соседские разговоры

«Для меня важно не спешить даже с поцелуями…» продолжает крутиться в голове Мегуми еще несколько дней подряд. Раскрашивая на обеденном перерыве цветными ручками напечатанные картинки с кучей мелких деталей, Мегуми крутит, крутит и крутит эти слова. Для него физическая близость никогда ничего не значила. Будучи подростком, он отталкивал любые прикосновения и ерепенился, едва ли не клацая зубами, потому что его отец был таким. Тоджи не любил поцелуи в щеки от родственников, не любил обнимать жену и сына. Мегуми в детстве это почему-то казалось мужественным, он перенял это неосознанно. На первых курсах университета он не отфыркивался от тактильности и не был против, если его парни-однодневки целовали, обнимали или в целом касались его. Ему было попросту все равно, его на самом деле это не раздражало. Все это ничего для него не значит. В отличие, например, от Нобары. Она всегда четко обозначала границы дозволенного: одногруппникам ее трогать в принципе нельзя было, даже если она умирает; друзьям можно было быстро обнять при приветствии или коснуться ладони — это максимум; ее девушке, естественно, доставалось все — чертов джекпот. Нобара умеет любить. Отдавать всю себя, заботиться, поддерживать. Поэтому, наверное, Маки обожает ее и целует ее пальцы (Мегуми в отвращении кривится). Что касалось Мегуми, то ему всегда можно было касаться Нобары как угодно, но ему никогда не хотелось ни обнимать ее, ни цепляться за ее руку или что-либо еще. Они иногда обнимались, еще когда жили вместе, когда Нобаре было грустно, тяжело и одиноко. Мегуми было никак: не приятно, но и не противно. Иногда они спали после домашних посиделок в компании пива, сплетясь конечностями. Иногда держались за руки в заполненном людьми вагоне метро. И для Мегуми это все еще ничего не значило. В отличие от Нобары. «Я понимаю, что ты относишься к этому как к данности, но ты — первый человек, которому я позволила так открыто себя касаться», — сказала как-то она, прилепившись к его плечу в их квартирке и горячо сопя ему в ухо. Мегуми тогда не понял. Но стал присматриваться. И действительно: Нобара шлепала по рукам тех, кто тянулся ее обнять или без надобности коснуться. Она никогда не носила шерстяные вещи или вещи с резинкой. Не носила украшения, кроме маленьких сережек и легкой золотой цепочки. «Что-то ведь не так с тем, что другие люди касаются тебя?» — «Гиперчувствительность. В детстве было противно даже руки мыть или ходить по лужам». Кугисаки просто пожала плечами и отвернулась, продолжая мыть посуду. И тогда Мегуми понял. И, наверное, он начинает понимать Сукуну. Все в его окружении знают, что Мегуми пр (и)одумывает события на месяцы вперед. Поэтому, закрашивая лепестки цветка, он думает о том, что такого случилось в прошлых отношениях Рёмена. Вряд ли это была его вина. Он психолог. Что у него может пойти не так в отношениях с другим человеком? «Он человек, — напоминает себе Мегуми. — С противным характером. Самым противным». Ладно, может, дело было и в Сукуне. Фушигуро в это просто не хочется верить. С чем же он поторопился, что все разрушил? Может, его бывший был пациентом с каким-нибудь расстройством, а Рёмен влюбился и хотел его вылечить? Но расстройство победило их обоих. Но Сукуна не тот, кто будет играть в доктора, лечащего силой любви. Да и вряд ли он бы вообще начал отношения с пациентом, даже если бы тот ему и понравился. Это ведь неэтично. Мегуми качает головой. Это слишком. Может, его бывшему нужна была романтика, а Сукуне — секс? Или наоборот. Рёмен кажется довольно романтичным. Фушигуро морщит нос. Само слово «романтика» вызывает у него тошноту. Может… — Разве у тебя не закончился обеденный перерыв? — перед ним возникает фигура Мико, его коллеги. Она насмешливо смотрит на разложенные на столе цветные ручки. Они с фруктовыми запахами и блестками, может, ее это и смутило, но Фушигуро смотрит на нее раздраженно и показательно закрывает ту, что держал в руке. В канцелярском других не было. А в этом наборе двадцать восемь цветов. И они вкусно пахнут. …может, у него есть с детства незакрытый гештальт. — Разве у тебя не идет консультация уже как, — он бросает взгляд на свои наручные часы, — восемь минут? Мико оглядывается на часы, висящие на стене позади нее, и срывается в свой кабинет. Фушигуро хмыкает. От: Неизвестный Кому: Вы 26.07.2024 завтра. приходи к трем. Неважно. Сукуна как-нибудь ему сам расскажет. И это первый раз, когда Мегуми насильно прекращает поток своих мыслей и не надумывает.

***

— Ого, — присвистывает Сукуна, окидывая его взглядом с ног до головы. Мегуми складывает руки на груди, смотрит в ответ недовольно, фыркает. — Впервые вижу тебя не в тапочках и в этих твоих футболках. Фушигуро закатывает глаза. Во-первых, «впервые»? Наглый пиздёж. Сукуна видел его в его ублюдском деловом костюме. Но он все равно благодарен, что про это никто не вспоминает. Во-вторых, «в этих твоих футболках»? Это что, оскорбление? Даже если Мегуми эти футболки кажутся дебильными, то они все еще ему нравятся. Главное Нобаре не говорить. Мегуми надел первую попавшуюся футболку — нормальную футболку без надписей и рисунков — и легкие бежевые льняные штаны — самое то для вечерней прогулки в июле. — Могу переодеться, если тебя заводят эти футболки, — фыркает он. — Мы идем на первое свидание. Тебе не нужно меня заводить. — Рёмен закрывает квартиру на ключ. Мегуми ни за что ему не признается в том, что он десять минут простоял под дверью, потому что он ебаный тревожник. Сукуну, впрочем, опоздания не особо волновали, если судить по его привычной неторопливости. — Ты будешь хорошо выглядеть в чем угодно. Мегуми не находится с ответом и просто вызывает лифт. — Ты так и не скажешь, куда мы идем? — спрашивает он, смотря в чужие глаза через отражение в зеркале. Сукуна кособоко ухмыляется, кладя голову ему на плечо. — Не помню, чтобы ты спрашивал, — хрипло выдыхает на ухо. По спине Фушигуро прокатывается волна мурашек. — Я думал, что ты просто скажешь. — Мы идем на набережную. Мегуми пристально смотрит на него в ожидании продолжения, но Сукуна лишь лениво отрывает свою голову от чужого плеча и слегка тянет Фушигуро за локоть к выходу из лифта. — Будут какие-то подробности? — Нет, — забавляясь, Рёмен хмыкает и достает сигарету из пачки, которую припрятал в кармане шорт. Мегуми наблюдает за тем, как приподнимается укороченная футболка, оголяя резинку трусов. Шорты больше размера Сукуны в несколько раз и держатся на его бедрах на одном только честном слове. — Сюрприз. — Не люблю сюрпризы, — настороженно говорить Фушигуро, отказываясь от сигареты. Хотя она бы пригодилась ему. Рёмен жмет плечами и убирает ее обратно в пачку. «Как мило», — почти фыркает Мегуми, но одергивает себя вовремя. Они на свидании. На первом свидании. И ему не стоит вести себя как… как обычно. Обычно он все портит. — Знаю, — кидает через плечо Сукуна и ведет его в сторону метро. Легкий теплый ветерок треплет его непослушные волосы, которые Мегуми тревожно приглаживает каждые три минуты, наблюдая за расслабленным Рёменом. Фушигуро знает, что Сукуна не сделает ничего, что Мегуми не понравится. Знает, что они друг другу нравятся. Но ему не нравится, что он ничего не знает. Он не любит неизвестность. — Ты выглядишь очень напряженным. Точно не будешь курить? — через пару минут мягким голосом интересуется Сукуна. — Нет, — качает головой Мегуми. — Мне просто не нравится, что ты молчишь. — О, — Сукуна зачесывает розовые пряди, спавшие на лоб. — О чем хочешь послушать? — Я не об этом. Я о том, что ты молчишь про то, куда мы идем, — осторожно поясняет Фушигуро, равняясь с ним. — Слушай, — успокаивающим тоном начинает Рёмен, — я понимаю, что мы знакомы не так долго, но просто доверься мне, ладно? Сегодня тебе не нужно ни о чем думать, не нужно ничего контролировать. Просто отдай это мне и наслаждайся, — он мягким движением оглаживает ладонь Мегуми. — Я постараюсь сделать так, чтобы этот день понравился тебе. Если что-то будет не так — просто скажи. Мы вернёмся и займемся тем, что тебе по душе, но дай мне шанс, — Рёмен ловит его взгляд, останавливая движение зрачков Фушигуро от одного его глаза к другому. — Ладно, — выдыхает Мегуми. — Хорошо. Сегодня я доверюсь тебе. — Я благодарен тебе за это, — с лёгкой улыбкой кивает Рёмен, последний раз сжимая в своей руке его ладонь и отпуская ее. — Моя мама увлеклась плетением корзин для цветов и растениями для загородного дома. Хочешь покажу фотографии? Мегуми, если честно, не особо понятно и интересно, о чем Сукуна говорит, но кивает болванчиком. А потом с явным любопытством вникает в жизнь семьи Сукуны, расспрашивая про его маму и бабушку. Как оказалось, мать и отец Сукуны давно развелись, но остались друзьями. И семья у них необычная. Со стороны и не скажешь, что они развелись: на недавних фотографиях они искренне улыбаются, приобнимая друг друга. И фотографий подобных много. — Мои родители с прибабахом, — смеется Рёмен. — Они постоянно встречаются и перемывают косточки всем знакомым, иногда ходят вместе в театр или на выставки. Мама недавно даже пришла на мероприятие, где отцу вручали награду, — он протягивает телефон с открытым изображением, на котором уже знакомая Мегуми женщина в красивом платье, сидящем прямо по ее шикарной фигуре, целует в щеку мужчину со статуэткой в руке. — Почему они развелись? — спрашивает Мегуми. — Извини, если это грубый вопрос. — Устали друг от друга, — жмет плечами Сукуна. Мегуми хмурит брови. — Они не пробовали отдыхать друг от друга? Пожить раздельно? Эти вопросы однозначно звучат грубее предыдущего, однако Рёмен это игнорирует, просто отвечая: — Они пробовали. Просто поняли, что между ними уже ничего такого нет. Но они любят друг друга. Ну, знаешь, эта особая любовь между родственниками. — Не совсем понимаю. — Как бы это объяснить, — Рёмен зачесывает челку. — Их любовь — это что-то вроде привычки. На самом деле они не любят друг друга, как раньше. Они не хотят спать друг с другом, да и жить вместе — тоже. Но они слишком долго любили друг друга, чтобы просто выкинуть эти чувства. Какая-то часть этих чувств всегда будет с ними. — М, — задумчиво выдаёт Фушигуро. — Отчасти я понимаю, но я не понимаю, зачем было разводиться. Разве не удобнее оставаться в браке, но жить раздельно? Все разборки с имуществом это долго и муторно. — Это их дела. Я не вникал. Может, были причины. Мегуми покусывает губу. — Мои родители тоже развелись, ты помнишь, наверное. — Ага. Это был запоминающийся момент, — хрипло хмыкает Рёмен. — Мои родители никогда друг друга не любили. Так мне казалось. Ну, знаешь, отец очень любил маму, но он всегда был холодным и неэмоциональным, поэтому матери казалось, что он ее не любит и изменяет. Она всех и во всем подозревает, — с тихой болью говорит Фушигуро. — Ну поэтому они и разошлись. — Сколько тебе было, когда это случилось? Сукуна внимательным взглядом прослеживает изменения на его лице. Мегуми не нравится этот взгляд. Он будто разговаривает с Сукуной-психологом, а не Сукуной-гипотетически-его-мужчиной. — Семнадцать. Последний год в школе был тяжелым, — он морщит нос. — Ты не хочешь об этом говорить, — проницательно замечает Сукуна. — Не хочу, — кивает Мегуми. — Тогда зачем начал? Фушигуро медлит с ответом. — Мне показалось, что я должен рассказать что-то о своей семье в ответ, — он поднимает глаза на смягченное какой-то особой эмоцией лицо мужчины. — Ты ничего не должен, — почти ласково произносит Сукуна. — Помни, что все, что между нами происходит, должно быть только про удовольствие. Не заставляй себя делать что-то, что тебе не нравится. Не думай, что не можешь мне отказать в чем-то. И если я тебе не понравлюсь как потенциальный партнер, то скажи об этом, пожалуйста. Я не хочу чувствовать боль. И чтобы тебе было больно, тоже не хочу. Мегуми нечитаемо на него смотрит, а потом осторожно кивает. Все это… странно для него. «Наверное, это называется здоровые отношения», — думает он, вытягивая свою руку. Рёмен с улыбкой переплетает их пальцы, поглаживая тыльную сторону ладони Мегуми большим мозолистым пальцем. — Еще недолго идти, — вдруг говорит он. Фушигуро удивленно приподнимает брови. Он вовсе забыл о том, что они куда-то шли. — Так что там про загородный дом твоей матери? — спрашивает, сглатывая горечь неловкости. Сукуна чувствует себя вполне уверенно, поэтому лишь приподнимает уголки губ и любящим голосом рассказывает про сад мамы. Мегуми не чувствует себя принцессой. Мегуми пару лет назад довольно часто ходил на свидания, наивно пытаясь найти «того самого», и к нему всегда относились как к чему-то очень хрупкому: подбирали слова, осторожничали с прикосновениями и продумывали свидания до мелочей. Мегуми раздражает такое отношение к нему. Его в целом много что раздражает, он говорит об этом сразу. И потенциальные партнеры, стремясь не нарваться на его гнев, бесят Фушигуро еще больше своей излишней осторожностью. Он знает, что ему стоило бы быть терпимее и спокойнее, но он хочет отношения, в которых не будет того, кто подчиняется, и того, кто подчиняет. Не будет принцессы и рыцаря. Не будет двух слепившихся амеб. Мегуми никогда не лез в чужие отношения, но он наблюдал. И теперь он точно знает, чего ему не хочется. И отношение Сукуны к нему определенно не подходит под понятие Мегуми «не хочется». Сукуна заботлив и ненавязчив, он не подбирает старательно слова, чтобы не раздражать, но и не переходит черту. Фушигуро просто в восторге. — Мы пришли, — вдруг говорит Рёмен. Мегуми замедляет шаг, хлопая глазами. Он слишком увлекся своими мыслями и чувствами и не слышал вторую часть истории, которую ему рассказывал Сукуна. Но тот, кажется, уже прекрасно понял, что Фушигуро за человек, поэтому не заострил внимание на том, что на него не обращают внимание. Мегуми осматривается. Они на набережной, вымощенной гранитом и местами безвкусным серым камнем. Тут не так много людей, а солнце, пусть и светит ярко, но голову не напекает. Сукуна ведет его на скрытую деревьями полянку. Мегуми замечает палатки торгашей со всякой ерундой: дешевыми украшениями; сладостями, которые попробовать можно только в подобном месте; одеждой и кучей всего остального. Неподалеку, в самом тенистом уголке, расположись пожилые художники, рисующие либо полноценные портреты, либо карикатуры. Рядом с ними не менее пожилые женщины продают цветы. На удивление, Фушигуро чувствует себя уравновешенно. Ничто не раздражает его глаза и уши. — Я тут никогда не был, — признается он. — Правда? — Сукуна вскидывает свои брови. — Тут же все отмечают выпускные. Ну, это всегда было местом сбора молодежи. — Я из другого города. Переехал окончательно после выпуска из универа. Да и выпускной у нас был в стенах универа. Мы набухались, а потом играли во что-то на лавочке, когда нас выгнали, — с едва заметной улыбкой рассказывает Мегуми. Сукуна улыбается в ответ, слегка подталкивая его к траве. Он достает из рюкзака, который Фушигуро до этого игнорировал, плед, бутылку с чем-то желтовато-зеленым и несколько контейнеров. — А мы тут и отмечали. Тоже бухие в стельку. Я уснул где-то там, — он махнул рукой в сторону, указывая на землю под деревом. — Тогда ночью было холодно, я даже заболел. — Не представляю спящим под деревом тебя, — прыскает Мегуми, садясь на плед. Он стягивает кеды и вращает стопами. — Я до того дня тоже не знал, что могу вот так взять и заснуть. У меня с подросткового возраста есть ритуал перед сном: проветрить комнату, десять минут послушать расслабляющую музыку, надеть беруши и маску для сна. А тут — уснул под деревом. — Он разливает что-то по двум принесенным бокалам. — Помню, что у тебя вроде ни на что нет аллергии, но еще раз уточню: на мед тоже? — Мегуми непонятливо морщит нос. — Я сделал лимонад. Или мохито. Называй, как хочешь. В нем вода, мед, лимон, мята. С этим все в порядке? Мегуми отводит взгляд. Ему немного неловко, что Сукуна так заботливо относится даже к приготовлению еды для Фушигуро. И что он вообще его кормит. — Нормально. У меня ни на что нет аллергии. Это точно. — Я запомнил. Сукуна протягивает ему стакан и придерживает, запрещая пить. Мегуми лишь останавливается и наблюдает за тем, как из термоса Рёмен вытаскивает несколько кусочков льда и забрасывает в чужой стакан. — Теперь можно. — Ты хорошо продумал все детали, — одобрительно кивает Мегуми. — Не хочу портить первое свидание, — подмигивает Сукуна, отпивая из своего стакана. — Я вижу, что тебя раздражает, когда что-то идет не так, как должно. «Первое свидание», — это все, что крутится в голове Фушигуро. Он знает, что обозначил свои намерения в отношении Рёмена, и что намерения Сукуны точно такие же, но… это Мегуми всегда делал первый шаг. Ему важно чувствовать, что он делает все правильно. Что его правильно понимают. — Ты внимательный. — Спасибо, — Рёмен кивает. — Обычно ты приходил ко мне без предупреждения, я не мог подготовиться заранее, поэтому, надеюсь, сейчас, когда ситуация под контролем, тебе хорошо. — Мне все еще хочется контролировать то, что происходит, — нехотя признает Фушигуро, упираясь ладонями в плед за спиной. — Но я доверяю тебе. И вижу, что ты действительно контролируешь ситуацию, поэтому я отпустил себя. — Ты делаешь успехи, — искренне улыбается Сукуна. — А медалька за это полагается? — хмыкает Мегуми. — А я уж думал, что мы будем весь день такими сладкими, — с наигранной мечтательностью вздыхает Рёмен. Фушигуро показательно морщится. — Понял. С тобой такого не будет. — Если захочешь — будет. Точнее, если ты захочешь и будешь так разговаривать, то будет. Я неосознанно перенимаю поведение партнера, так что… все в твоих руках, — Мегуми салютует ему своим пустым стаканом, по стенкам которого он трубочкой гоняет листья мяты. — Ты так просто мне в таком признаешься? — Я тебе доверяю, — просто жмет плечами Фушигуро, будто для него это мелочи. Ни черта не мелочи, если честно. Он мало кому раньше доверял, а малознакомым людям — тем более… ему не хочется признавать, но Сукуна — тот, из-за которого у Мегуми сжимается сердечная мышца от одной лишь мысли. Не от страха или гнева. От какого-то другого, противоположного чувства, которое Мегуми пока что не в состоянии понять. Он не любит бросаться громкими словами и показывать чувства, не вызывающих уверенности, поэтому просто теплит это в своей груди, ожидая, пока чувство окрепнет и превратится в слова. — Ты говоришь это не первый раз за сегодня, — замечает Сукуна с заметной мягкостью в голосе. — Спасибо. Я вижу, что это важно. — Все, прекращай свои глупости, покажи лучше, что у тебя в контейнере, — фыркает Мегуми. Рёмен низким голосом смеется, откидывая голову. В контейнерах обнаруживается яблочный пирог, за который Мегуми готов, пожалуй, на серьезные шаги. Он никогда не ел десертов вкуснее, чем те, что готовит Сукуна. Мегуми требует, чтобы Рёмен приготовил что-нибудь при нем, потому что это не может быть правдой. Этот пирог был добыт с небес. Фушигуро больше поверит в то, что Сукуна сражался с самим богом за кусочек этого шедевра, чем в способности в готовке Рёмена. Потом он вытаскивает сочные сэндвичи и немного фруктов и ягод. Мегуми кажется, что ему очень хочется поцеловать Сукуну. Прямо на набережной, прямо на этом пледе, прямо с клубникой во рту. — Ты же знаешь, что я тебя теперь вообще не отпущу? Даже если ты будешь против, — говорит Фушигуро, валяясь на пледе и разглядывая плывущие над головой облака, как на своем первом свидании, пожалуй, в жизни, а не с Сукуной. Ему тогда было лет семнадцать. Его первый парень привел его на поляну, где они так же лежали на какой-то тряпке, а потом два часа вылизывали рты друг друга, как два пса, пока губы не онемели с непривычки. — Привяжу тебя к батарее. — Мне не нравятся твои садистские наклонности, но я вроде и не собирался куда-то уходить, — кособоко ухмыляется Рёмен. Мегуми, повернув к нему голову, задумывается о том, почему тот не может улыбаться, как человек. — Может, я маньяк и садист, — безразлично произносит Фушигуро, массируя кожу головы. — Как в том меме было? «Кашу ешь, говорю»? Не выдумывай давай, — ухмылка Сукуны становится совсем дебильной. Он едва ли сдерживает смех. — Какой ты скучный, — морщится Мегуми. — Потом, когда твои части тела найдут в измельчителе в раковине на твоей же кухне, не говори, что я тебя не предупреждал. — Сукуна запускает пятерню в его чернильные волосы, короткими ногтями царапая корни волос. — Хотя ты и сказать ничего не сможешь… Чудно. — Ты просто спустишь меня в канализацию? — притворно возмущается он. Выходит слишком лениво. — Съешь меня. Это романтично. — Ты ведь в курсе, как работает организм человека? Ты в любом случае окажешься в канализации, романтик, — закатывает глаза Мегуми. Проходящая мимо них женщина с ребенком в ужасе распахивает глаза и, поймав пристальный взгляд Фушигуро, поспешно удаляется, даже не оборачиваясь. Мегуми хотелось бы сказать что-то напоследок забавы ради, но он понимает, что они и без того напугали ее. А еще ему не десять лет. — Слушай, может, ты тоже психопат? Ну, знаешь, затерся в психологи типа «свой», а на самом деле устраиваешь кровяной дождь раз в месяц… — почти завороженно предполагает Фушигуро. — Кто-то пересмотрел кино, — бурчит Сукуна, складывая руки на животе. Он с секунду молчит, а потом начинает бурчать. Мегуми мало что понимает. — Мне так лень вставать. — Мне тоже. Это все из-за тебя, — в ленивом обвинении Мегуми тыкает его в твердый живот. — Это и был твой план? Накормить и напоить меня до состояния тюленя? Какой следующий шаг? Рёмен тихо смеется, приподнимаясь. Он достает из своего — бездонного, судя по всему — рюкзака скетчбук, маленький холст, пенал и краски. — Я хотел нарисовать тебя. Мегуми находит его лицо своим удивленным взглядом. Он тоже садится. — Меня? — Тебя, — насмешливо кивает Сукуна. — Тебя будет идеально писать углем. Твои черты лица и волосы созданы для угля. Так что я бы был благодарен, если ты минут пять посидел и просто посмотрел на меня. Фушигуро молча соглашается, усаживаясь удобнее: скрещивает ноги, снимая пару травинок со штанов, поправляет футболку, склоняет чуть голову и расставляет руки в сторону позади спины. — Так пойдет? Рёмен подготавливается, цепляя резинку-закладку, чтоб ветер не перелистнул нужную страничку, и замечает краем глаза склоненную в любопытстве голову Мегуми. А потом мажет коротким взглядом по расслабленному телу мужчины и почти мурчит удовлетворенно: — Прекрасная поза. И больше они не разговаривают. С лица Сукуны сползает привычная насмешливость, сменяясь сосредоточенностью. Он пару секунд каким-то техническим — Мегуми задумывается об этом эпитете на долгие две минуты: может ли взгляд вообще быть техническим? — взглядом сканирует его, видимо, решая, как расположить фигуру мужчины на листе, а потом опускает глаза на скетчбук. Сукуна красивый. Мегуми нравится тон и гладкость его кожи (хотя кое-где заметны небольшие впадинки от то ли высыпаний, то ли еще чего), его густые темные брови, в одной из которых поблескивает штанга, цвет его глаз — то ли охра, то ли цвет торфа и грязи, — горбинка на носу, тонкие и влажные от слюны губы, ямочки на его щеках, которые видно даже при легкой улыбке, что совсем не вяжется с его суровой маскулинной внешностью. Сукуна выглядит как само слово «мужчина» в общепринятом понимании. Но его розовые волосы, странные татуировки, пирсинг, ебаные резиновые штуки с Хеллоу Китти, пристегнутые к его шнуркам, два глупых значка на рюкзаке… Сукуна будто намеренно смягчает свою резкую маскулинность. — У тебя очаровательные родинки на лице. Мегуми вздрагивает, прекращая разглядывать мужчину напротив. Он вдруг чувствует, что у него затекли руки, поэтому он разминает запястья. — Они выглядят как крошки шоколада на твоей молочной коже. — Перестань говорить странные и смущающие вещи, — ворчит Фушигуро, вставая на колени и подползая ближе. — Покажешь? — Конечно. — Он делает последний мазок и поворачивает скетчбук к Фушигуро. Мегуми смотрит на изображение себя с тихим трепетом. Конечно, он похож больше на какого-то призрака или дементора из-за того, что уголь мажет не четкими линиями, которые предпочел бы сам Фушигуро, а тенями, оставляя после себя сгусток таинственности. Но это все равно очень красиво. — А можно я это заберу себе? — тихо спрашивает, все еще разглядывая угольного «себя». — Забирай. Фушигуро прячет вырванную страницу в свой кошелек, в котором хранит все самое важное, и с каким-то непонятным чувством смотрит на Сукуну, чей взгляд все это время был прикован к нему. — Если хочешь, можешь еще раз меня нарисовать. — Хорошо. Только не сейчас. — Почему? — Мегуми морщит нос. — Хочу сделать это не второпях и на большом холсте, — отвечает Сукуна, продолжая разглядывать чужое лицо. Он будто ищет что-то, о чем Мегуми не может догадаться. — Ты опять меня смущаешь? Кажется, ты делаешь это намеренно. — Вовсе нет, — хмыкает Сукуна. — Кто ж знал, что тебя так легко смутить? — Если ты говоришь подобные вещи всем, то, боюсь, не сдержусь, и в измельчителе окажешься не ты, а все, с кем ты разговариваешь, — со сладкой улыбкой шепчет Мегуми, приблизившись к чужому уху. — Ладно, может, ты действительно маньяк, — ухмыляется Рёмен. — Страшно? — спрашивает Мегуми так серьезно, как только может, водя мягкой подушечкой одного пальца по чужой руке и чувствуя мурашки на ней. — Нет. — Твое тело тебя выдает. — Фушигуро продолжает шептать этот бред ему на ухо, забавляясь своей дебильной игрой. — Ты все-таки меня боишься. Немного. — Может, меня это возбуждает? — Сукуна тоже переходит на шепот, некрепко хватая чужое запястье. Мегуми отстраняется, рыская взглядом по его лицу. Кажется, он не шутит. — Договоришься ведь. Потом не жалуйся, что сам дал зеленый свет. — С нетерпением жду последствий, — громко хмыкает Рёмен. Их игра закончена.

***

Остаток дня они проводят, болтая обо всем и ни о чем одновременно. Они лежат на пледе, пока солнце не начинает прятаться за облака, а потом, собравшись, переходят на саму набережную, бродя вдоль воды. От нее идет прохлада, которая ощущается ментоловой мазью на коже. Воздух влажноватый и теплый, он обволакивает, создавая вакуум. Прохлада разъедает его, позволяя свободно вдохнуть. — Как я помню, Туча — кошка твоего отца? — вдруг интересуется Сукуна. Мегуми согласно мычит. — На днях он забрал это исчадие ада. Наконец-то, — с напускным пренебрежением фыркает он. — Мой друг отдал мне кошку на передержку. Укатил в Европу с очередной пассией. А я не знаю, что мне с кошкой делать. У меня никогда не было домашних животных, — с тихим отчаянием говорит Рёмен. — Серьезно? Мне казалось, что у тебя точно была собака в детстве. — С чего ты это взял? — Ты выглядишь как собачник, — жмет плечами Мегуми, разглядывая уток. Сукуна бросает на него взгляд. Только сам Фушигуро понимает свои мысли, наверное. Страшно ему в голову лезть — там и черт ногу сломит. Он кажется организованным человеком, потому что он много планирует, но в то же время… он часто отходит от своих планов. Но если его от них отвлекают другие, то полетят головы. Рёмен смаргивает эти мысли и снова смотрит на него как на партнера, мужчину, а не пациента. И прекращает представлять, какие тараканы живут в чужой голове. — Может быть. Но домашних животных у меня не было, — спустя пару секунд отвечает он. — Тебе нужна помощь с ней? — Было бы неплохо. Да. Ну, мы нашли общий язык, она ласковая, но как и чем кормить? И что с ней делать… не представляю. — Твой друг что, даже корма не оставил? — возмущенно фырчит Мегуми. — Что за безответственность? Это же его кошка. — Вообще это кошка его бывшей. Просто она переехала в другую страну, а с кошкой это было бы проблематично… — Зачем заводить животное, если ты его бросаешь? — раздражается Фушигуро. — Из-за таких людей приюты переполнены. — Люди, — жмет плечами Сукуна, будто это слово все объясняет. Но Мегуми его понимает и согласно кивает. — Когда мне было семнадцать — родители тогда только разошлись, я говорил, — я подрабатывал в приюте, чтобы заработать на ноутбук для учебы. Вообще я пришел как волонтер… короче, это долгая история. Так получилось, что меня трудоустроили. И тот приют был переполнен. С каждой неделей там появлялось все больше и больше бездомных — чаще брошенных — животных. Многих из них бывшие хозяева били, не кормили и издевались даже хуже. Хуже, чем вообще можно представить. Мне было тяжело там работать, но желающих помогать таким животным было мало, так что я продолжал. Теперь мне хочется прикончить любого, кто вредит животным. Им так больно. Даже не физически. Они так же, как и люди, чувствуют это предательство. Сукуна сверлит его долгим взглядом, а после приподнимает с намеком свою руку. Мегуми легко переплетает их пальцы. — Я не ожидал от тебя такого. Но ты поступил… мне бы хотелось сказать человечно, но, иронично, люди и выбрасывают домашних животных. У тебя большое сердце, Мегуми. Фушигуро кивает и отворачивается. Что-то он расчувствовался. — В общем, я помогу тебе с кошкой. Нам надо будет, наверное, купить ей корм. — И нормальный туалет. Мегуми останавливается. Сукуна из-за их переплетенных пальцев — тоже. — Ты что, не купил ей лоток? — с нарастающим раздражением спрашивает Мегуми. Сукуне почти смешно с выражения его лица, потому что оно внезапно становится таким серьезным, будто Фушигуро прямо сейчас готов идти в зоомагазин. — Друг передал. Но в нем древесный наполнитель, который воняет… — успокаивает его Рёмен. — А корм?.. Ты же ее кормил?.. — Конечно. За кого ты меня принимаешь? — Прости. Я сейчас немного зол. — Все в порядке. — Сукуна лижет его ласковым взглядом. — Давай просто не будем продолжать эту тему. Сукуна соглашается. Они молча идут вдоль каменного забора. Мегуми делает дыхательные упражнения, никак это не комментируя. Рёмен тактично молчит. — Смотри, что там происходит? — вдруг спрашивает Фушигуро, сжимая ладонь Сукуны. — М? Где? — Он смотрит туда, куда кивнул Мегуми. — Это что, соревнование между… стариками? Мегуми вглядывается в очертания людей. Людей за столами. Пожилые на вид мужчины смеются и что-то пьют. Им только музыки не хватает, чтобы это была пляжная вечеринка. — Мне кажется, это наша компания, — хмыкает Фушигуро. — Идем. Посмотрим, что они делают. Они доходят до каменной лестницы, ведущей к песчаному пляжу — размазанному по земле вперемешку с мусором песку, — и спускаются по ней. Мегуми наконец различает два больших квадратных стола с высокими перегородками на каждом и четырех мужчин, которые играют в непонятно что, разбившись на пары. Он заинтересованно ведет бровью, щурясь. С его зрением нихрена не видно. — Что это такое? — тихо спрашивает Сукуна, обращаясь к немолодой женщине, пока Мегуми сам пытается понять, что это за сборище пенсионеров. — «Морской бой». Мегуми непонятливо хмурится. Его тонкие брови сходятся на переносице, образуя морщинку на лбу. Рёмен с чем-то, похожим на очарование, разглаживает большим пальцем ее, пока кожа на лбу не выравнивается. Как будто гора развалилась, оставив после себя пустошь. — А корабли — это?.. — не договаривает Мегуми. — Да. Рюмки водки. Занятый морщинами Фушигуро, Сукуна, даже не вглядевшись за спины стариков, и не догадался, чем эта игра отличается от обычного «Морского боя», поэтому теперь он гогочет гиеной, запрокинув голову. Мегуми тыкает ему в бок, когда игроки оборачиваются на них. Придурок. — Нам нужно будет сыграть в это когда-нибудь, — шепчет Рёмен. — Это как бутылочка или бирпонг, но для пенсионеров. — Организуем пьянку для пенсионеров и устроим турнир по «Морскому бою»? — продолжает Мегуми. — Мне нравится ход твоих мыслей. — А мне не нравится, что нас потом загребут, обвиняя в том, что мы агитируем стариков на организацию каких-нибудь митингов. — Почему у тебя все истории с плохим концом? — шутливо возмущается Сукуна. — Даже если так и случится, то мы хотя бы повеселимся напоследок. — Это они, — Мегуми машет в сторону пожилых мужчин и женщин, — повеселятся напоследок, а нам пару лет впаяют. — Ладно тебе, — закатывает глаза Рёмен. Второй стол взрывается криком и аплодисментами. Последний корабль потоплен, но победитель довольным не выглядит до тех пор, пока не опрокидывает в себя все свои выжившие корабли. Старик свистит, поднимая обе руки вверх, его рыбацкая жилетка оголяет голый живот. Этого видеть никто явно не хотел. — Вам не кажется, что надо поменять правила? — громко вклинивается Фушигуро. Сукуна лишь прикрывает глаза, наслаждаясь предзакатным солнцем. — Чего говоришь, малец? — один из игроков оборачивается на молодого мужчину. — Не думали поменять правила? — Зачем? — Пусть тот, кто потопил корабль, и пьет. Так веселее, — предлагает Мегуми. Пожилой мужчина почесывает жиденькую бородку и кивает. — Попробуем разок так сыграть. — Не хотите присоединиться? — вдруг спрашивает женщина, с которой Сукуна уже почти познакомился и что-то тихо обсуждал, повернувшись корпусом в ее сторону. Рёмен смотрит на Мегуми в ожидании ответа, не выдавая ни согласия, ни отказа. «Если ты хочешь», — читается в его взгляде. Мегуми прикусывает губу. Он всего лишь проявил любопытство. Становиться участником — в такой компании, по крайней мере — страшного сна его печени он не собирался. — Нет, спасибо. Не планировали пить сегодня. — Принято, — басит пожилой мужчина. — Мы практически каждый день здесь. Приходите, если заскучаете. — Спасибо, — смеется Сукуна. Фушигуро в своей голове поделил смех мужчины на несколько видов: искренний смех, при котором Рёмен гогочет громко и открыто, демонстрируя татуировку на шее; поддразнивающий смех, который Мегуми слышит чаще всего в качестве реакции на свои слова; вежливый смех — короткий и иногда неуместный, похожий на кашель. Может, у Сукуны припасены еще несколько видов, но Фушигуро пока их не слышал. Он кривится на этот вежливый смех, который быстро обрывается, и прощается со всеми кивком. — Мы пойдем. Сукуна тянет Мегуми за руку в обратную сторону, пока тот старается аккуратно идти по мокрому песку. Неприятно будет, если придет его вытряхивать из носков и обуви. — Не то чтобы я был против. Это было бы весело. Но у нас первое свидание, — говорит Мегуми зачем-то. — Мы можем вернуться, — подмигивает дразняще Сукуна. — Я не хочу забывать этот день, — закатывает глаза Мегуми. — И просыпаться под деревом. Сукуна испускает смешок. — Можем сделать фотографию на память, — он достает из кармана телефон. — …и пойти бухать с пенсионерами? — Можно и так. Но я бы стал двигаться в сторону дома. Уже вечер. — А сколько времени? — Половина восьмого. Нам еще в метро надо. — Давай быстро сделаем фотографию и пойдем? Сукуна кивает, открывая камеру. Мегуми встает ближе к нему, с наслаждением вдыхая еле слышимый шлейф терпкого парфюма и впитавшийся запах солнечных лучей, и кладет голову на его плечо. Сукуна делает несколько фотографий, а потом легко, почти не касаясь, целует его в щеку, ловя тихим щелчком камеры и этот момент. — Я тут прикрыл глаза, — прикусывает губу Фушигуро. — Можем переснять. — А мне нравится и так. Выглядит так, будто тебе нравится. — Сукуна почему-то долго разглядывает получившуюся фотографию. — Мне и без камеры нравится. — Мистер не-смущай-меня решил теперь смутить и меня? — надувает губы Рёмен. — Прекращай, дурак, — Мегуми легко шлепает его по сильной груди. — Попробуй тебя смути еще. — Это не так-то сложно вообще-то. Например… — он недоговаривает. — Не говори. Я сам найду способ, — Мегуми упрямо смотрит на него с небольшой улыбкой на губах, пока Рёмен застывает на месте. — Идем. Нам в метро надо.

***

В метро они надели одни на двоих наушники и, посмеиваясь, листали тупые видео, которые Нобара в течение всего дня присылала Мегуми, параллельно ноя о том, как же ей скучно на работе. Фушигуро с наслаждением облокотился на крепкое и теплое плечо Сукуны, который держал телефон, видя, что Мегуми неудобно. По пути домой они продолжали болтать о всяких глупостях, понятных, наверное, только им двоим, да и в целом, учитывая, что они жили в одном подъезде, со стороны выглядели, как парочка, которая возвращалась домой с работы. Вряд ли люди такими счастливыми возвращаются с работы. Разве что в день зарплаты. Мегуми даже нравилось представлять их со стороны. Он слушал Сукуну и отвечал ему, но в мыслях все равно пытался нарисовать картину, представляя их вместе. Кто из них выше? Насколько близко они идут? Какие у них выражения лиц, когда они смотрят друг на друга? В лифте они молчат, разглядывая расслабленные и довольные лица друг друга. На губах Мегуми сохраняется легкая улыбка, о которой он даже не догадывается, а Сукуна улыбается одними глазами, которые, кажется, растаяли. Мегуми видит, как в них переливается под холодным светом лампочек в лифте жидкая карамель. Они оба выходят на этаже Мегуми и продолжают молча смотреть друг на друга. «В следующий раз я отвечу тебе, если ты захочешь меня поцеловать», — вспоминает Мегуми. Он знает, что ему не откажут в любом случае. Он знает, что на нем лежит ответственность. Он знает, что он первый должен это сделать. Он знает, что за этот день он хотел поцеловать Сукуну десятки раз. — У тебя режим, а у меня недосмотренный рабочий вебинар. Так что я, пожалуй, пойду, — первым соображает Рёмен. — Спасибо тебе за этот день. Никогда мои первые свидания не проходили так гладко. Мегуми боится все испортить. Он ведь не будет слишком торопить события, если это случится сейчас? Его сердце бьется гулко. Отдает шумом в ушах. Он почти сдается. — И тебе спасибо. Мегуми медленно делает шаг вперед, поднимая свою руку и проводя большим пальцем по мягкой, поцелованной солнцем щеке Сукуны. На ней проступает едва заметная ямочка. Рёмен не шевелится, ожидая чужих действий. Мегуми все еще смотрит ему в глаза. В них плещется тепло и нежность. Он знает, что ему не откажут. Мегуми подается вперед, мягко касаясь чужих губ своими. Совсем невесомо. Так, что чужое теплое дыхание просто щекочет его нос. А потом оставляет на чужой щеке ласковый поцелуй, в который вкладывает благодарность, легкое трепещущее чувство влюбленности и обещание. — Сладость, — лишь говорит Сукуна и, легко щелкнув кончик носа Фушигуро, уходит.