Древние сказания

— Полина! Это абсурд! - крикнул Рома, сердито глядя на закрытую дверь. — Мне всё равно! Ты никуда не пойдёшь! - её голос донёсся из-за двери, наполненный упрямством и отчаянием. Обычно его утро начиналось совсем иначе. Он просыпался от лёгкого шума посуды на кухне, доносящегося сквозь тонкие стены дома, и запаха чего-то тёплого, домашнего: риса, тушёных овощей или ароматного чая, который Полина готовила с утра. Лёгкий свет рассвета, пробивающийся сквозь ставни, окрашивал комнату в мягкие пастельные тона. Она всегда входила тихо, с лёгкой улыбкой, иногда неся поднос с завтраком, а иногда – просто принося с собой утреннюю доброту и спокойствие. Он любил такие утра. Но сегодня всё было иначе. Полины рядом не оказалось. Вместо привычного уюта утро началось с закрытой двери и тяжёлого разговора. Запахов еды не было, только холодный воздух пробивался сквозь щели ставен. — Выпусти меня. - сказал Рома уже спокойнее, шагнув ближе к двери. — Нет, я сказала. - ответила Полина, голос её звучал твёрдо, но в нём отчётливо слышалась дрожь. — Я ради тебя вчера остался. Сегодня я уже не могу, ты понимаешь? - голос Ромы был спокойным, но напряжение в нём ощущалось. Он глубоко вздохнул, стараясь не сорваться, хотя в груди начинало закипать раздражение. — Мне всё равно, Ром. - ответила Полина, и её голос, хоть и стал тише, был твёрдым, не допускающим возражений. — Я уже видела такое... Мой дзи-дзи тоже стал таким... Его околдовала одна из них! Рома замер на месте, вслушиваясь в её слова. — Я была ещё ребёнком. - продолжила она, чуть дрогнув. - Но я помню. Это невозможно забыть! Я видела его состояние! И он... - Полина замолчала, будто борясь с собой, а затем выкрикнула, почти надрывно: — Это не с чем спутать, понимаешь?! Её голос эхом отразился от стен, ударив Роме в уши. Она кричала, словно боялась, что он не услышит, словно каждое её слово было криком о помощи. Рома закрыл глаза, вбирая в себя её слова. «Состояние?» Её обвинения эхом отдавались в его голове. Он не изменился, разве нет? Он тот же человек, что был вчера вечером. Никаких чар, никаких странных ощущений. Он даже не чувствовал никакого влияния от девушки у леса. Он открыл глаза, проводя рукой по лицу, и шагнул ближе к двери. — Полин, ты слышишь себя? - его голос звучал теперь ниже, глубже. — Что за состояние? Что за околдованность? Ты видишь меня, да? Я не изменился. Никакая девушка не трогала меня. За дверью повисла напряжённая тишина. Полина молчала, будто не находя слов, но Рома всё равно чувствовал её присутствие. Её дыхание, сбивчивое и частое, словно она с трудом сдерживала слёзы. — Я всё тот же, Полина. - он попытался сделать голос мягче, убрав из него раздражение, хотя внутри всё ещё клокотала смесь злости и недоумения. — Ты видишь это. Ты должна видеть. Тишина казалась бесконечной, давящей. Рома слышал лишь гулкий стук собственного сердца и её дыхание за дверью. Рома выдохнул, опуская голову, и на мгновение прикрыл глаза, пытался собрать мысли в порядок. Он медленно прислонился лбом к двери, чувствуя её прохладную поверхность. Холод дерева был единственным, что сейчас успокаивало, но это длилось недолго. Внутри всё кипело: от бессилия, от обиды, от гнева. Полина... Он знал её стойкость, её несгибаемую решимость. Он видел это раньше, и каждый раз, когда она ставила перед собой цель, она добивалась её, игнорируя всё вокруг. Он открыл глаза, провёл рукой по двери. — Мне нужно идти, слышишь? - его голос был глухим, но уже не таким спокойным. В нём чувствовалось напряжение, граничащее с отчаянием. — Полин, я не могу здесь оставаться. Ты понимаешь, чем это может обернуться? Он поднял голову, снова глядя на дверь, будто пытался увидеть её лицо, прочитать в её глазах хоть тень сомнения. — Если я тут останусь, кто будет следить за деревней? Ты знаешь, как важен каждый день, каждый час. Он говорил всё громче, надеясь, что его слова хоть как-то пробьются через её упрямство. — Торговцы, Полин. Они приедут со дня на день. Кто их встретит? Кто позаботится о том, чтобы они могли здесь отдохнуть перед дорогой? Кто, Полина?! Его голос звучал настойчиво, почти умоляюще. Ему казалось, что его доводы наконец заставят её задуматься. Ведь это не просто бытовые мелочи, это то, от чего зависела жизнь деревни, их благополучие. Но вместо ответа, который он ожидал, прозвучало короткое и хладнокровное: — Игорь. Это имя, сказанное с пугающим спокойствием, ударило его сильнее, чем могло бы любое обвинение. Он отстранился от двери, вскинув брови, и уставился на неё, будто не поверил своим ушам. — Игорь? - переспросил он, медленно, почти выдавливая слово сквозь зубы. — Ты серьёзно сейчас? Тишина за дверью, нарушаемая лишь его тяжёлым дыханием, дала понять, что да, она совершенно серьёзна. — Ты хочешь, чтобы Игорь... - он сделал паузу, чтобы сдержать всплеск раздражения. — Чтобы Игорь занимался всем этим вместо меня? Её голос за дверью снова прозвучал с тем же хладнокровием, которое начинало его пугать: — Да, Игорь справится. Рома выдохнул, пытаясь совладать с накатывающим гневом. Полина всегда была упрямой, но в этот раз её упрямство переступало все границы. Он едва не ударил ладонью по двери, но сдержался, закрыв глаза и пытаясь взять себя в руки. Рома шумно выдохнул, провёл ладонью по лицу и с силой сжал виски пальцами, словно пытаясь выдавить из головы мучительные мысли. Игорь… на его месте. Эта идея была настолько абсурдной, что вызывала у него едва ли не физическую боль. Она резала сознание. Он попытался представить эту картину, но от одного только воображения внутри всё перевернулось. Игорь, беспечно шагающий по деревенской площади с такой улыбкой, будто весь мир – его личная сцена. У него в руках кружка саке, за спиной шумная компания, а вокруг – хаос. Рынок полон беспорядка: торговцы возмущённо покидают свои лавки, не дождавшись места для отдыха; жители спорят, пытаясь понять, кто за что теперь отвечает. Игорь, как всегда, лишь отмахивается, заявляя, что всё под контролем. Рома крепче стиснул кулаки, дыхание сбилось. Нет, это не просто ошибка. Это… Это бедствие, которого он не может позволить. Он резко развернулся и сделал несколько шагов назад, стараясь унять стук сердца. Эта мысль была разрушительной, ломала все его устои, всё, что он и его семья выстраивали долгие годы. Каждый его день был расписан, каждая деталь обдумана. Рома всегда знал, что делать, знал, как держать деревню в порядке, как встречать торговцев, как обеспечивать жителям стабильность. Но Игорь? — Да он даже не знает, с чего начинать! - голос сорвался, став грубее, чем он хотел. Игорь был его другом, это правда. Но Рома знал его как облупленного. Этот человек жил сегодняшним днём, не задумываясь о завтрашнем. Его заботы заканчивались там, где начинались вечерние развлечения в таверне. Беззаботность и легкомысленность, смешанные с любовью к выпивке, делали его совершенно неспособным руководить даже малейшими делами деревни. Рома снова приблизился к двери, коснувшись руками её деревянной поверхности, будто пытался удержаться, чтобы не сорваться. — Полина, ты понимаешь, что ты делаешь? - он говорил тихо, но в его голосе звучало отчаяние. — Ты хочешь, чтобы он взял на себя мои обязанности? Ты понимаешь, что это будет не просто ошибка, это будет... - он замялся, подбирая слово, способное выразить весь масштаб разрушения, что нависло над деревней. — Это будет крах. В его голове снова вспыхнули картины. Деревня, оставленная без порядка; торговцы, проклинающие эту землю и зарекающиеся не возвращаться сюда снова; жители, теряющие доверие не только к Роме, но и ко всему укладу жизни, который он так тщательно поддерживал. И это всё правда может произойти, потому что так заведено в их деревне. Если глава по каким-то причинам не сможет дальше выполнять свои обязанности, если у него нет наследников или других мужчин в семье, то все его обязанности отходят к близкому другу, которым и является Игорь для Ромы ещё с детства. Рома ударил кулаком в дверь, не сдержавшись. — Полина! Это же не шутка! Ты понимаешь? Если я не выйду отсюда, деревня останется без главы, и этот человек... - он чуть не выкрикнул имя, но сдержался. — Этот человек всё уничтожит! Тишина за дверью казалась ему ответом, но Рома знал: Полина там. Она слышала. И всё равно не открывала. Рома раздражённо выдохнул, гневно и шумно, будто пытаясь выплеснуть своё раздражение в воздух. Этот выдох прозвучал тяжело, грубо, почти с рычанием, заполнив комнату. Он резко развернулся и широкими, громкими шагами направился к кровати. Каждый его шаг звучал как удар, отдаваясь в деревянном полу глухим стуком. Сев на край кровати, он наклонился вперёд, опустив локти на колени. Руки он бессильно сцепил перед собой, но пальцы дрожали от напряжения. Чувство преданности, болезненное и режущее, накрыло его с головой. Полина… Она всегда была рядом, всегда понимала его. А теперь? Теперь она просто заперла его, словно он преступник, словно он опасен. Её страхи, её убеждённость в том, что он "околдован", казались ему не просто абсурдными, а разрушительными. Почему она его не слышит? Почему она не хочет даже попытаться понять? Рома чувствовал, как злость разливается в груди горячей волной, смешиваясь с разочарованием. Её упрямство сейчас ставило под угрозу не только их отношения, но и всю деревню. Он ясно осознавал, к чему это может привести. Если он останется здесь, запертым, деревня окажется без защиты, без контроля. Злость снова вспыхнула, и он поднял голову, шумно выдыхая. Его грудь тяжело вздымалась, будто от долгого бега. Ему казалось, что он задыхается в этом пространстве, лишённый права объясниться, лишённый возможности действовать. Эта беспомощность, это предательство разъедали его изнутри, заставляя тело дрожать от напряжения. — Дура... Дура. Дура! - с каждым словом его голос становился всё громче, пока не прорезался в полный крик. — Ты головой подумай! Головой, а не страхом своим! Деревня падёт, правда падёт, ты понимаешь?! Слова вырывались из него, как бурлящий поток, неукротимые, пылкие. Он знал, что может задеть её, что его резкость может причинить боль, но не мог остановиться. Она не понимает, не хочет понимать, как её действия разрушают всё. Он не мог больше молчать. Её страхи стали для него барьером, слишком плотным, чтобы прорваться через него спокойными словами. Полина, однако, оставалась молчаливой. За дверью была гнетущая тишина, словно она выслушивала всё, но не хотела, или не могла, ответить. Затем он услышал её шаги. Отдаляющиеся, размеренные, будто она уходила, чтобы прекратить спор. — Полина! - Рома рывком поднялся с кровати, напрягся, готовый броситься к двери, будто крик мог остановить её. Но вместо этого её голос, твёрдый, но странно приглушённый, раздался с другой стороны: — Если мне придётся, я буду запирать тебя каждый день. Её слова звучали так, словно она приняла это решение окончательно. Он не слышал в её голосе сомнений или колебаний, только уверенность. Уверенность, которая разожгла в нём новый всплеск раздражения и гнева. Шаги снова послышались, удаляясь. Их стук становился всё тише, пока не стих совсем, растворившись в тишине дома. Рома остался стоять посреди комнаты, чувствуя, как злость вновь скручивается в горячий ком в груди. Рома на мгновение застыл, осознавая, что единственный выход из этой абсурдной ситуации – прямо перед ним. Его взгляд упал на окно. Почему же он сразу не додумался? Это было так очевидно, что почти вызывало раздражение. Он медленно, почти осторожно, подошёл к нему, словно боясь, что шумное движение привлечёт Полину. Рука коснулась створки, и он дёрнул её, открывая окно. Скрип, едва различимый на фоне утренней тишины, разорвал пространство комнаты, наполняя её свежим воздухом. Прохладный ветерок тут же окутал его лицо, принося с собой аромат влажной травы и рассвета. Рома остановился, закрыв глаза на мгновение. Этот воздух напомнил ему о том, что есть за пределами этой комнаты. О том, что ждет его деревня. О том, что ждет его людей. Но Полина… Он любил её. Её упёртость, её заботу, её страсть. Он понимал, что она руководствуется страхом, её желание защитить его было искренним. Но любовь – это не повод жертвовать долгом. Она не могла не видеть, что сейчас, закрывая его здесь, она ставит под угрозу благополучие всей деревни. Рома тихо перевёл дыхание, решительно ступая на подоконник. Холодное стекло под его пальцами было словно напоминанием о том, как многое в их жизни зависело от торговцев. Даже это окно, простое и прозрачное, было привезено издалека. Торговцы были связующим звеном, обеспечивающим деревню всем необходимым. Ткани, инструменты, посуда, редкие специи, даже часть еды – всё это было их заслугой. Его ноги коснулись земли. Трава была прохладной, чуть влажной от утренней росы, и это ощущение заставило его замереть на миг. Земля, на которую он ступил, словно встретила его с тихим облегчением, как будто сама деревня ждала, когда он возьмёт ситуацию в свои руки. Рома поднял взгляд на небо, где первые лучи солнца пробивались сквозь утренний туман. Его сердце колотилось быстрее, но не от страха, а от осознания важности своего поступка. Он не мог оставаться. Не сейчас. Пропущенный день – это уже слишком. Кто знает, что произошло за это время? А если сегодня приедут торговцы и не найдут хозяина? Это станет ударом, разрушительным для их доверия. День начался с того, что, спустившись в центр деревни, Рома тут же оказался в вихре неотложных дел. Словно его отсутствие всего на один день успело создать легкий хаос. Едва он появился на главной улице, как один из жителей сообщил, что неподалёку уже замечены караваны торговцев. Рома знал, что это случится, как будто внутренний инстинкт подсказывал, что именно сегодня прибудут долгожданные гости. Он бросил беглый взгляд на небо, где облака медленно плыли в сторону леса, и поспешил к въезду в деревню. Когда караван оказался у ворот, Рома выпрямился, подав руку приветствия главе торговцев. Это был высокий мужчина с грубыми чертами лица, заросший бородой, с глазами, в которых читалась усталость. Они обменялись дежурными приветствиями, и Рома быстро сориентировался, куда разместить их. Он провёл нескольких купцов на южную улицу, где стояли дома, подготовленные для гостей. Простые, но уютные, они всегда выручали, когда приходилось размещать приезжих. Пока торговцы разгружали свои телеги, Рома занялся переговорами. Ткани, стекло, соль, редкие травы – всё это обсуждалось до мельчайших деталей. Он внимательно вёл счёт в блокноте, который всегда носил с собой, и пытался найти баланс между потребностями деревни и ограниченным бюджетом. Когда они дошли до разговора о цене на ткани, спор затянулся почти на полчаса, но, в конце концов, он сумел договориться. Завершив дела с караваном, Рома отправился к мельнице, где его уже ждали с жалобой на сломавшуюся шестерню. Старый мельник, морщинистый и сгорбленный, сетовал на то, что из-за поломки работа остановилась. Рома внимательно выслушал его, осмотрел мельницу и пообещал прислать помощников на следующий день. Далее последовала череда мелких, но всё же не менее важных дел: он выслушивал просьбы жителей, решал проблемы с заборами, проверял состояние колодцев. Одна из женщин пожаловалась на пропажу её сына, и это снова напомнило ему о пареньке, который исчез вчера. Этот случай тёмной тенью маячил у него в голове весь день. Ближе к вечеру он снова встретился с торговцами, убедившись, что те устроились и остались довольны. Рома не мог себе позволить, чтобы кто-то из гостей чувствовал себя нежеланным или недовольным – такие слухи распространяются быстро, а репутация их деревни значила многое. Когда солнце уже клонилось к закату, Рома прошёл по главной улице, оглядываясь. Деревня возвращалась к привычному ритму. Люди укладывали детей, закрывали ставни, зажигали фонари у своих домов. В воздухе витал слабый аромат трав, которые сушились неподалёку, а со стороны таверны слышались первые звуки вечерних песен. Рома чувствовал, как усталость медленно накатывает. Тело было тяжёлым, ноги гудели, но в груди поселилось лёгкое облегчение. День оказался трудным, но ничего страшного не произошло. Единственная тревога – пропавший парень – оставалась неразрешённой, но он твёрдо решил завтра утром вновь заняться этим вопросом. Подняв взгляд на багровое небо, он ещё раз глубоко вдохнул, чувствуя, как напряжение дня постепенно уступает место тихому удовлетворению. Деревня была в порядке. Сегодня, по крайней мере, всё удалось сохранить под контролем. Домой Рома возвращался медленно, почти нехотя. Его шаги гулко отдавались в тишине пустеющих улиц. Мягкий свет фонарей очерчивал дорожку, но от этого становилось только тоскливее. Он сделал всё, что мог за день. Казалось, успел уладить десятки мелких дел, но внутри всё равно было неспокойно. Тяжесть в сердце была сродни камню, который тянул вниз с каждым шагом ближе к дому. Он сбежал. Не по-другому – именно сбежал. Вспомнив, как бесцеремонно перелез через окно, как убежал, будто у него не хватило смелости остаться и поговорить, он чувствовал себя мальчишкой. Капризным ребёнком, который не смог выдержать осуждающего взгляда взрослого. Рома коротко выдохнул, прикоснувшись пальцами к виску. Эта мысль преследовала его весь день, не отпуская даже в моменты самых сложных переговоров. Теперь, когда он был один, её вес стал почти невыносимым. Его дом был уже виден вдали, стоял темным силуэтом на фоне закатного неба. В окнах не было света, и это усиливало его беспокойство. Полина явно ждала его внутри, но какой будет эта встреча? Рома попытался представить, как он переступает порог, как они встречаются взглядами, и почувствовал, как что-то неприятно сжимается внутри. Ему казалось, что он предал её доверие. Не смог объяснить, не смог найти нужных слов, просто убежал. Как он будет смотреть ей в глаза? Как сможет оправдаться за своё поведение? Полина, такая гордая, такая решительная, она не простит ему этого с лёгкостью. Рома провёл рукой по лицу, чувствуя, как утомление накладывается на угрызения совести. Ему хотелось верить, что, несмотря на всё, Полина поймёт. Но страх, что он увидит в её глазах разочарование, был сильнее. Рома поднялся на крыльцо, но тут же замер, будто не мог заставить себя двигаться дальше. Он стоял там несколько долгих секунд, словно надеясь, что дверь сама откроется, что ему не придётся принимать это решение. Но в доме было тихо, никто не ждал его возвращения. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоить дрожь в руках, и наконец протянул их к двери. Ручка показалась холодной, почти чужой. Когда дверь поддалась, скрипнув, Рома переступил порог, но не смог избавиться от ощущения, будто делает что-то неправильное. И тут он услышал её голос. Полина говорила тихо, но каждое слово пробивалось сквозь воздух как удар. Рома застыл на месте, едва переступив через порог, его взгляд опустился к полу. — Между нами будто стена. - голос Полины доносился с кухни. Он звучал приглушённо, но в нём сквозила такая тяжесть, что Рома почувствовал, как что-то внутри него сжимается. — Она появилась давно, но после этой... Лисы... Слово "лиса" прозвучало с особым нажимом, и Рома будто вновь увидел перед глазами ту девушку, её взгляд, который заставил его потерять почву под ногами. Он не знал, что именно это было, но Полина воспринимала это иначе. Для неё это стало чуть ли не концом. Его сердце болезненно сжалось, он инстинктивно сделал шаг назад, будто хотел скрыться, но вместо этого замер, слушая. — Он же уже принадлежит ей, как бы я ни пыталась его удержать. - продолжала Полина, и её голос дрогнул. Явно слёзы буквально стучали в её горло, но она пыталась удержать их. — А он не понимает! Сбежал, представляешь? Рома зажмурился, словно хотел отгородиться от её слов, но они звучали в голове, как приговор. Она страдает из-за него. Она, которая всегда была его опорой, человеком, который верил в него, сейчас говорила о стенах, разделяющих их, о том, что он будто больше не её. Он резко вздохнул, стараясь справиться с внезапно нахлынувшими эмоциями. Грусть, обида, вина – всё смешалось в хаос. Почему она так думает? Почему не пытается его услышать? Разве он виноват в том, что произошло? Его ноги подкосились, но он заставил себя сделать шаг, затем ещё один, но не в сторону кухни. Он знал, что не сможет сейчас заглянуть Полине в глаза, объяснить ей что-то. Его взгляд упал на тёмный коридор, ведущий в спальню. Он направился туда, стараясь не издавать звуков, чтобы не прерывать её разговор с кем-то из очередных подружек. С каждым шагом он чувствовал, как тяжесть в груди становится всё сильнее. Будто каждый его шаг по дому, который когда-то был для него убежищем, сейчас превращался в длинную дорогу, ведущую в пустоту. — Ну вот почему он такой? - голос Полины сорвался, и раздался тихий, болезненный всхлип. Это был не просто звук – это был удар. Резкий, острый, как нож в самое сердце. Рома застыл. Ноги словно приросли к полу, а грудь будто стянула невидимая железная хватка. Её всхлип не был громким, но от него в его душе что-то треснуло. Полина плачет. Полина. Его Полина. Она, которую он всегда хотел защитить, оберегать, быть для неё тем, на кого она могла положиться. А теперь? Теперь она плачет из-за него. Эта мысль словно обрушила всё на свете. Боль, разлившаяся в груди, была почти невыносимой. Он пытался вдохнуть, но воздух, казалось, не доходил до лёгких. Горло перехватило, а сердце билось так тяжело, что казалось, вот-вот разорвётся. Он не смог бы объяснить, как в этот момент чувствовал себя. В голове метались обрывочные мысли: "Почему? Почему я довёл её до этого? Почему она плачет, почему её голос полон этой боли? Почему я снова причинил ей страдания?" Это было слишком. Это было как тысяча ударов разом. Какой же я... Ужасный... Рома ощущал, как что-то внутри него разрывается. Это чувство было таким глубоким, что его сложно было описать. Оно не оставляло места для оправданий или попыток найти себе оправдание. Он знал, что виноват. Знал, что предал её доверие, заставил её страдать. Он хотел бы всё исправить, но как? Как, если теперь между ними будто выросла стена, холодная и непробиваемая? И тут, в этой оглушающей тишине, прозвучал голос. — А ты любишь его хоть? Этот вопрос прозвучал так неожиданно, что Рома открыл глаза, будто пробуждаясь от транса. Мужской голос. Не грубый, не слишком громкий, но спокойный, уверенный. И совершенно точно – незнакомый. Рома замер. Сердце будто вновь остановилось, но уже от другой причины. Полина разговаривала не просто с кем-то, а с каким-то мужчиной. Он был так поглощён своими мыслями, что даже не осознал этого сразу. Мужской голос. Это явно была не одна из её подруг, которые иногда захаживали. Это был не Игорь. И точно не кто-то из деревенских мужчин – они бы никогда не осмелились заглянуть к его жене, особенно в такой момент. Кто это? Он застыл, вслушиваясь. Его тело инстинктивно напряглось, как будто готовясь к опасности. Рома нахмурился, его взгляд устремился в сторону кухни, откуда доносился голос. Он почувствовал, как внутри поднимается напряжение. Незнакомец. Мужчина. В его доме. С его женой. Как он осмелился? Гнев и настороженность переплелись в его душе, создавая вихрь эмоций. Шаг за шагом, он двигался вперёд, к кухне, к источнику этого голоса, стараясь не выдать своего присутствия. Рома напряжённо слушал, затаив дыхание. Но тишина, повисшая в воздухе после вопроса, тревожила его больше, чем сам этот мужской голос. Почему Полина молчит? Почему она не отвечает? Он видел её силу, её уверенность, и даже её гнев – а теперь она молчит? Каждая секунда её молчания тянулась мучительно долго. Он не понимал, что происходит, но с каждым мгновением его злость кипела всё сильнее. Кто?! Кто этот человек, который осмелился прийти к его жене? Кто этот нахал, который решил, что имеет право задавать такие вопросы? Он уже прошел на кухню, сделал шаг за порог, увидел Полину с опущенной головой. И вдруг она заговорила. Её голос – тихий, сломленный, как будто весь вес её мира обрушился в одном единственном вздохе. — Я… не знаю уже. Эти слова ударили, как молния, оставив за собой ожог в самой глубине его существа. Рома замер. В груди что-то обрушилось, как будто огромный камень раздавил его изнутри. Он стоял, не двигаясь, не моргая, не дыша. Не знает? Не знает?... Мир вокруг него будто рухнул. Всё, что он считал прочным и надёжным, треснуло, развалилось на куски. Это был не просто удар – это было хуже, почти духовная смерть. Эти слова разнесли всё его представление о Полине, о них, о её чувствах. Он почувствовал, как ноги ослабли, и пришлось опереться о стену, чтобы удержаться. Голова закружилась, в ушах зазвенело, словно что-то внутри него перестало работать, остановилось. Не знает? Как она может не знать? Боль от её слов была пронзительной, невыносимой. Она пронизывала его, как острые осколки стекла, которые раз за разом вонзались в душу. В его голове начали кружиться воспоминания: её улыбка, её смех, её тёплый взгляд, её голос, который всегда звучал так уверенно. Он вспоминал все те моменты, когда был уверен, что она любит его. Разве это не правда? Разве он не чувствовал этого раньше? Или он просто обманывал себя, надеялся, что всё было иначе, чем на самом деле? Рома закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Но образ её сломленного голоса, её тихого признания не давал покоя. Он хотел поверить, что ослышался, что она не могла так сказать. Но правда уже стояла перед ним, как холодная, беспощадная стена. Его сердце словно остановилось, и в этот момент он осознал, что это были не просто слова. Это была её истина. Её боль. Её усталость. Он чувствовал себя опустошённым, как будто из него вынули всё, что делало его собой. Боль накатывала волнами, не давая ему ни секунды передышки. Он хотел закричать, разбить что-нибудь, но вместо этого лишь сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Как я допустил это? Как дошло до того, что она больше не знает, любит ли меня? Эта мысль была невыносима. Она резала душу, оставляя после себя только пустоту. — Даже так. - слова, вырвавшиеся у Ромы, прозвучали холодно, глухо, как удар колокола, возвещающий о нападении. Они не были криком, но словно разрезали воздух пополам, заставляя всё в доме на секунду замереть. Полина вскинула голову, её взгляд мгновенно встретился с его. Красные, опухшие от слёз глаза – такие чужие, незнакомые, не её, но в то же время её. Синие глаза, которые он любил, сейчас были полны страха и растерянности, как у загнанного в угол зверя. И от этого внутри Ромы всё оборвалось. Он не узнавал её. Как будто перед ним сидела не его жена, не та женщина, которая всегда была рядом, не та, которой он доверял. Что это за страх в её глазах? Откуда он взялся? Она поднялась с места быстро, порывисто, но как будто не знала, что делать дальше. Словно ждала от него удара или обвинения, словно он действительно мог на неё поднять руку. И эта мысль, даже мельком проскользнувшая в голове, вызвала у Ромы отвращение к самому себе. Она не сказала ничего, лишь её губы шевельнулись, и он едва расслышал её дрожащий голос: — Рома? - простой вопрос, всего его имя, но в этом коротком слове было столько напряжения, столько тревоги, что ему стало ещё тяжелее дышать. Он молчал, не в силах выдавить ни единого слова. Что он мог сказать? Что он здесь делает, вернулся в дом, который сам же покинул? Что с трудом подавлял желание хлопнуть дверью и уйти снова, чтобы не видеть этой сцены? Чтобы не чувствовать себя таким... ненужным? Всё внутри него кричало, требовало объяснений, но вместо этого он стоял молча, глядя на неё, на этот страх в её глазах, и его охватывала ещё большая злость. Но эта злость была не только на неё, не только на то, что она сейчас делала или говорила. Она распространялась на всё: на этот день, полный тяжёлых мыслей и постоянного чувства вины; на этого незнакомца, стоящего рядом с его женой; на самого себя за то, что он позволил этому случиться. Его взгляд наконец оторвался от Полины и переместился на фигуру, сидящую рядом. Парень повернулся к нему, и Рома сразу понял, что он не местный. Даже не пытался казаться местным. Его одежда, манера даже просто сидеть, сама внешность – всё это кричало о его чуждости. И это раздражало Рому ещё больше. Кто он такой? Что он делает в этом доме? Зачем он пришёл сюда? Этот парень выглядел... странно. Идеально чистая, почти белоснежная кожа, как будто он никогда в жизни не бывал на солнце, не знал, что такое деревенская работа. Лицо тонкое, почти хрупкое, с мягкими чертами, слишком аккуратными, слишком изящными, чтобы принадлежать человеку из деревни. Белая рубаха, свободно висевшая на его худощавом теле, казалась совершенно новой, будто только что снятой с прилавка торговца. Волосы – белые, такие светлые, что, казалось, они отражали свет, и глаза... Ярко-зелёные, насыщенные, но холодные, почти равнодушные. Он никогда не видел таких. Хотя нет... видел. Его глаза смотрели на него спокойно, без тени страха или напряжения, как будто он не чувствовал себя виноватым. Как будто не понимал, что делает в доме чужого мужчины рядом с его женой. Рома чувствовал, как внутри него всё сжимается. Этот человек – чужак, который не имеет права находиться здесь. Он был слишком... красив. Да, это была правда, которую Рома не хотел признавать даже самому себе. Молодой, привлекательный, с какой-то странной притягательностью. Таким несложно понравиться женщине. Таким несложно увлечь её, сбить с толку, заставить забыть обо всём. И эта мысль, что Полина могла променять его, сильного, надёжного, на этого хрупкого, белокожего парня, была словно нож в сердце. Она была невыносимой. Он снова перевёл взгляд на Полину, которая стояла, не шевелясь, с опущенными плечами и виноватым выражением на лице. И в этот момент что-то в нём сломалось. Как он мог допустить это? Как мог позволить, чтобы всё дошло до такого? Полина изменила ему? Или это только его больная фантазия, порождённая ревностью и усталостью? Что бы это ни было, он чувствовал себя раздавленным, словно весь мир рухнул под его ногами. Ромин взгляд, полный сомнений и тревоги, невольно опустился вниз, к полу. И тут он замер, нахмурив брови. Тень. Тень, падающая от незнакомца, показалась ему странной. Она была слишком чёткой, слишком... неправильной. И самое пугающее, что форма этой тени напоминала образ лисицы. Узкая морда, длинные уши, изогнутое тело, будто готовое к прыжку. Сердце Ромы сжалось. Он почувствовал, как ладони покрываются холодным потом. Рома хотел было снова всмотреться в эту тень, попытаться понять, что это значит, зацепиться за этот странный образ, как голос Полины, раздавшийся из тишины, заставил его отвлечься. Он вздрогнул, как будто его вырвали из транса, и поднял на неё глаза. — Да, Ром, я давно хотела уже с тобой поговорить. - её голос был ровным, серьёзным, каким он давно не слышал. Полина опустилась обратно на стул, сцепив пальцы в замок на коленях. Её осанка, взгляд – всё говорило о том, что она настроена решительно. — Ну, говори. При чужаке-то. - бросил он, не скрывая раздражения, и кинул короткий, злой взгляд на незнакомца. Ему совсем не нравилось, что тот всё ещё здесь. Кто он такой? Зачем пришёл? Какое право имеет вмешиваться в их жизнь? — Что он тут вообще забыл? — Тему не переводи. - жёстко осадила его Полина, и Рома невольно прикусил язык. Её тон был таким резким, что спорить не хотелось. Она звучала так, будто уже приняла какое-то важное решение, и ему предстояло это услышать. Рома снова бросил взгляд на тень. Сейчас она выглядела обычной. Человеческой. Никакой лисицы. Никакого изломанного силуэта. Может, ему и правда показалось? Может, его сознание просто играет с ним злую шутку? Он потряс головой, стараясь отогнать наваждение, и перевёл взгляд обратно на Полину. — Я особо не пытаюсь, кои-кои. - проговорил он, пытаясь смягчить свой тон. Он знал, что его голос звучит хрипло, что в нём сквозит напряжение, но сейчас он старался говорить с Полиной так, чтобы не обострить ситуацию. Но внутри у него всё кипело. Слова застревали в горле, и с каждым мгновением молчания становилось всё тяжелее. Полина лишь мельком глянула на него, прежде чем снова перевести взгляд куда-то в сторону, избегая прямого контакта. Это только усилило его беспокойство. — Во-первых, я уверена, что сейчас ты всё не так понял. - проговорила Полина, выдыхая с видимой усталостью. Её голос звучал ровно, но в нём проскальзывало напряжение, словно она готовилась к длительному спору. Рома только хмыкнул, скрестив руки на груди. Он уставился на неё, но промолчал, позволяя ей продолжить. Полина слегка нахмурилась, глядя куда-то мимо него, словно обдумывая, как лучше подобрать слова. — Что я мог не так понять? - спросил он, и в его голосе послышался холод. Слова были ровными, но за этой мнимой сдержанностью скрывался вулкан эмоций. Полина наконец подняла глаза, глядя на него из-под длинных тёмных ресниц. Её взгляд был прямым, но одновременно мягким, как будто она пыталась не навредить. — Я знаю твою ревность, Ром. - проговорила она, акцентируя каждое слово. — Но Антон тут совершенно случайно. — Случайно? - он усмехнулся, и в этом звуке сквозило откровенное недоверие. Лицо Ромы окаменело, губы искривились в язвительной усмешке, а брови сошлись на переносице. Он чуть наклонил голову, смотря на неё как на человека, пытающегося продать ему самую нелепую ложь. — Совершенно случайно, говоришь? - повторил он, с лёгким нажимом. Его взгляд скользнул по фигуре Антона, застывшего в стороне. Этот парень… Нет, этот юноша выглядел настолько инородно в их доме, что его присутствие само по себе казалось нелепым. Он выглядел словно из другого мира, из другой жизни, из чего-то столь далёкого от их деревенской повседневности, что Роме становилось дурно от одного только вида. Как так возможно, чтобы совершенно незнакомый мужчина – нет, парень – появился с его женой, пока его не было, так ещё и глубокие темы с ней обсуждал, и всё это… совершенно случайно? Каждое слово этого вопроса, сформулированного в его сознании, било молотом по внутреннему равновесию. Он не знал этого Антона, но почему-то уже ненавидел. Ненавидел за его лёгкость, за его спокойствие, за отсутствие хоть какой-то тени вины на лице. Этот парень не пытался оправдываться, не пытался объяснять. Он просто стоял там, словно был в своём праве, словно это было абсолютно нормально – быть здесь, в доме Ромы, рядом с Полиной. Рома почувствовал, как внутри поднимается волна боли. Не гнев, не злость, а именно боль. Она накатывала медленно, но неумолимо, будто тяжёлая морская волна. Боль от осознания того, что его мир рушится. Боль от мысли, что Полина могла впустить кого-то в их дом, в их жизнь, без его ведома. Боль от того, что он сам, возможно, стал причиной этой ситуации – своей ревностью, своим недоверием, своим упрямством. И всё же он не мог понять. Не мог принять. Эта ситуация была выше его сил, выше его понимания. Рома стиснул зубы, чтобы не выпалить очередное язвительное замечание, чтобы не сорваться. Но огонь внутри продолжал гореть, выжигая из него остатки здравого смысла. — Да, Ром, случайно. - произнесла Полина, глядя на него своими уставшими глазами. Её голос звучал ровно, но где-то в нём сквозило напряжение, словно она не в первый раз вынуждена оправдываться и уже устала от этих постоянных разговоров. Рома сжал челюсти, его взгляд вновь скользнул к незнакомцу, который стоял рядом с его женой так уверенно, словно принадлежал этому месту. — А он сам за себя слово не скажет? - его голос прозвучал почти спокойно. — Он не обязан. - голос Полины прозвучал резко, как выстрел. Она встала на сторону незнакомца. Полина. Его жена. Встала на защиту этого чужака, словно это он был ей ближе, чем её собственный муж. От этой мысли у Ромы защемило сердце. Она, кажется, хотела что-то ещё сказать, её губы слегка приоткрылись, но затем она осеклась. Её взгляд метнулся в сторону Антона, словно она искала у него поддержки или позволения говорить дальше. И тут заговорил уже он. — А что Вы хотите от меня услышать? - голос незнакомца звучал удивительно ровно и спокойно. Ни намёка на смущение, ни нотки страха или замешательства. Уверенность, чуть елейный, мягкий тон, который невозможно не заметить. Рома почувствовал, как его раздражение только усилилось. Антон обратился к нему с уважением – на «вы». Но даже это уважение показалось ему каким-то холодным, отстранённым, словно это была всего лишь игра, дань вежливости, но не искреннее отношение. И ещё этот взгляд. Прямой, уверенный, без малейшего намёка на то, чтобы опустить глаза. Этот парень стоял перед ним, как равный, как будто они на одном уровне. — Ну для начала кто ты и что ты забыл в нашей деревне? - медленно, с видимой холодностью произнёс Рома, опуская руки. Его голос звучал хладнокровно, но глаза выдавали накатившее раздражение, едва сдерживаемую злость. Антон выдержал его взгляд. Абсолютно невозмутимо, словно ему нечего бояться или скрывать. — Меня зовут Антон. - произнёс он ровным, спокойным голосом. — Я со своей имоутян приехал сегодня вместе с караваном. Слова были сказаны с точностью, без излишних эмоций, но при этом уже не казались холодными. Всё, что нужно знать, – коротко, ясно, без утайки. И всё же в этом спокойствии было что-то такое, что Рому зацепило. Не в хорошем смысле. Он молчал, не отрывая взгляда от Антона. Его раздражало это спокойствие, эта уверенность, эта манера держаться. Будто он был готов к подобным вопросам и уже знал, что ему ответить. Как будто это была не первая подобная ситуация, и он мог справляться с такими, как Рома, с лёгкостью. Рома перевёл взгляд на Полину, но она молчала, не глядя на него. Снова посмотрел на Антона. Этот парень не выглядел как кто-то, кто мог случайно оказаться здесь. Он казался чужим, будто пришёл из какого-то другого мира. И Рома не устанет это подмечать. И всё же Рома чувствовал странное беспокойство. Что-то не давало ему покоя. Что-то в этом парне было неправильным, чуждым, но объяснить это словами он не мог. Антон выглядел спокойным, его голос звучал уверенно, его поза не выдавала страха. Рома нахмурился. Его мысли путались, как будто он пытался ухватить что-то ускользающее, но это что-то снова и снова выскальзывало из рук. — Хорошо. А у меня дома ты как оказался? - Рома произнёс это с нажимом, его голос звучал уже не так холодно, как раньше, а скорее настойчиво, требовательно. Он словно пытался пробить стену, которой Антон оградил себя. Антон снова выдержал его взгляд. Ни малейшего дрожания, никакой растерянности – он стоял уверенно, как будто абсолютно уверен в своих словах. — Пока моя имоутян решила поспать с дороги, я подумал пройтись по окрестностям. Забрёл сюда и увидел, как девушка на крыльце плачет. Вот и решил помочь, спросить, всё ли хорошо. - Антон говорил спокойно, будто заранее подготовился к такому диалогу. Эти слова, сказанные с такой лёгкостью, словно ничто не могло выбить его из равновесия, зацепили Рому ещё больше. «Как будто всё так просто» – подумал он. Его взгляд на мгновение задержался на Антоне. Чистая белая рубаха парня начала казаться какой-то слишком идеальной для их пыльной деревни, даже не помятая. А глаза смотрели на него не с вызовом, а с чем-то похожим на… интерес? Но даже этот интерес казался не настоящим, а скорее вежливой формальностью, как будто Антон прекрасно понимал, что сейчас на него смотрят с подозрением и неприязнью, но это его не волновало. Рома сглотнул, но виду не подал. Он не мог позволить себе показать слабость перед этим парнем. — Вот как. - медленно произнёс он, отводя взгляд и делая вид, будто поверил. Его взгляд скользнул к Полине, которая стояла рядом с Антоном, опустив голову, и выглядела так, будто хотела исчезнуть. — Плакала, значит? Полина чуть заметно кивнула, но ничего не ответила. Это молчание резануло Рому по сердцу. Почему она молчит? Почему не защищает его, как всегда делала? Он снова посмотрел на Антона, пытаясь найти хоть что-то, что объяснит его присутствие здесь. И в то же время он чувствовал себя уязвлённым. Этот парень не только стоял в его доме, не только осмелился говорить с ним на равных, но ещё и стал тем, к кому Полине будто легче обращаться. — И что, ты часто плачущих утешаешь? - спросил Рома. Ему было важно понять, что этот парень из себя представляет. Вопрос звучал саркастично, но в нём была нотка настоящего интереса. Антон чуть приподнял бровь, но не улыбнулся и не показал никаких эмоций, словно этот выпад его совершенно не задел. — Если вижу, что человеку плохо, почему бы не помочь? - коротко ответил он. Его слова прозвучали настолько спокойно, что Рома на миг даже растерялся. «Слишком правильный» – подумал он. Но почему-то это правильное в нём казалось натянутым, будто маска, под которой скрывается нечто иное. — Рома, не начинай, пожалуйста. - Полина вздохнула, и её голос, хоть и звучал мягко, всё равно ударил по нервам. Она подошла ближе, обошла стол и встала перед ним, словно став преградой. Между ним и этим чужаком. Между ним и правдой, которая, казалось, ускользала, едва он пытался её ухватить. Ещё один удар. Ещё одна рана, от которой невозможно избавиться. Полина… она выбирает не его сторону. Она заступается за того, кого он видит впервые в жизни. За парня, о котором она, вероятно, знает не больше, чем он сам. — Я не начинаю, я вас внимательно слушаю. - Рома отступил на шаг, переводя взгляд на окно. Лес за ним был таким же холодным и неприветливым, как и его настроение сейчас. Никакого ответа. Однако долго скрываться за этой видимостью спокойствия он не смог. Он снова посмотрел на Полину. Она стояла перед ним уверенно, но её глаза выдавали усталость. Как будто она боролась не только с ним, но и с собой. — Ты не веришь. - наконец сказала она, и в её голосе не было ни укоризны, ни обиды. Только усталое, безнадёжное понимание. Это была не просьба и не вопрос. Она знала ответ. И она была права. Рома не верил. Как он мог? Всё это звучало слишком неправдоподобно. Незнакомец из каравана, который просто забрёл в их деревню, решил помочь плачущей девушке. Слишком честный, слишком доверчивый. В голове это просто не укладывалось. Но ведь это была их деревня. О ней по дороге, наверное, слышал любой путник. Здесь не было ни злых языков, ни дурных слухов. Местные всегда держались добропорядочно, не давали поводов для сплетен. И Антон, этот странный парень с белыми волосами, вполне мог знать только это. Это объясняло, почему он решил помочь. Объясняло, но не облегчало. Потому что оставался другой вопрос: почему Полина так просто эту помощь приняла? Почему пустила его в свою жизнь, почему позволила ему говорить с ней на такие темы, почему защитила его сейчас, в этом доме, перед мужем? Рома чувствовал, как внутри него разрасталось недоверие, как оно заполняло его целиком, вытесняя все попытки мыслить трезво. Ему хотелось кричать. Хотелось узнать правду – прямо сейчас, вырвать её из неё или из него. Но он лишь сдержанно выдохнул, заставив себя вернуть видимость спокойствия. А что, если она права? Что, если он действительно просто решил помочь? Что, если это всего лишь совпадение? Эти мысли мучили его. Разрывали изнутри. Но он не знал, как с ними справиться. — А может, верю, айсаи. - произнёс Рома, делая шаг вперёд. Его голос звучал мягче, чем раньше, и только человек, знающий его так же хорошо, как Полина, мог уловить скрытую остроту в этой кажущейся нежностью интонации. Слова, будто тёплая струя воды, скользнули по её сознанию, но от этого Полине явно стало только холоднее. Взгляд Ромы, слишком пристальный, слишком глубокий, напоминал ей о том, что всё это – лишь прикрытие, под которым кроется буря. — А... - Полина замерла, её глаза расширились. Она выглядела почти растерянной, её обычно спокойное выражение лица сменилось удивлением и недоверием. — Серьёзно? — Да. - коротко бросил он, почти ухмыляясь. Но ухмылка эта была чуждой, болезненной. Она как будто висела на его лице, не принадлежа ему. — Почему я должен не верить? И тут он перевёл взгляд на Антона. Этот взгляд был как приговор. Острый, холодный, цепкий – он, казалось, прожигал насквозь. Антон выдержал его, стоя неподвижно и даже не дрогнув. Лицо парня оставалось бесстрастным, а спокойствие, которым тот, казалось, окутал себя, раздражало Рому больше, чем что-либо ещё. Никакой вины. Никакого страха. Только уверенность. Это сводило с ума. Он хотел, чтобы этот парень отвёл взгляд, чтобы опустил глаза, чтобы показал хоть каплю неуверенности. Но тот только стоял, невозмутимо глядя на него, будто ждал, пока Рома сделает следующий шаг. — Просто... - Полина разорвала этот невидимый поединок взглядов, заговорив снова. Её голос дрогнул, будто слова, которые она собиралась сказать, были для неё слишком тяжёлыми. Она сделала шаг к Роме, но её движения были робкими, как будто она боялась к нему подойти. Рома вскинул брови. Глаза, такие жёсткие секунду назад, впились в её лицо, ожидая продолжения. «Просто это в твоём характере» – закончил он за неё мысленно, чувствуя, как эта мысль застревает у него где-то в горле, словно раскалённый гвоздь. И он знал, что она поняла бы, если бы он сказал это вслух. Как же ему хотелось уйти. Сбежать отсюда, из этого проклятого дома, где стены давили на него, словно обвиняя. Снова. Он хотел убежать. Раствориться, исчезнуть, не видеть её лица, не слышать её сбивчивого дыхания, не чувствовать ту острую боль, которая пронзала его сердце каждый раз, когда он ловил себя на мысли, что доверие к ней дало трещину. Он ненавидел себя за это. Он ненавидел себя за то, что сомневался. Ненавидел за то, что ему стало больно. Рома сделал шаг назад, его плечи напряглись, а дыхание стало прерывистым. Воздух в комнате был густым и вязким, будто насыщен незримым напряжением, и каждый вдох давался ему с трудом. Он огляделся, но даже привычная обстановка дома больше не казалась родной. Всё, что он знал и любил, теперь выглядело чужим, будто кто-то чужой успел занять его место в этой жизни. — Всё, закончим это. - выдохнул Рома, вскидывая руку, словно пытался поставить точку в разговоре, который с каждым словом всё больше расшатывал его внутреннее равновесие. Голос звучал глухо, будто пробиваясь сквозь слой усталости и подавленной ярости, и в нём явно не хватало той уверенности, которую он старался демонстрировать. — Поверю на этот раз. - добавил он, сдавленно усмехнувшись, но даже это казалось пустым. Он развернулся быстро, чуть резковато, будто боялся, что если задержится в этой комнате ещё хоть на секунду, то сорвётся окончательно. Его шаги отдались гулким эхом по деревянному полу, как отголоски чего-то необратимого, и Рома уже почти ушёл, когда что-то внутри его остановило. Он замер. Словно уткнулся в невидимую стену, невольно сжал пальцы в кулак, чтобы унять дрожь, которая начала пробегать по телу. Он хотел уйти. Просто уйти, не оборачиваясь, сбежать, как он уже делал этим утром, когда Полина, пытаясь его удержать, закрыла его в доме, а он, будто подросток, вылез через окно, не желая ни слышать, ни разбираться. Сейчас он снова испытывал этот позыв – сбежать, вырваться, исчезнуть, чтобы не видеть её взгляда, не чувствовать этой режущей тишины. Но что-то удержало его, заставило остановиться. Полина. Она не закончила. Она хотела поговорить, но он снова не дал этому разговору состояться. И он даже не извинился перед ней. Даже не попытался. Не сказал ни слова за всё это утро, оставив её одну, с её болью и слезами, когда сбежал, не желая слушать, не желая даже пытаться понять. А теперь он снова собирался уйти, но уже при свидетеле, оставив её снова одну разбираться со всем этим, с его неосознанной жестокостью. Он почувствовал, как внутри что-то болезненно сжалось, оставляя кислый привкус на языке. Медленно, будто борясь с самим собой, Рома вернулся. Его взгляд наткнулся на Полину, и всё внутри него будто застыло. Её глаза... Они были полны боли, усталости и чего-то, что Рома не мог сразу разобрать. Обида? Упрёк? Нет, ожидание. Она смотрела на него, как будто всё ещё ждала чего-то. И он понимал, что она права. Она ждала. Ждала извинений, хотя бы каких-то слов, которые могли бы хоть немного сгладить ту пропасть, что возникла между ними. — Позже поговорим. - наконец произнёс он, и его голос неожиданно изменился. Больше не было резкости, не было напряжённой отстранённости. В этих словах была мягкость, тепло, которое он не позволял себе показывать весь этот день. Он задержал взгляд на ней ещё на секунду, пытаясь мысленно передать то, что не мог выразить словами. Затем, всё так же медленно, он отвернулся и покинул кухню, оставив за спиной Полину и Антона, и тишину, которая вдруг стала такой оглушительной, что казалось, она разорвала воздух.