Дис`Ландия Белых Дюн

— …Не получится… Сколько бы не пробовали, дальность не позволяет! Здесь нужны проводки и эта — вибрация. А с такой допотопщиной только ручное или… — Бессмертный более не вслушивается в обрывистые объяснения детальщика. Это вообще смахивает ни то на оправдания, ни то на объяснения. В целом после первого предложения достаточно понятно, что не получится собрать из подручного хуевого хлама нормальное детонирующее на расстоянии. Обветшалая и отсталая жизнь в мире без современных фишек и дистанционно взрывных. Однако, он бы не хотел этим вечером подходить к осознанию, что по его плану не выгорит, от слова — «нихуя». Но всё оно и случается именно так — как по накатанной, — когда не продумываешь и списывая на есбливую удачу. Забить на свой же проеб на данный отрезок времени и не вдумываться — дает заскучавшее самолюбие, отмахиваясь вполне от серьёзного планирования и обещая, что завтра вновь будет всё как по маслу, стоит лишь щелкнуть пальцами. Сознательное, разленившись настолько, что привыкло лишь решать незначительные проблемы, бесполезно и не ощущается как единая система по аналитике стратегического плана. Всё на похуй... Впрочем этот стиль жизни если и приелся, то все равно он менять его не намерен. Слишком долгие скитания по пустошам в одиночку, тратя всю энергию и ресурсы опять же на уничтожение себя... А сейчас, на пороге значительного движа, который с легкой руки Лика оборачивается пиздецом вполне глобальным, непривычно возрождать подобие на анализирующее здравое существо, которому хоть в два процента интересна перспектива выживания. Всё это нозит, заебывает границы подсознательного и едва интуитивной чуйкой опасности подсказывает взяться всерьез, но та самая лень и самолюбие забивают хуй на самосохранение, не разрешая в полной мере осознавать и приказывать мозгу продумывать более серьёзные подходы к решению возникшего. И Питч спокойно, отрешенно позволяет себе это; он переключается на цель другую, больше не обращая на бубнящие разъяснения скелета внимания. Цель же — медленно плетется к их костру бледной сомнамбулой — тот ещё призрак любого замка шестнадцатого века. Ухмылка от воцарившейся тишины и вытянувшихся лиц распадников проявляется сама собой, а вот взбешенно-перекошенный еблет наместника прям поднимает планку по-прежнему мутного настроения, когда заспанный альбинос плюхается без зазрения совести рядом с ним возле костра, протягивая болезненно тощие пальцы ближе к пламени, явно озябший после сна на сырой земле. Детальщик прерывается и наконец разливается тишина, нарушаемая лишь треском костров, однако тощий распадник так и не успевает скрыть защим лицевого нерва лице или ахуй, который можно спокойно читать как — к Бессмертному и так близко, руша личное пространство без зазрения совести и страха? Мальчишке же стоически похуй, как на остальных, так и на общий факт своего действа, или это у него всегда такая реакция после сна? Ебанца так и сквозит в действиях белобрысого, но именно это поведение альбиноса вновь будоражит и забавит, даже на трезвую голову. Блэк наконец кивает детальщику, заново привлекая внимание и указывает на последний ряд схем переделанных самолично днем. — Это ты и без дистанционки сможешь сделать. Сколько найдешь внутренностей, столько и делаешь. Нужно минимально на две полные группы, с учетом, что у них могут быть усиленные броники. Пошел. Скелет, стараясь скрыть по-прежнему сковавшее изумлением лицо, коротко кивает и забрав нужные куски схем, ретируется насколько это можно быстро, дабы не впадать в немилость. А Блэк всем своим видом игнорируя пристальные взгляды остальных, особенно главного наместника, и затянувшееся молчание по всем кострам, окидывает закутанного в капюшон мальчишку, прикидывая стоит ли вообще вновь с ним заговаривать — желание услышать чужой голос колет острой спицей, не давая любопытству заснуть, но идей, как это сделать, по крайней мере не совсем ебанутых, пока нет. Возможно, вообще не лучшая идея начинать допрос здесь и сейчас, на глазах более трех десятков смертников, но у кого и когда он спрашивал разрешения, или прислушивался хотя бы? Нетерпение изучить новое чертит тонкие губы, изгибая в хитрой ухмылке, а внимательный взгляд с низу до верху проходится по мальчишке закутанного в грубую мешковину балахона… Всё что хочешь — бери! Ведь мир твой! — Змеиным шепотом напоминает подсознание, уязвляя словно, напоминая кто он есть. — Не пристало Тебе априори быть здесь, с ними. Проще всех перестрелять, скинуть тело пацана на видное место, чтобы Лик отъебался, и на облегченном байке далеко на север, переждать бури, а дальше в новые просторы. Ебаный ж ты мечтатель. Блэк обрывает сам себя, за шкирку закидывая искушающее подсознание в черную клетку, где-то очень глубоко, ибо реальность, на паскудство, имеет свои правила игры. И оборачивается не всегда желанным, не так ли? Он хмыкает, отворачиваясь от своего трофея, решая разговорить мальчишку в следующий раз. Или хотя бы позже, когда половина из местных уйдут в дозор, остальные спать, а оставшиеся начнут план с загоном чужаков в ловушки. К этому бы сперва быть готовым, соображая ходов эдак на пять вперед, а не думать, что теперь делать со своей новой проблемой — живой такой, тощей, замерзшей, наверное, ещё и голодной… Покормить его, что ли? Мысль пробегает обыкновенной и банальной, прежде чем её обрывают на самом краю осознания. Какого хуя вообще это появилось в ебаном приоритетном? Может пить нужно меньше и упарываться синтетикой?.. А может и вовсе — закрывать квесты на самое ублюдское самоубийство в сезоне?.. Хотя последнее спорно. Скучно становится без кормежки каждой твари собой же, аккурат после полудня каждого дня... Едва ли Блэк серьезно задумывается над изменением ебанариума своей жизни и расписания ставших привычных попыток в самоделит. Скорее ловит гребаную мысль о приоритетном за хвост в сознании, но тщетно напарывается на усталость и пустоту. А мир вокруг, как бы не желалось самому Бессмертному, всё ещё живой — вертится, меняется. Отчего Питч не замечает по первой, как меняется и выражение лица наместника, становясь ожесточённее, как он что-то беззвучно шикает своим ближайшим скелетам, что сидят в его отдельном круге костра, как сжимает и разжимает кулаки. В конце-концов, не выдерживает. Наместник, так и не смирившись с положением вещей, или с чем-либо в своей тупой башке, и не придумав ничего умнее, демонстративно поднимается со своего места, и намерено подходит к их костру, огибая остальные группы и их костры, раскинутые по плацу. Он складывает руки на груди и остановившись в двух метрах, нависает грозной тенью, словно это может блядь хоть кого-то здесь напугать. Атмосфера до этого будучи спокойной, с толикой остроты и интереса, сейчас раскаляется по полной в ином воинственном ключе, когда этот глава, не доживший даже до своих тридцати, начинает мнить себя реально кем-то значащим. Питчу даже смешно с этого пиздюка, что он и показывает, ухмыляясь уже более нагло, показательно, однако не видя угрозы в местном фрике. — Есть предложения по поводу облав? — дотягиваясь и медленно прокалывая лезвием не прожаренный кусок мяса, что лежал до этого в железном боксе возле костра, задает вопрос Блэк; он все же решает, если конфликт разрешится, покормить альбиноса. И сейчас ему даже поднимать голову и смотреть на этого сученка не нужно, чтобы понять, о чем тот думает, однако шанс на жизнь — последний — дает: — Нет? Значит и разговор закрыт. — Лик не будет враждовать с нашим квадратом, если мы отдадим ему это нечто и… — фрик, в силу сгнивших от наркоты мозгов, так и не распознавший последнего предупреждения, осекается, не заканчивая фразы, улавливая перемену настроения — как в эту же секунду ухмылка Бессмертного ломается, сползая с острого лица. Тишина, нарушаемая лишь шелестом сквозняка и треском костров, уплотняется и становится осязаемой, оседая острым напряжением меж пальцев, сдавливая цепью горло, перекрывая кислород в легких. Не тот случай, когда кто-либо может спорить или переть против; все, кто окружают их и даже поодаль, в своих ареалах костров, это понимают, затаив дыхание и не смея вмешаться. А настроение реально отчего-то меняется, так, что глаза у Блэка вспыхивают ядовито-желтым, но пока что позы он не меняет, даже не тянется к своему дробовику или револьверу, что пристегнут ремнями на ноге, единственное движение — скинуть нож с наколотым мясом в железный бокс, освобождая руки. — Решил под него лечь — поебать, — голос остается спокойным даже для создавшейся тишины, но интонацией можно резать сталь, отчего фрика передергивает, и он понимающе отшатывается назад, — Опять же… Для блага не вырезанного, пока что, квадрата и тех местных, которые против твоих ебанутых приказов хотят ещё пожить, не еби никому мозг, особенно мне, и не отсвечивай. Мне нужны группы, тебе — неприкосновенность. Большего с твоим тупым, с горошину, мозгом желать нечего. Съебись в тень, пока башка на месте. Это исчерпывающе. Это снизошедшее благословение на жизнь от самого Бессмертия. Но... видимо кто-то не умеет думать в простейшее предостережение, или специально нарывается. — Это… — толстый палец багровеющего от злобы главы утыкается в Джека, — …Должно сдохнуть! Никто не готов рвать договоренности с Ликом только, чтобы это уродство жило! Мы доставим его тело и дело будет решено! «Это»? «Эксперимент»? Взгляд Бессмертного медленно поднимается на наместника, разгораясь змеино-желтым, зрачок сокращается ни то на переход света и тени, ни то на эмоционально расширенный спектр. Сдохнуть должно, да? Посмей — вспыхивает одним жалящим в этом взгляде, так что наместник, не ожидав такой реакции дергается, как от электрического удара, предчувствуя чужую бешенную жажду смерти. В кровь впрыскивается, подобно тому самому яду, адреналин, и реакции импульсов тела шкалят, заставляя каждый мускул напрячься, а мозг начать анализировать каждую мелочь, что здесь сейчас происходит или произойдет. Чужие слова задевают отчего-то больше нужного, хлеще слов — покорная реакция мальчишки, который только сжимается в своем дурацком балахоне, засовывая руки в широкие рукава и низко склоняет голову, не надеясь, что за него заступятся. Смирившееся бессилие. И ни намека на борьбу! Напряжение между группами натянутой тетивой зависает в воздухе — каждый готов рвануть резать чужаков с другой стороны, дай лишь сигнал. Ощущение, что ничего не закончится полюбовно, буквально спеленав, зависает меж ними двумя. И по виду ебаный фрик отступать не собирается. Даром, что во взгляде обдолбанный наместник проигрывает, не в силах выдержать, со скудным остатком разума понимая всю свою никчемность и слабость перед Бессмертным. Подлая мразь не оставит тебе выбора, уже что-то выдумав с ебанца, — так и крутится желчью на самом рассудительном островке сознательности.— И тебе бы ещё днем просчитать все ходы на перед, задуматься, а после вышибить мозги уебку, аккурат под ту же секунду, как приехали. Но нет! Нужно же было пустить всё по пизде, надеясь, что местная шушера не попрет против. Действительно задуматься стоило бы, потому что сейчас события принимают неконтролируемый оборот. Ведь... Наигранно испуганное ебало наместника искажается на злорадную мстительность, и он щелкает пальцем долгожданно, спуская свою ораву с цепи и развязывая бойню. Звучащие в следующую секунду выстрелы из пистолетов и дробовиков оглушают в своем растянувшемся миге, взрывается мнимое спокойствие, и каждая здесь тварь приходит в движение, накидываясь на собрата. Интуиция же, предполагавшая на мгновение иное, осекается, чуя что это часть подлога. Что будет ещё — думать поздно; уродское всполохами костров лицо наместника искривляется в злорадную шизоидную улыбку, победоносную такую, и в ту же секунду не успев предугадать направление — увернуться, в его спину, следуя за оглушительным выстрелом, прилетают несколько экспансивок, четко перебивая позвоночник, разрываясь вспышкой огненной боли по всему организму. Ебаный поясничный отдел и в кашу спинной мозг, моментально парализуя нижние конечности на несколько секунд, выбивая весь воздух из груди. И это, сука, никак нельзя назвать спонтанно накиданным планом. А он проебывается, как щенок на выгуле. Звериный взгляд Бессмертного кидается на довольную рожу наместника, и тот наверняка на стороне Лика с самого их блядь сюда заезда, но о проебе думать поздно, заварушка в самом разгаре меж обдолбленным и подогретыми смертниками. Приплыли, блядь. Безумный хаос из криков, возгласов мата и выстрелов сливаются, сбиваются раскинутыми телами несколько костров, разливая огонь на часть плаца, подпаливая чью-то кожу, и визги становятся пронзительнее, звеня в ушах. Растянувшееся, как и всегда в такие моменты, время сокращается вновь, пока его реакции отслеживают начавшийся пиздец, а юркие четкие мысли по-прежнему всё анализирующего мозга справляются, расставляя моментально приоритеты; и считаных секунд хватает, чтобы выхватить дробовик, нацеливая его в наместника. Курок не успевает спуститься, когда рядом слышится новый задушенный вскрик: Блэк оборачивается, вспомнив о главной цели этих ушлепков. Но угашенные адреналином чужаки успевают первыми: подобравшись сзади, они умудряются накинуть на мальчишку леску, чтобы удавкой затянуть на шее и с криками подать сигнал другим. Механизм срабатывает: натянутая леска, перекинутая за верхние балки, вздергивает брыкающегося пацаненка вверх, на манер виселицы из который не выбраться самостоятельно. Ты — цель второстепенная, как бы не бесилась сейчас твоя гордыня! Над проебами и гордыней можно доебывать себя после. Сейчас цель иная. Чем страшнее повреждение, тем быстрее оно регенерирует, связывая нервы, создавая новые клетки, срастается костная ткань… Секунда, две, три… Одно смазанное движение, чтобы подняться и с разворота перестрелять уебков, держащих тросы, и один четкий в саму леску, перебивая и освобождая от неминуемой смерти альбиноса. Мальчишка сваливается на землю у его ног, перепуганный и надрывающийся от кашля, быстрыми движениями при этом разматывая и снимая со своей шеи и части капюшона тонкий трос. Капюшон сползает, обнажая его личность, но парню сейчас плевать, он судорожно глотает воздух, едва ли кинув ошеломленный взгляд на того, кто стоит рядом, но в паникующем взгляде узнавание, и он вновь заходится в судорожном кашле, хватаясь за горло. Жив, а с остальным Мгла разберется после. В перезарядке дробовик не нуждается и следующий выстрел аккурат в грудину чужого распадника, попытавшегося стать реальным смертником и кинуться на них, преданное отребье наместника вкаченное наркотой, как и сам глава. Однако этот выстрел выходит показательным, более оглушительным в сваре остальных звуков, а тело отдачей откидывает к ногам наместника и может это, а может сам звук останавливает бешеных скелетов. Впрочем и поддерживающих реально главу осталось не так уж и много: местным не с руки за долбоебические идеалы подыхать настолько раньше срока. Общий ахуй и расстановка новых сил ставит заварушку на паузу, заставляя каждого замереть на месте, наконец включая мозг. В напряженной тишине, меж шумного дыхания и скулежа подыхающих, он отлично слышит недовольное шипение выжившего наместника, который в оборонительной стойке с двумя пистолетами завис дальше всех; к стеночке, сука, прислонившийся, как загнанная крыса. Проебаный план и расклад в общем не в пользу наместника, тот это однозначно понимает, и что не может не отразиться в едком оскале Мглы. Блэк не колеблясь показательно нацеливает дробовик в долбаеба, посмевшего пойти против. И преданных у того в меньшинстве — даже рыпаться защищать не станут, их остальные держат на своих прицелах. А об этих остальных Бессмертный равно не думает: местные по традиции не вмешиваются, предпочитая держаться кругом подальше происходящего, и наблюдать тупым скотом-зрителем. Деградирующий, твою ж, Колизей. Блэк слышит, как сзади толкутся свои же, загораживают и целятся в чужаков, они не менее злые и не ожидавшие подставы, им и кости швырять не нужно, чтобы кинулись рвать на смерть. Но. У него другие планы. — Уведите, — Питч приказывает двоим из своих, кивая на сидячего альбиноса у своих ног, его тон прекрасно ложится сталью в смиренную тишину, а обычное «уведите» звучит больше как — защищать, и в случае нового сорванного пиздеца увезти, желательно подальше. Пятеро скелетов с оружием наперевес спешно исполняют, поднимая ни черта не понимающего и переводящего дух мальчишку и утаскивают его в самую дальнюю наземную часть ангара, в круг своих, где горят мелкие костры и более безопасно в случае новой перестрелки. Простая мера, дабы не отвлекаться, пока он здесь будет доходчиво объяснять, насколько хуевая идея была изначально. Пытаться забрать то, что он не желает отдавать — проще было бы к Лику сразу висельниками идти, дауны недоношенные, блядь. — Мгла… — наместнику хватает то ли страха, то ли смелости ебнутся здесь же на колени, отчего Бессмертному ни горячо, ни холодно; приговор был вынесен ровно тогда, когда это ебаное недоразумение с наркотой вместо мозгов посмело вякать за судьбу альбиноса. Дробовик вскидывается, целясь вновь четко в рожу наместнику, скалящийся и с горящими глазами Блэк медленно, в играючей пытке ожидания тянет на спусковой. Хуевая идея первично, и в расплату показательная казнь того, кто идет против него. Дробь разряжается в еблет наместника, и голова разносится в кроваво-серую труху. К сожалению, даже это и звучащие выстрелы в бунтарей следом, не приносят и грамма удовлетворения или успокоения. *** О том, что всё в порядке и остальные не собираются вмешиваться Блэк пропускает, скидывая урегулирования конфронтации на своих. Он отмахивается от заявлений распадников, что стоят охраной в начале квадрата, и уверенно направляется к самой дальней фигуре возле костра. Без церемоний присаживаясь возле мальчишки, Питч задирает его подбородок с бескомпромиссным: — Покажи, — сразу осматривая черную, даже в ближайшем свете пламени, полосу от троса. Он щелкает языком по небу, отчего-то пиздец недовольный увиденным. А пальцы скользят по поврежденной коже, прощупывая гортань, проверяя нет ли трещин. Но и визуально и по прощупыванию глотку мальчишке сломать не успели. Навязчивое — у него тоже сильный организм и физика — не идет в понимание, пока длинные пальцы скользят дальше, проходя по едва выпирающему кадыку, выше — под челюсть, осматривая там, где осталась красная ссадина, когда мальчишка жестко скидывал с себя трос. И снова горящий взгляд на бледное лицо не задумываясь, что спрашивает: — Глотать можешь? — Да… — ответ устный, сказанный сиплым едва различимым голосом, настолько чужд, что мужчина на момент прерывает свое изучение, не понимая, что не так, однако, когда доходит, что мальчишка впервые заговорил, прерывает осмотр, обращая всё своё внимание в слух. Но не торопит, лишь заново окидывает новым нечитаемым взглядом обманчиво слабую фигуру. Протягивает свою флягу с водой, демонстративно откручивая крышку, не сводя глаз с мрачного усталого лица. Действие красноречивое, без отмашек и наверняка убедиться. И альбинос соглашается коротким кивком, забирая и вправду пригубив несколько небольших глотков, поморщившись чутка, но выпив. Подтверждая, что кроме испуга и небольших повреждений с ним всё в порядке. — Когда они будут здесь? — Блэк оборачивается через плечо, заслышав, как позади мнутся двое своих скелетов. Они прекрасно поняли план пристреленного фрика, и равно самому Бессмертному не в восторге от перспектив, потому и приходится теперь всем скопом играть на чертово опережение. — Через три часа. Они обойдут ловушки и будут ждать сигналы ракетниц. — Сойдет. Собирайте отряды, будем удивлять гостей взрывными подарками, пусть готовят группы на выгул, но пока будут здесь. Скелеты кивают, давая понять что все будет исполнено, они ретируются забирая с собой охранников, принимая командование остальными на себя, и сразу слышатся окрики команд и распределение точных обязанностей, но вот их закуток остается пустым и наконец без свидетелей. Блэк скидывает уже с более спокойным выражением лица дробовик, и усаживается напротив парня на землю, окидывая того новым продолжительным взглядом. — Ты не должен… ходить… — мальчишка удивляет новым: он нахмуривается в непонимании, но его взгляд чересчур осмысленный и анализирующий наверняка чужое повреждение, говорит о многом. Что отчасти расслабляет, даже веселит или льстит. А разве это не твое блядское любопытство?.. — А ты думал меня просто так Бессмертным зовут? — По выражению лица беловолосого становится понятно что то, что он возможно знал, но не видел — не идет в сравнении с реальностью, где на его глазах человеку прострелили позвоночник, но уже через несколько секунд тот вполне себе перебил половину стрелявших и вообще не парится о такой хуйне. Блэк чуть склоняет голову на бок в любопытстве и подстегивает следующим пришедшим на ум: — Или ебанутая шлюшка Лик не рассказывал баек?.. — Рассказывал. Но здесь по-другому... — В реальности всегда все по-другому, ребенок. Мальчишка хлопает длиннющими ресницами цвета первого снега и нихрена не понимает за что его обзывают ребёнком, хотя выглядит соответствующим щенком. Он смотрит с непониманием и вряд ли осознанно задумывается, что его чуть не вздернули пятнадцать минут назад — взаимосвязь между этим есть. — Сколько ты у этого уебка был? — Блэку не терпится, и любопытство в тандеме со злостью разъедает, сжирает, царапая изнутри бритвенными когтями, — Имя хоть есть? — Жизнь. Джек, — поочередно односложно, словно мысленно парень вообще не знает, как реагировать, отвечать, общаться. Ебаный ты страдалец. И стопроцентно здесь они приплыли. С другого хуя, изумления у Питча это не вызывает. «Так и думал» — крутится на языке, но кинув незлобный взгляд на альбиноса, Бессмертный передумывает это говорить. И хер пойми, как вообще с эмоциональным диапазоном у этого уникума, равно его эмпатийной или триггерной составляющей. И что со всеми новыми мытарствами делать, Блэк не знает — банально не умеет в развивающие и познавательные беседы с подростком, ребенком, которого выращивали в застенках ебаной цитадели, как какой-то скот или оружие. Да по этим оленьим изумленным глазам понятно, что мальчишка нихуя не ориентируется в новом мире, даром, что силится в аналитику. Мозги есть, и причем хорошие, но что с ними делать его не научили. Так называемое «оружие» и не знает даже, что есть определенные виды эмоции, правила общения, социализации и всея остальная ебань, которая нужна для внешних контактов и выживания. То что Блэк встрял ясно и обжалованию не подлежит. Вновь. С точным кассандровым — оставишь его, и он не выживет в этом мире, и это при учете его силы. Даже если парню каким-то ебаным недочудом удастся уйти от погони Лика, он, выращенный на убой, не выживет в реальности Пустошей и одичалых групп загонщиков или кланов дикарей, а то и вовсе ночных тварей-мутантов. Он одичалым зверенком подохнет на равнинах или в пустошах, или ебнется психикой, не понимая, что с ним происходит на ментальном диапазоне. Новый квест на жизнь, да, Блэк? Ты ведь заслужил все загадки и блага мира сея! Мужчина сжимает челюсти до скрипа зубов, делая акцент в сознании, что ему просто в заеб разбираться с эмоциональными качелями одного конкретного уникума, или это всё из-за новой облавы на них. На него… Нет, что вы — это вовсе не потому, что любопытство и неуничтожаемая жадность перевешивают, разрывая черепушку банальным — прислушаться к интуиции и съебаться, пока не поздно. Оставь горы трупов после себя. Вновь. Не изменяй традиции! Альбинос судорожно выдыхает, привлекая к себе внимание, он спохватываясь только сейчас, словно просыпаясь, и пытается в привычном жесте натянуть на себя свой дурацкий капюшон, но путается, шипит раздраженно, однако тут же замирает, заметив как у него дрожат руки, перепачканные в пыли и кровоподтёках. Парень замирает, затаив дыхание и не может словно что-то понять. Новая ошибка в сознании, которую не может разгадать пытливый подростковый ум. Правда Питчу хватает одного взгляда, чтобы разгадать эту загадку за пацана. Он паскудно усмехается, наблюдая за тем, как у мальчишки учащается дыхание и расширяются глаза от испуга. Неужто впервые осознает, что смерть бывает разной и даже такой? Ему бы хватило в той петле меньше минуты, крепление не веревочное — из паршивого и старого, но все же железного волокна — оно жёстче; не выбраться, а под весом собственного тела тупо бы мог сломаться шейный отдел позвоночника. Краски ужаса, расцветающие на белом лице, завораживают, играя оттенками золотого от ближайшего пламени костра, и, если бы не ситуация и полный пиздец в положении, он бы мог, даже на трезвую голову, полюбовался этим чуть подольше. Но времени в обрез. Джек… — Мгла пробует на кончике языка банальное имя, пришедшее из старого мира, щурится, наблюдая за каждой сменяющейся мимикой на лице мальчишки. А надо ли тебе всё это? — возникает неуверенным логическим, пока стопора обугливаются под разгорающимся за столько десятилетий непомерным любопытством. Вредное чувство подмывает, хуярит в мозгу нужным и неотъемлемым, заглушая четкость на нет. Лишь рационализм и стервоза-интуиция отнекиваются, сверля сознание сообщениями об опасности, если он в это встрянет. С Джеком будет хуже. Каждый проклятущий ебущий день, проведенный с ним. И Лик не успокоится, никто из фракций в данном раскладе не успокоиться, пытаясь теперь выебнутся на манер властителей Пустошей. Он ебал их правила и их с того самого дня, как появился в этих краях, наблюдая за становлением некоторых из самых пиздатых. Но сейчас, даже эти подыхающие сучки, возомнившие себя узурпаторами и чуть-ли не королями, будут включать агр, ибо он забрал не просто раба или наложника, не-е-ет. Лик прекрасно дал всем понять, что это оружие, а значит шанс против него. Тупые от рождения мрази не знают, что оружие оказалось номинальным, и даже при должном времени и подготовке кровь мальчишки не сможет навредить, максимум на пару часов приглушит его регенерацию, затормозит, но не обернет мутацию вспять. Ты ведь не вспоминаешь его укус, проверяя и любовно наслаждаясь легкой тенью боли, когда надавливаешь на кожу? К его нежеланию, Лик не угомонится, в своем нарциссичном пиздострадальстве кидая все силы, чтобы вернуть свою собственность. А мальчишка по-хорошему, после того как был наречен оружием в присутствии Бессмертного, должен стать мишенью ближнего радиуса. Питч поглядывает на того, впрочем, не вмешиваясь в его мыслительный процесс, пока альбинос силится хоть что-то в себе угомонить, и просто наблюдает, рассматривает, так не кстати улавливая командные бравые окрики с другой части плаца чуть ниже. Перспектива вгрызаться в новую заварушку имея на хвосте под три десятка пиздострадальцев, готовых за него подохнуть, отчасти заманчива, с другой стороны хватило подставы от наместника. Через три часа часть здешних, часть его шавок и шавок Лика подохнут, перебив друг друга в фарш, но ничего на самом деле не закончиться, и можно сказать произошедшее станет показательной версией — увертюрой на главное представление, пока один конкретный альбинос у него или просто жив. Верно: всё будет продолжаться далее и лишь множиться более серьезными проблемами, пока мальчишка будет — даже не подле — просто будет. Блэк не знает, как сейчас выглядит, насколько разгораются его глаза, но кажется что-то меняется в его внешке, потому что альбинос прекращает свое заторможенное занятие, со странным выражением ошеломления переводя взгляд и смотря на него, изумленно замерев полностью. Мальчишка словно понимает, читает его или то, что написано у него на лице, и в темно-голубых глазах мелькает острое понимание, срываясь на затаенную обреченность и печаль. О, да. Он слишком невыгодное никому оружие. Проще для всех и без траты лишней энергии и ресурсов — здесь же пристрелить мученика. Быстро и безболезненно пустить пулю в голову, — мужчина ловит себя на этой мысли и пропускает её дальше, не цепляясь. Всегда самый простой вариант — самый скучный. Он априори не должен существовать! Он — дефективная составляющая. Реальная ошибка. Нерациональная, но приоритетная цель для каждого выжившего в этом мире, блядь!.. Как и ты. — Сиди здесь, — строго бросает Блэк испуганному пацаненку и поднимается с земли. Он спешно покидает защищенный участок, спускаясь вниз. Понимание, что всех сторонников главы перерезали, едва ли колышет, когда на его пути в спешном темпе один из скелетов докладывает об этом, и далее по списку: о том сколько всего есть смертников, загонщиков, оружия, взрывных подарков и какие квадраты будут задействованы для лучшей охоты в следующие четыре часа. Ему остается лишь кивнуть, соглашаясь, отпуская одного из более вменяемых смертников для дальнейшего командования группами загонщиков. Лик не успокоится, пока не достанет мальчишку, а после выцедит с него все соки в прямом и переносном, изгаляясь в своем садизме. После такого проеба своих, затраты стольких ресурсов на поимку одной цели, Джека не оставят в живых. Бесшумным шагом Бессмертный уходит в тень плацдарма, скрываясь за ящиками с оружием, так что ни один скелет не замечает его исчезновения с площадки, где кипит подготовка к будущей бойне. Там, в стороне дальних левых заграждений, где горят лампы возле коробок хлама и хрома, старых проводов и различных, полвека назад выгоревших, диодов, в своем прибежище в виде мастерской два на два сидит детальщик, спешно орудую старым паяльником под тусклой лампой. Он нужен первым. Высохший скелет в половину оборачивается, замечая тень рядом с собой, но тут же признавая пришедшего, паренек спешно снимает толстые линзы, привязанные на леске с глаз, решаясь доложить о собранных частях взрывчатки. Он поворачивается полностью и открывает рот, чтобы рассказать сколько ещё осталось, но нож, появившийся в руке Блэка, одним четким движением насквозь пробивает бледняку горло, разрывая сонную артерию и не позволяя издать даже всхлипа. Питч бесстрастно скидывает тело со стула, не обращая внимание, как оно подергивается в предсмертных конвульсиях у его ног, цепляясь скрюченными пальцами за штанину. Пока сам быстро окидывает стол детальщика острым взглядом, просчитывая определенное в голове. На гребаную удачу, на столе аккурат и как по маслу все самые нужные детали собраны и даже соединены, и более того, — подсвечиваемая от света ламп зеленоватым в одной из мутных тар жидкость, как последний ключ к новой импровизации. Давно такого не творил. Лет тридцать точно. Но опыт не проебешь и не пропьешь, сколько не старайся, а с его памятью и бессмертием это кажется вообще нереальным. Мужчина отпинывает труп дальше под стол, чтобы того сразу никто не заметил, тушит лампы и забирает нужные вещи, прихватывая напоследок стеклянную тару. Пока основной костяк распадников занят сборкой оружия, а всякая местная шушера утаскивает своих мертвых в пылу заварушки товарищей подальше от плацдарма, Блэк без привлечения внимания переходит к дальнему складу с провиантом и частью местного оружия. — Мгла!.. — смертник, прицепившийся к нему со времен старого могильника пару дней тому назад, не вовремя преграждает путь; запыхавшийся, весь в чужой крови и выдохшийся, скелет покорно опускает голову в знак извинения и приветствия, — Там у местных не полный арсенал, но говорят эта крыса-наместник перед нашим приездом приказал зарыть часть топлива, несколько галлонов отборного! Что прикажете? Не вовремя, — повторяет хладнокровно сознание, однако, окинув цепким взглядом болезненно-худющую фигуру, мужчина без слов приказывает идти за собой. На дальнем темном куске склада, огороженным от остального плаца старыми кусками брезента, для него находиться искомое: разбавленное в тридцатилитровых флягах пойло, а нужные самоделы на растяжки ещё через пять. Он оборачивается к бледняку, что отдышавшись стоит в стороне, выверено ожидая приказа. Надо же, не такой тупой. Возможно это и к плюсу его импровизации. — Для тебя отдельное задание, — впервые заговаривает Блэк, он осматривает на вдохновившегося смертника властным взглядоми подзывает к себе; всё же более тонкие детали нужно вдолбить в лысую башку очень тщательно и без пререканий. *** Руки перестают трястись ровно через триста восемьдесят секунд, и Джек ещё раз прикладывается к фляге, делая маленький глоток, болезненно чувствуя, как саднит горло. В его голове, контролируемой всегда жуткие моменты — ныне хаос из разрозненных кусков страха, неверия, паники, благодарности, ужаса и боли. Это хотя бы то, что он может назвать и охарактеризовать, применив к себе, как к существу чувствующему. Эмоции — зло, — заключает рационализм, и парень с этим согласен. Неожиданность произошедшего кроет его новой неизученной лавиной шока и страха, и он не может успокоится, пусть внешне и приводит себя в порядок, закрываясь в своем капюшоне, и подтянув к себе тяжелый дробовик Бессмертного. Мгла. Почему? По всему разумному наместник был прав. Логически Бессмертному не выгодно ссориться или просто противостоять Лику, теряя своих людей и выступая против остальных фракций в открытую. Фрост — оружие, он недосущество, которое и готовили, как нечто в противовес Бессмертному. Джек — гребаная цель на убийство другого. Пусть и не потенциально опасен, но теоретически вполне. Но почему и в этот раз этот мужчина никому не дал его тронуть? Почему спас, не отдал? «Почему?» рвет шаблоны выверенного безэмоционального на границе сознания, и Джека ломает от этого как куклу. Он, успокоившись внешне, предчувствует внутренний тремор, то, как всё его тело сводит в судороге и мысли роятся хаосным безумием. Всё ломается и ничего он не может сделать. Безумный мир, безумные правила, а он захлебывается в этой спирали неверного, не находя спасения в привычной жестокости и рационализме остальных. Ничего не складывается правильно. Ничего не идет точно и по его планированию. Всё неправильно! Всё сломано! Он сломанный, он ненужный и не представляющей по своей сути ценности! Так какого хрена даже после заявления наместника Мгла не отдал его? Почему это похоже на… что? А ты в принципе знаешь эти эмоции, Джек? И парню, в который раз, становится не по себе. Нет. Он ничерта не знает, ни одной проклятой эмоции, он не понимает действий Бессмертного и мечется в своем разуме, не находя выход. Он жмется к холодной стене позади, несмотря на прохладную ночь, и волком смотрит на стоящих вновь нескольких скелетов за мелкими кострами. Словно сторожевые псы, они молча исполняют приказ Бессмертного, охраняя его безмолвно и с пушками наперевес. Джек передергивает плечами, пытаясь прийти в себя, скинуть внутренний дисбаланс и найти хоть зерно адекватности в этом чертовом новом мире. Слишком много всего. Слишком много его самого и его новых чувств. Его глушит, придавливает к земле увиденное, едва начавшее доходить до разумного очага в голове. Ведь помимо прочего, он неожиданно для самого себя в первую очередь, заговорил с кем-то извне. Джек, черт возьми, смог произнести несколько слов, осознанно их связав. Может сказался шок или общий раздрай сознания, но это было сделано без страха, словно… так всегда и было. Непривычно, что после стольких лет, после коротких матерных ответов Диси или же снизошедших властных окриков и порой слов унижения от Лика, сегодня, здесь, с ним поговорили, не игнорируя односложными выражениями. Колющее чем-то горячим внутри, не плохое, а наоборот приятное и острое одновременно не дает сосредоточиться, и Джек силится разобраться, понять, что это за чувство такое. Явно неплохое, без оттенка страха, злобы или же смирения...Это, скорее, похоже на мягкий адреналин, только теплый, настойчиво напоминающий о себе. Джек ещё не знает, что волнение может перетекать в воодушевление, поэтому тормозит со словами и их смыслом у себя в голове, не зная какую формулировку применить. Однако это то что не гложет его, наоборот, подпитывает, даже в долбоебической и нифига непонятной ситуации. Джек уходит в разбор своих эмоций, как ему кажется ненадолго, кутаясь и сохраняя тепло в своем балахоне. Он пригревается, умащивается поудобнее, и даже дискомфорт в глотке становится ему побоку, он уходит в некое подобие транса. А когда же он спохватывается, решая вновь оглядеть творящийся вдалеке хаос, то удивляется пустоте этого закутка в углу ангара. Его охрана снова куда-то подевалась, да и внешне раздражительных звуков стало на порядок меньше; где-то вдали, за частью, скрытой коробками и складами с ящиками, виден наземный плацдарм с угомонившимся смертниками, которые, кажется, вновь сели нормально ужинать. Хотя в такое ли время, как перед затяжной бойней думать о еде? Но в оправдание ситуации и непоследовательному поведению смертников Джек тоже голоден, и не отказался бы даже от той гадости скильзкой, которой его исправно кормили в цитадели. Парень встряхивается, разминая затекшую шею и спину, поведя лопатками, разминает руки и щелкает пальцами, похрустывая каждый по отдельности, из-под капюшона наблюдая каких-то мировых и даже не агрессивных смертников, которые группами сидят каждый у своего костра, что-то едва слышно бубня друг другу. В просветах видно плохо, а слышно тем более, и суть Фрост уловить никак не может. Было бы неплохо вновь присоединиться, однако помня, что произошло час, а может и меньше назад, Джек не решается сдвинуться с места. Он протягивает руки чуть вперед, подтягиваясь сам, чтобы погреть ладони о пламя костра, и в этот момент фигура, появившаяся с правой дальней части затемнённого угла его отвлекает. Облик нарушителя дает моментальное внутренне успокоение, как только тот выходит на свет. Однако даже рта открыть или возмутиться мысленно Фрост не успевает, его нагло и без возражений перебивают: — Поднимайся и за мной, — Питч кидает парню наполненный чем-то тяжелым и повидавший виды, но такой же прочный рюкзак из кожи, и парень его ловит, сразу же вскакивая с места. Невольно капюшон сползает, но Мгла, спешно подойдя ближе накидывает его обратно. Мужчина слишком сосредоточен, и не делает ни малейшего лишнего движения, поэтому забрав свой дробовик, и окинув пристальным взглядом место, словно что-то считывая, без объяснений хватает Джека за руку, утягивая в ту темень из которой пришел. И Джеку бы, блядь, спросить, дернуть рукой или шикнуть, но в отблеске дальних сполохов, которые едва ли добираются до конца ангара, слишком отчетливо Фрост ловит предупреждающий взгляд Бессмертного, пока его куда-то тащат, и по-хорошему, чтобы сейчас не происходило, чтобы эта тварь не задумала, нужно просто заткнуться и следовать. Потому парень тихо сглатывает свой вопрос и поспевает за мужчиной. О том за что и почему Джек так доверяет ему, он решает задуматься намного после. Лавируя меж складских, организованных хреново, но основательно складов с разным хламом, Блэк стремительно тащит мальчишку в самый дальний левый угол ангара, там, где часть железного заграждения нет, есть потайной проход на внешнюю сторону пустошей в обход всего плаца и ночной охраны всего периметра. Он не говорит мальчишке что случилось, равно не объясняет какого хера нужно так спешить. Если тот не дурак, вскоре всё сам поймет. Блэк дает альбиносу пролезть меж проржавевшими листами первым, выталкивая его наружу, следом выскальзывает сам. Подготовленный броник пикапного типа стоит в пяти метрах на утрамбованном песке: черный монстр полностью укомплектованный, заправленным по полной, с бронированной мордой и стеклами, а главное с двумя облегченными байками в кузове. — Залезай, — тихо командует Мгла, кивая на переднее пассажирское, пока сам закидывает дробовик и вторую сумку назад, на ошарашенный взгляд пацана лишь морщится и качает головой, — Позже поймешь. Не дойдет — объясню после. Сейчас же — завались и не отсвечивай. Это последнее что Бессмертный говорит вслух, залезая следом и заводя махину с пол-оборота. Ему хватает ровно минуты, чтобы отъехать на безопасное расстояние от ангара, и ещё две остается в запасе, когда он прибавляет скорости, газуя на полную. Звук от рева мотора всё равно тонет в оглушительной звуковой, а после и ударной волне, вспышка слепит все позади, мальчишка дергается рядом и злобно шипит, зажимая уши, не ожидая такого, а в зеркале заднего вида от ангара разлетаются куски всего что было внутри. Эта первая, однако не последняя серия взрывов, начальная для привлечения внимания — заметная, яркая, так чтобы наверняка все окружающие в радиусе двадцати километров обратили внимание. Хорошая такая замануха, а теперь осталось предугадывать, как глупые мотыльки будут слетаться на огонь. Монстр разгоняется до ста тридцати, когда Блэк меняет направление, резко с уплотненной «дороги» сворачивая влево, на север. У него ушло сорок минут, чтобы организовать маломальский накиданный план. Результатом которого стали уснувшие во время попойки скелеты, что подорвались от хреново сделанной взрывчатки, аккурат тогда, когда уже и соображать не могли. Верно — бухло бы их не взяло, а вот та токсичная зеленая дрянь, размешенная в тридцатилитровой таре самодельного бухла — как нехуй делать. Напоить, отдав одному из главных приказ о тридцатиминутном отдыхе перед сварой — тоже как нехуй делать. Подготовленные детальщиком куски взрывчатки и механизма тоже нашли свое применение, сработав вовремя, прикрепленные к дополнительным тем самым отрытым отчасти галлонам топлива. А вот как вся шушера Лика и своих же загонщиков, помчавшись сюда, будут подрываться на растяжках — уже другой разговор. Довольная усмешка проскальзывает на его губах, и для импровизации это было даже очень профессионально. Его ебаный культ впервые сегодня сгодился, принося свои плоды. Смертник, что сейчас мчит на тяжелом бронированном с ещё одним укуренным распадником, оставляя ложный след, второй неплохой план, созданный буквально за пару секунд. А стоило лишь приказать, властно заглянув в сияющие верностью глаза распадника, что остановил его тогда с вопросами о зарытом топливе… Через полчаса, достигнув нужной точки на юге, броник вместе с двумя скелетами подорвется, давая временный корм для ищеек Лика. То, что это ещё одна постанова, его науськанные ищейки поймут не сразу, а значит ещё плюс тринадцать часов на заметание окончательных следов у него есть. Питч тушит основные фары, оставляя лишь подсветки, зная местность и довольно сносно видя в темноте: лишний свет на ровной местности им нихуя не нужен. Мужчина скашивает взгляд, поглядывая на замершего мальчишку, а тот бледный, со сползшим вновь капюшоном, погруженный в свои мысли и кусающий губы… Хлеще распадника сейчас выглядит, не иначе, однако на лицо явная активность мыслей о случившимся. Нихуя, пусть думает, воображает, нужное — если ему так хочется, — Питч расскажет ему после. Ты в курсе, что жадность тебя когда-нибудь погубит окончательно? — недовольный мысленный цинизм или остатки рационализма шипят, но не в силах уже образумить. Жадность ему подходит, как один из пяти тех смертных, что ему причислены. Но действительно ли сейчас дело в жадности? Несколько десятков скелетов, своих преданных псов и чужаков, переметнувшихся на его сторону — ничтожная цена, чтобы увезти этого альбиноса так далеко, насколько это возможно. Более никто не станет свидетелем и обузой в дороге. Проще без своры, которую можно заметить издалека. Проще без чужих взглядов и советов. А защитить этого белобрысого уникума он в состоянии один. И выбор Бессмертному дался настолько легко: не было никаких «за» или «против» в голове. Ему похуй на подставу века, похуй на более тридцати уничтоженных, что так свято верили в него и не ожидали предательства. Холодность не поражает, равно похуизму. Поражают, едва царапая внутри, новые выстроенные и четко обозначенные, наконец, приоритеты. Один, если быть честным. Монстр разгоняется до ста восьмидесяти, и Блэк выруливает к своим квадратам, вглубь территории, которую нельзя назвать безопасной, но понятной наверняка. Через час уже будет та местность, которую он знает, как свои пять пальцев, и там, вырулить на тайные тропы, чтобы проехать без следов, будет в тысячу раз проще, скрываясь даже от самых ублюдских шавок Лика и остальных. Притихший альбинос, как и велено, не отсвечивает, лишь вжимается в сиденье и вцепляется обоими руками по бокам от себя. Парнишка отвлекается от мысленного разбора происходящего, оживляется и заворожено смотрит вперед — в черную даль. Ведь там на горизонте грозовые тучи очерчиваются блеском стальных молний, озаряя небо холодным фиолетом, показывая, как велика пустошь и как ужасающи её бури. Для Бессмертного это привычное, и лишь делая пометку в голове — добраться до убежишь до того, как шквал ветра и песка застигнет врасплох, для мальчишки же это первое виденное так четко и в таком масштабном открытом пространстве природное явление. Такая дикая красота. Верно. Приоритет один. Приоритет сидит совсем рядом, ни черта не понимающий, но уже заворожённый свободой и диким миром. А почему так и с какого хуя ленность и похуизм отступают на дальний план, Бессмертному задумываться не хочется. Его любопытство довольно урчит под ребрами, медленно сжирая остатки безразличия и рационализма.