Пекло

      «Мда. Даже чаю не попьёшь», – отпивая из кружки обычную воду, что за эти дни успела нагреться до комнатной температуры, Антон чувствовал себя безумно уставшим и вывернутым. Даже душ не помог прийти в себя. Всё-таки ночью спать лучше. Темнота, прохлада и совершенно другая тишина. Сейчас весь город хранит молчание. Оно злое, напряжённое, нарастающее, как затишье перед бурей. А безмолвие ночи было спокойным, убаюкивающим, обнимающим и защищающим. Иногда нарушаемое шумом одиноких машин, которые шелестели шинами, словно шептали: «спи», оно сторожило дремлющих и их сладкие сны. Сейчас же Антон вообще не видит сновидений.       А вода всё такая же тёплая.       «Может получится после магазина сходить до речки? Это же не на долго,» – хотя в нынешнем ослабевшем состояние парень вообще не хотел бы выходить на улицу. Но надо. Да и магазинов они наверно обойдут не один и не два, а куда больше, поэтому на речку просто не останется сил.       «Скорее всего много чего протухло,» – мысли, посещавшие прошлым вечером Полину, пришли и к Антону. «Молочка уж точно».       Морозова сидела рядом за столом и пыталась расписать засохшую ручку. “Список„ – гласила бледная надпись, выведенная остатками чернил на тетрадном листке в клеточку. Постучав ручкой по губам и оглядев кухню, девушка первым пунктом записала воду, заприметив почти пустую полторашку у ног друга. Дальше парень за скрипачкой не особо следил. Та встала со стула, начала открывать шкафчики, тумбочки, холодильник, писала, какие продукты стоит докупить, а какие уже есть и в каком количестве – записывала на обратной стороне листка. Даже пожурила пару раз Антона, за то, что тот сам не додумался до этого и не записал, что из еды у него было. Но юноше как-то плевать.       Хочется вернуться в кровать залечь под одеяло и снова уснуть, потому что парень чувствует себя помятым, пережёванным и совершенно невыспавшимся. Словно уснул днём, сразу по приходе домой, а проснулся в 10 часов вечера. Непонятно только, этого же дня или уже следующего. И это чувство, будто проспал больше суток, но всё равно тянет в сон – просто ужасно и отвратительно. — Тош, ты спишь? – прозвучал голос совсем рядом, не дав заснуть на сложенных руках. — Да, сплю, – пробубнил художник в рукав футболки. — Пора выходить, – оповестила Полина и, не дожидаясь ответа, вышла с кухни.       «Эх, ещё бы чуть-чуть и задремал», – подняв голову со стола, с чувством досады, Антон встал и направился за подругой.       Девушка, освободив пакеты и сложив их с собой, уже обувалась в тамбуре. Протерев сонные глаза, Петров решил сходить умыться. Холодная вода и правда немного помогла проснуться, и на контрасте с горячим воздухом, который обдал юношу со всех сторон, как только тот вышел из подъезда, была настоящим спасением. Антон подумал, что если бы не умылся, то наверное помер бы на улице от жары. Потому что с каждым днём асфальт нагревался всё сильнее. А вместе с ним и воздух.       «Интересно, а каково городам, где солнце достигло своей высшей точки? Там наверно ещё жарче, чем у нас», – проследовав за Полиной до соседнего дома и оглядевшись по сторонам, парень заговорил: — Куда пойдём сначала?       Скрипачка слегка дёрнулась, пробежалась глазами по округе и с возмущением уставилась на друга. — Ты слишком беспечен, Антон, – проговорила она полушёпотом и направилась дальше по улице. Художник, немного сбавив темп, призадумался, а когда понял, о чём говорит Морозова, тихо ударил себя ладонью по лицу.       Он расслабился. Впервые не испытал давящего напряжения и явного дискомфорта, что смог даже заговорить. Повторно осмотревшись и никого не заметив, Антон нагнал девушку и поравнялся с ней. — Так всё же, – продолжил он вполголоса, — куда мы? — Я думаю, первым делом зайдём в парочку продуктовых, а потом в ещё один магазин в ТЦ, – Полина направилась в сторону ближайшего супермаркета прямо по проезжей части. Петров сначала затормозил, посмотрел вслед удаляющейся подруге, огляделся по сторонам в поиске машин или точнее их отсутствия на дороге, а потом понял, что ведёт себя глупо. Больше не надо смотреть по сторонам переходя дорогу, потому что освещённые не умеют водить машины, а значит ребят никто не собьёт. Теперь вообще никто и ни чем не управляет. Всё брошено, оставленно и никому не принадлежит. Всё ничьё. Антона посетила пугающая и вместе с тем, до странного радостная мысль: «Теперь можно делать всё, что захочешь».       Необычно осознавать, что все эти дурацкие ответы на вопрос: "Что бы ты сделал, если бы все люди исчезли?", теперь можно применить на практике. Правда, в нынешних реалиях как-то тупо грабить банк, потому что деньги стали не нужны. Зато можно обворовать магазины, чем они с Полиной как раз собираются заняться.       С необыкновенной лёгкостью, что так внезапно посетила тело, Антон шагнул на дорогу и направился к ждавшей его скрипачке. На её спрашивающий кивок, он просто махнул рукой, мол «не бери в голову», и когда Морозова продолжила путь, погрузился с головой в размышления.       «Что ещё теперь можно?»       Ходи, где хочешь. Бери, что хочешь. Делай, что хочешь. Носи, что хочешь. Говори, что хочешь.       Красота. Ещё бы кричать можно было, и тогда бы Антон сказал, что это рай.       «Господи, неужели я смогу брать абсолютно любые книги и не платить? Это же правда рай!» – переступая порог универсама, юноша мысленно пометил, что стоит зайти в книжный. А когда понял, что можно обокрасть ещё и магазины с художественными принадлежностями, то не смог сдержать счастливой улыбки. «Может Полина подумала об этом же, и поэтому решила заглянуть сегодня в ТЦ?»       В продуктовом ожидаемо не было света. Хотя, признаться честно, маленькая надежда была. Что удивительно, прохлада в помещении сохранялась даже с неработающими холодильниками. И это не могло не радовать. После нагретого-то воздуха на улице.       Бродя между полок, Антон смотрел на выставленные товары и мысленно хоронил каждый из них. Кофе теперь не попьёшь. Лапшу не заваришь. Каши не поешь. Всё это стало бесполезным. Хотя парню хочется что-то спасти и унести с собой. Всякую несытную фигню, которую в нынешних реалиях брать с собой иррационально и глупо. Чипсы там, жвачку какую-нибудь. Оля бы точно обрадовалась, и взяла что-нибудь такое. Кириешки, шоколадки, газировку. Кстати о ней.       Пройдя до отдела с энергетиками, Петров уставился на банки и потянулся за знакомым вкусом. Теперь можно не бояться закона о том, что энергетические напитки можно продавать только совершеннолетним. Художник пробовал их ещё до того, как этот запрет вышел на федеральный уровень. Поэтому считал новые "правила" продажи необоснованными и идиотскими. «Им лишь бы что-то запретить и ограничить», – подумал парень о людях, стоящих у власти.       Открыв напиток и отпив, Антон поморщился. Тёплый. Прохладным он был бы в сто раз вкуснее. Теперь придётся допить.       Прогулочным шагом юноша прошёл мимо стеллажей с алкоголем, миновал холодильники с пельменями и морепродуктами, и нашёл Полину в отделе круп. Та сверялась со списком, складывая какие-то продукты в один из пакетов. Когда Антон подошёл ближе, скрипачка с прищуром посмотрела на банку в руках друга и с уставшим вздохом проговорила: — Серьёзно? Опять?       Парень на её недовольство лишь нахмурился: — Я же уже говорил, что они на меня никак не действуют, и я их пью только из-за вкуса, – и он не врал. Энергетические напитки и правда не оказывали на него никакого влияния. Антон не становился ни энергичным, ни сонливым. Каким был таким и оставался. Так почему же Полина закатывает глаза? — Это тебе так кажется. Получишь гастрит, и у тебя заболит желудок. Попомни мои слова. Заработаешь себе бессоницу, нервозность, тревожность, а кто это лечить теперь будет? – художник хочет возразить как упрямый ребёнок «меня не придётся лечить, потому что этого всего со мной не произойдёт», но просто молчит, наблюдая за подругой, что вернулась к продуктам. — В нынешней ситуации болеть никак нельзя. Теперь больше никто не создаст лекарств, а у всех оставшихся рано или поздно закончится срок годности. Придётся жить как в каменном веке. – Антон протестующе хмурит брови, ещё сильнее сдвигая их к переносице, но всё равно прислушивается к словам девушки. Медикаменты ведь и правда теперь последние. Сколько они будут храниться? Года 3? А дальше? Выживайте как хотите? Вот тебе и вседозволенность. — А потом твоё сердце скажет:«Моя остановочка» и всё. Тебя уже никто не сможет откачать. — Ладно, всё, хватит. – Петров поднимает руки в сдающимся жесте и, поднося к губам банку, чтобы отпить, бубнит в неё: — Это последний.       Морозова удивлённо и недоверчиво выгибает бровь. — Вообще? — Да. Вообще. Обещаю. – поняв, что скрипачка ему не верит, он решает добавить: — Они всё равно, когда тёплые - не вкусные.       Её мученический вздох, заставляет навострить уши. — Я почти поверила, что ты одумался. — Эй!       Всего нужного в одном магазине не оказалось и пришлось зайти ещё в 2 по пути в торговый центр. Сумки нёс провинившийся Антон, который, вообще-то, изначально понял то, про что говорила ему Полина, но всё равно не смог оправдаться достаточно.       По пустым улицам до сих пор жутко.. ходить. "Гулять" язык не поворачивается сказать. Знакомые места кажутся чужими только потому, что в них отсутствует одна важная деталь - люди. Они придавали живость проспектам, паркам, площадям. А теперь пустота города, как и недавняя его заполненность, ощущаются нереальными, будто во сне. Словно это было очень давно и не в этой жизни. А может в другой вселенной.       Солнце светит, ветер дует, деревья шумят. Кажется, что все просто ненадолго уехали. Сейчас же лето, сезон огородников и дачников. Ну или люди в отпуск махнули, куда-нибудь к морю, кто их знает? Или сидят на каком-то мероприятии. Может опять матч на стадионе, недавно открывшемся после ремонта? Или дискотека около набережной?       Но вопрос теперь в другом. Где белоглазые? По пути к ТЦ Антон и Полина не встречают ни одного из ослепших. С одной стороны это прекрасно. А с другой заставляет насторожиться.       «Что-то не так», – красной лампочкой мигает мысль в голове. Потому что даже когда они заходят в здание, то никого не находят.       Внутри максимально стрёмно. На первом этаже ещё более-менее светло из-за панорамных окон. А в глубине уже становится темнее. И четвёртый этаж светел за счёт стеклянной крыши. Но второй и третий – хоть глаз выколи. И в этой темноте может прятаться кто угодно. Парень соврёт, если скажет, что не захотел в этот момент сбежать. Но как будто уже поздно идти на попятную.       Антон шумно сглотнул ком в горле. То, что ему жутко, Полине он не скажет. На первом этаже в одиночестве он не останется. Да и отправлять подругу одну, куда она там хотела, тоже не будет. Разделяться вообще самая хреновая идея. Но то, что художник будет вздрагивать от каждого шороха – гарантировано.       Спросить, куда девушка хочет, у Петрова не хватает смелости. Уже от одного вида ТЦ  без света стало не по себе, а уж о том, чтобы издавать лишний звук и мысли нет. Когда Морозова завернула к неработающим эскалаторам, Антон замедлил шаг. Твою мать. С первого этажа сбежать можно достаточно быстро, а вот с остальных будет проблематично. Учитывая, что высота стен каждого где-то 3 с половиной метра, прыгать с верхних уровней будет плохой идеей.       Тихо и медленно переставляя ноги по ступенькам эскалатора, Антон молится, чтобы тот случайно не развалился и не сожрал его ногу. Когда эта штука была в движении в обычной жизни, юноша о таком не задумывался. Ну едет и едет. А теперь, когда электричества нет, и эскалатор не работает, появляется чувство, что он представляет собой какую-то опасность или, словно хрустальный развалится под весом парня. Весь торговый центр в таком состоянии источает что-то зловещее и пугающее. Будто двери закроются и они больше не смогут выйти, а то, что прячется во мраке, среди заброшенных магазинов, поглотит их, и тогда людей вообще не останется.       Когда на третьем этаже скрипачка начинает движение вглубь ТЦ, а не к лестнице на следующий уровень, Антон проклинает всё, на чём свет стоит.       «Ну почему именно третий?» – эта часть здания казалась темнее всех остальных, и даже закатный свет, проникающий через крышу не доставал туда, будто опасался там находится. Всё вокруг было тусклым, словно на мир наложили чёрно-белый фильтр, и от этого становилось ещё более неуютно.       Отходить от стеклянного ограждения около эскалаторов Петров не решился. Всего через 4 метра начиналась непроглядная темнота, и он не мог отвести от неё взгляд. Потому что в ней не было видно абсолютно ничего.       «Куда делась Полина?» – маячила паникующая мысль в голове, пока Антон судорожно доставал телефон из сумки. Конечно было логично, что она ушла в недры, но неужели решила не ждать друга и даже не включила фонарик? Найдя нужную функцию на экране, парень принял решение оставить пакеты с продуктами прям там, около эскалаторов, а сам направился вслед за девушкой. Им всё равно возвращаться тем же путём.       Когда тьма обступила художника со всех сторон, он заозирался, чтобы найти скрипачку. Хоть какой-то намёк на то, куда та могла направиться.       Вот витрина Детского мира, с какими-то игрушками, самокатами и трёхколёсными велосипедами. Вот магазин обуви с плакатами СКИДКИ 20% на весь ассортимент. А вот книжный, в который Антон хотел зайти ещё в тот самый день. И сейчас не раздумывая зашёл бы, если бы в нём не было темно, как в шахте. В последней и то светлее, чем здесь.       Когда Антон отвёл глаза, чтобы продолжить поиски подруги, из глубины магазина послышался шум. Что-то с грохотом упало. Задержав от испуга дыхание, художник направил свет фонарика обратно в книжный, откуда раздался звук.       «Или это не оттуда?»       Какое-то тёмное пятно промелькнуло между стеллажами. Переведя взгляд в ту сторону, парень никого не нашёл. Померещилось?       «А вдруг это люди?»       Сглотнув, Антон понял, что из-за тревоги и страха не может сказать и слова. Оглядевшись по сторонам и увидев только витрины магазинов, в ожидании смотрящие на него своими тёмными глазами-павильонами, он набрал побольше воздуха в лёгкие и дрогнувшим голосом громко спросил: — Кто здесь?       Крик отразился от стен эхом и оставил после себя лишь ещё более тяжёлую тишину.       Когда сзади раздались тихие шаги, Петров оцепенел от страха. Разные мысли полезли в голову. «Звук был не из книжного?», «А вдруг это не люди?», «Надо было молчать». И только потом он подумал на подругу. Потому что больше некому. А когда за спиной всё стихло в шаге от него, он нерешительно обернулся, встречаясь с выкрикнутым в лицо «Бу!» и смеющейся Полиной. — Засранка, – Антон толкнул девушку в плечо, и та развеселилась ещё сильнее, — Я чуть от страха не поседел.       Ах да. — Так ты и так седой. – Морозова сочувствующе похлопала друга по плечу и, не сдержавшись, бессовестно расхохоталась схватившись за живот. — Ты бы видел своё лицо! Умора! — Обхохочешься. – Антон скептически выгибает бровь и светит фонариком в лицо скрипачке, но та игнорирует это действие. — Кто-то недавно мне предъявлял за беспечность. Не слишком ли громко ты веселишься?       Отсмеявшись, она громко и довольно вздыхает: — А ты не находишь, что в зданиях чувствуется безопасность?       «Точно не в этом» – думает Антон, оглядываясь на книжный. Ну-ну. Он чуть кони от страха не двинул, а она тут о безопасности. Видимо, это она шумела, чтобы его напугать. И ради чего? Ради веселья. — Нет. В нашем случае, безопасно только дома, – честно признаётся художник и осматривается по сторонам, — Так, в какой магазин ты хотела?       Полина уходит, даже не оборачиваясь на друга. Минуя магазин шуб и пуховиков, поблёскивающие от света фонарика витрины ювелирного и большой тёмный павильон очередного масс маркета, девушка ненадолго останавливается напротив входа одного из магазинов, а после идёт внутрь. Антон останавливается следом, поправляет чуть съехавшие очки и направляет свет наверх, чтобы прочитать название.       Бытовая техника. О чём это говорит? Правильно. Ни о чём.       Темнота явно не добавляет уюта этому месту. Холодильники, как солдаты королевской гвардии, стоят бездушными коробками и отбрасывают чёрные длинные тени. А подсознание, как худший враг подкидывает картинки пугающих тварей, сидящих в этих железных шкафах. Они ждут удачного момента, чтобы выйти и напасть. Зачем? Антон не хочет об этом думать. Чёрные блестящие экраны плазменных телевизоров отражают тусклый свет фонарика и будто смотрят своими плоскими лицами, следя за каждым шагом проходящего мимо человека. Антону жутко среди всей этой техники, хотя он никогда не верил в восстание машин.       Найдя Морозову, вопросов только прибавляется. Та, в глубине этого лабиринта из стеллажей, стоит и выбирает болончики с газом. Рядом висят полки с микроволновками, чайниками, мультиварками, миксерами, блендерами и прочими полезными приборами, которые, как бы прискорбно не было, теперь стали обычным металлоломом. Что они, Антон с Полиной, забыли в магазине ныне бесполезных вещей? — Я тут всё-таки подумала, над твоим предложением. – Антон перестаёт бегать глазами по технике и обращает внимание на подругу. Та мнётся некоторое время, а после веселящимся голосом произносит: — Я перееду к тебе.       «В смысле?»       Парень глупо моргает и выгибает бровь: — Каким предложением? Не было никакого предложения. – Полина зажёвывает нижнюю губу и спешит оправдаться: — Но так ведь правда будет легче нам обоим. У тебя есть вода. А чтобы готовить мы можем взять маленькую газовую плиту без духовки. Так хоть горячего чего поедим, чай попьём, – чтобы друг никак не смог отказать ей, скрипачка обезоружила Антона его же словами: — Сам же говорил: "Мы так и будем бегать туда-сюда ради воды и еды?", – и, будто почувствовав стыд за свою напористость, прошелестела уже менее уверенно: — Вот я и подумала.       Антон замахал рука в отрицающем жесте, словно пытаясь таким образом разогнать сомнения девушки: — Да я ничего против и не имею. Просто предупреждать заранее надо, а не решать всё самостоятельно.       Полина пристыжено улыбнулась и произнесла совсем робкое: — Это был сюрприз.       Парень усмехнулся и вдруг почувствовал ужасную усталость от мысли, что им это всё придётся нести на руках. — Ладно, всё. Берём, что нужно и уходим. Спать хочу – просто ужас. – к усталости примешались ещё дискомфорт и страх, нагоняемые обстановкой.       Морозова удивлённо открыла рот: — Так мы вышли всего час назад от силы.       Проверив время на телефоне, Антон поправил съехавшие очки: — Вообще-то два, – и, увидев скептически настроенное лицо подруги, закатил глаза: — Какая разница? Я просто хочу домой и спать.       Подумав, что неплохо было бы взять с собой ещё и переносной холодильник, в который можно положить компрессы с холодной водой, для поддержания температуры, Антон поделился своими мыслями с подругой, и та оценила. Должны же у них хоть где-то храниться продукты. Взяв всё, что нужно ребята вернулись к эскалаторам.       Когда выходишь с территории тьмы, появляется ощущение, будто за спиной кто-то стоит. Чужое присутствие ощущается явственно, также, как и взгляд, сверлящий затылок. Обернувшись, Антон никого не находит. Но легче всё равно не становится.       На мгновение замерев, художник задумывается о том, чтобы вернуться в книжный, но посмотрев на их "покупки", решает отложить поход за чтивом до следующего раза. Да и не горит он желанием встречаться с обитателем тёмных павильонов. По крайней мере не сегодня.       На обратном пути сумки с продуктами были на Полине. Антон нёс газовые болончики, плиту и холодильник, в котором лежали компрессы под воду.       Перешагнув порог квартиры, парень сразу оставляет всё около входа и идёт к себе, чтобы обессилено завалиться на кровать и устало вздохнуть. Подушка оказывается холодной.       «Благодать» – думает Антон перед тем, как уснуть.       Впервые за это время он видит сон. Сняться ему тёмные павильоны магазинов, что длинным коридором тянуться в неизвестность, и чьи-то шаги, раздающиеся за спиной. Они приближаются. Сначала медленно-медленно, а потом, набирая темп, переходят на бег. Антон и сам начинает бежать, слыша лишь эхо своих собственных шагов и громкое сбившееся дыхание. А в темноте ничего не видно и единственный, освещающий пространство вокруг не дальше, чем на метр, свет будто сидит у Антона в груди, слабо пробиваясь сквозь кожу.       Просыпается Антон под вечер, с колючим ощущением страха от пережитой во сне погони. Из-за духоты появляется лёгкая досада, что они не додумались взять вентиляторы на батарейках. В воздухе витает какой-то приятный сладковатый запах, что не даёт покоя, и, с каждым вздохом, кажется всё более явственным. В животе заурчало. Пришлось вставать.       Когда Антон вышел из комнаты в коридор, аромат усилился. Заглянув на кухню, парень нашёл порхающую над плитой Полину, напевающую какую-то мелодию. Она кружится словно в танце, от стола к плите и обратно, и совсем не замечает остановившегося в дверях друга.       Когда художник проходит к столу и занимает своё место на табуретке, девушка продолжает готовить и, не поднимая глаз, произносит: — Только что думала идти тебя будить. А то, если выспишься, что ночью делать будешь? — Да у нас сейчас день неотличим от ночи, – бубнит парень себе под нос, — спи когда хочешь, ешь когда хочешь.       Морозова никак не комментирует ворчание Антона, лишь накрывает крышкой кастрюлю. — Суп скоро будет готов.       Юноша кивает и уводит взгляд в окно. Бледно-голубое небо, грозившее вот-вот стать ночным, провожает облака. Подумать только. Период, называемый Золотым часом, теперь длится далеко не час, а целую вечность.       «Золотая вечность».       И в этой вечности можно делать всё, что душе угодно. «И правда "золотая"». Когда Антон задумывался о вседозволенности, то почему-то всегда думал о болончиках с краской. Ещё во время обычной жизни парень представлял, будто он прокрадывается под покровом ночи на какие-либо территории и рисует на бетонных заборах. Мечтал разрисовать их красивыми и яркими картинами, замазав надписи отвратительного содержания. Он бы может и в однотон покрасил заборы, лишь бы просто ощутить в руках холодный болончик, лишь бы только почувствовать под нажимающим пальцем давление, лишь бы только увидеть, как распыляется и ложится краска. Однотонные заборы и дома, наверное казались бы новыми, свежепокрашеными, обновлёнными. Город выглядел бы статным, современным и вместе с тем простым. Минимализм, чтоб его. А если бы каждую стену украшали бы неоновые надписи, изображения животных, растений, природы, космоса, портретов людей в ярких насыщенных цветах, этот город стал бы искусством, музеем детализированных картин, где каждую можно рассматривать часами и находить новые смыслы. Как бы был красив, город-музей, собравший работы разных неизвестных художников. Остаётся лишь один вопрос. Что из этого должно воплотиться в жизнь? Минимализм или детализация? Дилемма, которую Антон никак не может решить. Но хотя бы не половые органы с подписями «*** шлюха» – вставьте любое имя. — Мы же на речку ненадолго? – образы перед глазами исчезают, и парень кивает на вопрос подруги. — Может тогда заглянем после речки в магазин?       Антон кивает снова и идёт помыть руки, а заодно умыться после сна. Пока Полина гремит тарелками на кухне, художник вспоминает о грохоте в ТЦ. Что-то не даёт мозгу покоя, поэтому вытерев руки полотенцем, юноша спешит на кухню, чтобы задать появившийся в голове вопрос: — Полин, зачем ты шумела в ТЦ?       Спросить, чтобы увидеть округлившиеся глаза подруги и услышать неутешительный ответ. — Я? Я думала, что это был ты.