Надежда на нормальную жизнь

      26 - 27 марта. Вторник и среда.       В четверг должно быть исключение, то бишь 28-ого.       Настроение в коллективе сильно так подупало. Бутылыч в состоянии паранойи отказывался выходить за пределы своей комнаты, перед глазами всё так же время от времени проносились ужасные картины оторванных голов. У всех свои фобии, что сказать. Чах из своего депрессняка тоже не могла выйти за столь короткое время. Иногда её дёргало при открытии двери или неожиданных движений кого-либо.       И будто этого было мало, смерть Лампчки снизила энтузиазм и надежду в среднем по больнице. Её не стало на утро 26-ого. Какое-то время Кнайф сидел возле уже не подающего признаков жизни тела подруги, а к полудню заперся у себя и больше не выходил.       Чарджери тоже поникла заметнее остальных. Так на первый взгляд вроде и не скажешь, что её что-то беспокоит, но в конечном счёте она разрыдалась при разговоре с Брялком.       И это было хреново.       Краткий объявился как раз к полудню. Увидев его, Чар хотела высказать всё, что думает, но была заткнута Сокой и уведена в комнату.       Малиновый ничего не говорил, да и никаких эмоций не показывал. Откуда-то он уже заранее знал о смерти Лампчки. Откуда, Брялок решила не углубляться. –Где ты был вообще. Почему тебя вчера найти не удалось. –Личные дела. –Занятой же ты в моменты, когда у нас проблемы.–Брялок, пытаясь скрыть раздражение в голосе, отвернулась и опустила голову.       Тело Лампчки убрали. Краткий превратил уже мёртвое тело девушки в лампочку. Предмет оказался потресканным и, судя по всему, нерабочим, этим и отличался от остальных исключённых предметов. Хост сунул лампочку в карман и обошёл Брялок, чтобы снова встретиться взглядами. –Через денёк будет исключение. –Я в курсе. Можешь не напоминать. Оставил бы ты нас, пока мы коллективно не взялись глотку тебе грызть. –Ну-ну. Я сильнее.       Малиновый снова исчез, оставив Брялок наедине со своими мыслями.       А-а, если бы их всех можно было спасти. Если бы только всё можно было бы повернуть вспять. То, что вначале казалось чем-то обычным, а то и обыденным, сейчас сравнимо с концом света.

«Надо как-то настроить ребят более позитивно. Но как? В конечном счёте, мы идём на верную смерть ещё кого-то из нас... Что нам делать. Как мне им помочь то.»

      День проходил тихо. Лампчка забрала всю энергию этим утром. День был мёртв. 26-ое число было мёртвым. Никто особо не ходил по дому, участники обоих команд позапирались по комнатам и пытались переждать давящее чувство вместе с этим днём. Небо белое. Белое небо давило на голову путая чувства и решения, белое небо давило на грудь прижимая к кровати, те белые тучи не излучали ни боли, ни счастья, ни страха. Этот факт и дарил тревогу.

***

      Больше всего пугало то, что на следующий день ничего особо не поменялось. Дом делился пополам: часть игроков была ещё относительно в порядке, часть не сильно. Не выдержав, Брялок устроила общий сбор, ну так, попробовать сказать какую-то вдохновляющую речь, поднять настроение, может провести время вместе.       Она попросила Ловца Снов собрать всех. Брялок ждала пять минут. Десять минут. Юме уже оббежал все комнаты и всех, вроде бы, позвал.       Чашечка, Кнайф, Бутылыч и, по какой-то причине, Чарджери не явились. Сока пришла последней. –Чар плохо себя чувствует.–Коротко оповестила она садясь за стол. –Что случилось?–Удивлённо поинтересовалась Флаффи. Чар обычно проявляла незаинтересованность и хладнокровие, потому для Брялка было удивлением, что она не пришла. –Не знаю.–Отрезала Сока. Немного помолчав она добавила,–Сказала, что с неё хватит, она больше не хочет слышать никаких новостей.       Брялок огляделась. За круглым столом сидело семь, включая её, человек из, уже, одиннадцати. Напротив сидела Нансенсу, стабильно безэмоциональная, нагнетающая, рядом с ней с обоих сторон Замазыч, Стёрка и Пшика. Все трое выглядели невыспавшимися, Замазыч особенно поникший, возможно потому, что много думал о Лампчке. Пшика казалась раздражённой. Последние пару дней она помогала Брялку делать подкоп под невидимой стеной, прокопали три метра, но так ничего и не добились. Справа сидела Сока. Просто никакая. Девушка будто витала в облаках. С другой стороны тихо сидел Ловец Снов и жевал яблоко в качестве завтрака. –Разве Чашечке не становилось лучше? –Становилось,–Отозвалась Пшика,–Но её смерть Лампчки зацепила. Пусть они особо то и не общались, она всё равно всю ночь успокоиться не могла. Будучи откровенной, я начинаю бояться, что она учудит что-то. –В смысле?–Брялок обмякла, положила голову на руку, а вторую руку положила на голову формируя бутерброд. –Она неоднократно намекала, что не хочет жить.–Пшика затихла, а потом добавила.–Она сейчас, кажется, слишком слаба, чтобы что-то с собой сделать, но если у неё появятся силы, то риск велик. –Ясно. А Кнайф где? –У себя заперся.–Отозвалась Стёрка.–Я заходила к нему вчера вечером и около получаса назад, он не хочет вставать с кровати и, уж тем более, выходить из комнаты. Вполне ожидаемая реакция, я считаю.       Брялок, не меняя позу, оглянула место рядом с собой, где должен был сидеть Бутылыч. –Я вас поняла. Это плохо, учитывая, что завтра исключение. Вам бы самим выспаться что-ли, хотя бы. –Мне бы не хотелось быть исключенным сразу после появления.–Задумчиво проговорил Ловец Снов. –Никому бы не хотелось. В общем...–Брялок выпрямилась, облокачиваясь на спинку стула.–Это нужно немного порешать. Я понимаю, что об этом просить вас немного неправильно, но постарайтесь не сильно паниковать. Вообще, проведите время с друзьями. Если можете, поговорите с отсутствующими сейчас. Они ведь ваши друзья, как никак. Думаю, всем четырём сейчас нужна помощь. Да и нам самим тоже. –Ты сама когда в последний раз спала нормально? –Полагаю, как и вы. Недели две назад. В общем... Если хотите, давайте соберёмся вечером, в какую-то настолку сыграем что-ли.

***

      Время близилось к полудню. Снова. Часы на кухне навязчиво тикали. Слышно не было. Чарджери сидела на стуле втыкая в стену, о чем-то долго думала. На столе тетрадь с заметками касаемо магии, планов побега, идей побега. Ни одна из них не сработала. Тысячи попыток записаны в тетрадь и ни одна успехом не увенчалась.       Белое небо красиво сочиталось с белыми кудрявыми волосами. Навязчивая мысль о убийстве растворилась в отчаянии и смирении. Резкая, рвущая боль тоже исчезла, так же быстро, как и появилась. Тогда в душу пришло спокойствие. Чар впала в транс, забыв о своём существовании, и напомнила об этом ей Сока. –Чарушка.       Чарджери дважды моргнула, приходя в себя, и медленно повернула голову к подруге. Сока уже тащила второй стульчик чтобы сесть рядом. –Ты как? –Я? Я- Всё хорошо. Да. –Ты уверена?–Сока не умела поддерживать разговор, особенно тогда, когда ей нужно быть его инициатором.–Может тебе есть что высказать?       Чар повернулась назад к стане и мельком кинула взгляд на тетрадь. Сока тоже перевела на неё взгляд. –Чувствую себя бесполезной. –Чего так? –Последние несколько дней меня тревожила мысль о убийстве. В смысле,–Чар расслабила и без того пустые глаза, веки приопустились закрывая их половину. Взгляд опустился тоже.–О том, чтобы убить Краткого. Я думала о том, чтобы подмешать ему что-то, зарезать к чертям и даже придумывала сценарии, как бы это произошло... А потом осознала, что я не способна на убийство. И от этого стало так плохо, почему-то. –Разве это не хорошо, что в тебе есть эмпатия? –Это плохо в случае, если стоит вопрос "либо я его, либо он меня". Нас всех в конечном счёте продадут в рабство, а дальше все зависит не от нас. И что с нами тогда сотворят, представляешь? В то время, когда Крата уже совсем не будут волновать наши жизни. С Чашечкой уже поигрались, даже в пределах этих стен, а что будет, когда власть полностью перейдет к таким же, как насильник Чах? Особенно мы, слабые женщины. Слабые и физически и морально.       Чарджери на время замолчала. Привыкшая при разговоре молчать девушка не знала, что нужно ответь на такое откровение. –Ты говорила, что у тебя были продуманные ситуации, как убить Крата. –Да... Крат уже приглашал ведь Брялка попить чайку? Я думала, что если пригласить Крата, то можно ему что-то подсыпать. Только вот, я не знаю, чем незаметным можно его отравить. В смысле... У нас даже медикаменты на обезболивающем заканчиваются, при том они в таком количестве, что при желании да с алкоголем навряд ли пострадаешь, максимум рвоту сильную вызовешь. Зарезать я морально и физически никого не смогла бы. Как подметила Брялок, Крат видит много и у него на руках палочка, с ней он сильнее. Даже застрелись Крата, ну такое себе счастье. Из-за той же палочки.       Чарджери прикрыла глаза и приложила к ним руку. –Да и кто мне оружие то даст. Где оно находится знают только Замазыч и Кнайф, ибо сами его нашли. Замазыч на сто процентов будет против идеи кого-то убивать. –Ты уверена, что хочешь думать об этом сейчас?–Сока неуверенно ответила на планы Чар.–Этими мыслями ты лишь сильнее загоняешь себя в тревогу. Даже если ты ничего не сможешь сделать, это нормально. –Что ты имеешь ввиду? –Мне кажется, в последнее время ты помешалась на этом, ну, совсем чуть-чуть. В смысле... Ты сама страдаешь из-за этого. Завтра исключение. Если ты всё равно не в силах чего-то сделать, то стоит ли по этому убиваться?       Чарджери замолкла и уставилась в окно. –Не знаю. –Слушай... Может, проведём время вместе? Пойдём к полю с цветами, сплетём венки, попоём песни, полюбуемся, пусть и мёртвым, но небом. Мне будет сильно не хватать этого, если уже завтра тебя не станет.       Какое-то время кудрявая не отвечала. Вздохнув, она резко встала с места и, улыбнувшись, повернулась к подруге. –Хорошая идея. Только оденься чуть теплее.

***

      Даже под одеялом холодно. По какой-то причине, встать с кровати сил не было. Кнайфу казалось, что на нём лежит что-то тяжёлое, что и не даёт встать или вообще пошевелиться. От долгого наблюдения за стеной, та интереснее не становилась. В какой-то момент показалось, что на ней начинают плавать узоры, да и цвет вовсе меняется.       Мысли о прошлом утре, будто неискупленный грех, давили. Вспоминая то прерывистое дыхание, холодные пальцы, горящие щеки, в голову переставали приходить мысли о завтрашнем дне. Казалось, что завтра уже не настанет. Казалось, всё исчезнет, как только солнце сядет и взойдёт снова. По крайней мере, хотелось бы, чтобы это было так. Монолог внутри перерастал в головную боль и затихал на время.       Стёрка снова приоткрыла дверь и тихо вошла. В руках девушка держала небольшую тарелку с фруктами и стакан воды. Она быстро оглянула комнату, подошла к кровати парня и поставила всё на тумбу рядом. Со вчерашнего дня он вставал от силы раза два, но даже тогда ничего не ел. –Тебе не лучше?–Тихо поинтересовалась Стёрка. Лица парня она не видела, ибо тот был повернут к стенке рядом.       Не получив ответа, да и вовсе никакой реакции, она присела рядом на край кровати и начала пытаться завести разговор. Кто, как ни она, может сейчас с ним поговорить? Пусть друг с другом ребята проводили меньше всего времени, они все ещё были друзьями. –Завтра исключение, если помнишь. Брялок говорила, что было бы не плохо провести сегодня день вместе. Завтра одного из нас не станет, так что...       Стёрка проглотила тревогу в своём голосе и продолжила. –Может, ты хочешь сегодня вечером провести время с нами? С нами всеми. Я буду тоже. Это может быть последний раз, когда ты видишь кого-то из участников, а то и вовсе меня.       Стёрка поняла, что так не стоит говорить, уже после того, как сказала. Тем не менее, парень, наконец, хоть как-то отреагировал. Немного сильнее сжался и прижал руки к лицу. –Слушай, мне бы хотелось повести с тобой время. Я думаю, и тебе тоже. Разве нет? –Что я буду делать, если тебя не станет..–Отозвался Кнайф через какое-то время общего молчания.–Неужели я действительно настолько плохой человек.. –Ну-ну, Кнайфи, чего сразу плохой..–Стёрка положила руку на голову друга и начала нежно гладить по волосам успокаивая.–Просто так вышло. Это не твоя вина. –Моя вина в том, что это причиняет мне такую боль.. Если бы я не обращался с добротой, которую мои друзья мне дарили, как с чем-то должным и растяжимым, было бы мне сейчас так больно? Было бы мне проще от мысли, что я могу стать следующим исключенным.. –Что ты имеешь ввиду? –Не смогу так.–Девушка заметила, что голос Кнайфа начал слабо дрожать. Ненадолго он затих, перед тем как продолжить.–Мне хочется, чтобы исключили меня. Я всегда был предпоследним на исключении, но всегда кто-то набирал больше меня. И, как иронично, все они были мне друзьями. Кого бы не исключили, мне будет больно, даже если это будет человек, с которым я от силы два раза пересекался.. –Ну что ты такое говоришь.–Стёрка продолжала гладить волосы парня.–Если тебя исключат, как минимум мне будет больно. –Знаю... Потому эта идея и не идеальна... Больно всё равно будет. –А что ты будешь делать, если исключат меня? Тоже будет больно.       Стёрка не знала, насколько правильно сейчас такое спрашивать. Кнайф резко расслабился, больше не прижимал руки к лицу, не пытался сжать себя сильнее в клубок. –Если тебя не станет, я сам покончу с собой. –Нет.–Отрезала Стёрка и, оторвав руку от головы парня, встала с кровати, оставив того в небольшом недоумении.       Так же резко, как отпрянула, Руббери перевернула Кнайфа за плечи на спину, заставив его от неожиданности поджать ноги, и приподняла усаживая на кровати. Она приложила тыльную сторону ладони ко лбу друга, видимо, проверяя, нет ли у того случаем температуры. Не ожидая такой реакции, он поднял плечи, пытаясь вернуться назад в комфортное положение. И ведь после сказанных слов уже не спросишь, "ты чего?", так как звучать это будет странно. Убедившись, что тот здоров, Стёрка убрала руку. –Воды выпей.–Она снова присела на край кровати и протянула Кнайфу стакан, стоявший на тумбочке.       Сопротивляться парень не стал. Приняв стакан, он сел в удобную позу и залпом выпил воду. За последние сутки, тот не отвлекался даже на то, чтобы просто попить, потому содержимое стакана показалось даром свыше. По выражению лица, Стёрка поняла, что стоило бы принести ещё. Так она и сделала, молча вырвав стакан с рук парня.       Кнайф допил второй стакан и поставил на тумбу рядом. Кажется, сейчас до него дошла абсурдность слов, которые он сказал. И так все, как на иголках, а тут ещё и он со своими громкими заявлениями. Конечно они заставили его подругу что-то предпринять. Да и в конечном счёте, если хочешь свести счёты с жизнью, зачем оповещать об этом, тем более, если человек никак не может повлиять на обстоятельства?       От этих мыслей стало стыдно, Кнайф обнял ноги и опустил голову, пытаясь скрыть краску с лица. С опухшими глазами и грязной головой это смотрелось особенно некрасиво. –А ну глянь на меня.–Спорить с подругой парень не стал и приподнял голову. Стёрка же закинула колено на кровать и, повернувшись туловищем к нему, взяла за руки.–Значит слушай меня сюда. Что б я вообще больше не слышала от тебя, что ты готов умереть потому, что умер кто-то другой. Пусть не полностью, но я понимаю, что ты чувствуешь. Знаю, что больно, нам всем больно. Но это не повод отказываться от всего, ясно? Даже если меня не станет, рано или поздно боль пойдёт. Всё снова будет хорошо, чтобы не случилось в период, когда боль будет терзать. Но если убьёшь себя, то шанса на "хорошо" уже не будет. Более того, ты причинишь боль другим людям, которые тебя знали. Я бы выразилась, что это банально эгоистично.       Стёрка не заметила, как с глаз друга начали скатываться слёзы. Он снова опустил голову и поднял плечи. Кнайф попытался убрать руки от рук девушки, но та сжала сильнее. –Ты чего дрожишь? –Я ведь всегда был ужасным эгоистом.. О ком я вообще думал кроме себя самого. Потому и Клеви обиделся, потому я и Пикчера чуть не вывел, потому и с Курасаном поссорились... И даже мои попытки изменится ничем особо не закончились. Я всё так же причиняю людям боль. Меня всё так же пытаются обходить стороной, потому что уже со мной связаны плохие воспоминания.. Я уже запугал Бутылыча. Может, было бы лучше, если бы- –Много ли ты времени себе дал на то, чтобы изменения прочувствовать?–Перебила его Стёрка.–Кнайф, важно не то, поменяется ли мнение людей о тебе, важно то, поменяется ли твоё собственное мнение о себе. Сам ты будешь чувствовать себя хорошим человеком? Будешь доволен собой?       Немного успокоившись, парень всё же вырвал руку из хватки подруги и вытер выступившие слёзы. Дав ему это сделать, она снова обняла пальцами его ладонь. –Всё в порядке. Просто посмотри мне в глаза и пообещай, что, даже если меня вдруг исключат, ты не сделаешь ничего с собой. Обещаешь? –Обещаю. Прости за это всё...–Кнайф снова начал вытирать слёзы сам не понимая, почему они выступили. –Всё хорошо, это лучше, чем если бы ты действительно что-то с собой сделал. Слёзы лечат.–Тише проговорила Стёрка, двигаясь ближе и обнимая друга.

***

      Глупый, белый монолог. Почему-то сердце сжимало сильнее обычного. Аппетит пропал снова, появился отвратительный привкус железа во рту. Хотелось выблевать ещё не проглоченный завтрак. Чашечка сидела на подоконнике, рядом стояла тарелка с какой-то несладкой кашей. Время от времени она ковыряла её вилкой, немного набирала, поднимала, осматривала и опускала на тарелку снова.       Что-то заставляло в мыслях возвращаться к Лампчке. В мыслях она возвращалась и к Курасану. Мысли переходили на вечер 19-ого марта. От этого лишь больше хотелось вырвать. Ноги невольно сжимались, живот напрягался. В глазах мутнело, голова кружилась. В конечном счёте Чах действительно побежала в ванную.

«Отвратно.»

      Хотелось забиться в угол и рыдать. Как бы было проще, если бы мысль о суициде мучила лишь одного человека в доме. Пытаясь хоть как-то держать себя в руках, она схватила резинку и на быструю руку завязала хвост на длинных волосах, после чего резко склонилась над унитазом и, наконец, вырвала.       Становилось легче. Казалось, вот, тошнота отступает после того, как тебя вывернуло, но приступ возвращается давя в глотке и ты нагинаешься снова.       Как бы сильно ты не держалась, всё равно пробивает на слёзы. Давить истерику оказалось сложнее и, в конечном счёте, ты срываешься. Нажимая на смыв, вставая с колен, подходя к раковине, пытаешься остановить слёзы. Смотришь на себя в зеркало и срываешься окончательно. Прозрачные слёзы водой стекают по щекам. Пытаешься закрыть лицо руками, отворачиваешься от зеркала. –Чашечка? Всё хорошо?       Чей-то голос раздаётся за дверью. Нансенсу. Видимо услышала прерывистые всхлипы и заинтересовалась. –Да... Всё в порядке. –Нужен разговор?–Нансенсу со всех сил пыталась придать голосу какой-то обеспокоенности. Как показать человеку, что он тебе не безразличен, когда сам своих собственных чувств не понимаешь? –Я не знаю.–Тише отзывается Чах утирая слёзы. За несколько секунд в голове происходит быстрый мыслительный процесс и грудная клетка снова сжимается. Воспоминания одно за другим пробивает самообладание, давит, заставляет начать трястись.–Мне плохо... –Что случилось? Я могу зайти?       Грудь сдавливается ещё сильнее, неприятное ощущение пробирается до живота. От отвращения хочется упасть, сжаться в клубок. Взгляд падает поочередно на лезвия от бритвы, потом на полку, где лежат медикаменты. От мысли об этих вещах становится ещё хуже. –Пожалуйста...–В глазах начинает темнеть, уши залаживает. Голова становится тяжелее, Чах больше не может держаться на ногах и медленно опускается пытаясь не сделать это резко.       Нанси заходит в ванную и почти сразу подхватывает упавшую девушку. Даёт немного отсидеться, потом ставит снова на ноги и, хватая под руку, ведёт в комнату к кровати. Медленно усаживает на неё, пытаясь не причинить дополнительной боли. –Что-то болит?–Поднимая глаза спрашивает Нансенсу. Водит руками по щеке подруги, будто пытается вернуть ощущения, рукой проверяет температуру. –Я не хочу больше жить...–Тихо выдавливает та опуская голову.–Так больно...       Нансенсу оглядывает девушку с ног до головы. –Что болит? –Я не знаю..–Потрясываясь проговаривает она, давит новые слёзы. Будет плакать, голова будет лишь сильнее болеть. –Когда ты ела в последний раз? Ты вообще вчера что-то ела? –Нет... Меня тошнит, я не могу. –Я поняла.–Нансенсу завтыкала в стену напротив что-то обдумывая.–Тебе стоит пожевать сухариков и выпить побольше воды, это не будет слишком тяжёлым на желудок. Ты хорошо спала сегодня? –Я...–И снова сорвалась в слёзы. Прерывистое дыхание не давало возможности озвучить мысль. –Дыши глубоко.–Подруга присела напротив на корточки.–У тебя мышцы непроизвольно сокращаются в области груди, контролируй их.       Совет сильно не помогал. Чах не выдерживала моральной давки и пускалась в слёзы ещё больше. Минуты две она не могла прекратить плакать, пока ту чуть не попустило. Она жадно глотнула воздуха и продолжила. –Н-не могла... Не могла уснуть последние пару ночей. Мне снятся ужасные сны... Я не хочу это вспоминать... –Тебе нужно поспать. Прямо сейчас, ляг и поспи. –Я не хочу снова видеть эти сны, в них больно и страшно.. лучше умереть.. –Сон, как смерть. От того, что ты умрёшь, легче не станет. Тебе уж точно.–Нанси прикоснулась пальцами с щекам девушки и вытерла слёзы с покрасневших глазок.–А вот после сна легче станет. В теле точно, на душе не знаю. Потому, поспи.       Она присела рядом с Чашечкой на край кровати, приобнявши, положила её голову себе на плечо. –Вечером мы собираемся провести время вместе. Если хочешь, можешь присоединится. Если плохо себя чувствуешь – не заставляй себя. Здоровье превыше всего.       Вторая немного расслабилась в объятиях подруги. Ещё немного вдохнув и выдохнув, она наконец вышла из истерики и смогла нормально дышать. Нансенсу аккуратно положила её голову на подушку, погладила. Посидев несколько минут, встала с места. Направилась к двери. –Нанси, погоди..       Черноволосая вышла, оставив девушку одну. Чах не поняла, почему её слова были проигнорированы. Даже как-то обидно стало. Она улеглась назад на подушку и прижала к себе ноги не отворачиваясь от двери. Стеклянные глаза не могли сосредоточиться на одной точке, глядя в размытую дверь в голове застряла мысль.

«Почему ушла?»

      Накрутить себя Чашечка не успела. Нансенсу вернулась с чашкой и пачкой сухариков в руках. Девушка поставила вещи на стул рядом и снова присела на край кровати. –Проснёшься – обязательно покушай. Они не сладкие, тебя не должно вырвать снова. –Ты можешь лечь рядом со мной?–Тише проговорила вторая, не зная, насколько эта просьба будет странно звучать.       Нансенсу не ответила. Как минимум, не словами. Молча подвинулась ближе, легла рядом и залезла под одеяло. Почти сразу заключила ту в объятия. –Выздоравливай давай. –Мг..

***

      Страшно. Наверное, этим словом можно было охарактеризовать состояние Бутылыча. То и дело всплывающие в памяти воспоминания не давали расслабиться ни на минуту. Что тут говорить про хороший сон.       Всё казалось, что за окном кто-то ходит, хотя и второй этаж. Вот, выглядывает сбоку одним глазом, следит, наблюдает. И всё казалось, что в шкафу что-то лежит. Вот, торчит выпученный глаз. Вдруг Крат прикольнуться решил в своей манере и подсунул ещё одну оторванную голову? –Что, совсем уснуть не можешь?–Брялок всё ходила вокруг по комнате, что-то делала, переставляла, доставала. Бутылыч за её движениями особо не следил, лежал на кровати, пытался уснуть. –Когда закрываю глаза, я погружаюсь в мысли. А когда снова вспоминаю, кто я, понимаю, что глаза у меня открыты. Это так странно... –Ничего странного. Не хотелось бы, чтобы ты появился на исключении совсем никакой. Может всё таки снотворное выпьешь, если совсем уснуть не можешь? –После него голова болеть будет. Впервые что ли панические атаки ловлю? Перебьюсь, как-то.       Потолок красивее от пристального взгляда не становился. Как бы Каби не поворачивался, удобную позу найти не мог. То руке неудобно, но нога не так лежит, то и вовсе шея ноет. –Спать хочу. А не могу. Такое... Неприятное чувство. –А почему не можешь? –Не знаю. А-..–Грудь чуть сжало, стало больно. Боль пронеслась по телу до ног и назад в голову, ударив туманом.–Это так странно, всё же. –Тебе плохо? –Полагаю. Мне страшно.       Брялок остановилась в центре комнаты и, приложив к губам палец, задумалась. –Это ощущение ведь приходит в определённые моменты. О чём ты думаешь, когда тебе становится плохо? –Это... Я не знаю,–Бутылыч резко сел на кровати и вдохнул побольше воздуха в лёгкие.–Но сейчас я бы хлебнул чая.. и скушал чего-то. –Прекрасная идея.       Каби молча встал и, почти сразу, ноги подкосились и он упёрся руками в колени. Девушка же всё так же стояла на месте. –Не, не могу.. –Сядь немного. Несколько минут.–Брялку нужно было быстро придумать тему для разговора, чтобы чуть отвлечь друга и его состояние не переросло в полноценную паничку.–Что есть будешь? –Ам... Не знаю. Ничего в холодильнике интересного нет. Готовить долго и бессмысленно, а фрукты уже вот тут сидят,–Он приложил ладонь к горлу показывая, где именно. –Есть такое.

«А вот если бы мы свободные были, могли бы жрать, что захотим. Да и вообще, жили бы все раздельно, а не вот это всё. И ведь не выгонишь остальную часть дома на улицу...»

      После недолгой паузы, у Брялка в голове щёлкнула идея. –Давай приготовим что-то, на всех. Сколько нас тут... –И что мы приготовим? Манную кашу? Или по твоему есть вещи, которую едят абсолютно все? В смысле... –Пицца объединяет миры. –Э?       Брялок ехидно улыбнулась. –Лампчка была хорошим поваром, нечего не сказать, но большинство отказывалось есть её "вкусняшки", потому что у Ламп изощрённые вкусы были. То суши заворачивает, то пиццу с ананасами в духовку кладёт. –Да я бы и суши её ел, если бы она не пихала туда сладкий перец. Бе. –Да... Тебе не сказала, мы сегодня вечер собираемся все вместе провести. И с Бандой тоже. Почему бы и не приготовить что-то вкусное. Пицца – любая пицца, главное не сладкая... –Ну не знаю, мне и сладкая симпатизиру- –Не заставляй меня разочаровываться в тебе. Ну так, что думаешь?       После слов подруги, Бутылыч закатил глаза и, наконец, встал с места. За окном уже начинало темнеть, в силу того, что ещё март. Молча кивнув, оба вышли с комнаты и быстро спустились на кухню –А нам времени хватит? И... Продуктов? С чем готовить то будем? –Найдём с чем...–Брялок сразу заглянула в холодильник.–Самое сложное – тесто. А дальше...       Брялок по очереди начала доставать грибы, сыр, яйца, колбасу и другие прелести. Бутылыч же, чтобы полностью оклематься, поставил чайник. Закипел быстро, Каби насыпал себе ромашкового чая в кружку и залил кипятком. –Ты давай там это... Пей и дрожжи найди. И муки.–Кинула Брялок доставая с шухляды миску.

***

      Замазыч и Пшика занимались тем, что искали хорошие настольные игры. В основном много настольных игр было у Замазыча, ибо любил их. Обычно, он и являлся инициатором идеи сыграть с друзьями в настолку. –Так, кажись, они были где-то здесь..       Замазыч наклонился и выдвинул ящик под кроватью. Несколько коробок лежали друг на друге. –Ого. А откуда они у тебя? Подарил кто-то? –С приюта остались. Особо в них там никто не играл, а я был тем самым желающим, который хотел забрать их. –Что ж.–Пшика присела рядом, чтобы ближе разглядеть игры.–И что думаешь? Во что будет интереснее всего играть? –Ну...–Хисо снял сверху несколько коробок, смотря, что под ними.–Мы часто играли в джингу. Незамороченная и, вроде бы, интересная. –О как. А монополия? –Мы особо в неё не играли. Мы часто в уно бились. Я почти всегда выигрывал.–Хисо достал с коробки колоду карт уно и показал Пшике. –Ага... А в скрэббл играли? –Разве что с Нансенсу вдвоём. Мне игра нравится, а вот остальным не очень. –Ясно. А это что? –О.–Замазыч достал с коробки довольно толстую книгу и повертел в руках.–Библия. –Ого. А почему она там лежала? –Не знаю... Я особо её не открывал с тех пор, как мы ушли с приюта. –Ты типа веришь, ведь так? Ам...–Пшика отвернула голову пытаясь сформулировать мысль,–И сейчас тоже? –Ну да. К чему вопрос? –Да просто интересно, что ты думаешь сейчас о религии, когда всё это с нами происходит. Навряд ли ты считаешь Крата Богом с высшей силой. –А, понял. Ни в коем случае. –Факт существования магии не сломал твои представления о мире в общем? Вот мои сломал. –Ну, вообще да, есть такое. Но мою веру, если ты об этом, это не ломает. Я бы не сказал, что сильно принадлежу вере, как бы это не звучало... В сравнении с другими да, у меня больше заморочек, но даже так, навряд ли я найду общий язык с другим верующим человеком. Сейчас уж точно. –По причине? –Максимально скептично отношусь к церкви, храмам Божьим и другим подобным вещам. Всё, чего касалась рука человека, всё какое-то осквернённое. Люди искажают слова друг друга сами этого не зная. Они видят всегда разные вещи. Что-то большее, но всё равно такое размытое. Человек, говорящий с Богом, не всегда понимает, что разговаривает с ним. –Хуйню какую-то несёшь. –Может быть. А ты веришь? –Нет. –Ну вот и поговорили. Так, какую игру берём? –Да похрен, с ящиком понесём.–Улыбнулась Пшика, протягивая руки к коробке.

***

«きっとこれは悪い夢、、、、、

九十九回一人で泣いたって、次の一つはないでしょう、、、、、あ、わかった。»

      Брялок уже начала аккуратно разрезать то, что они с Бутылычем назвали пиццей. –Боже, надеюсь, мы никого не траванём? –Не будь пессимистом. Вышло не так уж и плохо. Надеюсь.       Флаффи разрезала пиццу на четвертинки, а потом вырезала тонкий крест по всей пицце и положила куски на две тарелки рядом. –Сейчас мы, Бутылыч, решим, будем мы голодные этим вечером или нет. –Ну... Главное, чтобы завтра не тошнило уже.       Тесто казалось немного пережаренным и подозрительно тёмным. Нервно сглотнув, она свернула кусок и положила в рот. Каби пока что прикасаться боялся. Брял, не выражая никаких эмоций на лице, поспешно разжевала кусок и проглотила. –И?–Тихо спросил Бутылыч. –А ты попробуй.       Бутылыч, чуть переживая, отломал корочку и сунул в рот. Хрустит. Вкусно хрустит. Наконец-то, он целый день ничего не ел, и что-то съестное, мало того вкусное, попало на язык. –Это вкусно, только... Почему корочка вышла такой чёрной? –Полагаю, в память о Клеви...       Пицц вышло три, что б хватило на одиннадцать человек. Одна с грибами и колбасой, другая просто с колбасой, третья со сладким перцем. Ну надо же как-то продукты перерабатывать.       Время близилось к вечеру. К семи ребята начали собираться на кухне. Стол был довольно широким, на нём играть было бы неудобно, потому решили расположиться на ковре. Пшика с Замазычем притащили ящик с играми. Первыми после них пришли Чарджери с Сокой, пришли сразу с улицы. Встали у плиты и начали греть пальчики у поставленного на огонь чайника. –И как давно вы гуляли? –Да часа два, кажись.–Ответила Чарджери потирая руки друг о друга в попытках согреть.–Там просто такие сногшибательные цветы растут, что я навернулась в лужу. Колени до сих пор мокрые. –Шла бы ты переоделась тогда... –Да-да, сейчас, только пальцы отогрею.       Через минут десять спустился Ловец Снов. Заворожённо он разглядывал игры на ковре. –А как в это играть? –Ты не играл никогда? А, ну, точно.–Пшика вспомнила, что Юме буквально с пещеры вышел.–Мы тебе объясним, не волнуйся.       Ещё через время спустилась Стёрка с шоколадом в руках. Пять завёрнутых плиток молочного шоколада. –Откуда у тебя такие заначки.. –Копила. Но, полагаю, пора скушать. А так как в одну харю сама это всё я не запихну, вы мне будете помогать. –Кушать? –Запихивать.       Уже позже подошли Кнайф, Чашечка и Нансенсу. Все игроки были в сборе. –Я наконец-то выспалась,–Потянулась Чах присаживаясь на ковёр рядом с Нанси. –А вот я нет.–С досадой сказал Бутылыч, тоже присаживаясь рядом на ковёр. –Не хочешь спать пойти? –Что б всё веселье пропустить? Ага, щас, бегу и падаю. –Так, а играть научите? –Щас.–Замазыч высыпал на ковёр деревяшки и начал складывать их друг на друга.       Сока заглянула в коробку и вытащила оттуда дротики с мишенью. Она вопросительно глянула на Замазыча и, получив одобрительный кивок, встала и побежала к стене в другом конце кухни.       К счастью, пицца оказалась довольно съестной. Разлетелась по рукам почти сразу. Шоколад преимущественно ела Стёрка, хотя другие тоже брали. Замазыч пытался научить играть Ловца Снов в джингу, Брялок и Пшикой разложили монополию и играли вдвоём. Чах, Бутылыч, Нанси и Стёрка рубились в уно, а Чарджери и Кнайфа заинтересовала идея побросать дротики. –Я плохо дротики кидаю,–Сразу обозначила Чар,–А ты, Сок?       Девушка в ответ лишь пожала плечами. Встав на расстоянии от мишени и, взяв в руки иглу с резиновой ручкой и прицелившись, кинула. Попала близко к середине и застыла на месте, видимо, не веря, что не промахнулась. –Ого... Я тоже стрелок такой себе. Да и просто кидать в диск иглы скучновато.–Кнайф чуть задумался.–А что, если...       Он что-то пробубнил себе под нос, замолк на секунд десять, а после попытался скрыть рукой улыбку. –Мне бы фото Краткого. –Э? –Распечатанное. –Распечатаем. Только фото навряд ли у кого-то есть.       Сока легонько пихнула Чар в плечо, и потянулась к телефону. Открыла галерею и посветила подруге в лицо. –О, есть. Кнайф, а зачем тебе распечатанное фото Краткого? –Щас узнаешь. Можно?–Кнайф протянул руку Соке, прося разрешения взять телефон.       Уже через пять минут они по очереди кидали дротики в фото Краткого висящее на резиновом диске. Вот, Сока снова целится, кидает дротик, и попадает Малиновому прям в голову. Тихо радуются и злорадствуют.       Две враждующие команды сидят и едят пиццу. Заебок.       Эхх, мне бы тоже хотелось пиццы.