Дис`Ландия Белых Дюн

Беловолосый паскудец вырубился. Впрочем, чего было ожидать от такого задохлика, которого, наверное, ещё и гнали столько времени без еды и воды; и так тощий и ослабевший хуже некуда. Он отрубился в том ангаре. После, того как Блэк заметил обветренные сухие губы и этот тяжелое хриплое дыхание, снял с пояса небольшую фляжку дабы насильно напоить эту аномалию, но насильно не пришлось — дикарёнок шустрый, наглый, ловко высвободив одну руку из захвата цепей, выхватил сам и опустошил залпом. Однако так и не проронил ни слова, а через еще добрую половину минуты тупо вырубился, растеряв остатки своих сил и уходя в бессознанку. А ты не мог не подловить. Да? Любопытство. Могильник и вовсе не живой, сожраный наполовину ржавчиной, на другую — разрушающими пустынными бурями, и всё же — вот одна из складских башен около плавильни оставалась стоять и нормально так была оснащена внутри, потому скелеты узнав, что там можно чем-то разживиться, да и еще передохнуть — ебаная жара под сорок здесь доконает даже мутантов — подали идею переждать и перевести дух. Хоть что-то здравое, и на данный момент их всех перестреливать он отказывается, всего лишь маленькая заметка в мыслях. А что далее? Думал, что собираешься с ним делать? — хороший вопрос от подсознания маячит ебланским маятником уже минут сорок, пока Блэк наблюдает за уснувшим недосмертником. Они на втором этаже складского уровня, в одной из бывших химических, где бадяжили всё и со всем, пытаясь в разный кайф, был бы выбор — взял другую комнату, но эта более крепкая в не порушенном бетоном блоке. Потому, сейчас мужчина, облокотившись о старый железный стол, где до сих пор оставались различные склянки, стоял в тишине, скептически осматривая того, кто спал на полу у противоположной стены. Этот пиздец — как окрестил его Блэк у себя в мыслях, — по идее может стать тем, чем и мерещилось столько времени. Чем же? Твоей свободой? Забвением последним? Бессмертный складывает руки на груди, хмуро осматривая мальчишку в отрубе, и не знает, впервые за десятилетия, что со всем этим делать. Нацедил кровушки с мутанта? Каково тебе? Он психует на бесящийся в агонии разум и слишком едкие мысли, отталкивается от стола под скрип ножек, оставляя дикареныша и спускаясь вниз. Всё что угодно, только не слышать блядского скулежа подсознания. Что до безопасности… Его приказ не нарушат — мальчишку никто, после сцен в ангаре, и пальцем не тронет, хотя интерес у всех к нему немалый; он видел бешеный азарт в глазах смертников. Но даже так выжившим сегодня скелетам не до того; они, заслужившие передышку, нашли запасы не только оружия и взрывчатых игрушек, но и несколько нихуевых и забористых плюшек. Видимо здесь-таки когда-то одна из фракций держала склад с ценными фишками. А может это всего лишь их крупный схрон. В любом случае — эта ночь будет сука длинной. И возможно незабываемой. Незабываемость приключений — по твоей части, Мгла… Он морщится недовольно, стараясь вслушаться в то, что часть фанатиков у него расспрашивают, пока остальные поодаль заводят костры, оборудуя импровизированный быстрый лагерь. Когда доходит что смертники упрашивают пойти на охоту, внимание всё же переключается. На сущие ебаные проблемы и их решение хоть что-то из физически выполнимого и простого, что он может сделать здесь и сейчас. А жрать и правда хочется всем: почти девятнадцать часов без перекуса, даже в их мире — не совсем приличная херня, с учетом доступности какого-никакого пропитания. И пока он отдает сухую команду собрать группу, двое дебилов притаскивают с подвальных нычек ящики с алкоголем и несколькими весьма однозначными пакетиками травы и порошка — и вовсе заебенно. А мысль — остаться ли здесь, послав в глубь могильника более выносливых скелетов для забоя ужина — глушится, выбивается требовательным и вовсе низменным. Нахуй посылается смеющийся где-то в подсознании голос, и Блэк, скрипнув зубами, выхватывая из пронесённого рядом ящика одну, лично для себя, склянку. С сожалением косясь на стертую этикетку, но зная по форме бутыля, что это когда-то была весьма средних расценок текила, и это ему на минут… пятнадцать легкого опьянения. Так зачем переводить? А зачем оставаться? — щерится победоносно подсознание. Рациональность посылается ровно на тот же ментальный хуй, что и логика, а крышка свертывается в раз. Он оставляет дробовик с кобурой и плащ рядом с другим, в стороне сложенным оружием скелетов, принципиально беря с собой только лук и с десяток обычных и пятёрку модифицированных стрел. Поебать. Даже если там орды будут. Хоть отвлечется. В который раз себя в утиль — лишь бы не осознавать, не правда ли — в твоём стиле бегство? Первая треть бутылки глушится с горла, медленно выходя за границу новых построек. Да и похуй. Солнце нехотя идет на туманный масляный закат, окрашивая декорации могильника в более кроваво-золотой, выжигая пустые окна-глазницы не упавших высоток, пока их группа медленно выходит на открытую от лагеря местность, по, судя по всему, некогда центральной магистрали города, бурно засыпанной несколькими метрами песка. Просто похуй. И Питч не замечает, как скелеты стараются идти позади в стороне за ним, равно и не собирается контролировать сейчас горящий химозно-желтый взгляд, слишком спешно продвигаясь вглубь порушенного города, на похуй не прислушиваясь к скрежетам и рыкам по сторонам. Мысль — если хоть одна сука заденет эту бутылку до того момента, как он её прикончит, он реально вызверится, — пробегает слишком четкая для того, кто решил спустить все тормоза сегодняшней ночью. То ли ещё будет… Распадники же, в кой-то редкой манере, но выучившие повадки Бессмертного, решают, что на ужин будет больше дичи, чем планировалось. Но, впрочем, сейчас они в числе избранных, что сопровождают Бессмертного и помогают на охоте. Их будут ждать завистливые взгляды остальных, когда они придут обратно в лагерь, потому сейчас смертники не против ничего, стараясь только не мешаться под ногами явно взбешенного Мглы. Прошествуя дальше вглубь и останавливаясь в окружение скрючившихся зданий, он наконец замечает движение теней. Первая тварь показывается наконец, вылезая из металлоконструкций справа от них. Щетинистая хренотень, некогда бывшая человеком, разевает пасть полную частокола острых зубов, вставая в стойку и выдвигая десятисантиметровые когти на всех шести лапах, существо готово напасть, отбивая нервные щелчки длинным хвостом. И оно, с полностью измененной структурой и скелетной составляющей, налезший на череп броней в виде сетчатого панциря, исходит слюнями, низко порыкивая, и вопрос: — как человек может в такое мутировать? — остается висеть в пыльном воздухе. А, в принципе… Да ему поебать. Главное, что у этих… тварей, если распороть бока, снимая первый слой твердой шкуры, достаточно вкусная и нежная мякоть мяса, вовсе не горчащая послевкусием. Питч чувствует обеспокоенных скелетов позади, тихо хмыкает и медленно достает стрелу, но прицелившихся своими пушками распадников отстраняет взмахом руки, — в это раз он разберется сам, а остальные, он лишь всучивает одному ближайшему недопитую бутылку. Одна из усовершенствованных, с разрывным наконечником, стрел натягивается на тетиву, и он прищуривается, целясь в тварь с расстояния в триста метров. Всего-то? Слишком легкая добыча. Блэк скалится удовлетворенно, боковым зрением улавливая, как их начинают окружать ещё три таких же здоровенных падали. Возможно эта вылазка будет такой же, как и сотни тысяч других. Неужели теперь ты решил в свою прогнившую стабильность вернуться? Удивительно! И всего-то нужен был мальчишка альбинос… *** Чистилище настигает тебя, когда уже и не ожидал ощутить свою кару, проебав всевозможные варианты. Возможно, оно и к лучшему. Блэк стоит на пороге того самого второго этажа, уже за полночь, смотря, как под тусклой лампой мальчишка, не замечая его, выдергивает у скелета, хуй пойми как сюда добравшегося, кусок чего-то черного и сухого, но тот пьяно пытается отобрать обратно, угрожая ножом, не соображая, давно закинувшийся наркотой и бухлом. Внизу веселье, сюда же очередной бледняк поднялся не соображая. Однако злобный и видимо тоже оголодавший белоснежный сильнее, и ему явно надоедает это представление: судя по реакциям — поведение скелетов для него не нова, и он с силой вхуячивает распадника к стенке всего одним ударом, отбирая по праву сильного присвоенный ужин и ещё одну фляжку с водой. Умничка, так и надо. Доказывай свою преобладающую силу, верно. Блэк усмехается, довольный видимым раскладом сил, слыша маты скелета, что пока так и сидит возле стены к которой его припечатали, но похуй. Пушки все снизу, он проследил. Значит здесь безопасно. И находящийся под кайфом распадник не кинется на оголодавшего мальчишку со стволом в дрожащих руках. Тебя ничего не удивляет, нет? — нозящий голос подсознания охуевающе настойчив сегодня, впрочем, сейчас мужчине поебать, он снова прикладывается к горлышку и без опасений наблюдает за дикаренышем вновь. А ведь у того был шанс, уже несколько раз, но мальчишка так и не пытался сбежать. Питч заглядывал к нему несколько раз после охоты: в первый раз тот всё ещё спал, а схуяли Блэк решил притащить сюда фонарь, что теперь и освещает тускло-желтым, и несколько пледов на то тряпье, на котором и так спал пацан — так останется загадкой походу даже для него. Второй заход был позже, когда мальчишка уже проснулся, сидя в своем балахоне возле стены и хмуро смотря перед собой, явно о чем-то думая. Заговорить бы — много чести. Блэк лишь кинул ему ещё одну фляжку и по прежнему молча вновь спустился вниз, игнорируя свою нерациональность. Да и когда блядь пить, пусть даже в стороне, но всё равно в компании распадников-фанатиков стало для него приоритетом, нежели расспросить альбиноса о всем, что крутится в голове? Проще было все же разрядить мальчишке дробь в ебало! — Проносится едкое, недовольное, и он прикладывается вновь к бутылке, усмехаясь криво и смотря какой мальчишка быстрый, смышленый… Ебаный ты ж… эксперимент? С Лика причитается теперь сдернуть наживую шкуру, и не потому, что решил пересечь его территорию или покушение устроить. Не-е-ет… Эксперимент. Глаза разгораются недобрым ядовитым огнем, хотя из-за четвертой бутылки чего-то сорокаградусного Питчу поебать. Единственное, что ещё проскальзывает несвойственное — неопределенные без идентификации эмоции, при упомянутом «эксперимент»... Однако его замечают: мальчишка моментально реагирует, наконец видя его в тени проема, только по горящим глазам определяя, замирает, трудно сглатывая большой кусок, стараясь не морщится. Но Бессмертный ничего не предпринимает, просто так же смотрит в упор, даже не шелохнувшись, но его замечает и скелет, до которого наконец доходит кто перед ним и куда он решил забрести. Моментально протрезвевши, бледняк вылетает из помещения, радуясь, что его не уебали, растерев по стенке. Просто Блэку лень разнимать руки на груди, он и так долго искал эту позу, чтобы облокотиться по удобнее. Так, о чем это он? Мальчишка? Эксперимент? Ах да… Он осматривает это существо, что своим существованием оспаривает половину ебаного нового мира. И как твою же ж это удалось? Как он появился? Технологий, чтобы создать человечка из пробирки давно нет… Селекция? Нет, с нынешней мутации в ДНК людей, нереально чтобы даже через поколения родился столь… идеальный альбинос, ещё с и рецидивом мутагена. Хотя… Ведь мальчишка сам отчасти мутант. Альбинизм ранее считался мутацией. Нехватка меланина. Однако, этот представитель… Питч, разворачиваясь, уходит, вновь оставляя его одного. Вряд ли существо, явно всё понимающее и пиздец как хорошо мыслящее, попытается сбежать в середине ночи в город, где охуеть какие могут быть твари. Да и понимает он, что его здесь не тронет никто. Мужчина стопорит себя на лестнице, едва покачнувшись. Опять едкий смех на фоне подсознания, и мысли упёрто лезут в осознанное. А ему вернутся хочется на верх, думая вполне логически, что некоторые твари могут залезть через окно. И противоположное — многие из них боятся света и огня, так что их временный лагерь в относительно безопасности — нихуя не срабатывает стопором. Что с тобой? Он пьет на этот вопрос, заглушая ор интуиции и чего-то жуткого под ней. Слой за слоем: сдирая сначала кожу, после мышцы, сухожилия под ними, добираясь до жил, натягивая, а потом и до органов, копаясь в них и шкрябая когтями по костям. Омерзительное ощущение. Ещё более — потому что не физическое — не вытравить. Шум отвлекает. У скелетов что-то происходит, судя по возбуждённым окрикам и придурошному смеху… Когда же Питч полностью спускается, то всё становится до более скучно нежели он ожидал: они устроили пиздец с игрой под названием «Благословение» — один патрон в револьвере. — Доблабебы… Это же русская рулетка, — шипит он себе под нос и едко ухмыляется, вспоминая собственные ощущения от первой игры. Но резко сгоняет едва всплывшее в сознании воспоминание, мыльное и покрытое дымкой, но всё ещё не стертое. Он пиздит у проходящего мимо скелета несколько скруток далеко не с табаком, уходя в более дальний и не освещённый светом огня угол, утягиваясь сразу половиной. Надеясь на хотя бы минутное забвение от мыслеобразов. И в такие, сука, моменты Блэку искренне жаль, что эта ебаная регенерация вытравливает из организма все нейротоксины, будь-то алкоголь, наркота или дурь с сигаретами. Никакого долговременного кайфа и мозга в эйфории. Да тебе в общем жаль, что ты еще жив. Ведь самый желанный дар оказался самым изуродованным проклятием для первого нарушившего закон… Божий, да? Кажется, в этот вечер он не попробовал еще кое-что. Глаза так и не затухшие, с расширенным зрачком, едва подсвечивают не то ядом, не то затаённой ненавистью, и хищник, тихо рыкнув, вылавливает взглядом разносящего порошок счастья скелета, надеясь, что хотя бы синтетический кокс в этом схроне более качественный, нежели алкоголь и паскудная трава. Погоди ещё чутка. Чистилище окончательно ещё не наступило. Ты знаешь это. Но это неминуемая кара, для такого как ты. Ты знаешь, и потому сегодня бежишь, не желая осознавать. *** — Будешь? — он протягивает этому дитю наполовину пустой бутыль с ромом, не понимая почему чудовище лишь кривится, отстраняясь ближе к стенке. — Хуй с тобой… Скрип с винтовой лестницы заставляет обернутся, моментально вытаскивая запасной ствол из-за пояса и нацеливаясь на ебанутого скелета. Ему похуй уже, но распадник видом адекватнее сейчас, потому что поднимает руки, что-то вякает виновато и пулей исчезает вниз. Всё же нужно было их перестрелять всех нахер, — думается Блэку, пока он опускает руку с пистолетом, смотря в след. Снова это не типичное поведение. За сегодня это уже какой раз подряд? Сотый? И ему хочется это списать на защитную выработанную до автоматизма реакцию… Но похуй, анализ уже завтра. Руки с пистолетом, так ещё и не поставленным на предохранитель, неожиданно касаются. И Питч переводит внимание, смотря на пацана, что, молча, не меняясь в лице и смотря ему в глаза, забирает пистолет, ставит на предохранитель и кладет рядом с импровизированным спальником. — Ты меня не боишься, как они? — Бессмертному и правда любопытно, и мужчина присаживается возле белоснежного пиздеца, решая, что поговорить сейчас не такая и хуевая идея. Уверен? Отмахивается. Смотрит в осознанный взгляд, который при свете желтизны отливает уже сталью, усмехается, и уже хочется спросить — какого хуя мальчишка не говорит, как взгляд опускается под частично снятый — спущенный с плеч и рук, — балахон. На альбиносе короткий обтягивающий топ, но ему похуй на это — не формы же осматривать худющего парня. А то что ранее он не заметил и что выделяется сейчас поганой железной лентой на тонкой шее. — Давно? — Бессмертный медлит, но всё же решается и прикасается едва пальцами к холодному металлу ошейника. В сознании вспыхивает — «эксперимент» и глаза разгораются снова. Однако мальчишка или из принципа, или от психосоматической травмы не говорит, только отворачивается и шумно выдыхает, хмурится. Видно, как злится, не понимает, перебарывает что-то внутри. Поебать. Мужчина встает и решительно идет в противоположную сторону к столу, он роется в склянках, матерится, но находит то что искал достаточно скоро, вторую и главную вещь уже под столом, чувствуя спиной изучающий и слишком любопытный взгляд. А вот с этого твоего заёбаа, он реально тебе может вьебать, и не хило так. Поэтому проще сначала ему объяснить, — талдычит муторно подсознание, пока он набирает из одной стекляшки противную во всех смыслах, но сейчас необходимую жидкость. Концентрированная, сука… Упертость и правильность, как ему кажется, перевешивает, потому Блэк разворачивается плавно, но прячет искомый предмет за спиной, подходя и нависая над насторожившимся альбиносом. Выбор же хуевый, да? Питч присаживается перед ним как ранее, смотрит в ртутные глаза и насколько может, медленно вытаскивает из-за спины толстый стекляный шприц. — Это, — он указывает левой рукой на ошейник, — Нужно снять. Нужно или распилить, или расплавить. Ибо у этой хуйни замок запаянный. Ты ведь прекрасно понимаешь, что в этом хламе или внизу, в потемках, хер найдешь подходящий напильник, а этой дрянью можно спокойно его расплавить? Ему даруется осторожный медленный кивок, но более настороженный взгляд не упускает шприц из виду. — Слушай и запоминай, белоснежный: внутри колбы серная кислота, хуйня крайне едкая и прожигающая кожу человека, как и других существ на раз, надеюсь ты знаешь или видел, как она действует. Мне придется расплавить часть этой поебени на тебе. Возможно с метала будут падать капли, но на тебя они не попадут. Всё что от тебя требуется — не дергаться от слова совсем. Разъяснения ясны, усвоены и приняты? Он выжидающе смотрит в глаза парня и когда получит ответ в обдуманном кивке, приставляет толстую иглу к замку, вводя в круглую выемку. Для надежности припечатав холодным: — Замри. Питч двумя пальцами левой руки подныривает под ошейник, едва надавливая на шею, зная точно, что шипящие капли будут срываться на его пальцы или ладонь, но никак не на тело мальчишки. Так и происходит, и кислота после трех секунд шипящей реакции в металле, скатывается по его пальцам, прожигая моментально кожу, въедаясь в мясо и сухожилия, он не обращает на это внимание, впрыскивает в скважину еще чутка, и через восемь секунд слышится щелчок. Откинув шприц, мужчина быстро разжимает тугой, но уже сожранный метал, разжимая и снимая с тонкой шеи железную дрянь. В общем — полминуты на всё про всё. Не дурно. Бессмертный переводит взгляд на белоснежный притихший пиздец и ухмыляется самодовольно. А этот глупый замерший альбинос, наконец понимая, что всё закончено, долго протяжно выдыхает и со странным изумлением и непониманием смотрит в ответ. Но после словно очухивается, встряхивается и только тут замечает разъеденную до кости ладонь. Испуг вперемешку с шоком отражается на фарфоровом лице, но Блэк демонстративно медленно сжимает и разжимает пальцы в кулак и показывает, как мясо срастается, регенерирует привычно, нарастает слишком быстро новая кожа, а боль… Он её практически не ощутил. Хотя кислота та ещё хуёвина, даже для него. Было пару раз, вспоминать почему-то не хочется. Вместо этого он переводит взгляд на шею мальчишки. След натерший, видимо, за годы и ныне слишком красный, в кровоподтёках на бледной коже его колышет больше. И ему интересно, что с этим можно сделать… Губы медленно расплываются в коварной ухмылке, а глаза едва вспыхивают любопытством и предвкушением. Был бы в адеквате, нихуя б такого не придумал, но ты под бухлом, кокаином и травой, даже твоя ебанутая регенерация с этим справляется через маты и в пару раз медленнее обычного. Будь у тебя организм нормального, ты бы давно откинулся от такого передоза. Но хуй. Пока он смотрит на молчаливого, но теперь более спокойного дикареныша, на следы от ошейника и придвигается всё ближе, желая кое-что проверить… Питч ухмыляется, не ожидав удивление на бледном лице, и не раздумывая, дергая мальчику на себя, склоняя голову и с той же ухмылкой медленно проводит языком по самой большой не заживающей царапине. В сознании задиристо маячит слишком тупое, но почему-то интересующее — Чья блядь здесь мутация пизже? Но по рваному выдоху вздрогнувшего белоснежного и едва срастающейся царапине… кажется — один-один. Он более решительнее притягивает шокированного, не сопротивляющегося мальчишку ещё ближе к себе, медленно повторяя первое движение, слизывая кровь, притягивая его, чуть ли не перетаскивая к себе на колени, молчаливо зализывая тонкие порезы, не обращая внимания на слишком показушный возмущённый фырк куда-то ему в волосы — был бы против по-настоящему, давно бы уебал в другую стенку одним ударом, с его-то силой. Но мальчишка подобен кукле, обессиленной, не сопротивляющейся, но с бешено колотящимся сердцем и учащённым дыханием. Искрой пробегает столь чуждое, забытое — воодушевлённый азарт и предвкушение от каждого следующего соприкосновения. Он рассчитывает чисто на пробу пройтись, увидеть, как его ДНК будет реагировать с ДНК мальчишки в обратную сторону, но блядь что-то идет явно не так. Не в ту сторону. Определенно не в ту. Но похуй даже на это, когда так охуенно хорошо, и подсознание в таком же ахуе, как и альбинос, заткнулось наконец. Ни одной мысли. Рука прижимает качнувшегося в сторону пацаненка сильнее, не давая свалится в тактильную перегрузку, пока Блэк так же аккуратно и медленно переключается левее; старые царапины и более глубокие поддаются, но нежелательнее самой первой свежей, но в чем проблема посидеть так подольше? Согласием ему служит расслабившиеся плечи дикареныша, что глубоко выдыхает и перестает быть таким задеревеневшим, будто отмирая — фарфор рушится, и в его руках живой и податливый юноша. Всё же ПТСР, — констатируется на задворках, — Был бы просто упрям, уж с этой ебанутой импровизации, давно послал нахуй. Питч удерживает его, все же пересаживая к себе на колени, усаживаясь сам удобнее, перехватывая одной рукой за поясницу, другую кладя на затылок, едва зарываясь пальцами в пиздец мягкие белоснежные волосы, дообрабатывая, как всё ещё придерживается мозг, последние царапинки сбоку, и слизывая старый запёкшийся кровоподтёк. — Нихуя себе! — Новый распадник херит всю атмосферу враз, заявляясь слишком не вовремя… и это выдергивает его из медитативного и такого нужного. Питч оборачивается слишком резко, выдергивая запасной револьвер с ноги. Всё происходит слишком быстро, курок жмется в ту же секунду и цель, громко взвизгнув, сигает вниз с простреленным коленом. Звенящая тишина и даже замолкшие снизу смертники не успокаивают, наоборот! Хищник раздражается сильнее, решая все же перестрелять их всех. Заебали! И забивает на причины — просто надо. Шипение совсем рядом удивляет, отрезвляет едва, он оборачивается, всё ещё держа мальчишку, чтобы понять, слишком сильно сдавил пальцами поясницу. Блядство. Ослабляет, но равно не отпускает, смотря на этот белый пиздец. А мальчишка озлоблен, хмурится видимо из-за громкого совсем рядом выстрела, и уже более недовольно и решительно отбирает у него второй пистолет за сегодня. Да ахуеть! Вновь сам ставя на предохранитель и кидая куда-то в тряпьё пледов позади. Только вот сам попыток вырваться не делает, пусть и буравит взглядом исподлобья. Странный. Слишком диковинный. Блэк скользит взглядом по нему, от лица на шею, на ключицы, вновь возвращается на шею. Они не закончили начатое. Он не закончил. Бессмертный кидает изучающий взгляд на тонкую белую шею, фиксируя, что стало намного лучше, но все равно та протяжённая, скорее всего самая старая царапина, раздраженная вечным натиранием острого края ошейника ему пиздец не нравится, и потому мужчина тянется вновь, склоняется, опаляя чувствительную кожу горячим дыханием, наконец дает мальчишке соскользнусь с его колен на пледы, тиснит его дальше, опираясь рукой о мягкое тряпье, склоняется, пока не оказывается над полулежащим альбиносом, у которого вновь глаза широко распахнуты и в них читается не то страх с удивлением, не то простое неразбавленное ничем охуевание от происходящего. И нет чтобы оттолкнуть, нахуй послать. Странный он… Блэк прижимает мальчишку собой, касается губами пореза и чувствует, как его ведет от этого спокойного выдоха и того, насколько изящное тело под ним расслабляется вновь. Он, удовлетворенный вызванной реакцией, прикрывает на миг глаза, хотя в последнюю микросекунду понимает, что зря… *** Тишина здешняя и вновь поднявшийся гомон внизу его обескураживают, но более обескураживает то, что Он вырубается вот так запросто, заваливаясь на бок, и частично подгребая с тихим рыком под себя, обнимая тяжелой рукой поперек грудины и стихает вовсе; не слышно даже дыхание, хоть Джек кожей и правой, зажатой под мужчиной, рукой чувствует его гулкое сердцебиение. Парень лежит не шевелясь, смотря в обшарпанный черный от копоти потолок и не понимает, что происходит. Зажмуривается крепко-накрепко. Рационально мыслить уже не получается, он не находит поводов для логики. Во всем! Начиная с момента его загона в тот ангар. Джек протяжно глубоко выдыхает, смотря в никуда и не понимает, что за чертов дикий мир открывается перед ним. Свобода и есть безумие? Всё слишком… ярко. Насыщенно, быстро, поглощает и не дает даже передышку на осознание нового. А он не понимает себя, он теряется в том, что ощущает, никогда прежде не бывавший на свободе, на адреналине уйдя от погони, на адреналине дравшийся, а после обессиленный с перегрузкой явной организма, своих ощущений и тысячи роящихся странных чувств, вовсе неправильных, не логичных в сознании, он сваливается в обморок прям там. Сознание давно так не отрубавшееся, только после долгих часов в комнате катарсиса, подводит его. И если он готов принять всю свою уродскую необычность, с повышенной, как выяснилось, реакцией и силой, то Фрост не понимает того, что произошло после. После того, как понял с кем он столкнулся. Кто сейчас беззаботно нагло вырубившись, был рядом. Чертов… Мгла. Как будто он не слышал ранее. Да каждая разумная тварь знает о Бессмертном! Даже он. И вот, мечтавший по рассказам Учит… Лика, никогда не встречать это существо, ему так… Как это слово называлось? Посчастливилось, точно! Так вот, ему посчастливилось именно на него и напороться. Впрочем, жаловаться… За все эти восемь с небольших часов в его жизни произошло больше событий и насыщений в эмоциях, чем за всю его жизнь. Джек медленно сглатывает, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту и дышит в несколько раз быстрее и глубже обычного. Такие состояния Диси называла или приходом, или наоборот отходняком. Так вот, походу у него отходняк. А здесь всё иное: жаркое, страшное, насыщенное звуками, запахами, чужими разговорами, вкусами, голосами. Всё что он знал и верил ранее рушилось с той же легкостью, с которой песчаная буря рушит старые постройки из легкого материала, и чем дальше он был от цитадели, тем сильнее это чувствовал, но даже не подозревал, чем всё это закончится. Или начнется?.. Успокойся! Успокойся, иначе сердце будет вновь перегружено! Нет, коктейль Диси давно перестал действовать, но такое чувство, что в него впрыснули смесь адреналина с азотом, второе — как на некоторых легковых брониках. Реакции усиливаются, и парнишка тонет во всем происходившем, тонет в воспоминаниях сегодняшних событий, в безумных чуждых ему эмоциональных реакциях, тактильных, осязательные, слуховых. Но приоритетом или тем же якорем, за который он цепляется, служит тот, кто сейчас рядом физически. Джек неосознанно, машинально проходится кончиками пальцев по руке мужчины, осторожно затрагивая пальцы, поглаживая, успокаиваясь, отвлекаясь, бездумно смотря в пустоту перед собой. Фиксация хоть на чем-то медленно работает, медитативно дает вновь задеревеневшим мышцам расслабиться, медленно долго выдохнуть, зажмурится, услышать, что и внизу всё смолкает. Он поглаживает тонкие длинные пальцы, переходит на костяшки, на тыльную сторону запястья, очерчивает лучевую восстановившуюся уже давно кость, понимает с легкостью, что сейчас хоть что делай — Бессмертный не очнется. Джек хорошо так проанализировал, чтобы понять, что сегодня этот странный мужчина взял пример с долбаных распадников, употребляя всё возможное, кроме нормальной еды и воды. Парень цепляется за это, старается увести мысли и бушующие образы в это направление — еда. Она здесь оказывается имеет выраженный вкус! Что-то черствое, сухое, очень черное, с запахом гари, но не такой, как резина или как пластик, наоборот, эта гарь приятная, аппетитная. И кусок сухого нечто был едва солоноватым, не пресным вовсе, с кислинкой. Пришлось долго и с силой жевать, работая челюстями, чтобы эта вещь, этот продукт размягчился и проглотился. Но ему определенно это понравилось в тысячу раз больше, нежели та скользкая мерзость из тюбиков. Хотя, снизу порой сквозняком тянуло нечто иным, таким… странно-вкусным, что у него невольно слюна скапливалась во рту. Это он тоже подметил — реакции тела рознились; организм реагировал порой на каком-то подсознательном архаичном уровне быстрее сознания, поддаваясь. Поддаваясь… Он поддался тому, кого видел впервые. Тому, кого, по эмоциональной реакции, боится даже Лик. Боятся все, но большинство обожествляет. Его касания, его голос, этот его взгляд — страшный, дикий взгляд настоящего хищника, разгорающийся ярко до ядовитости жёлтого, неестественного — Джек никогда такого ни у кого не видел. Пожирающий, видящей словно всего тебя, вместе с костями, внутренностями, мыслями, желаниями. Ему бы ежится под таким. А он идиотом наблюдал в ответ, испытывал. Пытался понять по какой грани ходить, как его вывести, как будет реагировать. Только похоже ни один он испытывал, ни один он интересовался. Разве чужака, опасного, сбежавшего чужака, не проще убить или держать в цепях, как хотели это сделать те же скелеты? Джеку не ясна с любой позиции, реакция и действия Мглы. Он алогичен. Врага не положено ведь укрывать от палящего солнца, давать воду, уносить, явно на руках, в защищённый корпус, вновь делать все эти вещи — он не знает им названия, догадывается, что это что-то социальное, подобно взаимовыручке, но слово подобрать не может. Не понимает. Он предпочитает стереть всё это из памяти, понимая, что глаза все-таки закрываются, и его движение по чужой руке становятся все медленнее. Джек надеется, что это просто взбунтовавшийся, на почве смены обстановки и кардинальности, мозг. Он очень ждет завтра, чтобы понять, что с ним всё как обычно, под контролем, и он понимает каждую свою эмоцию. И этого больше не будет, не будет так мучительно разбирать каждую реакцию и эмоцию. Это сложно. Сложно — чувствовать. Вымученный обретшими мир красками, и на грани сна всё же завидуя самому себе, мальчишка впервые засыпает без напряжённого комка нервов внутри, давая телу расслабленно устроится удобнее, вытянуть долгожданно ноги и сцепляя крепко пальцы на запястье Бессмертного. Джек отрубается, успокоенный, что его никто не тронет этой ночью.