и в скупой улыбке поджал губы, когда парень открыл рот и съел предложенную пищу. — Я всё ещё заинтересован в том, чтобы Вы были здоровы и встали на своё законное место, каким бы тернистым ни был этот путь. Для меня нет ничего важнее, чем сохранить правление Дома Бронзы в традициях, которые чтились из поколения в поколение. Вы, как я вижу, совершенно не годитесь на эту роль, но Вам повезло иметь друга в моём лице. Я стану Вашими ушами и глазами, Вашими руками, чтобы творить историю. У меня один вопрос, хотите ли этого Вы? Если нет, то как только Вы оправитесь, я верну Вас в этот убогий монастырь, обещаю.       — Он не убогий, — прожевав еду, серьезно изрёк монах и тяжело вздохнул. Конфликтовать с судьёй сейчас было лишним, требовалось вновь завоевать его расположение.       — Значит, верну Вас в тот не убогий монастырь, — пожал плечами мужчина.       — Я благодарен Вам за Вашу заботу и дружбу. И мне бы хотелось помочь Вам и Дому Бронзы. Мне правда очень жаль, что я так подвёл Вас, — проговорил парень, не разрывая зрительного контакта. — Я понимаю, что не заслужил доверия и тем более прощения за свой поступок. Но… дружба ведь равносторонняя штука. Я бы сказал обоюдная. И мне бы хотелось почувствовать от Вас сейчас капельку дружеского сопереживания.       На этих словах Мирамид даже изогнул бровь. Что-то в Омисе было странным, но он не мог уловить, что именно.       — Могли бы Вы пойти на столь маленький примирительный жест, как позволить мне есть самостоятельно? Обещаю, съем столько мяса, сколько позволит мой голодный желудок, — изрёк юноша, прижав здоровую руку к груди в знак серьёзности обещания, — я очень неловко себя ощущаю, когда меня кормят с ложечки. С вилочки, если быть конкретнее.       — Резать мясо Вы будете тоже сами? — усмехнулся судья, глянув на перевязанную руку. — Конечно, нет, ведь Вам, полагаю, очень больно. А потому перестаньте капризничать и ешьте. До Вашей выходки я сделал немало жестов во имя дружбы, какие Вы все облили помоями своим показательным актом неудавшейся смерти. Будет Вам уроком. Доверие и прощение, как Вы верно заметили, следует заслужить. И для начала поешьте. Впереди Вас ждёт много наставлений и уроков. Нельзя стать наследником короны, мысля и действуя, как Вы привыкли с оглядкой на жизнь, какую видели. Во дворце Вас ждёт множество событий, где Вам будет неловко, и это в лучшем случае. Привыкайте.       Исид с силой втянул носом воздух, затем выдохнул и прикрыл глаза, чтобы сдержать гнев, что начал разгораться внутри него.       «Ну, да… разодеть нас, как цирковую собачонку, чтобы мы не пугали важных гостей своими лохмотьями, очень дружелюбно! Также как и забрать из «убогого» монастыря, во имя своих целей в первую очередь, а позднее попрекать этим! Обвинять слабого духом легко, особенно если он не умеет защищаться. Но я то умею… Что ж, господин Мирамид, играть в доброго самаритянина явно не Ваше. Как говорится, рожей не вышли, всё по глазам видно. Я понимаю, что нам стоит принять эту игру. Ведь предложение стать наследником короны звучит весьма и весьма заманчиво! Всяко лучше, чем чахнуть в монастыре», — мысленно успокоил себя парень.       — Хорошо, я Вас понял, — дружелюбно ощерился монах, открыв глаза. — Будем стараться вместе вернуть утраченное доверие. И раз уж я не могу поесть самостоятельно, дайте мне ещё кусок мяса, пожалуйста, — как можно беззаботнее протянул юноша, в конце послушно открыв рот: «Мог бы нарезать мясо на кусочки и подать вилку, но раз тебе так нравится кормить меня, как птенчика, наказывая этим… что ж, кто я такой, чтобы лишать тебя этого удовольствия, правда?»       Мирамид без промедления подал ещё кусок мяса парню, внимательно смотря тому в глаза. Что-то в Омисе изменилось, он даже отвечать стал несколько иначе, чем раньше. Было ли дело в том, что его акт показательного самоубийства не удался, и теперь он был в уязвлённом состоянии?       — Вы злитесь, — заключил судья с улыбкой, — так не нравится моя забота? Или ощущаете досаду от того, что не вышло распрощаться с жизнью?       — Я же сказал, умирать не в моих интересах, — теряя терпение, ответил Исид. Раз уж проницательный господин всё равно заметил его истинные эмоции, не было смысла сдерживать их так сильно.       — Не могу Вам доверять в этом вопросе, по крайней мере пока, — последовал ответ Мирамида. — Откуда мне знать, что Вы снова не впадёте в это безумие? Впрочем, можете не отвечать, на этот вопрос у Вас всё равно нет ответа, — спокойно проговорил судья, — а теперь я позволю Вам поесть.       На этих словах мужчина открыл ещё одно блюдо, коим оказалась густая каша с кусочками белого мяса дичи. Исид в недоумении поднял взгляд на Мира. «На кой чёрт было устраивать представление?!»       — Ваш взгляд очень красноречив, — усмехнулся мужчина. — Мне важно, чтобы Вы ели то, что Вам предлагают, — с улыбкой пояснил Мирамид. — Мне не жалко для Вас и красного мяса, но, боюсь, пары кусочков на сегодня достаточно, иначе Вам станет плохо. Поешьте кашу, так Вам привычнее, в ней мяса не так много и оно совсем нежирное.       — И в чём был смысл для Вас? Я ведь изначально согласился есть мясо и то, что Вы готовы мне предложить, — протянул монах, усмехнувшись. — Чтобы я доказал, что теперь я хороший и послушный мальчик? Или Вы таким интересным способом решили укрепить нашу дружескую связь? — тихо рассмеявшись, поинтересовался парень.       — Чтобы подчеркнуть, что не всегда бывает так, как Вам хочется. И посмотреть, как Вы себя ведёте в таких ситуациях, впадаете ли в свои состояния, — ответил судья. — Вас может оскорблять и задевать моё поведение, желание одеть Вас в достойную одежду, даже если она неудобна, кормить Вас изысканными блюдами и прочее, но если Вы останетесь здесь, то это будет Вашей новой жизнью. Вас будут учить заново говорить, ходить, принимать пищу. Так что да, это своеобразный способ укрепления дружеской связи, потому что будь я Вам врагом, я бы сделал всё, чтобы о Вас никогда не узнали.       — Я понял, — широко улыбнулся Омис. — Постараюсь с пониманием и терпением относиться к своей новой жизни. Так… Я могу уже начать есть? Вы составите мне компанию? — уже более расслабленно отозвался парень, указав на подносы с едой. «Или ты уже сыт по горло выходками этого слабоумного и есть уже не хочется?» — про себя добавил монах.       — Конечно, Вам помочь сесть удобнее? — искренне предложил мужчина.       — Я сам, — отказался монах и свесил ноги с постели. Проблема была в том, что постель была выше, чем кресло, и есть было не очень удобно.       Мирамид заботливо пододвинул блюдо и приборы к краю стола.       — Если не возражаете, я бы доел своё мясо, — улыбнулся Мирамид, — приятного аппетита.       — Конечно, — улыбнулся Омис, — приятного аппетита.       Мужчине не нужно было морить парня голодом, чтобы наказать или поставить на место. Он всё ещё старался показать, что даже в сложившейся ситуации он ему друг, но сесть себе на шею не позволит. Мирамиду нужен был кровный наследник, даже такой ненормальный, как этот слабовольный монах. Однако в Омисе что-то изменилось, и судья никак не мог понять что именно. Его манера речи, ответы, даже мимика и жесты были совершенно другими. На мгновение Мирамиду пришла совершенно бредовая идея, что парня словно подменили. Или же потрясение от возможной кончины поставило его мозги на место?

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.