Охота на серафима

      Прохладный ветер бьет в лицо резкими злыми порывами. Шорох сухой листвы под ногами, кромешная всепоглощающая тишина. Медленно ступает вслед за белокурым ангелом, ведущим в манящую глушь леса. Вырванный из зоны комфорта, не понимающий, как вообще согласился на всё это, мистер Мур поглядывает на охотничье ружьё, покачивающееся около худого бедра. Кожаный ремень поглаживает острое плечо, обтянутое фланелевой рубахой и безрукавным жилетом.       Энтони ступает нетерпеливо, неслышно — львица перед прыжком. Под его шагами не вскрикнет ни одна ветка, лес гостеприимно пропускает Бейли сквозь себя. Аластор — осторожный хищник, идущий след вслед. В этом что-то есть. Дикое, первобытное, взывающее к доисторическим инстинктам.       Смуглая ладонь дернулась в сторону. Мур быстро бросил взгляд в лицо Бейли. Черты юного лица заострились — царапают взор. Зрачки — широкие, будто от снега, который так нравится юноше. Короткий кивок — лань, осторожно щиплющая траву. Достаточно близко для выстрела, слишком далеко, чтобы распознать двуногих зверей.       — Мы с тобой всё проговорили, — вполголоса мурлычет Бейли, приближается, снимая ружье с плеча, передаёт его мужчине.       — Какой серьёзный, деточка, — играясь, ухмыляется Мур, мерит тяжесть ружья, вскидывает его, упирает массивный приклад в плечо.       — Кто-то из нас должен, — отзеркалил Энтони, близко-близко встал позади. — Слишком высоко, — прижался со спины, прихватил запястье у дула, надавил на локоть. — Расслабь плечи, отдачей может выбить сустав — не прикольно.       Теплые ладони придают позе форму будто глине. Аластор подчиняется, ловит взгляд огромных чёрных глаз поверх дула, скалится, зажимает курок, пока не спускает.       — Давай, — голос у самого уха. Аластор закрывает глаза.       Выстрел.

Выстрел?

Нудный звук вращающейся катушки разрывает барабанные перепонки. Распахнув глаза, мистер Мур вдруг упирается взглядом в длинное удилище старой потрёпанной удочки, которую почему-то держит на манер ружья.

      Ласково шелестят волны, красный закат стекает по небу кровоподтёками, нестерпимо воняет рыбой и солью, хочется блевать. Аластор медленно ведёт по горизонту взглядом, упирается в алеющий диск солнца, омываемый бесконечной морской гладью. Где-то за спиной — маяк. Уже горит, совершает один за другим повороты, слабо мерцая светом по воде.       Ал в лодке, один. Перехватив удочку по-правильному, мужчина тяжело вздохнул, смотал леску, достал из ведра лениво изгибающегося скользкого червя, насадил на крюк, привычным движением забросил. Звук катушки вновь резанул по ушам. Ал слегка наморщил нос. Почему нет вёсел? Оглядывая жалкую лодочку, мужчина медленно хлопает глазами, и вдруг катушка затрепетала. Леска опасно натягивается. Мур напрягается всем телом, скручивает, тянет на себя, ощущает, как лодка задрожала, двинулась вслед за рыбой. Должно быть, огромная. Аластор ослабляет натяжение и вновь мотает.

Ослабляет — тянет. Ослабляет — тянет.

      Поддаётся. На кураже, Аластор приподнялся, рябь воды, слабые круги — дёрнуло. Резко, сильно. Лодка проскользила пару метров. Натяжение лески становится опасным, слабо скрипнуло дерево. Ал почти встал, упираясь ногами в днище. Полетел назад. Лодка закачалась, водой холодно брызнуло в лицо. Мужчина быстро отплевывается, кашляет, поднимается и вслушивается — тихий скрежет по дну.       Душераздирающе, почти больно. Он замер загнанным в угол кроликом. Застыл. Гулко сглотнул и увидел узловатые тощие пальцы, вцепившиеся в правый борт. Обломки длинных ногтей судорожно впиваются во влажную древесину, царапают — правое веко дрожит в приступе тика. Вторая рука зацепилась рядом. Плеснула вода.       Красный рот исказился в улыбке. Гнилые серо-желтые зубы залиты густой тёмной кровью, обнажаются в оскале. Белое алебастровое лицо, облепленное алыми сосульками мокрых волос, испещрено дырами и моллюсками. Глаза — белый, невидящий, устремленный в никуда, похожий на затяжную снежную бурю, пожирающую случайного путника, второй — цвета тёмной охры, косит в сторону, вращается волчком в выпуклой глазнице.       Оно хрипит на каждый вздох. Из останков носа, быстро перебирая ножками, лениво выползла мокрица. Розовя пена запузырилась с губ, пара томатно-красных капель ударились о борт хлипкого судёнышка. Оно разинуло пасть, зарокотало, изрыгая морскую воду, белёсый густой гной. Крюк, пронзивший дёсны и щёку утопленницы, торчит над губой. Пальцы скрючились. Прижало руку к подбородку, утёрло омерзительный коктейль жидкостей и впилось в тонкое железо. Болезненное острое движение — рыбацкий крючок с мерзким хлюпом и хрустом выскальзывает из плоти, звонко стукается о бортик, летит к ногам Аластора.       — Скучал по мне, милый? — просипело-прохрипело существо и одарило безумной кровавой улыбкой.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 03:45

      Резкое движение вперёд всем телом. Аластор загнанно шарит замыленным взглядом по стене перед собой, тяжело дышит, сжимает под пальцами шёлк пододеяльника.       Смутные силуэты, очертания предметов — всё становится на свои места за несколько мучительно долгих секунд. Аластор нервно прижимает ладонь к холодному влажному лбу, поворачивает голову в сторону, ко второй половине кровати. Энтони.       Наконец засранец приучился заходить в дом тихо, если имел такую потребность, не будя при том весь район, а главное — хозяина дома. Вот, на полу уродливые медузы одежды, разбросанные в пьяных попытках раздеться. Мальчишка крепко спит, пахнет приторным лимоном, спиртом, сигаретами, сладким парфюмом. Его белый носочек тихонько елозит по постели. Ал торопливо глянул на тумбу со своей стороны, натужно пытаясь понять, который час. Медленно повалившись назад, в кровать, он уставился в пустой купол потолка. Его почти колотит спазмической мелкой дрожью.       Угомонив тело, выровнял дыхание. Аластор еще раз повернул голову в сторону, ткнувшись взглядом в черную от ночи и темноты спину рядом. Скользнув по шёлку, мужчина сунул руку Энтони под бок, вторую закинул сверху, окольцевал, прижался. Тепло тела трезвит. Аластор касается носом шеи, вдыхает запах, успокаивается. Всего лишь кошмар. Главное — выпить утром таблетки и, возможно, перестать налегать на кофеин. За последние сутки Мур словил тахикардию, готовясь к рождественскому марафону — очередная блестящая идея дебильного босса. Нужен отдых, да. Просто немного отдохнуть.       Стискивая в объятиях белокурое чудище, мужчина, к счастью, чувствует сонливость. Интересно, будь Бейли трезв, проснулся бы? Стал бы ёрничать и язвить? Ха-ха, по первости ведь, Аластор страшно фыркал, не раз просыпался сам, расталкивал и Энтони, ругался, когда паршивец пытался закидывать на него свои конечности — руки, ноги. Особенно всё это раздражало нестерпимо жарким луизианским летом, когда хочется содрать с себя кожу вместе с мышцами, раздеться до костей, лишь бы ощутить немного прохлады. А ныне что? Неприятное ощущение, весьма жалкое вдобавок ко всему прочему.       Минутная слабость, о которой никто не узнает. Ничего страшного.       Аластор вслушивается в медленное дыхание, ощущает движение чужой грудной клетки, живота. Энтони не шелохнулся, сдавленный тисками рук, лишь слабо завозился и промычал во сне. Аластор сомкнул горячие веки, наконец, засыпая.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 05:37

13 декабря

      Трель будильника оповещает о новом дне. От обычной бодрости ни следа. Мистер Мур медленно продирает глаза и чувствует щекой костлявое плечо. Мужчина задерживается секунд на тридцать в попытке осознать себя в моменте времени. Голова тяжёлая, ватная, неприятно покалывает в затылке. Сраные часы хотелось схватить и швырнуть в стену. Кажется, день не сулит ничего хорошего, начинаясь подобным образом.       Осознав, что проспал несколько часов, прижавшись к своей юной пассии, Аластор раздражённо отпрянул, ударил ладонью по часам, рухнул обратно в кровать. Мужчина привычным движением скинул с себя одеяло, поднялся на руках, опершись ими позади себя и внезапно распластался снова. Сухие ладони юрко проскользили по простыне, мужчина еще раз раздражённо стрельнул взглядом в Бейли, вспоминая вечер субботы на минувшей неделе.       Энтони прокрался мышью по заднему двору, завалился в желтую от света кухоньку, где Ал в комфортном одиночестве ужинал с книгой наперевес. Они договорились заранее о том, что Энтони придёт, но тот явился раньше назначенного времени, весь такой взмыленный и недовольный — смешной. Победоносно щвырнул коробку на стол, но почти сразу отвлекся на тушёное мясо. Только похватав еды из большой кастрюли, стоящей на плите, Бейли был готов к разговорам.       Оказалось, в коробке было шёлковое постельное бельё.       «Я больше не могу терпеть эту херню,» — вот что заявило белобрысое чудовище на закономерный вопрос «зачем». Чуть позже Энтони пояснил, что спать на том, что есть в доме Ала невозможно — жарко-неприятно-колюче. Аластор чуть не умер со смеху, пока наблюдал за борьбой мальчишки с жестоким пододеяльником.       Спать и впрямь стало приятнее, но слишком комфортно. Слишком расслабляет.       А сейчас, когда руки расползлись, хотелось побольнее натыкать Энтони под ребра, в спину, чтобы его пробуждение тоже не было радужным. Мур буравит золотистые волны волос взглядом. Бейли лениво опрокидывается на спину, раскинув руки по бокам от подушки. Злость подутихла. Аластор даже улыбнулся уголком губ, наблюдая, как подрагивают тонкие веки, сомкнутые светлые ресницы. Мужчина тяжело вздохнул, протянул руку вперёд и, помедлив секунду, мягко пропустил волосы сквозь пальцы. Энтони очень сложно разбудить после кутежей. Иногда по утрам Ал даже испытывал что-то вроде спонтанных порывов нежности, мог вот так погладить, поцеловать холёную ладонь, порассматривать мальчишку в столь беззащитном виде. Бейли прекрасен, когда спит зубами к стенке. Да.       Поднявшись с постели, Аластор совершает привычный ритуал: ванная-кухня-кофе. Мысли о тревожном сне напоминают о таблетках. Мужчина открыл навесной шкафчик, привычным движением взялся за таблетницу с подписанными маркером днями недели, вытряхнул одну горстку из «вторника», закинул в рот, запил водой. Он хотел было перекусить в дороге, но вспомнил, что придётся будить спящую красавицу, а по утрам голодный Энтони — мерзейший Энтони. Закатив глаза, он распахнул холодильник, достал яйца, бекон, что теперь прописались здесь на постоянной основе, и почти злобно шлёпнул сковороду на плиту.       Пока готовился завтрак, обволакивая кухню симфонией запахов, Аластор нацедил себе кофе, закурил и застыл в промежутке столешницы меж плитой и холодильником, уставился взглядом в стенку напротив — в календарь. Тринадцатое декабря. Мужчина поджал губы и тихо цокнул.       Полгода. Почти полгода прошло с тех пор, как завертелся странный недороман. По ощущениям, полгода назад кончилась холостяцкая жизнь мистера Мура. Ал давал им месяца четыре — не больше. Он всё ждал трагично-фееричного финала, ждал консенсуса, завершения спектакля — падает занавес, зарёванные зрители рукоплещут, злые алые розы оплетают сцену.       Конец все никак не наступал. Это очень странно.       Пепельницы везде, в каждой части дома. Чужие вещи. Шёлковая, мать её, постель. Занятые вечера. Одна кровать на двоих. Прикосновения. Секс. Игры не на жизнь, а на смерть. Случайный мальчишка принёс так много нового в его жизнь и кажется… Это хорошо. Наверное. Аластор не уверен до конца, но ощущение такое, будто мистер Мур, не то что бы смирился с присутствием Энтони Бейли — принял.       Затушив сигарету, Ал выключил газ и отправился в спальню, включил свет.       — Доброе утро, уважаемые радио-слушатели! — поставлено, бодро произносит Аластор, распахивая шкаф. — В эфире шоу, «почему Энтони Бейли следует проснуться прямо сейчас», и с вами я, его несменный ведущий — Аластор Мур, — продолжает он, шумно сдвигая рубашки от одной к другой. С постели донеслось вымученное долгое мычание. Аластор улыбнулся, прибавил громкости, — Итак, почему же мистеру Бейли следует отскрести себя от кровати и потрудиться хотя бы надеть штаны?       — Бля, иди нахуй, — сиплый злобный голос Энтони заставляет оскалиться, улыбнуться шире. Ал вывел аксиому — главное в такие моменты находиться вне зоны досягаемости цепких лапок Бейли и его броска.       — Ответ очень прост, дорогие друзья! Если этого не произойдёт, мистер Бейли рискует гулять до дома в трусах, — Аластор торопливо надел рубашку поверх майки и сменил домашние штаны на строгие коричневые брюки, вынул пиджак в тон, просунул руки в рукава.       — Как тебя выключить? — канючит Энтони, хватаясь за голову, жалобно смотрит на мужчину и закатывает глаза. — Можно мне хоть одно утро начать под шоу «Утренний минет в исполнении мистера Мура»? Хоть когда-нибудь?       — О-хо-хо! — Аластор ухмыляется. — Конечно, нет, — воркует Аластор, шумно ходит по спальне, приводя в порядок волосы, нанося парфюм, завязывая бабочку. — Банши, я не шучу, если не поднимешься сейчас, отправлю на крыльцо к енотам, — привычно обещает Ал, но уже тише. Энтони медленно садится, утомлённо трёт лицо.       — Надо завязывать с этими ночёвками, твои ранние подъемы меня доконают, — Энтони зажимает виски. Аластор непонимающе стрельнул в него взглядом. — Знаешь, какой подарок я хочу на рождество? Короче, представь: времени часиков двенадцать, солнышко светит, я просыпаюсь без головной боли, а ты вот здесь, рядом, — Энтони злобно бьет рукой по кровати. — Не ебёшь мне голову, а спрашиваешь «как спалось, Энтони?» «Что будешь на завтрак?» — парень злобно шикает, шатко поднимается и натыкается на Аластора совершенно случайно, не рассчитав траекторию.       — Не дождёшься, милочка, — улыбается Мур, щипает парня за кончик носа. Энтони устало стонет, закатывает глаза и идёт собирать свой клоунский вечерний наряд с пола.       — Ну и всё, ну и не надо. И вообще, буду спать у себя, — плюётся ядом парень, втискиваясь в зелёные полосатые клёши и розовую рубаху с растительным принтом.       — О, ты сделаешь мне огромное одолжение, — пропел мужчина, готовый к новому рабочему дню.       — Я тебя ненавижу, — шикнул Энтони и поплёлся на кухню, куда манил аромат жареного бекона.       После быстрого завтрака они спешно прощаются. Энтони по своему обычаю выскальзывает через заднюю дверь, Аластор закрывает дом и отправляется в гараж, к машине.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

Радио-станция Гретны, офис мистера Мура 15:29

      Они пишут уже четвёртый час. Аластор чувствует, как устали голосовые связки, делает пару глотков воды, пока болтает гостья, рассказывающая о «рождественских чудесах». Идея — говно, исполнение как мог он вытянул, разумеется. Что делать — народ требует атмосферы праздника.       Аластор не любит праздники. Не понимает их смысла. Вся эта суета, навязанная неписанными нормами и традициями. Забитые магазины, бесконечные распродажи всякого ненужного хлама, социальные сценарии, требующие вдохновлённых улыбочек, радости, дарения подарков, их принятия. Итог один: барахло отправится в ближайшую помойку при первой возможности. А эти нестерпимые корпоративы? Слишком много мороки.       Глядя в большой красные губы женщины напротив, Аластору очень хочется сказать что-нибудь типа «откройте окно — душно» или, ха-ха, что-нибудь ещё вроде того, что обычно вылетает изо рта засранца Бейли, стоит Алу начать пояснять прописные истины этого мира.       Бодрая отбивочка наконец оповещает об окончании записи. Аластор чувствует себя счастливым от того, что мытарства эти подошли к концу. Впереди целая декада подготовки к каникулам, которые мужчина хотел бы с чистой совестью провести дома. Хочется кофе. Невыносимо хочется. Мистер Мур поглядывает в сторону пустого кувшина на столе рядом с панелью. Нет, он пообещал себе сбавить обороты, а значит как-нибудь перебесится. Может быть, чай?       Простившись с гостьей, раздал указания техперсоналу. По пути к своей мрачной обители поболтал с парой коллег, в приёмной велел Бекки не пускать к себе никого, даже самого Христа, если таковой явится. Вот, наконец, долгожданное уединение. Устроившись за столом, мистер Мур взялся за почту, которой за сегодняшнее утро накопилось сверх меры. Будь проклято рождество вместе со всеми его «прелестями». Трижды.       Раздражающе прозвенел телефон. Глаза Аластора налились кровью в мгновенье ока. Он сдёрнул трубку, готовый наорать на дуру-ассистентку, но услышал, что на линии мистер Бейли и смягчился, попросив соединить. Ничего серьёзного — Энтони оповестил, что пару дней его не будет в городе. Как мило с его стороны. Они перебросились парой фраз. Разумеется, никаких подробностей по телефону Бейли не дал. Наверняка опять какая-то работа связанная с делами его семьи. Аластор немного подвис, подумал, что чувствует и принял решение о том, что он рад. Пара дней совершенно предсказуемых, контролируемых, комфортных и необремененных заботой о ком-то — разве это не чудесно? Настроение даже разыгралось.       Ближе к вечеру закончил сценарий для записи на послезавтра. Мистер Мур озаботился ходом времени лишь когда Ребекка неловко поинтересовалась, может ли быть свободна. Часы ехидно продемонстрировали половину десятого. Кошмар какой! Разве кто-то платит ему за переработки? Нужно будет непременно стребовать сверхурочные.       Неторопливо собравшись, вышел к общему коридору, заглянул на кухню и мило поболтал с ночниками, ждущими своего эфира. Не удержавшись, Аластор пропустил с ними по чашке кофе — уж очень хотелось. Где-то по пути к машине сердце отозвалось недовольством — шумно колотило в груди. А дальше: долгая дорога домой по вечернему городу. Тишина, знакомые пейзажи, мысли, вращающиеся вокруг того, как славно он проведет время с собой наедине. Приготовит что-нибудь. Да. Заварит чай, устроится в кресле и будет читать. А потом? О, потом он ляжет спать и наконец-то выспится. Никто не будет пинаться, не ворвётся посреди ночи, не станет лезть обниматься. Утром не нужно готовить завтрак. Аластор улыбается самому себе, постукивает по рулю пальцами и довольно намурлыкивает что-то себе под нос.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 00:11

14 декабря

      Пальцы бегло скользят по черно-белым клавишам. Преисполнившись энтузиазма коротенькой передышки, Аластор притворил в жизнь все планы и даже больше. Импровизируя на фортепиано, Мур растворялся в мягких звуках музыки. Сна не было ни в одном глазу, а композиция выходит прямо-таки очень хорошая. Нужно запомнить и позже сыграть её…       Аластор споткнулся, мысленно вернувшись к глупому бойфренду. Иногда тот сидит за столом в кресле и мышкой подслушивает, как мистер Мур играет. Кажется, только в эти моменты из идиотского рта Бейли не рвётся никаких комментариев. Глаза поблёскивают, на смуглом красивом лице — детский восторг. Энтони, наверное, нравится, как мистер Мур играет. Ну разумеется, нравится. Ал коротко кивнул себе. Он бесконечно одарён музыкально, было бы странно, если бы засранец кривил рожей.       Палец ткнулся не туда, разрушая гармонию. Мур вздрогнул и резко отдернул руки, скукурузился. Глаз дёрнулся. Мужчина смерил фортепиано строгим взглядом и — словно в наказание — аккуратно закрыл крышку, упёр в нее локоть, прислушался к тишине дома, глянул в циферблат часов на запястье. Поздно, пора бы в постель.       Завершив все вечерние туалеты, добрался до кровати, устроился посередине, как было привычно каких-то жалких полгода назад и тяжело выдохнул, закрыл глаза и попытался уснуть, но… Не получалось. Сон не шел. Зато мысли роились, словно осы вокруг своего гнезда, одна из которых вдруг неприятно ужалила: кровать кажется пустой. Холодной.       Аластор резко открыл глаза, повёл взглядом влево-вправо. Это всё идиотский шёлк. Ткань сама по себе прохладная, медленнее вбирает тепло. Или же нет?       Может признаем, что тебя беспокоит сам факт того, что сегодня ты будешь спать один, мистер Мур?       Может и признаем. Аластор закатил глаза, сложил руки на груди. Засыпая, он никогда не был знал наверняка, будет ли Энтони рядом утром, но был уверен в том, что тот окажется в этой постели рано или поздно. Сейчас уверенность в том, что мелкий засранец где-то совсем не здесь коробит. Как же это странно.       — Недоразумение, — раздражённо цыкнул мужчина вполголоса и закатил глаза. Сложно отрицать, что Бейли перелопатил всю его жизнь. Но так ли хороша она была, как мужчина убеждал себя долгие годы? Неприятно кольнуло под рёбрами. Внезапно Аластор сам себе признался — сейчас тоже хорошо. Быть может, даже лучше, чем было. Словно жизнь сняли с паузы, на которую она встала в тот страшный вечер многолетней давности. Вот оно — признание, которое мистер Мур так долго откладывал. Видимо сейчас он внутренне готов к этому разговору с самим собой.       Бывало, что Аластор пытался вспомнить, каким он был до инцидента, но получалось паршиво. Теперь, напрягая сознание, мужчина припоминает редкие минуты покоя, когда отца не было рядом, когда вместе с матерью оказывался в весёлом пьяном ворохе людей. Те прекрасные короткие минуты счастья, когда маленький Ал получал заботу, внимание и любовь от столь важного человека — умиротворение. Тогда — короткие, а ныне — постоянные. Вот, что на самом деле принёс с собой Энтони — покой. С его появлением чудовище, кровавое божество, впало в спячку. Вот уж пять месяцев оно не требует жертв. Таких долгих перерывов не было очень давно. Аластор тупо смотрит в потолок и напрягается, прислушивается к себе, затаив дыхание — нет. Не отзывается, молчит.       Быть может… Это шанс? Мур поджал губы, сцепив пальцы на груди. Аластор никогда не думал, кем бы он стал, не случись его детства, но в этот самый момент в голове скользнула шальная мысль:       «А может завязать? Совсем?» — она ошарашила. Примирившись со своими демонами, с особенностями, Мур давно не тешил себя мыслями об одной только возможности на «нормальную» жизнь. И вот оно, как гром среди ясного неба — человек живой, принимающий.       Аластор бессознательно усмехнулся и засмеялся, прикрыв ладонью глаза. Как же бредово это всё звучит даже в его собственно голове, но что-то в этом есть. Может быть, не стоит ждать высокопарного финала? Может, мистер Мур всё-таки выстрадал своё? Заслужил эту тихую, почти спокойную обычную жизнь, о которой будучи крохой мог грезить в самых смелых фантазиях? Карьера, свой дом, хорошие деньги, не жена с кучей спиногрызов, но партнёр, подходящий, как кусочек паззла к выемке выступом.       Аластор медленно перелёг набок, подобрав ладонь под щёку. Это… Это было бы славно. Это стоит того, чтобы попробовать. Тело тяжелеет, веки смыкаются сами собой.

Завязать. Совсем.

      Пустой коридор, лампы шумно и быстро мигают. Первый этаж радиостанции. Аластор озадаченно, настороженно скользит мимо общей кухни с какой-то непонятной папкой в руках. Зачем? Куда? Что за документы? Вышел к ресепшену — пусто. Он явно шёл за чем-то, верно? Натянуто улыбаясь, мужчина замер около стойки, слабо постукивая по ней пальцами.       — Милочка! — крикнул, желая привлечь к себе внимание, повёл головой из стороны в сторону. — Я к вам по делу, — проворковал мистер Мур, но ответом стала оглушительная тишина. Подозрительно тихо. Сверх меры. Лампы небольшого холла заморгали быстрее, мерзкий дребезжащий писк — вот-вот и выключатся. Мистер Мур стиснул челюсти, на миг затаил дыхание и ощутил, нарастающий усиливается тик в правом глазу.       Вздрогнул. Откуда-то из недр здания — крик.       Душераздирающий, холодящий кровь женский вопль. Мужчина дёрнулся и прищурился. Оголённая, ничем неприкрытая пустота наваливается со всех сторон, давит, впивается острыми иглами в кожу. И этот… Этот чёртов крик. Не становится тише, всё режет и режет по ушам, не доставляя при этом ни толики удовольствия, как обычно бывает. Отложив папку на стойку ресепшена, Аластор закрыл глаза, вслушался, двинулся к источнику звука. Скользнув ладонью во внутренний карман пиджака, Мур зажал холодную рукоять складного ножа, поджал его поближе к запястью, пробираясь по узкому коридору тенью, осторожным хищником.       Вдруг — стихло. Аластор замер посреди лабиринта коридоров. Странный звук раздражает нежный слух. Чуть придя в себя, Ал понял — его собственное загнанное дыхание. Покорёжило. Расправил плечи, медленно выдохнул, приводя в порядок разум и тело.       Дёрнул за ручки дверей: одной, второй, третьей. Заперто. Метнув взгляд вперёд, ткнулся в двустворчатую дверь в конце коридора. Матовые стёкла заговорщески мигают подрагивающим светом. Снова — вопль, уже не женский: тоньше, громче, расщепляющийся во множество голосов. Забыв об осторожности, мужчина ускоряет шаг. Дверь убегает, коридор растягивается густой мармеладной змеёй. Лампочки все потрескивают, играют на нервах частым миганием. Собственная тень Ала пляшет по стенам, отделившись от хозяина, меняет форму, отращивает клыки и рога, скалит зубы, соскальзывает с плоскости, приобретает объём, клубится за спиной, рокочет, порыкивает.       Аластор замирает напротив двери — нагнал. Когтистые чёрные лапы тени сжали напряжённые плечи. Толчок сквозь слабые скрипучие створки. Мужчина обмер — ослепило ярким холодным светом.       Скотобойня. В нос ударило острым запахом навоза, прелого сена и страха. Свиньи. Сотня голов, зажатая в узком загоне, вопит живыми человеческими голосами.

Она.

      Его утопленница, стоящая в центре загона. Вьющиеся сухие волосы, испещрённые веточками и завитками улиточных раковин. Глаза, разведенные в разные стороны медленно сошлись на мужчине, Она улыбнулась гнилым ртом, выпуская в наружность трёх жирных мокриц. Облачённая в вельветовый сюртук, увешанная цепями и цветастыми бусами. Тонкое кружево манжет соприкасается меж собой.       Вот он — тот звук, что взбудоражил с самого начала. В руках утопленницы захлебывался криком ягнёнок — Агнец. Белая шёрстка, похожая на пух, распахнутые огромные глаза, хрупкие ноги, похожие на спички. Широко разевает рот, раздувает ноздри и кричит-кричит-кричит.       Аластор чувствует, как на него накатывает паралич, сковывает. Он смотрит на ягнёнка, на белое безжизненное лицо, искажённое-изъеденное моллюсками, на красные губы.       — Кто пришёл! — ласковый ядовитый голос забивается в уши, узловатые пальцы нежно касаются шерсти животного. Обломки ногтей цепляются за тонкие волоски. — Ты к обеду, милый! Пунктуален, как всегда — метнув ладонь к беззащитному горлу ягнёнка, стиснула его, дернула шею вниз, вгрызлась в нежную плоть. Агнец дрожит и вырывается, вой его делается практически невыносимым.       Аластор ощутил тот самый аромат. Пробрало до кончиков пальцев, зрачки расширились. Акула — ощутившая кровь, вот кто он сейчас.       Вопль животного рвёт барабанные перепонки, свиньи, что подпевали до этого дьявольским хором вдруг смолкли. Воцарилась тишина. Время отмеряло лишь сердце, бешено колотящееся под рёбрами. Утопленница подняла ягнёнка на вытянутой руке вверх, по пальцам закапало рубиново-красное, раня белоснежное кружево. Пальцы разжались. Крошечное существо рухнуло на спину одному из хряков и мгновенно было скинуто вниз. Аластор наблюдает. Смотрит, как крупные пятаки тычутся в нежную шерсть, свиньи играют агнцем, толкая от одной к другой, начинают покусывать.       Крик заполняет черепную коробку. Предчувствие смерти.       Глаза заслезились. Аластор резко отвернулся, зажал ладонью глаза, от ягнячьего голоса крупно заколотило.       Свиньи рвут ягнёнка, наперебой визжат, толкаются, сгрудившись. Кости ломаются. А он всё кричит.       — Ты не рад встрече, милый? Ну же, посмотри на меня, маленький ублюдок, — воркует утопленница и широко шагает, наступая на головы, на шеи, жирные свиные тела, идёт, оставляя за собой багряно красный шлейф.       Холодные пальцы сомкнулись под рёбрами            приторно-сладкое гнилостное дыхание долетело до носа. Обнимает, прижимается щекой к плечу, блаженно мычит.       — Разве тебе не нравится этот звук? М-м, Аластор?       — Что тебе нужно? — подавив рык, рвущийся из груди, шипит мужчина.       — Мне? Ха. Ха-а-а-ха-ха-ха-ха! — горячие тяжёлые слёзы покатились по щекам от её хриплого смеха. — Вопрос неверный, сладкий. Что нужно тебе? Вопрос лишь… В почтении, мой дорогой, — мурлычет. Горло давит удушьем. Грудь сводит болезненным острым спазмом — воздуха мало, его нет. Аластор ощущает, как объятия размыкаются, чувствует сильный толчок вперед. Мужчина падает-падает-падает, всем тяжёлым телом проваливается в смрадный, устланный дерьмом и кровью пол.       Скотобойня расплывается сизой дымкой, в голове шумит. Что-то твёрдое больно ударяет по лбу, рассекает бровь. Аластор резко отшатнулся назад, вернув телу послушность. Взгляд упёрся в отражение зеркала, откуда смотрит худой измождённый подросток в обносках. Нос, усыпанный веснушками, глубокие тени под глазами. Вот, ему снова двенадцать, вот он вновь слышит ее тихие стоны.       — М-ма… — испугавшись звука собственного голоса, Ал зажимает ладонями лицо, медленно поворачивает голову в сторону. Её рыжие ослепительные кудри больно резанули глаза. На негнущихся ногах, он двинулся вперед и замер в метре. Стон стих. С подушки глядит веселое лицо утопленницы. Она откинула одеяло, закинула синие ноги одну на другую и резво оскалилась.       — Неужто нам плохо вместе, кроха? — спрашивает она ласково. — Кем бы ты был без меня? — вскочила с кровати, опасно дёрнулась к Алу. Схватила за грудки, притянула вплотную, словно безвольную куклу.       — Кто знает? — храбрясь, Мур впился в алебастровое лицо колючим тёмным взглядом и наклонил голову вбок. — Быть может чем-то лучшим, нежели то, куда нас привела ты? — повёл бровью, густо хватая носом воздух.       — Лучшим? — она прыснула, злобно дёрнув носом. — Лучшим? А куда ты нас мог привести? — швырнув подростка на пол, она высится громоздкой статуей, открыв рот, капает слюной и гноем на холодное дерево. — Неблагодарное ничтожество. Лучшее, на что ты способен — забиться под кровать, скулить и звать мамочку, — смеётся она и больно бьёт пяткой в грудь. — «Мама-мама, он опять!»       — Думаешь о нормальной жизни, щенок? — шипит, наступает, давя на горло пяткой. — Посмотрим, кроха, посмотрим, на сколько тебя хватит, — удар ноги в переносицу.       Он вскочил в постели, взмыленный, загнанный и безбожно напуганный. Тяжело дышит, давится воздухом — Аластор трогает шею, шарит руками по постели. Широко распахнув глаза, мужчина пытается продышаться, спускает ноги на пол и смотрит на часы. Три ночи.       Поднявшись, Аластор в коматозе добирается до кухни, тычась во все косяки слепым котёнком. Распахивает буфет, вынимает таблетницу и сыплет пилюли в ладонь, проглатывает их, судорожно запивает водой и цепляет взглядом склянки, проложенные ватой, не вскрытые. Ал аккуратно берет риталин, дрожащими руками высыпает две таблетки на ладонь и опрокидывает в рот. На всякий случай.       Дойти до спальни оказалось задачей непосильной. Мужчина рухнул на диван, сомкнул глаза, быстро погружаясь в липкий тяжелый сон.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

В окрестностях Гретны 19:53

16 декабря

      — Бемби, ты меня вообще слушаешь? — Энтони скептично заглянул в лицо мужчины, идущего рядом, сжал ладонь на его локте. Они остановились у озера, на маленьком неказистом пирсе. Вернувшись из мини-командировки, Энтони почти сразу поставил в известность своего парня о том, что он в городе. И каково же было его удивление, когда Ал сам предложил выбраться куда-то вместе. Так они оказались в печально-пустой туристической зоне. Летом здесь разбивают кемпинги. Сейчас же — слабый свет фонарей, бархатное звёздное небо, и двое, пристроившиеся около друг друга.       — Блин, ты со своей этой ебаторией скоро совсем поедешь мозгом, — раздражённо фыркает Бейли, упершись локтями в перила. — Эй? Ты в порядке? Когда ты спал в последний раз? — Энтони беспокойно метнул руку вперед, накрыл запястье Мура своей ладонью и слабо сжал.       — Ох, деточка, я залюбовался этим дивным видом, — Аластор улыбнулся, повернув к юноше голову. — Не стоит беспокойства. Я достаточно отдыхаю, — поясняет Ал, но ловит новый скептичный взгляд зелёных глаз, упёртый в синяки под глазами мужчины.       — Ты выглядишь так, словно вот-вот скончаешься от кровопотери, — цокнув языком, подметил Энтони.       — О-хо-хо, душечка, возьмём во внимание, что кое-кто из нас работает на нормальной работе. А нынче самый ужасный период в году. Не забивай свою очаровательную головушку такой чепухой. Через семь дней всё закончится, и можно будет вздохнуть спокойно, — мужчина перехватил чужую ладонь и сжал в своей. Энтони прижался плечом.       — Ой-ой-ой. «Нормальная работа», пф! И вообще, знаешь: встречаясь с пенсионером — будь готов к тому, что он может скопытиться в любой момент, — едко прсынул Энтони, но прикусил губу. Весь вид Аластора вызывал беспокойство. Взгляд у него какой-то… Шалый. Мужчина кажется дёрганым — это совсем на него не похоже. Бейли нахмурился, глубоко вздохнул и переспросил:       — Точно всё в порядке? — но в ответ поймал раздраженный «цок». Аластор закатил глаза.       — Энтони, душечка, если я еще раз услышу этот вопрос, я столкну тебя в озеро, обещаю, — мужчина ухмыльнулся, оскалился.       — Ну… Ладно. Окей. Может перекусим? Я такой голодный, — Бейли слабо похлопывает по ладони Ала своей.       — О, банши, ты всегда голодный, — улыбается Аластор и закидывает руку юноше на плечо.       — Пф. Сколько тебе повторять, что я растущий организм? — Энтони вздёрнул бровь и потащил мужчину обратно к машине. Впопыхах добравшись до студебеккера Бейли, мужчины устроились в салоне. Холодно. Кататься по вечерам совсем не весело с такими низкими температурами — тринадцать градусов это вам не комфортные двадцать пять, оттого хочется поскорее в тепло.       Добравшись до излюбленного придорожного кафе Аластора, того самого, с пончиками, забились в пышущее жаром и светом лоно зала, устроились за столиком в углу, быстро сделали заказ. Ал попросил воды сразу, и как только уставшая помотанная жизнью официантка — незнакомая, должно быть, новенькая — принесла стакан, мужчина достал из кармана пальто железную шайбу, опрокинул в себя пару таблеток.       Энтони впервые за всё это время задержал на них взгляд. При нём Ал довольно редко глотает пилюли, Энтони даже не уверен в том, что это. В первую встречу они выяснили, что мистер Мур принимает что-то для душевного равновесия, как понял Бейли — насколько хватало его скудных знаний в фармацевтике.       — А что это? Риталинчик? — беззлобно спрашивает Энтони, склонив голову набок. — Больше не таскаешь с собой именной флакончик, а? — усмехнулся парень, сложив на столе руки.       — Ха-ха, очень смешно, банши, — фыркнул Мур. — Всего лишь витамины. Подступаясь к пенсионному возрасту — будь готов заботиться о здоровье, — бессознательно отзеркалил Аластор и коротко скользнул по мятому лицу Энтони в прохладном свете ламп. Холод и мрак за окном кажется стеной, укрывающих двоих беглецов от реального мира.       — Как прошла поездка? Судя по твоей очаровательной мордашке, возникли проблемы, — смешливо произнёс мужчина и запнулся о насыщенный фиолетовый синяк. Левая скула Энтони вплоть до глаза выглядит распухшей, окроплённая сеточкой кровоподтёка и отёком. Бейли очевидно не может полностью раскрыть глаз. Помимо этого трофея — разбитый уголок рта, на горбинке носа — ссадина. Честно признаться, увидев юношу в самом начале вечера в таком состоянии, Аластор даже… Забеспокоился? Если только немного.       — О, ну если ты не запомнил, как она прошла, то видимо, было не сильно интересно, — фыркает Энтони и подпирает рукой голову, постукивает пальцами по столу. Ал рассматривает сбитые костяшки, изувеченные кастетом. Он заторможено моргнул, приподняв брови в немом вопросе. — Бля-я, кому-то явно нужен отдых, — хмыкает Бейли и поджимает губы.       — Пользуешься тем, что мы далеко от воды, mon ange? — ухмыльнулся Мур и закатил глаза. — Я ведь сказал, что всё славно. Ты всегда много болтаешь, видимо, фильтр дал сбой, и я не уловил важной информации. Не вредничай, расскажи снова. Мне интересно, кто тебя так разукрасил, — Аластор оскалился.       — Ну ладно-ладно, уровень желчи у тебя в норме, — хмыкнул Энтони и чуть отпрянул, позволяя официантке поставить блюда на стол. Картофель фри, хорошо прожаренный кусок мяса, кофе. — Наконец-то, — выдыхает Бейли и тянет носом смесь ароматов, одно что слюни не пускает.       — А у тебя аппетит, — улыбнулся мужчина, неторопливо разрезал напополам большой сэндвич в чиабатте с беконом и яйцом.       — Что это? Завтрак на ужин? — Бейли вытянул шею, принюхался. — А дай ку…       — Нет, — Ал прищурился. — Смотри в свою тарелку. Я хочу ровно столько, сколько заказал, не больше и не меньше, — Энтони надулся, зыркнул исподлобья, Ал не сдержал смеха. Побитый, еще и раздосадованный мальчишка выглядит презабавно.       — Жмот, — фыркнул Энтони и отправил в рот кусок мяса, откинулся на спинку дивана, достал пачку сигарет и закурил, выдыхая струю дыма в потолок. Мур лениво пихнул ему пепельницу. — Были проблемы с поставкой, — уклончиво произносит Энтони. — Ну то есть, мы торгуем хорошим товаром, смекаешь? А тут внезапно одна девица купила, приняла и откинулась, — Бейли пожал плечами. — Пришлось пояснять нашим коллегам, что баловаться с примесями не надо. А это… — юноша слабо коснулся щеки, зашипел и закусил губу с внутренней стороны. — Разговор не клеился, — из груди Бейли вывалился тяжёлый вздох. — Надеюсь у семьи того уёбка не хватит даже на клочок земли, чтоб хоронить урода. Хер знает, сколько будет заживать. Может Констанс что-нибудь выдумает.       — У меня есть хороший метод заживления, банши.       — Не-а, иди в жопу, Мур. Ты как-то уже меня полечил, было вкусно, больше не надо, — Энтони аж глаза округлил. Аластор вспомнил тот злосчастный день, когда их завтрак окончился незапланированным заседанием в уборной и прыснул, засмеялся, стиснув пальцами переносицу.       — Боже, деточка, ты всё еще злишься? — сквозь смех произносит мужчина, вытирает влагу, выступившую в глазах. Энтони глубоко вздохнул, закатил глаза.       — Прям в жопу, да. Маршрут знаешь, — Энтони оттопырил средний палец, выказывая крайнюю степень недовольства всей ситуацией.       Сколько всего произошло за последнее время? У них уже есть общие воспоминания: теплые, смешные, приятные. Аластор с большим трепетом расставлял их по полочкам во дворце сознания. Это кажется таким важным, но вошедшим в привычку. Мелкие бытовые ссоры и разного рода незначительные неурядицы, неудобства в сравнении с ними кажутся чем-то незначительным, блеклым.       Ал залюбовался мальчишкой. Какой же он живой. Очень захотелось коснуться руки, сжать в своей, пересечься глазами, но им не нужны лишние слухи, а по опыту мистер Мур знает официантки — те ещё болтушки.       — Ты чё застыл? У тебя весь желточек вытечет, — Энтони хищно поглядывал на бутерброд. В чужой тарелке всегда всё выглядит вкуснее, особенно, когда тебе дали отворот-поворот на попробовать.       — А ты туда не смотри, банши, — прищурился Ал и поймал еще одну недовольную рожу, покачал головой и выглянул в окно. Пара машин мелькнули фарами, проносясь по трассе, слабо заморгала неоновая вывеска.       Моллюски, изъевшие острые скулы, серое лицо, лохмы кроваво-красных волос, красный рот, выгибающейся сколопендрой застывший в оскале.       Аластор быстро моргнул, стиснул челюсть. Уголки губ дрогнули.       Она стояла там, рядом с кремовой спортивной крошкой Энтони. Она прожигала косым невидящим взглядом.       В висках потяжелело, под рёбрами заклокотал колючий комок. Аластор закрыл глаза на три секунды.       Там никого нет. Там никого не было и раньше. Мур покосился на кружку с кофе и медленно отодвинул её в сторону.       — А ты чем занимался? Всё жопу рвёшь с этой своей хернёй для радио? Долго тебя ещё будут мутузить? — Энтони, увлечённый едой медленно поднял глаза на Аластора и прикусил язык.       Что-то не так. Энтони чувствует каждой клеточкой тела. Мур что-то недоговаривает. Его с потрохами выдают мелочи: блестящий бегающий взгляд, напряжение, оплетающее тело, едва заметная рассеянность. Мужчина похож на струну, натянутую до предела. Быть может, на работе и впрямь не всё гладко? Бейли внимательно вглядывается в мужчину и чувствует липкое ощущение накатывающей тревоги. Энтони не из тех, кто станет лезть в чужую голову, в душу. Если старый чёрт не хочет рассказывать, стоит ли допытываться? А вдруг что-то серьёзное, и Мур просто не доверяет?       — Хм-м, двадцать четвёртого числа последний прямой эфир. К каникулам необходимо подготовить много материала и предварительно его записать. Это происходит каждый год, ничего необычного, — лениво отозвался Ал. Энтони прищурился.       Пиздит, как дышит.       — Видимо, у всех такое, — парень фыркнул, неторопливо поедая картошку. — Хорошо, что нам можно сидеть на жопе ровно до весны.       — А весной? — Ал всё же взялся за еду, поглядывая на молодого человека краем глаза.       — Торги на чёрном рынке. Сезон нестабилен, но поебёт знатно.       С ужином покончили в молчании. Расплатившись, мужчины короткой перебежкой добрались до машины, поехали. Аластор привычно опустил ладонь на колено Энтони, поглаживал и мял. Хоть что-то стабильное, и на том спасибо. Дорога казалась вечностью. Молчание делалось некомфортным, и Бейли был рад, когда наконец притормозил недалеко от их района.       — Останься сегодня, — посмотрев на него, выплюнул Ал. Энтони удивлённо покосился на него. Он привык заявляться, когда вздумается или когда Мур подавал слабые намёки, но такого откровенного приглашения не слышал еще ни разу, оттого опешил. — Пожалуйста, — добавляет Мур и добивает. Энтони удивлённо приоткрыл рот, хотел было пошутить, но это показалось почему-то неуместным.       — Окей, — протянул он делано-лениво. — Тачку запаркую и приду.

1963 год Гретна, Штат Луизиана США

Дом мистера Аластора Мура 01:03

17 декабря

      Энтони выдыхает тугую струю дыма, сквозь искусанные губы. Лёжа на обнажённом бедре мужчины, юноша блаженно запрокидывает голову. Это было слишком горячо. Слишком голодно. Глубокие отметины зубов на плечах жгуче ноют, тело невероятно тяжёлое.       Неужели так соскучился?       Мур инертно гладит по груди, цепляет пальцами кольцо в соске, покручивает. Бейли тихо кашлянул и вскочил, подавившись дымом. В горле першит, будто они не сексом занимались, а смотрели разгромный, для любимой команды, футбольный матч. Бейли ощутил цепкие пальцы Ала на своих, передал ему сигарету, подполз по кровати выше, сел с мужчиной рядом.       — Классная же штука, да? — спрашивает вдруг парень и слабо трясёт влажным куском одеяла. — Только надо постирать, — подмечает и ощущает, как Ал аккуратно прихватил за лицо, повернул к себе и осторожно коснулся разбитой скулы.       — Сильно болит? — спрашивает Мур и подушечками скользит по горячей коже, очервивает веко, кладёт всю ладонь на щеку, холодя прикосновением.       — Да нормально, — отмахивается Энтони. — А ты сегодня прям вау. Зверь, — игриво воркует Энтони и заваливается на плечо мужчине. — Скучал, а? — щурясь, интересуется юноша и ловит косой взгляд мужчины.       — О-хо-хо, не льсти себе, деточка, ты просто сегодня отчего-то особенно сексуальный, — отвечает Мур и отняв ладонь, пихает сигаретный фильтр Бейли в губы. Энтони затягивается и слабо шлепает ладонью по животу мужчины.       — Ну да, ну да, извините, я забыл, что кое-кто жестко дрочит на расчленёнку, — фыркает Энтони и получает неприятный щипок под рёбра. — Да ну больно же! Ну чё ты делаешь?! — чувствительный и разморённый, парень отталкивает руку Мура в сторону и делает пару быстрых затяжек. — Я в душ, — Энтони устало поднимается, чувствует, как по бедру вяло подтекает сперма. Если не помоется сейчас, утром будет об этом жалеть.       Стоя под упругими струями воды, Бейли неожиданно вернулся мыслями к странной поездке. Нет. Не-не-не. Не нужно ничего выспрашивать. Если бы он должен был о чем-то знать, Аластор бы сказал. В их паре рот не закрывается не только у Энтони. Ни к чему Бейли сейчас чужие проблемы. Ал — большой мальчик и сам в состоянии разобраться со своим дерьмом. Это просто период такой, вот закончится предпраздничная истерия, и всё обязательно вернётся на круги своя.