Как тануки на самом деле снежным лисом оказался

      Пробыв на свежем воздухе некоторое время, Кёджуро принял решение. Оно далось легко. Кицунэ понимал, что однажды, возможно, пожалеет, но прямо сейчас его сердце давало ему однозначный ответ, которому он собирался последовать.       Но перед этим он собирался позаботиться о своём бывшем воспитаннике и, вернувшись в пещеру, Кёджуро ещё несколько мгновений помедлил, прежде чем вернуться на лежанку. Нужно, чтобы Аказа был достаточно согрет и чтобы не переворачивался на спину. Для этого Кёджуро хотел уложить Аказу на себя, но тот опередил его. Даже сквозь тяжёлый сон он почуял запах пламенного лиса и его энергию и прижался к нему, прямо как в детстве, обвивая руками и ногами. Кёджуро растерянно обнял его в ответ. Снежный лис, возможно, должен был отталкивать носителя пламенной энергии, пока рос его девятый хвост? Или чувства Аказы сильнее его природной сущности?       Эта уникальная неразрешимая загадка как нельзя лучше олицетворяла всю суть Аказы. Он отказался от девятого хвоста и тот появился. Значит, хвост был для него очень важным и желанным. Не просто хвост — а стремление быть сильным, таким сильным, насколько это возможно. Но он отказался от этого ради любви к Кёджуро — о, Луна! — и хвост появился, значит, отказался он искренне! Выходит, что его чувства на самом деле для него — самое ценное.       Это создание, полное противоречий, вжималось в грудь Кёджуро, поэтому тот не видел его лица. Пламенный лис робко поглаживал розовые прядки, пока не ощутил, как Аказа глубоко вздохнул и пробормотал, не приходя в себя до конца:       — Раньше никогда не было так плохо.       — Это самый сильный хвост, — отозвался Кёджуро, — к рассвету станет легче.       Аказа пробормотал ещё что-то о пьяных малиновых настойках, заставив пламенного лиса тихо фырчать от смеха.       — Я люблю тебя, Кёджуро, — вдруг отчётливо произнёс Аказа.       Сердце пламенного лиса затрепетало пойманной птицей. Он осторожно приподнял лицо Аказы — тот совершенно точно глубоко спал. Его губы вновь прошептали эти слова, уже беззвучно и Кёджуро понял — Аказа часто повторял их в тишине одиночества.       Заставив себя промолчать в ответ, пламенный лис получше укрыл их одеялом и приготовился бодрствовать, следя за состоянием Аказы.       Девятый хвост полностью появился ещё до предрассветных часов — Кёджуро снова убедился в том, что совершенствование тела Аказы происходит гораздо быстрее, чем у любого другого лиса. Быстрее, но и более болезненно. Пламенные кицунэ чаще всего тревожно спали, пока росли их хвосты, но Аказа больше пребывал в бессознательном обмороке. Энергия в его теле бушевала, словно метель в горах, беспощадно истязая своего носителя. Кёджуро предположил, что снежные лисы быстрее переживают свои превращения потому, что живут в суровых условиях, где нужно как можно быстрее стать сильными.       Или это Аказа стремится получить силу как можно быстрее?       Если он все эти десять лет гнал себя, чтобы скорее вернуться к тому, кого любит, сильным и взрослым, то его тело подчинилось воле. И теперь страдает от этого.       Кёджуро нахмурился, не переставая ласково поглаживать его затылок тёплой ладонью.       Вот ведь глупый лисёнок.       К предрассветному часу Кёджуро задремал, убедившись, что Аказа больше не тонет в мучительном обмороке, а глубоко спит, начав восстанавливать свои силы. Но пламенный лис дёрнулся, когда услышал, что Аказа встал.       — Я ненадолго, Кёджуро, поспи ещё, — с тихой хрипотцой произнёс Аказа, обернувшись.       Сквозь сон Кёджуро кивнул и, осмотрев Аказу, стоящего на выходе из пещеры, задремал снова. Перед его закрытыми глазами нежно волновались девять белых хвостов потрясающей красоты. Кёджуро решил, что позволит себе обнять и погладить их, когда Аказа вернётся.       Когда пламенный лис открыл глаза, дневной свет уже освещал пещеру. Кёджуро подскочил: Аказы нигде не было. Он ненадолго вышел около двух часов назад!       Что могло случиться?       Кёджуро старательно отогнал тревогу. Часто кицунэ, обретая очередной хвост, желали побегать по лесу. Это было естественным, природным желанием. Тем более что этой ночью луна наполнится — силы любых ёкаев возрастают в полнолуние.       Пламенный лис вскочил, оглядывая пещеру. Его чутьё подсказывало: что-то не так! Аказа, конечно, уже взрослый и сильный лис, но он не мог так беспечно уйти!       Так же, как ушёл десять лет назад… Нет, он не мог! Он же извинился, он понял, что причинил Кёджуро боль!       Пламенный лис щёлкнул зубами и схватил горсть полных его энергией талисманов, спешно одевая их на шею. Хорошо, если всё в порядке, но если нет…! Он выпустил хвосты и уши, позволив своему звериному облику выглянуть сильнее, чем обычно.       След Аказы ещё не выветрился — невозможно спутать с чем-либо ощущение того, что недавно по этой земле проходил сильный ёкай, не скрывающий облик. Иньская энергия Аказы висела в воздухе нетронутой, покалывающей прохладой, растворяясь на коже пламенного лиса.       Вот кусты, где он остановился, вот его запах. От этого места Аказа отошёл вглубь зарослей папоротников — похоже, что хотел прогуляться.       Вдруг шерсть на хвостах пламенного лиса вздыбилась и он оскалился. Чужой запах! Здесь был кто-то ещё! Кёджуро осмотрел заросли и быстро нашёл незнакомые следы. Чужак и Аказа сражались — Кёджуро увидел смятую траву и поломанные ветки. Через миг он застыл, наконец вспомнив, почему запах чужака был таким знакомым: будто кто-то выполз со дна илистой реки.       Хэби.       Такой же ёкай, из лап которого Кёджуро когда-то спас своих малышей.       Теперь точно такой же змей явился в его лес и похитил уже взрослого Аказу! Пламенный лис перешёл на быстрый шаг, затем побежал.       Кёджуро не мог даже остановиться, чтобы принять звериный облик — боялся упустить даже одно мгновение. Что, если он догонит их слишком поздно, что если хэби успеет скрыться? Он не остановился даже тогда, когда льдинка на его груди вдруг треснула и осыпалась ледяными осколками вниз, кажется, вместе с его сердцем. Горючие слезы заволокли всё вокруг и он ударился о дерево. Его хаори треснула и порвалась, а он совсем не ощутил боли от того, что стесал себе кожу плеча.       Кёджуро всё же остановился, зло утирая слёзы руковом. Сейчас не время совершать такие глупости! Надо скорее найти лисёнка.       Пальцы нащупали пустоту на месте льдинки и Кёджуро не выдержал: поднял голову и издал жуткий рык, распугивая всё живое вокруг.       Десять лет на льдинке не появлялось ни единой трещинки, что же случилось сейчас?!       Вдруг лис учуял что-то и быстро проскочил дальше в заросли смородины. Кровь! Здесь была кровь Аказы! Несколько больших капель оросили примятую траву, были размазаны. Всё вокруг смятое, кусты сломаны — Аказы отбивался.       Кровавый след вёл всё дальше к границе леса. Кёджуро пересёк её, ни о чём ни думая — серебряный тэнгу простит его за то, что вломился без предупреждения. Хорошо бы и ему явиться сюда как можно скорее!       Крови было всё больше: на траве, на земле, на деревьях. Его лисёнок, обессилевший из-за появления девятого хвоста, получивший смертельное ранение, которое нарушило его энергию, терял всё больше и больше крови. Насколько нужно изранить ёкая, чтобы его раны даже не успевали затягиваться?       Удасться ли вообще увидеть его живым?       Эта мысль заставила пламенного кицунэ бежать так быстро, как он никогда не бегал в своей жизни. Всё ускорилось во много раз: лес мелькал сплошным зелёным массивом, какая-то дорога проскользнула тонкой нитью, а чужак, тащивший тело Аказы на плече — неясной фигурой.       Эта фигура не успела среагировать на кицунэ, что кинулся на него на всей скорости и отобрал добычу. Его самого Кёджуро отбросил с такой силой, что от удара тела о дерево ствол зазвенел долго и протяжно.       — Аказа! — позвал Кёджуро своего лисёнка, наконец-то оказавшегося у него в руках.       Он весь в крови!       Но дышит!       — Лисёнок! — громко позвал его Кёджуро, не зная, где сначала исцелять: раны были и на груди и на шее и на ногах. Взгляд затуманен, лицо искажено болью. Ноги сломаны, как и рёбра — кости, белея, торчат из ужасных ран.       Эти ноги и рёбра, которые Кёджуро лечил когда-то от любого синяка и укуса!       Кицунэ начал с живота, на что Аказа едва слышно вздохнул, слабо дёрнувшись в его руках. Бусинка была всё ещё при нём — целая и невидимая, но очень слабая, практически до днапустая. Она не сможет исцелить его сейчас — ей самой нужна помощь.       — Пожалуйста! — взмолился Кёджуро Луне, отдавая всю свою энергию на лечение ужасных ран.       Аказа был истощён — он не справится сам! Раны на самом деле смертельны! Этот хэби так истязал его! Ради чего?       Вдруг Аказа оттолкнул его руку, от которой шла энергия на исцеление ран. Его взгляд обрёл чёткость и Кёджуро пришёл в ужас, зная, что перед самой смертью многим становится значительно лучше. Он настойчиво вернул руки на его рану и продолжил отдавать энергию, но Аказа снова оттолкнул его, указывая взглядом на пошатывающуюся фигуру в стороне. Неизвестный держался за голову, видимо, получив рану от удара. Надолго такой раны, конечно, не хватит, но Кёджуро сейчас на самом деле волновал только Аказа. Опустив взгляд, он вдруг увидел, что его лисёнок, вцепившись одной рукой в траву, тянет энергию из глубин земли.       Из холодных глубин.       Такой холод шёл издалека и медленно, но был достаточно сильным, чтобы помочь его ранам!       Кёджуро прерывисто вздохнул и снял с шеи несколько талисманов со своей накопленной энергией — её там было достаточно для того, чтобы исцелить всё тело Аказы. Лишь бы только он сумел её впитать, лишь бы успел это сделать быстрее, чем жизнь покинет его тело.       Аказа отрицательно покачал головой, но Кёджуро уже не смотрел на него: его противник уже начал что-то бормотать.       Похитителем действительно оказался хэби: высокий и смазливо-привлекательный — вот уж точно змей! Размер его человеческого тела сбивал с толку: неужто он и в звериной форме был таким огромным?       — Подумать только! — вежливо изумился змей, — это никто иной, как Хранитель священного леса Хаккода!       Кёджуро промолчал, восстанавливая дыхание. За его спиной раненый лисёнок! Он не имеет права здесь умереть, каким бы большим и сильным ни был этот змей.       — Уважаемый хранитель, — продолжил чужак, кокетливо отряхивая одежды непривычного кроя, будто он прибыл издалека, — ты, наверное, запутался, за твоей спиной лис о белой шерсти. Я избавил тебя от врага, тебе бы меня благодарить, а не толкать!       — Как ты? — негромко спросил Кёджуро у Аказы, не оборачиваясь, чтобы не сводить взгляда со змея.       — Нормально, — тихо ответил он, — Кёджуро, это не хэби. Эта мразь — мононокэ.       Кёджуро стиснул зубы. Как же не повезло. Мононокэ гораздо сильнее таких простых ёкаев, как кицунэ. И даже будь здесь его друг, серебряный тэнгу, это не гарантировало бы победы. Что же делать? Противник совершенно незнаком и видимо очень силён, раз сумел так изранить Аказу буквально на ходу. В таком случае Кёджуро может хотя бы дать Аказе возможность и время уйти.       — Ах, как невежливо, — слащаво отозвался мононокэ, — кстати, уважаемый Хранитель, моё имя — Доума Хасухагори! Не знаю, какое недоразумение может связывать благородного пламенного лиса и бледного выродка, но я был бы признателен, если бы ты отдал мне мою добычу. Я давно ждал, когда эта шкура вырастит девятый хвост, чтобы занять всё место на полу у моего домашнего очага.       Кёджуро тяжело сглотнул, осознавая, что тварь желает вывести его на эмоции и запугать.       — Мне безразлично имя того, кто сегодня обратиться в ничто, — с искренним презрением ответил Кёджуро, неотрывно глядя на противника, — хотя ты уже ничто.       — Ой, как грубо, — злобно поморщился мононокэ, явно задетый за живое, — что ты можешь знать обо мне, Хранитель глухого леса! Я — глава культа мудрости! А ты — лесное животное, немногим лучше, чем эта бледная шкура позади тебя. Ну, раз ты такой же глупый, то я вынужден отобрать свою добычу силой!       С ужасающей лёгкостью мононокэ подбросил своё тело в воздух и, угрожающе зашипев, прыгнул на Кёджуро. Тому пришлось поймать противника, чтобы отодвинуть его от раненого Аказы на своей спиной. Они покатились по траве, рыча и раздирая друг друга когтями. Поддавшись слепому гневу, Кёджуро получил несколько глубоких ран, что вмиг отрезвило его. Он сумел поймать и заблокировать руки с острыми когтями, но его противник вывернулся.       — А что, — раздражённо спросил он, — обязательно было рвать мою одежду? Обе ваши шкуры стоят меньше, чем мой костюм!       И Доума снова кинулся на Кёджуро, но теперь тот не позволял себя ранить и крепко держал линию защиты раненого Аказы. Он тянул время, желая вымотать противника или дождаться серебряного тэнгу — ему наверняка уже сообщили, что на его земли вторглись три ёкая.       — Лисёнок, говори со мной, — попросил Кёджуро, не оборачиваясь на Аказу.       — Твои талисманы заживили переломы, — тут же отозвался Аказа, — сейчас сойдутся остальные раны и мы вместе порвём этого червяка на куски!       — Не торопись, — улыбнулся Кёджуро, услышав, что Аказа чувствует себя намного лучше и увидев, с какой злобой на перекошенном лице на это отреагировал мононокэ.       Эта реакция была довольно странной. Кёджуро сражался с мононокэ раньше и ощущения от битвы с ними были иными. Не будь эти битвы по сути дружескими боями — лис лишился бы головы ещё в первые минуты. Чего ждёт этот?       — Кёджуро, он — отправитель, он застал меня врасплох и отравил голубой лилией! — сообщил Аказа, заставив Кёджуро остановиться и выпрямиться.       — Отравил? — переспросил пламенный лис, — Это же лекарство!       — Я снежный лис, поэтому для меня это яд, — разъяснил Аказа, — только не волнуйся! Я остановил его, заморозил. Потом выплюну.       Пламенный лис вздохнул с облегчением. Самое главное, что его Аказа был в порядке! Но расслабляться было рано.       — Почему ты решил, что это, — Кёджуро махнул рукой на Доуму, словно тот был вещью, — мононокэ?       Не выдержав такого оскорбления, Доума принял истинную форму, разодрав остатки своей дорогой одежды. Перед Кёджуро возвышался огромный змей, по виду полностью соответствующий именно Хэби.       — Он всю дорогу твердил об этом! — осенило Аказу, — Это была ложь, а я поверил!       — Это хэби, — заключил Кёджуро, спешно развязывая пояс хаори.       Доума не дал ему этого сделать и кицунэ пришлось отскочить несколько раз, одновременно с этим развязав и сбросив свою пламенную хаори. Тогда он смог наконец обратиться в большого лиса и кинулся в атаку на наглого змея.       Аказа зачарованно смотрел за битвой двух ёкаев. Хлёсткие удары Доумы почти не достигали цели — Кёджуро явно был знаком с движениями больших змей и легко отпрыгивал, словно обычный мышкующий лис. Аказа понял, что он прицеливался прыгнуть так, чтобы попасть на шею змеи и впиться в неё зубами. Ещё немного и это легко бы удалось, но вдруг Аказа заметил, насколько вокруг стало холодно. Воздух вокруг Кёджуро уплотнился, похолодел, и он сбился с ритма своих движений, отскакивая к Аказе. Тот увидел, что его шерсть покрылась коркой льда!       Кёджуро вопросительно взглянул на него и тот отрицательно покачал головой. Он не смог бы такое сотворить, даже находясь в здравом теле! Эта ледяная техника явно принадлежала змею, чей насмешливый голос раздался в их головах:       — Как видишь, я подготовился ко встрече не только со снежным лисом, но и с пламенным! — самодовольно похвастался змей, — для тебя, Хранитель леса Хаккода, я припас этих прекрасных ледяных дев! Они очаруют твоё сердце, раз уж ты позволил мне взять твоей крови!       Кёджуро понял, что распаханная когтями змея кожа на его руках до сих пор не зажила. Выходит, его кровь использовали для некой техники, а возможно, тоже чем-то отравили! Насколько же его хватит? Между ним и Доумой начали формироваться ледяные фигуры, очертаниями напоминающие девушек. Ничего хорошего из этого не следовало и Кёджуро понял, что тактику боя нужно менять.       Пока он думал над следующими шагами, сзади к нему внезапно подошёл лисёнок, положив руку на его спину. Пламенный лис встрепенулся, когда Аказа наклонился к нему и, поймав его взгляд, приблизился и поцеловал его приоткрытую пасть. Кёджуро хотел было рявкнуть от неожиданности и испуга, потому что действие Аказы было настолько неуместным, что становилось страшно, но Аказа попросту взял и зажал рукой его пасть, заставив лиса сглотнуть.       Через миг глаза его лисёнка закатились и он упал в ноги пламенного лиса без чувств.       А внутри Кёджуро разразился хаос. Его бусинка металась, как и бусинка Аказы, которую тот заставил его проглотить. Лис замотал головой, разрываясь на части: нужно было прийти в себя, нужно было вернуть бусинку Аказе — он же умрёт без неё сейчас, когда девятый хвост только появился!       Этот лисёнок опять нарушал все правила!       Боль от сражения двух стихий вдруг улеглась. Бусинка Аказы притихла, будто очнулась от забвения и решила, что она дома. А пламенное сердце Кёджуро вместе с его бусинкой, за десять лет привыкшие к иньскому холоду от льдинки, решили, что бусинка — это как новая льдинка.       Вот так всё и замерло в идеальной гармонии.       Кёджуро понял, что ему больше не холодно и, прижавшись к Аказе ненадолго, вскочил и кинулся вперёд. Ледяные фигуры разлетелись от его ударов на части — он снова не ощутил никакого холода, единственной существенной потерей для него сейчас было время, вместе с которым утекала жизнь его лисёнка. Кёджуро слышал только удары своего сердца, отсчитывая время ими. Вот он уже вцепился в глотку змея, ощущая обжигающий холод его чешуи, но не получая от него никакого вреда, вот ядовитая кровь течёт по его пасти и шерсти, стекая на землю, вот когти снимают со змея чешую полосами, а он всё никак не умирает!       Быстрее! Быстрее же!       Лис сжал пасть, сдерживая агонизирующее тело змея ровно до того момента, как серебряный ворон бесшумно опустился на него сверху, вонзая огромные когти-лезвия в его глазницы.       Гию разодрал змеиную голову надвое и лис, оставляя змея на серебряного тэнгу, бросился назад, к своему лисёнку.       Он принял человеческий облик с большим трудом, отплёвываясь от ядовитой крови и опасаясь повредить холодную бусинку. Но она только что напиталась холодом от техники хэби и только чувствовала себя лучше.       — Лисёнок! — Кёджуро, обнажённый и окровавленный, упал рядом с Аказой на землю. Тот был бледным и не дышал, стука сердца тоже не было слышно.       Но и в лиса пока ещё не превратился, как превращаются все кицунэ, умирая.       — Аказа! Пожалуйста! — Кёджуро извлёк из себя его бусинку и приложил её к губам лисёнка. Та послушно скользнула в своего хозяина юркой сияющей крошкой, — Аказа! — простонал Кёджуро, прижимая его к себе.       Пламенного лиса колотило изнутри.       — Не смотри, я же весь помятый, — раздалось едва слышное ворчание и Кёджуро, утерев слёзы ладонью, проморгался, чтобы убедиться: его лисёнок жив!       — Аказа! — от громкости крика Кёджуро вздрогнул даже тэнгу за их спинами, за десятки лет знакомства ни разу не слышавший, чтобы пламенный лис так кричал, — Так нельзя! Ты что, с ума сошёл! Ты…! — вдруг Кёджуро наклонился и крепко поцеловал его в губы, прислушиваясь к току энергии в его теле, — Никогда! Ни-ког-да! Так! Больше не делай! Ясно тебе?!              Аказа живо порозовел и зачарованно уставился на губы Кёджуро. Тот снова поцеловал его, на этот раз подольше.       Когда Гию, расправившийся с останками хэби, отыскал хаори пламенного лиса и обнаружил, что она была безбожно истоптана и испачкана, он снял свою и подошёл к лисам. Те принюхивались друг к другу, тихо ворчали и ладонями слушали биения сердца друг друга и токи энергии, оба равнозначно желая убедиться в том, что каждый из них в порядке. Тэнгу тонко улыбнулся и накрыл плечи друга своей серебряной хаори.